Отравленный мир

Часть 1. Рабы. Глава 1. Два мира

Путь пролегал над облаками.

Наездник Ветра, Гвэримир, расправив могучие сильные крылья, балансировал на воздушном потоке и за несколько дней пути почти не устал. Он был первым, кто дерзнул покинуть родину и перелететь Безбрежное Море, не убоявшись гнева богов. Ведь тот, кто пересечёт границу между мирами, навлечёт на себя проклятье. Небесная Матерь в отчаянии зарыдает проливными дождями, Горный Отец разрушит скалы у предателя под ногами, а Охотник, их сын, покровитель воинов, навсегда отберёт у проклятого удачу.

Дух-защитник Племени однажды рассказал юному Гвэру об этом, упомянув, что за Безбрежным Морем лежит иной мир.

Жители Венца Гор говорили о нем только шепотом. Старейшины поздними зимними вечерами, когда даже звезды ложатся спать, в гнездовых пещерах рассказывали детям древние легенды. Гвэримир тоже слушал эти истории и видел издали, как сухая рука мудреца зеленой травяной краской чертит на освещенной костром стене полоски, дополняя рисунками страшную сказку.

«В древности явились из-за моря на ведомых ветром кораблях из дерева и серого металла, увенчанных гигантскими алыми крыльями, – с эхом прошлого летел зычный голос из-под свода пещеры, – люди, вооруженные сталью, что острее наших когтей. Пролили они немало крови Наездников Ветра, покуда Дух не явился защитить нас».

Множество поколений Дух хранил Племена от нападений извне, скрывая земли от глаз чужаков, но он никогда не смог бы спрятать целый мир от глаз Гвэра.

Не после того, что произошло.

Беглец больше не страшился наказаний свыше – в Мире Мертвой Жизни, куда он направлялся, богам и Духу Венца Гор нет места. Сильнее его волновал разразившийся внизу шторм. Если буря не прекратится в скором времени, то не получится спуститься вниз, чтобы отыскать пропитание и место для отдыха.

К счастью, воды Безбрежного Моря изобиловали разнообразной рыбой – маленькой серебристой, большой с крупной ромбовидной чешуёй, краснобрюхой, желтоголовой и даже такой, что на плавниках, точно на крыльях парила над волнами.

Наездник Ветра снижался и ловил их крючковатыми когтями, а затем, найдя островок или одиноко торчащую скалу, поедал и продолжал путь.

Морская гладь и впрямь показалась ему бесконечной. Сколько он ни летел на восток, навстречу Светилу, нигде не увидел берегов – лишь изредка встречались необитаемые песчаные отмели со скудной растительностью и чернеющие останки острых коралловых рифов. Эти клочки земли время от времени служили пристанищем, где Гвэримир мог дать отдохнуть своим крыльям.

Но сегодня беглеца ослепила буря, однако он знал, что лучше всего будет миновать её высоко в небе, чем попасть в круговерть порывистых жестоких вихрей, способных поломать его крылья и выдрать перья. Голод можно и потерпеть. Но наверху даже темный облачный покров казался столь же бескрайним, как и ставшее недосягаемым море, способное дать ему укрытие и пищу.

И пусть он был молод и силен, но ему, как и всякому живому существу, требовались сон и пища, чтобы следовать за зовом мятежной души, избравшей путь отречения от своей родины.

Гвэримир слышал шторм, но не видел его и мог лишь вообразить, что творится внизу. Ему грезились смерчи, спускающиеся с черных, искрящими молниями облаков. Он представлял огромные волны, пытающиеся дотянуться до небес пенными гребнями. Кое-где он замечал воронки и частые яркие вспышки, слышал раскаты грома. К счастью, бушующая стихия не могла подняться выше и достать его. Гвэримир сам уподобился ветру. Свободному, быстрому, не знающему преград на пути. Небесная Матерь до сих пор берегла его, укрывала мятежного сына от опасностей, поджидающих за пределами Венца Гор.

Облака внизу поредели, шторм оставался позади. Далёкий рокот грома растворялся над пеной ещё неспокойных вод, однако ветер, тревожащий их, лишь слегка раскачивал пучину, убаюкивая встревоженную бурей стихию. Под водой теперь скопилась чернота – похожие на змей водоросли всплыли на поверхность и длинными лентами расстелились вокруг. Впереди маячил небольшой холмистый островок, сплошь покрытый сочной зеленью.

Подобные деревья не росли в Венце Гор, но Гвэримир видел их раньше на других островах. У них были длинные голые или мохнатые стволы, а пальчатые, словно разорванные на части, листья трепетали на ветру у самых макушек. На островах их произрастало множество – низкорослые и высоченные, с вытянутыми зелёными плодами и коричневыми огромными зёрнами, твердыми как камни. Гвэримир не переставлял удивляться открывающемуся перед ним чудесному миру, который все на его родине пытались очернить, исказить, лишить его души, в то время как сами нарушали собственные законы.

И даже убивали сородичей.

Гвэримир приземлился на берегу и решил, что крылья и когти здесь ни к чему. Босыми ногами он ступил на мокрый жёлтый песок, а прибой подкатившей волной лизнул его щиколотки. На нем были те же одеяния, в которых он сбежал из Племени – белые просторные лёгкие обмотки на теле, костяные браслеты на лодыжках. Синие полоски боевого раскраса воина давно стёрлись с его бледного лица, а длинные, ниже пояса, золотые волосы, потускнели от грязи и морской соли за дни, проведенные в пути.

Гвэримир побродил по берегу и осмотрелся. Блеклое Светило расталкивало кромки сгустившихся облаков, невысокие волны прибоя то подходили, то уходили, принося с собой мелкие ракушки, морских звёзд и обрывки водорослей – черных и бурых. Гвэр, не раздумывая, принял предложение моря. Ему следовало изучать мир за пределами своей родины и приспосабливаться, если он хочет выжить здесь. Он полюбовался морскими звёздами, внимательно рассмотрел игольчатые разноцветные наросты на их телах, также попробовал каковы на вкус водоросли. Они не содержали ядов, но были пропитаны морем, оттого солёные и липкие. Беглецу они не слишком понравились, и он решил, что нужно соблюдать умеренность, когда дело касается незнакомой пищи.

Часть 1. Рабы. Глава 2. Черёмуха

Облако, в котором очутился Гвэримир, стало почти непроницаемым, вокруг скопился резкий неприятный запах, а лодка, увозящая по водной глади морскую сестру, осталась внизу, невидимая, как и море. Единственное, на что ориентировался преследователь, это мерный щелкающий звук, издаваемый металлом, внутри которого билось неживое сердце. Он был вынужден постоянно прислушиваться к нему, пока летел. Гвэр преследовал лодку всю ночь, однако теперь, попав в туманную пелену, не видел восходящего Светила.

Воздух задрожал от прилетевшего с моря гула. Он походил на тот протяжный гудок лодки, что беглец уже слышал ранее на острове, однако на сей раз ему ответили тем же. Следующий гудок глубокий, оглушающе мощный, звучал не менее грозно, чем гнев Горного Отца. Гвэр решил немного снизиться, в надежде, наконец, увидеть лодку и то место, откуда прилетел зов.

Под облаками царила тьма.

Первым, что предстало его взгляду, оказался грязный тёмный серый цвет, опутавший плотным слоем все побережье. В нос ударил неприятный удушливый запах, от которого царапало горло. Пенящиеся волны Безбрежного Моря бились о необычные ровные зубчатые камни, насыпанные грудой вдоль высоких стен. Идеально плоские плиты ограничивали равнину, заполненную бесчисленным множеством почти одинаковых кубических строений различного размера – от совсем крошечных, до гигантских с трубами в крышах. Гвэр в полете даже не смог распознать, что это – скалы или нечто иное. Боги не стали бы творить на земле такое уродство.

От самых больших кубов в небо тянулись огромные железные трубы. Из некоторых валил густой черный дым, а на других непрерывно горел огонь, вырываясь из круглого жерла с неистовым рёвом. Как жилы между кубами пролегали многочисленные переплетения труб и стальных конструкций, назначение которых житель Венца Гор не мог даже предположить. Это могло быть ветвями или корнями растений, но чересчур прямыми, пугающе красными или ярко-желтыми. Нестерпимый запах стал ещё сильнее. Гвэр даже не знал, что в мире нечто может пахнуть так ужасно. Он знал, что страшен запах крови, что стоит избегать запаха прочих нечистот и дыхания Горного Отца, которое часто возникало в пещерах и разломах. Однако то, что он почуял здесь, не шло ни в какое сравнение со страхом или опасностью. Это едва не задушило его. От вездесущего едкого дыма ясные глаза начали слезиться. Гвэр едва разглядел, как лодка причалила к берегу, а когда повернул голову, то увидел, что закрыло от него поблекшее Светило.

Гигантское черное зубчатое колесо из металла, наполовину выходящее из-под земли и медленно вращающееся с ужасающим гулом и скрипом, заслоняло часть горизонта на востоке. Из-за этого колеса выглядывало бледное Светило, словно изуродованное здешним отравленным воздухом. К этим ужасным черным берегам и причалила лодка, везущая морскую сестру. Похожие плавающие существа из металла стояли в огороженном заливе у десятка длинных мостов, ведущих к суше.

Гвэр почувствовал, что задыхается здешним смрадом, и начал падать. Он несколько раз взмахнул крыльями, чтобы удержаться в полёте, но осознал, что теряет облик Наездника Ветра. Не хватало сил, чтобы поддерживать магию.

Он уже миновал Безбрежное Море, пролетал над усыпанной кубами равниной и, набрав полную грудь ядовитых испарений, сохранил обличье, перед тем как упасть вниз, на каменистую землю между строениями.

Здесь ядовитый сумрак смешивался с кислым запахом тухлятины и экскрементов, и Гвэримир закашлялся. Его едва не стошнило, голова шла кругом, он даже не мог открыть глаза, чтобы осмотреть то место, в котором оказался. Серые стены и чернота плыли перед глазами в туманной дымке. Откашлявшись, Гвэр привстал, схватился за стену, но на белой ладони тут же остался жирный маслянистый след. Что-то вроде сажи, что остается после горящего костра. Беглец в ужасе посмотрел на свою руку, и его глаза обожгло слезами.

«Боги, что это за ужасное место? Вот значит, какое наказание вы уготовили для всех, кто отрекся от ваших даров?»

Под ногой что-то хлюпнуло. Здесь не росло травы и не было привычной почвы. Вокруг валялся какой-то мусор, суть которого Гвэр понять не смог. Он наступил на маленький белый предмет в виде пирамидки, который лежал на черной, подобной камню поверхности, и из него вытекала белая вязкая жидкость.

Тишина вдруг разразилась громким писком, за которым полилась неразборчивая незнакомая речь, прерываемая гулом и треском. Беглец поднял голову и увидел наверху, на углу кубической скалы вытянутую серую трубку, которая сперва говорила, а затем из неё полились ритмичные звуки, шорохи, шипение и иные голоса, вытягивающие слова.

«Песня?» – предположил Гвэр, и она показалась ему отвратительной, грубой, слишком громкой и торопливой. Как и все в этом ужасном мире.

Нос постепенно привыкал к запаху, Гвэримир понял, что в этом месте все же можно дышать – главное, не взлетать слишком высоко. И нужно поскорее убираться отсюда, пока его не заметили. Он решил для начала отыскать место, где нет никаких кубических скал, мусора, дымящихся труб и шума. Тихий уголок, где можно восстановить силы и понять, как быть дальше. Это грязное место определенно не подходило для нового пристанища, а след морской сестры потерялся где-то в заливе. Зачем несчастное создание поймали и привезли сюда, оставалось загадкой, но беглец пришел к мысли, что ничего хорошего её здесь не ждёт.

Прозвучал протяжный гудок – не такой басовитый, как на лодке. Гвэр, испугавшись резкого неожиданного звука, содрогнулся и замер на месте – весь смрадный воздух вокруг него заполнился странным шумом и гомоном голосов. Позабыв о том, что может испачкаться, он прислонился спиной к стене, затаившись.

Часть 1. Рабы. Глава 3. В ловушке

Это был самый ужасный день рождения Мэй из тех, что она помнила. Она лежала в своей спальне на кровати и рыдала в подушку. Прическа растрепалась, платье порвалось и испачкалось в крови. Русалку подарили, но не позволяют играть. Новую куклу пообещали, но ещё не подарили. А её удивительного друга Гвэримира поймали в сети и унесли в подвал.

Слуги как мраморные молчаливые статуи обступили её огромную кровать с розовым балдахином и просто смотрели на неё. Она не единожды кричала им, чтобы убрались отсюда, била их подушками, но они больше не слушались – сейчас они получили приказ мамы никого в комнату Мэй не впускать и не выпускать её саму. Это принцесса знала точно – она два раза пыталась бежать, но служанки удержали её и вернули на кровать. Они поставили остывший ужин на стол и ночной горшок у кровати. Последнее стало самым большим унижением для Мэй – она же не маленькая, чтобы ходить на горшок при всех. У нее давно была своя ванная комната, но даже туда её сегодня не хотели отпускать по каким-то причинам.

Тяжёлые ночные шторы оттенка индиго плотно закрывали окна. Девочка перевернулась на спину, всхлипнула носом и утерла непрерывно катящиеся слезы кулаками. Запах холодной еды не нравился ей. Даже блестящие золотистыми обертками конфеты и полосатый кусочек торта с шоколадом сейчас нисколько не привлекали.

Около кровати стояла госпожа Ли. Мэй села и надулась как шар, смотря в пустые голубые глаза куклы.

– Я верила тебе, чай с тобой пила, секретами делилась, а ты... – пробурчала она. – Это ведь ты рассказала служанке, где меня найти! Больше некому! Мы больше не подруги, госпожа Ли.

Злость переполнила принцессу, она резко вскочила, спрыгнула с кровати, увильнув от служанки, попытавшейся её поймать. Схватила ненавистную куклу за голову и несколько раз ударила об пол со всей силы.

Глаза госпожи Ли треснули, а из расколовшейся головы высыпалась горстка крошечных шестерёнок и болтов.

– Как ты могла быть подругой, если ненастоящая! – выговаривала Мэй, продолжая колотить куклу об пол. – Гвэримир настоящий! И глаза его голубые! И волосы настоящие! Хочу, чтобы он был моим другом! И он лучше тебя! И лучше русалки! Лучше всех!

Служанки наблюдали за ней и ничего не предпринимали, видя, что их подопечная не намеревается покидать комнату. А что до сломанной куклы? Кажется, про это распоряжений не было.

Успокоившись, Мэй кончиком пальца собрала все шестерёнки и болты в кучку на мягком ворсистом ковре кремового оттенка и снова расплакалась, не понимая, зачем разбила куклу. Теперь мама и папа разозлятся и точно не купят ей новую. Да и ещё, наверное, накажут. Отберут и русалку.

Дверь комнаты скрипнула. Мама вошла, шелестя юбками домашнего темно-синего платья. Приём гостей сегодня, по понятным причинам, завершился досрочно. Обычно торжества длятся до рассвета следующего дня.

– Все свободны! Ждите за дверью! – объявила слугам мама, и безмолвные статуи все как одна, тихонько поклонившись госпоже, исчезли за порогом, точно утекли из комнаты.

Хенуэлла присела на кровать, осмотрела учиненные дочерью разрушения и вздохнула.

– Мэй, милая, зачем ты разбила голову госпоже Ли? – ласково спросила мама. – Ей же, наверное, очень больно.

– Я не зна-а-аю, – проревела малышка, чувствуя, как пылают её щёки. – Я хочу играть с Гвэримиром!

Мама взяла дочурку на руки и положила на кровать, успокаивающе гладя по взлохмаченным черным волосам.

– Дорогая моя, о чем ты? Кого ты называешь «Гвэ-ри-мир?» Что за странное слово? – тихо спрашивала мама.

– Это человек в нашем саду, который появился из черемухи! Он сказал мне, что его так зовут! – у Мэй всё ещё тряслась нижняя губа, но слезы она больше не лила. Глаза уже щипало, а горло болело от рыданий.

– О, милая моя, глупышка Мэй... – мама вздохнула. – Тот, кого ты видела, это не человек. Это... чудовище, которое опаснее русалки. Дикое животное, случайно попавшее к нам в сад. Мы с твоим папой испугались, что ты пострадаешь, и поэтому наши охранники поймали его. Ты же видела, каким он стал, когда разозлился…, использовал магию и превратился во что-то…

– В большую птицу. Он стал большой птицей, потому что не понял, что вы хорошие. Он меня хотел спасти, – шмыгнула носом Мэй, а мама подала ей чистый носовой платок с синей окантовкой. Девочка высморкалась и с надеждой посмотрела на маму. – А папа... теперь убьет его?

– Нет, милая. Пока нет. Теперь этот «Гвэ-ри-мир», как ты назвала его, принадлежит нам, как и русалка.

– А я смогу увидеть его? – в сердце Мэй вспыхнула с новой силой надежда на встречу с необычным другом.

– Сможешь, милая. Скоро его увидит весь Нилар, – Хенуэлла наклонилась к ней, тихонько поглаживая дочь по волосам. – Спи, моя любимая принцесса. Не грусти о сегодняшнем дне – пусть все пошло не так, как ты хотела, но обещаю, скоро всё станет ещё лучше.

– Правда?

– Конечно, – мама улыбнулась. – Закрой глаза, милая.

Мэй сделала, как она просила, и почувствовала легкие прикосновения маминых губ к своим векам.

– Я поцелую твои глаза и заберу твою печаль… – прошептала Хенуэлла. – Никакие тревоги больше тебя не коснутся. Спокойной ночи, моя принцесса. Пусть твои сны будут самыми сладкими и добрыми!

Часть 1. Рабы. Интермедия. Хэгс Лабур, крыса с порядковым номером 20/230430672

Хэгс Лабур работал наладчиком станков в цехе номер двадцать три Ниларской Верфи. Цех специализировался на предварительной обработке бронзовых и стальных деталей для кораблей.

День Хэгса, как правило, начинался ранним утром, примерно в пять. У него был один выходной в неделю – то есть, один раз в восемь дней. Обычно попадало на алтан – в этот день у многих крыс, кроме сменных рабочих, был выходной. Оттого и очереди за едой в это время были такие, что приходилось снова вставать в пять, чтобы успеть обменять карточки на продуктовый и хозяйственный паёк.

С тех пор как от чахотки умерла его мать, Хэгс жил один в небольшом бараке. Он с детства знал свой порядковый номер «20/230430672» и что он – крыса. Так в просторечии назывался слой общества, в котором ему «посчастливилось» родиться тридцать лет назад. Барак стоял среди тысячи таких же в южном квартале – грязном шумном районе у железнодорожного моста, откуда до Верфи приходилось добираться почти час. Смена начиналась в семь утра.

Каждое утро он надевал серые одежды, как и подобалось людям этого сословия, – штаны, рубашку, куртку, кепку и тяжелые ботинки. Потом брал свои документы и, подобно большинству крыс, шел пешком до работы.

Если он опоздает, то может лишиться карточки на еду. Хэгс был пунктуален – всегда приходил за десять минут до начала смены и сразу шел к бригадиру. Тот тоже был крысой, как и вся бригада из пяти наладчиков двадцать третьего цеха.

Бригадир отмечал рабочих и говорил, какие станки нужно проверить по графику и были ли перебои в ночную смену, когда наладчики не работали.

Станки в тот момент уже включались, и становилось шумно, но услышать все нужно было с первого раза. Хэгсу повезло вырасти выше прочих и обладать хорошим зрением и отличной памятью – он мог заглянуть в график, если что-то не расслышит.

Молодой человек быстро схватывал на лету, знал все станки – фрезерные, токарные, долбежные. Знал, в каком станке и какие детали нужно сменить и когда заливать охлаждающие жидкости, чтобы работающие механизмы не перегревались, а детали не перекаливались при обработке. Этих знаний было достаточно, чтобы не голодать, быть чистым и раз в год получать новую одежду.

Многие крысы могли бы ему позавидовать – работа хоть и сложная, но хотя бы не смертельно-опасная, как например, у шахтеров или магистральщиков, и ещё дают дополнительные карточки на «добавочные» товары, вроде печенья. Чтобы попасть на такое место, нужно было закончить не только основное обучение с хорошими оценками, но еще и профессиональное училище с безупречной характеристикой. Хэгс учился блестяще, всегда на «превосходно». Но он был единственным из многих в его окружении, кто испытывал… скуку. Он часто задавался вопросами, которые не должны тревожить крыс. Например, что лежит за морем? И как попасть в другой полис? И можно ли перейти работать на другой завод, например на арматуростроительный или на ресурсоперерабатывающий без принудительного перевода, а по собственному желанию? И кто был тот странный человек в белом и с длинными светлыми волосами?

Каждый раз Хэгс недоумевал, отчего остальные никогда не задумываются об этом или не замечают, что у них под носом. Почему не фантазируют и всегда смотрят только под ноги?

На уроках ему когда-то рассказывали, что бесчисленные моря омывают три материка – Норлосс, Колосс и Эосс, а в другой полис можно попасть по дороге для мобилей или монорельсом, поэтому Хэгс всегда мечтал увидеть все своими глазами, посетить Колосс или южные полисы, где очень тепло. А видел он только серость и одни и те же вращающиеся механизмы. Иногда в алтан, выстояв в очереди за пайком, ходил на побережье, чтобы посмотреть на волны и небо. Но всегда ненадолго – слоняющаяся без дела крыса привлекает внимание псов.

В монтан, после выходного дня, работы всегда было много. Хэгс знал заранее, что какой-то из станков обязательно вышел из строя и придется сегодня его чинить. В огромном цеху было пятьдесят единиц оборудования, здесь по двенадцать часов трудились две смены рабочих.

Но сегодня бригадир удивил. Вместо того, чтобы как обычно выдать наладчику инструменты, он сказал ему:

– А тебя хочет видеть управляющий цеха.

– Управляющий? – Хэгс испуганно сглотнул, острый кадык на жилистой шее заметно дернулся. Шум станков уже оглушал его. Должно быть, это какая-то ошибка, ведь он не прогуливал, не опаздывал и исправно выполнял свою работу.

Управляющий был псом. Псы – второе сословие общества, сильные люди на страже порядка. Они смотрели за предприятиями, которыми владели господа, и следили, чтобы продукция выпускалась как нужно, в нужном количестве и нужного качества. По воле управляющего крыса могла остаться без карточек или… Хэгса передернуло. Об увольнении он не мог и помыслить. Это означало конец его жизни.

– Сейчас? – наладчик вытаращился на бригадира, Брана Шо – худощавого, немолодого мужчину в серой одежде с желтой нашивкой на груди. Ниларская шестерня.

– Да, сейчас все идут проверять станки с номера десять по номер девятнадцать. А ты идешь за мной к управляющему.

– Хорошо, – Хэгс нерешительно кивнул, провожая взглядом расходящихся напарников. Дир и Мунс посмотрели на него с легким сожалением, но тут же отвернулись и направились работать. Сердце Хэгса часто заколотилось, он пытался вспомнить, что сделал не так, где мог ошибиться, но не находил ответа, оттого боялся ещё сильнее.

Бригадир повел его наверх по металлической лестнице. Над цехом был надстроенный этаж с кабинетом управляющего. В его подчинении также были женщины – счетоводы, плановики, контролеры качества. Они сидели в других кабинетах, распределяли и пересчитывали готовые детали, чтобы отгрузить их на следующий этап – готовность к сборке корабля. Нилар в год выпускал несколько десятков различных кораблей, которые покупали магистры некоторых прибрежных полисов.