Отвратительная тайна

ЧЕЛОВЕК КАК КОСМОС

ЧЕЛОВЕК, КАК КОСМОС

       - Два месяца меня не будет, ухожу в схиму, сажусь за новый роман, - объявил в конце прошлого лета Валерий Баранов. Надо знать его характер: слов на ветер он не бросает. И вот примерно в определённый им самим срок роман появился. С названием: «Отвратительная тайна».

     Стоит удивиться столь необычному названию, которое более пристало бы разоблачительной статье. Впрочем, и другие его романы и повести, даже рассказы часто поименованы столь же безыскусно прямо: «Скорпионовая мазь», «Теория бессмертия», «Злые чёрные свиньи тётушки Симы», «Буддийская логика», «Букет сирени», «Шаманские практики» и др. Это и понятно. Если учесть, что наш автор не просто беллетрист, коей продукцией забиты сейчас книжные магазины, в связи с тоталитарным поглощением их москвичами и питерцами – прочёл и тут же забыл содержание да и саму книгу, например, на автобусной скамье… а человек глубокого, философского и оригинального склада ума, и как убедится читатель, редкой эрудиции.

   Не сядет за стол, пока книга окончательно не сложится в голове. Это не мешает ему быть, на мой взгляд, романтичным и поэтичным. Тем не менее, во вступлении он с самоиронией признаётся «… в романе я не достиг тех высот нежности, страсти и роскоши, где над читателем властвует гений и поэзия. Я полз к читателю, как змей по чёрным травам моего бреда и вымысла». И далее: «если уж написана рок-опера про Иисуса Христа, почему бы не написать и детективный роман? Тем более, что Иешуа (Иисус Христос) не будет главный герой, даже не второстепенный».

   И хотя роман начинается с известной по Михаилу Булгакову, а после и по Чингизу Айтматову («Плаха») сцены допроса Иешуа Понтием Пилатом, наполнение её совсем другое. И Понтий Пилат не тот и сам пророк. Протоколы допроса, хоть они тут и не приводятся, лягут в основу дальнейшего действия, поскольку попадут в руки Клавдии Прокуле, супруги Пилата. Заодно мы узнаём, что Прокуратор и Иешуа ровесники, знакомимся с близким окружением четы, объединённых презрением к невежественному и галдящему на разных языках Иерусалиму и евреям, к их богу и его бесконечным пророкам.

   Уже на приёме устроенном в этот же день Клавдией и Понтием Пилатом в философских разговорах проступает, как пишет автор, «столкновение великолепной (как кусок тающего льда) античной культуры и мутной как лужа еврейской… да ещё перемешанной с десятком всяких восточных ритуалов и суеверий! В таком котле, как Иерусалим – когда каждый день создавал острые коллизии, в которых… ни те, не другие виноваты не были».

   Вот один эпизод: « - Кого убивают евреи на Пасху? – спросил Фавий. – Ягнят, - ответила Клавдия. - Не обязательно. В этом году они потребовали убить человека. Какого-то своего пророка… или колдуна, - добавил Эврисак».

   Как-то подспудно у Клавдии при одобрении Понтия Пилата вызревает мысль разоблачить все эти суеверия и тем самым наказать народ! Так, судя по некоторым догадкам, которые весьма убедительно приводит автор… Иисус, хоть и был распят… оказалось, что случайно остался в живых.

   Распятие, считавшееся в Риме наиболее позорным наказанием – скорее было изощрённой пыткой. И пророк воскрес! О чём могли свидетельствовать женщины с весьма сомнительной репутацией – Соломея, учинившая казнь Иоанна Крестителя и Мария из Магдалы. Именно они узнали Иисуса Христа  первыми после распятия.

   Вследствие этих интриг возникло новое явление – ставшее христианством. Оно вступило в непримиримое противоречие с традиционной верой евреев в единого бога. Бердяев писал (цитирую своими словами): конец истории  наступит тогда, когда евреи признают Иисуса Христа. Вряд ли, конечно, наступит на земле много и других религий, тот же буддизм, который исповедует Валерий Баранов (одна из его книг – «Конспект-учебник буддийской логики»). Но Бердяеву позволительно, он почётный доктор богословия разных зарубежных кафедр – христианских философов.

   Дело в том, что евреи стали убивать евреев. В семидесятых годах было крупное восстание против римлян, подавленное Титом Веспассианом. Тогда и вскрылись эти факты. А ещё ранее, во времена Нерона, начались гонения на христиан, с этого императора, вошла в оборот трёхзначная цифра, названная дьявольским числом… и ещё Апостол Пётр по мнению автора, сам попросил палачей распять его вверх ногами.

     Выдающуюся роль в продвижении христианства сыграл Апостол Павел. В романе под влиянием той же Клавдии Прокулы, которая выкупила его в качестве раба, он становится автором трёх евангелий и, по всей вероятности, как считает автор, сопоставляя тексты, его рука чувствуется и в Апокалипсисе.

   Книга, подобная «Отвратительной тайне» представляет из себя особый жанр – апокриф. Например, известен в переводе на многое языки апокриф польского писателя Генрика Паниса «Евангелие от Иуды», о котором с похвалой отозвался Ярослав Ивашкевич. Потому что это тоже литература, где представлены живые герои, действовавшие в реальных обстоятельствах своего «безбожного времени».

   Никакого схематизма нет и в новом, я бы сказал, роскошном романе Валерия Баранова, который читается одним духом. И, кроме того – поднимает щетину на спине. Вопросы добра и зла, бога и дьявола. Откуда всё это взялось на Земле. Как возникла иллюзия того и другого. Что такое шахматы? По мнению современных и древних мудрецов… «В этом…2018 году возникло напряжение. Стеной стоит чёрный огонь у стены белого огня».

      Так заканчивает свой написанный в порыве вдохновения роман Валерий Баранов.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

    Предлагаемый читателям детективный роман «Отвратительная тайна» не претендует на какую-либо историческую откровенность. Если уже завтра мне пришлось бы отвечать за свою писанину перед каким-нибудь строгим судом (Гёте в таких случаях не оправдывался, а показывал пальцем на звёздное небо: «Вот моя совесть!»), то мне бы пришлось признаться, что в романе я не достиг тех высот нежности, страсти и роскоши – где над читателем властвует гений и поэзия. Я полз к читателю как змей, по чёрным травам моего бреда и вымысла.

    Если уже была написана рок-опера про Иисуса Христа, то почему бы и не написать детективный роман? Тем более что Иешуа (Иисус Христос) в моём романе, совсем не главный герой, даже не второстепенный.

    Второстепенный герой – это скорее демон Максвелла: «Все птицы, что летают в под-небесье, все рыбы, что плавают в воде, все дики звери, что рыщут по лесам; обретают могилу в нашем желудке. Вот и спросите себя, отчего мы умираем столь быстро! Мы уже и живём, как мёртвые»… Эти слова Мусы-вольноотпущенника подтверждают, что наяву мы живём как во сне.

    В этом детективном романе меня интересует не религия евреев и не ненависть всех великих римлян к Иерусалиму. Меня, всего лишь интересует одна отвратительная тайна.

   Тогда на Востоке евреев ненавидели все, не только римляне. Et quasi cursors, vitae lampada tradunt; если нам импонирует наше величие или наше прошлое, то это ничтожное доказательство тому, что бог небесный и бог преисподней когда-то снизошли и вошли в нашу плоть, и в кровь.

    Апулей пишет: «Я приближался к границам смерти и, достигнув порога Прозерпины, я возвратился оттуда уносимый через все элементы (элементарные духи земли, воды, воздуха и огня). В глубинах полночного часа я видел солнце, сверкающее великолепным светом и при этом освещении увидел богов небесных и богов преисподней и, приблизившись к ним, я отдал им дань благоговейного обожания».    От кого Апулей тогда уже знал о Демоне Максвелла?

    В иудаизме такого знания нет вообще, там полное отрицание всего потустороннего. Для евреев нет никакого существования после смерти и поэтому у них нет других богов, кроме одного какого-то незримого существа. А вот римляне чужим богам поклонялись охотно, если считали это для себя выгодным и ещё они презирали всякий религиозный экстаз.

    Молиться, бесноваться, бичевать всех своих пророков и вопиять к богу - казалось им бессмысленным и унижающим человеческое достоинство. По словам Вергилия: «…богам не нужны чувства людей, богам нужна дань в виде пролитого вина и рассыпанных зёрен, в виде крови и дыма от сжигаемых под открытым небом внутренностей, жира и костей жертвенных животных». А мясо жертвенных животных римляне богам не отдавали, а съедали сами. Ни каких самоограничений и молитв-обещаний у них не было (я дал тебе, чтобы ты дал мне): я приношу тебе жертву с соб-людением формальности ритуала, а ты должен выполнить мою просьбу.

   Из-за одного невидимого для них и страшного существа-Бога опыт времени для евреев не существует. Бог – это факт, а не привязанный к факту соблазн, комментарий. Века и поколения протекали для евреев бесплодно. Можно даже сказать: история еврейского народа ни с чем не связана, ничего не объясняет и ничего не доказывает.

    У Бога нет души, у мертвеца – всего лишь одна душа. Живой человек свободно пользуется тремя душами: водой, небом и землёй. Небо хранит огонь, земля хранит кости, вода хранит разум. Поэтому наш собственный, индивидуальный разум и личную жизнь, нашу любовь и ненависть Бог откровенно противопоставляет лабораторным исследованиям. Мы, сегодняшние жители цивилизованного сто-летия, более чем девяносто процентов нашей дневной жизни находимся в состоянии бодрствующего сновидения. Мы спим наяву!!…а этот сон поддерживается неким существом. Оно достаточно маленькое, чтобы видеть отдельные секунды нашей жизни, или управлять ими. Но, это существо, за свою способность не замечено вмешиваться в естественный ход событий, я бы назвал «демоном Максвелла» - ведь оно вершит судьбу не только отдельного человека, но и нежно заботится обо всех наших снах и богах. Интернет, смартфон, судьба, сон, смерть… дальше уже не обойтись без Гекаты, богини луны, ночи и подземного царства (позднее – покровительницы колдовства).   Её присутствие у входа в ад всегда угадывал Кербер (Цербер), выражая свой страх перед ней леденящим душу трёхголосым воем.

   По рассказам знатоков и мудрецов - этот огромный чудовищный пёс с тремя головами и драконьим хвостом был совсем ручным. Перед входящими пёс опускал свои головы и закрывал глаза. Однако, каждого, кто пытался выйти, этот бдительный страж тут же пожирал… по утверждению Гомера (Орфея, укравшего Эвридику у Аида), и обманувшего (очаровавшего) Кербера своей песнью. Вспомним XI песнь «Одиссеи». Некто сидит рядом с Кербером у входа в подземный мир и ожидает душу Терезия… Когда-нибудь и мне придётся, сидя рядом с Кербером, отталкивать от свежей крови закланного барана души умерших, оттолкнуть даже душу отца моего, ожидая единственную душу, ради которой я приду к вратам Ада.

   На самом деле, Кербер жуёт и глотает тени умерших. Даже не дым, не воздух, а бесплотные тени: «ничто». Но как же питается этот пёс пустотой? Или кроме имени, тень мертвеца обладает ещё чем-то сокровенным?

   Сокровенный человек Андрея Платонова мог поддерживать состояние «собственного я» от 130 до 190 секунд, что являлось бы весьма весомой добычей для трёхголового пса. Сегодняшний среднестатистический человек – от 10 до 40 секунд. И мы ничего не можем с этим поделать, потому что наша «действительность»… точнее, мы в ней – это бессмертие. Где картины всякой жизни высвечиваются вспышками, определяющими нас в пространстве-времени. Центр этой картины мира – наше сознание и работает оно в импульсном режиме (так уж устроен наш мозг), всё остальное - сон.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

    Понтий Пилат, когда привели к нему арестованного Иешуа, не стал ему грозить, не захотел и допрашивать. Не спросил даже имени. Спросил только: «Хочет ли еврей глоток вина… Воды?» Иешуа посмотрел мимо него вправо и отказался. Понтий Пилат взглянул влево от себя и увидел на столике блюдо с фруктами, кувшин с водой, маленький кувшин с вином и только одну свою каменную чашу из оникса для вина или воды. Тогда он сказал секретарю, чтобы тот сходил к Клавдии и попросил прислать ему чашу с вином для еврейского проповедника. Скоро слуга принёс от Клавдии чашу с вином и подал арестованному. Чаша была такая же, как и у Пилата, из оникса, но оправлена она была в золото и драгоценные камни. И Пилат понял, что Клавдия Прокула приказала отнести вино в своей чаше. Догадался и Иешуа. Он стоял перед Пилатом, держал руками чашу с вином и смотрел в вино.

- Что же ты не пьёшь вино, Царь Иудейский? Царская чаша в твоих руках, - спросил Понтий Пилат.

- Ни разу в жизни не пил вино из каменной чаши, - ответил Иеуша.

- А из чего же ты пил вино со своими учени-ками на Тайной Вечери? Ведь из деревянных чашек евреям пить вино нельзя, - спросил Понтий Пилат.

- Я макал хлеб в вино, или пил вино из горсти своей и давал другим пить из горсти своей. А это – моя первая каменная и моя смертная чаша, - Иеуша трудно выпил вино, потом попросил, передать Клавдии Прокуле, чтобы эту чашу она не продала евреям.

- Передам, - пообещал Понтий Пилат.

   Потом он рассеяно слушал еврейского проповедника.

   Иешуа исповедовался, а Понтий Пилат грустил и понимал, что перед ним стоит обре-чённый человек, бывший когда-то наивным мечтателем и моралистом – теперь, ставший откровенным чудотворцем и утратившим всякое чувство реальности.

   И Пилат отправляет Иешуа к тетрарху Ироду (царю Иудеи), ставленнику Рима. Потом внимательно читает протокол допроса. Секретарь стоит в ожидании: не надо ли что добавить или исправить. Понтий Пилат отпускает секретаря, а протокол допроса оставляет себе.

   Потом мы вернёмся к этому протоколу, точнее к странной судьбе этого документа.

   Давайте теперь вспомним, как описывал Михаил Булгаков в своём романе «Мастер и Маргарита» эту встречу представителей двух цивилизаций… Понтий Пилат - римлянин и властный старик, страдающий сильными головными болями. Иешуа – арестованный и сильно избитый молодой еврейский проповедник.

   Наверное, Булгаков очень любил Иисуса Христа и из чувства толерантности сделал из Понтия Пилата уродца, который из-за мигрени ненавидит весь мир?

   Тут есть о чём задуматься. Во-первых, Понтий Пилат и Иешуа – были ровесники, причём оба родились под одним небесным знаком. Во-вторых, Понтий Пилат был сильным красивым мужчиной, не страдавшим никакими, известными в ту пору на Востоке, болезнями. Что касается Иешуа – то это был такой невзрачный еврей что, даже проведя с ним сутки-двое в одной комнате, не каждый человек смог бы потом точно узнать, или опознать его в Иерусалимской уличной толпе.

   Но, что же это за «странная» головная боль была у Понтия Пилата (о которой так настойчиво упоминает Булгаков в своём романе). Читаем письмо Пилата своему брату Титу: «Я ненавижу Иерусалим. Воздух, которым здесь дышат, не воздух, а сводящая с ума отрава. Этот воздух - жуткое смешение языков стекающихся сюда со всего Востока: шутов, купцов, воров, проповедников и заговорщиков всех мастей – которые пронзительно кричат на улицах (чтобы не слышать друг друга) и шепчутся по углам. Здесь не соблюдают римский порядок, потому что ненавидят его. Здесь невозможно поверить, что одно и то же солнце сияет над Римом и висит здесь над моей головой, как проклятье». И ещё: «Солнце-светило против солнца – создателя тьмы, я променял первое на второе, когда согласился стать прокуратором Иудеи. Протягиваю тебе руку из Палестины в Рим. Прости меня за суровость стиля и береги здоровье».

     Каким образом он оказался в Иерусалиме?

   Клавдия Прокула – жена Понтия Пилата (знатная римлянка) добилась от своих близких, чтобы Понтия Пилата «назначили на важный пост», сделали прокуратором Иудеи. Молодому провинциалу даже и не снилась такая карьера, чтобы Тиберий Клавдий Нерон, император Римской империи (после усыновления Августом он стал именоваться Тиберий Юлий Цезарь, а сделавшись императором, назвал себя Тиберий Цезарь Август). Что Тиберий Цезарь Август отдаст ему Иудею в правление.

     И Понтий Пилат стал там наместником (римским прокуратором) с 26 по 36 годы.       

   А начиналось всё так безобидно! Он приехал в Рим из провинции, чтобы изучать философию и риторику. Известно, что Кратериос, философ-киник, ученик Диогена был воспитателем Понтия Пилата в Риме. Да, видать, плохим он оказался воспитателем, раз Понтий Пилат завёл дружбу с Элием Ламия, богачом и балбесом из очень знатного семейства. Ламия изучал философию в афинских школах. Набравшись там мудрости, он возвратился в Рим, где и встретился с Понтием Пилатом и ещё с Фавием Прокулом, красавцем, богачом и бабником, двоюродным братом Клавдии, который филосо-фией не увлекался совсем, однако был поклонником и знатоком Вергилия.

   Вскорости с этой троицей стали приключаться неприятности. За всё на свете надо платить: деньгами, свободой, изгнанием или унижением. Элий Ламия был обвинён в греховной связи с женой консула Сульпиция Квирина и был изгнан из Италии Тиберием Цезарем Августом, Понтию Пилату – срочно пришлось жениться на Клавдии Прокуле и ехать в Иудею, А Фавию Прокулу безнадёжно оставаться в Ри-ме, со своей репутацией распутника и со своим Вергилием: «Мальчик, начни в улыбке узнавать свою мать! долгою мукою были ей десять твоих месяцев. Мальчик, начни! ведь кого обошли улыбкою мать и отец, того ни бог не допустит к трапезе, ни богиня к ложу». Для античности этот поэтический образ был так необычен, что IV эклога на две тысячи лет осталась самым загадочно-привлекательным произведением древней поэзии. Может, поэтому христианство, потом так настойчиво утверждало, что Вергилий своими стихами предсказал рождение Христа.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

      Откуда появилась казнь распятия на кресте? Смерть на кресте считалась у римлян позорнейшей казнью, предназначалась только для закоренелых преступников и изменников родины. Цицерон пишет: «…одно лишь упоминание о распятии оскверняет уста римского гражданина».

     Своим возникновением Рим обязан этрускам. В те времена на семи холмах над Тибром были лишь небольшие поселения, а внизу простиралось болото. Чтобы на этом месте построить город, надо было осушить болото, для чего и было предпринято строительство отводного канала. Впоследствии рим-ские историки с восхищением будут писать об этой подземной реке: cloaca maxima. Строилась эта грандиозная сточная канава для всех помоев города без экскаваторов и даже без ишаков и лошадей. Работа была так тяжела, что многие кончали жизнь самоубийством. Тогда царствующий этруск Тарквиний Приск приказал: тела самоубийц не предавать земле, а прибивать на семи холмах к крестам, чтобы было всем видно, как хищные птицы рвали трупы. Эта мера приободрила строителей. Канал построили и воду из болот отвели в Тибр, а на обнажившейся земле заложили площадь Forum Romanum. Которая, через несколько столетий стала центром Великой Римской империи. Кем были этруски? Это ни кто иные, как известные нам из поэм Гомера и Вергилия троянцы. Но, хватит об этом.

    По обычаю в связи с пасхальными торжествами римский прокуратор освобождал одного из приговорённых к казни. Пилат предложил народу выбрать между Вараввой и Иешуа. Народ выбрал Варавву (Иисуса Бар-Аббу, предводителя восстания партизан-зелотов). Понтий Пилат удивился: опасный преступник или безобидный фокусник… Он ещё раз оглянулся на этих двух подсудных и понял: толпа выбрала глазами. Варавва был красив, а невзрачный Иешуа, избитый, с нелепым венцом на голове – отвратителен. Тогда Понтий Пилат приказал принести воду, чтобы омыть свои руки.

     Евреи ликовали, когда Иисуса Христа в тот день вместе с двумя разбойниками прибивали к кресту.

    Кто бы об этом пожалел?

  Из тех, кто пировал у Понтия Пилата? Или из тех, кто как первосвященник Кайфа тайно  провозглашал ненависть к пророкам и к рим-лянам? Зачем евреи внушали всем зло против Иисуса Христа, когда римское владычество находилось в состоянии какого-то оцепенения?

  Понтий Пилат довольно точно знал, сколько может ещё жить человек, прибитый к кресту. Источники утверждают, что распятый умирает долго, мучительной смертью от обезвоживания организма или от собственного сумасшествия из-за безысходности и укусов крылатых насеко-мых. Но, если распятым перебивали голени – это приводило к быстрой их гибели от удушья. Чтобы дышать на кресте, нужно поддерживать грудную клетку, опираясь на ноги. Поэтому центурион Бурр точно знал, когда разрешить кому-нибудь из легионеров ткнуть копьём под ребро Иешуа, чтобы можно было раньше снять тело с креста на виду у всех, и ещё даже у живых двух его распятых товарищей. А когда сняли Иешуа с креста, Бурр усомнился, что осуждённый уже мёртв… и он ещё сломал ему шею, только после этого разрешил забрать тело нзаретянина родственникам и стражникам Кайфы, а сам направился во дворец на доклад к Понтию Пилату.

     Приближалась ночь, а с утра наступили бы три дня еврейской Пасхи, и хоронить было бы нельзя и тела остались бы висеть на крестах. Ну и что? Дело в том, что распятие есть не казнь, а пытка. В среднем считалось, что распятый умирает за три дня. Случалось, что распятые испускали последнее дыхание через десять дней. Бывали случаи, что уголовника через неделю выкупали родные и его снимали с креста, и пробитые гвоздями руки и ноги «крещёного» быстро заживали. Так, что можно было столкнуться с вором «крещёным»… снова, встретив его на базаре, не подозревая, что он недельку повисел на кресте: «Видишь там, на горе… возвышается крест! Под ним десяток солдат… повиси-ка на нём! А, когда надоест… возвращайся назад. Гулять по воде! Гулять по воде, гулять по воде… со мной!»  Выходит, что пять часов пребывания на кресте – срок до смешного малый для смерти.

    Родственники Иешуа, или все кто за него старались, не выкупили уголовника с креста, однако купили для него готовый склеп у Иосифа из Аримафеи, что стоило значительно дороже.

     Как бы ни была задумана эта интрига – ничего и ни у кого не получилось. Понтий Пилат выполнил всего три желания назарянина: омыть свои руки водой, отправить его на крест, и повесить ему на грудь табличку «Царь Иудей-ский». Иешуа планировал повисеть на кресте три дня пасхи, а потом выкупиться с креста… но он очень боялся. И правильно: Понтий Пилат почему-то передумал и приказал Бурру сломать назарянину шею, а потом отдать тело родственникам.  

     У Пилата служили в основном греки, сирийцы и самаряне, ненавидевшие евреев. Однако смущает то, что на пути к месту казни вместо Иешуа крест нёс другой человек, чтобы сохранить ему силы… Зачем? Если через пять часов его протыкают копьём, снимают с креста, сворачивают ему шею и отдают родственникам пеленать тело бинтами, пропитанными благовонием. Потом труп заворачивают в погребальное полотно. А Иосиф из Аримафеи приходит и просит у Пилата отдать ему тело Иешуа чтобы похоронить в только что подготовленной гробнице. Странно. Иосиф считался одним из самых богатых людей, заседал в синедрионе, в собра-нии, творящим суд по религиозным делам. И сам Иосиф, как член синедриона проголосовал за смертную казнь для Иешуа.

    Распятый Иисус Христос – это казнённый Пророк, а живой Иешуа после пасхи был бы подобен вору, которого выкупили с креста. Такой Пророк был бы никому не нужен: ни родственникам, ни ученикам его, ни синедриону (особенно после того, как на его груди покрасовалась надпись «Царь Иудейский») ни тем более Ироду или Понтию Пилату.