Ответное танго

начало

«В танго нет ошибок, дорогая, не то, что в жизни»

«Запах женщины», 1992 год

Село Кругляши потерялось в петлях Десны, окружённое со всех сторон водой и камышами. С большой землёй соединялось довольно узким перешейком, который раньше затапливался паводком. Единственной связью оставалась узкая бетонная дорога, уложенная по небольшой насыпи, виляющая лугами и лесом до ближайшей трассы добрый десяток километров.

Последние пару десятков лет местное население качественно изменилось – вместо многих выехавших из этой глуши в поисках лучшей жизни появились закоренелые дачники. Редкие маршрутки и достаточная отдалённость от города прибавляли оседлости даже тем, кто просто приезжал сюда летом в отпуск. Тишина, во многом не тронутая природа, окружающие эту резервацию, и простые нравы были бы по душе настоящим интравертам. Здесь даже не было церкви, потому не было и никаких формальных причин для сбора всего личного состава села, по какому ни-будь прогнозируемому случаю.

Аборигены дачников недолюбливали, называли их «приезжими». Таковыми они считали всех, вне зависимости от сезонности проживания, кто поселися здесь менее чем пару поколений назад. Приезжие были разными, большинство из них жили тут круглогодично.

В тот период, когда осень начинает грустить туманами и опадать яркой листвой, на протоптанной дорожке вдоль засыхающей осоки встретились шпиц Джилли и ирландский сеттер Динго. Джилли, как настоящая и умудрённая возрастом сука, встретившая неожиданность, выразила своё удивление эмоциональным лаем. На что Динго, довольно юный неопытный увалень, чуть не уволок свою владелицу в топкие джунгли камышей. С собою собаки привели хозяев: Джилли – далеко засорокалетнего неизвестого художника Остапа Банюка, Динго – всё ещё двадцать с небольшим, но уже отставного топ-менеджера Мирославу Янкевич.

Они жили на одной улице, но как настоящие «приезжие» редко общались с незнакомцами, а следовательно и друг с другом. Познакомиться лично случилось только сейчас. И, надо сказать, случай не располагал на тёплое соседское общение.

- Держите свою собаку! – раздражённо пискнула хозяйка Динго.

- Простите, но это не она потянула Вас в воду! – опешил владелец Джилли.

- Она истеричка!

- Что Вы, она испугалась!

- Всё равно держите возле себя! – раздосадованно разглядывая испачканные белые кроссовки буркнула Мирослава.

- Прошу простить мою даму, она не нарошно. – пытался извиниться Остап, хотя видел что соседка особо не реагирует. Собаки же недоверчиво и с осторожностью снюхались: Динго с интересом вилял хвостом и и перебирал лапами, а Джилли гордо задирала морду, отворачиваясь от него.

Поняв что девушка не в настроении общаться, надеясь что конфликт исчерпан, Остап был готов вежливо приподнять старую фетровую шляпу и откланяться. Однако громкое настойчивое карканье отвлекло внимание в сторону старого кряжистого осокора, стоявшего чуть поодаль от дерега. Мирослава краем глаза увидела, как опешил мужчина, и тоже нехотя обернулась в сторону стоящего посреди поляны дерева. Огромный чёрный ворон сидел на грязных пятках неизвестного человека, привязанного к толстым уродливым веткам головой вниз. И похоже, человек был мёртв.

История первая.

Местные узнали о подвешенном теле только когда в село, сверкая мигалками, заехало сразу три машины. Импровизированная дискотека с участием двух полицейских машин и скорой, после короткого ориентирования на местности, заехала почти до края той самой поляны, где стоял осокор.

Пока не известно, что увидела следственная группа, а впоследствии патологоанатом, но наша случайная пара имела достаточно времени рассмотреть упомянутую инсталляцию, или перформанс – как нам угодно.

Человек висел босыми ногами вверх, раскинув привязанные к веткам руки. Лицо было обращено к дереву, одет в старые растянутые спортивные штаны и потерявшую цвет майку, вымазанную кровью. Верёвки тоже были далеко не новыми, такими же как местные рыбаки вяжут свои лодки, или сушат сети. Тело было подвешено за щиколотки, кисти рук привязаны к ветвям, и не очень плотно прилегало к стволу. Поэтому удалось рассмотреть раны у него на груди и спине. Видимо, от ножа.

Перед деревом неглубокими линиями была расчерчена пятиконечная звезда, в центре которой стояла кофейная баночка с давно потухшей парафиновой свечёй. Банка, видимо, раньше была пепельницей.  

- Странно, Вы не находите? – Остап был похож на искусствоведа, разглядывающего статую ранней античности.

- Что Вы имеете в виду? – невозмутимость Мирославы была за гранью какого-либо восприятия вообще.

Художник растерялся, его глубокая эмпатия натыкалась на эмоциональную депривацию юной безнес-вумен, как ситцевая пуховая подушка на колючую проволоку. Осторожно потрогав тело, Остап убедился что оно уже задубело. Тем временем, Мирослава обзванивала полицию и скорую.

- Полагаете, здесь нет ничего странного? – повторился Остап.

- Попросили ничего не трогать. – резюмировала телефонные беседы Мирослава, словно не слыша вопроса.

- Скажите, Вы не боитесь мёртвых?

- Вы думаете, он умер?

- Тело задеревенело.

- Может, он просто замёрз?

- Думаю, всё.

- Странно...

- Вот и я о чём. Неэстетично, как-то.

Девушка посмотрела на художника, смешав удивление и сарказм.

- Что же может быть эстетичного в трупе?

- Неестественность.

- В смысле?

- Да как сказать... Вот, к примеру, звезда со свечёй. И тело вниз головой. Положение тела похоже на распятие. Можно подумать, что это ритуал сатанистов.

- Возможно. Хотя не пробовала. Но раз есть звезда, то наверное.

Остап снова с удивлением глянул на спутницу. И продолжил:

- А Вас ничего не смущает?

- А должно?

- Когда я говорю об эстетике, то имею в виду что даже самый тёмный ритуал подвержен ей, и общая картина должна иметь свою гармонию. Здесь же, вот смотрите, свеча в пепельнице. Ну, это крайнее неуважение к ритуалу. Звезда концом должна быть к телу. Тело не прибито, а привязано. И раны... Они хаотичны, разной глубины и, похоже, нанесены с разных положений. Как-то искусственно... Я не приверженец сатанизма, но такое неуважение к процедуре явно не типично.

- Может быть. – безпристрастно оглядывая тело на некотором отдалении заключила Мирослава – И узлы странные.

- Почему?

- Ноги связаны узлом «Линча», такое применялось при линчевании негров – отсюда историческое название, он затягивается на удушение, и не растягивается назад. А руки завязаны узлом «Стремя», но это уже альпинистский узел.

- Откуда Вы это знаете?

- На одном из тим-билдингов пришлось выучить.

- Тим... что?

- Корпоратив такой, это как объединяющая смысловая пьянка.

- А! Понял, слышал нечто подобное. Что-то ещё необычное, по Вашему мнению?

- Смысл. Точнее, его отсутствие.

- Простите? Смысл смерти? О, она почти всегда бессмысленна...

- Правильно будет – мотив. Какой мотив у того, кто это сделал? Зачем?

- Всё, что приходит в голову, это устрашение.

- Кого? С какой целью?

- О! Тут испугается всё село, как я понимаю.  

Мирослава молчала, видимо не считая своим долгом отвечать на вопросы, которые ей не интересны. Потому следующая реплика Остапа была скорее риторической:

- Кто же у нас на такое способен?

Поднялся ветер, и стало неуютно. Собакам было пора домой, говорить было не о чем, и не сговариваясь все пошли к въезду в село встречать полицию.  

С приездом мигалок вокруг поляны неровным кольцом собралось практически всё село. Почти сразу оказалось, что висящий – это Михаил Некрасенков, тракторист. Миша (иначе его никак не называли) был безотказным в смысле алкоголя, и злостным семейным скандалистом. Жена его Света и сын-подросток Саша, увидев Мишу в таком антураже, были шокированы настолько, что не могли говорить. Когда-же молоденькая следователь попробовала их допросить, то показания были сухими и краткими. У них было алиби – с вечера, когда дома начался скандал, они убежали от пьяного Миши к его матери, которая жила в другом конце села. В тот момент на дереве ничего не было, это подтвердили местные рыбаки – чьими верёвками был связан Миша. Они пили здесь до позднего вечера. Банка из-под кофе как пепельница, и свеча – тоже их, были взяты с места ужина.