— Ты сейчас же покинешь замок и больше никогда сюда не вернешься, — слышу я внезапные, но раздирающие душу слова моего мужа. — Ты мне надоела.
Оступаюсь и чуть не падаю, когда Эргарн произносит это вместо приветствия после возвращения из долгого похода.
Смотрю в такие теплые раньше глаза и не вижу ничего, кроме равнодушия. В их бесконечной темноте нет ни малейшей эмоции до тех пор, пока словно из ниоткуда рядом с ним не появляется миниатюрная брюнетка.
Мой муж скидывает со своих широких плеч дорожный плащ с красным бархатным подбоем и подает ей свою крепкую ладонь, как это часто делал для меня. В каждом движении сила, ощущение властности.
Когда Эргарн переводит на девушку взгляд, на его мужественном лице с высокими скулами и упрямым подбородком появляется обожание.
Но не меня. Той. Другой.
Девушка чем-то похожа на меня: такая же хрупкая фигура, такие же длинные черные волосы… Но во взгляде, брошенном на меня, торжество и жесткая издевка.
Боль во мне пульсирует вместе с кровью, растекается по венам. Я не верю. Эргарн не может так со мной поступить.
— Эргарн, но…
— Прекрати ныть, — бросает небрежно он. — Собирай свои вещи. И выродка своего забери с собой, ко мне он не имеет ни малейшего отношения.
В груди все сжимается от боли, не могу вдохнуть. Пальцы судорожно сжимают платье, в глазах темнеет? А потом…
Я громко вскрикиваю и резко подскакиваю на кровати. Сердце бешено бьется, будто вот-вот выпрыгнет из груди, во рту сухо, так что язык к небу пристает, в глазах разноцветные круги, за которыми я едва различаю очертания своей комнаты.
Серый свет пасмурного дня наполняет помещение, за окном медленно спускаются пушистые снежинки, в углу чернеет догоревший за ночь камин. Мне сразу же становится холодно, потому что ночная рубашка намокла от испарины, пробившей меня из-за сна.
Сползаю с кровати, чтобы стянуть с себя прилипшую одежду. Переодеваюсь, накидываю сверху теплый халат, плотно затягивая пояс, и подхожу к окну.
Подъездная дорога запорошена снегом так, что даже на коне проехать будет сложно. Пора возвращаться к управлению замком, достаточно уже провела времени вдали от всех дел, восстанавливаясь и занимаясь только сыном.
В первую очередь стоит отдать указание поскорее расчистить дорогу. Жду. Очень-очень жду возвращения мужа из похода.
Но на сердце все еще неспокойно из-за сна, как будто он заронил в мое сердце зерно сомнения. Это же всего лишь кошмарный сон, ведь Эргарн никогда бы так со мной не поступил. Ни со мной, ни с нашим сыном. Точно не после этого счастливого года, проверенного вместе. А то, что снится всякий бред — это просто усталость и переживания.
Пытаюсь себя в этом убедить и ищу объяснения. Судя по последнему письму, Эргарн вот-вот должен вернуться, но моя метка молчит, вот я и беспокоюсь. Что могло его задержать? Что могло произойти?
Рядом в кроватке слышу тихое сопение и шорох. Подхожу к сыну и поправляю сползшее одеялко, но Фейр, наш с Эргарном сын, открывает глазки, и его ротик растягивается в очень милой, хотя еще и неосознанной улыбке. На душе от этого становится тепло и радостно. Беру его на руки, прижимаю к себе и шепчу ему на ушко, что мы с папой его очень сильно любим.
Муж ещё не видел Фейра, но в последнем письме ему как раз рассказали о рождении сына. Сама я не могла написать — была слишком слаба для этого, перо просто выскальзывало из пальцев.
Тишину утра разрывает дребезжащий звук цепи, опускающей подъемный мост. Малыш вздрагивает и начинает тихонько похныкивать и беспокойно ворочаться.
— Тш, милый, это, наверное, папочка приехал. Уверена, что он очень хочет с тобой встретиться, солнышко мое, — мягко покачивая, успокаиваю Фейра я. — Идем его встречать?
Провожаю взглядом опускающийся мост и, сетуя про себя о том, что не успели расчистить дорогу, спускаюсь на первый этаж, в холл. Каменный пол, прикрытый только тонким шерстяным ковром, холодит ноги сквозь тонкие домашние туфли, а под халат забирается сквозняк от непрогретого еще помещения: зима в этом году пришла раньше обычного, еще не все успели приготовить. А мне было не совсем до этого, пока я отходила от тяжелых родов.
К сожалению, мой магический резерв слишком мал, поэтому все время беременности мне приходилось нелегко, и я мучилась от магии, которую перенял ребенок. Никто не был уверен, справлюсь ли я, выживу ли я в родах.
Но я смогла. Мысль о Эргарне и нашем малыше придавала мне сил и намерения выжить, поэтому я молилась богам, и они помогли мне. Всего за месяц я встала на ноги, и теперь сама, лично хотела встретить своего мужа из похода.
Прижимаю к себе Фейра, как могу быстро спускаюсь и выхожу к входной двери. Створка открывается, впуская внутрь морозный воздух и несколько снежинок, которые быстро тают. Я задерживаю дыхание, готовая кинуться в объятия мужа, но на пороге появляется не он.
— Срочное донесение от Его Величества, — громко сообщает вошедший, снимая шапку, запорошенную снегом, который падает на пол.
Здесь же, в холле собирается прислуга, а также Главный советник с Верховным жрецом, которые так же как я, ожидали скорого прибытия моего мужа.
— Докладывай, — командует советник и бросает на меня странный взгляд.
В груди уже заранее появляется такой же ледяной, как снег за окнами, ком тревоги. Где мой муж? Что с ним? Я застываю, дрожащими руками прижимая к себе младенца.
Гонец достает из-за пазухи свиток и разворачивает его:
— Я, король Морравии Эргарн Третий, властью, данной мне богами, приказываю: мою жену, Эйлис, осудить за черное колдовство и приворот короля, лишить метки истинности, а затем казнить ее и ее новорожденного ребенка. Все упоминания об Эйлис стереть из всех летописей, а любое упоминание о ней приравнивать к государственной измене.
Шепот потрясения прокатывается по присутствующим, и только советник и жрец остаются невозмутимыми. Они задают только один вопрос:
О, боги! Сердце ухает в пятки, я забываю, как дышать и даже говорить. Я же ослышалась? Такого же не может быть, правда?
— Позвать сюда солдат, — распоряжается Главный советник.
Я прижимаю к груди Фейра и медленно пячусь. Нет. Не может быть… Эргарн же не может…
— Держите ее! — теперь уже отдает приказ, ворвавшимся стражам жрец. — Ведите ее в королевскую часовню.
— Стойте! — пытаюсь оправдаться я. — Это все неправда! Я ничего подобного не делала!
— Сейчас боги рассудят нас, — бесстрастно отвечает жрец. — Ритуал очищения покажет, настоящая у тебя метка, или ты использовала черную магию, чтобы втереться в доверие к королю.
Уже в тот момент мне становится ясно, что я не смогу ничего доказать: этот ритуал — это дорога в один конец, название которому — смерть.
Меня тащат через холодный неотапливаемый переход в семейную часовню. Все тело пробивает дрожь от ледяного дыхания витражных окон, через которые проникают зимние ветра. Но я стараюсь посильнее прикрыть малыша, чтобы он не простудился.
Пытаюсь вырваться, но пальцы стражи лишь сильнее сжимаются на моих плечах, а сил едва хватает, чтобы перебирать ногами. Внутри разливается горечь и страх, которые замораживают душу сильнее, чем зимняя стужа.
Может, это тоже сон? Может, я сейчас проснусь, и все окажется неправдой?
В саму часовню, кроме жреца и меня, входят Главный советник, солдаты, которые меня держат и экономка с камердинером мужа как свидетели. Меня буквально выталкивают на середину зала и ставят на колени перед алтарем.
Экономка забирает у меня Фейра. Я кричу, кидаюсь к ней, чтобы вернуть ребенка, но советник резко дергает меня за руку и швыряет к ногам Верховного жреца.
Голова кружится, в глазах темнеет, а к горлу подкатывает тошнота от слабости и напряжения.
— Пусть ритуал очищения откроет нам всем правду, использовала ли обвиняемая Эйлис черную магию, чтобы сотворить поддельную королевскую метку и приворожить короля, или нет, — громко объявляет жрец и достает из футляра на алтаре бутыль с ярко-алой жидкостью. — Если очищающее зелье уничтожит метку, то вина обвиняемой будет доказана!
По команде советника стражи снова хватают меня и крепко фиксируют на полу, как какую-то воровку или детоубийцу. Жрец смыкает свои длинные холодные пальцы вокруг запястья моей левой руки, где золотом сверкает метка мужа, и начинает нараспев зачитывать слова молитвы.
— Нет, пожалуйста! Это ошибка! — кричу я, но понимаю, что в этом мире мужчин, что бы я ни сказала, все это останется пустым звуком.
Единственный, кто прислушивался ко мне, кому я была небезразлична — мой муж, который…
С шипением на мое запястье льется зелье. В первые мгновения я чувствую только обжигающее прикосновение, похожее на раскаленный металл, а потом боль сокрушительной волной растекается по всему телу. Я выгибаюсь, в глазах сначала чернеет, а потом краснеет. Слышу крик, но не сразу понимаю, что это кричу я. Жидкость медленно разъедает кожу, вытравляя вместе с ней метку.
— Метка исчезла! — констатирует жрец. — Свидетели подтверждают. Эйлис признается виновной в черном колдовстве и вместе с приплодом, несущим в себе семя тьмы, приговаривается к казни в колодце безвременья. Казнь состоится через час.
Сын, испугавшийся и чувствующий маму, начинает громко плакать. Сквозь тонкую пелену, застилающую мои глаза, ошалевшая от яркости и интенсивности чувств, вижу, как Верховный жрец морщится от плача Фейра.
Он отпускает мою руку, и я обессиленно падаю на каменный пол. По щекам струятся слезы, а я вся будто превратилась в одно сплошное сосредоточение боли. Одно не дает мне впасть в забытье: Фейр. Он где-то тут рядом. И Эргарн его так и не увидел… А ведь у них так похожи глаза, и я уверена, что сын унаследовал силу отца.
Кто-то поднимает меня на ноги, но колени тут же подгибаются. Я собираю все силы, что есть во мне, только чтобы взять Фейра на руки. Экономка подает ребенка, а я здоровой рукой кладу его на плечо и, сцепив зубы, придерживаю. Как могу. Сын мгновенно успокаивается и, тихо фыркнув своим маленьким носиком, сжимает пальчиками платье на моей груди.
Меня, как преступницу, под конвоем ведут в подвальные тоннели замка. Пахнет сыростью, подмерзшей плесенью и застоявшейся протухшей водой. Коптящее пламя факелов оставляет на потолке черные пятна и отливает оранжевыми бликами на тонких линиях паутинки, висящей там и тут.
Я оказываюсь в тесном и темном помещении камеры, где я, наконец-то, хотя бы могу сесть на жесткую деревянную скамью. Металлический стук решетки за спиной, поворот ключа, и все: я одна наедине со своим страшным будущим.
Колодец безвременья… Отличный вариант казни: без крови, криков и боли. Зато раз и навсегда, без следов и памяти. Был человек — нет человека. Но что находится по ту сторону портала, неизвестно: еще ни разу никто не возвращался.
И меня с Фейром ждет такая же участь.
Страшно? Да. Но мне кажется, не настолько, как предательство того, кого я любила, кому доверяла больше, чем себе, кто обещал беречь и заботиться… Когда-то появление метки стало тем самым лучиком солнца, который осветил мою жизнь, потому что слабая магичка никому не была нужна.
Я уже готовилась стать прислугой в одном богатом семействе, но метка короля изменила все. Со стороны Эргарна это было не просто слепое следование закону, это были чувства, нежность и бережное отношение. Иногда мне кажется, что только поэтому я смогла выжить в родах.
Все было… До того дня, когда ему полгода назад пришлось отправиться в поход…
В тусклом свете, падающем из-за решеток, пытаюсь рассмотреть свое запястье. Глубокий ожог, начисто выжегший кожу. Останется рубец… Хотя, что уж там… Ничего не останется, потому что меня уже не будет через час.
— Я люблю тебя, милый мой, — прижимая к себе Фейра, говорю я. — Ты самое лучшее, что произошло со мной в это жизни. И если будет хоть малейший шанс спасти твою жизнь, я сделаю это, чего бы мне это ни стоило…
Подписываю последние документы относительно переговоров о перемирии с демонами и отвода войск. В голове будто кто-то бьет в огромный гонг, а боль сжимает виски.
Уже двое суток, с того самого момента, как я победил в сражении с королем демонов, по ночам я вижу один и тот же сон. Молодая красивая девушка с черными как смоль волосами, глазами цвета темного миндаля и удивительной улыбкой.
Мне снится, что она весело смеется, касается моей руки, а потом убегает. Я бегу, ищу ее, но никак не нахожу. Она будто испаряется, а я меня накрывает сильнейшей головной болью.
— Ваше Величество, — в палатку входит один из моих генералов. — Разведка донесла, что последние лагеря демонов собраны. Этих тварей больше не осталось на несколько километров от границы.
Киваю и закидываю перо в чернильницу.
— Прекрасно, — откидываюсь на кресле и сжимаю челюсти, потому что каждое движение отдается болью в моей голове. — Но оставить патрули вдоль всей границы и доставить сюда артефакты, создающие сигнальный щит.
— Слушаюсь, Ваше Величество, — генерал отдает честь. — Остальным войскам прикажете отправляться обратно?
Прикидываю, что в условиях ранней зимы любое промедление может приводить к трудностям в передвижении обозов: уходили-то мы еще на телегах, а сейчас нам не помешали бы сани. Наши маги, конечно, могут найти временное решение этой проблемы, но это не панацея.
— Да, пусть выдвигаются, и чем быстрее, тем лучше, — распоряжаюсь я и чуть прикрываю глаза.
— Так точно, — подтверждает генерал. — Прошу прощения, Ваше Величество… Но, возможно, вам стоит обратиться к лекарю?
Перевожу на него хмурый взгляд. Какого демона он тут мне что-то командует?
Он тут же понимает всю свою ошибку, подбирается весь и снова отдает честь:
— Случаюсь! Разрешите выполнять?
— Иди, — киваю и жестом отпускаю его.
А потом останавливаю у самого выхода:
— Пойдете сами, примешь на себя командование, — генерал старается скрыть озадаченность во взгляде, но выходит с трудом. — Я сегодня полечу в замок, там меня ждет неотложное дело.
Роняю взгляд на запястье, сейчас плотно закрытое манжетами рукавов. Но я-то знаю, что под ними — метка истинности. Наконец-то найденная моя истинная. Потому не могу себе позволить возвращаться вместе с солдатами верхом, лучше и быстрее на крыльях.
— Вас понял, — отвечает генерал и скрывается за пологом палатки.
Заканчиваю с документами, отдаю последние приказы и, перевоплотившись, отправляюсь в замок.
Землю засыпало снегом. Поля и долины будто прикрыло пуховым одеялом, им же накрыло чернеющий до этого лес. Сейчас реки с еще не до конца вставшим льдом кажется черными венами на белизне снега.
Повисшие серые тучи, как вата окутывают тело, мне то и дело приходится то нырять под них, то взлетать над ними, хоть на миг прорываясь к яркому солнцу.
Так, в драконьем обличье головная боль меньше, зато наружу прорываются всплески ярости. Никогда не замечал за своим зверем такого поведения. Приструнить его надо.
Делаю дополнительный круг над замком и приземляюсь на драконовой башне. Двор весь занесен, надо будет распорядиться расчистить дорогу для экипажа.
По винтовой лестнице спускаюсь к своему кабинету, а потом выхожу к покоям. У дверей возится невысокая полноватая девушка-служанка. Она вздрагивает от неожиданности:
— Ваше Величество, — приседает в низком реверансе. — Только сейчас прибрала вашу комнату. Прикажете прислать камердинера?
Качаю головой. Сам справлюсь.
В комнате чисто и ни намека на пыль. Как будто все тут вымывали с особой тщательностью. Похвально! А ведь я даже не упоминал, когда вернусь.
Переодевшись на скорую руку, спускаюсь в королевскую часовню. Мне срочно нужен Верховный жрец.
Еще на входе мне в нос бьет резко-кислый запах, перебивающий даже специальные ароматы для вознесения молитв богам.
Жрец не заставляет себя ждать. Он появляется из глубины алтаря и склоняет передо мной голову. Но я-то знаю, что это отнюдь не показатель смирения и подчинения. Но наши мнения всегда напоминают разные концы одного скипетра. Никогда не пересекаются.
— Что угодно Вашему Величеству? — тихо произносит он. — Все, что в моих силах.
— Прекрати, — рукой останавливаю его. — А теперь ответь, где моя невеста?
— Лейла, я тебе так благодарна за моего сына! — герцогиня снова касается моей руки, случайно задевая браслет. — Чем я могу тебе отплатить?
Запястье пронзает болью, как это бывает от чужого прикосновения, и я, сжав зубы, чтобы не выказать неуважение тем, что резко отдернула руку, делаю вид, что потянулась за полотенцем.
Герцогиня не сводит с меня глаз, пока ее сын увлеченно лепит снежную бабу у меня во дворе, устанавливая ее между поленницей и забором.
— Тем, что вырастите смелого и порядочного мужчину, — отвечаю я. — Вы же наверняка слышали, что за лечение детей я не беру денег.
— Да, конечно, но все же… — герцогиня продолжает настаивать.
— В деревне недавно рыбак умер, у него осталась жена и дочь-трехлетка, — говорю я и мою руки. — Им нужна помощь. А вашему ребенку — любовь.
Герцогиня растерянно смотрит на меня, на скромное убранство моего домика, а потом кивает.
— Боги знали, кого благословить этим даром, — наконец, говорит она. — Пусть будет светлым твой жизненный путь.
Она накидывает тяжелую шубу и выходит из домика. Я провожаю ее взглядом через окно до тех пор, пока она, взяв сына за руку, не садится в карету на полозьях и не скрывается в гуще леса в лучах утреннего зимнего солнца.
Если бы она знала, чего мне стоила эта сила, она бы не назвала это благословением. Прошел уже почти год с того дня, когда меня и моего сына приговорили к смерти, но я не могу забыть все то, что пережила тогда.
— У меня есть предложение, которое может спасти тебе и твоему ребенку жизнь, — произносит незнакомый низкий голос.
Я хватаюсь за эти слова как за последнюю ниточку. Я пообещала себе и сыну, что сделаю что угодно, мне уже точно нечего терять.
— Я согласна, — хрипло отвечаю я.
— Даже условий не выслушаешь? — ехидно спрашивает незнакомец.
— У меня такой большой выбор? — отвечаю я.
Кажется, я слышу, как он довольно ухмыляется. Страх от одного присутствия этого человека сковывает душу ледяными оковами. Но я закусываю щеку и перевожу взгляд на Фейра. Что бы ни ждало меня дальше, вот он, мой смысл жизни.
— Ты пройдешь через колодец безвременья, но выживешь, — что-то в голосе неуловимо меняется. — Тебе хватит на это сил и желания, я вижу, иначе бы ты умерла еще во время родов. Вот твои новые документы. Спрячь их.
К моим ногам падает свернутая в трубочку бумага. Дрожащей рукой я поднимаю ее и кладу их за пазуху. Потом буду разбираться. Сначала спастись.
— Как только ты пройдешь колодец, о тебе никто не вспомнит, — продолжает человек в капюшоне. — А ты сама никогда не сможешь рассказать о том, кем ты когда-то была.
В первый момент после этих слов меня начинают одолевать сомнения. А потом я посылаю все это к демонам. Эргарн сделал свой выбор. И пусть я совсем не понимаю, что подтолкнуло его к этому, пусть мое сердце разрывается от боли и несправедливости, пусть он никогда не увидит Фейра. Теперь моя очередь выбирать, и я выбираю жизнь.
Киваю, а в следующий момент мне чудится, что я вижу, как под капюшоном сверкают ярко-зеленые глаза. Моргаю, чтобы проверить, но уже не обнаруживаю перед собой никого. И лишь бумага, что хранится у меня за пазухой, убеждает меня, что человек в капюшоне действительно существовал.
— На выход! — звучит сиплый голос с той стороны решетки.
Неуверенно поднимаюсь на ноги, еле-еле иду и уже начинаю сомневаться в том, что выдержу хотя бы путь до колодца, что уж там говорить про сам колодец. Тем более что я понятия не имею, чего в нем ожидать.
Фейр начинает похныкивать, мне приходится приостановиться, чтобы укачать его. Но как раз это напоминает мне о главной цели всего. Выжить, справиться, вырастить сына.
Надо отдать должное стражнику, он не подталкивает меня, терпеливо ведет и, кажется, даже с сочувствием посматривает на нас с Фейром. Но сочувствие нам не поможет.
Колодец находится в большом каменном помещении в подвале замка, поэтому далеко нам идти не приходится. Когда мы туда заходим, нас уже ждут все те же Главный советник и Верховный жрец. И еще палач.
Усмехаюсь себе. Интересно, он зачем? Чтобы подтолкнуть, если я буду стоять в нерешительности?
— Эйра, за свои преступления ты приговорена к казни через колодец безвременья, — оглашает вердикт советник. — У тебя есть что-то, что ты хотела бы сказать?
— Вам — нет, — отвечаю я. — Я желаю Эргарну, чтобы он приобрел больше, чем сейчас теряет.
В следующий миг я прикрываю ладонью головку младенца, прижимаю к себе покрепче, пытаясь закрыть его своими руками от всех бед мира, и шагаю в серо-голубое, покрытое крупной рябью марево.
Первое чувство падения сменяется головокружением и тошнотой. Одно за одним из меня как будто клещами вытаскивают все самые страшные моменты моей жизни: смерть родителей, безумие брата, ужасные часы наказания в приюте в абсолютно темной комнате…
Я вновь и вновь переживаю эти моменты, но каждый раз страх отступает, стоит мне вспомнить про Эргарна и ощутить Фейра на своих руках. От этих мыслей в груди растекается тепло, согревающее и будто рассеивающее темноту.

Когда я открываю глаза, оказываюсь посреди занесенного снегом двора перед одиноким бревенчатым домиком, в окнах которого нет ни единого намека на свет.
Делаю глубокий вдох, ощущая свежий морозный запах кедрового леса, так напоминающий мне о моем муже. Да, он предал меня, но любовь — это не то чувство, которое исчезает мгновенно.
Меня окружают сумерки и тишина, нарушаемая лишь шорохом ветвей от небольших порывов ветра. Сил едва хватает, чтобы не свалиться в снег, но я заставляю себя идти к дому.
Лорд вваливается ко мне в дом в своих сапогах с комьями снега, который сваливается на циновку у входа и тает, оставляя лужицы и мокрые пятна. Не разуваясь и медленно вышагивая, он проходит вдоль кухни. Хватает кусок хлеба, принюхивается, а потом отшвыривает обратно.
— Господин Дергарий, — сцепляя руки перед собой и сделав небольшой поклон, как это принято при приветствии лорда, говорю я. — Чем я могу быть вам полезна?
Он брезгливо морщится и проходит дальше, осматривая скудное убранство дома, в котором кроме кухни и стола только лавка для приема нуждающихся в помощи и комод, в котором я храню особо нужные травы и снадобья.
— Опять принимала у себя какое-то отребье? — лорд смотрит на тряпичные примочки, которые я еще не убрала после того, как помогала Майке. — И не устала от этого сброда?
— Я не делю людей на тех, кто достоин помощи, и тех, кто должен страдать от недуга, — отвечаю я. — Мне неважно социальное положение бедствующего. Тем более, если это дети.
Дергарий подходит ближе ко мне и смотри сверху вниз.
— Не понимаю я тебя, Лейла, — он склоняет голову набок. — Ну одним бедняком больше, одним меньше. Что ж теперь? Они еще нарожают, никуда не денутся. И так плодятся так, что не прокормить, поэтому вечно задерживают мне налоги.
— Это вы их увеличиваете каждый месяц, — спокойно отвечаю я, выдерживая его ехидный взгляд. — А год в этот раз неурожайный.
Лорд цыкает и кривится:
— Вот поэтому им полезно сократить голодные рты, — выплевывает он.
То, что сейчас бушует внутри меня, трудно обозначить каким-то одним словом. Это такая жгучая смесь презрения и ярости, что она то и дело грозится выплеснуться наружу. Но мне приходится сдерживать себя, чтобы иметь возможность просто тихо и спокойно продолжить жизнь тут.
Бросаю взгляд за окно, где гвардейцы лорда вальяжно расхаживают как у себя дома. Зачем он их притащил? Зачем вообще приехал? Налог я ему совсем недавно оплатила на полгода вперед…
— Это в первую очередь люди, — стараюсь говорить спокойно, но голос срывается и выдает меня. — И они так же, как все, имеют право на жизнь.
— Именно, Лейла! Они люди. Не драконы, не маги, не оборотни… Даже не демоны! Просто люди, — он равнодушно пожимает плечами. — То ли дело ты…
— Я тоже человек, — отвечаю я.
Эргарн — дракон, король Морравии и всех жителей этой страны, никогда не позволял себе и не поощрял в других столь явного пренебрежения в отношении прочих рас. Потому когда в замке появилась я, больше человек, чем магичка, он принял меня сразу. Ни разу он не ставил мне в вину, что метка истинности зажглась у той, что почти не имеет магии.
Поэтому для меня дико и неприятно, что на местах лорды позволяют себе подобное поведение. Хотя я когда-то была уверена и в том, что Эргарн любит меня, и никогда не бросит. А он…
— Не-е-е-ет, — с ухмылкой Дергарий качает головой. — Ты не просто человек, у тебя есть особенный дар. Который ты так бессмысленно тратишь на всякую шваль, и даже денег не берешь! А могла бы купаться в роскоши, излечивая детей статусных родителей и требуя с них достойную плату.
Я делаю шаг назад, желая оказаться подальше от этого пропитавшегося цинизмом дракона, но упираюсь спиной в стену.
— Мне хватает на жизнь, — тихо говорю я. — А роскоши мне не нужно.
— Поехали со мной, Лейла, — предлагает он и, пользуясь тем, что мне больше некуда отходить, кладет предплечье на стену рядом с моей головой. — Ты ни в чем не будешь нуждаться. Станешь моей, и я обеспечу и тебя, и твоего сына. Будешь жить как замужем за королем.
У меня вырывается невольный смешок. Там я уже была, спасибо. Помню, чем закончилось, и больше не горю желанием.
Увидев мою реакцию, Дергарий протягивает руку и больно сжимает мой подбородок, заставляя поднять голову. Я специально отвожу взгляд, не желая глядеть ему в лицо.
— Смотри на меня! — сквозь зубы цедит он.
Сжимаю челюсти и перевожу взгляд на него.
— Благодарю вас за предложение, мой лорд, — выдавливаю из себя я. — Но я останусь тут.
Его глаза яростно вспыхивают, а зрачок превращается в вертикальную линию.
— У тебя есть две минуты, чтобы передумать, — опасно рычит Дергарий. — Иначе мои люди сожгут твой дом вместе с твоим сыном по обвинению тебя в черном колдовстве, а тебя я заберу как пленницу. И все равно ты станешь моей, только в грязной и вонючей камере, откуда больше никогда не выйдешь. Ты поняла меня?
Кажется, внутри что-то обрывается, потому что я произношу то, что не должна была:
— Ты скотина!
А в следующий момент щеку обжигает болью, из глаз брызгают слезы, в глазах темнеет.
Жмурюсь и пытаюсь сфокусировать взгляд. Практически валяюсь в ногах у этого зарвавшегося аристократа, пачкаясь стекающем с его сапог растаявшем снеге. Мерзавец, который считает себя выше других, думая, что то, что он не может получить просто по требованию, он может забрать силой.
Не все хорошо в твоем королевстве, Эргарн, если такие драконы имеют власть распоряжаться чужими судьбами. Но какой смысл рассуждать об этом, если сам король смог вышвырнуть истинную и собственного сына в колодец безвременья?
— Мне нравится этот вид, — сально осматривая меня, говорит Дергарий. — У тебя две минуты на сборы. Потом будет все так, как я сказал.
Лорд сплевывает, словно какой-то простолюдин, прямо передо мной и идет к двери. У стола он останавливается и берет кувшин с молоком, которое мне оставил отец девочки-оборотня. Дергарий пьет жадно, прямо через край.
В голове проносится сожаление о том, что теперь на это молоке кашу не сваришь, когда я вижу, как стекают белые струйки по подбородку лорда. Впрочем, он проявляет еще больший цинизм, когда, напившись, разбивает кувшин об пол.
Черепки разлетаются в разные стороны, а не выпитое молоко смешивается с лужами от растаявшего снега. Вернусь — вымою.
Дергарий вытирает моим кухонным полотенцем свой рот, ухмыляется и выходит из дома. На улице слышу его голос, а гвардейцы принимаются обкладывать дом хворостом, который я буквально вчера наносила из леса.
Их тени в ранних зимних сумерках мелькают за окном, и я понимаю, что выбора у меня не остается в принципе. Кто я, чтобы ему противостоять?
Я Лейла, слабая магичка без рода, выросшая в западных землях, практически на границе с демонами. Бежала от позора, когда меня обесчестил лорд. Родила от него же. Дергарий “великодушно” разрешил поселиться в заброшенном доме в глубине леса, поодаль от деревни и замка.
Так значится в моих документах, которые мне выдал некто в капюшоне.
Конечно, Дергарий не помнит, как подписывал разрешение. Но это не мешает ему требовать с меня налог и послушание. И сетовать, что мой дар все же позволяет мне выживать и исправно оплачивать пользование землей, потому что иначе я бы давно уже оказалась в его постели.
Но он не догадывается о том, кто на самом деле перед ним, и чьего ребенка он грозится сжечь. Касаюсь широкого медного браслета, наглухо скрывающего уродливый шрам на моем запястье, поверх которого видно то, о чем не должен знать никто — золотая метка короля драконов.
Можно выжечь кожу, но нельзя разорвать истинную связь, дарованную богами: она выгравирована не только на руке, но и на сердце и даже на душе. Только если убить до того, как кожа восстановится, никаких доказательств не будет.
Сын, видимо, услышав грохот разбившегося кувшина, начинает плакать, и это придает мне сил, чтобы прийти в себя. Не замечая, как болят руки, на которые упала, я заставляю себя встать. Время. Его катастрофически мало, поэтому я понимаю, что точно не успею нормально собрать ни Фейра, ни себя. Кидаюсь в спальню, хватаю шерстяной плед и закутываю в него плачущего ребенка.
— Прости милый, но нам неожиданно придется погулять, — целуя его в макушку, успокаивающе говорю я. — А, может, даже на лошади покататься. Ты ездил уже на лошади?
Мое пустое бормотание отвлекает Фейра, и он даже перестает плакать. Я беру его на руки, прижимаю к себе маленький колючий комочек, и выбегаю в сени. Там в полутьме ныряю ногами растоптанные старые сапоги, которые я выкупила у одной вдовы в деревне, наспех накидываю плащ с капюшоном и выхожу из дома.
— О, неужели ты одумалась? — усмехается Дергарий, перекатывая на руке пламя. — Впрочем, чтобы у тебя не было вариантов, я, пожалуй, сделаю так.
Закусив щеку, давлю в себе крик: лорд отправляет огонь на разложенный вдоль деревянных стен дома хворост. Он вспыхивает практически мгновенно даже несмотря на то, что покрыт снегом.
Я с ужасом и болью смотрю на то, как пламя лижет потемневшие от времени брусья дома. Гвардейцы подбрасывают еще хвороста, а Дергарий направляет небольшой поток ветра, чтобы раздуть огонь.
В густых вечерних сумерках огонь кажется слишком, просто пугающе ярким. Он оранжевыми отсветами ложится на наши лица, потрескивает и наполняет воздух запахом гари.
— Поедешь со мной, — подводит черту лорд. — Жаль, что ты не оставила своего ублюдка внутри. Но считай это тебе моим подарком. Залезай.
Он запрыгивает на коня сам, буквально затаскивает меня, сажая перед собой, и пришпоривает коня. Мы удаляемся в непроглядную темноту леса, оставляя за собой зарево той жизни, которую я выстраивала целый год. Хочу обернуться, но боюсь.
Снова я иду в неизвестность и снова единственное, что остается у меня и дает мне силы — мой сын.
Мы трясемся в седле не особо долго — не больше часа. Но Фейра укачивает, и он засыпает, тихо посапывая у меня на руках.
Гвардейцы догоняют нас уже ближе к замку и отчитываются, что крыша дома обрушена, возвращаться гарантированно некуда. Лорд довольно смеется и припускает коня по мосту через ров к поднятой решетке.
Возвращаемся уже практически в темноте, но у крыльца замка нас ждут. Магические факелы на стенах ярко горят, освещая хорошо расчищенный внутренний двор и одноэтажные подсобные помещения, на крышах которых лежат толстые шапки снега.
На площадке, вымощенной камнем кое-где видны участки наледи, в которой яркими бликами отражается свет факелов.
Пахнет лошадьми, хозяйственным двором и тушеным мясом. Не очень аппетитная смесь.
— Выродка отдашь кухарке, у нее своих таких двое, она его пристроит, а саму тебя жду в гостиной. Да приведи себя в порядок, а то смотреть противно, — распоряжается Дергарий после того, как спешивается и без особых расшаркиваний стаскивает меня.
— Кто там еще? — рычит он и обходит меня, чтобы выйти навстречу незваным гостям.
Запрокидываю голову и, расслабив плечи, выдыхаю вверх струйку пара. В этот раз избежала. Надолго ли? Дергарий же не отступится. А, значит, мне надо найти способ сбежать. И привычка носить документы всегда при себе мне тут только на руку.
— Мой лорд, — слышу глухой стук сапог, когда прибывший спешивается. — Вы просили докладывать, если вдруг будут какие-то слухи о прибытии…
— Не здесь, — обрывает его Дергарий. — Доложишь в моем кабинете, я сейчас приду.
Едва заметный стук каблуков сапог друг о друга, когда солдат отдает честь, а потом он пробегает мимо меня, заходя в высокие замковые двери.
Холод уже основательно пробрался под мой плащ, окутал тело и заставил напрячься все мышцы. Заставляю себя дышать глубже, чтобы хоть как-то сдерживать дрожь. Но лорду на это плевать, а уйти без его позволения я не могу. Даже не так. Мне некуда идти.
— Ты… — он снова обходит меня и сжимает пальцами подбородок. — Идешь на кухню, там тебя покормят. Я распоряжусь, чтобы тебе и твоему выродку дали комнату. А потом ты придешь ко мне в спальню.
По телу все же пробегает дрожь, и даже не от холода, а от омерзения. Дергарий прищуривает глаза.
— Ты хорошо меня поняла? — шипя переспрашивает он.
Я киваю. Но точно знаю, что приложу все усилия, чтобы не оказаться в его спальне. Ни при каких обстоятельствах.
Он ждет, когда я пройду перед ним и только тогда следует за мной по пятам, чтобы убедиться, что у меня не осталось ни малейшего шанса. Но прохождение через колодец безвременья подсказывает мне , что шанс есть всегда, даже когда кажется, что ситуация безвыходная.
Внутри лорд распоряжается не спускать с меня глаз, и дородная служанка тут же подхватывает меня под руку и тащит куда-то. Она раза в полтора, а то и в два шире и тяжелее меня, поэтому у меня даже мысли сопротивляться не возникает.
В тепле Фейр начинает возиться и тереться своим носиком о ткань моего платья. Голодный. Я так и не успела дать ему молоко, которое разлил Дергарий, а свое у меня, к сожалению, еще после колодца пропало.
Спустившись по узкой крутой лестнице, мы входим в тускло освещенное, жарко натопленное помещение с низкими потолками. Стены из, видимо, серого в чистом виде камня закопчены и покрыты слоем осевшего жира. В воздухе витает запах тушеной свинины и чего-то жареного. Но во всем этом присутствует привкус прогорклого масла, напрочь отбивающий аппетит.
— Туда садись, — кивает мне служанка. — Да одежу свою сними. Нечего тут грязным тряпьем своим трясти. А это че у тебя, дите, что ли?
Ее лицо кривится, будто она наступила во что-то дурно пахнущее. Она демонстративно вытирает руку, которой касалась меня: все верно, грязь же, распутная девка.
Я стягиваю с себя плащ, складывая его на лавку рядом, и аккуратно разворачиваю Фейра, чтобы он не вспотел. Он все сильнее возится, сначала покряхтывает, а потом и вовсе начинает плакать.
Приведшая меня служанка отпускает в мою сторону неприличный эпитет и кричит кухарке:
— Дина, хозяин распорядился накормить эту… Новую его грелку. Про щенка ее речи не было, — пренебрежительно добавляет она. — Потом отправишь ее в комнату у лестницы.
Из темного проема в углу появляется крепко сбитая женщина средних лет в серо-коричневом платье и немного заляпанном переднике. Ее теплый взгляд глаз цвета темного янтаря прошелся по мне, словно выхватывая важные для нее детали.
— Ты совсем с дуба рухнула, Райна? — возмущенно сказала она. — Какая комната у лестницы? С дитем? Комната Лины свободна, туда и отведу.
Служанка упирает руки в бока и собирается возмутиться, но кухарка не дает ей даже пикнуть:
— А будешь спорить, твои порции случайно станут на треть меньше, — Дина смотрит исподлобья. — И зная твой характер, мне и слова никто не скажет.
Кажется, Райна не находит что ответить. Даже скорее трусит, поэтому снова окатывает меня презрительным взглядом и уходит вверх по лестнице.
Кухарка смотрит ей вслед, поджав губы и недовольно качая головой, а потом переводит потеплевший взгляд на меня. Мне почему-то очень хочется отвести взгляд, будто я делаю что-то противозаконное, даже неприличное. Но плач Фейра не дает мне ни малейшего шанса думать сейчас о стыде или о себе.
— Госпожа Дина, не найдется ли у вас молока для моего сына? — прошу я. — Лорд Дергарий забрал нас из дома, и я не успела покормить.
Она берет ковш, наливает им из кастрюли в плошку молоко и подает мне вместе с ложкой.
— Недоброе ты, деточка, задумала, — она присаживается рядом. — Денег он заплатит мало, да вышвырнет, как наиграется. Вон первого-то, небось, дракон не принял?
Я сосредотачиваюсь на кормлении сына, который чуть почувствовав вкус молока, тут же затихает и забавно причмокивает губками.
Она думает, что я согласилась быть с Дергарием за деньги? Впрочем, наверное, да. Я выгляжу как девушка, лишенная не только денег, но и чести, учитывая то, что у моего ребенка нет отца.
Имеет ли смысл переубеждать его? Маловероятно, я думаю. Кто мне поверит?
Да и не смогу я никогда рассказать, что Фейра отец не просто не принял, не просто выгнал, но и на казнь отправил.
От этой мысли сердце больно сжимается. Связь не разорвана, любовь не исчезла. Зато горечь предательства напрочь пропитала все светлые связи, дарованные богами.
— Извини, тебя могу накормить только кашей, — кухарка прерывает невеселый поток моих мыслей, встает и идет накладывать мне большую порцию густой серовато-бежевой массы.
Я снова вдыхаю прогорклый запах и даже радуюсь, что мне достается именно каша, а не что-то жареное в масле.
Дина одним взглядом предлагает взять ребенка, и я, отчего-то полностью доверяя ей, передаю Фейра. Кухарка тут же принимается увлеченно агукать и о чем-то болтать с моим сыном, а он, несмотря на то, что всегда очень подозрительно относится к чужим людям, открыто ей улыбается.
Первое, что я чувствую — это запах. Тот самый запах, который заставляет коленки подкашиваться, а мысли улетать из моей головы, оставляя после себя лишь трепет и любовь, приправленные уверенностью и ощущением защиты. Гвоздика и черный перец: остро, как когти дракона и меч короля, и мужественно, как обе ипостаси моего супруга.
Эргарна. Бывшего мужа. Того, кто решил, что рядом с ним, разделяя все самые сложные и самые радостные мгновения, жила черная ведьма, подделавшая метку и приворожившая его.
Вокруг нас кружит метель, закидывая острыми холодными снежинками, которые оседают на волосах и одежде. Но при этом кажется, что он, как когда-то в прошлом, прикрывает меня своими крыльями. Становится на мгновение обманчиво уютно, но я заставляю себя вернуться в реальность.
В этот самый момент, когда у меня нет прав, нет семьи, нет настоящей меня. Потому что год назад Эргарн приказал меня казнить.
Инстинктивно делаю шаг назад и вскидываю голову, сталкиваясь взглядом с темным взглядом, и поспешно склоняюсь, как и положено простолюдинке в присутствии короля. Хорошо хоть ниц падать не надо, мне сейчас только этого для полного счастья не хватало оказаться лицом в сугробе снега, который намело на балкон.
Эргарн не дает двери за мной закрыться и, положив тяжелую руку мне на плечо, достаточно жестко вталкивает меня обратно в помещение. Щелчок пальцев, и на стенах, а также на массивной люстре под потолком зажигаются магические светильники.
Только сейчас замечаю, что, блуждая по замку, похоже, забрела в какой-то зал для приема гостей или светских мероприятий. Пол выстлан светлым паркетом из лиственницы, натертым до такого блеска, что в нем даже отражаются огни. В одном конце вся стена зеркальная, а в другом — удобные диванчики, обитые темно-синим бархатом и кофейные столики.
Дорого. Знатно. И жутко неуютно.
Эргарн стряхивает широкой ладонью снег белого мехового воротника его плаща, а потом задерживает взгляд на мне. Я даже не столько вижу это, сколько чувствую. Ощущаю всем телом, даже сквозь плащ, как Эргарн внимательно рассматривает меня.
— Что ты здесь делаешь? — его низкий, проникающий в самую душу голос, заставляет мое сердце замереть.
Узнал? Конечно, узнал. Не мог не узнать, ведь колодец безвременья гарантированно стирает память у всех, кроме двух людей в королевстве: кроме Верховного жреца и истинной пары того, кого казнят.
И учитывая, что наша истинная связь настоящая, он просто не мог меня забыть. И это еще больнее: значит, он сознательно выкинул меня из своей жизни.
— На улице явно не время для прогулок. Особенно… с ребенком, — Эргарн с едва заметной ухмылкой и гораздо более выраженной складкой между бровей задерживает взгляд на Фейре, закутанном в одеяле.
Именно сейчас малышу становится то ли неудобно, то ли жарко, и он начинает возиться. Я перехватываю его иначе, но понимаю, что я здорово переоценила себя. Я уже так долго, лишь с небольшим перерывом держу сына на руках, что мышцы рук потихоньку начинает жечь, а спина поднывает от усталости.
Если бы мне удалось сбежать, наверное, я бы обратила на это внимание гораздо позже. Возможно, это было бы моей большой ошибкой. Но сейчас, стоя на одном месте, будучи объектом пристального внимания короля, все эти ощущения наваливаются одновременно и до безумия ярко.
Что мне ему ответить? Извиниться? Сказать, что вышла погулять?
— Она хотела просто подышать свежим воздухом. Да, Лейла? — гулко стуча сапогами, в комнату входит Дергарий. — Просто не догадалась заранее посмотреть в окно. Замок же не маленький деревенский домик, а она тут совсем недавно. Добро пожаловать, Ваше Величество.
И сейчас я окончательно понимаю, что я в ловушке. Между двух мужчин, каждый из которых имеет свои счеты со мной.
На мгновение даже мелькает мысль, не признаться ли, что я бежала от лорда, потому что… Но это же Эргарн! Я же в его глазах черная колдунья, которая приворожила его. Даже если метка истинности настоящая, я — обманщица.
— Безрассудно. Я бы даже сказал, глупо, — высказывает свое мнение Эргарн и будто теряет ко мне интерес.
Лорд же напротив, сверлит меня взглядом, который не обещает ни капли хорошего.
— Мы вас ждали только завтра, поэтому я был очень удивлен, когда мне доложили, что среди бушующей метели увидели черного дракона, — Дергарий вроде бы улыбается, говорит любезно, но в каждом его движении напряжение и ожидание угрозы.
— Мое дело не терпит отлагательств, — кратко отвечает Эргарн. — Приготовь все бумаги по шахтам, добывающим орнит. Я лично их проверю.
Орнит? Так это на территории Дергария находятся те самые скрываемые ото всех шахты? Даже я, жена правителя, не знала, где они. Потому что орнит — это уникальный кристалл, который можно подсоединять к потокам силы человека, и это позволяет управлять артефактами. Без орнита любой артефакт — не более, чем бесполезная вещица.
Эргарг бросает на меня взгляд, словно проверяя, как я отреагирую на эту информацию, но я делаю вид, что увлечена только ребенком и совсем не слушаю мужчин, как это и положено женщинам в нашем обществе.
— Непременно Ваше Величество, — лорд кланяется. — Сейчас провожу заплутавшую деву и, несомненно, все подготовлю. А пока позвольте пригласить вас в кабинет.
Эргарн бросает еще один хмурый взгляд на меня и покидает зал.
Дергарий хватает меня за браслет, скрывающий метку истинности. От этого прикосновения меня пробивает острой болью, которая заставляет слезы брызнуть из глаз.
— Мой лорд, я последую за вами, — натужным шепотом выдавливаю я.
Он лишь ехидно оборачивается на меня.
— Конечно, последуешь, — говорит он так, что в груди все холодеет. — И теперь точно будешь вести себя хорошо. И из комнаты выйдешь только под контролем Райны. Иначе я тебя где угодно найду, как и щенка твоего. Дальше придумай сама, что тебя ждет.
Пульсирующая боль в запястье мешает думать, уж тем более представлять или сопротивляться. Единственное, что отвлекает — это Фейр на моих руках. Заставляю себя сконцентрироваться на нем и, похоже, только это позволяет мне продолжить дышать.
Кидаюсь к двери, бешено колотя в нее кулаками:
— Фейр! Стойте! Подождите! Верните мне моего ребенка! — кричу, срывая голос.
Пытаюсь достучаться до них. Отчаянно, до боли в горле, до хрипоты, до ссадин на руках. Захлебываюсь в слезах отчаяния и несправедливости.
— Будь ты проклят, Дергарий! — сползаю по двери и оседаю на холодный пол, содрогаясь от всхлипов, мешающих нормально дышать. — Будь ты проклят…
Плачу. Плачу, как я понимаю, впервые за долгое время. Я так старалась быть сильной, что теперь, когда мне демонстративно указывают на мою слабость, бесправность и беспомощность, я теряюсь.
Когда-то я была королевой. Управление всем замком было на мне, я составляла меню для поваров, подбирала с садовником растения и планировала сад, выбирала занавески и скатерти, принимала на работу в замок и прощалась с теми, кто не оправдывал доверия.
Меня учили иметь дело с пронырливыми купцами и серьезными торговцами, разбираться в мелких проблемах подданных и быть всегда достойной парой своему мужу на светских приемах. Даже при всем подчиненном положении женщин, Эргарн уважал меня, доверял мне, поддерживал.
Его предательство стало началом моего краха. Но даже там, в своем домике, я чувствовала себя хозяйкой своей жизни. Жизни, которая имела смысл и путеводный огонь, Фейра.
Кем я была до того, как стала королевой? Сиротой, воспитанницей приюта, который готовил послушных кукол. Нас ломали, корежили, делали покорных и терпеливых девушек. И только внутренний стержень мог помочь сохранить себя, не превратиться в пустую оболочку.
Быть может, жизнь в приюте помогла сохранить мне рассудок после предательства и колодца.
Но кто я сейчас? Бесправная лесная ведьма, которая ходит по краю обрыва. Один неверный шаг — и я сорвусь. И отказ лорду — как раз и стал таким шагом.
Пытаюсь себя убедить, что это всего лишь моя гордость. Возможно, через нее просто стоит переступить? Ведь тело — это всего лишь тело. Душу запятнать лорд не сможет. По крайней мере, не больше, чем это сделал мой истинный.
Я думала, что время лечит, но смотреть на него и видеть равнодушие, словно перед ним чужой человек, оказалось больно.
Теперь я чувствую себя опустошенной, обескровленной. Подтягиваю колени и обхватываю их руками, как будто только так могу чувствовать себя защищенной. Но это ощущение иллюзорно.
Все тело сводит судорогой, а в горле стоит колючий ком, мешающий глотать.
Я. Верну. Сына.
Плевать, что мне для этого придется сделать. Я его верну. Я выживу. Я не сломаюсь.
Еле-еле шевеля ногами, даже скорее переползая, чем идя, я добираюсь до молельной скамеечки. Похоже, я достигла того момента отчаяния, когда уже ни на что нет надежды.
Встаю дрожащими коленями на скамеечку, закрываю глаза и опускаю голову, сложив руки на груди. Драконьему богу известно, сколько я не молилась. Кажется, первое время после прохождения колодца, я пыталась. Просила о чем-то. А потом мне показалось, что он просто глух по отношению ко мне.
Но сейчас я готова на что угодно.
“Великий праотец, молю тебя. Помоги мне отстоять правду. Помоги пройти через все испытания, не потеряв совесть, не запятнав душу и сохранив себя. Благослови вырастить сына сильным, смелым и благородным драконом.
Не прошу мести. Прошу справедливости. Да будет на все твоя воля”.
Стою до тех пор, пока не понимаю, что сознание начинает уплывать. Тогда перебираюсь на узкую деревянную кровать, покрытую матрасом из соломы, сворачиваюсь калачиком и засыпаю тревожным сном.
Ключ в двери поворачивается, когда за окном еще едва-едва сереет утро. Но зимой оно позднее, поэтому, похоже, это я еще долго спала. Не сразу понимаю, где я, но каменная кладка прямо перед моими глазами служит хорошим напоминанием.
— Иди завтракать, — на пороге стоит Райна и презрительно на меня смотрит.
Так смотрят на то, что хотелось бы проигнорировать, но по какой-то причине этого сделать нельзя.
Ноги и руки затекли так, что едва движутся. Я переворачиваюсь на спину, с трудом разгибаясь и смотрю в потолок. Пару мгновений мне хочется малодушно сдаться и послать ее далеко и надолго. Но потом приходят мысли о том, что мой сын у нее. И как он — я не знаю.
Заставляю себя встать несмотря на головную боль и песок в глазах.
— За мной, — командует Райна и отходит от двери, но, видя, что я не спешу выполнять ее приказ, останавливается и вопросительно поднимает брови.
— Где мой сын? — я стою около кровати, сжимая пальцами юбку.
— Отдала, — издевательски отвечает служанка. — А с таким поведением ты его вообще не увидишь. Хотя у нашего лорда в спальне и не такие вспоминали о смирении и кротости. Не пойдешь завтракать — останешься голодной.
Сжимаю челюсти, с трудом выравниваю дыхание, чтобы не кинуться и не расцарапать ее лицо прямо сейчас.
— Я хочу увидеть своего сына, — отчетливо каждое слово произношу я.
— Когда получишь право что-то хотеть, тогда и хоти, — смеется Райна. — Я тебя не буду уговаривать. Хочешь голодать — твое дело.
Она уже начинает закрывать дверь, но я кидаюсь вперед, останавливая ее. В конце концов, это единственный способ вообще отсюда выбраться.
Райна приводит меня на кухню, следит, чтобы я села за стол, а сама, взяв горсть семечек, уходит в дальний темный угол. Можно обманчиво думать, что ее тут нет, что она не заметит, если я сбегу. Но я спиной чувствую ее тяжелый взгляд. Не даст сбежать. Только хуже себе сделаю.
— Вижу, утро не доброе, — рядом присаживается Дина и придвигает мне плошку с манной кашей нежно-кремового цвета и золотистой лужицей расплавленного масла сверху. — И про сон спрашивать не буду.
Я благодарно киваю, беря ложку и зачерпывая кашу.
— Очень вкусно, Дина, спасибо.
И это правда. Если бы мне нужно было сменить в королевском замке повара, я бы точно заменила его на Дину. Кухарка отворачивается так, чтобы Райна не видела ее лица.
— Что ж… Похоже, виновник, который “врет самому королю”, благополучно найден, — даже не переводя на меня взгляда, говорит Эргарн. — Тебе стоит порадоваться, что ты это говоришь не под присягой.
Я практически кожей чувствую двойной удар ярости. Одна — от Эдгарна, направленная на лорда. Другая — от Дергария, направленная на меня.
После того как у меня открылся дар, я стала в разы сильнее чувствовать эмоции. Так, что мне почти всегда приходится сознательно отграничивать себя от других. Вчера, когда Эргарн своим появлением застал меня врасплох, я закрыться не успела. Но на удивление, я почти не почувствовала от бывшего мужа эмоций. Как будто их ополовинили, откачали.
Впрочем, быть может, он всегда был таким и именно поэтому он с такой легкостью избавился от меня. Но сейчас меня практически вдавливает в пол силой его эмоций.
Ярость Эргарна значительно отличается от той, что испытывает Дергарий. В ней есть спокойная уверенность и властность. Он знает, что может раздавить лорда как мелкую мушку, если захочет.
Лорд же, напротив, злится потому что боится, он чувствует себя загнанным в угол. А еще он чувствует, что то, что почти было у него в руках вот-вот уплывет.
— Это служанка в моем замке, — пожимает плечами Дергарий. — Я привез ее буквально вчера. Мог просто не знать.
Юлит. Его слово против моего. Кому же поверит Эргарн? Костяшки моих пальцев белеют от силы, с которой я сжимаю поднос.
— Можете спросить и в ближайшей деревне, и тут, у дочери кузнеца, — говорю я. — Они меня недолюбливают, но не раз приезжали ко мне в домик за помощью, Ваше Величество.
Не поднимаю глаз, но точно знаю, что Эргарн рассматривает меня. Как какую-то занятную зверушку. Удивляется, что я все еще жива? И даже не просто выжила, а еще и силой обзавелась?
Ему же советники все уши прожужжали тем, что Драконий бог сделал жуткую ошибку, дав королю в истинные пустышку. Нет, совсем пустышкой я не была никогда. Моей силы вполне хватало, чтобы использовать банальные стихийные плетения и создавать простейшие заклинания.
В приюте меня даже научили бытовой магии, поэтому я умею и штопать, и вязать, и, если сильно постараюсь, вышивать. Могу постирать и приготовить что-то несложное. Поэтому когда я оказалась в том домике, в одиночестве и без надежды на чью-то помощь, я смогла выстроить свой быт.
Это уже позже я узнала, что мне подвластны душевные недуги.
Но все же тогда во время счастливого, как я думала, замужества, моего источника магии было недостаточно для того, чтобы я могла выносить и родить здорового малыша. По словам, опять же Верховного жреца и советников. Но я упорно переносила все тяготы и недуги при беременности. Даже когда Эргарну пришлось покинуть столицу, чтобы отправиться на войну с демонами.
Все очень надеялись, что в родах умру. И тут я не доставила им удовольствия.
Но какую же, наверное, радость они испытали, когда Эргарн прислал то жуткое приказание… По моему телу проходит волна дрожи оттого, что я вспоминаю тот день.
— Дергарий, я забираю ее, — звучит почти равнодушный голос короля.
— Нет, Ваше Величество, — со злорадной усмешкой отвечает лорд, но все же заходит за стол, используя его как своеобразную преграду для короля.
— Нет? — переспрашивает Эргарн и поднимается с кресла. Он давит своим взглядом, подавляет исходящей от него гневной силой. — Ты отказываешь своему королю? Ты солгал. Знаешь, какое за это тебя ждет наказание?
— Как я помню, двадцать ударов плетей на площади, — раздувая ноздри, говорит Дергарий. — Но моя служанка останется моей, Ваше Величество. Согласно закону, чтобы ее просто забрать, нужно либо согласие совета, либо мое. Вы сами подписали этот указ, чтобы люди не становились разменной монетой и их не могли присваивать просто на основе аргумента силы и власти.
Теперь я внимательнее прислушиваюсь к эмоциям Эргарна, даже пытаюсь заглянуть ему в душу, но там будто… стоит каменная стена, через которую мне никак не пробраться. Зато на его лице появляется ехидная усмешка. Дергарию только кажется, что он сейчас выиграл.
— Как я сделал… Гуманно, — Эргарн ставит обе ладони на стол, широко разведя длинные мужественные пальцы.
Камзол натягивается на спине, отчего рукава чуть задираются. Я невольно бросаю взгляд на его запястье. Метка. Значит, она точно на месте. Значит, он знал, что я осталась жива. Но даже не уточнял, где, что со мной. С другой стороны, он и добивать меня не собирался. Просто выкинул, как ненужную вещь. Нас выкинул.
Настолько хладнокровно, что уверенно делает вид, будто не узнал меня.
— Пока-еще-лорд Дергарий, — продолжает он, нависая над столом и сидящим Дергарием. — Я вчера проверил все бумаги. В том числе налоговые. Так вот, пока-еще-лорд. По твоей милости казна не досчиталась пары сотен тысяч золотых налога. И согласно тому же своду законов, на которые опираешься ты, я за это могу забрать у тебя кусок земли, трехкратно превышающий по стоимости твой долг. То есть… Все. И всех жителей.
Лорд вжимается в кресло и кидает на меня озлобленный взгляд. Мне плевать. Я почти вырвалась от него. А в замке короля я знаю все. В том числе тайные ходы и способы сбежать.
— Что ты хочешь? — цедит Дергарий.
— Я забираю целительницу, — он кивает на меня. — И вполовину скашиваю твой долг.
— Целиком, — хрипло выдает лорд, в то время как по его лицу уже плывут красные пятна от едва сдерживаемого раздражения.
— Пиши отказную, — чуть поколебавшись, говорит, Эргарн. — И мы едем.
Он сам берет из стопки чистый лист и кладет его перед Дергарием, а потом вкладывает буквально в его пальцы перо с чернилами.
Некоторое время слышен лишь скрип перо по бумаге. Хотя я еще слышу грохот сердца в ушах и очень боюсь, что его слышат все.
— Иди собирайся, — приказывает Эргарн, поднимая свой большой палец, глядя, как он раскаляется и прижимая его к бумаге.
Я стою и не двигаюсь с места. Он поднимает левую бровь, одаривая меня удивленным взглядом.
Это заявление бьет под дых. Я… Я не могу оставить тут сына. Просто никак!
Перевожу отчаянный взгляд на Эргарна и вижу, что он заберет меня независимо ни от чего. Демоны знают, зачем я ему понадобилась, но он точно не отступится. Но как он может?! Это же и его сын тоже. Неужели у него настолько очерствело сердце?
— Как вы знаете, Ваше Величество, ребенок — это отдельная единица собственности лорда, — скалится Дергарий. — А о нем речи не было.
Взгляд Эргарна не предвещает лорду ничего хорошего. Король явно хотел бы здесь и в эту же минуту с ним расправиться, но драконово происхождение не позволяет. Будь на месте Дергария просто человек или даже статусный маг, он уже не был бы лордом. Но происхождение от Драконьего бога делает некоторых бессовестных ящеров как будто бессмертными.
Но я за год успела выучить своего мужа как минимум в этой его черте: если кто-то перешел ему дорогу и отчего-то считает, что смог уйти безнаказанным, он сильно ошибается.
— И ты можешь предоставить на ребенка документы? — с ухмылкой говорит Эргарн. — Последняя перепись была, если мне не изменяет память два года назад.
Король бросает на меня выразительный взгляд. Все верно. Два года назад. Я помню, как Эргарн практически сразу после нашей свадьбы долго сидел на советах, где обсуждались результаты переписи разных провинций.
— К чему вы это, Ваше Величество? — я вижу, как Дергарий напрягается, его расслабленная поза становится вынужденной, немного неловкой.
— Сколько ребенку? — теперь король поворачивается ко мне, и своим неожиданным вопросом заставляет замешкаться.
Странно отцу спрашивать это про своего ребенка… Но… Потом я понимаю, к чему он ведет. До года ребенок не считается отдельным субъектом собственности. Он един с матерью и не отделим от нее.
Только вот Фейру уже больше года. Хотя…
Документы на детей выдают только при переписи населения. То есть никаких доказательств того, сколько моему сыну лет у Дергария нет.
Сердце стучит так, будто оно хочет вытолкнуть из груди легкие. Дышать почти невозможно. Шанс. Это шанс!
И плевать, что сейчас Эргарн фактически отказался от своего ребенка. Важно, что Я сына верну.
— Ему одиннадцать с половиной месяцев, Ваше Величество, — с низким реверансом говорю я, за одно пряча краснеющее от волнения лицо.
У Дергария нет никаких доказательств. Нет же?
Поднос в дрожащих руках ходит ходуном, как бы я ни пыталась скрыть это.
— Он явно старше года! — вскакивает со своего места лорд, словно ему резко подожгли кресло. — Ты врешь!
Я краем глаза замечаю стальной блеск в черных глазах короля и довольную усмешку.
— Кажется, в этом кабинете репутацию лжеца заслужил только ты, — подняв бровь, говорит Эргарн. — Солгавший однажды соврет. Верни ей ребенка, и мы покидаем твой замок. И, кстати, все документы я забираю с собой. Тебе же нечего скрывать от своего короля?
По рукам Дергария пробегает чешуя, а на концах пальцев появляются когти. Нестабильный дракон, значит, нет в нем чистоты крови. Не от истинной рожден. Чувствует то, что не дотягивает до чистокровных? Поэтому всячески показывает свою силу и власть?
На секунду мне кажется, что я почувствовала ниточку его боли… Я могла бы попытаться…
Но лорд замечает свою оплошность, сжимает кулаки, оставляя глубокие царапины на мягком полированном дереве столешницы. Я удостаиваюсь озлобленного взгляда.
— Райна! — кричит он, и дверь отворяется, являя нам служанку. — Отдай этой потаскушке ее выродка и проследи, чтобы она ничего с собой из замка не прихватила.
Эти слова заставляют захлебнуться от возмущения, но я давлю го в себе. При этом теперь, еще больше чем несколько секунд назад всей своей магией ощущаю зияющую дыру в душе лорда, наполненную болью.
Мне легко было бы считать его конченой тварью и бездушным ящером. Но сейчас он сам того не ведая, раскрыл мне свою уязвимость. И теперь… Мне его жалко. Страх и брезгливость исчезают, оставляя после себя просто жалость и понимание, что как бы я ни хотела ему помочь, закрыть эту дыру в сердце может только он сам. Любовью. На которую из-за этой самой дыры он и неспособен.
— Как прикажете, мой господин, — кланяется Райна.
Я уже собираюсь выйти за ней, но Эргарн не позволяет мне это сделать.
— Стой, — жестко приказывает он мне, так что я даже на секунду задумываюсь, что он может передумать. — Дергарий, ты обязан извиниться перед женщиной.
— Перед кем? — лорд выпучивает глаза так, что, мне кажется, они вот-вот выпадут. Впрочем, я тоже удивлена. — Перед этой распутной девкой, которая не смогла сохранить честь?
— Извиняйся, — с рычащими нотками в голосе произносит Эргарн.
Сжимаю кулаки так сильно, что ногти больно врезаются в ладони. Мне не нужно его извинение, мне нужно скорее отсюда уйти. Но вмешиваться в этот спор сейчас опасно.
— Извини… те, — сквозь зубы выдавливает из себя Дергарий, посылая недобрые взгляды мне и королю.
Сердцем чувствую, что мне это еще аукнется. Но Эргарн… Зачем он это сделал? Сам вышвырнул, а теперь пытается показать благородство? Вроде как даже бывшая королева все еще достойна уважительного отношения? Хотелось бы мне знать истинные мотивы.
Теперь он отпускает меня, и я едва борюсь со своим желанием поторопить Райну. Я должна увидеть Фейра, убедиться, что с ним все в порядке.
В маленькой комнатушке в подвале нахожу своего сына. Он сидит на кровати рядом с женщиной средних лет с доброй улыбкой и усталым взглядом.
— У тебя замечательный малыш, — говорит она, передавая мне Фейра и помогая завернуть его в одеяло.
Райна отлучается, чтобы передать что-то на кухню, а кормилица останавливает меня за предплечье и, наклонившись к моему уху, так, чтобы слышала только я, говорит:
— Мой дар позволяет видеть магию в виде цвета. Такой цвет как у твоего сына я видела только однажды, — она посылает мне серьезный пронзительный взгляд. — Так вот, милая, не знаю, что там с тобой случилось, но лучше бы тебе все ему рассказать.
Вздрагиваю и чуть не падаю с лавки, практически мгновенно вспоминая, где я. В воздухе как будто висит кислое послевкусие того, что мне снилось. Отреагировав на мой испуг Фейр начинает возиться. Глажу его по животику, наблюдая, как он чуть морщит носик, зевает во сне и раскидывает в стороны ручки.
Сейчас в доме тишина, как будто не было этого грохота, разбудившего меня. Сердце испуганно бьется: то ли от сна, впервые за год слишком яркого и практически осязаемого, то ли от того, что за грохотом может скрываться что угодно.
Вдруг это лесные разбойники, решившие, что можно чем-то поживиться у путников, внезапно занявших домик? Эргарн же уходил… Вернулся ли?
За окном непроглядная темнота. Над верхушками вековых елей даже неба не видно. Прислушиваюсь.
Скрип половицы, невнятное бормотание, приближающиеся уверенные шаги… И уже в этот момент я расслабляюсь, потому что именно по шагам безошибочно узнаю своего мужа. Бывшего.
Дверь на кухню открывается и, стараясь не шуметь, в полной темноте, Эргарн проходит к шкафчикам. Он начинает их один за одним открывать, как будто что-то ищет. Так же, совсем не зажигая света. Ему и не надо — драконье зрение помогает одинаково хорошо видеть как при свете, так и в кромешной тьме, когда человеческим взглядом ничего не разглядеть.
Ничего не скажешь, Драконий бог щедро наделил ящеров своими дарами. Но также он им поручил заботиться о людях, как о тех, кто слабее и уязвимее. За долгие столетия существования мира многие драконы позабыли о наставлениях бога и начали считать себя всемогущими, властителями этого мира.
И только те, кто бывал на войне с демонами, понимают, какая на самом деле большая ответственность лежит на их плечах и крыльях.
Эргарн знал. Так, я всегда думала и была уверена, что он достоин того места, которое занимает. Пока по его распоряжению не вошла в колодец.
— Твари вас поберите, да где это! — сквозь зубы ругается Эргарн, открывая очередную дверцу.
В самом крайнем шкафчике он что-то находит, а я слышу характерный звук открывающейся пробки и льющейся жидкости. Кухню наполняет запах винограда и старого выдержанного алкоголя.
Смятение и растерянность… Эти два ощущения медленно проникают в меня, побуждая разобраться, что случилось и в чем дело.
Аккуратно встаю, подбрасываю в очаг пару поленьев, отчего огонь разгорается ярче. Тусклый свет выхватывает из темноты силуэт Эргарна, широкие плечи с выраженным рельефом мышц, его мужественный профиль с высокими скулами, носом с небольшой горбинкой и упрямым подбородком. Я могла часами разглядывать его, пока он сосредоточенно работал в своем кабинете, а я сидела рядом, читая книги по истории и праву.
Просто потому, что так было хорошо. Так было тепло. Это наполняло радостью.
После того, как он заканчивал работать, мы проходились по тем пунктам, которые я для себя отмечала в книгах, и обсуждали, что можно было бы изменить в системе законов, как использовать историю для улучшения жизни подданных. Иногда споры были настолько жаркими, что заканчивались прямо на рабочем столе Эргарна.
Это воспоминание заставляет меня смутиться и в то же время пронзает сердце иглой. Честное слово, порой я бы отдала все, чтобы после колодца безвременья я тоже все забыла, чтобы обрывки прошлого не окутывали меня покрывалом боли.
Эргарн делает последний глоток и с тихим стуком ставит стакан на столешницу рядом с пузатой полупустой бутылкой. Он отходит к окну, останавливается, широко расставив ноги и засунув руки в карманы, и вглядывается в темноту. Не оборачивается, не произносит ни слова. Кажется, он вообще забыл, что я здесь есть.
В комнате что-то трещит, грохочет, а потом катится по полу. Подпрыгиваю на месте, тут же переводя взгляд на лавку, где остался Фейр, но малыша как будто не заботят эти посторонние звуки. Так же как и Эргарна, которой и плечом не повел, чтобы проверить. Отдышавшись и более-менее успокоив сердцебиение решаю выйти из кухни.
— Не ходи туда, — приказ-просьба.
— Но…
— Не ходи. К утру все будет хорошо, — голос напряженный.
Я слышу, чувствую, что Эргарну действительно важно, чтобы я не выходила в комнату. Принимаю это желание как факт. Неважно, что там. Но раз это не угрожает нашим жизням и здоровью, я не пойду.
— Как скажете, Ваше Величество, — тихо произношу я.
Чуть слышная усмешка, легкое покачивание головой. Эргарн разворачивается и идет прямо ко мне, останавливаясь буквально в шаге. Не успеваю сдержать порыв и касаюсь его руки, ощущая, как прямо под кончиками моих пальцев, тело короля начинает расслабляться, а часть мощного клубка эмоций через меня уходят во внешний мир, становясь просто частью силы.
Да, мне приходится пережить, ощутить чувства, такова негативная сторона моего дара. Но, во-первых, это ничто по сравнению с тем, что было в колодце, а во-вторых, это приносит всем добро. Цена стоит результата.
Эрагрн обхватывает мои пальцы своей ладонью, чуть задерживает это прикосновение, а потом отпускает.
— Иди спать, Лейла. У тебя уже ноги, наверное, замерзли стоять на голом непрогретом полу, — говорит он. — Завтра еще полдня придется провести в воздухе до прибытия в столицу.
Он кивает и выходит в комнату, а я остаюсь один на один со своими мыслями о том, что нового принесет мне завтрашний день.
Даже несмотря на то, что ночь прошла неспокойно и после разговора с Эргарном я долго не могла заснуть, утром чувствовала себя отдохнувшей и готовой к полету.
Как и обещал король, полдня в воздухе и уже после того, как солнце уже начало спускаться от точки своего зенита, мы приземляемся на Драконьей башне королевского замка, находящегося в самом центре столицы. Вокруг замка разросся самый крупный город страны, где можно на рынке встретить все от булавок до экзотических животных, в тавернах попробовать блюда из любой точки мира, а представления артисты дают в пару раз масштабнее, чем где бы то ни было.
Вздрагиваю от неожиданности, и булавка выпадает из моих рук.
— Ах, — вырывается испуганных вздох, и я зажмуриваюсь, ожидая, что она вот-вот достигнет полу и разлетится на мелкие кусочки.
Но ожидаемого звона разбившегося стекла не слышу, зато чувствую рядом с собой запах. Его запах. Пряный, гвоздика и перец, и свежий, кедровое масло. Север и юг, переплетенные между собой, объединенные в одном. В короле, властвующем над большей частью континента.
Когда-то два бога создали этот мир: Демонический и Драконий. Мир, созданный словно из разных лоскутов ткани: таких разных, но связанных неразрывно между собой. Драконы, демоны, люди… У каждой расы была своя земля, своя жизнь, свои ценности.
До одного дня, когда бог демонов не решил, что все должны ему поклоняться. И демоны начали свое завоевание. День за днем они захватывали территории людей, подчиняли их. И тогда люди взмолились Драконьему богу с просьбой о помощи и защите.
Драконы встали на их защиту, оттеснили демонов на самый край континента, ослабленных и лишенных поддержки. А Драконий бог, набравшись сил от возносимых ему молитв и даров, смог победить Демонического и запер его в темных подвалах, но где — никто не знает.
С тех пор драконы стали покровителями людей, их защитниками и господами. А тот, в ком течет особая кровь, говорят, даже кровь самого Драконьего бог, стал властителем земель драконов и людей.
И драконы верой и правдой служили своему богу, останавливали демонов, которые время от времени пытались вновь заявить свои права на господство, и защищали людей. Так и было, когда я в последний раз перед колодцем видела своего мужа. Он просто следовал заветам Драконьего бога, и вместе со своими бравыми воинами шел на защиту людей.
Последний раз. А потом он не захотел вернуться ко мне. Так что заставило его передумать и вернуть меня в замок?
— Не советую трогать мои вещи, — строго, практически гневно, говорит Эргарн и, нежно проведя по стеклянным лепесткам, кладет булавку обратно.
Поднимаю взгляд и скольжу им по лицу короля. Хмуро сведенные брови, тонкие, только начинающие появляться, морщинки в уголках глаз, веером разбегающиеся к вискам, заметно отросшая щетина, наверное, как раз с тех пор, как он отправился к Дергарию. И проблески седины в темных волосах.
Что, Эргарн, несладко без истинной живется? Не только меня изменил этот год? А это всего лишь год! Я умру, когда придет мой срок, потому что ты отрекся от меня, а тебе еще мучиться до самого конца твоей драконьей жизни.
Хотела бы я испытывать при этих мыслях удовлетворение, мстительную радость, но… Я не могу. Мне больно об этом думать. Больно от осознания того, что он сам себя мучает, но совершенно непонятно с какой целью.
Невольно тянусь рукой к его щеке. Невыносимо хочется провести рукой по этой щетине, вспомнить, какая она на ощупь. Жесткая? Или уже мягкая? Раньше он редко забывал бриться. Говорил, что король всегда должен быть гладко выбрит, а пуговицы должны блестеть.
— Лейла, ты поняла? — выводит меня из раздумий Эргарн, так и не получивший от меня ответа.
Я киваю. Король отходит, увеличивая между нами расстояние, а я смотрю на пуговицы на его камзоле. Луч солнца попадает на металлическую поверхность и отражается, отстреливая в стену. Ну, зато это осталось неизменным.
Эргарн садится за стол и достает бумагу. Пока он выбирает подходящее перо среди тех, что стоят в стакане у него на столе, не выдерживаю и задаю вопрос:
— Почему именно эта булавка?
Это заставляет короля отвлечься и поднять на меня тяжелый взгляд. Считывающий, стремящийся проникнуть в самую глубину, как будто он ищет в моем вопросе потаенные смыслы.
— Эта вещь очень важна для меня, — коротко отвечает он и возвращается к перьям, давая понять, что тема закрыта. — Гордон!
Он чуть повышает голос и дотрагивается до красного кристалла на своем столе, вызывая камердинера.
— Посмотрите в правом ящике секретера, — внезапно говорю я, а потом так же резко замолкаю.
Не знаю, зачем я это сказала. Пальцы сжимают платье, а я испуганно задерживаю дыхание. Ох, демон меня дернул это сказать. Возможно, он поэтому и решил меня вернуть во дворец. Сначала думал, что я не пережила колодец, а как увидел, побоялся, что я слишком много знаю и могу передать эту информацию недругам.
И сейчас я подтверждаю его опасения. А ведь все очень просто: я однажды видела, как Гордон новые перья кладет туда, удивляясь его запасливости.
Сейчас же меня удостаивают подозрительно-раздраженного взгляда. Потом Эргарн встает и, подойдя к секретеру, открывает правый ящик. Там действительно лежит с десяток новых перьев, одно из которых и берет король, не сводя с меня глаз.
— Да, Ваше Величество, — тихо постучав, в кабинет входит камердинер и низко кланяется. — Чем я могу быть полезен?
Эргарн даже не смотрит на него, все его внимание сосредоточено только на мне. Он будто пытается меня вскрыть, как устрицу. Словно что-то ценное, какая-то крупная жемчужина там, внутри меня, а он достать ее не может.
— Уже ничем, Гордон, можешь идти, — говорит Эргарн. — Хотя нет, постой. Ты кому-то рассказывал, что кладешь новые перья в секретер?
Я еще сильнее сминаю юбку, кажется, я вот-вот начну задыхаться. Камердинер удивленно поднимает свои седые брови, отчего его и так вытянутое лицо, еще больше вытягивается.
— Нет, Ваше Величество, — он пожимает плечами. — Да и кого это интересует. Перья и перья. Было б оружие или деньги, или кристаллы какие магические… А то гусиные перья, вот уж богатство.
— Хорошо, — кивает король. — Иди.
Гордон откланивается и уходит, прикрыв за собой дверь.
Через силу заставляю себя глубоко дышать и не думать, чем теперь “наградит” меня король. Но он лишь возвращается за стол, опускает перо в чернильницу, начиная писать.
— Значит, Лейла? — он выводит на бумаге что-то, но я так и не решаюсь подойти ближе, чтобы рассмотреть. — Родовое имя?
Пахнет чистыми простынями. Нос слегка щекочет аромат лаванды и розмарина, которые главная прачка всегда добавляет, когда кипятит наши простыни. Но для Фейра она добавляет что-то другое, говорит какой-то специальный отвар, который не раздражает нежную кожу младенцев.
Слышу, как тихо потрескивают дрова в камине, а ветер грозно завывает за окном. Тепло. Уютно.
Но я же знаю, что все это мне только снится: сейчас я открою глаза и увижу деревянный потолок своей избушки с законопаченными щелями между досок и подвешенными на балках кустиками все той же лаванды, которую я еле-еле умудрилась раздобыть этим летом.
— Это просто невероятно, Ваше Величество, — слышу я чуть хрипловатый пожилой голос.
Лекарь. Это королевский лекарь! После родов в течение целого месяца его голос я слышала настолько часто, что ни за что ни с чьим другим не спутаю. Но… Откуда?
Резко распахиваю глаза, чтобы увидеть, массивные складки бархатного кремового балдахина с золотой каймой по краю. Какого демона?!
Быстро сажусь на кровати, но голова так кружится, что снова опускаюсь на мягкие пуховые подушки с прохладными нежными шелковыми наволочками. Вместе с головокружением на меня обрушиваются воспоминания обо всем, что произошло за последние пару дней.
Ладно. Я еще могу принять то, что я в столице и в замке. Но то, что я вижу вокруг — это не что иное, как моя личная спальня. Точнее, спальня королевы. Что я здесь делаю?
— Обычно такие, как она, вообще не раскрывают своего магического потенциала, — продолжает лекарь.
Я их только слышу, но не вижу, потому что они разговаривают в смежной спальне — той, в которой мы с Эргарном вместе жили после свадьбы.
— То есть, хейл Алвисс, ты хочешь сказать, что она мне не поможет? — слышу недовольные, даже разочарованные интонации в голосе моего мужа. Бывшего.
— Что вы, Ваше Величество, наоборот! — взволнованно, даже восторженно, говорит лекарь. — Эта девочка смогла не только раскрыть свой дар, но и усилить его. Вы даже не представляете, на что она может быть способна!
Кажется, я даже легко могу себе сейчас представить, как этот высокий, жутко худой старик с длинной седой бородой размахивает возбужденно руками, но от переполняющих его чувств не может сформулировать то, что вызывает в нем такие эмоции.
— Говорите прямо, хейл! — Эргарн усмехается, видимо, все действительно так, как я себе представила. — Что вы имеете в виду?
— Ваше Величество, я хочу сказать, что такой дар можно раскрыть, только пройдя какой-то очень травмирующий опыт. А если говорить об усилении… То… Это должна была быть прогулка вдоль Грани, — лекарь замолкает, а потом продолжает значительно тише. — Вы бы с ней помягче… Я осмотрел ее, она здорова. Но очень истощена, будто не жила, а выживала.
— С таким-то лордом… — небрежно бросает король. — Разберусь. Ты мне скажи, что с печатью?
Если до этого разговор о моей силе меня сильно не интересовал, потому что я не придавала этому значения. Она просто была, и это дало мне возможность выжить. То сейчас, когда речь пошла о печати молчания, которую хотел наложить на меня Эргарн, мне было важно узнать, что скажет лекарь. Подтвердит истинность?
— Дело в том, Ваше Величество, — как будто немного сомневаясь, слегка растягивая слова, отвечает хейл, — что вы не сможете поставить печать.
— На ней защитное плетение? Как на разведчиках? — уточняет король.
Я все же чуть приподнимаюсь на локтях, чтобы лучше слышать ответ. Ведь дело же не в защитном плетении. Дело же в истинности!
— Нет, — задумчиво тянет лекарь. — На девушке уже стоит печать молчания. Но такая, что я не могу ни снять ее, ни даже найти. Она просто есть.
Как? Откуда? И только… Только это причина?
Зеленоглазый тогда, перед казнью, пообещал мне, что я никому и никогда ничего не смогу рассказать о прошлом. Получается, что это он тогда поставил на меня эту печать. Но как? Он же даже не коснулся меня.
Усмехаюсь. Неужели все же не соврал кузнец, который делал браслет? Эта штука не просто закрывает метку визуально, но и скрывает ощущение истинности? Но тогда… Получается, что я ошибалась.
То есть почти весь этот год (а я выменяла у кузнеца браслет на теплое одеяльце из заморской шерсти, в которое был укутан Фейр, почти сразу, как попала в лес) Эргарн мог даже не догадываться, что я жива. А теперь и вовсе уверен, что тогда я подделала метку и действительно околдовала его. И учитывая то, что теперь я действительно лесная ведьма… Все его догадки просто-напросто подтверждаются.
Внутри головы будто выстреливает маленькая молния. Как же это все сложно! Все начиная с того, зачем мой муж заставил меня это все пройти, заканчивая причинами тех решений, которые он принимает сейчас.
— Я не могу заключить с ней контракт без печати, — серьезно говорит Эргарн. — Если это выйдет за пределы моей спальни…
— Ваше Величество, — в голосе лекаря слышу улыбку. — Позвольте мне взять ее в ученицы. Уверен, что она будет способной. А она, в свою очередь, приоткроет свои маленькие тайны. Как помощница лекаря, моя ученица, она будет связана клятвой целителя. Она, конечно, не такая прочная, как печать молчания, но все же какие-то гарантии.
Закусываю губу и прислушиваюсь к ответу короля. Конечно, оставаться в замке — это безумие. Жить рядом, изо дня в день бередить прошлое, ждать чего-то от Эргарна.
Учитывая обстановку с демонами и постоянные слухи о том, что какой-то из ковенов ведьм готовы примкнуть к врагу… Вряд ли я получу от короля хоть минимальное доверие. А если он еще будет думать, что я знаю слишком много…
— Интересное предложение, хейл Алвисс, — чуть громче отвечает Эргарн. — Но… хотел бы узнать, что по этому поводу думает сама Лейла. Ты же все слышала, так?
Вздрагиваю от того, как король зовет меня. Ох, Драконий бог! Как же я умудрилась выдать себя? Вроде бы и кровать не скрипела.
— Лейла, не делай вид, что я ошибся. У тебя дыхание изменилось, — спокойно, без упрека говорит Эргарн и входит в комнату через дверь, соединяющую с его спальней. — Ты прекрасно слышала весь разговор. И я рад, что тебе лучше.
Дракон скользит взглядом по моему телу, будто удостоверяясь, что со мной действительно все в порядке, а в темных глазах неподдельная обеспокоенность. Что? Настолько сильно нужна тебе, Эргарн?
Следом за ним входит лекарь, суетливо переставляя ноги в своем длинном белом балахоне и поглаживая бороду, которая за прошедший год, кажется, стала еще длиннее и белее. Мне всегда нравится теплый, улыбчивый взгляд его блеклых старческих глаз. Он как будто приободрял.
— Ваше Величество, — я все же поднимаюсь с кровати, потому что не пристало простой женщине разлеживаться в присутствии короля, но меня чуть ведет в сторону.
Эргарн, мгновенно оказываясь рядом, подхватывает и укладывает обратно на кровать. На какое-то краткое мгновение наши лица оказываются непозволительно близко друг у другу. Так, что я даже чувствую его дыхание на своей щеке. Взгляды пересекаются и замирают.
Это длится не дольше секунды, но заставляет сердце замереть.
Король подкладывает под мою спину подушки и подает стоящий на туалетном столике стакан с прозрачной светло-золотой жидкостью. Почти без запаха и с едва заметным кисловатым вкусом ранних яблок.
— Выпей, Лейла, — приказывает Эргарн, отходя от меня на шаг. — Хейл Алвисс предусмотрительно захватил отвал ирмины с собой, когда пришел по моей просьбе.
Он объясняет сдержанно, но огоньки в глазах не дают усомниться в том, что его тревожит мое состояние.
— Хейл Алвисс Свон, — лекарь подходит ближе и склоняет голову, представляясь. — Главный лекарь королевской семьи. Его Величество сказал, что пока вы в замке, вашим здоровьем и здоровьем вашего малыша занимаюсь я.
— Очень приятно, хейл Алвисс, — говорю я, а про себя отмечаю, что это очень необычно, дважды знакомиться с одним и тем же человеком. — Я Лейла.
— Лейла Сидхар, — поправляет король, глядя на лекаря.
Я вздрагиваю от этого сочетания. Почти два года назад он уже дал мне свое родовое имя в Великом Храме драконьего бога. Эйлис Сидхар. Так он тогда назвал меня перед богом и свидетелями. Только переменчивым оказалось его сердце: как дал, так и взял.
Теперь надолго ли?
Лекарь и бровью не ведет на то, как меня назвал Эрагрн, только воодушевленно смотрит на меня и поглаживает бороду:
— Раз вы слышали весь разговор, то и смысла нам все объяснять нет, — чуть заикаясь на некоторых согласных, говорит он. — Согласитесь ли вы быть моей помощницей и ученицей, пока в вас будет нуждаться Его Величество?
Пока во мне будет нуждаться король? Что ж, это не впервой. Но теперь я не подпишу контракт, пока не буду понимать, что меня будет ждать, когда “нуждаться” Эргарн перестанет.
— Сочту за честь, хейл Алвисс, — искренне улыбаюсь ему и допиваю последний глоток отвара. — Буду рада быть вашей ученицей.
— Ну и прекрасно, — перебивает наш диалог Эргарн и забирает у меня из рук стакан, стася его обратно. — А сейчас спать, Лейла. Обед и ужин тебе принесут сюда. Игга тоже зайдет с ребенком ненадолго. Но! Только для того, чтобы ты была спокойна, что с твоим сыном все в порядке.
Меня ошарашивает это его заявление. А как же…
— Но Ваше Величество, — внезапно подскакивает хейл. — Но ведь для контракта вам нужна клятва.
— Сегодня никаких контрактов, — отрезает король. — Дело подождет до утра, а Лейле, как вы сами говорили, надо набраться сил. Все.
Это говорится таким голосом, что ни я, ни хейл не решаемся спорить.
Лекарь откланивается, бросая что-то о том, что он поспешит подготовить все к клятве, а мы остаемся с Эргарном наедине.
— Ты будешь жить в этой комнате, — дракон отходит к окну и останавливается у него, глядя в даль, где серое, темнеющее небо соединяется с землей. — Сегодня же тебе принесут платья и все необходимые вещи, чтобы жить. Если в чем-то будет сложно разобраться — спросишь у служанок. Если тебе нужна личная служанка, скажи, я выделю.
За весь год, пока я была королевой, я так и не обзавелась таким штатом прислуги и фрейлин, как предполагали записи в книгах на примере предыдущих правительниц или других знатных дам. Мне было проще самой, но платья, которые было практически невозможно надеть самой, вынуждали иметь хотя бы пару горничных.
Молчу, жду, что еще скажет Эргарн.
— Как я уже сказал, контракт подпишем утром, — строго продолжает король и поворачивается ко мне. — Обсудим его условия. И тогда приступим к его выполнению.
Он, не прощаясь и, кажется, даже стараясь не смотреть на меня, уходит в свою спальню, плотно закрывая дверь. Ключ с тихим щелчком поворачивается в замке, и наступает звенящая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием бревен в камине.
Король приказал спать. Забавно. Как он это себе представляет? Я закрою глаза и просто отключусь?
Тем более, после его настолько неоднозначных поступков. В груди до сих пор эхом отзывается то чувство, что я испытала, когда Эргарн подхватил меня на руки. Как будто он тронул во мне какую-то струну, которая давно не звучала. Или… Или это отголоски его эмоций?
Отвар ирмины начинает действовать, и путаясь в своих мыслях и чувствах, проваливаюсь в беспокойный сон, в котором то и дело вижу зеленые глаза, а руку обжигает, словно каленое железо. От этого просыпаюсь, словно тонущий человек, хватаю воздух и снова погружаюсь в вязкую сеть кошмаров.
Все это происходит плавно, без рывков и оглушающих чувств. Зато окончательное пробуждение приходит с громким ударом распахнувшейся двери и тонкий девичий голосок, чуть гнусавя, как большинство молодой избалованной знати, заявляет:
— Я просто обязана посмотреть, что это за отребье мой жених притащил в замок!
На пороге, плавно покачивая юбками, появляется молодая женщина. Темноволосая и темноглазая. Такая, какой я была раньше, до колодца.
Она высокомерно окидывает взглядом покои и останавливается на мне. Глаза сужаются, а тонкие накрашенные розовой помадой губы искривляются в презрительной усмешке.
— И вот это седое чудо мой Эргарн решил поселить рядом? — фыркает она.
За ней в комнату вплывает фрейлина, как я понимаю, и служанка. А еще запах. Запах жасмина, приторный настолько, что он чувствуется жгущей сладостью на языке и заставляет голову кружиться. Как она от него не теряет сознание?
Фрейлина зеркалит движения брюнетки и тоже презрительно морщит нос, что ее совсем не красит, потому что при этом верхняя губа вздергивается, обнажая огромные кроличьи зубы.
Я сажусь на кровати и выпрямляю спину, хотя меня одолевает слабость и головокружение. Но давать возможность видеть меня слабой такой мелкой хищнице, как эта брюнетка, я не буду.
Как она сказала? “Ее жених”? Значит, правдивы были слухи, значит, Эргарн все же собирается жениться. Судя по манерам, она аристократка. Что, все же не устраивало тебя мое происхождение, да, истинный мой?
Так говорит мой разум, распаляя во мне горечь предательства.
А сердце подкидывает: “Но не женился же еще. Чего-то ждет”. И лодка чувств качается в другую сторону, подсказывая поглубже разобраться в ситуации.
Я на мгновение задерживаю дыхание, успокаивая бурю, которая начинает формироваться в груди.
К демонскому богу это сомнение. Эргарн сделал свой выбор.
— Итак, представься, — надменно приказывает брюнетка, явно ожидая от меня какого-то реверанса или расшаркиваний.
Не дождется. Я понятия не имею ни о ее титуле, ни о ее положении в этом доме. И не вижу смысла лебезить и стелиться перед ней. Да, я сейчас не королева. Но и тут я не на положении попрошайки.
— И вам благословенного вечера , — спокойно говорю я. — Но кажется, это вы вторглись без приглашения в мою комнату, а не я к вам, поэтому предлагаю вам представиться первой
Мне очень хочется сейчас поправить волосы или разгладить складки на одеяле. Или поставить свои тапочки у кровати ровненько, пятка к пятке. Но это все проявление нервозности, страха. Если дать хоть малейший повод думать, что я не могу за себя постоять, меня втопчут в грязь прямо сейчас.
Судя по покрасневшему лицу брюнетки, она как раз собиралась это сделать. Она возмущенно открывает и закрывает веер, откидывает его так, что служанка еле ловит, а потом делая вид смертельно шокированной леди, восклицает:
— Ох, Мариам! Меня только что оскорбили! — гостья демонстративно прикладывает тыльную сторону запястья ко лбу, и облокачивается на руки фрейлине. — Мне плохо!
Настороженно смотрю на этот спектакль, бросаю взгляд на дверь в смежные покои и складываю один плюс один. Она уверена, что Эргарна тут точно нет, иначе бы она не сунулась даже. Говорит достаточно громко, чтобы слышали снаружи и потом подтвердили ее слова, что это из-за меня ей стало плохо.
Это значит только одно: это всего лишь первый акт концерта. Внимательнее присматриваюсь к ней. Она делает едва заметное движение пальцами, и служанка выходит, закрывая за собой дверь.
Фрейлина остается и прислоняется к двери, чтобы просто так сюда никто не зашел. Надо же, какое ответственное задание.
— А теперь послушай, малахольная, — шипит брюнетка. — Ты здесь временно. И я позабочусь о том, чтобы эта временность была очень короткой.
— Несомненно, вы сначала согласуете это с Его Величеством, — спокойно произношу я, что еще больше раздражает мою незваную гостью.
— Да как ты смеешь мне дерзить?! Мне! — шипение выходит на новый уровень возмущения.
— Вы не представились, — пожимаю я плечами. — А знаков отличия женщины не носят.
Фрейлина ахает. Брюнетка выходит из себя и, наконец, раскрывается так, что я начинаю ее чувствовать. И здесь за самомнением и озлобленностью — маленькая девочка, которой родители с детства говорили, что она ценна только как будущая невеста. И чем дороже ее получится продать, тем ее больше будут любить. Ох, но любовь ли это?
Давлю в себе желание обнять и посочувствовать гостье. Не оценит.
— Что ж… Я Анриетта Элина Флокс, — представляется она. — Я невеста Его Величества. И ты будешь меня слушать.
Вот как. Кратко, но емко и очень убедительно.
Дочь герцога Флокса? Странно… Я совсем не помню дочь младшего советника… Если бы она была так похожа на меня, я бы, наверное, запомнила ее. Хотя я была так слепа от счастья, что могла не видеть очевидного.
— Лейла… Сидхар, — представляюсь я, в тайне радуясь тому, что Эргарн своим решением дал мне хоть небольшую, но все же защиту.
Родовое имя заставляет Анриетту подавиться возмущением, она уже идет не просто красными, а бордовыми пятнами и, боюсь, готова стереть зубы. Меня раскачивает ее эмоциями, от которых я старательно пытаюсь скрыться. Да и сама я не спокойна настолько, чтобы полностью игнорировать выпады брюнетки.
— Не думай, что это поможет тебе стать ближе к нему! — продолжает свои попытки залезть мне под кожу Анриетта.
“Да уж куда ближе-то”, — усмехаюсь я про себя. Быть истинной, женой, родить сына…
— А это чтобы ты не придумывала себе ничего, — каблуки громко стучат по паркету, когда она подходит ко мне и сует под нос свое запястье.
Там золотой нитью вьется узор рода Сидхар. Метка истинности моего мужа.
Во все глаза смотрю на замысловатые переплетения на запястье Анриетты. Метка абсолютно точно такая же, как у меня… была. Пока мое запястье не обезобразили рубцы зажившего ожога.
Значит, не просто так болтали. Но… как? Моя-то не пропала!
Мне нестерпимо хочется прямо сейчас стянуть браслет, да проверить, на месте ли моя метка. Но я сдерживаюсь. К тому же практически полностью уверена, что она на месте.
Знает ли о том, что метка ненастоящая Эргарн? Чувствует ли?
Уголки губ Анриетты торжествующе приподнимаются, когда она отмечает растерянность на моем лице.
— Я рада, что мы друг друга поняли, — глядя на меня сверху вниз, говорит она. — А будет что-то, что мне не понравится, будь уверена, я устрою тебе неспокойную жизнь. Сама сбежать захочешь.
Она резко поворачивается, задевая мою постель своей юбкой, и делает знак фрейлине, что пора выходить из моего обиталища, они достаточно уже почтили меня своим присутствием. И донесли свое привилегированное положение.
Мариам закатывает глаза, глядя на меня, а потом уходит следом за Анриеттой.
“Сама сбежать захочешь”. Да я хоть сейчас бы! Замок знаю как свои пять пальцев. Вокруг город, а не леса, как у Дергария, авось где-то да смогу спрятаться.
Если бы не эта безумная слабость после попытки Эргарна поставить на меня печать, сорвалась бы и сбежала. Но надо быть с собой честной — далеко не убегу. Особенно с ребенком на руках, он уже тяжелый. Как он там?
Ответом на мои мысли служит осторожный стук в дверь, тихий скрип и быстрый топот маленьких ножек.
— Фейр! — не сдерживаю я радостного возгласа, когда с широкой, открытой улыбкой мой малыш бежит ко мне.
Я уговариваю Иггу посидеть со мной до самого вечера, мы вместе ужинаем и болтаем о моем сыне. Она отмечает, что уже сейчас, в год, видно, что его дракон будет сильным, одаренным. Я вижу, что ей очень хочется спросить про отца, но Игга тактично сдерживается.
Она рассказывает о том, что происходит в замке. О том, что вот уже год, как король помолвлен, и Жрец, и Совет давно уговаривают его, наконец, жениться, но он каждый раз находит причину отложить церемонию. Что Анриетта уже успела всех в замке достать, и король уже пару раз настойчиво отправлял ее погостить к родителям.
Мне даже на какое-то время кажется, словно я на своем месте. Там, где должна быть. Что не было боли, которую причинил мне мой истинный.
Когда часы на башне Совета бьют девять часов, Игга тяжело поднимается и, расправив складки своего темно-коричневого шерстяного платья, забирает у меня из рук Фейра. Мне до последнего не хочется его выпускать из объятий, хочется прижимать к себе его маленькое хрупкое тельце и чувствовать, как он крепко обхватывает меня своими ручками. Но принесенный мне служанкой новый отвар ирмины снова делает свое дело, поэтому меня изрядно клонит ко сну.
Сквозь беспокойный сон слышу, скорее даже чувствую, как кто-то заходит ко мне, долго стоит около кровати, подбрасывает поленьев в камин и уходит, унося с собой аромат кедра и черного перца, смешанного с гвоздикой. А, может, это просто чудится.
Утро начинается слишком шумно. Сразу несколько служанок прибегают, чтобы принести наряд, подбирают один из них для меня, помогают умыться, одеться и даже причесывают. Надо же, за мной так не ухаживали, когда я королевой была. Что? Неужели не так моему мужу нужна была, как сейчас?
— Леди Лейла, — постучав, в комнату входит Гордон. — Его Величество просит вас зайти к нему до завтрака.
До завтрака? До клятвы? Просит? Очень необычно. Но… раньше узнаю, раньше пойму, с какой целью Эргарн забрал меня.
С улыбкой благодарю девушек, которые мне помогали, и подкалываю локон, который мне оставили выправленным, в прическу.
Камердинер ведет меня, иногда оглядываясь, чтобы проверить, не отстаю ли я. В мягких кожаных туфлях мои шаги практически не слышны, легче услышать, как шуршат юбки. Но здесь недалеко. Я точно помню: поворот направо сразу за королевской спальней, прямо по коридору до лестницы, а потом налево до конца, до самых дубовых двустворчатых дверей.
— Его Величество уже ожидает вас, — камердинер тянет металлическое кольцо ручки на себя, и дверца бесшумно открывается.
Вытираю ладони, облизываю губы и… тут же ловлю на себе взгляд Эргарна, сидящего прямо напротив меня, за своим рабочим столом. Такой, что меня обдает жаркой волной, а мне снова хочется вытереть ладони.
— Благословенного утра, Лейла, — говорит он, а я внезапно ощущаю, как будто захожу в логово опасного хищника.
Хотя тут “как будто” совсем неприемлемо. Дракон ждет меня.
В кабинете пахнет смолой от дров, чернилами и солнечными лучами. Как раз теми, что сейчас подсвечивают могучие плечи короля, на которых натягивается ткань камзола.
Шагаю внутрь, понимая, что дверь тут же закрывается за мной, делаю идеальный реверанс, благо тело все еще помнит то, как его муштровали долгие годы приюта, и поднимаюсь, открыто глядя на короля.
— И вам, Ваше Величество. Пусть день принесет добрые вести.
Пальцы Эргарна сжимают перо, делая его совсем негодным для письма. Он, не мигая, смотрит на меня. Опасно. Вдвойне опасно, учитывая, что я замечаю на мгновение вытянувшийся зрачок.
— Подпиши контракт, — он небрежно взмахивает рукой, и пара желтоватых листов с оттиском королевского дома опускаются на противоположной стороне его стола. Прямо перед креслом.
Не просьба, не вопрос — приказ.
— А если меня не устроят условия или я не смогу выполнить необходимую работу? — уточняю я. — К тому же хейл Алвисс еще не успел взять с меня клятву целителя.
— Тут все стандартные условия и обязанности сторон. За исключением того, что о работе ты узнаешь позже, — Эргарн отлепляется от спинки и опирается локтями на стол, переплетя свои длинные пальцы. — Но за это щедрое вознаграждение. Думаю, что это честно.
Честно? Ему ли говорить о чести?
Моя ухмылка не скрывается от его взгляда, и левая бровь удивленно изгибается. Но я не объясняю. Вместо этого сажусь на кресло и читаю каждый пункт. Действительно, о моих обязанностях лишь общие фразы “выполнить в полном объеме”, “при невыполнении обязательств” и так далее.
— Условие? — переспрашивает Эргарн, подняв бровь. — Ты правда считаешь, что можешь выдвигать условия? После всего того, что я сделал уже и что обещал?
Распрямляю спину до боли мышц, пальцем немного отодвигаю от себя бумаги. Действительно много и сделал, но еще больше обещал и не сделал. Беречь, защищать, верить.
— Я вынуждена подписывать контракт вслепую, не зная, что и для кого мне придется делать, — спокойно, уверенно говорю я. — Поэтому я вправе просто отказаться от работы.
Всполох в его глазах должен напугать, но не сейчас. Если он готов дать мне будущее, то я хочу, чтобы оно было спокойным. Без боли. Без соли на ранах, которые не затянутся никогда.
Эргарн кладет обе ладони на стол и откидывается на спинку кресла. Чувственные губы поджаты, а глаза прищурены. Он взвешивает, насколько стоит давать мне возможность выбирать? Или насколько я ему нужна?
— Что ты хочешь? — наконец, говорит он.
— Чтобы после того, как я выполню свою работу, вы больше ни словом, ни делом не касались моей жизни и жизни моего сына, — на последнем слове голос срывается, но я откашливаюсь, пытаясь это скрыть. — И мне нужны гарантии.
— Слово короля? — с тихим рыком в горле предлагает Эргарн.
— Мало. Я ему не верю.
Чтобы это сказать, мне приходится собрать все свои силы в кулак. Эти слова — как пощечина королю. Но взрослые и серьезные игры — это уже не просто доверие.
— Темница? — раздается угроза.
— Тогда магия не сработает. Мотивация должна идти от искреннего намерения, — чуть-чуть лукавлю я.
Да, от искреннего. Но… Мое сердце открыто для всех, уязвимо, оттого мне приходится сильнее защищать себя. Потому что магия исцелит даже того, кто делает мне больно.
— Вам же нужна моя помощь?
Эргарн берет листы, проводит драконьим выпущенным когтем по запястью и касается выступившей капельки кончиком пера, а затем вписывает в контракт обязательства, проговаривая вслух.
— Я, король Морравии Эргарн Третий, обязуюсь не вмешиваться в жизнь Лейлы Сидхар и ее сына помимо обещанных вознаграждений за работу, — произносит он, и я уже готова расслабиться, но он дописывает: — За исключением случаев, когда она сама об этом попросит.
— Не попрошу, — резко реагирую я.
— Считай это компромиссом, Лейла, — он ставит свою подпись, печать и протягивает листы мне. — Подписывай.
Я смотрю на крупные капли, собирающиеся на его руке, и сглатываю. Обещание, скрепленное драконьей кровью и словом считается нерушимым. На секунду сердце царапает то, что я шантажом вынудила Эргарна сделать это. Но я откидываю сомнения: я была выброшена выживать, вот этим и продолжу заниматься.
Беру перо и опускаю его в чернильницу, легкая подпись новым именем.
— Магическая печать, — напоминает Эргарн.
Растерянно смотрю на свою руку и бумаги. Когда я была королевой, моей силы было недостаточно для печати, а после… Я ни разу не ставила ее.
Эргарн будто понимает мою растерянность, он очень быстро, бесшумно и почти незаметно оказывается позади меня. Я чувствую его запах и тепло, окутывающие меня, когда Эргарн нависает надо мной, обхватывая ладонью мои пальцы. Аккуратно, но уверенно, запуская знакомую, но такую нежеланную волну тепла по моему телу.
Король прикладывает мой большой палец к подписи:
— Подумай о том, что ты согласна с контрактом, — звучит его низкий, пробирающий голос. — Все получится.
Я старательно пытаюсь сосредоточиться на подписи, но близость мужа сбивает.
— Первый раз всегда непросто, потом будет легче. Дыши глубже, — с каждым словом он наклоняется все ниже, и последние слова он произносит у самого уха, заставляя мурашки бежать по телу. — Я тебе чуть-чуть помогу.
Чувствую, как импульс его магии пробегает по моей ладони, а потом на бумаге загорается и исчезает моя магическая печать.
— Вот так, — задержавшись на лишнюю секунду, Эргарн поднимается, и я слышу, как он делает шаг назад. — Сейчас тебя уже ждет хейл Алвисс. Когда я вернусь, я пошлю за тобой, и тогда мы обговорим твою работу.
Опираюсь на стол, не сводя взгляда с подписанного контракта. Он либо станет моим спасением, либо приведет меня к окончательному краху. Но судя по тому, как торговался Эргарн, он бы меня просто так не отпустил. По крайней мере, я точно буду знать, что сделала все, что могла.
Эргарн уже возвращается за стол, совершенно теряя ко мне интерес, и сворачивает контракт в трубочку. Верный своей привычке, король обвязывая свиток парчовой тесьмой и припечатывает плетением.
— Пусть Драконий бог благословит ваш день Ваше Величество, — поднимаюсь и на ватных ногах, стараясь не смотреть на короля, выхожу из кабинета.
Шаг за шагом я отдаляюсь от Эргарна, однако кажется, что я чувствую на себе его взгляд. Меня тянет обернуться, чтобы подтвердить или опровергнуть догадку, но я впиваюсь ногтями в ладони и заставляю себя продолжить путь.
Только когда за мной захлопывается дверь, я останавливаюсь, медленно выдыхаю и закрываю глаза.
— Леди Лейла, — голос камердинера заставляет вздрогнуть. — Мне приказано проводить вас к хейлу Алвиссу.
— Спасибо, я сама, — все еще погруженная в свои мысли отвечаю я.
— Но… Его лаборатория в подвале, — озадаченно говорит Гордон. — Вы же не знаете, куда идти.
Ох… Так, Эйлис, надо собраться и не допускать того, чтобы тебя было так легко выбить из колеи.
— Да, конечно, — немного натянуто улыбаюсь я. — Я что-то даже не подумала. А могу я сначала увидеть своего сына?
— Его Величество распорядился, чтобы вы сначала сделали все необходимые приготовления, а потом уже встречались с малышом, — чопорно отвечает камердинер и идет по коридору.
Меня смущает это заявление.
— И что, Его Величество теперь всегда будет манипулировать мной с помощью Фейра? — хмурюсь я, пока спешно иду за Гордоном.
— Ваш сын сейчас в надежных руках, леди Лейла, — уверенно отвечает камердинер. — Я сам видел, как они с Иггой гуляли в оранжерее. Там сейчас островок лета.
Я смотрю на лекаря, который как будто извиняется взглядом, а потом на Анриетту. Та понимает, в каком виде ее застали, опускает руку и вскидывает подбородок.
— Я все расскажу Эру и вы лишитесь своего места! — шипит она загнанной в угол змеей. — А ты… Тебя я уже предупреждала, чтобы ты не мешалась у меня под ногами. Я уничтожу тебя!
Кому она расскажет? Эру? Он терпеть не может любые сокращения своего имени, и я всегда с уважением к этому относилась. Либо я его совсем не знала, либо Анриетта не умеет слышать чужое мнение.
Она сначала впивается в меня взглядом светло-зеленых глаз, а потом резко отворачивается и быстрым шагом, цокая каблучками, выходит из лаборатории. В голове мелькает какая-то мысль, но я не успеваю ее поймать за хвост.
От потока ветра, образованного движением Анриетты, листы на столе взлетают и хаотично оседают на пол. Слышится громкий хлопок двери и еще какое-то ругательство в сторону камердинера, оставшегося за дверью.
— Прости, Лейла, я не думал, что она придет, — хейл качает головой и, кряхтя, наклоняется, чтобы собрать с пола листы. — Ее появление— это вечно какие-то неприятности.
Я присаживаюсь рядом, чтобы помочь собрать бумаги. Невольно взгляд цепляется за них: одно за одним перечислены самые разнообразные сонные зелья. Я сама время от времени какие-то из них готовила для тех, кто приходил ко мне. Но некоторые кажутся мне совершенно незнакомыми.
— У кого-то в замке проблемы со сном? — удивленно спрашиваю я. — Или вы просто коллекционируете рецепты?
Хейл Алвисс было открывает рот, чтобы ответить, а потом качает головой, поднимается и кладет на стол все бумаги.
— А вот это, моя дорогая Лейла, я смогу обсуждать с тобой только после клятвы, — говорит он. — Ну что, пойдешь ко мне в ученицы?
Его теплая улыбка и добрый блеск проницательных старческих глаз подкупают и вызывают улыбку. Рядом с ним так спокойно. Я бы сказала, что это у него на душе спокойно и умиротворенно.
— Я пойду, но не уверена, что надолго тут, — пожимаю плечами и кладу свои листы поверх тех, что положил хейл. — Но, как я понимаю, тут больше дело в клятве. Она же на всю жизнь?
— Ты же не из простых, Лейла? Ведь так? — лекарь кладет мне руку на плечо.
— Нет, хейл Алвисс, — я накрываю своей ладонью его суховатые старческие пальцы. — Я из народа. Дракон приблизил меня ненадолго к себе, а потом я ему надоела. Вот и все.
Говорю чистую правду, ведь так оно и было, и по документам все так. А какой дракон можно и не уточнять. Да я бы и не смогла.
— Полагаю, больше ты мне ничего не скажешь? — он лукаво смотрит на меня. — И про сына не расскажешь? Я его осматривал по просьбе Его Величества.
Пальцы сами сжимаются в кулаки, а челюсти сжимаются. Сейчас меня от скоропалительных выводов о том, что Эргарн хочет забрать Фейра, удерживает только контракт, по которому король будет вынужден забыть о нас.
— А что с ним? — стараюсь расслабиться и улыбнуться, потому что угрозы в голосе хейла нет.
— Дракон. Сильный. Таких, как он — единицы, — спокойно говорит лекарь. — Рожден в истинной паре и от сильного дракона.
Отвожу взгляд. Исходя из его слов можно сделать единственный вывод: мой истинный дракон мертв, потому что иначе он бы никогда меня не отпустил. И расскажи мне кто-то другой, что дракон истинную пару отправил на казнь, я бы никогда не поверила. Но такова моя жизнь.
— Вы что-то говорили про клятву? Давайте приступим, поскольку именно это нужно, чтобы я приступила к тем обязанностям, которые от меня требует Его Величество, что бы это ни было, — уже не пытаюсь улыбаться, поэтому хейл прекращает свои попытки что-то узнать, и идет к шкафчику, чтобы достать большой фолиант.
Старый потертый кожаный переплет с когда-то золотым тиснением, желтые от времени листы, множество закладок разных цветов и запах древности. Интересно, сколько поколений она передавалась из рук в руки? Скольких лекарей этого замка она пережила? Сколько тайн она может хранить?
— Подходи сюда, Лейла, — хейл сдувает с обложки пыль и раскрывает книгу на самой первой странице. — Клади руку и впусти немного своей магии.
Там, на желтом неровном по краю листе, нарисовано очертание ладони, а внутри замысловатые символы, видимо, из древне-драконьего языка. Опускаю ладонь на шероховатую поверхность листа и тут же чувствую тепло.
Книга словно тянется к моей магии, как будто зовет ее, и я отпускаю свою силу, позволяя ей коснуться символов. Моя рука словно прирастает к бумаге, а хейл одобрительно кивает:
— Она приняла тебя, а теперь повторяй за мной, — говорит лекарь.
А потом я произношу слова клятвы, по завершении которой ладонь охватывает серебристое сияние, а когда гаснет, лит отлепляется от моей руки.
— Ну вот и все, — кивает хейл. — Теперь Его Величество спокойно может доверить тебе информацию. А ты можешь идти к сыну, я же понимаю, что ты за него беспокоишься. Все остальное начнем… Может быть, завтра.
Хитрый лис, он же явно больше хочет что-то от меня узнать, нежели чему-то меня научить. Но раз он отпускает меня к Фейру, я даже внимание на это обращать не буду!
— Тебя проводить? — уточняет он, когда я, бросив кратко “до завтра”, спешу к двери. — Отсюда коридор сильно петялет.
— Спасибо, хейл Алвисс, выйду! Если что, спрошу дорогу, — уже закрывая дверь, говорю я.
Камердинер ушел, похоже, вместе с Арнеттой, но это и к лучшему. Я знаю короткий путь в оранжерею, но не хочу, чтобы кто-то это видел. Ухожу в противоположную сторону и за одной из тяжелых деревянных дверей шагаю на лестницу, которая приводит меня почти к самому центру оранжереи, где я и провожу почти весь день с Иггой и Фейром.
Когда к ночному сну Эргарн так и не посылает за мной, я уже прихожу к выводу, что и сегодня не узнаю, в чем же заключается такая необходимость в моей помощи. Я спокойно переодеваюсь в закрытое под самое горло ночное платье, распускаю волосы и умываюсь.
Но лечь в постель я не успеваю. В двери между смежными комнатами слышится щелчок замка, за ним следует тихий скрип, и на пороге возникает уставший Эргарн. В вырезе белой свободной рубашки видна мощная рельефная грудь, волосы чуть влажные, словно король только что из душа, а в глазах сосредоточенность и напряженность, как перед прыжком за добычей.