Настоящее время
Я распахиваю тяжелые створки двери ведущие в покои мужа на вершине башни. Руки мои трясутся и слова путаются, когда я пытаюсь дрожащим голосом сообщить ему…
— Я видела Кори, видела его у работорговцев, они как-то схватили его, я не понимаю… Это какое-то безумие. Наш сын у них, они держат его в клетке… Я думала, что ты повез его в имение отца…
Айзек поворачивается, и переводит взгляд своих холодных синих глаз на меня. Он держит руки за спиной, на лице его каменное выражение, которое словно льдом окатывает меня.
— Ты не должна была его видеть, — ледяным голосом говорит он.
— Что?
— Все в порядке, Юлиана. Корнелл теперь не мой сын.
Встаю на месте и сгибаюсь, словно меня ударили в живот, не веря в то, что слышу. В глазах вдруг темнеет.
— Ты сошел с ума, Айзек?
— Хочешь отправиться вслед за ним? Или может хочешь, чтобы я поделился деньгами, что выручил за выродка?
Слова мужа словно прибивают меня к стене, вышибая дух. Я не верю в то, что это произносит мой любимый. Это какое-то безумие, какая-то злая шутка, что угодно, только не правда.
— Так ты называешь нашего сына?
— Я считал его таковым. Как считал тебя своей истинной, пока мне не открылась правда, благодаря древнейшему. Я не хотел верить, но сомнений нет…
— Какая правда? — кричу я, срывая голос. — Что он сказал тебе?
В груди полыхает такая яростная боль, что мне кажется весь мир сейчас обрушится на меня. Все, чего мне хочется, это обнаружить, что это всего лишь страшный сон, но я все никак не просыпаюсь.
Все вокруг начинает кружиться, и я слышу какие-то странные голоса, словно кто-то шепчет тихим шепотом. Я не знаю языка, не разбираю слов, но от одного этого звука такое ощущение, словно сердце протыкает зазубренный нож, а по спине проводят ледяными пальцами сама смерть.
Пытаюсь закрыть уши, но этот звук никуда не уходит.
Делаю шаг вперед и опираюсь на стол, чтобы не упасть и краем глаза вижу, как цветы, который я сегодня утром поставила здесь, мгновенно чернеют, высыхают, и превращаются в прах, опадая на полированную поверхность.
ЧТо это?
— Вот какую правду! — рычит он, скидывая со стола опустевшую вазу, которая тут же разбивается на осколки, — творишь магию нежити на моих глазах и смеешь спрашивать? — Ты обвела меня вокруг пальца, ты все это время была носителем запретной магии и теперь мой род будет проклят, если хоть кто-то узнает.
От грома его голоса я вся съеживаюсь и оседаю на пол, раня колени об острые осколки.
— Я не понимаю, что это такое? — из моих глаз льются слезы и все вокруг заволакивает туманом. — У меня нет никакой магии…
Айзек хватает меня за плечи и силой поднимает на ноги.
— Ты служишь тьме, Юлиана, ты ввела меня в заблуждение, наслав на меня морок, и я прожил все эти годы питаясь твоей ложью. МОжешь не тратить на меня свои лживые слезы. Побереги их для тех, на кого действуют твои чары.
— Айзек. Я не понимаю о чем ты говоришь, — едва слышно отвечаю я ему сквозь душащие меня рыдания. — Я никому не служу, кроме тебя.
Он тащит меня на балкон и с шумом распахивает двери, впуская морской ветер, вольно резвящийся здесь, на высоте его башни.
— Открой глаза! — рычит он, — и посмотри.
Кусты с горными розами, высаженные в деревянных коробах, мгновенно начинают увядать, стоит нам приблизиться к ним, и с каждым шагом их погибает все больше, как будто от меня исходит какая-то убийственная волна.
— Ты это делаешь, высасываешь из них жизнь, посмотри!
Любопытная чайка садится на перила и стоит мне сделать шаг, она тут же падает замертво, словно подстреленная..
— Я не понимаю, почему это происходит, — заливаясь слезами рыдаю я.
— ПОбереги свои притворные слезы, на меня они больше не действуют.
— Как ты мог отдать нашего сына…
— Отродье тьмы не мой сын, так же как Илейн не моя дочь. А ты больше не моя истинная.
— Что ты с ней сделал?
— Не волнуйся, Юлиана, Илейн жива, но ты больше никогда ее не увидишь..
— Скажи, что ты сделал? — я бросаюсь на мужа, хватая его за одежду, бью кулаками в его мощную грудь, но он даже не обращает внимания. Сильный ветер развевает его темные волосы, а взгляд неумолим.
— Пощадил невинное дитя, ставшее заложницей твоей лжи. Только ради той любви, что испытывал к тебе. Ради проклятой любви, которая все еще владеет мной… Ты никогда ее больше не увидишшь.
Он подводит меня ближе к низким перилам балкона и птицы, которые сидят на них, тут же падают замертво, а деревянное покрытие начинает трескаться и осыпаться вниз.
— Ты мерзавец! — Кричу я, — я ни в чем не виновата! Что ты сделал, чудовище?
— Успокойся, если не хочешь, чтобы тебя постигла печальная участь, которая постигает всех носителей твоей подлой магии. Я делаю это ради твоего же блага.
Я бьюсь в его хватке, пытаюсь высвободиться, чтобы убежать, но он держит так крепко, что я не могу даже шевельнуться.
За неделю до этого
Зябко кутаюсь в накидку, отороченную мехом, здесь в горах всегда холодно из за ледяного ветра дующего с севера. От дыхания женщин стоящих рядом со мной, появляются облака пара, он подсвечивается ярким светом двух ночных братьев лун. Они сегодня, как нарочно сияют в безоблачном небе, словно два внимательных глаза самого бога.
Я ждала этого дня девять лет, жда ла и боялась, и вот этот день настал.
Когда мужчины говорят с древнейшим, женщины должны ждать снаружи, так заведено и никто не смеет нарушить это правило. Прислушиваюсь к звукам, что доносятся из пещеры, где сейчас проходит посвящение моего девятилетнего сына, и стараюсь не думать о плохом.
Великий древнейший может принять любое решение. Кори может понравиться ему, и тогда он начертает когтем его судьбу, обеспечив ему славу и высочайшее положение. Если же нет… Об этом я не желаю даже думать. Я слышала разные истории о том, чем могло кончиться первое посвещение для других детей.
Я знаю, что Кори чист сердцем и силен духом, а значит дракон изберет для него хорошую судьбу и благословит его унаследовать силу отца… Иначе и быть не может.
Однако, как бы я ни уговаривала себя, волнение никуда не уходит и лишь нарастает, волнами терзая мое материнское сердце.
Восемь жен князей востока терпеливо ждут, когда закончится церемония. Никто не говорит ни слова и только мать моего мужа леди Вейр, как старшая из женщин, шепчет просительное заклинание, низким грудным голосом. Сегодня каждый мужчина каждого поколения Эншентов услышит слова от вечного, не только малыш Кори. И для каждого это слово может полностью переменить судьбу, если вечный того пожелает.
Я же шепчу слова про себя, поскольку еще не заслужила в свои тридцать лет просить дракона о милости вслух.
Наконец, я с облегчением вижу, как Кори выходит из пещеры, а следом за ним идет его отец.
— Все прошло хорошо? — с тревогой спрашиваю я мужа, видя его хмурое лицо. Он бросает на меня странный взгляд синих глаз и прячет глаза.
— Отправляйтесь домой без меня, вас отвезут, — сухо говорит он, я останусь сегодня в священном месте. Мне нужно обдумать слова вечного.
Айзек закрепляет церемониальный меч за спиной, не обращая внимания на мой просящий взгляд.
— Корнелл прошел посвящение? Что сказал вечный?
Слова вырываются из моего рта прежде, чем я успеваю понять, что говорю это вслух. Слышу шепоток женщин и громкое хмыканье матери Айзека.
— Ты задаешь слишком много вопросов, жена, твое любопытство сейчас неуместно, — бросает муж недовольно и отворачивается.
— Я сделал что-то не так, отец? — спрашивает растерянный Корнелл, глядя в спину отца умоляющими глазами.
— Это известно только тебе и древнейшему, — отвечает Айзек не поворачивааясь. — Все сказанное, только для тебя, все, что случится дальше — твоя судьба. Теперь ты больше не ребенок.
— Но он сказал…
— Ты забыл правила? — Айзек поворачивается к сыну и кладет мощную руку ему на плечо.
— Я помню, отец…
Мальчик едва сдерживает слезы.
— Все ведь будет хорошо? — в глазах Кори стоят слезы.
— Все будет так, как он сказал тебе.
— Но я не понял его слов…
— Ты поймешь.
Айзек отпускает сына и не говоря больше ни слова уходит в темноту. Я вижу его силуэт. Вижу, как он взбирается на гору, мощными руками хватаясь за каменные уступы. Двигается он проворно, словно горный леопард, цепляясь когтями за почти отвесную скалу. Я знаю, что там, высоко, на самой вершине одной из скал, его личное место силы.
В сердце закрадывается черная тень тревоги. Таких холодных глаз я никогда не видела у моего истинного.