Пациент номер ноль

Тихий донор

Артемий знал цену тишине. Она пахла антисептиком, старой бумагой и… едва уловимым металлом. Вечерняя смена в городском центре гематологии была его личным ритуалом. Тихий час между жизнью и ночью.

Он методично раскладывал пробирки в стерилизатор, его движения точные, почти механические. Ровно в 21:00 из динамика донесся щелчок, а затем голос медсестры Марии, бархатный от усталости:
—Донор в третьей кабине. Заключительный на сегодня.

— Иду, — отозвался Артемий, не поднимая глаз. Он уже потянулся за стандартным набором — жгутом, ватой, иглой-бабочкой. Но что-то заставило его замедлиться. Воздух, всегда застывший и безликий, дрогнул. В нём повеяло чем-то… чужим. Не болезнью, не страхом пациента. Чем-то глубоким, прохладным и невероятно старым. Как запах мороза на каменных плитах склепа.

Он отбросил мысль как абсурдную. Усталость. Слишком много ночных смен подряд.

Кабинка №3 была последней в коридоре, возле запасного выхода. Артемий вошёл, привычно улыбнувшись, готовый произнести отработанные слова утешения.

На кушетке сидела женщина. Она не была красавицей в общепринятом смысле, но на неё невозможно было не смотреть. Строгие черты лица, бледная, почти фарфоровая кожа, и волосы цвета воронова крыла, собранные в тугой узел. Но главное — глаза. Серые, как пепел после давно потухшего костра. Они изучали Артемия с безмятежным, почти научным интересом, и в них не было ни тени обычного для доноров нервного ожидания.

— Добрый вечер. Надеюсь, долго ждать не пришлось, — сказал Артемий, надевая перчатки. Его голос прозвучал странно громко в тишине кабинки.

— Нет, — её голос был низким, ровным, без вибраций. Как гладкая поверхность чёрного озера. — Я ценю пунктуальность.

Артемий кивнул, накладывая жгут на её предплечье. Кожа под его пальцами была прохладной, даже сквозь латекс. Слишком прохладной для живого человека.
—Первый раз у нас?
—В этом центре — да, — ответила она. Её взгляд скользнул по его бейджику. — Артемий. Интересное имя. Греческое.
—Родители были филологами, — автоматически ответил он, находя вену. Она выступала под кожей идеальной линией, синей и чёткой, как тушь на пергаменте.

И тут он её увидел. Шрам. Крошечный, почти невидимый, чуть ниже локтевого сгиба. Не похожий на след от иглы или пореза. Он напоминал… отпечаток зубов. Но не человеческих. Два аккуратных, чуть удлинённых следа сверху и снизу.

Рука Артемия дрогнула. Игла едва не соскользнула.
—Что-то не так? — спросила женщина. Её тон не изменился, но в нём появилась лёгкая, леденящая душу нотка любопытства.

— Нет, всё в порядке, — он выдохнул, собираясь с духом. Бред. Галлюцинация от недосыпа. — Просто… необычный шрам.

Она медленно повернула голову, и её пепельные глаза впились в него.
—Наследственность, — произнесла она просто. — У всей моей семьи… чувствительная кожа.

В этот момент погасли основные лампы. В кабинке остался гореть только боковой светильник, отбрасывая длинные, пляшущие тени. Стандартная ночная экономия энергии.

Но для Артемия мир перевернулся.

В тусклом свете женщина… изменилась. Её бледность перестала казаться просто особенностью кожи. Она стала абсолютной, негативом жизни. Тени под её скулами легли иначе, глубже. А в глазах, на миг поймавших отблеск света, вспыхнуло холодное сияние, подобное отражению звёзд в ледяной воде. И запах — тот самый, древний и морозный, — усилился, заполнив собой всё пространство.

И самое ужасное — её зрачки. В полумраке они не расширились, как у любого человека. Они остались узкими, как вертикальные щёлки.

Сердце Артемия заколотилось где-то в горле, заглушая равномерный гул вентиляции. Все детали, все странности, которые он годами как лаборант учился замечать, но отмахивался от них, сложились в чудовищную картину. Холодная кожа. Слишком спокойный пульс, который он сейчас слышал, как громовые удары. Этот шрам. Эти глаза.

Он сидел, застыв, с иглой в оцепеневших пальцах, глядя на то, что уже не могло быть человеком. На то, что пришло сюда, в его тихую, стерильную реальность, не для помощи. А за чем-то другим.

Женщина слегка наклонила голову.
—Вы закончили, Артемий? — спросила она. И в её голосе, наконец, проступило что-то ещё. Не угроза. Нет. Скорее, терпение хищника, наблюдающего, как жертва понимает безвыходность положения. — Мне ещё нужно успеть на… важную встречу.

Он попытался говорить, но язык прилип к нёбу. Инстинкт, древний и немой, кричал ему отступить, бежать, спрятаться.

Но он был профессионалом. И это был его пост.
С дрожью,которую он отчаянно пытался скрыть, Артемий вновь поднёс иглу к её коже.
—Простите, — прошептал он. — Свет…

— Не обращайте внимания, — перебила она мягко, почти ласково. Её взгляд был прикован к его шее, где яростно пульсировала жила. — Темнота иногда помогает лучше разглядеть суть вещей. Не правда ли?

Игла вошла в вену. Тёмно-алая кровь побежала по трубке. Такая привычная. Такая человеческая.

Но Артемий теперь знал правду. Он смотрел в глаза существу, которое пило эту кровь не через иглу, а иначе. И понимал, что тихий час кончился.

Настоящая ночь только начиналась.