Озеро между нами

ПРОЛОГ

Озеро дышало тишиной. Его гладкая поверхность отражала небо, как стекло — без трещин, без волн, будто время остановилось. Солнце скользило по воде золотыми пальцами, согревая плечи двух девочек, играющих у берега. Всё казалось волшебным и безопасным, как будто этот летний день был вырезан из сна и положен на ладонь.

Анна смеялась — звонко, беззаботно, как только могут смеяться десятилетние дети. Она плескалась в воде, высоко подбрасывая капли, ловя их ртом, как если бы это был дождь. Её мокрые волосы липли ко лбу, глаза сияли от счастья, пальцы дрожали от воды и восторга. Она была ребёнком — в полном, хрупком смысле этого слова.

Рядом, чуть дальше по глубине, её старшая сестра Мария медленно плыла на спине, закрыв глаза. Спокойная, как само озеро, она всегда казалась Анне почти волшебной — сильной, красивой, непоколебимой. Мария — три года старше, её кумир, её звезда. Анна подражала ей во всём: в походке, в словах, в интонации. Даже теперь, в воде, она копировала каждое движение сестры, как могла.

— Мария! Смотри! — крикнула Анна и вдруг с разбега запрыгнула с плоского камня в озеро, неуклюже взмахнув руками, как птица, которая впервые пробует летать.

Мария резко открыла глаза. — Анна, не заплывай далеко! — её голос, обычно мягкий, прозвучал тревожно. Но он тут же растворился в лёгком ветерке, который прошелестел по поверхности воды.

Анна не услышала. Или услышала, но решила, что сможет. Дети часто думают, что могут всё. До поры.

Она плыла вперёд — к самому центру озера, туда, где вода становилась тёмной и загадочной. Туда, где взрослые говорили: «Глубоко». Ей хотелось показать, что она тоже взрослая, тоже умеет. Но с каждым гребком тело тяжелело, дыхание стало резким и рваным, а вода — холодной, будто что-то под ней проснулось.

Вдруг под ногами исчезло дно. Ноги беспомощно болтались в пустоте. Анна захлебнулась, вдохнула воду — и внутри сразу стало больно, жгуче. Она захлопала руками, но тело не слушалось. Вода в ушах, во рту, в глазах. Паника вспыхнула моментально, ярко, как пламя спички.

— Мария! — прохрипела она, в отчаянии протягивая руки в никуда.

И ушла под воду.

Мир замолчал. Стало темно. Вода тянула вниз — настойчиво, неумолимо. Озеро больше не казалось волшебным. Оно стало пастью. Ледяной, равнодушной, бездонной.

Но вдруг — тёплые руки. Объятия. Мария. Она схватила Анну, резко потянула вверх, обвив руками её грудную клетку, чтобы та могла дышать.

— Держись! — крикнула Мария сквозь плеск воды. Её голос был сдавленным, но твёрдым. Она боролась с озером, с его тягой, с его тишиной.

Анна чувствовала: она спасена. Её выталкивают, к берегу, туда, где песок, где свет, где папа и мама. Она кашляла, плакала, хватала ртом воздух, с трудом распознавая реальность.

Она очнулась уже у самой кромки воды. Её тянуло назад, к сестре — поблагодарить, обнять, заплакать на её плече. Она повернулась.

Но Марии там не было.

Только вода. Рябь. Солнце, дрожащим бликом играющее на поверхности.

— Мария? — прошептала Анна.

Никто не ответил.

Марии не было долго. Слишком долго. Мама кричала её имя, бегая вдоль берега, спотыкаясь, срываясь в рыдания. Папа нырял снова и снова, пока не начал кашлять кровью. Всё это — как в замедленном сне, в котором невозможно кричать, невозможно проснуться.

Когда Марии вынесли из воды, она уже не дышала.

Анна сидела на пледе, завернутая в большое, сухое полотенце, и смотрела на её тело — как на куклу. Как на что-то далёкое, неправильное. Мир рассыпался внутри неё, как стекло в воде. А в груди — только ужас и тишина. И мысль: это я… если бы не я…

С тех пор Анна больше не плавала.

С тех пор каждую ночь ей снилось озеро.
И каждый раз Мария тонула снова.

ГЛАВА 1

— Он какой-то… странный, — сказала Лора, прикрываясь зеркальцем от солнца.
— Слишком уверенный, — добавила Элиза, поднимая бровь. — Хотя и с рюкзаком из девяностых.
— Идиоты, — беззлобно бросил Ник, хлопая их по плечу. — Он же русак. У них там так и модно.

Анна не слушала. Она сидела на мраморном парапете у фонтана, в своём привычном месте — центре притяжения. Солнечные лучи мягко ложились на её идеальное лицо: ровный нос, холодные голубые глаза, безупречный мейкап. Волосы — светло-пшеничные, почти белые, собраны в высокий хвост. На ней была белая рубашка, короткая юбка от Miu Miu и сверкающие серьги, подаренные матерью после удачного контракта в Цюрихе.

Все знали: Анна — главная.

Её боялись. Её обожали. Её ненавидели — втайне, конечно.

Она никогда не теряла контроль. Даже сейчас — когда впервые за долгое время что-то сдвинулось.

Он появился молча. Высокий. В тонкой куртке. В кедах. С книгой в руках, которую никто не смог бы прочесть — обложка была вся в царапинах, а буквы — кириллицей. Он вошёл в ворота, не задержавшись ни на одном лице, прошёл мимо шумных групп, словно был не здесь, а где-то глубже.

Анна посмотрела на него пристально. Он бросил взгляд — мимолётный, равнодушный. И прошёл мимо.

Не остановился. Не оглянулся. Не улыбнулся.

— Это он, — сказала Лора, уткнувшись в телефон. — Макс Егоров. Из Москвы. Типа гений.
— Ну, удачи ему, — фыркнула Элиза. — В нашей школе он долго не продержится.

Анна не ответила.
Внутри неё что-то кольнуло. Даже не раздражение — угроза. Как будто его появление нарушило хрупкое равновесие её мира.

Учебный корпус был светлый, с большими окнами, зеркальными полами и дорогими картинами на стенах. Всё здесь пахло деньгами — тонко, но безошибочно. За окнами — вид на озеро, где летом устраивали вечеринки, а зимой катались на коньках. Элитная школа — храм внешнего совершенства.

В класс Макс вошёл без стука.
Учитель математики — месье Дюбуа — поднял голову.

— Новый ученик?
— Макс Егоров, — ровно ответил он. — Москва.
— Bienvenue, Макс. Место у окна, рядом с Лукасом. — Он указал в конец класса.

Макс прошёл мимо рядов. Он не спешил, но и не тянул время. Его походка была спокойной, как у человека, привыкшего быть одному. Он заметил взгляды — оценивающие, сканирующие, презрительные. Он не дрогнул.

И он почувствовал её взгляд.
Жёсткий. Острый, как лезвие.
Анна.
Она не улыбалась. Она изучала.
Как будто решала: друг он или враг.

Он сел, не повернув головы.

— Ну что, как тебе? — спросил Лукас, наклоняясь ближе. — Успел пожалеть, что приехал?
Макс чуть усмехнулся. — Пока нет.
— У нас здесь всё просто. Если у тебя фамилия на слуху — тебе всё можно. Если ты просто умный — ну, тогда, может, выживешь.
— А если и фамилии нет, и умный не сильно?
— Тогда лучше сразу проси перевод.

Макс усмехнулся.

— Кто она? — спросил он, не глядя.
— Кто?
— Та, которая в центре. Смотрела, как будто я ей должен деньги.
— Анна Андреевна Петрова. — Лукас вытянул имя, как будто произносил заклинание. — Родители — банкиры. Русские. Тут живёт с рождения. Королева школы. Не приближайся, если не хочешь обгореть.

Макс только кивнул.
Но в его голове уже поселилось её имя.
Анна.

На перемене она шла по коридору, как по подиуму.
За ней тянулся хвост голосов, взглядов, оценок.
И всё это — пыль. Пустота.

Она видела Макса вдалеке. Он разговаривал с Лукасом, кто-то хлопал его по плечу, кто-то смеялся. Но он оставался отстранённым. Не пытался влиться, не стремился понравиться. Как будто не нуждался ни в чём из этого.

Анна замедлила шаг.

Он посмотрел на неё.
Они встретились глазами.

Одна секунда.
Всё замирает.

Он не опустил взгляд. И не улыбнулся.
Он смотрел, как на равную. Или... как на пустое место.

Анна отвернулась. Сердце колыхнулось. От раздражения? От интереса?

Она не могла понять.

Вечером в доме было тихо.
Слишком тихо.

Мать не вернулась. Отец в командировке.
Дом — стеклянный, холодный, большой. Как музей.
Всё идеально. Только Анне хотелось закричать.

Она стояла у зеркала и смотрела на своё лицо.
Красивое. Чужое.

«Кто я, если никто не смотрит?» — подумала она.

На телефоне — сообщение от психолога. Напоминание. Завтра, 16:00. Как всегда.
Анна выключила экран.

На ночь она не стала закрывать шторы.
Глядела на звёзды.

Снова — озеро.
Сон.
Вода. Холод. Мария.

Она проснулась со слезами на глазах.
И впервые за долгое время подумала не о сестре.
А о нём.

О парне, который смотрел так, будто видел её насквозь.
Будто знал.

ГЛАВА 2

Школа «Сен-Клер» просыпалась медленно, как будто нехотя. Коридоры наполнялись голосами, шагами, глухими ударами шкафчиков. На стенах отражались узкие полоски солнечного света. Всё вокруг дышало утренним равновесием — спокойным, но хрупким, как поверхность льда перед первым ударом конька.

Анна вошла в здание раньше остальных.

На ней было пальто цвета верблюжьей шерсти, шарф от Loewe и ботинки на тонкой подошве, в которых почти не слышно шагов. Но каждый её шаг — будто удар камертоном. Она знала, что на неё смотрят. Всегда смотрят. Всегда ждут чего-то особенного.

Но сегодня её мысли были не здесь.

Сегодня в голове жил один единственный образ:
Парень на лестнице. С книгой. С холодными глазами. С прямым, непреклонным взглядом.

Она увидела его сразу.

Он снова сидел на том же месте, одной ногой подпирая ступень, другой покачивая в воздухе. Он писал в блокнот. Небрежно, но сосредоточенно. Как будто записывал что-то, что нельзя забыть. На его лице не было никакой маски — только концентрация, живое присутствие, честность, пугающая в своей простоте.

Анна подошла ближе. Медленно. Почти не дыша.

— У нас тут не принято сидеть на лестнице, — сказала она с ледяной вежливостью.

Он поднял глаза. И снова — тишина. Не из вежливости. А потому что он не торопился говорить, если не видел смысла.

— А у вас тут много чего принято, — спокойно ответил он.
— Например?
— Притворяться.

Он закрыл блокнот. Его голос не был резким, не был насмешливым. Он просто констатировал. Как будто знал.

Анна напряглась.

— Ты меня не знаешь.
— А ты хочешь, чтобы знал?

Она осталась без ответа.

Он встал.
Они оказались почти на одной высоте. Он был чуть выше. Но это было неважно. В воздухе между ними — электричество, как перед бурей.

Он смотрел не на её одежду, не на статус, не на лицо. Он смотрел вглубь, туда, куда она не пускала даже себя.

И это бесило.

— Ты сам притворяешься, — сказала она, шагнув ближе. — Притворяешься, что тебе всё равно. Но если бы и правда было всё равно, ты бы не держался так отдельно.
— А ты притворяешься, что тебе есть дело. Хотя в глазах — скука.

Пауза.
Воздух — плотный, как в грозу. Сердце Анны стучало слишком громко.

И он ушёл. Просто ушёл.
Не оставив ни взгляда, ни намёка на сожаление.

Уроки стали фоновой пленкой. Голоса преподавателей, шорох тетрадей, щелчки ручек — всё было где-то далеко. Анна сидела у окна, глядя в сторону старой липы, что росла за школой. Липа уже теряла листву. Ветер поднимал её в вихри, и они кружили в воздухе, как мысли в её голове.

Макс сидел двумя рядами позади. Она чувствовала его присутствие кожей.

Иногда он смотрел на доску, иногда — в тетрадь. Но чаще — просто вдаль. Как будто искал что-то, чего здесь не было.

Анна впервые заметила: он совсем один. Ни одного человека, кто заговорил бы с ним по-настоящему. Никто не пытался даже познакомиться — кроме Лукаса, и то из любопытства.

Все ждали, что он сломается.
Что под давлением системы и глянца он прогнётся, станет таким, как они.

Он пока держался.

В столовой, Анна села с Лорой и Элизой. Те несли ерунду — обсуждали нового учителя физкультуры и последние сплетни в инстаграме. Анна кивала, но не слышала. В голове стучало одно:

«Ты хочешь, чтобы я знал тебя?»

И вопрос, который она задавала себе тысячу раз, — а кто она, если не та, кем притворяется каждый день?

За соседним столиком Макс сидел один. С подносом, на котором был только чай и яблоко. Ни одного телефона. Ни наушников. Только он и книга.

Снова русская. Толстая. С закладками.

— Он что, вообще не ест? — фыркнула Элиза.
— Может, у них в Москве пост? — хихикнула Лора.
— Или он экономит на билет обратно, — бросил Ник.

Анна молча встала.

Она подошла к кофемашине. И увидела, как Макс смотрит прямо на неё. Без слов. Без улыбки. Без страха.

Она взяла чашку.
И снова почувствовала, как бешено бьётся сердце.

Он не смотрел, как влюблённый. Не смотрел, как подчинённый. Он смотрел так, будто видел человека, а не маску.

И это было страшнее, чем если бы он насмехался.

После школы Анна поехала на тренировку по верховой езде. Всё было, как всегда: тренер, поле, шаг, рысь, галоп. Всё — под контролем.

Но в голове всё ломалось.
Образ Макса врезался, как песчинка в глаз — маленький, но невыносимо мешающий.

Вечером, в душной тишине их дома, Анна сидела на полу в своей комнате.
Огромная кровать, белоснежные стены, стеклянный шкаф с дизайнерской одеждой. И чувство пустоты, которое ничего не могло заполнить.

Мама не вернулась. Папа — в Лондоне.
Психолог — сегодня в четыре.

Она лежала на полу, уткнувшись лбом в колени. И в голове — всё снова.

Озеро.
Крик.
Тонущая вода.
Руки Марии.
И пустота.

«Мария бы поняла его», — подумала Анна.
Мария никогда не судила по обложке. Мария была тёплая, настоящая, глубокая.

Анна зажмурилась.
И вдруг — в темноте воображения — появился он.
Макс.

Стоит на берегу. И не спрашивает: "Что случилось?"
Он просто есть.
Смотрит, как будто знает.

Как будто не боится того, что увидит.

День был пасмурным.
На телефоне — напоминание: «Сеанс с доктором Блохом в 16:00».

ГЛАВА 3

Цюрих. 16:02.
Осенний дождь тонко барабанил по стеклу. Маленький кабинет в центре города пах кофе, бумагой и мятой. Свет был мягким, почти теплым. Как будто время замедлилось. Или просто притворилось, что не спешит.

Анна села в кресло, закинув ногу на ногу. Серое пальто от Max Mara лежало на подлокотнике. Телефон — в руке. Губы — сжаты. Взгляд — в пол. Её трудно было отличить от обложки глянца. Но внутри — уже давно не было глянца.

— Твоя мама сказала, что ты почти не спишь, — спокойно произнёс доктор Блох, усевшись напротив.

— Я сплю. Просто... иначе.
— Иначе — это как?
— Без отдыха.

Он молчал. Записывал что-то.
Анна ненавидела это — когда взрослые записывают, как будто ты диагноз, а не человек.

— Анна, — начал он мягко. — Сегодня у нас необычный формат.
Она подняла бровь.
— Ты будешь не одна.

— Простите? — голос стал тонким. Острым. — Что это значит?
— Групповая сессия. Пробный формат. Мы с родителями договорились. Сегодня... — он сделал паузу, — ...будет ещё один участник.

Анна не знала, что именно сжалось внутри. Но это было как ком в горле.

— Я не подписывалась на это.
— Иногда увидеть себя в другом — полезнее, чем слышать врача.
— Я не хочу видеть никого. Особенно в такие моменты.

Но дверь уже скрипнула.

Макс вошёл молча.

Капли дождя всё ещё блестели на его куртке. Он выглядел так, будто только что вышел из другого мира — тёмного, влажного, правдивого. У него не было шарфа, ни зонта, ни зонтодержателя. Только он и его глаза.

Они встретились взглядами.

Мгновение.
Молния.
Тишина, звенящая от напряжения.

Анна сжала локоть кресла.
— Вы что, издеваетесь? — бросила она доктору.

— Анна... — доктор чуть улыбнулся. — Это может быть важно.

Макс сел в кресло.
Молча.
Не взглянув больше на неё.

И тогда Блох сказал:

— Я знаю, вы оба не привыкли к откровенности. Вы оба живёте с масками. Я не прошу сорвать их. Просто — отложить на час. Сегодня — не школа. Не оценки. Не родители. Только вы и ваши мысли.

Анна отвернулась к окну.
Снова этот дождь. Снова эта вода.

Озеро.
Мария.
Крик.
Пустота.

— Кто начнёт? — спросил доктор.

Молчание.

И вдруг — голос Макса.
Тихий. Ровный.
— Я могу.

Анна обернулась, не веря.

Макс посмотрел в стену, как будто через неё.
— Меня зовут Макс. Мне семнадцать. Я переехал из Москвы два месяца назад. И... наверное, я должен был быть рад. Новый шанс. Другая страна. Престижная школа. Всё такое. Только я не рад. Я — устал. И мне не с кем об этом говорить.

Пауза.

— Родители считают, что я должен быть идеальным. Я был отличником. Я не нарушал правил. Я... был правильным. До тошноты. И я пытался продолжать. Но внутри — будто пустота.
Он замолчал. Плечи дрогнули.
— Иногда мне кажется, что я просто перестал быть собой.

Тишина.

Анна медленно повернула голову.

Этот голос — спокойный, но хрупкий. Он не просил сочувствия. Он не играл. Он жил в этих словах.

И вдруг в ней что-то щёлкнуло.

— Ты не один такой, — тихо сказала она.

Они оба удивились. Даже она сама.
Она не хотела этого говорить. Но слова вырвались.

— Иногда... — продолжила Анна, — ...тебя лепят из золота, а ты внутри — из льда. Всё блестит, а ты не чувствуешь тепла. Потому что боишься растаять.

Она не смотрела на него. Но чувствовала, как он смотрит.
Внимательно. Осторожно. Почти... с уважением.

— Что ты боишься потерять, если растаяешь? — спросил доктор.

— Себя, — выдохнула она. — Или то, кем меня считают.

Макс кивнул. Медленно.
— А ты когда-нибудь была собой?

Анна засмеялась. Глухо, без радости.
— Только в воде.
— В бассейне?
— Нет. В снах.

Пауза.

Блох молчал. Он понимал: сейчас нельзя вмешиваться.

Анна впервые повернулась прямо к Максу. И впервые — без колкости, без иронии. Только усталость в глазах. И хрупкость.

— Я... — начала она, и вдруг голос дрогнул. — Мне иногда снится, что я тону. И кричу. И никто не слышит.

Макс наклонился вперёд.

— Но ведь кто-то вытаскивает?

— Да, — прошептала Анна. — Сестра. Но каждый раз, когда она тянет меня вверх — она исчезает.

Макс замер.
Понял. Без слов.
Он просто понял.

Они молчали. Но между ними впервые была не стена, а мост.

ГЛАВА 4

Коридор был пуст. Пахло лимонным воском и старыми книгами. Анна шагала быстро, не оглядываясь. Она чувствовала, как на ней дрожит каждая молекула кожи, как будто кто-то слишком внимательно посмотрел внутрь.

— Подожди! — голос Макса отозвался за спиной.

Она остановилась. Не потому что хотела. Просто ноги сами не послушались.

Макс догнал, встал рядом. Секунда. Молчание.

— Ты… — начал он. — Ты была настоящей.
— Что? — она нахмурилась, всё ещё не глядя в глаза.
— Там. В кабинете. Такой я тебя не знал.
— А ты и не знаешь меня, — отрезала Анна.
— Знаю теперь чуть больше, чем вчера.

Она посмотрела на него.
И впервые — без маски. Сухо, уставше, но не враждебно.

— Мне не нравится, когда люди видят во мне что-то хрупкое.
— Почему?
— Потому что я не имею на это права.

Макс нахмурился.
— Кто сказал?

— Все, — она пожала плечами. — Школа. Родители. Жизнь.
Он покачал головой.
— Это неправда.

Анна рассмеялась.
— Ты приехал два месяца назад, Макс. Поверь, ты не знаешь, как здесь всё устроено.

— И ты хочешь, чтобы я ушёл?
— Нет. Я хочу, чтобы ты не лез туда, куда не просят.

Он молчал.
И вдруг:
— Мне кажется, ты не хочешь, чтобы я лез. Но ещё сильнее — ты хочешь, чтобы кто-то наконец остался.

Это было слишком близко. Слишком прямо. Слишком… больно.

Анна отвернулась.
Вздох.
— У тебя есть родители. Ты не сломанный. Ты просто запутался.
— А ты?
— Я — трещина в дорогом стекле. Меня не чинят. Меня прячут.

Макс вдохнул глубже.
И вдруг — медленно, как будто боялся отпугнуть, — протянул руку.
Коснулся её пальцев. Легко, почти невесомо.

Анна не отдёрнулась.

— Ты не одна, — сказал он.

И это было страшнее любых слов. Потому что — правда.

Они стояли в коридоре клиники, как двое выживших после кораблекрушения.

Когда Анна вернулась домой, в доме уже был отец.
Он стоял у окна с бокалом вина, смотрел на дождь. Её мать на кухне говорила по телефону на двух языках сразу.

— Ну как ты? — спросил он, не поворачивая головы.

— Нормально.
— Доктор Блох сказал, что сегодня была сессия с кем-то ещё.
— Да. С мальчиком из школы.
— Ты кого-нибудь знаешь из тех, кто туда ходит?
— Нет, — солгала она.

— Надеюсь, он не мешал тебе сосредоточиться.

Анна не ответила.
Что она могла сказать? Что впервые за много лет кто-то услышал её страх, не испугавшись его?

На следующий день в школе всё было как всегда.

Анна — в окружении девочек. Улыбки. Смех. Вечеринка у Жюльен в субботу. Новый маникюр.
Макс — за последней партой. Тетрадь в клетку. Ни одного пятна. Он читал «Идиота» Достоевского на немецком.

И всё было как будто вчера, кроме одного.

Каждый раз, когда их взгляды пересекались — было нечто.
Ниточка. Тонкая. Незаметная. Но она была.

После уроков она догнала его у шкафчиков.

— Эй.
Он обернулся.
— Привет.
— Я… — Анна запнулась. — Спасибо за вчера.
— За что именно?
— За то, что остался.

Он улыбнулся.
И сказал:
— У меня есть правило: если человек тонет, я не спрашиваю, зачем он зашёл в воду.

Анна не знала, что ответить.
Только почувствовала: ещё одна трещина в её стекле стала чуть мягче.

ГЛАВА 5

Суббота, 20:37.
Особняк семьи Жюльен стоял на холме, окружённый садом с фонарями, будто вырезанный из глянцевого журнала. Внутри — музыка, шампанское безалкогольное, дорогой смех, красивые мальчики в пиджаках и девочки, чья самооценка держалась на количестве лайков.

Анна была в чёрном платье. Тонкое, как шелк, как нервы. Губы — винного цвета. Взгляд — пустой. Она двигалась по залу, как актриса, давно знающая сценарий.

— Анна! — крикнула Жюльен. — Ты просто богиня! Как всегда.
— Спасибо, — улыбнулась Анна, принимая бокал с лимонадом.

Но внутри — снова туман. Снова ощущение, что она играет в чью-то игру, правила которой ей надоели.

— А ты видела нового? Того, из России? Макса? — шепнула одна из девочек. — Он тоже здесь.

Анна сжала бокал.

— Что он здесь делает? — вырвалось.
— Пф, наверное, случайно пригласили. Он всё равно никому не интересен. Такой… как из другого мира.

Анна отвернулась. Ей захотелось ударить кого-то. Или — себя.

Он действительно был там.

Стоял в саду, вдалеке от огней, в свитере, с бутылкой колы, как будто пришёл на чужой праздник. Смотрел на фонарь. На небо. На что-то внутри себя.

Анна вышла к нему, будто случайно.

— Ты тоже ненавидишь всё это? — спросила она, вставая рядом.
Макс не удивился. Не вздрогнул. Просто кивнул.
— Шумные вечеринки — это способ не слышать себя.

Они стояли в тишине. Музыка из дома звучала приглушённо.

— Зачем ты пришёл?
— Хотел понять, как живёт золотая молодёж.
— И что понял?
— Что это — не жизнь. Это витрина.

Анна сморгнула.
— А ты не боишься говорить мне такие вещи?

— А ты боишься слышать?

Она посмотрела на него. В темноте его глаза казались ещё глубже.
Словно в них тоже было озеро.
Без дна.

— Мне иногда кажется, что я всё ещё там. В воде. Только теперь никто не тянет меня наверх.
— Я тяну, — сказал он. — Даже если ты не хочешь.

И прежде чем она успела ответить, дверь распахнулась.

— Анна! — крикнул кто-то. — Ты что, с ним?

Все взгляды — на них.

Подруги. Слухи. Жюльен. Мальчики.

— Что, решила пожалеть новичка? — вскинулся один из ребят. — Или просто он слишком много знает о тебе?

Тишина.
Анна вспыхнула.

И вместо того чтобы сказать «Да, я с ним», она прошептала:
— Он просто хотел на воздух.

Макс шагнул назад.
— Понял. Спасибо, что напомнила, кто ты при всех.

Он развернулся и ушёл.

Анна осталась.
Среди улыбок.
Среди своих.

И вдруг поняла: она сейчас — одна.

Позже, около полуночи, она выбежала на улицу. Его уже не было.

Она села на край фонтана, закрыла лицо руками и… разрыдалась.
Беззвучно. Как тогда, когда было десять.
Когда сестра исчезла, а мир остался.

В ту же ночь она написала ему сообщение.
Простое.

"Прости. Я испугалась. Не тебя. Себя."

Ответ пришёл через пару минут.

"Я не обижаюсь. Просто… не тони, ладно?"

И снова — мост между ними.
Хрупкий. Но — живой.