Падре

PADRE

Кто на самом деле кроется за личиной католического священника?

Наивная девчонка искренне полагает, что сможет пробудить в нём чувства...

Но понимает ли она, что тёмные крылья, реющие за его спиной - признак совершенно иных мотивов?..

1. Дядя Ричард

🎧 АУДИО-ВЕРСИЯ главы - в ТГ-канале (ссылка в профиле автора)

— Добрый вечер, падре... — она смущённо наклонила голову, стараясь не смотреть ему в глаза.

Уж слишком острым был этот серо-стальной взгляд, проникающий в самую душу — словно выворачивая наизнанку все грехи незадачливых прихожан, пытающихся скрыть свои похождения от проницательного священнослужителя монастыря при церкви Сан Маурицио...

— Здравствуй, Кэсси.

Его голос был спокойным. А походка, которой он двинулся к алькову — размеренной. Она украдкой подняла глаза, разглядывая его спину — плечи, облачённые в чёрную сутану, длинный, почти до самого пола, подол... И широкий, плотный пояс, подчёркивающий крепкие бёдра.

Девушка поспешно отвернулась, стараясь отмахнуться от внезапно накатившего стыда. Негоже на священника смотреть с такими мыслями. За такое и по шапке схлопотать можно... От самого Святого Януария.

Но до алькова они почему-то так и не дошли — мужчина остановился, повернулся к резной скамье, не спеша уселся на неё, подвинувшись, чтобы уступить место своей собеседнице и похлопал ладонью рядом с собой.

— Садись.

До края скамьи оставалось слишком маленькое расстояние, и ей пришлось сесть практически вплотную. Вздрогнув от прикосновения к коже бедра прохладного шёлка его одеяния, она нервно поправила платье, пытаясь прикрыть угловатые коленки.

Развернувшись в полоборота и положив руку на спинку скамьи, падре Фальконе внимательно заглянул ей в лицо.

— Ну, как ты?

Она неопределённо пожала плечами.

— Даже не знаю, дядя Ричард... У меня словно лёд в груди. Время будто остановилось... Я ничего не понимаю... Мне кажется, что со мной ничего особенного не произошло.

Брови священника чуть сдвинулись к переносице, хмурясь в напряжённом размышлении. Это было очень плохо. Прошло уже два месяца с того момента, как небеса забрали её отца, а она по-прежнему не могла о нём даже заплакать. И на похоронах не проронила ни слезинки — лишь молча стояла, глядя на гроб с телом слегка расширенными, словно от удивления, глазами.

— Быть может, ты отрицаешь его смерть, малышка моя? — участливо спросил он, осторожно подбирая слова. — Возможно, нам стоит поговорить об этом?

Вместо ответа она плотно сжала губы и упрямо уставилась в одну точку. Ох, уж эта порода Мелоун... Гордые, неприступные, пытающиеся быть сильными... И никогда не позволяющие себе признаться кому-либо, что нуждаются в помощи.

Если бы Ребекка не настояла на том, чтобы Кэсси провела свои каникулы в Милане, девочка и словом не обмолвилась бы ему о своих страданиях. А он видел их — там, в глубине её больших светло-серых глаз. Хоть она и пыталась не позволить ему проникнуть к ней в душу.

С её матерью они познакомились ещё в детстве — когда семья Фэлкон жила в Коннектикуте. А уже потом, после переезда в Италию, всё равно продолжили дружить и общаться, и он даже был свидетелем на их свадьбе. И вот сейчас Ребекка попросила приглядеть за её дочерью, благо Ричард всегда питал к ней почти отцовские чувства, сам не имея детей.

Осенью ей должно было исполниться девятнадцать. А выглядела она по-прежнему как подросток — чуть растрёпанные волнистые волосы до плеч, скуластое лицо, неуклюжая походка... И неисправимая страсть к одежде унисекс — широкие штаны, рубашки, кожаные браслеты... Со спины, пожалуй, было и не понять — девушка это или парень.

Выдавала её только заметно округлившаяся за последний год попка, на которой падре Фальконе старался не слишком надолго задерживать взгляд — иначе жарких ночных фантазий, вынуждающих его обнаруживать каждое утро влажное пятно на простыни, было не избежать. Даже долгие молитвы к Господу с просьбами избавить его от неуместной похоти, не помогали.

А сегодня она умудрилась надеть ещё и платье. Платье выше колен! В церковь. На беседу со священнослужителем, который уже четырнадцать лет, как дал обет безбрачия.

Он давно привык скрывать свои эмоции. И лишь благодаря этому навыку, сейчас девушка не понимала, что именно творится у него внутри. Впрочем, кого это волнует...

Он тяжело вздохнул. Людям невдомёк, что он тоже не лишён проблем. И всё, что они делают — это приходят просить у него помощи. И он не отказывает, ведь именно в этом заключён главный смысл жизни тружеников духа...

— Пойми, Кассандра... Если ты так упорно будешь хранить молчание, я не смогу для тебя ничего сделать. Всё, что тебе необходимо — это начать говорить о произошедшем. Ты ведь не сможешь вечно держать в своей душе боль...

— А во сколько заканчивается ваш рабочий день? — прервала она его так внезапно, будто бы и не слушала вовсе.

Он слегка опешил. Зачем ей это понадобилось?

— По-разному бывает, миа филья... [*] Иногда я задерживаюсь почти до самой ночи, а иногда меня сменяет кто-то из служителей, и я могу уйти пораньше. А почему ты спрашиваешь?

[*] mia figlia — «дочь моя» (итал.)

— Я тут никого не знаю... — уныло протянула она. — Даже прогуляться не с кем по городу. А одна я боюсь.

Он аккуратно прочистил горло, пытаясь сообразить, что ей ответить. Падре Фальконе было далеко не в диковину отбиваться от озабоченных женщин, проявляющих к нему повышенное внимание. И если бы сейчас это была одна из них — он просто вежливо и холодно отказался бы сопровождать её, сославшись на занятость, усталость да и просто отсутствие интереса к женскому обществу...

Но сейчас перед ним была совсем молоденькая девушка, да ещё и находящаяся в глубокой депрессии. Причём сама этого совершенно не осознающая. Его сердце сжалось от сочувствия — действительно, кто ей сейчас поможет?

Ребекка... Она всегда была не слишком хорошей матерью — вечно в каких-то карьерных забегах, отнимающих у неё массу сил и времени. Дочь постоянно оставалась на попечение отца, который вынужден был уделять её воспитанию гораздо больше внимания, чем жена. И вот сейчас она поступила точно так же — просто сплавила своего ребёнка в чужие руки. Пусть и заботливые, но всё же...

2. Карамель

🎧 АУДИО-ВЕРСИЯ главы - в ТГ-канале (ссылка в профиле автора)

Она сидела, жуя пирожное, по-детски болтая ногой и глядя куда-то далеко, прямо на лучи заходящего солнца над черепичными крышами… Казалось, ей так мало нужно для хорошего настроения — всего лишь чашечка латте с марципановым бисквитом — и вот уже в её глазах проскакивают искорки удовольствия…

Он с лёгкой улыбкой наблюдал за ней, ловя себя на удивительном и неожиданном ощущении — словно ему удалось помочь ей без всяких слов, без увещеваний, без каких-то долгих переубеждений, которые он так щедро привык раздавать прихожанам. Он почти ничего не говорил — всю дорогу, пока они ехали до кафе, пока он открывал ей дверь машины, пока разглядывал меню… Она тоже молчала.

И в их молчании не было ничего неловкого. Уж слишком тёплым был вечер, слишком тягуче-золотистым закат… Их обоих словно разморило в его лучах, делающих лица и одежду почти одинакового оттенка — орехово-кремового.

Она доела последний кусочек и вкусно облизнула нижнюю губу, собирая с неё налипшие крошки. Падре Рикардо на несколько секунд задержал взгляд на её губах, и чуть сощурился — последний раз он целовал женщину два года назад. Вернее, это ОНА целовала его. А потом, стремительно переместившись вниз, целовала уже совсем другие места.

Она не дала ему даже опомниться — его член так быстро оказался у неё во рту, что он не успел передумать. Настолько долгожданными, сладостными были эти ощущения… Настолько выстраданным был его стон, с которым он выстрелил спермой ей в лицо уже буквально через пару минут…

Он не нашёл в себе силы оттолкнуть её. И эти свидания продолжались ещё десять дней. По окончании которых ему всё же пришлось объяснить этой женщине, что так больше продолжаться не может, и он не готов давать ей то, чего она так страстно жаждала.

Вечный соблазн… Недоступный мужчина всегда кажется более привлекательным.

Если бы он понимал пятнадцать лет назад всю тщетность и пустоту своих будущих потуг, с которыми он всё это время пытался избавиться от этого изнуряющего, нарастающего с каждым годом, буквально изматывающего его вожделения… Наверное, он просто никогда не выбрал бы этот путь.

И, как ни странно, ему почти удавалось воздержание. Молитвы, пост, долгие проникновенные разговоры с епископом… Иногда было полегче. А иногда совсем туго. Особенно сейчас. Когда он уже понял, что эта бестолковая девчонка тупо не надела бюстгальтер.

Да, её ладони пока ещё держали чашку, загораживая предплечьями её грудь от взгляда мужчины, но через пару минут она допьёт свой кофе, опустит руки на стол… И ткань тонкой блузки натянется на напряжённых сосках, буквально крича ему: «Ну, посмотри же сюда!..»

И ему придётся совершать невероятное усилие для того, чтобы не перевести взгляд ниже. И это, конечно же, нисколько не поможет. Потому что ему и так всё прекрасно видно.

Чёрт бы побрал эту Мелоун! Чёрт бы побрал Ребекку…

— Дио ми диспьяче… [*] — пробормотал он едва слышно себе под нос и сделал из чашки последний длинный глоток — пора было собираться по домам.

[*] Dio mi dispiace (итал.) — Господи, прости…

— Прогуляемся? — произнесла она вдруг так беспечно и радостно, что он даже поразился тому, какой огромный отклик удовольствия породило внутри него это простое предложение. В животе словно разлилась карамель.

Ну да, он прекрасно знал, ВО ЧТО эта карамель превратит его сегодняшний вечер… А может и всю предстоящую ночь.

Бесконечные фантазии, в которых он будет загибать эту тоненькую фигурку в самые адски извращённые позы, до которых только сможет додуматься. Безжалостно будет мять её груди, терзать её рот жадными поцелуями взасос, вбиваться в неё членом — жестоко, глубоко, резко — заставляя её кричать, дёргаться, взвизгивать, умолять прекратить…

В паху немедленно заныло. И он сделал глубокий вдох, отмахиваясь от навязчивых видений. Только не сейчас… Потом. Он всё это проделает с ней потом.

А пока они просто бродили по узким улочкам вокруг Piazzetta di Brera [*], и он без конца рассказывал и рассказывал ей милые маленькие истории — о самой площади, о знаменитых жителях этих старинных домов, о том, как он сам, впервые попав в квартал Брера, ухитрился в нём заблудиться и его бесплатно накормили свежими булочками в одном из местных кафе…

[*] Площадь Брера

Она слушала восхищённо, улыбаясь и слегка приоткрыв рот. Из-под верхней губы виднелись чуть крупноватые ровные зубки. Когда воображение ярко нарисовало ему картинку, как эти зубы нежно касаются набухшей, тяжело налитой кровью головки, он внезапно понял, что совершил огромную ошибку, согласившись присмотреть за дочерью Ребекки.

Как он ни пытался разговаривать с ней сухо и холодно при прощании, это абсолютно не получалось. Ухмылялся, как идиот, поддерживал её под руку, помогая выйти из машины, долго смотрел ей вслед, когда она заходила в подъезд…

И поймал в груди совершенно мерзкий, неожиданный, волнительный трепет, когда она обернулась и помахала ему рукой.

— Fesso!.. Maledetto pezzo di merda!.. [*] — шипел он сквозь зубы, сидя в машине и остервенело сжимая руль до побелевших костяшек пальцев.

[*] Идиот! Проклятый кусок дерьма! (итал.)

А уже через полчаса:

— Confiteor…

Confiteor Deo omnipotent,

beatae Mariae semper Virgini,

beato Michaeli Archangelo,

beato loanni Baptistae,

sanctis Apostolis Petro et Paulo,

omnibus Sanctis, et vobis, fratres

(ettibi pater), quia peccavi nimis

cogrtatione, verbo et opere:

MEA CULPA, MEA CULPA, MEA MAXIMA CULPA. [*]

[*] Каюсь...

Каюсь перед Богом всемогущим,

блаженной Марией вечной Девственницей,