2013 год. Архангельская область
Ему снилась Алина. Она была жива; расхаживала по комнате и покачивала ребёнка на руках. Во сне он жил с ней, будто ничего не случилось. В мрачной комнате Алина напевала колыбельную. Юрий привстал, чтобы помочь, но жена почувствовала его пробуждение и сказала:
– Не надо, Юрочка, не беспокойся! Нам с Юленькой так хорошо, смотри, какая у нас доченька тихая… Ты только с окна глаз не спускай, туманно сегодня. Будь осторожнее, когда пойдёшь.
Юрий молча взглянул в окно. Завывала метель. Темень.
Вдруг над ухом кто-то разбил стекло, и осколки разлетелись по столу. Зазвенела посуда. Сон как рукой сняло. В зимовье ворвался мороз. Собака, лежащая под соседними нарами, злобно загавкала на окно. Охотники вскочили с постелей. Через разбитый проём пролезала большая тёмная лапа, жадно загребающая к себе пакет с сухарями.
Борис, не найдя оружия под рукой, выругался. Не подействовало. Он крикнул ещё сильнее и начал рычать, и медвежья лапа перепугано заметалась, раскидывая осколки. Игнатьич машинально включил налобный фонарь, который не снимал перед сном, и потянулся к ружью.
Только он подхватил его за цевьё и нацелился, как увидел на мгновение очертание убегающего медведя. В следующий миг он скрылся в ночном тумане…
Косолапый домушник забирался к людям уже третий год: оставляет за собой разоренные зимовья, а в последнее время пытается забраться и в деревенские дома. Пока они с Борисом беседовали с местными по пути к зимовью, Игнатьич замечал ставни и будто вдавленные в стену двери – это чтобы домушник когтями не зацепился и не выломал.
Это была их цель, на расстоянии вытянутой руки… и она ускользнула. Их первый медведь…
Борис опрашивал жителей о следах домушника и горел этой мыслью; для Юрия это тоже был решительный шаг, хотя он уже не ценил свою жизнь после смерти жены. Оба они ощущали старое чувство боевого единства, как и раньше, на Кавказе.
Волга продолжала лаять. Лес был окутан густым непроглядным туманом, а медведь мог наворачивать круги где-то поблизости... Он был напуган, но собака чуяла его. В окне остался клочок его шерсти. Чтобы не проникал холод, пустоту закрыли упаковками от еды и заклеили скотчем. Они оборачивались и прислушивались. Никто не хотел отворачиваться от окна.
Была ноябрьская ночь. Подложив дров в буржуйку, охотники уселись на краю нар, подальше от окна. Волга не находила себе места, смотрела хитрыми глазами то на Юру, то на своего хозяина, поскуливала и громко дышала, вывалив язык на бок. Игнатьич хотел погладить собаку, но руки будто приклеились к ружью.
Прошло уже полчаса, но страх не отступил.
– Эх, Волга, Волга… – обернулся Борис на рыжую лайку, которая обеспокоенно виляла пушистым хвостом. – Как же ты потапыча проглядела, а?..
– Может, не учуяла? Хибара-то добротная, щели в срубе замазаны, окно закупорено... было, – предположил спокойно Игнатьич, обернувшись назад.
– Может быть… эх, вот подумают про нас... охотнички грёбаные... Слышу, скребётся что-то, и по фигу!
Хорошо, что они проснулись вовремя, а если б медведь подкрался к двери и выломал её?
Борис был заядлым охотником. Мухлевать он не любил, и свой карабин брал только с купленным разрешением. Юрия он втянул в это дело совсем недавно. Благодаря этому Юрий ненадолго забыл о своём горе. Он сблизился с семьёй сослуживца, которая и помогла выбраться ему из бездны.
– Я всегда стараюсь уносить ружьё в машину сразу, в чехле, а потом уже прощаться. А Наташка, видно, уже давно смекнула. Всегда вспоминаю, как она подкараулила меня в прихожей, видит чехол и спрашивает: «Папа, ты же не будешь зверей убивать?» – на лице Бориса замерла мимолетная радость. Мысли о дочке всегда вызывали у него улыбку.
– А как она смекнула, что это ружьё?
– Да это я по глупости дверь открытой оставил, она в комнату и забежала. Может и не узнала бы, Ирка ей сказала, дурында.
– Да, шустрая у тебя Наташка, сообразительная, – сказал Юрий, и эмоция мимолётно перетекла из одной в другую, аж исчезли морщины на лбу. – Никогда не забуду, как в первый раз она нас с Алиной встретила… помнишь? Я шоколадку огромную принёс, а она за Ирку прячется и говорит, как барыня: «Вас сюда никто не звал».
– Да... быстро растёт. Очень. Скоро идиотов всяких буду с лестницы спускать.
Охотники засмеялись и сняли камуфляжные куртки.
– Она идиотов не притянет. Умная будет.
Зимовье прогрелось. Они поглядывали то в окно, то на чайник.
– Смотрю телек, Юрыч… неспокойно становится. Если что глобальное случится, мало ли, то я готов, но вот Наташка, Ирка... я не могу уже просто так уехать. Тогда-то проще было, – под конец Борис опустил глаза и сжал губы точь-в-точь, как Игнатьич.
– А ты меньше телек смотри! Натовцы с нашими опять в гонку вооружений играют… чисто пугалки. Война уже не такая, Борян, не как мы с автоматами. Сперва надо всем головы промыть и всех поссорить, чтобы большего, чем теплота собственного зада, человек и не знал, а там уж сами себя поубивают. Оружие сильнее ядерной бомбы. И даже если не бомба, то климат отплатит нам той же монетой.
– Юрец, твои слова почти всегда становятся пророческими, но не дай Бог в этот раз…
Четыре года спустя…
«Воздух раскалён. Из леса несёт гарью. Уже вчера я распрощался с Виктором и Любой. Жаль парня, но я пытался сделать всё, что мог. Если б он был в моём подразделении, всё бы делать научился. Он – юноша смышленый, мотивированный, но наивный. Ему нужно побыть наедине с собой, отдохнуть и принять… – стержень ручки раздраженно зачеркнул последнее слово. – Я даже привязался к Виктору. Удивительно было наблюдать его безграничную любовь. Поначалу это чрезвычайно раздражало, но я узнавал в нём себя. Я беспокоился так же, торопил время, когда Алина была в роддоме. До сих пор сердце болит за него. Я помню его состояние, когда я с ним прощался. А ведь были-то просто соседями! Жили бок о бок годами, но и словом не обмолвились, пока не начался потоп…
У меня всю ночь тогда сводило шею. Как будто в позвонки били стамеской. С приходом наводнения участилось. Я уже не думаю, что всё это – паводки, и это вызывает у меня тревогу. Уход от Вити из Красноборска я уже начинаю считать опрометчивым решением. По истечении месяца, их по плану перевезут в Котлас, так что встреча с ними ещё состоится.
Пока спасался с Виктором из Архангельска – думал, что с ним будет тяжело, но ошибся. А теперь на душе неспокойно: я плыву в неизвестность. Без прикрытия. Я проплывал деревни и видел людей, сидевших на крышах и ждавших помощи. Желание остановиться и подсобить посещало меня, но время поджимает.
35 л. 15 л. Заправился в 13:07. Больше, по расчётам, заправок не будет. Остаётся надеяться, что Борян ещё не покинул место проживания».
Юрий откинул дневник на соседнее сидение. Он хотел написать гораздо больше, но опасение, что доверенный дневник с личными записями мог превратиться в компромат и улики, брало верх. Он не доверял даже себе, поэтому в дневнике о происходящем в Красноборске не было ни слова. Несмотря на советы психотерапевта записывать всё, Игнатьич многое сдерживал.
За время, пока он писал, лодка прошла метров триста. Карту он позаимствовал у соседа. Под навесом можно было не щуриться, жара скоро пойдёт на спад. Пот щипал глаза. Лобовая рама лодки была обтянута пищевой плёнкой, которая шелестела и слегка надувалась от ветра. Над головой каркали вороны, неподалёку нарастал стрёкот вертолётных винтов. Игнатьич выдохнул: ближе к людям – куда спокойнее.
Вот и поворот. Юрий поднял брови. В шее защемило. К берегу прибивались скопища мусора, и вместе с принесённым плавником это создавало серьёзное препятствие для лодки. Из-под воды торчали стволы ещё зеленых шелестящих берез.
«Осталось только пролезть через эту Сциллу…» – подумал Игнатьич, приподнялся и достал самодельное весло. Им Юрий проталкивал катер. Пока он отцеплял один карабин-замок от лобовой рамы и отворачивал тент, лодка чуть не встала поперёк. Юрий сразу смекнул, что по этому притоку мало кто проплывал, иначе бы этой свалки не было.
Лодку подхватило течение. Игнатьич опять прицепил уголок синего навеса и убрал весло. У левого борта лежало припрятанное ружьё в чехле из-под спиннинга. Юрий присел на кресло и подобрал к себе вещмешок. Он доверял ему больше, чем любому туристическому рюкзаку. Развязал верёвку, раскрыл тугую ткань и вытащил литровую бутылку. Набрав воды в рот, часть он проглотил сразу, а оставшимся ещё минуту полоскал рот. Вода становилась вязкой и до мерзости тёплой. Юрий продолжал катать языком по нёбу, пытаясь избавиться от навязчивого чувства жажды.
Игнатьич не встретил ни души. Он видел несколько брошенных деревень. Грязная вода облизывала бурые стены домов. Хозяева одной из изб даже забыли про развешанное на тросе белье. Деревянные столбы с проводами покосились. Юрий, проплывая такие места, старался не совать туда нос. В каждом пустующем доме он видел угрозу, будто из слухового окна на чердаке высунется ствол автомата и откроет огонь. Мотор начинал гудеть только тогда, когда ему нужно было проскользнуть местность.
Игнатьич достал из кармана кнопочный телефон. Время: «19:47». Время делать остановку. У него был и второй – смартфон – но сейчас это была дорогостоящая безделушка, к тому же, с аппетитом сжиравшая батарею. Кнопочный «кирпич» мог месяцами лежать в коробочке для хлама и хранить заряд. Как на экране появится связь – можно будет надеяться на Интернет. Пока что Юрий плыл по местам, где забыты все удобства цивилизации. Шумная магистраль, сопровождавшая его от самого Архангельска, затихла. Юрий старался занять себя чем угодно и утешал себя, что завтра будет уже в Котласе.
Он заплыл в заводь. Солнце уже садилось. Через макушки деревьев света проникало все меньше. Игнатьич перелез через лобовое стекло, аккуратно сошёл, привязал катер к берёзе и потянулся к пассажирскому сидению. Рука нащупала пистолет Макарова. Пожертвовал его поискам почти всё утро перед отплытием.
Он заправил его в брюки и прихватил чайник. Насобирав веток на суше, Юрий отдалился от катера, подальше от воды, чтобы развести костер. Так будет меньше света, а по дыму – ночью не разыщут. Но за это Юрий не беспокоился, так как запах гари он чувствовал от самого Красноборска. Игнатьич останавливался через каждые десять шагов и не слышал ничего, кроме сверчков и воды. С потоком ветра начинала шелестеть пожухлая листва.
Земля на возвышенности гораздо крепче, чем у подножья. Обсыпав кострище, он подложил под хворост бересту, достал из грудного кармана коробок спичек. Получилось с первой попытки. Береста затрещала, и ямка осветилась. Банка тушенки поблескивала от разрастающегося пламени. Юрий смотрел на неё долгие пять минут и предвкушал, как наконец-то почувствует себя сытым.
«Проснулся от какого-то писка неподалёку. В спальнике удобно дремать где угодно, даже в катере. Хорошо тепло держит.
Мимо леса проплыла нагруженная песком баржа, чем очень подняла мне настроение, а то я боялся, что заблудился и сошёл с нужного направления. Обожаю леса: гармония, деревья, но вот запах... И зверья не видно. Следы несвежие.
Я скучаю по музыке. Взял с собой и любимый диск Алины.
1 л. воды – осталось сохранить запасы до Котласа. Сегодня я буду там.
Произвел чистку мотора. Вспоминал, как мы это делали раньше. Опять тот самый налёт, пахнет горелым».
Отвязывая лодку, он провожал взглядом плывущую баржу. На душе стало легче от того, что он на верном пути. Смог отрезал Игнатьича от мира. Писк стал более отчётливым и исходил из брошенной ветхой деревушки. Очертания домов с крышами заволокло бледно-жёлтой дымкой. Что-то заставило повернуть.
Игнатьич снял кепку и стёр пот со лба. В ушах зазвенело, сердце билось от тревоги. Юрий снял навес и стал грести. Ружьё положил рядом, на сидение.
Что-то жалобно мяукнуло уже где-то над головой. Катер уткнулся носом в разваленный сарай. Привстав с кресла, Юрий замер и прислушался. В доме всё было тихо. Окна были заколочены.
Юрий прикоснулся к стене и посмотрел наверх. На потемневшем шифере неуверенно метался мокрый серый зверёк. Завидев человека, он внезапно примолк и замер. На него смотрел котёнок. Юрий задёргал шеей, нахмурил брови и подправил кепку.
– Как ты сюда попал, пушистый?.. – спросил он, щурясь и громко выдыхая.
Как только Игнатьич залез на нос, лодку покачнуло, и он чуть не свалился в грязную воду. Вдруг под дощатыми обломками блеснуло что-то яркое: это оказались кроссовки. Но почему их не отнесло течением? Юрий быстро нашёл на это ответ, но на лице не дрогнуло ни одной мышцы. Кроссовки плотно сидели на побледневших и разбухших от воды ногах. К будто бы восковой коже налипла тина и листва.
Юрий огляделся и решил поскорее закончить со спасательной операцией. Он осмотрел сарай, примыкавший к дому, и аккуратно наступил на выпирающую доску. Проверил её несколькими толчками, затем ухватился за шифер и оказался над водой. Под ногами заскрипело. Котёнок всё это время недоверчиво смотрел на Юрия и пятился назад. Он попытался спуститься с конька крыши, соскоблил мох с кровли и со страхом вернулся обратно. Затем он увидел руку Юрия и пискнул, отступая к краю.
До малыша оставалось чуть-чуть. Юрия пугала только вероятность свалиться и что-то ненароком сломать. Ноги заступили на лобовую доску, и Игнатьич ещё сильнее вцепился в кровлю. Доски были под наклоном, и риск свернуть себе шею на такой поверхности повышался. Беззащитный взгляд животного придал ему смелости.
Вдруг котёнок опустил чёрный носик и задрожал, когда увидел крепкую руку. Малыш сдался и доверил ему свою судьбу. Через минуту они спустились в катер.
Котёнок пристроился у ног, высунув язык. Юрий переложил тяжелый вещмешок на задние сидения, чехол он пододвинул к себе, и на полу не осталось ничего, кроме вёсел и пятилитровки.
Дым стал густым. Тот берег Двины почти скрылся за бледно-жёлтой простынёй. Дышать становилось невыносимо. Юрию показалось, что он уже изнутри пропах этим дымом. Он развязал вещмешок, достал серую футболку и, смочив питьевой водой, завязал её на лице.
Над головой вновь слабо колыхался навес. В голове заиграл романс, и под него Игнатьич завёл мотор. Катер пробивался сквозь дымную завесу, оставляя за собой пену и гребни волн.
К противопожарно-спасательному отряду МЧС присоединилась 2-я Северная бригада по борьбе с потопом. Такие подразделения возникли в министерстве совсем недавно. Мурманская и Архангельская область были не единственными эпицентрами ЧС. Тонули Иркутск, Сахалин, Краснодар, Сочи, Карелия... И даже сотрудники МЧС не могли подумать, что министерство переродится за считанные недели. Согласно новому приказу правительства, к ним на подмогу со дня на день должны доставить «новейшие агрегаты машин-амфибий».
Подразделение разбило лагерь неподалёку от первой линии временной дамбы. Внутри вездехода «Бурлак» было прохладно. Спасатель сидел, облокотившись на стол, и смотрел на карту со всей ненавистью к происходящему. Слева от него в тени стояла капельница и кушетка для оказания первой медпомощи. Внезапно выяснилось, что техники на спасательную операцию не хватает.
Медицинская аппаратура теснила пространство и делала его будто общедоступным, хотя внедорожник предназначался как место для временного размещения персонала. Медик часто выходил курить и обзавелся в отряде позывным «Ливси» за его заразительный хриплый смех. Он всегда докладывал, что происходит снаружи: три «Бурлака» так и не сдвинулись с места, ГАЗ с водооткачкой остался в Котласе, а по городу их было всего десять...
Вдруг щёлкнула дверь. Внутрь зашла женщина, которую, страхуя, провёл «Ливси». Карельский встал из-за стола, но ничего спросить не успел:
– Солнечный удар!
– Говоришь им, говоришь – кепки носите... – проворчал Карельский и прочесал пальцами волнистые волосы, выгоревшие на висках.
Женщина еле передвигала ногами. Она громко дышала, и с покрасневшего лица капал пот.
– Где вы её нашли вообще? Нормальные люди сейчас далеко от города и вентиляторов не уходят.
– Патруль как-то проворонил её. Неизвестно, откуда она. Наши на «Севере» привезли.
– Тогда надо ППС дать информацию, а то будут нам потом глаза мозолить.
Фельдшер уложил женщину на кушетку и достал контейнер из «аптечки». На лоб женщины лег прохладный освежающий компресс.
– Сань, у тебя осталось что-то с завтрака?
– А что? – Карельский нахмурил брови.
– Она с детьми плыла на плоту. Есть хотят.
– Ну так скажи Артёму, пусть сводит в столовую. Где он?
– Да не знаю, – ответил «Ливси», не отвлекаясь от пострадавшей.
Карельский нехотя выбрался из-за стола. Раскрыв небольшую щёлку, Александр посмотрел наружу. У внедорожника сидели две девочки двойняшки в одинаковых панамах. Они сидели на раскладных стульях и беззаботно дрыгали ногами. Одна держала в руках бутылку с лимонадом. Он обернулся на лежащую в обмороке женщину. Набрав воздуха, он постарался улыбнуться и широко открыл дверь.
– Девочки, есть хотите?
Дети с удивлением посмотрели на мужчину. Сидящая с бутылкой девочка прижала её к себе, будто спасатель пришёл допить её лимонад.
– Не выпью, не бойся. От него ещё больше пить хочется.
– Дядя спасатель, а когда вы маму нам вернёте?
– Идите к маме, посидите внутри. Надышитесь ещё.
Уже две недели он пребывает в тревожном омуте, а тут ещё и дети. Карельский любил детей, но быстро терял самообладание, поэтому учителем он так и не стал. Он прошёл мимо переносных генераторов и оглянулся. Прибившаяся к берегу аэролодка с гигантским винтом слабо выбивалась из едкого смога. В его сторону приближался Артём Мазанский – из его экипажа. Он махнул Карельскому, тот в ответ потеребил кепку.
– Мы почти погасили очаг в пятом квадрате, как у болот вспыхнуло... ещё и движок у полиции немного забарахлил, – сказал Мазанский и снял на ходу оранжевый жилет. – Коптеров не хватает.
– Ну и что мне теперь? – пробубнил Александр. – Час от часу не легче. Ты чего девочек не отвёл поесть?
– Так... их Ливси принял, я думал, он всё проконтролирует, – Мазанский приспустил респиратор, и его голос зазвучал чётче.
– Хочешь что-то сделать – делай это сам, лейтенант. Отведи девочек в пищеблок, путь их накормят. Документы у женщины были?
– Конечно... – Мазанский подбирал форму обращения, – товарищ капитан! Всё из аэролодки сейчас Набиуллин занесёт в «Бурлак».
– Зачем к нам? Устроили из нашей бытовки чёрт знает что! Почему Ливси к нам аппаратуру переместил?
– Завтра уже точно будет техника, нужно немного потерпеть. Кто ж знал-то?
Они пересекли лагерь, и общение перешло из официального в приятельское. Артём опять шёл в респираторе, а Александр прикрывался воротником. Около старой водонапорной башни показался пищеблок. Вид совершенно не вызывал аппетит: на другом берегу забытая деревня с почерневшими ветхими домами, а у стен плавник, мусор и чайки, нагло кружащие над головами.
– А так зону пять почти потушили, – повторился Артём, будто хвалился.
– Ту самую, у которой лесника нет?
– Ага.
– Это хорошо, но так смешно, Тём.
Мазанский не отвечал. Не один только Карельский злорадно посмеивался над незначительными победами. Каково это: задыхаться от смога и тушить бесконечные очаги возгорания, когда вода затапливает целые города и вырывает деревья с корнями?
Катер шёл по реке, задрав нос. Где-то вдалеке кружил вертолёт. Юрий чувствовал то же самое, что и в Красноборске: он начал улыбаться против своей воли. Он ощущал приближение чего-то неизведанного. Но что, если Борис уже уехал? Или что-то случилось? Он не созванивался с ним с самой эвакуации... связи не было.
В дыму возник белый катер с полицейскими в респираторных масках. Один поднял руку и приказал остановиться. На щеках Игнатьича заиграли желваки, и он задёргал головой. Остановка могла закончиться чем угодно...
– Сержант Волков, патрульно-постовая служба, – начал молодой мужчина с равнодушным лицом, когда Игнатьич заглушил мотор. – Куда направляетесь?
– Здравствуйте. В Котлас, – сказал Юрий, уверенно подняв голубые глаза.
Воздух стал густым, тяжёлым и напитался тревогой. Полицейские осмотрели катер и насторожились, увидев плёнку на лобовой раме и сидениях. Юрия пригласили на борт. От ожидания пульсировало в висках, будто кто-то натягивал резинку и потом выпускал её из пальцев.
– Паспорт?
Юрий протянул документ.
– Тряпочку снимите, – полицейский настороженно посмотрел в лицо. – Та-а-ак. Унгур Юрий Игнатьевич?
Юрий вновь почувствовал на себе настырный взгляд и кивнул.
Сержант переглянулся с напарником. Из рубки донеслись переговоры по рации.
– Откуда плывёте? – спросил сержант, не отрываясь от листания паспорта.
– Я из Архангельска. Плыву к друзьям в Котлас, чтобы жить спокойнее. Вы ж знаете, лучше рядом с близкими переживать сегодняшние события... а то у меня и свет отрубили, и подъезд уже затопило, – проронил Игнатьич и натянул уголок губ, изображая грустную улыбку.
– Ну да, ну да, – кивнул сержант, но паспорт не отдал. – Старшина, посмотри содержимое багажа. Не беспокойтесь, просто проверка. Пройдёмте в рубку, чего коптиться здесь?
Юрий оглянулся. В лодке уже топтался один из полицейских, и он повернулся в сторону чехла из-под спиннинга. Уже присел. По поводу ружья Игнатьич был спокоен, но если начнут прощупывать сидения...
Патрульный отдёрнул белую ткань, и они оказались в рубке, где сидел третий. Он уселся прямо около вентилятора и не отреагировал на пришедших. Похоже, уже много кого проверяли сегодня. В радио доиграла знакомая песня, и затем ведущая приятным голосом стала рассказывать о климатической обстановке.
Юрий уселся на хлипкий раскладной стул и уже готовился к вопросам. Старшина занёс чехол с ружьём, и только сержант обернулся, Юрий уже протягивал охотничий билет с ламинированными бумагами. Полицейский лениво поднялся, бросил документы на рабочее место рядом с управлением, и отхлебнул воды из бутылки. Старшина, видимо, разочарованный, что придраться за хранение оружия не получится, вернулся к лодке.
– Вам необходимо будет заполнить сейчас заявление, что вы не против идентификации ваших данных и не имеете претензий, что находитесь в списке людей с зарегистрированным оружием.
– А разве охотничьего билета с... – Игнатьич поводил руками, – недостаточно?
– Приказ новый. А то сейчас много всяких крутых выживальщиков... – с иронией произнёс Волков.
– Ага, до сих пор охреневаю: двух баб из ружья млен... и ради чего...– буркнул, не шевелясь, полицейский у вентилятора.
В рубке появился старшина.
– Товарищ сержант, в кресле найдены дыры от пуль и сами пули. Калибр семь шестьдесят два.
Волков обернулся, снял кепку и почесал чёрные волосы. Даже лысый у вентилятора развернулся к Юрию, но охотник не повёл бровью. Его взгляд вцепился в тень от крутящегося вентилятора. Пропеллер, вентиляция в штабе, вытяжка на кухне, винты вертолёта – в скольких местах он побывал?
– Унгур, откуда у вас на сидении следы от пуль и, соответственно, сами пули? – спросил Волков, катая по ладони куски свинца.
Юрия обдало жаром. Как он не додумался вытащить пули?
В кобуре плотно лежит пистолет Макарова. Может, просунуть ногу за коленную чашечку, сбить его с ног, выхватить ПМ, несколько раз нажать на спусковой крючок и уехать? Всё равно отпечатков пальцев ещё нигде не оставил...
– У Красноборска нарвался на каких-то идиотов. Полиция об этом уже знает, это беглые ваши, значит... на катере. Думал, хотя б лобовуху привести в порядок удастся, а пришлось плёнкой обмотать. Всё равно, что тут плыть-то осталось...
– Почему же они вас в живых оставили? Где это было? – с напором спросил старшина, скрестив руки на груди.
Полицейский достал из расстегнутого чехла ружьё и понюхал дула.
– Недавно стреляли. Порохом пахнет.
– А чем должно пахнуть от охотника и его вещей? Духами или розами? Водкой? – возмутился Унгур.
– Ну да, вы всегда на ваших сходках бухаете, – смело заявил старшина. – А, может, это вы кого-нибудь... без лобовухи оставили?
Полицейский почувствовал, что за что-то зацепился.
– Вы меня обвиняете? – закатил глаза Юрий и посмотрел в самоуверенные глаза молодого офицера.
– Вас никто ни в чём не обвиняет. Можете их описать?
Александр очнулся на привычном рабочем месте. Его разбудил Мазанский. Спасатель проснулся с привычным предчувствием, что за очередной день обстановка не станет яснее. В восемь часов сменялись дежурные. Он завидовал ночным патрульным, выходя из «Бурлака». Зноя ещё не было, только мягкий ветерок нагонял на их лагерь дым.
Они быстро наполнили в столовой свои контейнеры, набрали воды и собрались у аэролодки Север 650-К. Ответственные за замеры затопленных территорий должны были доложить об обстановке в штаб.
Временным штабом во время ЧС был Речной вокзал, стоявший до этого года брошенный. К прибытию МЧС здание привели в порядок.
Спасатели далеко не отплывали от берега, чтобы не сбиться с курса. Туман, смешанный с дымкой, не давал разглядеть даже торчащую корягу в десяти метрах. Хотя лодка со статичным винтом могла разгоняться до ста сорока километров в час, сейчас она буквально ползла. Вдруг над ними пролетел вертолёт МИ-26Т, который среди своих называли «коровой». Все удивились, ведь по расписанию сейчас вертолёты должны только заправляться и пополнять ковши, а «корова» уже была с ним.
– Это двадцать шестой?
– Он, родимый!
– Да ещё и с ковшом! – поразился кто-то.
– Мы его целую неделю выпрашивали в наш квадрат, не могли дождаться... – сжал зубы знакомый майор и первым оторвал взгляд от неба.
– Да и что там тушить уже... почти всё потушили.
– И чего тогда он полетел в том направлении?
– Соседний с ним квадрат ещё горит.
Все начали возвращаться в трюм. Мазанский потянул Александра за рукав. Карельский вскинул брови.
– Хотите угарнуть? – нелепо улыбнулся Мазанский.
– Ну?
– Они договорились батюшку какого-то с иконой покатать над лесами, которые ещё не потушили.
– Ладно, может, поможет... – ответил Карельский, не поднимая голову.
– А ты бы хотел в церковную семинарию? Сейчас бы тоже на халяву катался.
Карельский, слегка задетый сказанным, сдержанно проговорил:
– Меня и моя работа устраивает. Хоть все у меня ворчат на неё. А в батюшке ничего плохого нет. Может, икона и правда поможет. Раньше же... помогала. Не пустой же ковш катают.
Александр будто бы боялся осуждать действия священников. Пусть летают себе на здоровье. Вера в Бога передалась ему через воспитание.
У Речного вокзала спасатели встретили несколько знакомых волонтёров. Мужчина с квадратной головой, как у боксёра, по фамилии Дутов, встретил их хмурым и задумчивым взглядом, поздоровался кивком. Карельский заметил на себе взгляд молодых волонтёрок, но не подал виду.
Совещание происходило на втором этаже. Зал переполнился. Когда заняли все стулья, оставшиеся встали у стен.
– Итак, очаги возгорания у этих деревень потушены. Вызывают затруднения западные леса, а точнее пятый и седьмой квадраты. Они дальше всего от территории затопления, опасность заключается в том, что возгорание продвигается прямиком к вологодской лесополосе, – зачитывал доклад Карельский. Смотря то на документацию, то на коллег, он постоянно поглядывал на Ксению Константинову – обладательницу вытянутой фигуры и погон майора на широких плечах.
– А что по замерам? – поинтересовался полковник, явившийся сюда раньше всех.
В его взгляде отсутствовал интерес. Он громко дышал и постоянно подходил к вентилятору, закрывая глаза.
– Замеры производились по заданному направлению вдоль Двины при помощи засечек и...
– Давай к результатам.
– Уровень увеличился на восемь миллиметров за ночь.
Пока выступали другие, Александр поглядывал на Ксению в ожидании встретиться с ней взглядом и застать врасплох. Но, как назло, девушка постоянно находила причину, чтобы смотреть куда-то в сторону. Желание напомнить о себе усиливалось, и Карельский чувствовал, как досадно ему становится от воспоминаний.
Дальше инициативу подхватил Мазанский и изложил ситуацию по пунктам временного размещения. Дело в том, что несколько ПВР попали в зону паводка, а для перевозки населения не хватило техники. Подключили местных: перевозили людей на «Газелях» со стройки, нашлись даже альтруисты, эвакуировавшие людей на своих лодках. Но дело пойдёт куда быстрее, если штаб МЧС при первой возможности выделит транспорт, чтобы отодвинуть другие пункты.
– Вы с этой темой не фантазируйте, – возник картавый подполковник Туробоев, которого спасатели видели чаще воды. – Многие из второго ПВР уже отправились на Урал. Не целые же города вы собираетесь двигать по ПВР-ам? Нужно эвакуировать самые экстренные участки.
Каждая буква «р» лишала его серьёзности, но Туробоев ни разу не улыбнулся. Убирая крошки со стола пальцем и стряхивая их, он продолжал:
– Давайте побеседуем с нашими опоздавшими. Как успехи с дамбой?
Туробоев любил привязаться к нарушителям дисциплины и не отставать от них до отбоя. За дамбу отчитывались трое, и они не растерялись от тона полковника. Среди них был и представитель частной строительной фирмы, которая занималась изготовлением комплектующих. Материалы привозили с Сыктывкара.