Падение в Аргенвальд

1

Раннее утро на Шведском переулке. Город ещё сонно зевает в серых туманах Невы, а я, Элизабет, уже мчусь к станции «Невский проспект», стараясь не промахнуться мимо вагона метро. В наушниках играет джаз, но я едва слышу ноты. Мои мысли заняты расписанием: за десять минут успеть на подземную платформу, затем два эскалатора, выход у Гостиного двора и ещё пять минут быстрым шагом до Lion Palace, где я работаю поварихой-стажёркой в ресторане Four Seasons.

Я родилась в небольшом прибрежном городке Ленинградской области, но очень рано осталась без родителей и попала в государственный детский дом под Санкт-Петербургом. В детском доме научилась быть самостоятельной. Одна из первых выучилась готовить простые блюда, чтобы угостить младших воспитанников. Кухня стала для меня настоящим домом. В детском доме я первой научилась готовить. Сначала простые каши и омлеты для малышей, потом сложные соусы. Мне часто казалось, что в каждом блюде можно уместить частичку тепла и поддержки, которой так не хватало в юные годы. Именно на кухне, я обрела чувство дома и уверенность, что любой кризис можно «переварить», если действовать смело и вовремя.

Стажёркой, в самом шикарном ресторане Санкт-Петербурга, стала в результате моего упорного труда. Закончила "Колледж Кулинарного Мастерства" с отличием. Во время учебы еще и работала в местном кафе, а потом, после победы на городском кулинарном конкурсе, получила приглашение на практику в Four Seasons Hotel Lion Palace St. Petersburg.

Государство выделило мне небольшую, но тёплую квартиру-студию в самом центре Санкт-Петербурга, неподалёку от метро. Каждый будний день я спешу на утреннюю смену в ресторан «Lion Steak», где ценит шум горячего цеха и дружескую атмосферу коллектива. Продолжаю совершенствовать свои навыки: изучаю французские соусы, пробую экспериментировать с чаём и травами, и мечтаю о том моменте, когда добьюсь идеального «мандаринового сабайона». Оптимизм и упорство помогли мне преодолеть ощущение одиночества: друзья-коллеги знают, что если нужно срочно организовать банкет или спасти партию блюд, достаточно позвать Элизабет, и она придёт на помощь.

Подземка кормит меня взглядом на усталых лиц прохожих, на редкие улыбки детей и на бесконечную рельсовую гладь, увлекающую вагоны вперёд. В дверях вагона я ловко вскакиваю, цепляюсь за поручень и почти не промахиваюсь, разглядывая мраморный облик станции, ещё свежий после ремонта: чистота и холодные тона придают всему ощущение торжественности — совсем не то, что творится будет через пару часов в парижском «Lion Steak» (шёпотом между нами, наш шеф мечтает открыть филиал в центре Парижа, но мне уже не до гастролей).

В профессиональном фартуке с эмблемой отеля я появляюсь в служебном лифте на -1 уровне и выдыхаю весь накопившийся метро-шум. Позиция моя — ассистент повара горячего цеха: я обожаю этот шум сковородок, пар столовых тарелок, запах расплавленного масла. В полумраке кухни блестят медные трубы, по которым стекает конденсат, а механический официант-автоматон на рельсах уже ждёт команду «Подача».

На этой неделе у нас практикантка. Это маленькая решительная девушка по имени Полина. У неё доброе сердце и, увы, не очень крепкая рука, если дело касается соусов. Сегодня утром Полина принесла миску «мандаринового сабайона» и, наступив на край коврика, неловко задела каскадный кран, из которого лился горячий соус. Лужица вязкой сладкой жидкости растеклась по полу так быстро, что я лишь крикнула:
— Стой, Полина!
Но было поздно: ножка автоматона скользнула, он задергался и с грохотом врезался в стол, разбрызгав соус по стене.

Смеяться было некогда, официанты уже толкались возле тепловой витрины, а в зале, сквозь широкий проём, слышался первый звон посуды и негромкий гул гостей. Я выхватила салфетку, вскарабкалась на низкий стул и со всей силы стерла соус с хромированного корпуса робота.
— Не волнуйся, — успокоила я дрожащую Полину, мы всё исправим, и дирекция даже не заметит.
Она широко открыла глаза, и я поняла: моя вера в себя это не просто слова. Я научилась отстаивать границы и подержать за руку соседку из детдома, чтобы та не сбилась со стопы. Сотрудники чувствовали эту уверенность — и даже приборы кухонных котлов, кажется, садились мне на плечо чуть мягче.

Пока я помогала Полине, шеф-секретарь Алиса шепнула:
- Через полчаса обеденный сервис, не забывай доварить рагу на «плите-монолите».
Я кивнула и вернулась к своим мискам. В следующий момент меня ждала чистка проходов от лишнего жира, проба нового соуса к лососю и визуальный контроль элегантности подачи. Но внутренний голос шептал: «Главное — не опоздать на главное».

В подсобке, между двумя тяжёлыми паровыми котлами, стоял большой чайник-пароварка, отбрасывающий на стену ритмичные блики. Я склонилась над ним, чтобы убедиться, что уровень воды достаточный, и не заметила блестящую лужицу «мандаринового сабайона», растёкшуюся на полу. Мой ботинок скользнул, я отреагировала слишком поздно, колени вывернулись в сторону, грудь больно ударилась о край кухонного стола, а виском — о холодный кафель.

В этот момент я только успела подумать: «Вот и всё, Элизабет… стоило хотя бы вспомнить надеть нескользящие башмаки», как мир вокруг застыл, а затем погрузился во тьму.

Тьма окутала меня, и я уже не чувствовала ни холода кафеля, ни запаха горячего пара. Все заботы о расписании, обо фритюре и чужих ошибках растворились. За ними наступила сладкая невесомость.

Тьма окутала меня, и я уже не чувствовала ни холода кафеля, ни запаха горячего пара. Все заботы о расписании, обо фритюре и чужих ошибках растворились - за ними наступила сладкая невесомость.

Я очнулась от лёгкой вибрации подслеповатым взором, не чувствуя ни своей боли на виске, ни привычной утренней суеты Петербурга. В веках застыл тусклый тёплый свет — не лампочки в метро, а ряды медных фонарей, отбрасывавших мягкие тени на затёртый деревянный пол. Под головой я ощутила не кафель, а плотно сотканный коврик с узором из листьев и шестерёнок.