Падая в любовь

Глава 1. Летний ливень

Город накрыло дождём, словно тяжёлой пеленой. Не просто дождь – настоящий летний ливень, хотя на календаре ещё май. Он обрушился внезапно, будто небо прорвало, и теперь потоки воды хлещут по крышам, асфальту, стёклам машин с такой яростью, что кажется, ещё мгновение и всё смоют на своём пути.

Капли, крупные и тяжёлые, с разбегу бьют в окна огромного внедорожника, будто пытаются пробиться внутрь. Они стучат чётко, настойчиво, то учащаясь, то замедляясь, словно пытаются дышать в унисон с нами. Запотевшие стёкла делают мир снаружи размытым, неясным, будто мы отгорожены не просто водой, а пеленой его величества времени, сквозь которую едва угадываются огни фонарей, расплывающиеся в серой дождливой мгле.

Где-то вдалеке, за тяжёлыми тучами, гремит первый гром — пока робкий, пробный, будто небо только примеривается, проверяет свою мощь. Но в его раскатах уже слышится обещание: это только начало. Скоро грохот станет ближе, удары — оглушительнее, и тогда ливень развернётся в полную силу.

Но пока он как нельзя кстати. Совершенно кстати. Мы не поехали дальше, остались здесь, на заводской парковке, где шум дождя заглушает всё остальное. Машина стала коконом, в котором только мы, только этот миг.

За её стенами — непроглядная завеса воды, отрезающая нас от всего: от суеты, от обязанностей, от чужого мнения. Мир сузился до пространства между сиденьями, до взглядов, до тишины, нарушаемой лишь мерным шумом дождя по крыше и нашими стонами.

Ливень весенний — значит, недолгий. Он пройдёт так же стремительно, как и начался, оставив после себя лужи-озёра и влажный, насыщенный запах земли. Так же быстро, как проходят минуты страсти между нами — яркие, густые, как сам этот дождь, и такие же невозвратные. Но пока он льёт, пока струи воды скользят по стеклу, словно чьё-то греховное благословение, мы здесь. И этого достаточно.

Дыхание мужчины срывается — хриплое, прерывистое, горячее. Каждый выдох обжигает мою кожу, смешиваясь с влажным стуком дождя по крыше. Его ладонь впивается в мой затылок, пальцы сжимают волосы с такой силой, что по спине пробегает очередная жаркая волна, не от боли, нет. От осознания, что теперь он полностью контролирует ритм, глубину, сам мой вздох.

Я уже не ласкаю — я принимаю, покорная, податливая, едва успевающая. Его плоть, напряжённая до боли, будто высеченная из камня, заполняет мой рот до предела, и каждый толчок заставляет горло судорожно сжиматься. Я стараюсь не царапать зубами, но он больше не сдерживается — его движения резкие, жадные, почти грубые.

Слюна стекает по подбородку, на глазах предательские слёзы от слишком глубокого проникновения. Но мне плевать. Плевать на некрасивость, на дискомфорт, на то, что горло уже горит огнём. Всё это не имеет значения.

Есть только он.

Только его низкое рычание, когда я пытаюсь заглотить воздух между толчками. Только его пальцы, впивающиеся в мою кожу так, что завтра останутся синяки. Только его удовольствие — глубокое, животное, безраздельное.

А я?!

Я таю от его удовольствия, мокну ещё сильнее с каждым его стоном, с каждым шёпотом моего имени, сорвавшегося с его губ. Чем безудержнее он, тем сильнее пульсирует между моих ног. И даже когда он входит в самый последний раз, заставляя меня захлебнуться его удовольствием, я лишь сжимаю пальцы на его бёдрах, давая понять: «Я твоя. Используй меня. Возьми всё.»

Когда горячая вязкая жидкость начинает хлестать в моё горло, приходится чуть отстраниться, чтобы проглотить её. Но я продолжаю смотреть в его глаза, вновь наклонившись, чтобы успокаивающе поласкать языком вздрагивающую плоть, усилить полученное им удовольствие.

Лишь когда его дыхание окончательно восстанавливается, я отстраняюсь от мужчины. Напоследок позволяю себе небольшое отступление. На несколько секунд прижимаюсь губами к твёрдым мышцам его живота ещё раз, чтобы, вдохнув запах его тела, почувствовать тепло и вкус чужой кожи.

На несколько минут наши взгляды встречаются. Совпадение, но у нас почти одинаковый цвет глаз – глубокий серый, под синеву. И тёмные волосы. Но мои отливают красивым каштаном, а его называют цветом воронова крыла.

А ещё он меня никогда не целует. Лишь позволяет на несколько минут прижаться лбом к своему.

– На спину, Анна!

Я послушно откидываюсь на сиденье, выпрямляю одну ногу, а второй обхватываю его поясницу. Даже трусики не успеваю снять, мужчина нетерпеливо отводит их в сторону. Нависает надо мной, проникает одним движением, снова твёрдый, возбуждённый, горячий.

Теперь ливень перебивает мои крики, переходящие в рваные стоны, вторящие каждому его движению, каждому толчку крупного члена. Он сжимает зубы, пережидая мощные конвульсии моего оргазма, позволяет сполна насладиться безумной эйфорией, затем снова кончает сам. Глубоко в меня.

Пока мужчина застёгивает ремень брюк, я собираю под заколку растрёпанные его руками волосы и пристёгиваюсь ремнем безопасности. Тяжёлый джип выезжает из тупика пустой стоянки. Я ничего не говорю, и вскоре машина останавливается около обычной автобусной остановки городского транспорта. Ливень закончился, пришла пора возвращаться в омытый дождём мир. Возвращаться грешной, грязной, пропитавшейся запахом и вкусом его семени.

Я не замужем, зато он женат.

– До свидания, Захар Александрович, — вежливо прощаюсь.

– До свидания, Анна, — кивает он, уже глядя в боковое зеркало на проезжающие рядом машины параллельного потока.

Глава 2. Начальник

Сегодня такой же майский ливень. Только стучит он не в окна машины, а в окна моей просторной спальни, где я теперь провожу большую часть своего времени. Спешить больше никуда не нужно. Всё, что осталось мне – это вспоминать.

Захар Александрович не только был чужим мужем, но ещё и моим начальником. Генеральным директором завода по производству металлических конструкций. Ещё во времена работы моего отца, при Советском Союзе, завод имел международное значение. Затем настали очень трудные времена. Рабочих сократили, часть цехов закрыли, ассортимент выпускаемой продукции уменьшили.

Словно хижина Бабы Яги, завод десятилетие переваливался с одной лапы на другую. Затем появились частные инвестиции. Завод поменял название и форму собственности. Теперь он носит красивое имя «Лазурит-Техно» и лишь наполовину принадлежит государству. Два последних года им руководил Захар Александрович Алешко.

Новый генеральный директор являлся не только ставленником от частных инвесторов, но и самым молодым руководителем за всю почти столетнею историю завода. В том году директору исполнилось тридцать четыре года.

Захар Александрович к тому же невероятно привлекательный мужчина: высокий, с развитым тренированным телом, загорелым цветом кожи и серыми, с ярким отливом синевы, глазами. Всё это великолепие всегда облачено в идеально сидящий дорогой костюм.

Несмотря на эру различных мобильных гаджетов, мужчина носит часы известной швейцарской марки и золотую булавку на галстуке. Дорогая стрижка на чуть удлинённых волосах и аккуратная небритость дополняют его сходство с моделью, сошедшей с обложки журнала. Вся женская часть руководящего состава в лице бухгалтерии, старших менеджеров и юридического отдела мгновенно пала к его ногам, невзирая на серьёзность возраста некоторых особ. Впрочем, ответной симпатии директор не выказал ни к кому.

Причину этого обнаружили очень скоро. Внешность жены директора соответствовала внешности мужа. Стало известно, что поженились они незадолго до назначения Захара Александровича на наш завод. Вероника, так звали супругу, была младше мужа на десять лет и являлась успешной российской актрисой. Но о семье самого директора было известно очень мало.

От его предшественников Алешко отличало ещё и то, что он имел экономическое и юридическое образование, а не техническое, как большинство работников завода.

Я работала именно таким техническим инженером в соответствующем отделе. Поэтому первый год правления директора наши пути совершенно не пересекались. Все возникающие вопросы решал начальник нашего отдела, Паша. Мой ровесник и бывший однокурсник. Нам обоим было по двадцать семь лет.

Возраст остальных пяти парней нашего отдела варьировался от двадцати трёх до тридцати. Пока завод бросало по волнам неопределенности и финансовой нестабильности, наши коллеги, имеющие стаж работы, благополучно пришвартовались к другим более надёжным пристаням. Их места заняли выпускники вузов и ссузов, имеющие хорошие дипломы, но без требуемого другими организациями стажа работы.

Моим молодым коллегам гулять по ночам хотелось больше, чем работать, и они часто шутили по этому поводу, что работать нужно так, как нам платят. По-своему, они были правы. Почему-то директор дал достойные зарплаты всей экономической части предприятия, совершенно забыв о его технической части.

Он словно не знал, что именно по нашим чертежам и разработкам работает весь завод. Иногда мне казалось, что в этом виноват именно Паша. Балагур и весельчак, он старался лишний раз не попадаться на глаза высокому руководителю, чтобы не получить нового задания.

Тем более Захар Александрович даже не догадывался, что проекты нашего отдела проверяю я, а не Паша, и исправляю все недоделки невнимательных мальчишек.

В первый раз я столкнулась с Алешко, когда Паша пошёл в отпуск. Никто из моих коллег не смог внятно ответить на вопросы высшего руководства, так как я доделывала чертежи. Наверное, только тогда Захар Александрович понял, что я тоже работаю инженером, а не секретарём технического отдела. Но вдаваться в подробности он не стал, а я тем более обошлась без ненужных объяснений. Мы по-прежнему встречались очень редко и то лишь в том случае, когда не было Павла.

Обычным, навеки врезавшимся в мою память майским вечером директор возник на пороге нашего общего, на пять человек, кабинета. Все ушли в положенных семнадцать ноль-ноль, лишь я пыталась исправить испорченный молодежью чертёж. Скомкав пятый лист, решила, что лучше завтра, с самого утра, переделаю всё заново.

Словно соглашаясь со мной, очередной карандаш скатился под стол. Заглянув туда, я увидела ещё трёх его собратьев по несчастью. Пришлось стать на колени и залезть под стол с головой. Когда рядом раздались шаги, а на уровне стола появился чей-то силуэт, я по инерции подняла голову.

От крепкого удара головой о железное обрамление чертёжного стола меня спасла чья-то сильная рука, резко прижавшая мою голову к мужским бёдрам. Другого манёвра просто не было. Очередной карандаш, которым я закалывала волосы, выпал, и они рассыпались по джинсам незнакомца. Вылезть из-под стола я не могла, пока этот самый незнакомец не освободит пространство. Но смотреть мне никто не запрещал.

Мой удивлённый взгляд встретился с не менее удивлённым взглядом Захара Александровича. Я глупо покрутила головой ёрзая всё по тем же джинсам. Неужели наш начальник носит такой вид одежды? Только теперь вспомнилось, что он ушёл в отпуск на неделю. Чего его принесло в пятницу вечером? Но стоя на коленях под столом и упираясь головой в самое неподходящее или, наоборот, самое подходящее для женщины место на теле мужчины, выяснять это не стоило.

Глава 3. Вопросы

Я поняла, что звонок очень важен. Не стала вникать в смысл разговора, а попробовала выпутать собственные волосы. Конечно, мои пальцы постоянно натыкались на то, на что не следовало. В итоге мужчина сильно прижал мою голову обратно, резко произнеся, что я ему мешаю. Ничего не оставалось, как усесться на пол и дожидаться конца важного разговора. Никто не запрещал мне его слушать, но я не понимала ни одного слова, хотя голос директора звучал вполне внятно.

Моё дыхание сбилось. Щекой я отчётливо чувствовала то, что от моего лица отделяла не такая уж и плотная ткань. Я попыталась выровнять дыхание. В горле сначала пересохло, затем рот затопило слюной.

Пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы она не потекла по губам. Стук сердца сделался невероятно громким, я зажмурила глаза. Но идиотские ощущения не прошли. Я впервые представила, как происходящая картина может выглядеть в другой обстановке. Например, будь этот мужчина не моим руководителем и находись мы не в рабочем кабинете.

Я ни разу не была замужем, хотя мужчины у меня были, целых три. Один, самый первый, еще в институте. С другим познакомили друзья. Третий стал последним после совместно проведённой ночи, в которую я так и не уснула. Лежала и думала, зачем мне это было нужно.

Дело было не в том, что он уснул сразу после секса и не в том, что я не привыкла спать с кем-то. Я его не хотела. Не смогла найти в себе силы и желания подстроиться, дать время, попробовать иначе. Я говорила это себе последние три года, в очередной раз уходя от возможности оказаться в чьей-то постели. И эти люди не были случайными прохожими. Я сама не давала им возможности занять место в собственной жизни и в собственном сердце.

– Анна, вы слышали? – естественно, я ничего не слышала.

– Что?! – глупо переспросила. Директор потянул меня за волосы, видимо, обращаясь ко мне не в первый раз.

– О чём я только что говорил? – с заметным раздражением повторил генеральный.

– Нет, – честно призналась я.

– Как вы могли не слышать? Чёрт, о чём вы думали? – изумился он.

– Когда именно? – всё ещё не могла понять я.

Странный получался разговор. Логически я понимала, что он приехал на работу не просто так. Что-то ему понадобилось. Мы что-то сделали неправильно, или он спрашивает о том….

Я пыталась выпутать свои волосы, а что подумал он? Совсем не вовремя зачесался кончик носа. Нестерпимо. Я потёрлась им, совершенно не подумав… О то, что было рядом…

– Анна, вы трезвы?

Что-то изменилось в его голосе.

– Конечно, – мне показалось, что он хочет отстраниться, и я инстинктивно обхватила его бёдра руками. – Вы поможете мне?

– Чем?

Ещё раз проглотив слюну, я поправила сползшие на кончик носа очки, в которых работала.

– На столе лежат ножницы. Просто отрежьте запутавшиеся волосы. Не думаю, что это будет заметно, – посоветовала я. – Завтра схожу к мастеру и обновлю стрижку.

Потому, как напряглось его тело, я поняла, что он потянулся за ножницами. Пришлось самой повернуть голову и сказать, касаясь губами … ткани джинсов, так правильнее:

– Они под бумагами.

– Анна, закройте рот, – почему-то рявкнул босс.

– Почему?!

– Сначала вы мешали мне разговаривать, касаясь своими руками… Теперь просто помолчите!

– Вы хотите сказать, что я специально сунула руки вам в... в… в….

Пока я подбирала нейтральное слово, чтобы выразить всё своё возмущение, Захар Александрович расстегнул пряжку ремня прямо перед моими глазами. Гораздо позже я поняла, что он сделал это, чтобы повредить мне как можно меньше волос.

Может быть, он даже что-то сказал и пояснил. Но стук моего сердца заглушил не только его слова, но и мысли разума. В специальных очках для увеличения тонких линий я плохо видела, какие эмоции отражаются на его лице.

Зато мой лоб касался обнажённой полоски кожи его живота, а его рука легла на мой затылок. Моё подсознание восприняло это как приглашающий жест. Его ответ на моё желание. Я никогда не касалась губами члена мужчины. И, может быть, никогда больше не захочу этого сделать. Но в эту минуту, первый раз в жизни, я сделала то, что хотела.

Обычно Захар просто звонил по телефону, и я выходила за угол здания, уже после того, как все уходили домой. Мы никогда не разговаривали. Я не знала, будет ли следующая встреча, или однажды, придя утром на работу, узнаю, что меня попросили написать заявление на увольнение.

Снова прошёл почти месяц, когда на экране моего телефона высветился номер, подписанный лишь заглавной буквой «Д». Я посмотрела на стол, заваленный бумагами. В этом месяце вернули очень много проектов. Двое сотрудников из нашего отдела ушли в отпуск, а Паша не стал мне помогать. Ему позарез нужно было успеть на пятничный шашлык. Я впервые повысила на него голос, сказав, что просто не успею всё доделать. Пашка посоветовал взять домой, намекнув, что там мне всё равно заняться нечем. Он даже не заметил, что на этот раз меня задели его слова.

– Это вы в кабинете или Павел? – осведомился Захар Александрович.

– Я.

– Тогда закрывайте кабинет и спускайтесь. Я подожду, где обычно.

Глава 4. Очередной проект

В понедельник директор предложил мне возглавить отдел вместо Паши. Я отказалась.

– Анна Александровна, я делаю это не потому… Уверен, вы меня поняли. Вы по праву должны занимать эту должность, – ещё раз повторил руководитель.

– Нет.

– Не хотите портить отношения с Павлом? Вы здесь ни при чём. В любом случае я отстраню его, – нахмурился генеральный. – У нас впереди несколько крупных проектов. Я буду их лично контролировать.

Он засунул руки в карманы, и я поспешно отвела взгляд от его бёдер. От пряжки дорогого брючного ремня. Хватит. Пора заканчивать.

– Я написала заявление об уходе. Пятницей. Вам всего лишь осталось его подписать.

– Я не говорил об этом, Анна Александровна, – он слегка прищурился. – Вы меня, вообще, слушали?

– Да, Захар Александрович.

– Я решу проблему с Павлом. Понятно, что он не подходит на эту должность.

– Позвольте дать вам совет, Захар Александрович. Никто из нашего отдела не подходит на эту должность. Вы очень много внимания уделяете бухгалтерским делам. Но профиль завода – технический. Вы можете гораздо больше, только найдите хороших специалистов.

Я поднялась, и он отошёл от окна.

– Подождите, Анна. У меня ещё остались вопросы.

– А у меня не осталось ответов.

– И всё же…

Я знала, поэтому быстро вышла за дверь. Прошла через территорию, миновала пост пропускного пункта, ступила на дорогу.

– Анна, – он догнал и схватил меня за руку, пытаясь удержать. Я почувствовала, как к горлу подступили слёзы, резко выдернула руку.

– Пусти, Захар! Неужели ты не видишь, не понимаешь, что всё зашло слишком далеко! Для тебя наши встречи – это забавная интрижка, которая пройдёт как … как дождь за окном. Прольётся водой, впитается в землю, даст ростки новым приключениям. Для меня это всё не вода, а горькие слёзы! Они иссушают моё сердце, мою душу, мою жизнь. Не могу больше, пусти!

Мужчина, словно обжёгшись, отдёрнул от меня собственную руку.

– Я думал… что деньги… главное деньги…

– Какие деньги, — почти неслышно выдохнула я. Он ничего не знал обо мне, не интересовался, даже не стал наводить справки. Он вспоминал обо мне, когда хотел избавиться от напряжения … когда шёл дождь … когда чем-то другим заниматься было совершенно лень.

– Премия. Я дал тебе … после первого раза … ты не заметила?

– Заметила, – покорно согласилась, не желая унижать себя ещё больше. Премию я действительно заметила. Подумала, что Пашка в кои-то веки вспомнил о справедливости и выделял мне в последнее время большую часть от суммы денег, которую он, как руководитель, распределяет между сотрудниками нашего отдела.

– Анна, – вздохнул директор. – Я говорил вам, что взял несколько срочных, но очень важных для завода проектов. Если вы сегодня уйдёте, я не смогу так быстро найти вам на замену высококлассного специалиста. Вы сами это полчаса назад сказали. Я отпущу вас, только дайте мне немного времени.

Я сдалась под пристальным взглядом его серых, с отливом синевы, глаз. Я отдавала ему себя, когда он не просил, а когда просил… Как вода, скользила через его пальцы, таяла сладким мороженым, утекая туда же, в землю.

Я подарила ему время — целую вечность надежд и ожиданий. Но само Время, безжалостное и мудрое, вынесло свой собственный приговор: «Довольно!». Довольно грехов, отравляющих эту землю. Довольно страсти, ослепляющей, как пламя, и губительной, как яд.

Пришла пора расплаты — за безумие, за восторг, за мою запретную любовь, что пролилась дождём мимо души этого мужчины, ничего не затронув, не оставшись, не задержавшись. Как льётся вода сквозь пальцы. Без следа.

Гром возмездия грянул. Мы встретились на благотворительном городском приёме, посвящённом Дню Матери. Словно что-то предчувствуя, я так не хотела на него идти. Но мама потратила столько сил, выбирая не только себе, но и мне новое платье. Пообещала, что оно будет лучше, чем у дочек самого мэра. Папа привычно глянул строгим взглядом, старший брат его поддержал, а младший по секрету шепнул мне на ухо, что родители всё ещё не теряют надежды выдать меня замуж.

Знали бы они, какого «жениха» я присмотрела себе в этот раз…

Зал сиял хрустальными люстрами, их свет дробился в бокалах с шампанским, рассыпаясь по паркету золотистыми бликами. Дамы в платьях из шёлка и кружев скользили меж колонн, словно тени из забытых снов, а мужчины в чёрных фраках обсуждали политику, искусство и последние скандалы.

Я стояла у высокого окна, за которым темнел ночной город. Моё платье, тёмно-алое, как вино, как запретный плод было заметнее, чем у дочек мэра. Мама не ошиблась. Сегодня я привлекала к себе слишком много внимания. Чтобы как-то отвлечься от дурных предчувствий, нервно вертела золотой браслет на тонком запястье. Не замечала взглядов, не слышала шёпота за спиной. Я просто смотрела в ночь, будто ждала очередного судьбоносного знака.

И тогда появились они. Безумно красивая статная пара. Я помнила, что у Захара и его жены десять лет разницы. Но, наверное, они находились в том возрасте, когда от этого только выигрывают. Широкоплечий мужчина шёл под руку с золотоволосой нимфой. Они небрежно кивали знакомым, пересекая зал, и толпа расступалась перед ними сама собой, словно перед королём и королевой этого вечера.

Глава 5. Падение

– Майоров Александр Вячеславович, – как всегда, медленно и с достоинством представился мой родитель. – Генеральный директор «Техно-Заказ».

– И по случайному стечению обстоятельств мой самый главный конкурент, – выдержав его взгляд, хмыкнул Захар. Сделал неспешное движение рукой, указывая на зал. – Не могу сказать, что не ожидал Вас здесь встретить. На этом приёме лишь сливки общества.

– Вот и снимайте пробу, – холодно улыбнулся мой старший брат Денис. – Уверен, что Анна достаточно общается с вами в рабочее время, и все нерешённые вопросы вы закончите обсуждать на её рабочем месте. А сегодня мы бы хотели провести вечер в более тесном семейном кругу.

– Андрюш, ты собирался пригласить Аню на танец. Сейчас зазвучит новая мелодия, – попыталась сгладить мама разлившееся в воздухе напряжение.

Андрей тут же протянул мне руку, но растерянно опустил, когда заиграла новая мелодия. Под высокими сводами дворца культуры разлились ни с чем не сравнимые звуки вальса. Из нашего прошлого общения я помнила, что друг брата танцевать его не умел.

Я тоже не обладала подобным талантом, поэтому родители нанимали мне репетитора перед школьным выпускным. Правда после выпускного вечера я вальс больше ни с кем не танцевала. Все мы знаем, что в нашем современном мире, по статистике на девять ребят приходится десять девчонок. Хотя, почему на девять? На восемь! Ведь две девчонки всегда танцуют друг с другом.

Но танцевать вальс с девушкой мне казалось настоящим кощунством. Как и самой вести в танце мужчину. Это как раз и собиралась предложить мне мама.

Захар не спросил согласия. Крепко сжал мою руку, притягивая к себе:

– Вы правы, – произнёс, ни к кому конкретно не обращаясь, – рабочие вопросы оставим на рабочее время. Если других претендентов нет, я с удовольствием потанцую с собственной подчинённой.

Фразу с «собственной подчинённой» выделил особо. Унижая меня. Даже на словах. При всех.

– Пусти меня, – я попыталась выдернуть свою руку из тисков его крепкой ладони, пока он вёл меня к другим танцующим парам. – Я плохо танцую. Жену пригласи.

– Помолчи, – шепнул неожиданно мягко, слегка отпуская мою руку. Повернул её так, как того требует танец. – Ты всегда хорошо меня чувствовала. Вот и теперь почувствуй.

Захар уверенно ведёт меня, и я подчиняюсь каждому его движению. Но я совсем не слышу музыки, не вижу, кто танцует вокруг или смотрит на нас. Мы кружимся в медленном вальсе, но каждое наше движение уже последнее. Он держит меня крепко, но не так, как раньше — не с жаждой притянуть ближе, а с отчаянием, словно пытается удержать песок, просачивающийся сквозь пальцы. Моё тело помнит его наизусть, но сегодня оно напряжено в ожидании удара.

Музыка плавная, я чувствую это, но каждый аккорд, как лезвие ножа. Захар ведёт меня в повороте, пытаясь поймать мой взгляд, но я сама себе задаю лишь один вопрос: «Как я до этого дошла?»

Старательно отвожу глаза, чтобы он не успел заметить моих слёз. Они ещё не пролились затяжным осенним дождём, но уже отравили всё внутри.

Наши руки сплетены, но пальцы больше не переплетаются, как прежде, в порыве обоюдной страсти. Теперь между нами расстояние, которое растёт с каждым тактом. Чувствует ли он, как моя ладонь холодеет в его руке, словно исчезая...

А я слышу не музыку, а то, как его сердце бьётся под тонкой тканью рубашки часто и неровно, словно в последний раз.

Мы ещё движемся вместе, но каждый шаг несёт с собой боль. Захар вновь притягивает меня ближе в очередном повороте, и на миг наши губы оказываются на расстоянии вздоха. Как бы я хотела, чтобы он поцеловал меня здесь, среди музыки и света, но мужчина лишь зло сжимает челюсти. Мне ничего не остаётся, как отстраниться, и это движение – наше окончательное прощание, слова которого я так долго не осмеливалась произнести.

Музыка стихает. Мы останавливаемся, но не расходимся, только совсем не затем, чтобы задержать этот последний момент, чтобы отсрочить неизбежное. Мужская рука скользит по моей спине в последнем неуверенном поглаживании и тут же с силой впивается в моё обнажённое плечо.

Несколько его широких шагов, и мы оказываемся в каком-то тесном незапертом кабинете. Скорее всего это запасная гримёрная. Дорогих гостей, в том числе, развлекают приглашённые артисты.

Мужчина с силой и злостью вжимает меня обнажённой спиной в грубо оштукатуренную стену. Порывами колючего ноябрьского ветра бросает мне в лицо:

– Итак, Майорова Анна Александровна. Ваш отец начинал работать на моём заводе. В девяностых он вместе с другом решил уйти в частный бизнес, прихватив новейшие разработки. Было возбуждено уголовное дело, но суд ничего не смог доказать. В данный момент компания вашего отца процветает и выглядит намного лучше, чем мы. Мы подбираем лишь те заказы, которые не нравятся вашему отцу, либо у него не хватает мощности для их производства.

– Это так, – не могу не согласиться я. – Захар, я работаю здесь с момента своей первой практики. Проводилось множество проверок, но меня всё же разрешили взять на работу. Я ни одного дня не работала в компании отца. Никогда не сливала ему информацию!

– Охотно верю, – ещё более зло рычит мужчина. – Твой отец во многом впереди. Что ему можно сливать, если мы подбираем ваши объедки! Но сейчас я доверил тебе свой личный проект! Уже полгода назад об этом ходили слухи. Ты тоже их слышала. Признайся, именно из-за проекта легла под меня, Анна?!