Папа для озорных апельсинок

Глава 1. Аня

– Аня, твоим девкам уже по пять лет, а ты себе мужика все никак не найдешь, – попрекает меня мать. Она буквально зациклилась на этом.

Ей просто необходимо, чтобы у меня кто-то был. Причем совершенно плевать, что чувств ни к одному мужчине после предательства Вовы у меня больше нет.

Ну не могу я даже немного довериться ни одному из них! После того, через что мне пришлось пройти, ничего удивительного на самом деле.

– Мама, нам нормально живется и так, – объясняю в очередной раз. Мое терпение уже на исходе, одно и то же каждый раз.

– У детей должен быть отец! – стоит на своем мать. – У тебя был и у твоих дочерей должен быть! – заявляет безапелляционно.

Терпеливо прикусываю язык и делаю глубокий вдох.

– У них он тоже есть, – отвечаю, спустя некоторое время. Меня берет злость.

Маня и Соня не виноваты, что родной отец от них отказался, да и я его не виню. Пусть продолжает развлекаться.

Если бы не отношения с Вовой, то не было у меня двух любимых принцесс. Апельсинки мои, самые прекрасные девочки на всей планете!

– Где? – мама театрально озирается по сторонам. – Где он? Не вижу!

– Мам, ну перестань, – пытаюсь успокоить ее. Продолжать полемику не собираюсь. Хватило.

Каждый раз, как приезжаю, начинается один и тот же разговор. Не знаю насколько еще меня хватит, но выслушивать бесконечные упреки в свой адрес становится только сложнее.

– Мы с Вовой расстались, – напоминаю ей. – Он отказался от своих детей еще до их рождения.

Собственно, как и ты отказалась от внучек. Но об этом я старательно молчу. Мы уже неоднократно все обсудили.

– Найди себе мужика, – продолжает стоять на своем мать. – В конце концов, для организма полезно!

– А вот для нервной системы не очень, – отвечаю, посмеиваясь. – Спасибо, но я лучше как-то одна.

Не собираюсь вдаваться в подробности своей личной жизни, а уж обсуждать ее, так тем более. На то она и моя личная, что она МОЯ.

Пусть для своей родной матери я бездарная дочь, принесшая в подоле детей и наотрез отказавшаяся от них избавляться. Я прекрасно помню, с какими именно словами мать заявила, что не будет мне помогать.

Она как только узнала о моей беременности, так тут же поменяла ко мне отношение. И если раньше мать общалась со мной ласково и лишь изредка просила денег, то потом…

Ох… Лучше просто не вспоминать.

Сейчас я общаюсь с ней лишь потому, чтобы у девочек просто был кто-то из родственников помимо меня. Они и так переживают из-за отсутствия своего папы, так пусть хоть бабушка с дедушкой будут.

Беременность перевернула весь мой мир с ног на голову. Но потом родились две мои чудесные малышки и все снова стало нормально. Я выстояла. Я смогла.

Мой бывший, мои родители… Все! Все, кто должен был помочь, отвернулись в один миг. Сказали немедленно избавиться от ребенка, ведь тогда никто даже помыслить не мог, что он не один, а целых двое.

Бывший аргументировал, что я еще слишком молода. Он тоже молод, не нагулялся.

Родители тоже не поддержали меня. Мама заявила, что ей еще рано становиться бабушкой, а отец… К нему я даже не пошла. С меня матери и бывшего хватило.

– Дура ты, Анька, – не успокаивается мать, наливая в стакан очередную порцию крепленого напитка.

– Мам, не надо, – пытаюсь ее остановить, но бестолку. Она вырывает стакан из моих рук, содержимое проливается, но женщина игнорирует мокроту и поспешно делает несколько крупных глотков.

– Я сама решу, что мне надо, а что нет! – повышает голос. – Ты же вон, – машет в сторону комнаты, где играют мои дочки. – Сама все за себя и за них решила. И от меня отстань! – требовательно обращается ко мне на повышенных тонах и снова тянется к стакану.

Пропускаю ее слова мимо ушей, а сама тем временем забираю со стола бутылку. Незаметно, пока мать костерит меня на чем свет стоит, выливаю содержимое в раковину и наливаю в бутылку сок. Возвращаю обратно.

– Нам пора, – резко прерываю ее монолог. Девочкам явно не стоит смотреть на бабушку в таком состоянии.

– Я провожу, – говорит мать. Делает попытку подняться и тут же садится обратно.

Не смогла встать.

– Мам, иди спать, – произношу с нажимом. – Тебе хватит, – заявляю, убирая все со стола.

– Я сама разберусь! – снова начинает возмущаться. – Манечка, Сонечка, – зовет моих дочек сюда.

– Апельсинки, идите одеваться, – перекрикиваю призыв своей матери. Не хочу, чтобы дочки видели ее в таком состоянии, зрелище не для детских глаз.

– Хорошо, мам! – доносится из комнаты и там снова наступает тишина.

– Продукты я тебе принесла, – открываю холодильник и принимаюсь рассказывать, куда что положила. – Постарайся дотянуть их до пятницы. Хорошо? Яна приедет ближе к выходным и привезет тебе все, что нужно.

– Две дочери и обе неблагодарные, – продолжает причитать мать. – Наплодили отпрысков без мужей и строят из себя невесть кого, – сокрушается.

С трудом, но все же пропускаю ее слова мимо ушей.

– Манечка, Сонечка, – зову своих девочек. – Вы где? Вы готовы?

Но вместо ответа я слышу тихое “шу-шу-шу”. Напрягаюсь мгновенно.

Резко разворачиваюсь, спешу в сторону комнаты, но не успеваю пройти и половину пути, как девочки с диким криком выбегают в коридор и едва не сносят меня с ног. У обеих глаза переполнены страхом.

Сердце замирает.

Но малышки тут же начинают хохотать и наперебой рассказывать про свою шалость.

– Мама! Мама! Ты должна это увидеть! – тащат меня за собой.

– Что увидеть? – удивляюсь.

Идти в комнату не особо хочется, но дочери не оставляют мне выбора. Переступаю порог и ахаю.

– Это… кола? – спрашиваю обреченно, не отрывая взгляда от светлого бежевого ковра. Он теперь никогда не станет прежнего цвета.

– Ага, – активно и очень довольно кивают мои апельсинки. – Мы у бабушки лимонад нашли и кинули туда конфетку.

– Вот эту? – поднимаю с пола мокрую обертку.

– От этой ничего не произошло, – признаются, то и дело переглядываясь. – Мы вот эту потом нашли, – протягивают мне то самое, что вызывает самый настоящий фонтан, если кинуть ее в колу.

Глава 2. Вова

– В смысле матери плохо и ты не можешь приехать? – рычу на свою сестру. Меня просто кроет от злости!

Я нахожусь на другом конце города, за окном дождь и ситуация на дорогах патовая. У меня сегодня вечером назначено совещание, которое нельзя пропускать, а после него запланированы важные встречи, на которых будут решаться не менее важные дела. Я весь в работе и меня ну никак нельзя от нее отрывать!

А она сидит в соседнем доме с шестилетним ребенком и утверждает, что не может дойти до мамы. Ей идти едва ли не в соседний подъезд!

– У меня у Олечки температура! – психует. – Я врача из поликлиники жду. Он может прийти в любой момент, – хоть как-то проясняет свою ситуацию.

Но я все равно не согласен с ее правотой.

Оля достаточно взрослая, оставить на несколько минут дома одну ее вполне можно. Добежать до матери для Лизы не составит особого труда, но сестра встала в позу, ей гораздо проще меня с работы дернуть.

Да что ж за фигня? Неужели не понимает всю серьезность ситуации?

Мама просто так никогда бы не стала просить о помощи. Тем более меня.

– Твой врач может прийти через четыре часа, а матери плохо уже сейчас, – продолжаю разжевывать.

Меня дико бесит сложившаяся ситуация. Почему я должен бросать все свои дела и по первому зову нестись с другого конца города, когда Лиза сидит в трех минутах ходьбы от нее.

– Если врач придет, а дома никого нет, то он отменит вызов и не посмотрит Олечку. Я не могу оставить одну дочь, – продолжает настаивать на своем.

– Соседку позови, – предлагаю.

– Вов, отстань! – отмахивается от моих слов.

– То есть, я правильно понимаю, что в тот момент, когда матери плохо, ты отказываешься к ней приходить? – озвучиваю нашу паршивейшую ситуацию.

– Не нагнетай, – пытается съехать с темы.

– Я серьезен сейчас, – не позволяю ей этого сделать. – Просто ответь.

Крепко сжимаю зубы. Тщательно слежу за тоном и словами, нечего срываться сейчас.

Я сегодня, блин, сама сдержанность. Мама может гордиться мной.

– Лиз, дойди до матери, – прошу сестру. Должен же быть способ достучаться до ее здравого смысла. – Поставь телефон на громкую, я буду с Олей на связи. За те несколько минут, что ты будешь отсутствовать, ничего не произойдет.

– Куравлев, ты совсем дурак? – ухмыляется. – Никуда я не пойду!

– Это мать твоя! – все же повышаю голос. – Единственная между прочим! И кроме нас с тобой у нее никого нет, – напоминаю на всякий случай. Судя по всему, она забыла об этом. – Она к тебе приходит по первому твоему зову. Бросает все свои дела и летит. А ты даже потратить десять минут своего драгоценного времени не можешь? – уточняю, сжимая кулаки.

– Не могу, – подтверждает.

Бешусь.

– Ладно, я еду, – принимаю решение. Нет никакого смысла спорить с сестрой.

Раз она решила, что не выйдет из квартиры и не оставит ребенка, то так и будет там безвылазно сидеть. А матери помощь нужна. Срочно.

Одним нажатием на кнопку системного блока выключаю компьютер, открываю сейф и без разбора убираю в него все со стола. Хватаю куртку, выскакиваю из кабинета, предупреждаю помощницу об отъезде и со всех ног спешу на парковку.

Время не ждет.

– Ты с матерью когда крайний раз разговаривала? – продолжаю докапываться до сестры.

– Минут тридцать назад, – отвечает после некоторой заминки. Я уже успел заскочить в авто и начать движение.

Выезжаю на шоссе и не проезжаю пяти метров, как втыкаюсь в пробку. Начинаю сильнее закипать.

Да что ж все не вовремя так!

– Сколько?! – охреневаю. Меня берет злость.

Просто поразительно, как я до сих пор держусь. Любой другой высказал по первое число все, что думает по поводу сложившейся ситуации. А я вместо бесполезного выплеска эмоций только крепче сжимаю руль и делаю все, лишь бы выбраться из пробки.

– Я с ней разговаривала тридцать минут назад, – раздраженным голосом отвечает сестра. – Она сказала, что ей плохо и просила прийти. Я объяснила почему не могу этого сделать. Мы поговорили, она выпила таблетку и легла. Вов, не нагнетай, – продолжает высказывать свое недовольство.

– Какая же ты эгоистка! – кидаю в сердцах. – Думаешь только о себе.

– Ты опять? – шипит, заводясь. Знает, что сама не права, но упорно старается спихнуть все на других.

– Ой, да ну тебя! – приходит моя очередь отмахнуться от нее.

Чем продолжать бесполезный спор с сестрой, я лучше сконцентрируюсь на дороге. От этого будет хоть какой-то толк.

Нахожу съезд во двор. По карте смотрю, могу ли при помощи этого объехать пробку. Геолокация не работает и объездные пути приходится искать самому.

Звоню матери, но она не отвечает. Прошу соседку до нее дойти, но та уехала.

Какой-то, блин, замкнутый круг!

Психуя и матерясь на все и всех, миную пробку, проезжаю несколько километров и втыкаюсь в новую. Злюсь сильнее.

Мать трубку не берет, “Скорая” не попадет в квартиру, ведь ей никто не откроет дверь, но я все равно вызываю медиков. Пусть приедут.

При необходимости ложный вызов я оплачу.

Пока добираюсь до микрорайона, где живет мать, весь извожусь. Я не нахожу себе места и каждую секунду думаю о матери.

Больше всего меня беспокоит, что она не берет трубку. “Скорая”, к слову, до сих пор не приехала.

На бешеной скорости заезжаю во двор, чем ближе к дому матери, тем мне становится тревожнее. Я заведен. Я плохо контролирую злость. Но я стискиваю зубы и держусь!

Мне осталось совсем немного и буду на месте.

Проезжаю вдоль дома, заворачиваю за угол, на улице уже темно и фонари почти не горят. Дороги не видно.

Выворачиваю из-за угла и вдруг вижу, что прямо передо мной женская фигура и двое маленьких деток.

Они идут по дороге! Мне не объехать! Сейчас задавлю!

Наплевав на все, выкручиваю в сторону руль, объезжаю ненормальную и давлю на тормоз. Машину заносит.

Глава 3. Вова

Кое-как справившись с заносом, объезжаю стоящие во дворе тачки, проезжаю чуть дальше и останавливаюсь.

Бросаю тачку, полностью перегородив проезд к подъезду и едва успев заглушить двигатель, выпрыгиваю из нее.

В груди мотор с бешеной скоростью гоняет кровь, во мне столько адреналина, что просто кошмар. Перед глазами до сих пор стоит хрупкая маленькая девчушка, которая из-за дурости матери едва не попала под колеса машины.

Что ж за мать такая у девочки? Где у нее мозги?

Хлопаю дверью, на всех парах несусь к пострадавшим и заклинаю всех на свете, чтобы все обошлось.

Нет, если я виноват, то отвечу. Не спорю. Пусть хоть у матери ребенка мозги и отсутствуют, но я тоже был не прав.

Превышение скорости оказалось приличным и в этом виноват исключительно я.

Как и в том, что моя тачка напрочь перегородила проезд прямо в центре двора.

По-хорошему надо переставить, но я сейчас настолько зол, что мне плевать на все и всех.

Я должен как можно скорее добраться до ненормальной, разгуливающей с детьми по проезжей части, убедиться, что с ними все в порядке и помчаться к матери.

Надеюсь, что она дождется меня.

Всматриваясь в темноту, пытаюсь различить фигуры мамаши и ее детей, ускоряюсь. Крика не слышно, движения не видно.

Нехорошее предчувствие зарождается в груди.

Подхожу еще ближе к месту происшествия и у меня уже получается расслышать обрывки разговора. Я даже вижу три фигуры чуть впереди от себя.

– Стой! – кричу, понимая, что яжемать, или мать года собирается уводить своих детей дальше.

Злости не хватает, когда думаю о ней.

– Это вы мне? – до меня долетает женский голос. На уровне подсознания отмечаю, что по непонятной причине он кажется мне знаком.

– Тебе-тебе! – набираю шаг, продолжая приближаться к ненормальной. Я даже не собираюсь скрывать свою злость.

Сама накосячила, а во всем обвинять будет меня.

Знаю, плавали.

– Ты какого хрена лезешь под колеса? – накидываюсь на нее.

Только стоит представить всю серьезность последствий прогулки в темноте по дороге, так по шапке хочется настучать этой недомамаше!

– Правилам дорожного движения не учили?! – продолжаю высказывать.

Пусть лучше я сейчас на нее вылью свой гнев, чем потом буду психовать на всех окружающих. Она хотя бы заслужила все то, что я высказываю ей.

– Вы скорость превысили! – принимается верещать таким тоном, словно сама собирается на меня наехать. Охреневаю еще сильнее.

Так значит, это я виноват, что она тащила детей по проезжей части? Совсем что ли?

Слов нет.

– Это дворовая территория! – не успокаивается ненормальная. Напротив, только сильнее заводится, а я все сильнее злюсь на нее.

Голос этот… Он впивается в кожу сотнями острых иголок и заставляет сбиваться дыхание. Я не понимаю, почему мой организм вдруг так решил отреагировать на незнакомую женщину в подобном формате, но игнорировать свои эмоции, увы, не могу.

Мои мысли мигом метнулись в прошлое, и перед глазами всплыл образ той, которую даже спустя много лет я не в состоянии забыть. Той, перед которой я безмерно виноват.

И которую больше никогда не увижу, ведь она намеренно скрывается от меня.

Моя Аня.

– На дороге могут быть дети! – взмахивает рукой в сторону дорожного знака, который прекрасно знаю, ведь я сам инициировал его установку. Лежачий должны положить вот-вот.

Быстрым шагом приближаюсь к своей ненормальной, сейчас я так зол на нее, что хочу хорошенько встряхнуть.

Прохожу единственный освещенный участок, двигаюсь дальше, вижу недомамашу и… ноги сами врастают в землю.

Передо мной стоит та, кого я увидеть вовсе не ожидал.

– Вова? – ахает. Она тоже в шоке.

– Аня? – выдыхаю, не сводя с девушки ошарашенный взгляд. – Ты что здесь делаешь?

– Иду. Не видно? – злясь, шипит на меня.

Она старательно прячет за своей спиной двух девчушек одного возраста, и такое несвойственное ей поведение не укрывается от меня.

– А это кто? – киваю на малышек.

– Никто, – отвечает резко. Бледнеет.

Или мне только кажется.

Всматриваюсь в девочек, пытаюсь понять их возраст, но я не силен в этом. А еще темнота эта… Хрен разберешь!

– Ты, кажется, куда-то спешил? – Ласточкина кивает в сторону брошенной посреди двора машины. – Наверное, к очередной свое любовнице, – добавляет едко. – Ну так иди!

Пропускаю ее колкость мимо ушей. Пусть бесится, сейчас это не важно.

– Как девочки? Все в порядке? – спрашиваю, пытаясь приблизиться к детям и самолично убедиться, что их жизням ничего не угрожает.

Но Аня резко делает шаг в сторону и не позволяет мне даже посмотреть на девчат. Ее поведение уж слишком напрягает.

– С ними все в порядке, – говорит с вызовом, а у самой голос дрожит.

Очень странное поведение… Очень!

– Дай-ка я сам в этом убежусь, – предлагаю. Наклоняюсь вперед.

– Нет! – вспыхивает, словно спичка. – Не приближайся к ним! – едва не кричит. Паника в ее глазах вызывает очень много вопросов.

– Аня, – выпрямляясь, смотрю на нее. – Ты чего? – спрашиваю, пытаясь понять причину подобного поведения.

Да, много лет назад я отправил ее на аборт, но это не повод вести сейчас себя подобным образом.

От детей тогда она избавилась и сказала больше никогда ее не искать. Мы разошлись, и каждый из нас начал устраивать свою собственную жизнь.

Судя по тому, что я вижу, у нее это получилось.

– Дай посмотрю на детей, – прошу. – Или ты сама может головой ударилась?

– Куравлев, знаешь что? – шипит. – Иди-ка куда шел! У нас все в порядке!

Она резко разворачивается, хватает детей и уносится от меня быстрее, чем бегут от пожара.

Странная…

Да и плевать!

Я помощь предложил, а даже она не позволила приблизиться к детям. Идиотка.

Если что-то случится, то уже будет виновата сама. Я сделал все от меня зависящее, чтобы проверить состояние потерпевших.

Глава 4. Аня

– Девочки, идем, – беру за руки своих малышек и веду за собой. Внутри все дрожит от страха.

Вова увидел девочек. Это ужасно! Самое ужасное, что только могло произойти.

– Давайте поторопимся, – подгоняю своих дочурок. Нам нужно немедленно убраться как можно дальше отсюда. Сесть в автобус, уехать и никогда больше не приезжать!

Как так? Ну как так вышло… Вова не должен был появиться во дворе моей мамы. Он ведь всегда так сильно занят в будни. Весь в работе, не оторвать.

Блин! Ну что же за напасть?...

То и дело озираясь по сторонам, подхожу к автобусной остановке и смотрю на расписание. Наш рейс должен подойти вот-вот.

– Мама, а кто этот дядя? – с любопытством спрашивает Соня.

– Никто, – отмахиваюсь.

Ну не говорить же дочкам, что это их настоящий отец?

Мужчина, который по моему мнению лишился всякого права так называться после того, как отправил меня на аборт.

Не прощу его! Никогда!

Гоню прочь из головы образ того, кто разбил мое сердце. Куравлеву нет больше места в моей жизни, он предал меня и наших детей!

– Ты его знаешь, – говорит внимательная Маня. Она смышленая не по годам.

– Я много кого знаю, – вновь ухожу от темы. Не собираюсь я вдаваться в подробности и все тут. – Вон, смотри! Автобус подъезжает, – показываю на приближающийся к остановке транспорт. – Поехали домой.

Забираемся в полупустой автобус, рассаживаемся по местам и когда двери закрываются, я выдыхаю. Страх понемногу начинает меня отпускать.

Смотрю на лица своих малышек и как всегда замечаю в них множество до боли знакомых черт. Дочки на меня практически не похожи, но любой, кто знаком с Вовой, тут же поймет, от кого именно я родила.

– Мам, а мы в кино пойдем? – Соня напоминает о моем обещании. После встречи с Куравлевым я, кажется, забыла обо всем на свете.

– Да, конечно, – соглашаюсь, продолжая витать в облаках.

– А в какой кинотеатр мы пойдем? – продолжает задавать вопросы Соня.

– В какой? – хмурюсь и смотрю на дочь.

– Мам, мы в кино идем, – говорит Маня, и тут я окончательно возвращаюсь из своих мыслей к малышкам назад.

– Да-да, конечно, – активно киваю, а сама принимаюсь озираться по сторонам.

Всматриваюсь в темноту за окном, пытаюсь разобрать где мы едем. Нужно понять, когда выходить.

Вдруг вижу монумент, автобус замедляет движение и останавливается на нужной нам остановке. Я поднимаюсь с кресла, хватаю девчонок.

– Бежим! – говорю им с энтузиазмом.

Мчимся к выходу и успеваем выскочить на улицу строго перед тем, как водитель закроет дверь. Смеемся.

И вдруг я понимаю, что после этого мне становится легче. Словно со смехом вместе выливаются горечь, обида и страх.

А потом вспоминаю, что обещала девочкам нечто другое. Не кино.

– Мань, Сонь, – смотрю на своих девчонок. – А когда я вам кино обещала? М? – пытаюсь говорить очень строго, но у самой то и дело улыбка мелькает на губах.

Апельсинки мои делают весьма красноречивые моськи, переглядываются и вытягиваются по струнке.

– В автобусе! – произносят хором.

– Да-да, – кивает Маня.

Ну шпана моя… Ох, шпана!

Все в отца.

– Ладно, пойдем, – сменяю гнев на милость. Беру девочек за руки и иду в сторону кинотеатра. – Купим билеты, если найдутся свободные места.

Удивительно, но свободных мест оказалось довольно-таки много и мы без труда смогли пройти в зал. Я честно ничего подобного не ожидала.

Рассаживаю дочек в кресла, раздаю приобретенный в буфете поп-корн. Покупать одно большое ведро на всех с ними не имеет никакого смысла, ведь если Манечка выбирает соленый, то Сонечке нужен сладкий. И наоборот.

Они ни в какую не хотят есть кукурузу с одинаковым вкусом. Разное им подавай и все тут.

В зале звучит объявление с просьбой выключить звук на телефонах и прочих гаджетах. Я лезу в карман куртки, чтобы выполнить просьбу, но карман оказывается пуст. Другой тоже.

И в сумке его также нет.

По позвоночнику выступает холодный пот. Неужели я его потеряла?..

– Извините, можно позвонить? Я не могу найти свой телефон, – обращаюсь за помощью к сидящей рядом девушке.

– Да, конечно, – она без труда соглашается и протягивает мне свой смартфон.

С замиранием в сердце набираю свой номер, жду и морально готовлюсь услышать, что телефон отключен.

Но нет! Вместо этого одномоментно с гудками начинает вибрировать Сонин комбинезон.

Возвращаю смартфон его хозяйке. На автомате благодарю за помощь.

У меня шок.

Я голова была к чему угодно, но только не к тому, как все повернулось. От Сони я не ожидала ничего подобного, увы.

– Дочь, – вопросительно смотрю на малышку. Она отрывается от игры с сестрой.

– Что, мам? – спрашивает как ни в чем ни бывало.

– Ты без спроса взяла мой телефон? – я просто обалдеваю от ситуации. – Зачем ты спрятала его, Сонь?

– Мам, не ругай ее, – вмешивается в разговор Маня. – Это не Соня, а я, – берет вину сестры на себя.

– Мань, это я, – отвечает Соня.

– Зачем? – не понимаю. Я просто возмущена.

Но выказывать эмоции, не разобравшись, нельзя ни при каком раскладе. Я должна понять причину того, что произошло.

– Я жду, – требовательно обращаюсь к малышке. – Или говори, или прямо сейчас уйдем! – ставлю ультиматум и он спасает.

Соня вздыхает, достает смартфон из кармана утепленных брюк и протягивает его мне.

– Ты забыла телефон в автобусе, – поясняет дочка. – Я увидела и забрала.

– А почему сразу не сказала? – обалдеваю.

Теперь я испытываю стыд за мысли, что промелькнули в голове.

– Забыла, – пожимает плечами и отворачивается. Смотрит исключительно на экран, где начался мультфильм.

А я сижу в полном раздрае чувств и никак не могу справиться с разрастающимся в груди комом.

Глава 5. Вова

– Спасибо, – провожаю бригаду “Скорой помощи” до двери.

– На здоровье, – отвечает фельдшер. – Берегите свою мать.

– Стараюсь, – говорю искренне. Я действительно рад, что все обошлось.

Сестре надаю по первое число. Вот серьезно!

Как можно оставить родного человека в беде? Тем более тогда, когда тебя попросили о помощи.

Закрываю за медиками дверь, возвращаюсь к матери, проверяю еще раз ее состояние и с облегчением понимаю, что кризис остался позади.

– Вова, я знаю, у тебя дела, – говорит слабым голосом. – Ты езжай. Мне уже лучше.

– Мам, “Скорая” только уехала, дай хоть за тобой понаблюдать, – произношу, присаживаясь на кровать рядом с ней.

Трогаю лоб, прохладный и влажный. Это хорошо. Значит, температура начала отступать.

– Мне лучше, – мягко улыбается. – Честно.

– Я вижу, – произношу, стараясь внешне оставаться спокойным, но выходит не очень. От мамы не укрывается моя злость.

– Вова, Лиза врача ждет, – говорит, словно читая мои мысли. – У нее ребенок болен.

– И мать тоже, – цежу сквозь сжатые зубы.

– Мать взрослый человек, – отмахивается.

– Которая не вызвала “Скорую” из-за того, что потеряла зарядку от телефона, а тот сел, – констатирую факт. – Ну почему нельзя было дойти до соседей? Обязательно надо было до обморока себя доводить? – искренне изумляюсь.

Сейчас, когда опасность миновала и мама находится в сознании, я могу рассуждать более здраво. Но пока я до нее добрался…

– Я надеялась, что температура собьется, – виновато поджимает губы.

– Мама, мама, – качаю головой.

Завариваю ей чай, заказываю из аптеки лекарство, дожидаюсь доставку продуктов и варю куриный суп с лапшой. Я делаю все по-максимуму и не тороплюсь, хоть в офисе меня ждет куча дел.

Здоровье матери важнее.

Внимательно слежу за показателями температуры, кормлю маму супом, а сам параллельно отвечаю на сотню звонков. Завтра у нас серьезное собрание, и, видимо никто помимо меня оказался к нему не готов.

– Вовка! Ты уже здесь, – как ни в чем ни бывало говорит сестра, заходя в квартиру.

– А где мне быть? – недовольно бурчу на нее. – Врача дождалась? – спрашиваю, не скрывая своего истинного отношения к ситуации.

– Нет, не дождалась, – отвечает раздраженно и проходит мимо меня. Ставит на стол пакет, достает оттуда контейнер с куриным супом.

Достает тарелку, набирает половник и уже хочет налить, как замечает стоящую на плите кастрюлю с аналогичным блюдом.

– Да ладно?! – удивленно смотрит на меня. – Мой брат научился варить суп?

– Твой брат много чего умеет, – усмехаюсь.

– Вов, – Лиза разворачивается и смотрит на меня. – Врача не было, у Оленьки высокая температура. Я еле-еле смогла ее сбить.

– А наша мама не смогла, – констатирую факт. – Она даже “Скорую” вызвать не смогла, потому что у нее телефон разрядился!

– И как же тогда она справилась? – бледнеет сестра.

– Тебе лучше не знать, – бросаю сурово и выхожу из кухни.

– Вова! – Лиза бежит за мной. – Я прибежала, как только смогла, – начинает оправдываться.

Я просто иду в комнату к матери.

– Ну серьезно! – ловит меня за руку. Позволяю остановить. – Не надо на меня обижаться. Как только муж приехал, я сразу прибежала.

– Лиз, если бы я не примчался, то твой визит уже был никому не нужен, – говорю зло.

– Почему? – ахает.

– Потому что когда человек просит о помощи, то явно это делает не просто так.

Вырываю свою руку и иду к матери. С каждым шагом внутри все сильнее натягивается струна.

Я неимоверно зол на сестру, ведь можно было оставить ребенка на пару минут и проверить мать. В конце концов, она просила о помощи, а потом перестала отвечать на звонки.

Ну явно же что-то не так! Почему не проверить?

– Мам, ну ты как? – возвращаюсь в комнату.

– Лучше, сынок, – слабо улыбается мне. – Уже гораздо лучше. Спасибо.

– Вот и славно, – присаживаюсь рядом. – Может быть, давай я сделаю тебе чай?

– Не нужно, – кладет свою руку поверх моей. – Володенька, тебе ведь ехать пора.

– Мам, – говорю строго. – Сегодня я никуда не поеду.

– Он такой замечательный сын, что останется с тобой до утра, – Лизка вставляет в разговор свои пять копеек. – Держи, – ставит перед матерью поднос с угощением. – Я сделала тебе ромашковый чай с лимоном и медом и принесла сушеный имбирь.

– Спасибо, родная, – мать с благодарностью берет кружку и отпивает. – Очень вкусно.

Хочу сказать все, что думаю по этому поводу, но решаю держать язык за зубами. Матери и так плохо, не хочу еще сильнее ее волновать.

– Ой, – вдруг Лизка бледнеет. Протягивает мне телефон. – Вов, это ты? – спрашивает шепотом.

На экране видео с камеры наблюдения, где запечатлен как раз момент моего резкого въезда во двор и едва не произошедшее столкновение с ребенком.

Я, словно завороженный, смотрю на картинку, изучаю каждую деталь. Радуюсь реакции Ласточкиной и тому, что она оттолкнула свою малышку.

– Я, – киваю, соглашаясь. Нет смысла скрывать, все равно мое авто все здесь знают.

– Ты нормальный вообще? – начинает заводиться сестра. – Не пробовал ездить помедленнее?

– Лиз, если б я ехал медленнее, то наша мать была бы мертва, – отрезаю. Она становится еще бледнее.

– Опять вы ругаетесь, – возвращаясь в комнату из уборной, с досадой в голосе говорит мама. – Взрослые уже, а все никак не можете найти общий язык.

– Мам, Вовка едва не сбил девочку лет пяти – шести, – возмущенно произносит Лизка. Но меня торкает от кое-чего другого.

– Сколько ей лет, ты сказала? – впиваюсь взглядом в сестру.

– Да ты сам посмотри, – снова сует мне в руки телефон. – Лет пять ей, может чуть больше.

Смотрю на экран, а у самого в голове моментально срабатывает калькулятор.

Если дочерям Ласточкиной по пять с небольшим, то…

Да ну нет… Этого быть не может…

Глава 6. Аня

– Ну как? Вам понравился мультик? – выходя из кинотеатра на улицу, интересуюсь у дочурок.

Спускаюсь по лестнице, выхожу на площадку перед кинотеатром и тут же морщусь. Погода испортилась сразу в несколько раз.

После пройденного моросящего дождя на улице стало довольно-таки сыро, а сильный порывистый ветер пробирает аж до костей. Холодно, промозгло и противно.

Поскорее бы домой.

– Очень понравился! – одновременно отвечают и принимаются активно кивать.

Улыбаюсь. Несмотря на плохую погоду, на душе сразу становится лучше. Все-таки детская радость - заразная вещь.

Сеанс закончился минут двадцать назад, но поинтересоваться эмоциями раньше я не успела. Туалет, гардеробная и извечное “хочу поиграть в аэрохоккей” сделали свое дело, и в итоге мы вышли последними из тех, с кем смотрели мультфильм.

Я еле уговорила девчонок поехать домой! Время позднее, нам всем уже пора спать, завтра вставать рано.

У девчонок завтра садик, его нельзя пропускать. Там идет активная подготовка к утреннику и воспитатели очень просят приводить деток каждый день. А мне завтра нужно поехать в офис, и поэтому придется вставать раньше обычного.

Жаль, что постоянно не выходит работать из дома.

– На вторую часть пойдем? – спрашиваю у своих дочурок.

– Да-а-а! – хором кричат, видят качели и наперегонки уносятся к ним. Каждой обязательно нужно прибежать первой.

Улыбаюсь и качаю головой.

Мои неугомонные апельсинки.

Достаю телефон, включаю звук и понимаю, что уже неприлично поздно.

При помощи расписания понимаю, что автобус будет через двадцать минут и я вполне могу дать возможность немного покататься.

Не спеша направляюсь к веселящимся на качелях дочкам, слушаю их разговоры и не вмешиваюсь. Зачем? У них и без меня все прекрасно.

Снова начинает моросить мелкий противный дождь. Я ступаю под крышу, встаю сбоку от качелей и смотрю, как на асфальт падают мелкие капли.

Становится слишком мокро.

– Сонь, Мань, – зову своих. – Пойдем домой. Уже поздно.

Вам уже давно пора спать, а мне нужно еще успеть поработать.

– Можно еще две минуточки? – просит Манечка.

Хмурюсь.

– Пожалуйста, – добавляет Сонечка.

– Нам пора, – повторяю с нажимом.

– У-у-у, – разочарованно протягивают малышки, но тем не менее перестают раскачиваться.

Терпеливо жду, когда качели остановятся, и то и дело поглядываю на часы. Автобус скоро придет.

Апельсинки спрыгивают с качелей, подходят ко мне и поправляют свои рюкзаки. Я, хмурясь, смотрю на улицу, где с каждой минутой все сильнее идет дождь.

– Надеваем капюшоны, – прячу головы дочек от моментального намокания, ведь какой бы ни была хорошей и теплой шапка, она вязаная, а значит, влагу она не удержит. Только сильнее наберет.

Дождь начинает идти сильнее, и дорога до автобусной остановки уже не кажется таким хорошим вариантом, как пять минут назад. В голове мелькает идея вызвать такси, но я сейчас точно не найду машину с двумя детскими креслами, так что такси тоже не вариант.

Выхода у нас нет. Придется идти под дождем до остановки.

– Пошли, – беру за руки дочек и вывожу из-под козырька.

Мы начинаем свое движение бодрым шагом, но не успеваем пройти и десяти метров, как порывом ветра нас едва не сдувает. Холод пронизывает насквозь.

Что-то погода стремительно ухудшается, нужно поторопиться. Не хватало, чтобы мы попали в бурю. Ее ведь обещали ночью, но всяко никак не сейчас.

Чем дальше мы удаляемся от кинотеатра, тем темнее становится вокруг. В окнах жилых домов не горит свет, на улице не работают фонари и я еще сильнее начинаю напрягаться. Идти с детьми по улице в такую погоду и так не самое лучшее дело, а если вокруг темень, так совсем не хорошо.

Судя по всему, в районе нет света.

– Подождите, – останавливаю дочурок и оглядываюсь назад.

Здания кинотеатра тоже не видно.

Света нет.

Темень такая, хоть глаз выколи и не заметишь. И как назло, даже светофор погас.

– Мне страшно, – Сонечка начинает изображать испуг.

– Мне тоже, – шепчет Маня. Она как всегда вторит сестре.

– Давай бояться вместе, – предлагает Соня, и, не дожидаясь ответа, обнимает сестру.

– Давай, – соглашается та.

Стоят, дрожат вместе, напоминают двух мышат из старого мультфильма. Детвора.

А я все пытаюсь найти свой телефон, сотовой снова подевался куда-то…

Нахожу!

Включаю фонарик и с облегчением понимаю, что до остановки осталось не долго. Осталось перейти дорогу и все.

Мы успеем! Автобус должен вовремя прийти.

– Так, девочки, – протягиваю свободную руку Сонечке. – Держимся друг за друга, внимательно смотрим под ноги, стараемся не попасть в лужу и идем.

Проходим еще несколько метров и останавливаемся перед проезжей частью. Светофор отключен.

– Смотрим налево, – озвучиваю девочкам свои действия. Поворачиваю голову, они повторяют за мной. – Машин нет. Смотрим направо, – вновь поворачиваю голову. – Тоже.

Крепче сжимаю детские ладошки в своих руках.

– Идем.

Быстро переходим дорогу, но у меня вдруг падает телефон в самом неудачном месте. Оставляю дочек на тротуаре, сама спешу забрать аппарат.

Вдруг, словно из ниоткуда, появляется яркий свет, раздается визг шин. Внутри все обмирает, но я хватаю телефон и со всех ног кидаюсь назад.

Меня окатывает с головы до ног ледяной грязной жижей.

Стою. Обтекаю.

– Ты дура совсем? Глаза тебе для чего даны? Жить надоело?!! – из машины выскакивает мужчина и орет на меня.

Только вот его голос кажется мне слишком знакомым.

Оборачиваюсь. Свечу фонариком вперед.

Ну конечно…

– Куравлев! Сначала дочь едва не задавил, а теперь решил сбить меня?!

Глава 7. Вова

– Анька, блин, ты нормальная вообще?! – моментально накидываюсь на нее.

У меня перед глазами красной пеленой стоит ярость. Я с трудом соображаю. Злость перекрывает разум, и с этим уже ничего не поделать.

От переизбытка адреналина в крови меня аж трясет. Стоит только представить, что могло произойти, будь у меня реакция чуть медленнее или менее маневренный автомобиль, либо машина на встречке…

По позвоночнику выступает холодный пот. Мне становится по истине стремно.

Дважды за вечер я едва не налетел на пешеходов, был вынужден применить экстренное торможение и каким-то образом умудрился никого и ничего не повредить.

Это, блин, самое настоящее чудо.

Но тем не менее сейчас я просто нереально зол! И не только из-за едва не испорченного здоровья своей бывшей.

По сравнению с тем, что она скрыла от меня дочерей, попадание под колеса моего авто кажется сущим пустяком. Вот серьезно.

Она ведь никуда не попала.

А о том, что из-за этой дурынды мне пришлось забить на всех и вся и выкручивать руль, никто не подумал. Как и о том, что в другой стороне вполне могла стоять чья-нибудь тачка, а еще могли идти другие пешеходы.

Во дворе, хрен с ним, моя вина тоже есть. Признаю.

Но сейчас!

Сейчас я взбешен.

Дико просто!

Ласточкина меня сегодня добить решила? Сначала я едва не сбил собственную дочь, теперь Аньку саму.

Идиотка!

Хватаю ее за локоть и оттаскиваю на тротуар. Нечего устраивать разборки посреди проезжей части.

Вокруг нас такая темень, что хоть глаз коли. Нифига не замечаешь.

С трудом умудряюсь рассмотреть, что тротуар не пустой. Там стоят и во все глаза на нас смотрят две перепуганные девчушки.

Мои дочки…

– Отпусти нашу маму! – требует одна.

– Я тебя сейчас снежками закидаю! – угрожает вторая.

Бросаю на смелую малышку беглый взгляд и замечаю в ее руках массивную ледышку. Если прилетит, то мало не покажется. Даже с учетом того, что ее кинула кроха.

– Нечего на нашу маму кричать! - добавляет первая.

Девчушки сейчас очень сильно напоминают маленьких нахохлившихся бойких воробьев, которые готовы броситься на противника. Они понимают, что проиграют, но не могут устоять. Маму защищают.

Отважные девчонки. Прям все в меня.

Ну, Анька, ты у меня за молчание о них еще получишь!

– Отпусти! – шипит Ласточкина и дергает свою руку. Вырывается, делает шаг в сторону, но не успевает нормально ступить, как ее нога соскальзывает с ледышки, и Аня теряет равновесие. Снова.

Резко нагибаюсь вперед, хватаю ее и прижимаю к груди, где в бешеном ритме бьется сердце.

– Угомонись, – рычу сквозь крепко сжатые зубы.

Ни одна баба не в состоянии вывести меня из себя. Ни одна, блин!

Кроме Ани.

Ласточкиной даже не приходится особо напрягаться, чтобы в моей груди разгорелся пожар. Порой ей достаточно было одного-единственного слова.

И если раньше нас обоих спасала постель, то теперь…

Теперь мне дико хочется схватить ее за плечи, хорошенько встряхнуть и заставить, наконец, уже понять, что она не кошка и у нее не семь жизней.

– Тебя не учили смотреть по сторонам? Ты вообще соображаешь, что я мог тебя не заметить? – не скрывая эмоций, высказываю свои чувства.

– Потому что следить за дорогой нужно, а не строчить сообщение своей очередной бабе! – шипит. Ее взгляд пылает.

– Если бы я сообщение строчил, – говорю, резко понизив голос. – То тебя бы уже не было в живых, – отрезаю.

Подхожу к машине, открываю пассажирскую дверь.

– Залезайте, давайте, – даю команду.

Девочки вопросительно смотрят на мать, та стоит и молчит. Она в шоке.

Ох, ну за что мне досталась именно она? Неужели судьба не могла послать кого-то другого?

– Аня, – произношу с нажимом. Впиваюсь взглядом в нее. – Очнись, – говорю. – Бери дочерей и быстро в машину.

Ласточкина вдруг оживает, хватает детей и гневно сверкает глазами.

– Никуда мы с тобой не поедем! – отвечает, не скрывая злость.

Собирается развернуться и отправиться на остановку. Дурында!

Время уже позднее, автобусов нет, а на улице непогода только усиливается.

– Слушай, если тебе на себя плевать, то ты хоть о детях подумай, – намеренно давлю на слабое место.

Я Аньку знаю очень хорошо, она никогда не поставит себя на первое место, если рядом будет кто-то, кого она очень сильно любит.

– Девочки, в машине тепло, – применяю запрещенный прием. – Вы не замерзли еще? Не хотите погреться?

Стою. Жду.

Сердце грохочет в груди.

Ну же, давайте… Соглашайтесь!

– Мамочка, можно нас дядя домой отвезет? – тихонько спрашивает Аню та самая кроха, которая хотела закидать меня ледяными снежками.

– Мне холодно, – говорит вторая. – Ручки замерзли.

– Автобуса нет, – киваю на пустую дорогу.

С того места, где мы стоим, открывается отличный вид на город, и при желании вполне можно рассмотреть едущий общественный транспорт за две-три остановки.

Ласточкина бросает на меня предупредительный взгляд. Он полон ненависти и она своих чувств по отношению ко мне не скрывает.

– Давай я до дома вас довезу, – опять предлагаю.

Молчит.

Мимо проезжает авто. Оно окидывает каждого из нас светом фар и вдруг я замечаю, что Ласточкина с головы до ног промокла.

Решение приходит само. Моментально.

– Так, девочки, – подхожу к своим дочерям и беру их за руки. – Давайте, бегите в машину, – даю им команду.

– Не смей! – шипит Аня.

Но девчушки уже усаживаются на заднее пассажирское и захлопывают за собой дверь. Видимо, действительно, замерзли малышки.

– А то, что? – ухмыляюсь недобро. – Покусаешь?

Смотрю на Ласточкину, вопросительно выгнув бровь, тащусь от бури эмоций, что бушует в ее глазах, а затем делаю самое безрассудное, на что только способен.

Подхватываю Аню на руки, поднимаю, перекидываю через плечо и несу свою кричащую и дерущуюся ношу к автомобилю.

Глава 8. Аня

Я дико злюсь на Куравлева и не собираюсь скрывать этого. Даже если отбросить наше прошлое, он за сегодняшний вечер превзошел сам себя.

Надо ж было дважды едва не сбить меня. Дважды за вечер!

Это просто какой-то кошмар.

Напугал моих дочерей, облил меня с головы до ног ледяной водой с реагентами и грязью, а сам стоит напротив и даже не спешит извиниться.

Ну разве не гад?

– Давай я до дома вас подвезу, – предлагает. Вот, блин, само благородство.

А где ты был, когда меня надо было из роддома встречать? М?

Ах, да! Ты же сказал, что тебе не нужны ни дети, ни семья. Что ты не нагулялся еще и не насладился свободой.

Всю беременность я была одна. Без тебя! Без поддержки родных, которые даже что случилось не поняли.

Я одна ставила на ноги наших детей. Одна пахала ночами, пока малышки сладко спали в кроватках.

Никогда не прощу всего, через что мне пришлось пройти. Не прощу! Пусть даже не пытается извиниться.

Поочередно смотрю на своих дочерей. Малышки устали, замерзли и им пора спать, я все понимаю.

Но в машину к Куравлеву ни за что не пойду. Он для нас никто. Пустое место. Чужак.

Он же ехал куда-то? Вот пусть и уматывает!

Открываю рот. Хочу сказать Куравлеву, чтобы валил на все четыре стороны, как этот гад опережает меня. Подходит к дочерям, берет их за руки и уводит к машине.

– Так, девочки, – не спрашивая меня, ведет дочерей. – Давайте, бегите в машину, – дает им команду и они без промедления ее исполняют.

Теряю дар речи.

– Не смей! – шиплю со злостью, смотря на него.

Но малышки не слышат меня и не видят мой гнев. Они, весело переговариваясь, усаживаются на заднее сидение и захлопывают за собой дверь.

Больше я их не вижу.

Кровь вскипает.

Я едва заставляю себя промолчать. Мне хочется столько всего ему высказать, что мало не покажется. Эмоции переполняют.

А он стоит и видит, как я бешусь.

И моя реакция его только забавляет!

– А то, что? – спрашивает с опасным блеском в глазах. Я прекрасно знаю, что за этим стоит, но не останавливаюсь.

Не желаю видеть и слышать его. Он исчез из моей жизни на несколько лет, так пусть и продолжает наслаждаться своей желанной свободой.

– Покусаешь? – Куравлев прямо читает мои мысли.

Между нами аж искрит. Эмоции зашкаливают, напряжение запредельное. Стоит поднести спичку, так тут же рванет.

Мало не покажется никому. Мы ж больше не сдержимся.

Вовка намеренно тянет, выводит меня из себя. Ему всегда нравилось видеть, как я закипаю от бури эмоций.

И вот сейчас, спустя несколько лет, я все так же пылаю рядом с ним. Ни один другой мужчина так и не смог добиться подобных эмоций.

А Куравлев наслаждается моей реакцией на себя. Он буквально тащится от того, что меня выводит.

Смотрит на меня. Ухмыляется. Делает пару широких шагов, сокращая до минимума расстояние.

Все происходит так быстро, что я не успеваю среагировать и отойти. Я не понимаю, что он задумал. Теряюсь.

Но тут же чувствую на себе стальное кольцо сильных мужских рук, меня моментально прижимают к себе и отрывают ноги от пола. Сердце ухает в пятки.

Вовка поднимает меня вверх, перекидывает через плечо и твердым шагом направляется к своей тачке.

– Отпусти меня! – кричу на всю улицу. Я вне себя от гнева.

Вот же гад!

Бью Куравлева кулаками по спине, брыкаюсь, вырываюсь, пытаюсь лягнуть ногами, но у меня ничего не получается. Он только усмехается и крепче держит меня.

– Козел! Сволочь! Скотина! – ни на секунду не замолкаю. Продолжаю колотить его по спине, но Вовка не реагирует.

Прет как танк. Не остановишь!

Промокшая насквозь одежда неприятно липнет к телу, мне дико холодно, аж зубы стучат. Но внутри меня бушует такое адское пламя, что я готова сжечь всех вокруг.

И Куравлева в первую очередь!

Пытаюсь вывернуться. Хочу уйти.

– Ань, угомонись, – рычит недовольно и только крепче к себе прижимает.

– Иди в пень! – смачно посылаю его.

Я бы отправила гада еще дальше, но боюсь, девочки услышат, и потом я замучаюсь объяснять, почему использовала запрещенное слово.

Злость переполняет. Она буквально рвет на части меня.

Встану на ноги и даже не представляю, что сделаю с Вовкой!

Снова брыкаюсь. И тут же получаю весьма ощутимый шлепок по пятой точке. Аж дыхание спирает на миг.

А-а-ах ты гад!

Еще больше закипаю. Гад и сволочь!

– Отпусти меня немедленно! – кричу, полностью игнорируя предупреждение.

Мне плевать, что мой крик слышно на всю улицу. Вовка бесит.

– Сейчас донесу до машины и отпущу, – заявляет, оставаясь совершенно спокойным.

Опять он сам за всех все решил. И не приемлет иного ответа.

Гад!

– Никуда я с тобой не поеду! – отрезаю жестко.

– А я тебя даже спрашивать не собираюсь, – произносит с усмешкой.

– Скотина! – рычу. Снова бью его кулаком по спине.

– Милая, ты повторяешься, – начинает надо мной насмехаться, чем только сильнее выводит меня из себя.

Я зла на Вову настолько, что не отдаю отчета своим действиям. Мне хочется вырваться из его сильных рук, наговорить такого…

У-у-ух просто!

Сделать ему как можно больнее. Так больно, как он сделал мне.

Потому что отправить на аборт и бросить беременной - самое последнее и низкое, что только можно было сделать.

Куравлев - бабник, гад и сволочь! Он самый последний мужчина на земле, с которым стоит общаться.

Предатель! Обманщик! Убийца!

Ведь отправить меня на аборт равносильно одобрить убийство. Он хотел избавиться от своих собственных детей.

У него внутри ничего не дрогнуло, когда он отправил меня от них избавляться.

– Отпусти меня! – продолжаю требовать. Но уже не кричу.

Голос охрип. Я сорвала связки.

– Вот и славно, – произносит с ухмылкой. – Хоть немного помолчишь.

У-у-ух, видел бы он мой взгляд сейчас.

Глава 9. Вова

Прокладываю путь до дома Ани и понимаю, что ехать к ней на квартиру не вариант. Совершенно!

Если отправимся к Ласточкиной, то ничего хорошего не жди. Навигатор показывает бешеную пробку, и я понимаю, что если туда сунемся, то застрянем. Причем, не на двадцать-тридцать минут, а реально часа на два.

В трех километрах от нас случилась какая-то адская авария. Она растянулась на четыре полосы, город встал.

Причем встала не только главная дорога, но и дублер. По дворам не проехать, до них вообще не добраться. Беда.

Ласточкина ерзает на сиденье. Кидаю на нее беглый взгляд и понимаю, что Аня замерзла. Игнорируя здравый смысл, тянусь вперед и нажимаю на подогрев сидений. Пусть ей хоть немного будет тепло.

Включаю печку еще сильнее, тут же начинает запотевать лобовое стекло. Засада.

Врубаю обдув, подогрев лобового, настраиваю все так, чтобы каждому из присутствующих в машине было максимально комфортно.

Бросаю взгляд на девчонок, затем перевожу внимание на Аню. Дрожит. Не согрелась.

– Не смотри не меня, – шипит зло. – За дорогой следи! – делает взмах рукой вперед.

Пытается казаться борзой и строгой, а саму аж всю трясет.

Промокла вся…

Нет, так дело не пойдет.

– Ага, как же, – ухмыляюсь. Качаю головой. Принимаю решение.

Если до квартиры Ласточкиной нам не добраться, то мой дом совсем близко, и до него мы как раз сможем без труда проехать дворами.

Резко разворачиваю машину, заезжаю во двор и, ловко маневрируя между припаркованными тачками, выезжаю на соседнюю улицу. Чуть дальше будет тупик, на главную дорогу не выбраться, и поэтому здесь еще хоть как-то можно проехать.

Одним глазом следя за дорогой, вторым кошусь в свой смартфон. Интуитивно снимаю блокировку с экрана, захожу в приложение и запускаю нагрев сауны. Пусть Анечка вопит и возмущается, мне совершенно плевать, но как только мы приедем ко мне, она прямиком туда отправится.

– Куравлев, ты куда нас везешь? – стуча зубами, спрашивает Ласточкина.

Она изо всех сил старается выглядеть серьезной и строгой, но мне напоминает промокшего насквозь воробья. Так и хочется поскорее высушить ее, согреть и распушить.

Жму на газ чуть сильнее.

– Куравлев! – шипит.

– Помолчи, – прошу, с трудом сдерживаясь.

Сегодняшний день выжал из меня все соки, и я так хотел провести в тишине вечер, подумать. Ведь новость, что сообщила сестра, выбивает почву из-под ног.

А судя по тому, что я успел увидеть, Лизка оказалась права. Аня солгала про аборт, родила и мне ничего не сказала.

– Ты везешь не туда, – говорит, с трудом двигая языком. Слушаю ее голос и понимаю, что просто обязан поторопиться.

Игнорируя дорожные знаки, ограничение скорости и все, что находится за пределами своего авто, мчу вперед. При первой же возможности, на подъезде к дому нажимаю на кнопку и открываю ворота.

Заезжаю в гараж, глушу двигатель и только после этого выхожу из авто. Открываю переднюю пассажирскую дверь и тут же принимаюсь снимать с Ласточкиной мокрые шмотки.

– Куравлев! Ты совсем охренел?! – бьет меня по рукам.

– Иди нафиг, – рычу на нее и продолжаю свое дело.

Девчонки мирно сопят на заднем сидении. Они пристегнуты, в гараже довольно тепло, и пока я разбираюсь с их матерью, с ними ничего не случится.

– Сам иди! – шипит. Голос охрип.

Фигово…

– Ты сама зайдешь в дом или мне тебя отнести? – впиваюсь в бывшую разгневанным взглядом.

Вот как можно быть такой безалаберной, а? Почему нужно было, не убедившись, выскакивать на дорогу, забирать свой телефон? Неужели кусок металла и пластика стоит дороже жизни?

Чувствую, как начинаю еще сильнее закипать. Стоит только представить, что я мог не заметить Ласточкину, так в груди просыпается давно уснувший вулкан.

Раздражаюсь.

– Сама, – вздыхая, сдается.

Аня снимает с себя мокрую верхнюю одежду, кладет на стоящий у стены табурет и обхватывает руками себя.

– Достаточно? Мы можем зайти в дом? – спрашивает, продолжая стучать зубами.

– Снимай с себя все, – отрезаю, направляясь в дом.

– Куравлев, ты дурак или прикалываешься? – летит мне вслед. – Я не стану расхаживать голой по твоему дому!

Вместо ответа я закатываю глаза. Вот же нашел для себя приключение на задницу, ну серьезно.

Прохожу глубже в дом, открываю шкаф и достаю оттуда большое махровое полотенце.

Возвращаясь назад, забиваю на писк и возмущение Ласточкиной, закутываю ее в белоснежную мягкую ткань и на руках отношу в уже разогретую сауну.

– Сиди здесь и даже не суйся наружу, пока не прогреешься от и до, – рычу на нее.

Аня хочет что-то сказать, но видит мой суровый настрой и тут же прикусывает язык.

Да, блин, неужели!

– Хорошо, – кивает, забираясь чуть выше. Туда, где основной жар. – Ты только девочек, пожалуйста, не напугай, – просит с мольбой в глазах.

– Не беспокойся. С ними все будет в порядке, – отвечаю, внешне оставаясь совершенно спокойным.

Внутри меня бушует настоящий ураган, и я не могу совладать должным образом с теми эмоциями, которые Ласточкина пробуждает.

– Ань, сейчас тебе нужно заняться собой. Ты промокла насквозь и можешь подхватить воспаление легких, – как бы мне не хотелось смягчить возможные последствия столь длительного переохлаждения, но я констатирую факт. Ласточкина слишком долго находилась в промокшей одежде.

– Если бы не ты, то этого бы не было, – тихо говорит.

– Если бы не я, то тебя бы уже сбили, – высказываю свое суждение.

Она снова открывает рот, хочет продолжить спор, но я понимаю, что и без того слишком долго держу приоткрытой дверь. Температура в сауне уже снизилась.

– Ни о чем не беспокойся, грейся и выходи, – говорю, изо всех сил стараясь на нее не смотреть. Самому безумно хочется присоединиться. – Девочки будут в порядке, – обещаю.

– Надеюсь...

Глава 10. Аня

Сижу в парилке. Я специально забралась на самый верх, туда, где жар. Вова прав, если я не хочу заболеть, то нужно как следует прогреться.

На градуснике температура о-го-го, а меня мороз пробирает до костей, зуб на зуб не попадает, и мне подобное состояние совершенно не нравится.

Все тело дрожит. Холодно. Я соображаю с трудом, но это не удивительно. После такого-то переохлаждения…

Ох, и чем только я думала, выбегая на дорогу и не смотря по сторонам? Видимо, совсем замоталась.

Я устала так сильно, что слов нет. Мне хочется просто лечь в кровать, уснуть и проспать часов двадцать. Со всеми последними нервотрепками, что свалились на голову, у меня того и гляди разовьется хронический недосып.

Только вот я бросить ничего не могу. Завтра нужно опять на работу.

Завтра. Но не сегодня.

Закрываю глаза, делаю медленный вдох и буквально заставляю свое тело расслабиться. Пока мысли крутятся о Куравлеве, ничего не выходит, но я не сдаюсь. Мне просто необходимо выбросить из головы все лишнее, иначе ничего хорошего не жди. Я так дальше буду дерганной и раздраженной.

Поднимаюсь, медленно спускаюсь вниз и расстилаю на полке полотенце. Нужно немного полежать, может быть тогда смогу как следует согреться.

Обнаженной ложусь на плотную, но вместе с тем мягкую ткань, вновь закрываю глаза, делаю вдох и понимаю, что, наконец, начинаю расслабляться.

Продолжаю работать над собой.

Отбрасываю прочь связанные с Вовой воспоминания, ластиком стираю из памяти все наши сегодняшние встречи и мыслями уношусь далеко-далеко. Представляю себя на песчаном берегу моря.

Вокруг никого, тихо плещется вода, я лежу в шезлонге под тенью раскидистой пальмы, и меня ничего не тревожит. Вокруг царит спокойствие.

Умиротворение в душе.

Я расслаблена и согрета.

Мне хорошо.

Ну губах играет слабая улыбка.

–Ты как? – чувствую легкое дуновение прохладного воздуха, он проходит по мне и сердце моментально подскакивает к горлу.

– Вова? – ахаю, лихорадочно соображая, что предпринять. Если сдвинусь с места, то он увидит меня без одежды. – Выйди немедленно! – требую.

– Вообще-то это мой дом, – произносит с ухмылкой. А затем видит меня и тут же меняется в лице.

– Вообще-то я голая, – парирую, не двигаясь с места.

Куравлев пробегает глазами по мне, делает шумный вдох, сглатывает. На его лице застыл шок, а мои щеки тем временем пылают.

– Выйди, пожалуйста, – с нажимом прошу. Под его взглядом я хочу раствориться.

В парилке повисает тишина. Кажется, она еще никогда прежде не была такой звонкой.

– Прости, – говорит хриплым голосом.

Открываю рот, чтобы снова попросить уйти, но не успеваю произнести ни единого слова, как Куравлев резко разворачивается и выходит из парилки.

– Какой кошмар, – выдыхаю. С осторожностью кошусь на дверь, та остается закрытой.

Сажусь, снова кутаюсь в полотенце и прячу в ладонях лицо. Внутри горит самый настоящий пожар, щеки полыхают и мне вдруг становится до невозможности жарко.

Пора выходить.

С трепещущим от волнения сердцем приоткрываю дверь в парилку и вижу, что комната отдыха пуста. Зато на кресле лежат махровый халат, чистое полотенце, теплые носки на пять размеров больше, чем мои стопы, и на полу стоят тапочки. Точнее, таптищи.

Размер ноги Куравлева гораздо больше, чем у меня. Оно и логично, ведь Вова просто огромный.

Забираю вещи, направляюсь в душ, привожу себя в порядок и только после этого отправляюсь на поиски дочек и Вовы.

Прохожу просторный, но вместе с тем уютный холл, прислушиваюсь и по звуку льющейся воды и играющего мультфильма на телевизоре понимаю, куда мне нужно двигаться. Ну кухню! Они там.

Миную небольшой коридор, иду на свет, достигаю нужной комнаты и застываю на пороге. От картины, что предстает перед глазами, наворачиваются слезы.

– Вот твой кефир, – Вова протягивает Мане кружку с кисломолочным напитком.

– А я какао хочу, – заявляет Соня, косясь на сестру.

– У меня нет какао. Только кофе, а его таким маленьким девочкам нельзя, – спокойно произносит Куравлев.

– Почему нельзя? Я хочу кофе! – встает в позу Соня.

– А я хочу на Луну, – смеется. – Кефир будешь? – спрашивает как ни в чем ни бывало.

– Кофе хочу, – упрямится Соня.

– Какой вкусный кефир, – перебивает ее Маня.

Малышка откидывается на спинку высокого барного стула и гладит себя по животу. Закрывает глаза и довольно улыбается.

– Маня, кефир о-очень вкусный! – протягивает сестре практически пустую кружку. – Попробуй, – предлагает.

– Не хочу, – надувшись, отворачивается та.

– Ой, зря, – хитро щурится Куравлев. Достает еще один стакан, наливает туда кефир и, изображая превеликое удовольствие, выпивает.

– Может все же попробуешь? – кивает на полупустую бутылку. – Осталось чуть-чуть.

– Нет, – упрямится Соня.

– Ну нет, так нет, – пожимает плечами. – Еще налить? – спрашивает у Мани.

– Ага, – кивает та. И получает вторую порцию кисломолочного напитка.

– С каких пор ты на ночь пьешь кефир? – не выдержав, захожу на кухню. На меня тут же смотрят три пары одинаковых глаз. Ахаю, понимая, насколько сильно девчонки на Вову похожи.

Три копии стоят передо мной. Даже слепой заметит, как сильно они похожи.

М-да… И как после этого мне ему лгать?

Да и надо ли?..

А ведь он спросит.

Глава 11. Вова

Разрумяненная после парилки Аня мне нравится куда больше той синей ледышки, что некоторое время назад я привез в свой дом. Промокшая до нитки, дрожащая от холода и ничего не соображающая от него же Ласточкина меня пугала до чертиков. Особенно противно, что это именно я ее до подобного состояния довел.

Конечно, понимаю, что вообще чудом на нее не наехал, но ведь это никого не волнует. Самое главное, что Аня промокла насквозь.

Когда я ее только увидел, то на адреналине толком не соображал. Тогда я смотрел на Ласточкину и переживал, что мог ее покалечить. Чуть позже, поняв, что не причинил ей вреда, заметил мокрую одежду и снова напрягся. На улице ледяной ветер, холод пронизывает до костей, и даже несколько минут в подобном состоянии могут привести к серьезной болезни.

Тревога за нее до сих пор никуда не ушла, просто стала чуть меньше и более контролируемой. Это радует.

Зато я четко знаю, что теперь должен делать.

Сначала нужно отправить девчонок спать, это не сложно, я уверен, что справлюсь. А после займусь их матерью.

Накормлю, хорошенько прогрею ее изнутри, закутаю в теплое одеяло и положу спать. Самому, правда, придется лечь рядом, и Аня будет категорически против, но ничего страшного. Потерпит.

У меня уже заваривается специальный травяной чай, он отлично помогает при переохлаждении. Сбор из целебных трав у меня хранится как раз на подобные случаи.

Зимой, после длительной прогулки по лесу на лыжах, мне нравится вернуться в дом, растопить камин, заварить ароматный напиток, попариться в баньке и насладиться прекрасным вечером.

Кто-то ищет умиротворение в алкоголе, кто-то бегает от себя в больших и шумных компаниях, а я научился прекрасно обходиться без этого всего. Мне одному вполне по кайфу.

Да и на следующий день чувствуешь себя гораздо лучше, чем после посиделок с алкоголем допоздна. Голова не болит, чувствуешь себя отдохнувшим, да и энергии появляется больше. Сплошные плюсы.

– С каких пор ты на ночь пьешь кефир? – Ласточкина появляется словно из ниоткуда.

Видимо, не выдержала моего общения с дочками и теперь психует. Мне не нужно видеть ее лицо, чтобы чувствовать настроение. Эти настройки у нас давно синхронизированы и временем их не сбить.

Анька бесится от того, что я так спокойно общаюсь с девчонками. А все психи от одного, она боится за своих дочерей. Точнее, за свое спокойствие.

Ласточкина прекрасно знает, что я в курсе про девочек, и у нее не удастся отвертеться от тяжелого разговора. Да и как тут не понять, когда все ясно, как светлый день? Я ж не дурак.

И возраст, и внешность… Мои это дочери!

Но разбираться с этим буду позже, пока не горит. Сейчас для меня гораздо важнее другое.

– Кефир, между прочим, полезен для здоровья, – ухмыляюсь.

Чувствую, как Ласточкина закипает. Тащусь от этого давно позабытого чувства.

– Куравлев, это точно ты? – спрашивает, хмурясь. – Реально? Кефир? – искренне недоумевает.

– А что я должен пить? – поворачиваюсь к ней лицом и впиваюсь в девушку изучающим взглядом. Вопросительно выгибаю бровь, жду ответной реакции.

Приподнимаю стакан, делаю еще несколько глотков, возвращаю на место и наливаю еще. Провоцирую Аню.

Да, милая, за эти несколько лет, что мы не виделись, я очень сильно изменился и повзрослел. В голове больше не гуляет ветер, я остепенился и стал гораздо спокойнее.

– Манюня, тебе еще налить? – разворачиваясь, спрашиваю у дочери.

– Нет, – довольная малышка откидывается на спинку стула. – Я сейчас лопну, – обхватывает живот руками и делает характерный жест.

– Ну как хочешь, – пожимаю плечами.

Наливаю все, что осталось в бутылке, себе в стакан. Он наполняется практически до краев. Но, тем не менее, в холодильник возвращать ничего не нужно.

В сотый раз предлагать Соне выпить на ночь кисломолочный напиток, не собираюсь. Малышка вредная, вся в мать. К ней так просто, как к Мане, подход найти не получилось, но будем над этим работать.

Время есть.

– Не желаешь? – протягивая свой стакан в сторону Ани, намеренно цепляю ее. – Очень вкусно, – произношу, не сводя с нее взгляд.

– Нет, спасибо, – цедит сквозь плотно сжатые зубы.

– Могу и кое-чего другого налить, – продолжаю выводить Ласточкину из себя. Внутри нее бурлят эмоции, и я кайфую. – Хочешь? – предлагаю, играя бровями.

– А не пошел бы ты? – щурится, закипая.

– Куда? – ухмыляюсь.

Ох, этот ее многозначительный взгляд! Ах, как же я жил без него столько времени?

Отчетливо вижу, куда именно и как далеко она меня хочет послать, но при девочках не решается. Кипит, но молчит.

М-м-м… Блаженство!

– Полностью согласен с твоими мыслями, – игриво подмигиваю и с удовольствием замечаю, как сильно округляются ее глаза.

Ее взгляд опять полыхает.

Гнев Ласточкиной меня не на шутку цепляет, пробуждает давно позабытые эмоции и заставляет вспомнить наше яркое прошлое. Как мы горели, вспыхивали словно спички, не желали друг другу уступать. Как вместо взрыва и негатива переводили нашу страсть в горизонтальную плоскость, и как вымещали эмоции.

Невероятное прошлое. Кайф!

– Девочки, вам пора спать, – не сводя с меня взгляда, произносит Ласточкина.

Ее строгий голос не терпит пререканий, но разве нашим дочерям это указ?

– Ну ма-а-ам, – разочарованно протягивает Маня. – Мы дом еще не посмотрели, – начинает перечить.

– Я кушать хочу, – канючит Соня и оттопыривает губу.

Аня обреченно закатывает глаза и тяжко вздыхает. Видно, как сильно она устала от этого всего.

– Могу пельмени сварить, – предлагаю, разряжая обстановку.

У меня всегда в морозилке лежит пачка, а еще бутылка водки, сало и пара-тройка замороженных чебуреков. И если я про наличие пельменей сказал, то про остальное пока лучше промолчать. Детям подобные вещи пробовать рано, а Ане о них знать незачем. Надумает еще того, чего нет.

– Пельмени? – у Сони загораются глаза. – Пельмени я люблю. Вари!

Глава 12. Аня

– Никаких пельменей на ночь! – заявляю упрямо.

Куравлев совсем обалдел? Я настолько возмущена, что у меня не хватает слов.

– Почему? – искренне недоумевает он.

– Потому что они вредные, – говорю, не скрывая своих эмоций, на что Вова лишь ухмыляется, а мне так и хочется кинуть чем-то тяжелым в него.

Прошло столько лет, а я по-прежнему реагирую на его эти ухмылочки и ужимочки.

Бесит!

Ладно он не следит за своим питанием, мне плевать на это. Но портить желудки своих дочерей я не дам.

– Я могу сделать омлет, – предлагаю. – У тебя есть молоко и яйца? – спрашиваю у Вовы.

– Молоко в холодильнике, яйца… – опускает глаза вниз, снова ухмыляется.

Не думая ни о чем таком, открываю холодильник, достаю молоко и ищу глазами остальные продукты.

– Нет яиц? – разворачиваясь к нему лицом, уточняю.

– Есть, – говорит, сдерживая улыбку.

Не понимая юмора, смотрю на мужчину, в его глазах появляется веселый блеск. И тут вдруг я понимаю, что он надо мной насмехается.

Гад!

– Так в чем проблема? – пытаюсь держать маску равнодушия и спокойствия.

Снова взгляд вниз, снова ухмылка и снова мне кажется, что мы не о том говорим.

– Но вот только я их тебе не дам, – заявляет, смотря мне прямо в глаза. – Они мне слишком дороги.

И тут до меня доходит все, что Куравлев хотел мне сказать.

Щеки краснеют, возмущение поднимается в груди и я понимаю, что готова его чем-нибудь треснуть.

– Да как ты… – смотрю на него и закипаю. Мгновенно.

Кажется, даже через тысячу лет я буду вспыхивать от одного его взгляда, словно пересушенная спичка.

Куравлеву доставляет особое удовольствие выводить меня из себя. Да он самым натуральным образом смеется надо мной. Издевается!

Гад!

– Тише, тише, – делает вид, будто успокаивает меня. – Аня, здесь дети, – смеется. – Где твоя культура и сдержанность?

Подхожу к барной стойке, слегка подаюсь вперед, наклоняясь и цежу, смотря Куравлеву прямо в глаза:

– Видимо, вместе с твоими мозгами вышли погулять!

Вова лишь усмехается.

– Кефирчик? – предлагает, приподнимая стакан.

– Благодарю за заботу, но не стоит, – старательно сдерживаюсь, чтобы ничего лишнего не сказать. – Девочки, – перевожу внимание на своих дочек. – Поели, попили? – спрашиваю, но не даю ни единого шанса ответить. – Тогда марш спать.

– Я кушать хочу! – хнычет Соня.

– Пельмешки! – хлопает в ладоши Маня.

Вова открывает морозилку и достает оттуда целую пачку.

– И не надо так на меня смотреть, – говорит, высыпая замороженные полуфабрикаты на раскаленную сковородку. – Дети хотят есть.

– Ура! Пельмешки! – хором восклицают девчонки.

Делаю глубокий вдох, молча закатываю глаза. Связалась, блин, на свою голову с Куравлевым.

Дочери все в него! Неугомонные шилопопы.

Разворачиваюсь и бодрым шагом подхожу к Вове, встаю между ним и плитой, забираю из рук силиконовую лопатку.

– Я сама, – произношу, помешивая пельмешки, чтобы не пригорели.

– Даже так, – ухмыляется. – И что же заставило тебя передумать? – спрашивает, продолжая ерничать надо мной.

– Если не можешь предотвратить революцию, то нужно ее возглавить, – отвечаю ему с самой лучезарной улыбкой, на которую я только способна.

Между нами снова полыхает страсть. Эмоции в его взгляде унять не получится, как ни старайся.

– Прошу, – уступает мне место. – Возглавляй, – произносит, не отрывая пристального взгляда.

Сердце сбивается с ритма, когда он так смотрит на меня. Я забываю все, что хотела сказать, теряюсь. А он видит мое состояние и продолжает добивать.

Подходит так близко, что я чувствую тепло его тела. От родного запаха начинает кругом идти голова.

В памяти всплывает наше яркое прошлое. Обрывки воспоминаний предательски проносятся перед глазами, заставляя чаще дышать.

– Только не переусердствуй, – произносит шепотом. – Разделяй и властвуй не прокатит. Знаешь сама.

Моментально вспыхиваю. Я полна возмущения, и мне кажется, что на этот раз я точно взорвусь.

Разворачиваюсь на сто восемьдесят. Вова видит мой взгляд и, предусмотрительно отодвигая меня от сковороды, забирает лопатку.

– Давай я все-таки сам, – произносит, принимаясь помешивать пельмени, второй рукой он крепко удерживает меня, чтобы я не ушла.

– Отпусти! – требовательно цежу сквозь сжатые зубы.

– Сейчас отпущу, – обещает, не поворачивая головы в мою сторону. Он увлечен приготовлением ужина и сейчас его от этого не оторвать.

Вова дожидается нужной стадии готовности пельменей, доливает воды, закрывает крышку и оставляет их томиться. Одним сильным и резким движением притягивает меня к себе.

– Куравлев! – шиплю. – Ты что себе позволяешь? Гад! Сволочь! – пылаю.

Хочу выкрутиться из стального кольца крепких накачанных рук, но у меня ничего не выходит. От бессилия сгибаю ногу в колене и собираюсь применить запрещенный прием.

Вова искусно срисовывает мои эмоции и намерения, страхует свои “драгоценности” и мое колено со всей дури врезается в его бедро.

– Я ж говорил, что они очень ценные и я не готов с тобой ими делиться, – произносит сурово.

А я вся пылаю. Злости так много, что контролировать ее не могу.

– Куравлев! Ненавижу тебя, – выдаю, гордо вздернув подбородок. – Ты - сволочь! Гад! И убийца! Больше никогда не смей трогать меня!

– Ань, еще одно слово и я тебя в бане запру, – рычит мне на ухо.

Открываю рот, чтобы сказать все, что думаю на этот счет, но натыкаюсь на суровый взгляд мужчины.

– Ласточкина, я тебя предупредил. С огнем не играй.

Глава 13. Вова

Такое ощущение, будто Анька решила вывести меня из себя, ведь не даром только и делает, как подначивает. Я же вижу, с каким усердием она ищет повод для ссоры и из кожи вон лезет, лишь бы меня как можно сильнее задеть.

Вот неймется ей.

То пельмени не захотела давать детям, то решила зарядить по моим “Фаберже”. Последнее, к слову, уже перебор. Они, между прочим, мне крайне дороги.

– А кто сказал, что я играю? – смотрит на меня с вызовом.

Еще одно слово и я в бане ее запру. Вот честно.

– Я сказал, угомонись, – предупредительно рычу.

– Ты много чего говорил, – заявляет, сверкая неприкрытой ненавистью в глазах. – И много чего обещал, – пауза. – Не припоминаешь? – цедит сквозь стиснутые зубы.

– Проблемами с памятью не страдаю, – таким же тоном отвечаю.

– Ну-ну, – произносит с нервным смешком. – Оно и видно.

– Ань, – рычу на нее. – Я предупредил.

Она, как никто другой, умеет меня вывести из себя и старательно это делает. Дождется ведь. Запру ее в бане.

Пусть орет и визжит сколько захочет, мне будет плевать. Сама вынудила.

Но пока я еще сдерживаюсь и поэтому начинаю раскладывать по тарелкам поздний ужин. Девочки проголодались, и я совершенно не понимаю, почему их мать хочет положить спать детей голодными.

Даже мне, заядлому холостяку, понятно. Спать на пустой желудок плохо, нужно поесть.

Накладываю в тарелки пельмени, добавляю сметаны. Аня сметану не любит и поэтому ее порцию оставляю пустой.

Садимся. Едим молча.

Кидаю на Ласточкину беглый взгляд и, не спрашивая, будет или нет, достаю и ставлю на стол две стопки, наливаю коньяк. Пусть только попробует отказаться! Рот открою и залью.

– Пей, – киваю, показывая Ласточкиной на стопку.

С удивлением наблюдаю, как она, грозно зыркнув в мою сторону, берет в руки стеклянную емкость и выпивает одним махом. Видимо, в голове еще что-то осталось, раз согласилась.

Радует. Молодец.

Перед глазами тут же всплывает давно позабытая картинка, как она впервые в жизни пробовала коньяк. Как смотрела на меня огромными от шока глазами и пыталась заесть крепкий алкоголь, чтобы суметь сделать вдох. Помню, как я смеялся, глядя на нее, как она потом на меня весь вечер бурчала…

По непонятной причине в груди становится тесно.

Наблюдая за тем, как старательно Аня заедает алкоголь, спокойно выпиваю свою порцию и наливаю следующую. Ласточкина промерзла до костей, а мне нужно немного успокоить свои нервы. За сегодня было слишком много новостей.

– Пей давай, – двигаю к ней вторую стопку.

– Ты совсем сдурел? – шипит, удивленно смотря на меня.

– Пей, – произношу с нажимом.

И обалдевая вижу, как она безропотно исполняет все, что я ей говорю.

– Что это? – спрашивает Соня, с интересом наблюдая за тем, как кривится ее мать.

Девочка берет стопку, крутит в руках, нюхает, морщит носик.

– Хочешь попробовать? – тихо посмеиваясь, спрашиваю у нее.

Малышка поворачивает голову в сторону, еще раз окидывает Аню изучающим взглядом и возвращает внимание мне.

– Не-а, – заявляет твердо. – Не хочу.

– Вот и славно, – говорю в третий раз разливая напиток по стопкам. – Ласточкина, – зову свою бывшую любовь.

Аня видит, что я тяну руку к ней, и окидывает меня таким взглядом, от которого любой другой испугался б раз десять и тут же сбежал.

Я лишь ухмыляюсь. Знаю, плавали. Не боимся.

– Молчащей ты мне нравишься куда больше, – намеренно ее цепляю. Анькин свирепый взгляд является ярким свидетельством, что я попал в точку.

– Гад! – шипит с ненавистью.

– Сама такая, – парирую с легкой улыбкой.

Девочки, недоумевая, смотрят на нас.

– Мама, ты обзываешься? – с удивлением в голосе интересуется Соня.

– Обзываться нельзя! – важно заключает Маня. – Это плохо! – учит она.

– Кто как обзывается, тот сам так называется? – шутя, уточняю у девчонок.

– Да! – с жаром кивают они.

Красота.

– Видишь, Анют, даже дети знают, что обзываться нельзя, – подначиваю свою строптивицу. – Это плохо.

– Куравлев, – шипит с ненавистью.

– Подумай десять раз, прежде чем что-то сказать, – предупреждаю ее. Кошу взгляд на девочек, подмигиваю им. – Здесь дети.

– Знаю и без тебя, – недовольно говорит.

Ласточкина снова пыхтит и сопит. Ей осталось отрастить колючки и она станет похожа на ежа, вот честное слово.

А меня она в таком состоянии лишь умиляет. Хочется потыкать палкой, чтоб взорвалась.

Аня открывает рот, хочет что-то сказать, тут же передумывает и закрывает. Но не проходит минуты, как все повторяется снова.

Девушка напоминает самый настоящий вулкан.

Набирает в грудь побольше воздуха, снова открывает рот и…

– Ань, уймись, – останавливаю ее до того, как она успеет наворотить дел.

Накрываю ее руку своей, слегка сжимаю. И ни на мгновение не разрываю наш зрительный контакт.

Глаза в глаза, сердце тает. До этого вечера я и не подозревал, что там нет места ни для одной другой женщины. Только она.

Моя заноза и моя зараза. Моя погибель и моя страсть.

Аня, Аня… Я ведь тогда тебя намеренно сильно обидел, хотел дать тебе шанс на нормальную полноценную жизнь. Хотел, чтобы ты была счастлива. Без меня и всего, что со мной связано.

А ты…

Ты не поддалась.

И сейчас я сижу рядом, смотрю на тебя, на наших дочерей и чувствую себя накосячившей побитой собакой. Ты победила. Ты оказалась гораздо сильнее, чем я про тебя думал.

А я, оказывается, люблю тебя еще крепче, чем ожидал от себя.

Я даже подумать не мог, что ты пойдешь наперекор судьбе и родишь. Наплюешь на все и всех и сохранишь беременность.

Когда ты говорила про нее, я был уверен, что это просто развод. Обман, лишь бы в очередной раз нам остаться вместе.

– Девочки, вам пора спать, – Ласточкина обращается к дочкам тоном, не терпящим возражения. – Время позднее. Нам рано вставать.

Глава 14. Аня

Куравлев - тот еще упертый баран! Злости на него не хватает. Вот честно.

Он ведь сам расстался со мной тогда. Не спрашивал, ничего не объяснял, не интересовался хочу ли я или нет.

Решил, что нам по одиночке будет лучше. Разрушил наши отношения! Сам!

А теперь? Теперь что? Опять врывается в мою жизнь? Переворачивает ее с ног на голову, теребит незажившие раны.

Мне ведь больно даже просто смотреть на него…

Я любила Куравлева. Невероятно сильно любила. А он…

Даже говорить ничего не хочу.

Уверена, Вова все прекрасно понял про моих дочерей. Здесь достаточно посмотреть в зеркало, чтобы увидеть. Даже теста ДНК не нужно, все ясно без слов.

Но почему он тогда не начинает выяснять отношения?

Почему не стал расспрашивать про прошлое, не начал предъявлять претензии? Почему просто уложил девочек спать, а после этого вернулся за мной на кухню и начал убирать со стола? Мне даже помочь не позволил.

Сплошные вопросы. И нет ни одного ответа.

Это меня добивает.

Лежу, пыхчу. Не понимаю, как можно быть таким непрошибаемым упрямцем. А Куравлев именно такой!

Зачем он вообще нас повез к себе домой? Неужели нельзя было отвезти куда попросила? Ко мне.

Не понимаю его.

– Вова? – зову бывшего, осторожно к нему повернувшись.

Нам приходится спать в одной кровати, поскольку на диване в гостиной спят девчонки, а другого подходящего места для сна, по заверению Куравлева, в доме нет. Проверять правда ли это не стала, нет никакого смысла. В конце концов, мир не рухнет, если мы в одной постели проведем еще одну ночь.

Мы с Вовой не чужие друг другу люди, столько времени были вместе и уж как-то переживем эту ночь.

Я заставила его выдать мне отдельное одеяло, покрывало скрутила и положила посередине кровати и строго-настрого запретила ему через него перелезать. Жаль, нельзя поставить забор для полной безопасности.

Вова - тот еще засранец, уж кто, а я-то это точно знаю. Вот так уснешь с ним по разные стороны кровати, а на утро проснешься в его объятиях. Поэтому я решила хоть как-то оградить себя.

Других вариантов нет, к сожалению. С девочками на диване не помещусь.

– Что? – бурчит сонно.

Судя по голосу, только-только уснул.

Куравлев на самом деле выглядел довольно уставшим и каким-то измотанным. Мне даже пару раз захотелось позаботиться о нем.

– Не спишь? – спрашиваю, поднимаясь с подушки. Сажусь, в полутьме изучаю его.

– Ань, чего ты хочешь? – поворачивается ко мне недовольно.

Даже сейчас, когда я его разбудила, от Вовки не исходит злости или раздражения в мой адрес. Внешне он бурчит, а в душе все равно остается добрым.

Это одна из причин, по которой мое сердце решило его полюбить.

Стараясь особо не проявлять свой интерес, наблюдаю за Куравлевым. Смотрю на мужчину, но толком ничего не могу разглядеть.

В свете уличных фонарей без труда можно рассмотреть мужской профиль, не более того. В памяти многое всплывает, воспоминания то и дело мелькают перед глазами и мешают оставаться с холодной головой. Будоражат кровь, заставляют вспомнить давно позабытые чувства.

– Почему ты повез нас к себе домой? – спрашиваю в лоб. Мне важно услышать то, что он ответит.

Куравлев бросает на меня удивленный взгляд, ухмыляется.

– Ты серьезно сейчас? – произносит, приподнимаясь на локтях. Смотрит мне прямо в глаза.

Краем глаза замечаю рельеф его сильных рук, вспоминаю каким нежным и ласковым умеет быть этот мужчина. Сглатываю.

– Похоже, что я шучу? – отвечаю вопросом на вопрос.

С усилием заставляю себя смотреть исключительно Вове в глаза. Хотя то и дело ловлю себя на мысли, что бесстыдно его рассматриваю.

Замечаю небольшую татуировку на внутренней стороне предплечья, Вова замечает мой интерес и ложится так, чтобы я ее больше не видела.

– Ань, сегодня у меня был трудный день. Я устал, – нехотя говорит. – Если ты хочешь снова устроить разборки, то придется подождать до утра. Иначе ты реально грозишься ночевать одна в парилке.

– Куравлев, неужели тебе сложно просто взять и ответить? – внутри все горит.

Алкоголь, который заставил меня выпить Вова, принес следом за расслабленностью раздражение.

Вовка обреченно вздыхает, откидывается на спину.

– О, женщина, – выдыхает безнадежно.

Садится.

– Из-за отключения света на дороге произошло массовое ДТП, образовалась многокилометровая пробка, – говорит таким тоном, словно я должна была сама это все понять. – Если бы мы поехали к тебе, то однозначно туда встали. Мне проще было б тебя с переохлаждением сразу отвезти в стационар, тем более он все равно по пути находился.

– Хочешь сказать, что сегодняшним вечером ты спасал меня? – удивляюсь.

– Бинго! – произносит, не скрывая эмоций.

Мне отчего-то становится не по себе. Чувствую себя дурой какой-то.

Воспроизвожу в памяти все, что произошло за сегодняшний вечер, и вдруг понимаю, что Куравлев прав. Дорога была забита машинами. Они никуда не ехали, а мы, напротив, нигде не стояли.

Потом вспоминаю, как сильно замерзла, как ужасно чувствовала себя в холодной промокшей одежде и как меня всю трясло. Вова прав, с таким переохлаждением только в больницу.

– Прости, – с меня тут же спадает спесь. Я как никогда четко понимаю последствия, которые смогла избежать благодаря Куравлеву.

Любой другой не стал бы со мной церемониться. Облил бы с ног до головы, наорал, обвинил во всех смертных грехах и исчез.

И осталась бы я одна с девчонками на улице. Промокшая до нитки, ничего не соображающая и без возможности попасть домой в кратчайшее время.

– Спасибо большое, – благодарю мужчину. – Ты меня спас.

Глава 15. Вова

Утро начинается не с кофе, а с острой реакции организма на некогда любимую женщину. Ее запах, ощущение тепла и твердая уверенность, словно Аня находится рядом, сводят с ума.

Понимаю, какую глупую ошибку совершил в прошлом. Понятия не имею, как все исправить сейчас.

Мне до боли в мышцах хочется обнять Ласточкину за тонкую талию, притянуть к себе и почувствовать каждый изгиб ее тела, вновь ощутить нашу страсть. Ни одна женщина не смогла разбудить во мне такой огонь и пламя, как это делает Аня.

Рядом с ней я чувствую себя как никогда живым.

Мне до безумия хочется снова ощутить те эмоции, которые я испытываю рядом с Аней. Прижать ее к своей груди, зарыться носом в волосы, сделать глубокий вдох и насладиться близостью.

Присвоить. Снова сделать своей.

Отбросить прочь все наши недосказанности, недомолвки и раствориться в эмоциях. Поймать момент и остаться в нем.

Навсегда.

Ласточкина, ты самая настоящая зараза! Прошло столько лет, я так старался избавиться от чувств и воспоминаний. От непомерной вины перед тобой.

Как ни пытался, а все равно проиграл. Выкинуть из головы тебя не получилось.

– Куравлев! Ты совсем обалдел?! – слышу полный возмущения голос. Чувствую, как меня активно бьют по рукам.

Хмурюсь, дергаюсь. Сна как и не было, моментально выныриваю из него.

Разум словно в тумане, ничего не могу сообразить. Мне дико жарко и вместе с тем непривычно. Толком не соображая спросонья, открываю глаза и тут же чувствую жгучее прикосновение.

Словно меня со всей дури огрели по лицу.

– Ласточкина, ты совсем обалдела? – потирая горящую щеку, в шоке смотрю на лежащую рядом девушку. Кожа особенно сильно пылает на скуле. Видимо, от кольца, что она никогда не снимает.

Аня мне зарядила пощечину и, судя по агрессивной реакции, она только начала. Замахивается еще раз, но больше подобному повториться не позволяю.

Выкидываю руку вперед и перехватываю ее. Держу.

Взгляд девушки мечет гром и молнии, на лице написана самая настоящая ярость. Аня возмущена до глубины души и не собирается скрывать этого.

А я…

Я реально не понимаю, что за ерунда происходит, но на душе отчего-то становится радостно и светло. Словно зажгли яркий свет и озарили им помещение, внутри стало хорошо и тепло.

Только вот Аня со мной не согласна. Судя по ее виду, я в очередной раз что-то натворил.

– Это я обалдела? – ахает, не в силах справиться со своим возмущением.

Ее переполняют эмоции, она дико зла, а я стараюсь проснуться и сделать так, чтобы заработали мозги.

Спать хочу сил нет как. Половину ночи ворочался, до этого тоже нормально несколько ночей не мог спать. То работал допоздна, то решал срочные вопросы по бизнесу, то снова сидел в офисе, то проблемы решал. На протяжении последних нескольких дней мне было не то что не до сна, не до себя вовсе.

Поэтому я сейчас вообще не понимаю, почему вдруг Аня так злится. Не соображаю ничего. Не получается проснуться.

– Хамло! – прилетает ни с того ни с сего.

– Ань, ты нормальная вообще? – с трудом соображая, смотрю на нее. – Что я на этот раз успел сделать? – спрашиваю. – Во сне, – добавляю, ухмыляясь.

Ох, женщина, ты когда-нибудь точно меня с ума сведешь.

– Ты меня лапал! – грозно шипит и щурит глаза. – Этого мало?

– Аня! Твою мать! – рычу. – Я спал. Спал, понимаешь?

– И что? – демонстративно скрещивает руки на груди.

Мой взгляд опускается ниже уровня лица и попадает на два полушария, обтянутых моей футболкой. Реакция организма становится еще более острой и требовательной.

Ласточкина, блин!

– А-а-а! – откидываюсь назад на подушки. У меня больше нет слов.

Делаю глубокий вдох, резко сажусь и поднимаюсь с кровати. Время не терпит и тратить его на бесконечное выяснение отношений я не собираюсь.

Если Аня со мной не согласна, то пусть делает, что хочет. Но у нас двое детей, и они не виноваты, что их мать из-за своих обид позабыла обо всех своих обязательствах.

Пойду хоть завтрак девочкам приготовлю. Не отвозить же их голодными в детский сад.

Оставив в спальне полную возмущения Ласточкину, направляюсь к дочкам, даю себе пару минут насладиться умиротворением и покоем, что дарят крепко спящие малышки.

Какие же они красивые… Все в мать!

– Девочки, – произношу негромко. – Пора просыпаться.

– У-у-у, – бурчит Соня, переворачиваясь на другой бок.

– Нет, не пора, – вторит ей Маня, пряча голову под подушку.

– Пора вставать, – повторяю, пытаясь до них достучаться.

Но разве можно уговорами разбудить ребенка? Особенно, когда он поздно лег накануне и никак не желает просыпаться. Недоспал.

– Девочки, – говорю более настойчиво.

Смотрю на неподвижно лежащих малышек, опять ухмыляюсь. И даю им еще несколько минут на сон.

Засекая время, принимаюсь быстро приводить себя в форму, готовлю завтрак, варю кофе и накрываю на стол. Когда прихожу к детям, то вижу их уже собранными и одетыми. Ласточкину тоже.

– Мы пойдем, – заявляет Аня, держа дочерей за руки. – Большое спасибо за все!

– Не глупи, – пытаюсь ее остановить. Ничего не выходит.

Каждое мое слово воспринимается в штыки.

– Ань, – хватаю ее, не позволяя уйти.

Нутром чувствую, если я ей позволю сбежать, то больше никогда не увижу. Эта зараза будет продолжать меня избегать.

– Что?! – вспыхивает, словно спичка. В глазах слезы.

– Я завтрак приготовил, – киваю в сторону кухни. – Сама не хочешь, ладно. Но подумай про дочерей.

Аня молчит. Кусает губы.

Переводит на девочек полный агонии взгляд.

– Кушать хотите? – спрашивает у них. – Или дома покушаем?

– Хотим! Хотим! – перекрикивая друг друга, пищат.

Ласточкина побеждено вздыхает.

– Твоя взяла, – признает свое поражение и отправляет девочек мыть руки.

Я же, не теряя драгоценное время, перекрываю ей выход из комнаты.

– Ань, нам надо поговорить.

Глава 16. Аня

– Поговорим, – делаю паузу. – Но не сейчас, – отвечаю, сверля Куравлева недовольным взглядом.

Говорю сдержанно и коротко, хотя на языке вертится совершенно другая фраза. Ему бы она не понравилась от слова совсем.

Мне так хочется заявить Вове, что нам не о чем разговаривать, что он самый последний человек на планете, с кем я стану общаться, и уйти с дочками, напоследок громко хлопнув дверью в дом.

Но я не могу так поступить. Вова все понял про наших малышек. И уж лучше я сразу популярно ему объясню, что он не имеет ни малейшего права называться их отцом и пусть проваливает на все четыре стороны. Мы были ему не нужны тогда, а сейчас он нам не нужен!

– Мы опаздываем, – говорю, твердо стоя на своем. – Если ты можешь позволить себе позже приехать на работу, то я нет. Знаешь ли, одинокой женщине с двумя маленькими детьми тяжело найти хорошую работу, – намеренно Вову цепляю.

Меня одолевает злость. На него, на себя, на ситуацию в целом.

Куравлеву никогда не понять, через что я прошла, чтобы наши дочери были счастливы и здоровы.

– К тому же у девочек в саду строгий режим. Там они должны быть вовремя, – объясняю нетерпеливо.

Взгляд горит. Вова продолжает стоять на месте.

– Поедят и мы поедем, – не отступает от своего.

Куравлев, ты дурак или как? Ах, как мне хочется тебя треснуть!

И что-то голова кругом идет… Душно.

– Я не допущу, чтобы они ходили голодными до обеда, – заявляет, окончательно сбивая меня с толку.

Включил заботливого папочку? Ну-ну.

– Куравлев, – тяжко вздыхаю. – Неужели ты считаешь, что я пожертвую здоровьем своих, – специально подчеркиваю это слово, – детей ради того, чтобы быстрее избавиться от твоего общества? – спрашиваю с ядовитой усмешкой. – Конечно находиться рядом с тобой не то, о чем я мечтаю, но для меня интересы детей всегда стоят на первом месте. Только поэтому мы здесь до сих пор.

– Хочешь сказать, что если бы не девочки, то ты б уехала? – щурится, сверля меня взглядом.

– Если б не девочки, меня вообще здесь не было, – отвечаю, а сама замечаю опасный блеск в его глазах.

Готовлюсь к очередному столкновению.

Но тут Куравлев в очередной раз удивляет меня.

Он отходит. Сам! Без угроз и требований с моей стороны.

– Пофиг, иди, – отступает в сторону, освобождая проход. – Сейчас тебя не задерживаю. Но учти, мы обязательно поговорим!

– Ага, – бросаю, проходя мимо него. – Обязательно, – ухмыляюсь недобро.

В груди бушует самый настоящий ураган из эмоций, но я не поддаюсь им. Еще чего не хватало!

Хотя видеть Куравлева с расцарапанным лицом было бы, наверное, приятно… Может все же стоит проверить?

Ух, как я на него зла! До сих пор.

– Девочки, доедайте и поехали, – обращаюсь к своим апельсинкам.

– Угу, – кивает Манюня с полным ртом.

Захожу на кухню, и в нос ударяет до боли знакомый запах. Ищу его источник и не верю своим глазам.

– Куравлев, ты кашу сварил? – в шоке смотрю на мужчину.

За последние сутки, что мы виделись, он не перестает меня удивлять.

– Это же дети, Ань, – говорит таким тоном, словно я свалилась с Луны и не понимаю банальных вещей.

– Знаю прекрасно, – бурчу, пряча за недовольством улыбку. – Вообще-то я их мать.

Вовка бросает на меня тако-о-ой многозначительный взгляд, что я аж поперхнулась. Хоть и не ела еще ничего.

Он знает. Знает, что это его дети.

Теперь меня в обратном не переубедить.

– Две ложки сахара на кружку кофе? – спрашивает, забирая с подставки кофемашины две чашки.

Я витаю в своих мыслях и не сразу соображаю, о чем он говорит.

– Ань, отвисни, – машет рукой перед моим лицом.

– А? Что? – отмираю.

– Сахара сколько? – задает вопрос, ухмыляясь. Смотрит на меня так… Мурашки по коже от одного его взгляда.

Гад!

– Две ложки на кружку, – отвечаю ему, душа в себе поднимающуюся бурю.

Когда Куравлев рядом, я похожа на оголенный нерв. Чувствую все слишком остро, слишком близко к сердцу воспринимаю все, что происходит вокруг.

Не свожу с девочек внимательного, но вместе с тем изучающего взгляда и пытаюсь представить, что было бы, узнай Вова о дочках с того момента, как они родились. Были бы они счастливее? Было б у них больше хороших эмоций?

Или, напротив, только мое разочарование и боль?

Как же все это сложно… Как сложно!

Но от своих мыслей мне, увы, не убежать.

– Держи, – Куравлев ставит передо мной кружку кофе. Сам садится напротив и начинает уминать за обе щеки… кашу.

Смотрю на него и понимаю, что мой мир никогда не будет прежним. Сегодняшним утром Вова его в очередной раз перевернул.

– И давно ты стал завтракать кашей? – не могу не спросить. Мне дико любопытно.

Он ведь никогда ничего подобного не ел!

– Не-а, – летит мне в ответ.

– Хм, – задумываюсь. – Когда начал? – продолжаю допрос.

– Сегодня, – отвечает и игриво подмигивает.

Я в очередной раз теряю дар речи.

Вова смотрит на дочерей, замечает, что те стали кушать медленнее, и вместо того, чтобы их поторопить в открытую, делает то, чего я от него ну никак не ждала.

– Кто последний, тот морковка, – заявляет им и принимается опустошать тарелку с катастрофической скоростью.

Маня и Соня переглядываются и… не отстают от Вовы ни на миг.

Глава 17. Аня

Дорога до дома проходит в полной тишине. Мы с Вовой больше не разговариваем, и девочки тоже не спешат прерывать молчание, они словно чувствуют мое состояние.

Не знаю, рада или нет этому, но сейчас совершенно не верю своим рассуждениям и желаниям. Как и своим эмоциям, мыслям. Ничему!

Все они ведут меня не туда.

Куравлев причинил мне слишком много горя. Он предал меня, предал наших детей. Отправил их на верную смерть!

Но мое сердце четко вознамерилось дать ему шанс объясниться. Просто поговорить. Бешусь от этого и одновременно жажду. Эмоциональные качели стали главным спутником моего дня.

Конечно, можно послать Куравлева, но я уверена, это не поможет. Вова все понял про дочерей и теперь, после общения с ними, не согласится оставить нас в покое.

Но я не согласна на подобный вариант!

Мне нужно избавиться от его присутствия в своей жизни.

– Девочки, приехали, – объявляю, как только машина останавливается напротив подъезда.

Я специально попросила Вову привезти нас сюда, а не к садику, чтобы он не понял, какое из дошкольных учреждений посещают наши дочери. Рядом с моим домом четыре муниципальных дошкольных учреждений и еще несколько частных, пусть попробует угадать, куда я девчонок вожу.

– Выходим, – говорю, открывая дверь.

– Ань, умерь свой пыл, – остужает меня Вова.

Бросаю на него красноречивый взгляд, где четко показано все, что я о нем думаю.

Куравлев помогает дочерям выбраться из авто, бережно опускает на сухой асфальт, малышки сразу же льнут ко мне. Они словно чувствуют неладное.

– Спасибо, что подвез, – произношу, беря за руки своих девчонок. – Нам пора, – киваю на подъездную дверь.

Вова хмурится, но никак не комментирует мое желание как можно скорее сбежать от него. Думаю, у нас это взаимно.

– Девочки, скажите дяде Вове пока, – прошу своих апельсинок.

Я постараюсь, чтобы они встречались со своим отцом в первый и в последний раз. Он отказался от нас, а значит, больше нам не нужен.

– Пока! – девчушки машут руками. Вова хмурится.

– Прощай, Куравлев, – произношу с легкой ноткой горечи.

На самом деле на душе у меня полный раздрай. Обида, эмоции, воспоминания – все слилось воедино, перемешалось, и уже одно от другого стало не отделить.

Разворачиваюсь, чуть крепче, чем нужно, сжимаю детские ладошки и… ухожу.

Сердце разбивается в дребезги.

– Аня, постой! – летит в спину.

Но я не останавливаюсь, а только ускоряю свой шаг.

Захожу в подъезд, поднимаюсь в квартиру. Даю девочкам чистые вещи и, пока они переодеваются, кое-как привожу себя в порядок.

Из головы ни на мгновение не выходит Вова и его странное поведение. Я никогда прежде и подумать не могла, что Куравлев на самом деле такой.

В моем восприятии он - неисправимый бабник, безудержный шутник и крайне ненадежный товарищ. Он тот, кто вместо спокойного вечера дома вдвоем предпочтет веселые посиделки с друзьями.

Но ведь Вова не всегда был таким.

Когда мы стали ближе, когда начали чаще проводить время вместе, я заметила в Куравлеве те черты, которые никто другой не замечал. Я доверилась ему, открыла свое сердце.

И горько поплатилась за это.

– Апельсинки мои, вы готовы? – натянув на лицо счастливую улыбку, заглядываю к дочкам. Они стоят посреди комнаты и с остервенением перетягивают колготки, словно канат.

– Отдай! Это мои! – пищит Соня.

– Нет! Мои! – тянет на себя ткань Маня.

Застываю в дверях. Тяжко вздыхаю.

Опять они за старое…

– Девочки, а вот это чьи? – показываю на точно такие же колготки, что лежат на кровати. – М?

Злясь, выдергиваю из рук дочерей колготы, кидаю их рядом с теми, что лежат.

– Сколько раз я вам говорила не драться? – сверкая глазами от гнева, напираю на них. – Это не хорошо! Вы можете сделать друг другу больно. Покалечить можете! Неужели так сложно понять? – спускаю на детей свою злость.

На глаза наворачиваются слезы, обида. Вновь корю себя. Я никудышная мать.

Наклоняюсь, беру с кровати злосчастные колготки и всовываю по паре в руки каждой дочери.

– Одеваемся, – требовательно произношу. – Живо! – повышаю голос. – И только попробуйте снова начать драться! – грожу им пальцем. – Получите обе. По полной!

Выхожу из комнаты и наспех собираюсь на работу. Привести себя в порядок по-человечески времени уже нет.

Подхожу к зеркалу, скептически смотрю на свое отражение и понимаю, что выгляжу не так фигово, как думала. Только щеки чуть более румянее, чем всегда.

И голова раскалывается.

– Вы готовы? – заглядываю в комнату. Вижу девчонок и не могу сдержать смешок.

Соня надела кофточку задом наперед, Маня колготки перекрутила на ногах, кое-как нацепила, но не может сделать ни шага.

– Ох, – вздыхаю. – Горе вы мое луковое, – сдаю свои позиции и иду к детям.

Кое-как собираемся и, наконец, выходим из квартиры. Время движется неумолимо, пора торопиться в детский сад.

– Давайте шустрее, – прошу Маню и Соню, когда они в очередной раз начинают спорить, кто вызовет лифт.

В итоге вызываю сама, грозно смотрю на девчонок и шикаю, чтоб перестали кричать. Помимо нас на этаже есть другие квартиры и нечего соседям мешать.

Они тут же опускают глазки вниз и строят из себя ангельских созданий. Все в отца, блин! Тот тоже вечно делает вид, будто ничего удачного не случилось.

Лифт приезжает, и тут же начинается спор, кто нажмет на кнопку первого этажа.

Вдыхаю поглубже, делаю все сама и, крепко держа дочерей за руки, выхожу из лифта, а затем на улицу.

– Идем, – говорю им, ведя за собой. Девочки то и дело норовят друг другу сказать какую-то колкость.

Понимаю, что у них сейчас период такой и одной воспитывать детей всегда не легко. А если учесть, какие они у меня характерные, то сделать из них послушных и ответственных будет очень сложно.

Но я не отчаиваюсь. Справлюсь!

В конце концов, это ведь мои дети.

Глава 18. Вова

– Серег, привет! – приветствую старого друга. Мы с ним уже не виделись тысячу лет!

Я со своими завалами на работе и проблемами, что возникают то и дело, забыл, когда проводил время с друзьями. А ведь они зовут встретиться несколько раз в месяц. Правда, у меня пока никак не выходит выкроить время на отдых, каждый день расписан от и до.

– Здорово! – в динамике раздается довольный жизнью бодрый голос.

После того, как обрел семью, Серега довольно сильно изменился. Стал гораздо спокойнее и уже не так часто зависает на работе, а выходные стабильно проводит с семьей на даче. И каждый раз зовет нас с парнями туда.

– Сереж, потише, детвора спит, – на заднем фоне звучит тихий шепот Люды.

Супруга Сереги - мать его детей и та женщина, которая смогла подобрать ключик к черствому сердцу Карпатова.

– Да, дорогая. Сейчас, – Серый говорит приглушенно и, судя по всему, выходит на улицу. – Ты не занят сегодня в обед? – вдруг спрашивает меня ни с того ни с сего.

– Да хрен его знает, – произношу неоднозначно. – Сложно что-либо прогнозировать. Понятия не имею, как сложится сегодняшний день.

Кидаю взгляд на подъезд, в котором скрылась Аня с нашими дочерьми. Прикидываю, сколько времени им потребуется привести себя в порядок, и понимаю, что, вероятнее всего, в квартире они пробудут достаточно долго.

Хотелось бы дождаться девчонок, но такими темпами не уверен. В офис пора.

Вчера я сорвался с работы раньше положенного и теперь мне нужно закончить сделать намеченные на вчера и сегодня дела в самые сжатые сроки. Время не терпит.

Но, тем не менее, я продолжаю стоять напротив подъезда некогда любимой женщины и терпеливо жду, когда она выйдет.

– Чего это так? – ухмыляется друг. Он словно намеренно меня поддевает.

Нашел свою половину и теперь борзый сидит.

– С Аней поговорить нужно, – признаюсь нехотя. Все равно не отстанет, пока правду не скажешь. Такой уж Карпатов у нас.

– С Ласточкиной что ли? – в голосе друга звучит удивление. Он явно не ожидал от меня услышать имя той, с кем я расстался несколько лет тому назад.

Уверен, Серега до сих пор помнит, как я тогда маялся. Как страдал и пытался забыть Аньку. Сколько раз он меня выручал!

До Ласточкиной, да и после на самом деле, ни одна женщина не задевала меня так сильно. Никто, кроме Ани, не смог пробить оборону и пробраться в самое сердце.

А потом выжечь его до тла.

Ведь когда она сказала о беременности, я был уверен, что она лжет мне. Говорит назло, хочет сделать больнее.

И тогда я сделал то, что сделал. Назло ей.

Если бы на тот момент я хоть на сотую долю процента не засомневался в ее словах, то никогда и ни при каких обстоятельствах не подумал бы так поступить с ней. И с нашими дочерьми.

Но разве когда ты на эмоциях, когда кипит кровь и бушует ураган, человек способен мыслить здраво? Особенно учитывая, что мы предохранялись. Всегда.

У меня четкий пунктик на эту тему есть в голове и он не изменяется десятилетия. Презерватив - не только средство от нежеланной беременности, но и безопасность. Тебя и партнерши.

Всегда.

Конечно, незащищенный секс у нас бывал пару раз, но он был настолько осторожным, что мы не могли “накосячить”. Однако, результат говорит сам за себя.

– С ней самой, – соглашаюсь.

– О как, – удивленно говорит Серега. Напрягаюсь.

В голове щелкает, мне кажется странной реакция старого друга на мою бывшую.

Конечно, понимаю, что Серый совсем недавно оказался в очень похожей ситуации. Мы с парнями его развели, нарядили в костюм деда Мороза и отправили с новогодним поздравлением к бывшей. Там он впервые увидел своих сыновей.

Как он смог заслужить прощение у Ленки - никому не известно, но если уж Барсукова простила, то и Ласточкина сможет. Без вариантов.

– Только не говори, что ты уже встретился с дочками, – посмеиваясь, задает неожиданный вопрос. – Мы с парнями так и не смогли тебя развести!

Я охреневаю.

– В смысле? – переспрашиваю, не сводя с подъезда ошалелый взгляд.

Словно специально дожидаясь именно этого мгновения, открывается дверь, и на улицу выходят Аня с девчонками.

Слежу за тем, как они идут в противоположную сторону от меня и не могу сдвинуться с места. Меня одолевает злость.

Выходит, все вокруг меня знали про девочек, только один я оставался в полном неведении?

А если бы мы не встретились вчера? Наше столкновение было чистой случайностью! То что? Мне б никто ничего не сказал?

– Карпатов, только не говори, что ты знал про моих дочерей и не собирался рассказывать, – рычу, плохо сдерживая накатывающую ярость.

Взор застилает красная пелена.

– Вовк, ну не по телефону же с тобой про них говорить, – подмечает старый друг. – Мы с парнями уже задолбались тебя звать отдохнуть с нами. Сколько раз мы тебе предлагали встретиться, поговорить?

– И? Сказать нельзя было раньше? – не могу скрыть свое возмущение. – Вы совсем охренели?!

– Да не заводись ты! – пытается остудить мой гнев Карпатов. – Мы ж не со зла.

– Оно и видно, – кидаю в трубку и, не дожидаясь извинения друга, завершаю вызов.

Козлы!

– Ласточкина! – рявкаю на всю улицу. Аня и девочки останавливаются, я направляюсь к ним.

В груди ярким пламенем горит ярость.