– Маш, посиди тут, – киваю своей трехлетней дочери на диванчик, сама стучу в дверь кабинета напротив.
Никто не отвечает, поэтому я тихо нажимаю ручку и заглядываю. В кабинете никого, зато в смежной комнате с приоткрытой дверью слышны характерные шлепки двух тел и частое женское дыхание.
Черт возьми!
Бесшумно закрываю дверь, чтобы не спалиться, и иду к Маше.
Зря мы пришли. В приемной никого не было. Так бы я попросила узнать, можно ли к нему. А не стала свидетелем.
Я беру дочку, что уйти, но в пороге сталкиваюсь с женщиной средних лет. Аккуратная прическа, стильная одежда. Секретарь приемной. Я думала, тут будет какая-то модель из его прошлого. Даже на автомате бросаю взгляд на вывеску на двери, не ошиблась ли. Бергман Роман Николаевич. Не ошиблась.
– Вы ко мне? – спрашивает и проходит на свое место.
– Эм… нет, я к Роману Николаевичу.
– Вы записывались? – открывает ежедневник, чтобы свериться.
– Нет.
– Приемные часы: вторник, четверг с десяти до двенадцати.
Сегодня среда.
Женщина смотрит на меня и на Машу.
– Ечька, – Маруся замечает в углу елку, сползает с дивана и бежит к ней мимо розового чемодана.
– Маш, нам идти уже надо.
– Пусть посмотрит. Как тебя зовут? – кивает Маше.
– Ямаська.
Черт, Маша. Ромашка… Хорошо, что непонятно говорит, а то сложить Рома и Маша и получить Ромашку не сложно же.
– Маша, – я тут же поправляю дочку.
– А сколько тебе лет, Маша?
Маша подгибает большой и мизинчик и показывает три пальчика.
Каждый раз смотрю на нее и благодарю за подарок, который мне подарил мой Ангел-хранитель.
– Какая ты большая уже.
– А под эту ёчку Моёз кофетки пинёс?
– Моёз? – переспрашивает секретарь. – Ааа… Мороз. Под эту елку дед Мороз еще не приходил. Чудо, что вообще Роман Николаевич разрешил елку поставить, у нас тут, видите ли, не детский сад.
Мы так с Ромой и не встретили ни один Новый год вдвоем.
Черт. Сплошные эти воспоминания. Все-таки, чем дальше от него, тем было спокойней.
Маруся присаживается на корточки и рассматривает игрушки под елкой, трогает аккуратно пальчиком деда Мороза.
– Так, на сколько вы записывались?
– Я не записывалась, не думала, что тут так строго. Мы знакомы давно с Романом… Николаевичем, я думала он и без записи встретиться со мной.
– Ну давайте я уточню.
– Не надо, я передумала. Маш, идем.
Не успеваю сбежать.
А я слышу цокот каблуков в кабинете за дверью, оглядываюсь, когда открывается.
Сердце в груди пульсирует. Почти четыре года. Одна бы не справилась, но ради Маши был смысл все забыть и восстановиться.
Сначала выходит стройная высокая брюнетка в сапогах на шпильках. На ходу застегивает верхнюю пуговицу на платье. За ней Рома.
У меня дыхание перехватывает. Столько лет его не видела.
И снова удар в солнечное сплетение, да с такой силой, что приходится больно прикусить зубами губу.
Девушка разворачивается, обнимает Рому и целует. У меня на глазах. В губы. Не стесняясь, что тут посторонние.
Смотреть на них таких счастливых тяжело. И я разворачиваюсь к секретарю. Та закатывает глаза и молчит.
Не то чтобы я не думала об этом, но я не готова. И нет, не жалею ни о чем. Но я одна, справляюсь и так, а ему с его-то потребностями, одному сложно.
– Пока, любимый. Я уже скучаю, – девушка за спиной воркует так, что слышат все. – Жаль, что ты не сможешь поехать.
– Посмотрим, если вырвусь на пару дней, то прилечу на Новый год.
Знакомый голос, когда-то тоже любимый, проникает в меня. Будит старые воспоминания. Но я с интересом рассматриваю елку. Ведь на ней такие красивые иголки.
– Я позвоню, как приземлюсь. – Чмокает несколько раз, судя по звуку. Стучащие колесики чемодана удаляются.
– Ко мне? – слышу за спиной.
И оборачиваюсь.
Эта встреча глаза в глаза одновременно берет нас обоих и кидает в общее прошлое. Теперь можно рассмотреть. Рома изменился, теперь Роман Николаевич ему подходит больше. Стал серьезней, как будто шире в плечах, складка между бровями появилась.
Во взгляде холод. Зря я пришла. Мы так с ним расстались, что он может и слушать меня не захочет, не то, что помочь.
– Привет, – я первой подаю голос. Хриплю и тут же откашливаюсь.
– Здравствуй.
Только здоровается, ждет от меня объяснений. Но не тут же…
– Мы можем поговорить?
– Особо желания нет.
Как приговор мне выносит. Я представляла нашу встречу разной. И такой тоже, естественно.
– Я быстро.
Кивает как-то неопределенно, идет в свой кабинет, но дверь не закрывает.
Смотрю на Машу, она так и изучает елку.
– Можно я Машу с вами ненадолго оставлю? – шепотом спрашиваю у секретаря. Та понимающе кивает в ответ.
Может, и лучше, что он не встретился с дочкой раньше.
Темный из дорогого дерева кабинет, стол… Гендиректор… Даже не знаю, чем занимается, но судя по всему профиль сменил.
Рома садится в кожаное черное кресло. С холодным и непроницаемым лицом встречает меня. Я прикрываю за собой дверь. Разговор интимный, не для посторонних.
Тут, если честно, пахнет сексом. Я и объяснить себе это никак не могу, просто знаю эти ощущения и его этот взгляд, вроде собранный, а в то же время расслабленный. Не хочется грузиться ничем.
– Зачем пришла?
Начать надо как-то, и я продумала, что скажу, а вот вижу его и тушуюсь.
– Как у тебя дела?
Пытаюсь быть приветливой.
– Если ты думала, что сдохну, то нет. Выкарабкался.
– Я так не думала.
Наши жизни уже никогда не пересекутся. Да и никто из нас не простит другого. Слишком шрамы от взаимных травм сильные. Как прокопанные рвы, изрешетившие душу.
– Ближе к делу, у меня мало времени.
А когда-то мы сходили друг по другу с ума и времени хватало на все. Все. Стоп. Довольно воспоминаний.
Крепко держу руку дочери.
– Я не могу! – Упираюсь, но они сильнее. Подталкивают меня к машине.
– Мы быстро, милая.
– Я мужа жду! Он придет сейчас!
– Так нет его, пока придет, ты вернешься.
– Помоги… – мне затыкают ладошкой. Открывают дверь в машину.
Я верчу головой, где все? Неужели никто не видит, никто не поможет? Кто-то тянет Машу в сторону и маленькая ручка - шух - и выскальзывает из моей ладони.
– Маматька…
Я пытаюсь выкрутиться, но они сильнее. Оборачиваюсь на плач дочери, но не видно ничего.
– Эй! – Кто-то окликает. Я сильнее дергаюсь, привлекаю внимание. – Девушка все в порядке.
– Нормально все, иди, куда шел.
Пока они отвлекаются, выкручиваюсь и кусаю того, кто затыкает мне рот, за палец.
– Любимый, это я.
Мужик рядом со мной выругивается.
– Вы че, мужики?! – Парень расталкивает их, – жену мою отпустите!
– Женя! – Тут вот только Ромы не хватает сейчас. – Что случилось?
– Да нормально все, обознались. – Подмигивают, отпускают меня и быстро в машину.
Я бросаюсь к Маше и беру ее на руки.
– Маматька…
– Все хорошо, детка. Мама тут.
За спиной хлопают двери машины, по звуку отъезжают.
Сильнее дочку прижимаю к себе, хочу успокоить, но меня колотит саму. Если бы не этот парень и не Рома…
– Роман Николаевич, они к девушке приставали. Помог. Вы как? – Парень наклоняется ко мне и рассматривает. Правильные черты лица, темные брови, милая улыбка вселяют уверенность, что опасность позади.
– Спасибо большое, – искренне благодарю.
– Ты их знаешь? Что они хотели от тебя? – Рома присаживается рядом на корточки и смотрит то на меня, на Машу.
– Нет, первый раз вижу. Они хотели куда-то меня увезти, чтобы дорогу показала.
– Какую дорогу?
– Это предлог был затащить меня в машину.
Выдыхает.
– Что за ребенок? – Кивает на Машу.
Я замираю. Облизываю губы.
– Мой... ребенок.
Рома распахивает глаза от неожиданности, но тут же снова надевает маску.
– А вы… знакомы? – Евгений переводит взгляд то на меня, то на Рому. Тот не отвечает, набирает в легкие воздух, смотрит на часы. Я молча киваю Жене.
– Есть, где спрятаться, что бы не нашли? – Рома требовательно спрашивает.
– В гостинице.
– К своим почему не поехала?
Я бросаю взгляд на Женю
и неопределенно пожимаю плечами, когда снова смотрю на Рому. Не для посторонних разговор.
– Черт. Ладно. Потом разберемся с этим. Садитесь в машину.
Занимаем заднее сидение, Рома сам - на пассажирское, парень, Евгений, водительское. Это не Ромина машина. Может, после того случая не ездит? Зачем водитель, если сам умеешь управлять автомобилем? Или поменял, а теперь ездит с водителем. Как много не знаю о нем сейчас. Ничего не знаю.
Маша притихает, звука не издает. Обнимает меня и вжимается так сильно, как может.
– Куда едем? – заводит двигатель водитель.
– Жень, мне через двадцать минут надо быть на Кропоткинской. Поэтому сначала отвезешь меня туда, потом их, – быстро оборачивается и кивает на нас, – ко мне домой. И проверь, чтобы двери все позакрывали там.
– Будет сделано, Роман Николаевич.
– Почему не сказала о ребенке? – Рома достает связку ключей и передает мне.
Я смотрю на выбритый затылок Евгения. Насколько при нем можно откровенничать.
– Это имеет значение?
– Раз спрашиваю, значит имеет. Сколько ей?
– Два года.
Вру. Маше три. Но вряд ли Рома разбирается в детях и определить на глаз точный возраст Маши. А значит и в расчетах, когда она родилась, ошибется.
Он смотрит то на меня, то на нее. Сравнивает нас. А если сейчас поймет все? Только бы не узнал…. Только бы не догадался, что это его дочка. Он не хотел ребенка. Радовался даже, что мы его потеряли.
Сейчас знает, что я замужем. Маше два года. Очевидно, что она родилась в этом браке.
Мы смотрим друг другу в глаза. Больно от того, что все это было в прошлом, но сейчас уже легче.
Рома легким движением кивает из стороны в сторону.
Да понимаю я все! А сейчас готова и гордость свою засунуть куда подальше, чтобы защитить нас с Машей.
По взгляду вижу, что помнит все. И, хоть и бросил меня тогда, но осадок так никуда и не делся. Я же сейчас, своим появлением, только взбаламутила все снова. Никто из нас не хотел бы возвращаться туда, но у меня нет выбора. Этот прессинг в мессенджере стал сильнее и активнее. Сегодня вообще чуть не похитили. Что будет завтра…
Я отвожу глаза на Машу, глажу ее по голове. Целую в макушку.
– Я так понимаю, что вы одни тут?
– Да, сегодня вернулись.
– Пока у меня побудешь, только тихо там сидишь, никуда не выходишь, не звонишь. Делаешь то, что я говорю. Если хоть шаг без моего ведома или за спиной, то все, до свидания.
Я киваю ему.
– Телефон свой дай.
Прикусываю язык в тот момент, когда чуть не начинаю спорить. Сказал же делать, что говорит.
Я достаю мобильный и протягиваю Роме.
Он что-то с ним делает, но пароль ввести не просит. Открывает окно, выбрасывает на ходу что-то и возвращает телефон.
– Сим-карту твою выкинул.
– Зачем?
– Чтобы не отследили тебя.
Дерзко.
– У меня вещи в гостинице остались.
– Потом Жене скажешь название и номер, съездит, заберет. Займешь комнату на первом этаже с двуспальной кроватью.
– На первом? Ты переехал?
– Пришлось. – Так говорит, что как будто из-за меня.
Едем дальше в тишине, пока не высаживаем Рому в какого-то бизнес-центра.
– Девушка, как вас зовут? – улыбается водитель, когда остаемся в машине одни.
– Варвара.
– Ммм, Варвара-краса…
Я натягиваю улыбку в ответ, то ли комплимент, то ли шутка, но не до флирта сейчас. Хочется скорее уже очутиться в безопасности.
– Евгений, а вы давно у Романа работаете?
Рома шумно открывает дверь в мою комнату, не стараясь не мешать.
– Спишь? – громко недовольно спрашивает.
Что уже опять не так?
– Нет, – тихо отвечаю, чтобы Машу не разбудить. – Выключи свет, пожалуйста, дочка спит.
Рома тут выключает, соглашается.
– Пойдем.
Этот тон и поведение первым делом вызывают неприятие. Что-то не так. Я не хочу говорить сейчас. И больше всего я волнуюсь, что это будет касаться дочери и того, что Рома спросит, кто отец. Запросто может меня отправить на улицу, а сам взять опеку.
Но не выйти будет хуже. Я поправляю на Маше одеяло и выхожу в гостиную.
Рома что-то себе размешивает в стакане и залпом выпивает.
– Иди наверх, - кивает мне на лестницу и ставит стакан на стол.
– Зачем? – тихо переспрашиваю и стою на месте.
– Затем! – Одним только взглядом показывает, кто тут все решает, и от кого я завишу. Идет на меня, но проходит мимо. А я улавливаю запах алкоголя.
Может, все же дело не в дочери? Про нее он ни слова не спросил. Но зол на что-то.
– Маша может проснуться и испугаться, если меня не будет рядом.
Делаю попытку объяснить, почему делаю не так, как он просит.
– Ладно, – разворачивается и идет к дивану. – Можно и тут. – Садится на диван. – Иди сюда.
Я шумно сглатываю, внутри все сжимается и это не желание близости. Его условием загнала себя в такие рамки, что самой страшно, какая прилетит ответка за прошлое.
Я иду к нему, но когда вижу, как расстегивает пряжку ремня и раскидывает руки в стороны от себя на спинку дивана, торможу в нескольких шагах от него.
– На колени опускайся. – Ловит мой взгляд, стягивает его так, что глаза не отвести. Медленно ведет по мне взглядом, молча указывает на пол перед ним.
Я глубоко вдыхаю и рвано выдыхаю. Успокоится не получается. Я никогда с ним это не делала. Оба знаем. И у него девушка, а я должна себя, кем чувствовать? Как он тогда говорил, проституткой?
Я так и стою на месте. Тут ни грамма чувств и страсти, что у нас была, тут одна сплошная темнота и буря ненависти.
Да, я согласилась бы на все… но, на самом деле, не на все.
– Зачем ты так со мной? Ты же не такой.
– Какой не такой? – Тут же меня перебивает. – Ты ни хера не знаешь, какой я. Все изменилось. А вот ты, кажется, не меняешься.
Он так и сидит на диване, давит темнотой своих глаз. Все, правда, сильно изменилось. Раньше я могла в глаза крикнуть, что он трус. Сейчас тысячу раз подумаю, делать ли так. Мне даже отвечать ему страшно, я тут вообще никакой ценности теперь не имею.
– Ну, чего стоим? Или теперь воротит?
– У тебя же девушка. Ты что ей изменять собрался?
Рома от неожиданности усмехается.
– Ты мне мораль почитать хочешь? – повышает голос. Черт. А у меня низ живота скручивает то ли от волнения, то ли от предвкушения. Я не могу. Точнее, могу. Но не хочу снова в это окунаться с ним. Я не могу, как он, заниматься этим просто так. Я снова буду думать об этом, снова чувства свои разворачивать и холить. Ерунду разную делать, чтобы быть с ним. А я не хочу этой болезненной любви. Рома резко поднимается. – Ты не за этим разве пришла?
– Нет. Мне… правда… нужна помощь.
– Что ты тогда искала в моем доме?
Я оборачиваюсь, на автомате ищу камеры, которые меня снимали.
– В комнате моей, что искала?
Черт.
– Я без вещей тут… Мне надо было дочку во что-то переодеть, я взяла одну из твоих футболок. – Выдыхаю. – Честно.
Между нами океан недоверия. И если я вижу там берег, пришла же к нему за помощью, то Рома нет. Как будто мы наше прошлое, по-разному пережили. Как будто ему хуже было, чем мне. Хотя он ничего обо мне не знает.
– Почему к родителям не поехала?
– Можно не будем об этом?
– Можно, но тогда завтра к десяти, чтобы тебя тут не было. – Там в глазах ни повода для запугивания. – Я не могу тебе помочь, пока не знаю всего. А ты ничего не рассказываешь, не делаешь то, что я говорю, – кивает на брюки, – ты зачем тут?
Поднимается и идет в сторону своей комнаты.
– Стой, – дергаюсь к нему, хватаю за ремень. Костяшками пальцев касаюсь, пусть и через рубашку, его тела. Как всю жизнь вздрагивала от таких касаний, так и сейчас ничего не меняется. – Я сделаю, что ты хочешь. – С обидой смотрю в глаза, хотя бы ради нашего прошлого, там было и хорошее, он мог бы вести себя не как конченый придурок, опускаюсь перед ним на колени.
Ненавижу…
– Уже не надо. – Спокойно отвечает, убирает руки от меня. Смотрит свысока. – Я перехотел.
– Я с ними не общаюсь уже несколько лет, для них я потеряла память и никого не помню.
– Охренеть… Ты саму себя превзошла во вранье. Я должен тебе верить после этого? – Я опускаю глаза. Не знаю, что сказать еще. – Это проверка была. Ты ее не прошла. Ни по одному из пунктов. Я не верю тебе. Мне надо, чтобы ты правду говорила и делала, как я говорю. Если я говорю на колени, значит, это должно быть на колени, а не как-то по-другому. Но ты снова делаешь так, как хочется тебе. Еще и багаж вранья очередного мне притянула. Мне этот гемор не нужен.
– Я не думала…
– Ты не думала… – перебивает меня. – Это ключевое. И дальше не думай, тупо делай то, что тебе говорят, и не делай, если не говорят.
– Я не обманываю сейчас. Я не знаю, кто мне это шлет и что они хотят. Ты же видел сегодня. Ты понимаешь, что у меня ребенок маленький? Я не могу ей рисковать.
– А взрослым ты можешь рисковать? Он сам как-нибудь выкарабкается, да?
– Нет, нельзя.
– Так, а чего ты тогда так делаешь?!
– Сейчас не делаю. Рома, пожалуйста, не выгоняй нас. Я не знаю, кто это и что хотят от меня. Помоги.
Сжимаю зубы. Больно себе делаю, чтобы заглушить обиду внутри. Мне тоже хочется ему высказать многое, но я не имею право. У меня один шанс из ста, что он не выгонит меня. И, возможно, только из-за дочки, я тут.
– У тебя не будет шанса на ошибку. Я предупредил. Вылетишь отсюда. Причем, одна. Дочку я тебе не дам подставить.
Рома внимательно рассматривает Машу. Но это просто нереально. Официально врачом подтверждено, что ребенка от Ромы я потеряла. И это не мои слова, а врача, и Рома как никто знает своего лучшего друга. Он бы не стал врать.
– Как тебя зовут? – знает же, но все равно делает вид, что нет.
– Мася.
– Маша? – Дочка кивает. – Я Рома.
– Ёма, пивет.
Рома усмехается.
Их встреча, это… У меня в жизни было две таких встречи. Когда я познакомилась с Ромой и когда впервые увидела дочку. Две встречи, перевернувшие круто мою жизнь. Сейчас их встреча, их улыбки, их переглядки.
Но я не уверена в нем. Надо ли ему это? Папа для галочки ей не нужен, такой у нее есть. Ей нужен такой, который будет любить всегда и сделает ее смыслом своей жизни.
– Не Ёма, а Рома. Ррррома. – Поправляет ее. – Хотя в твоём возрасте я тоже не все буквы выговаривал.
На лице у Ромы смешанные эмоции и как будто не лучшие воспоминания о чем-то. Когда мы познакомились, он хорошо все выговаривал. Да и вообще с дикцией у него не было проблем.
– В ее возрасте нормально не выговаривать все буквы. Некоторые дети “р” выговаривают только к шести годам. Логопед ей пока не нужен.
Рома в ответ только взгляд на меня поднимает.
“Я не спрашивал тебя”, - читаю там.
И возвращает на Машу. Та ковыряет ложкой кашу. Набирает и рассматривает, как масса стекает и плюхается назад на тарелку.
Рома складывает руки в замок, с полуулыбкой наблюдает за ней.
– Маш, не балуйся. Ешь. – Ставлю рядом с ней тарелку с джемом.
И так неудобно, что едим Ромины продукты, а Маша ещё и перебирает. И всем видом демонстрирует, что меня, как маму, можно не слушаться.
Кладу ей на кашу джем и перемешиваю.
– Ром, может ты хочешь тоже?
– Вкусная? – Рома же спрашивает у Маши ее мнение.
Нашел, у кого спрашивать… у нее в принципе только конфеты вкусные.
Та машет из стороны в сторону, Рома усмехается. Я не могу расслабиться. Если он сейчас поймет что-то, то с психу точно может меня выставить. Лучше сказать, когда все закончится.
Опускаю глаза.
С другой стороны ему ребенок не нужен был. Он даже рад был, когда узнал, что я потеряла его. Да и я не нужна была тогда. Он просто молча исчез, не попрощавшись нормально даже.
– Варь, – повышает голос, я дёргаюсь, отрываясь от мыслей.– Я говорю, буду кашу.
– Ааа… – задумалась, – сейчас.
Накладываю и ставлю перед ним тарелку.
– Беи зем, – Маруся толкает к нему тарелку с джемом.
– Так лучше? – Рома усмехается, Маша с полным ртом каши кивает ему.
– Кусненька…
Рома набирает джем и кладет в тарелку. Размешивает. Пробует.
Я мысленно скрещиваю пальцы. Может, ему соли мало? Или сладко слишком? Найдет же к чему придраться.
– Ммм… слушай, вкусненько.
Мысленно выдыхаю. Угодила.
– Ты чего не ешь? – Рома уже без улыбки спрашивает у меня.
– Я… потом.
– Я поела, маматька, – Маруся и половину этой каши не съела, выбирается из-за стола. Я помогаю ей слезть с высокого стула. – А мозно кофетку?
Округляет свои голубые глазки-океаны и ждет.
Неудобно это все решать перед Ромой, но дочка ждет.
– Маш, нет конфет.
– Хотю…
– Маш, мы потом с тобой в магазин сходим и купим конфеты. Хорошо?
– Узе подем?
– Мама уберет все и пойдем.
Маша что-то там себе придумывает и убегает в нашу комнату.
– Сядь, – Рома кивает на стул, где только что сидела Маша. Я скоро дергаться начну от его этого тона. И быстрой смены. С Машей он говорил вообще по-другому. С ней шутил, как будто в нем проявлялся тот Рома, которого я когда-то знала и любила. Значит, все же в нем это есть. Вся его холодность и негатив лично в мой адрес. – Помнишь наш вчерашний разговор?
– Да.
– Остаешься?
– Да.
– Тогда выходить из дома одной нельзя.
– Ммм… а во двор, играть?
– Во двор можно, но за пределы территории нет. Естественно, никому не открывать и никого не впускать.
– Вообще никого или общих знакомых можно?
– Общие знакомые – понятие растяжимое. Без договоренности ко мне никто не приедет, поэтому никого не впускать. И не надо пытаться меня обманывать.
– Я поняла. Хорошо. – Сглатываю шумно. – Мне надо в магазин. У тебя продуктов совсем нет, а нам есть что-то надо. Заказывать, я так понимаю, тоже ничего нельзя?
– Составишь список, что надо. Подробный, конкретно сколько штук, килограмм и так далее. Мне пришлешь. Евгений привезет.
– Ты выкинул мою сим-карту. Как мне тебе написать?
– Ладно, тогда сейчас пиши список. Я отправлю Евгения. С телефоном позже решу.
– А водителю можно открывать?
– Я сам ему открою.
Сам? Ладно.
– А мне тебе деньги отдать или ему?
– Какие деньги? – смотрит на меня, не понимая.
– За продукты.
– Водителю ничего отдавать не надо.
– Хорошо… А я… мы надолго у тебя?
Пожимает плечами.
– Смотря как будешь себя вести. Можешь и к вечеру уже уехать. Условия я тебе сказал.
Доедает кашу и убирает тарелку в раковину. Моет сам.
Наконец я тоже расслабляюсь. Беру Машину ложку и доедаю за ней кашу. С джемом и правда неплохо.
– Чтобы мне с этим разобраться, – Рома становится за моей спиной, упирается руками в столешницу и наклоняется ко мне, – мне никто не должен мешать и тем более что-либо скрывать. Это самое важное. – Шепчет на ухо, чтобы никто не слышал.
Тело передергивает, распуская мурашки по коже. Я хочу ответить, но только кивнуть могу. Зачем так близко-то?
– У тебя пупырышки на коже, – боковым зрением понимаю, что рассматривает мою шею.
Растираю ладошкой кожу, но молчу. Ничего не говорю. Даже думать об этом не хочу.
– Мама… – в кухню забегает Маша и Рома тут же отстраняется от меня. Я оборачиваюсь на дочку и закатываю глаза. Рома тоже усмехается.
Маша… блин. Она так старалась скорее одеться, что надела куртку сразу на пижаму. С шапкой в руке красотка готова выйти на прогулку.
– Ты будешь ужинать? Мы там…
– Нет, я поел, – не дает договорить и перебивает. – Еще что-то?
Застываю от неожиданного ответа. Я вроде ничего плохого и не сделала. Что он сказал, выполняла.
– Если захочешь, я оставила на плите.
– Хорошо, – кивает, отворачивается. Что-то перебирает. Я не ухожу, ищу момент, чтобы спросить о елке. – Что? – снова поднимает на меня глаза.
Выдыхаю. Уже догадываюсь, что скажет “нет”… не то настроение у него, и дело может и не во мне, но все же...
– Рома, а ты не ставишь на Новый год елку?
– Нет.
– А можно…
– Нельзя. Ты тут временно и не надо свои правила устанавливать.
Сжимаю губы, молча выдыхаю и выхожу.
Свои правила… С каких пор это елка стала моими правилами? Где вообще эти правила прописаны? Меня с уставом никто не ознакомил.
Понятно.
Не говорю, конечно, но взглядом показываю.
Ромашка сидит на окне в гостиной, дует на стекло и рисует елку пальчиком. Так, мы можем купить втихаря от Ромы небольшую елку и поставить у себя в комнате. Сантиметров на пятьдесят. И гирлянду небольшую закажу. Думаю, на это его можно будет уговорить.
– Маш, пойдем в комнату, – зову ее.
– Мамацька исё цють-цють на огонёцьки посмотим.
Ей же много не надо. Гирлянда в соседнем доме видна только с торца крыши, но, глядя на Машу и ее искренний восторг, тоже улыбаюсь.
– А Дед Моез нам ёку пивизет?
Дед Мороз не в духе.
– Давай мы в комнате у нас поставим небольшую елочку?
– Я хатю башую. Тогда много кафетак Санта пинесет.
– Он и под маленькую много принесет. Ему главное, чтобы была.
Я уже жалею, что сама сказала, что тут дед Мороз приносит подарки под елку. Вернулись бы к легенде с сапожками. Положила бы туда подарок.
Нет, Варвара решила приобщить ребенка к местной культуре. Дед Мороз, подарки под елку, Новый год.
Я сажусь в кресло, стоящее в тени, достаю телефон. Буду искать елку. Сложность только в том, как незаметно ее пронести в дом, если мне и выходить нельзя.
Рома выходит из кабинета, наливает себе на кухне воду. Еду мою не ест. Может, правда, не голоден, а может, принципиально.
У нас обоюдные претензии друг к другу, и пока они просто глубоко зарыты. Но когда-то может и прорвать. Я научилась сдерживаться и первой точно ничего не начну. Мне нужна защита сейчас.
Рома возвращается к себе, но на полпути тормозит, смотрит на Машу и идет к ней. Я гашу экран, чтобы не светиться. Включаю камеру.
– Что там смотришь? – Рома наклоняется к Маше.
– Огонётьки. Такии касивые. Ёма, а давай тозе кьютим?
– Включить гирляндку? – переспрашивает у нее. Маша кивает в ответ. – У меня нет, Ромашка.
Сердце ёкает, когда он так ее называет.
Я много раз представляла каким бы он был отцом. Наверное, хорошим, если бы хотел ребенка. Или не очень, потому что с такого папаши, как у него, какой можно пример взять?
Рома присаживается на край подоконника и смотрит с Машей в окно .
– А давай я Санту попошу, он тебе аганёцьки подаит. А ты их кьютишь.
Рома усмехается.
– У нас тут не Санта, а дед Мороз.
– Я знаю, мама говоит, что ёку ставить незя, а без нее Моёз не пинесет кофетки и огонёцьки. А Санта кинет в тубу.
Рома снова улыбается, прикусывает губу.
– Ладно, куплю тебе елку.
– Уя!
Маша на эмоциях поднимается на коленки и обнимает Рому. Он неловко приобнимает ее одной рукой. Держит, чтобы не упала.
– Ёма, – отстраняется, – тока бофую. – Рома закатывает в ответ глаза.
У меня скручивает внутри от того, какие они. Все накопленное напряжение за годы сбрасывается. Я не могу оставить слезы. Все могло быть по-другому. Мы могли бы и не расставаться.
Если бы не я.
И не он.
Если бы мы поискали другой выход.
Хотя кому я вру? Не было бы по-другому. На одной страсти далеко не уедешь. Она все равно когда-то пошла бы на спад. Как сейчас.
Обнажились бы ценности и цели. А они, как оказалось, разные.
Я выключаю камеру, поднимаюсь и ухожу в комнату.
Мне тупо хочется спрятаться ото всех и прореветься. Прошлого не изменить, поступки не исправить, чувства не вернуть...
– Варя, – шаги в мою сторону. Я быстро открываю полку комода, вытираю слезы, копаюсь в вещах, имитирую занятость. – Слышишь? – Рома появляется в дверях.
– Да, – киваю, но на него не смотрю.
– Ладно, я куплю ей елку.
Я прикрываю глаза и улыбаюсь сама себе. Я знала, что он не такой уж плохой, как хочет казаться.
– Спасибо, украдкой смотрю и снова утыкаюсь в вещи.
Смотрит на меня, видел же, что плакала. Только бы не подумал, что из-за елки или из-за него, спасает только звонок его мобильного. Рома смотрит на экран, но не спешит отвечать. Сначала отходит от моей комнаты, но я-то слышу в коридоре его:
– Привет, Юль.
Юля значит…
Время лечит, это про меня. Уже болит гораздо меньше. И он, молодец, что не зацикливается и встречается с тем, с кем ему хорошо. И даже поэтому я не уверена, что стоит лезть со своей правдой. Это снова перевернет наши жизни. А кому из нас это сейчас надо? Все, что хочу я, – это помощи сейчас и защиты. Дальше я справлюсь сама, как и все эти годы.
У меня есть дочка. Есть ради кого жить и есть с кем быть счастливой.
Сегодня на завтрак готовлю омлет. Опять делаю на троих. К ужину он не прикоснулся. В любом случае не пропадет. Просто буду готовить меньше.
Зато когда Рома появляется на кухне в одной футболке и боксерах, я прихожу в легкое бешенство. Благо, замечаю его раньше, чем Ромашка и преграждаю ему путь, разворачиваясь к Маше лицом, к Роме спиной.
– Что? – слышу за спиной.
– Кушай, Маш, – улыбаюсь дочке и разворачиваюсь к Роме уже с противоположным по эмоциям выражением лица. – Ты не мог бы, – опускаю глаза вниз, до этих самых боксеров, потом опять взгляд вверх, – одеться?
Но Машин всхлип перетягивает внимание Ромы на себя.
– Эй, Ромашка, – Рома присаживается перед ней на колени.
Маша надувает губы и, чтобы не довести до истерики, иду скорее к ним.
Ну, как его обвинять… Я виновата, надо было напомнить.
– Малыш, – присаживаюсь тоже рядом. Маша выпирает нижнюю губу и часто шмыгает носом. – Для нее это не просто трагедия. катастрофа вселенского масштаба. – Маш, у Деда Мороза сегодня не получилось, он завтра обязательно передаст елочку Роме.
– Бл*, твою мать.
– Рома, тут ребенок, подбирай слова.
– Я забыл, – произносит одними губами.
– Завтра не забудь, пожалуйста, забрать. Раз пообещал, – пожимаю плечами.
– Так, – поднимается и смотрит на часы. – До скольки у нас дед Мороз работает?
– Она подождет, Ром, не надо.
– Маш, поедем за елкой?
Слезы высыхают мгновенно. Маша распахивает глазищи, растрепанные светлые волосики убирает с лица.
– Да!
Лиса. А он и ведется.
– Иди, одевайся, – кивает ей на комнату.
Машку сметает ветром. И от грусти ни следа уже.
– Не обязательно сегодня ехать, просто ты пообещал, она ждала целый день.
– Твою мать, я заколебался за день. Про эту елку и не думал вообще. – Растирает лицо, глаза, массирует затылок.
– Давай выберем в интернете, пусть привезут.
– Мой косяк, мне исправлять, – произносит это спокойно и замирает. Смотрим друг на друга. В нашем случае это более, чем двусмысленно звучит.
Я сдаюсь и отвожу взгляд первой. Он будто такой как был раньше. Сейчас только для меня он играет роль, а так, в жизни и в своих убеждениях, он не изменился.
Рома идет на кухню, открывает первую попавшуюся кастрюлю, вилкой прямо оттуда ест макароны, обмакивая в подливу рядом.
– Давай я положу, поешь.
– Некогда, иди, одевайся, поедем за вашей елкой, – бурчит недовольно.
– Мы быстро.
Недоволен, но ест. Уже прогресс.
Маша надевает джинсы, нежно-розовый свитер, у меня такие же. Когда, если не сейчас одеваться в семейный лук.
Выходим в гостиную, Ромы нигде нет.
Маша, не спрашивая разрешения, идет к Роме в комнату и заглядывает.
– Ёма, я готова! – заявляет по деловому.
– Здорово. Классные джинсы у тебя.
– Как у мамы.
Рома отвечает ей тише, не могу разобрать, хоть и интересно.
– А мы прям к Деду Моёзу поедем?
– Нет, к снеговикам. Они елками торгуют.
У него неплохо получается с ней ладить. Хотя и у Эда неплохо получалось. Но с Ромой им и раскачки не надо. Они словно уже на одной волне. И плохо, наверное, что привязываются друг к другу.
– Я сейчас, Маш. Иди к маме.
– Я тебя подофду.
Мне остается только догадываться, как он там переодевается при ней со своей физиологией.
– Все, я готов, идем, – Рома за руку с Машей спускается по лестнице со второго этажа. Рома тоже в джинсах, спортивной худи. Ему идет, как и всегда. Ну вот почему он красивый такой? Зачем это все? Нельзя было просто надеть балахон…
Нам зачем сейчас привлекать внимание? Не хватало еще встретить кого-то. Тьфу-тьфу-тьфу.
Рома быстро накидывает куртку. Снимает заодно Машину и подает ей. А она разворачивается к нему спиной и как леди подставляет руки, чтобы помог надеть.
Я поджимаю губы, чтобы не рассмеяться над ними. Он что, не видит, что им манипулируют? Причем, она ж не знает науки никакой, у нее это само как-то получается, по- деловому.
Рома улыбается сам себе, но идет у нее на поводу – помогает одевать курточку.
Мы идем из дома в гараж. Рома открывает заднюю дверь Маше.
– Ты где сядешь? – кивает мне.
– С Машей сяду.
– Точно?
– Да.
Вычеркнуть то, что мы знаем о проблемах друг друга тоже нельзя. Но я со своей справилась. Он, даже не знаю…
Когда-то меня укачивало от поездок на заднем сидении, но когда психолог раскопала причину в моем детстве, я смогла избавиться от этой проблемы.
Выезжаем из нашего грустного двора в сторону города. Вроде тут все аккуратно, в снегу, но праздника не хватает. И, если бы его ни у кого не было, это одно… а так, за воротами нашего двора, начинается настоящая сказка. Соседний дом украшен белыми и синими огнями. Как царство снежной королевы. Следующий, наоборот – разноцветными гирляндами завешен весь дом по контуру, огни отражаются на поверхности снега и в окнах, кажется что их в два раза больше. Маруся, как завороженная на это все смотрит. Так непосредственно радуется каждому моменту. Не думает о прошлом, не думает о том, что будет завтра. У нее есть только сейчас. И в нем она или плачет, или радуется, или узнает что-то новое.
Рома трет пальцами переносицу. Устал, а тут Маша еще с этой елкой.
Я поднимаю руки, чтобы сделать ему массаж, но на полпути торможу. Это будет выглядеть странно. И не правильно. И я не хочу, чтобы мне на это еще и указали.
Рома так ничего и не рассказал по поводу меня. Что узнал, если узнавал, конечно, что-то. Я сама не лезу, доверяю. Когда надо будет, расскажет.
– Ёма, – Маша просовывает свою мордочку между сидений, – а у тебя песийки есть? – выразительно смотрит на него.
– Пёсики? – переспрашивает ее, на секунду оборачивается на нее и снова на дорогу. Погода еще такая. Снег опять пошел и метель. Машины постоянно встречные с ближним светом. Не лучшее, конечно, время для поездки.
– Песенки, – поправляю.
– Песенки есть, – усмехается Маше и включает радио. – Тебе что включить?
– Цаица. – Я улыбаюсь и прикрываю рот рукой, чтобы не рассмеяться. Наслушалась уже и запомнила. Теперь мне это выльется.
– Ммм? Это что, Маш?
– Ну, Цаиця! – Старательно выговаривает, но все равно ничего не понятно.
– Я не понимаю, Маш. Что это?
– Ну, цяиця, – Маша уже руками себе помогает, чтобы он понял.
– Варь, что это за хр… – откашливается, – короче, что это?
– Царица.
Сознание не теряю и удар в сиденье. На пару секунд теряю ориентацию, но быстро прихожу в себя, когда слышу крик дочери.
– Твою мать, – Рома снова ругается, но сейчас не до того, чтобы делать замечание. Удара не было… Мы остановились и, кажется, не врезались.
– Тшш, – раскрываю глаза. – Сильно ударилась? – Маша выехала вперед, и хорошо, что вообще не вылетела в лобовое стекло. Рома перетягивает ее к себе на колени.
Маша с выпученными глаза сидит и испуганно смотрит на всех.
– Маш, ты как? – Осматриваю ее из-за заднего сидения. Та кивает только в ответ. – Рома, а ты?
– Варя, блин… Песни они поют! Почему не пристегнулись?!
– Я с тобой вообще никогда не пристегивалась.
– Не пристегивалась она… так пристегивайся! Чуть ребенка не…
…потеряли?
Я шумно сглатываю.
Второй раз пережить это было бы слишком. Но Рома затронул уже это внутри. Дернул натянутую ниточку. Я сама начинаю часто дышать и моргать, чтобы прогнать слезы, но они выступают. Сами. Шмыгаю носом.
– Все хорошо, Варь, успокойся. Лось выскочил на дорогу.
– Йось? – переспрашивает Маша.
– Ага, если бы мы в него врезались, было бы хуже. Твой лоб как? – Рома растирает лоб у Маши ладошкой.
– Боит, – выдыхает та.
– Шишка будет, подожди, найду что-нибудь. – Рома наклоняется к бардачку и шарит там. Я замираю. Очередное дежавю, сейчас как достанет оттуда “игрушку”... Но Рома достает повербанк. Я внутренне выдыхаю. – Держи вот так, – прикладывает Маше ко лбу.
– Спасибо, Ёма.
– Давай, лечись, Ромашка.
Рома открывает дверь, выбирается с Машей на руках на улицу и передает мне через заднюю дверь.
– Может, врачу ее покажем? Она лбом врезалась в меня.
– Ни надо вьячу, мамоцька, мне не боит узе.
Трусиха. Я осматриваю ее сама, правда, вроде ничего страшного.
– Давайте назад вернемся? – предлагаю я, настроения нет уже искать елки. – Дед Мороз завтра елку передаст. Или доставкой отправит.
– Я сегодня хотю. Мне ничё ни боит. Вот, смотъи, – возвращает Роме гаджет и разводит руки в стороны. Тот усмехается и на меня смотрит.
– Домой, – тихо настаиваю я.
– Значит… едем за ёлкой, – улыбается Маше. – Пристегнись только, Ромашка.
Слезы опять высыхают мгновенно.
Дура я. Надо было самой заказать елку или днем договориться с Ромой, чтобы не было этого всего бедлама ночью.
– Ёма, а песенку кючишь?
Маша снова берет на себя роль Царицы-повелительницы.
Наблюдаю за Ромой, как выезжает аккуратно из сугроба и набирает скорость. Выдыхает и улыбается в пустоту.
– Все пристегнулись?
– Да.
Рома включает нам детские песни о зиме. Едем теперь в город медленно и под “Кабы не было зимы…”.
****
Давно уже не ходила по магазинам. Неожиданно даже, что все украшено к Новому году. Last Christmas на каждом шагу. Возле кофейни пахнет какао с корицей и яблочным штруделем.
Держу Машу за руку, чтобы не потерялась и снова куда-нибудь не врезалась.
Первым делом Рома покупает автокресло. Даже не обсуждает это, только Маше предлагает посидеть и выбрать удобное. Закатываю глаза и выдыхаю, когда он покупает с подлокотниками, подстаканником, поворотной базой, дополнительной регулировкой от боковых ударов, регулировкой наклона спинки. Трон, не меньше.
Потом выбираем елку. Тут Рома тоже Маше все карты в руки дает. Она не просто их смотрит. Каждую трогает и отдергивает руку, когда колется. В некоторые носом утыкается и нюхает, хоть они и искусственные. Под некоторые заглядывает и сразу ищет подарки.
Рома отвлекается и говорит с кем-то по телефону.
Он, конечно, молодец. Привез нас в какой-то елочный бутик, где елка по цене крыла боинга. Красивые, конечно, но зачем так дорого-то?
Мари почувствовала золотую жилу в лице Ромы и нескромно выбирает самую высокую и пушистую. Мне сначала даже кажется, что нули перепутали с шарами. Ради нескольких дней в году покупать такую елку за черт знает сколько?
– Маш, она в машину не влезет. Может, поменьше что-нибудь?
Я пытаюсь ее подготовить к тому, что Рома такую не купит.
– Хотю эту! Моёз мога-мога подаков пинисет.
Моя Ромашка жила бы, наверное, тут. И спала бы под елкой.
В конце концов, Бергман ее сюда позвал, пусть сам и разруливает это.
Маша отпускает меня и идет к Роме. Я поднимаюсь и наблюдаю за ними со стороны. Рома не замечает ее, разговаривает с кем-то, улыбается. Милый, загадочный где-то. С девушкой, наверное. Интересно даже, как он ей объясняет то, что гуляет с “чужим” ребенком и его мамой и покупает им елку. И как вообще он объясняет то, что у него в доме живет бывшая девушка с ребенком. Или она так ему доверяет? Или он вообще не рассказывает об этом? Или я “двоюродная сестра”?
Наблюдаю за ними со стороны, как Маша берет Рому за руку и тянет за собой. Рома опешивает от неожиданности, даже говорить по телефону прекращает, но руку не выдергивает. Заканчивает разговор и идет с Машей, присаживается возле одной из елок. Морщит брови, вслушивается в то, что она говорит, тут навык понимания нужен, конечно. Я поднимаю телефон и фотографию их.
Но Маша находит другой способ и указывает пальчиком на ту елку, которую выбрала. Продавщица воркует перед Ромой. Еще бы. Все всегда вокруг него крутились.
Рома как и я смотрит на ценник, вытягивает губы трубочкой. Я не вмешиваюсь, пусть сам разбирается, раз наобещал и сказал выбирай любую.
Плюсом Маша еще выпрашивает набор шаров, несколько гирлянд.
– Ром, – подхожу к нему со спины и шепчу на ухо, – не надо ей скупать все, что она хочет. Достаточно елки в два раза меньше и коробки шаров, – Мне неудобно, что ему приходится тратиться на ее хотелки.
– Тебе не нравится?
– Нравится, но…
– Ну и пусть она порадуется, раз так хочет.
Открыто смотрит в глаза, там какая-то грустинка в них. Или… показалось. Только усталость.
Катюша бежит ко мне, я присаживаюсь и ловлю ее в объятия.
– Привет, красотка, – обнимаю, а сама осматриваюсь. Встретиться с братом тут я не планировала и… вижу его жену.
– Рома, привет, – она и рада его видеть и сдерживает эмоции. Из-за брата они тоже перестали общаться.
– Привет, Онеж, – отвечает Рома. – Ты одна тут?
– А… – смотрит на меня, – да, мы с Катей подарки выбираем. Егор на работе еще. Варь, а ты в городе давно? Я не знала. – А потом жмурится, мотая головой. – Ты помнишь меня, Варь?
Если бы можно было сгореть со стыда, то я бы уже пылала. В аду.
– Да, привет, Онеж, – делаю шаг к ней и обнимаю. – Никогда не забывала, – шепчу ей, сдерживая слезы, но они снова против воли предают меня. Выставляют напоказ мою слабость.
Знаю, всех коснулось то, что случилось три года назад. Мы расстались все не очень хорошо. Я обманула их, но иначе сгорела бы со стыда еще тогда.
– Ты как, Варь? – у нее в глазах тоже слезы.
– Все нормально… Мы не вместе, если ты хочешь об этом спросить, – шепчу ей.
Онежа отстраняется, смотрит на меня. Замечает Машу, что стоит рядом с полными руками игрушек. И с Маши переводит взгляд на Рому, потом на меня. Черт. Она, догадается, если уже не догадалась. Если присмотреться и задаться целью, найти черты, схожие с Ромой, не сложно.
Я еле заметно качаю головой из стороны в сторону. Не надо задавать этот вопрос.
– Привет, тебя как зовут? – Онежа наклоняется к Маше и улыбается.
– Мася, – Онежа умеет к себе располагать, дети ее любят. Причем, сразу.
– Я Онежа, а это Катя.
– Мам, она такая маленькая, как Ванька наш.
Катерина так сразу даже без особых знаний определяет возраст Маши.
– Может, сходим в кафе? – предлагает Онежа. Егор нас только через час заберет.
Я смотрю на Рому, он тут решает все.
– Я только за, голодный с елками этими вашими.
Я поджимаю губы и улыбаюсь Онеже. Неожиданно даже, что она рада меня видеть и не ушла, не сделала вид, что забыла. Я скучала по ней, скучала по Кате и по своей семье.
Детей отводим пока на игровую площадку, сами занимаем столик и заказываем нам несколько пицц и коктейлей.
– Я так рада вас встретить, правда, – Онежа улыбается нам, открыто, искренне. – И так неожиданно. Варь, я не знала, что ты вернулась.
Переглядываюсь с Ромой. Ему тоже ничего не рассказывала.
– Я недавно вернулась, мм… – втягиваю воздух между зубов, – я и врать не хочу, но и пугать тоже. Потому что Онежу с Катей мне тоже присылали. – У меня тут дела, я спонтанно приехала.
– Варь, а ты не хочешь к маме съездить, с Егором встретиться? И ты, Ромка, тоже? Может, помиритесь уже?
– Я с ним не ссорился.
– Упрямые такие, – переводит все в шутку Онежа и смотрит на меня.
– Я… мне стыдно перед ними. Они не знают, но я слышала их разговор в больнице. Им стыдно за меня, я их подвела.
Я смотрю на Онежу, но чувствую на себе взгляд Ромы.
Его я тоже тогда слышала… Все это вместе так сложилось, что лучшим выходом было уехать.
– Да ладно, столько лет прошло, все уже забыли. Поговорили и забыли.
Я смотрю на Рому. Во-первых, без его разрешения не могу, во-вторых, опять же всплыть все может.
– Я не уверена.
– Наши пиццы готовы, пойду заберу.
– Варь, ты же потеряла ребенка? – Онежа наклоняется ко мне и шепчет.
– Да. Это Эда.
– Маша твоя, конечно на тебя похожа, но улыбается, как Рома. Нижняя часть лица его.
Онежа, блин. Смотрим друг другу в глаза. Я сдаюсь первой и опускаю взгляд в стол.
– Как, Варь? Ты же потеряла ребенка? Или соврала? Или врачи ошиблись?
– Я потеряла ребенка, но у меня была двойня.
– Да ладно?!
– Второй ребенок остался жив. – Онежа моргает и смотрит на меня.
– Такого не бывает. А почему ты Роме не рассказала?
– А почему ты брату не рассказала? – парирую в ответ. Она тоже не без греха. – Варь… Ты же знаешь как потом получается… Надо…
– Онеж, тут другое. У меня проблемы. Я попросила Рому помочь, потому что только он может.
– Это неправильно.
– Ты не знаешь, что он, – киваю туда, куда ушел Рома, – мне говорил, когда я забеременела.
– Значит, Маша…
– Дочка Эда.
– Это неправильно.
– Я не могла по-другому, я была в чужой стране, одна, беременна, там… И у меня еще сложная беременность была. Потом реабилитация…
Замечаю, как Рома идет в нашу сторону и предупреждаю Онежу, что заберу детей. Прыгалки это конечно классно, но девчонки тут же ведутся на пиццу и идут со мной.
Онежа и Роме что-то говорит, надеюсь, не о Маше. Хотя… уверена в ней. Скорее, это касается моего брата, из-за меня и событий трехлетней давности мы все не общаемся.
Перекусываем, дети уплетают по несколько кусков, запивают коктейлем, Рома и один доесть не успевает, отвечает на звонок и уходит от нас.
– Так, Варь, я не поняла. Вы не вместе, но выбираете елку.
– У него девушка. Просто так получилось, что я остановилась у него. Маша попросила елку.
– Девушка? И ты живешь у него? И он не знает, что Маша…?
– Да.
– И как его девушка с таким соседством, как ты согласилась?
Я пожимаю плечами, наблюдаю за Ромой. Он разговаривает с кем-то по телефону. Улыбается, объясняет что-то. И явно это не партнер по бизнесу.
– Я не знаю, она уехала. Мы как брат и сестра живем.
– Прости, – она усмехается и мажет по Роме взглядом, – это сложно представить.
– Все нормально и все в прошлом. Да, тогда было хорошо, у меня теплые и классные воспоминания, но я хочу, чтобы ему было хорошо сейчас. Если ему хорошо с другой девушкой, значит, я не буду лезть и манипулировать ребенком.
– Как так получилось у вас…
– Любое общение, даже самое теплое и казалось бы непоколебимое может рухнуть. Ничего нет вечного.
Мы перешептываемся, чтобы Катя особо не слушала. Большая уже.
Рома
– Ёма, Ема, – кто-то будит шепотом на ухо. Жмурюсь, открываю глаза и и вижу гуся вчерашнего. Смотрит прямо на меня.
Дергаюсь от неожиданности, замечаю рядом с игрушкой Машу. Кивком спрашиваю, что хочет.
– Ёма, пошъи ечоку стаить.
– Маму позови, Ромашка, – не заметить эту огромную улыбающуюся ромашку на ее пижаме невозможно.
– Мама сьпит.
– Ах, мама спит…, – усмехаюсь в ответ. Капец. – Я тоже сплю.
– Ты не спишь, ты говоишь.
– Потому что ты меня разбудила, вот я и говорю. Иди маму разбуди и с ней украшайте елку.
– Мама поснется, увидит ёичку и уыбнется.
Маша поднимает маленькие плечики так высоко, что они прижимаются к щечкам. И улыбается открыто во весь рот. Так у нее все естественно, не наиграно, без обид и подтекста.
– Идем?
– Ну, пошли, – сдаюсь перед этой красотой. – Подашь мне штаны? – киваю на кресло.
Маша четко кивает головой и бежит за одеждой. Не будем смущать ее физиологией мужской по утрам.
Она ждет меня, прижимает к себе гуся, лапы которого тянутся по полу. В моем детстве игрушек не было. Вернее это было до смешного грустно. Отец считал, что я уже слишком взрослый для игрушек. В доме их держать запрещалось. При том, что денег было столько, что отец мог купить мне игрушечный магазин.
Игрушки, которые все-таки у меня были, я прятал. Играл по ночам или просил друзей приносить в школу.
Маша босыми ногами спускается по лестнице.
– Иди, включай свет, – отправляю ее к выключателю. Сам заворачиваю в их комнату. Правда спит или притворяется?
Проверяю Варю. Спит. Без десяти семь утра.
Капец, называется выспался в субботу.
Раскрываю рот, чтобы разбудить, но вместо слов закрываю дверь. Неосознанно это происходит, интуитивно. Я по сути никогда сам елку не украшал, не ставил ее. Они у нас тоже были запрещены, как какая-то мишура ненужная. Я не привык это делать. Даже не знаю, как надо.
Распаковываем с Машей елку, ставим на подставку. Распушаю ветки.
– Бошая… какая, – Маша рассматривает елку с открытым ртом. – Тута кофетки, – указательным пальцем перечисляет свои желания, – сюда зайку, кояску, тапоцьки розовые с пуфком, сумоцьку, мифку.
С таким деловым видом, чтобы обязательно все ее хотелки под елку уместились.
– Хочешь конфетку?
– Хотю. Дай. Тока маме не говои, – шепчет мне и машет головой из стороны в сторону.
На полке где-то была коробочка, которую нахожу, распаковываю и открываю перед Машей.
Ромашка тут же берет конфету и сразу в рот. Прыткая девчушка. Жует, довольно облизывая губы. Я не особо люблю сладкое, но она так вкусно ест, что я тоже закидываю в рот одну. Маша вытирает шоколадную руку о себя, оставляя на пижаме коричневый след.
Мария достает коробки с шарами. П****ц, сколько мы их купили. Я после Нового года Маше это все подарю. Мне зачем это все?!
– Какой касивый… – она смотрит на переливающийся золотом шар, как на бриллиант. Может, надо не украшения дарить, а новогодние шары?
Усмехаюсь про себя.
Маша цепляет на нижние ветки шары. Я не вмешиваюсь. Пусть делает, как ей нравится. Хоть все шары на одну ветку пусть весит.
Дзинь!
По комнате эхом разлетается звон разбитого шарика.
В комнате повисает тишина, Маша смотрит на разбитый шар.
– Тою маааать…, – выдает Маша, и я сначала опешиваю от ее выражения, а потом начинаю смеяться.
– Дай пять, – подставляю ладошку Маше. Она смотрит испуганно, не понимает. – Поднимай ладошку, – слушается, – и бей по моей.
Маша как залепит.
– Моя девочка, отличный удар, – подмигиваю ей. – Давай сюда, на диван, надо тут убрать все, – поднимаю Машу и сажу на диван.
– Маме тока ни говои, – вытягивает трубочкой свои шоколадные губы и преданно смотрит в глаза.
– Что маме не говорить? – оборачиваемся синхронно с Машей на голос Вари.
– Твою мать, – у Вари такого взгляда разъяренного не было, даже когда она ко мне в офис пришла.
Я поджимаю губы, сдерживая смех.
– Ты с ума сошел?! – Варя подходит и пробует Машины ноги. – У нее ноги ледяные. Она заболеть может.
– И? Я тоже босиком, – поднимаю ногу и показываю голую ступню. – Нормально тут.
– Нормально тебе… Только о себе думаешь. – Ты зачем ее конфетами накормил с утра? Она теперь есть ничего не будет, аллергия может начаться. – Варя с влажными салфетками вытирает Маше щеки. – Ты не знаешь, что нельзя сладкое на голодный желудок?
– Не знаю. Я тоже съел конфету, ничего, все норм.
– Вредно для здоровья есть сладкое до нормальной пищи.
– Можно подумать от одной конфеты столько вреда?
– Маш, ты не могла меня подождать? – Варя оттирает грязное пятно на пижаме. – Зачем полезла в шары эти?!
Маша растерянная стоит. Мама ругает, а я вроде разрешил.
– Да ладно, подумаешь, шарик разбили. Там их много.
Поднимаюсь, собираю крупные осколки.
– Маша, нельзя есть одни конфеты, я тебе уже говорила. Поела кашу, потом можно и конфетку, а не одни конфеты на завтрак, обед и ужин.
Я оборачиваюсь к Маше и, пока Варя не видит, киваю на шкаф и подмигиваю. У нас там еще осталась заначка.
– Бл***!
Вырывается само, когда чувствую резкий укол в палец.
– Рома! Тут ребенок! – Варя оборачивается ко мне, смотрит на руку.
– Черт! Маша, сиди там. – Варя оставляет ребенка и ко мне.
Поднимаюсь. Я за годы уже выработал привычку не смотреть. Но, блин, не представлять то, что сейчас вся кровь из меня вытечет, сложно. И картинки из прошлого вырываются как лава из вулкана .
– Давай мне. – Забери осколки и тянет мою руку к себе.
Теплые губы касаются места пореза. Языком проводит по коже. Капец как это выглядит. Я уже и не думал, что когда-то вот так близко окажется рядом.
– Ты вампир, что ли?
Пытаюсь шутить, чтобы отвлечься.
– Угу, – отрывается и зажимает пальцем царапину. – Надеюсь, ты не заразный, – язвит в ответ. – Пластырь есть у тебя?
Завтракаем.
Я правда стараюсь не зацикливаться, но не получается смотреть на Рому как-то по-другому. Без укора. Маша снова ковыряется в тарелке, ничего не ест, хотя сегодня не каша, а макароны.
Просто кто-то накормил ребенка конфетами и вот результат.
– Захочет, поест, – ставит меня перед фактом, – да, Маш? – а когда смотрит на нее, улыбается и подмигивает.
Я отворачиваюсь к окну.
Когда шла к нему, вообще не думала, что мы вместе жить будем, что он о Маше узнает, что они так легко найдут общий язык. И Маша так легко идет с ним на контакт, хотя обычно она более закрыта.
Это их сближение уже не остановить, а когда-то мне придется уехать и это будет для нее стрессом. А если и Рома привыкнет, то для него тоже.
Для всех было бы спокойней, чтобы мы с ней скорее уехали.
Слышу шкрябанье по тарелке. Когда поворачиваю голову, вижу, что Маша ест. Исподлобья кидаю взгляд на Рому. Тот довольно улыбается.
Все еще хуже, чем я думала. Они понимают друг друга даже без слов.
А если он вдруг спросит? Я не смогу смотреть в глаза и врать. О его реакции даже думать не хочу.
Я разминаю плечи, кожу на шее.
Хочу в нашу прошлую с Машей жизнь, только без того видео, фотографий и… без Ромы.
Накалываю макароны и кладу в рот. Все какое-то пресное, безвкусное.
Если бы то видео хоть чем-то помогло, то морально еще могла бы себя оправдать, а сейчас, как оголенный провод, без защиты.
– Варь, чего загрузилась? Вон, Мария съела все.
На автомате смотрю на Машину тарелку и киваю дочери. Правда, все съела. Но на фоне всего происходящего это кажется такой мелочью.
– Мы Новый год будем как-то праздновать? Или ты куда уходишь или… уезжаешь? – меняю тему своих мыслей. – Новый год завтра.
Маша вылазит из-за стола, несет тарелку в раковину.
– Не знаю, но праздновать ничего не буду. Хватит с меня и елки.
– Я ужин тогда просто приготовлю.
Нам с Машей вдвоем зачем столько всего?!
– Как хочешь.
– Ты с кем-нибудь из ребят встречаться будешь?
– У Юры после Нового года собираемся.
Как раньше… Там, в груди, где сердечко быстрее начинает стучать. Я так соскучилась по всем, так хочу их увидеть, но не уверена в реакции всех на меня и мой поступок.
– Я… не могу тебя с собой взять. – Рома вдруг мои сомнения вытягивает и режет окончанием фразы: – Возвращается моя девушка, я пойду с ней. Прийти с настоящей и бывшей, да еще с ребенком, будет странно.
Бывшей… так ужасно звучит. Как вещь какая-то, что вышла из моды и ее уже можно выбросить.
И, хотя я бы там смотрелась уместней, но киваю и соглашаюсь с ним. Так лучше, наверное. Никто не упрекнет в том, что я натворила.
Грустно, когда от тебя отворачиваются все, не пытаясь даже понять, забывают все хорошее, что было до этого.
***
Как ни пыталась обойтись без этой новогодней суеты, так ничего и не получилось. Ради Маши печем печенье новогоднее, запекаем курицу, делаем шубу. Маше все равно майонезные салаты не даю, но ей нравится выкладывать его красиво слоями, и рисовать, выдавливая из пакетика от майонеза, хаотичные линии. Делаем в прозрачных стаканчиках тирамису. Намазываем бутерброды с рыбой.
Рома куда-то уехал. Приедет-не приедет, я даже не знаю. Поэтому не ждем его. Едим с Машей вдвоем. В Европе они отмечают только Рождество, поэтому даже Эд нам не звонит. Для него это не праздник. Так… что-то там, чтобы сменить лист на календаре.
Маша стойко держится, чтобы не уснуть и не пропустить деда Мороза. Или Рому ждет… Но сдается около десяти вечера и засыпает на диване.
Ромы нет. С кем он приедет, когда, и приедет ли вообще, не знаю. Спрашивать тоже неудобно.
Последние часы уходящего года тают, их не остановить. Ничего не изменить. Поступки, зафиксированные во времени, останутся там навсегда. И то, что сейчас происходит, следствие всего того, что я когда-то делала.
Сажусь за стол, наливаю себе. Делаю глоток. Даже тут вкуса нет, как будто жизнь краски теряет, обесцвечивая все.
Из всего того, что у меня есть в настоящем, мне нравится только то, что у меня есть дочь. Остальное – нет. Ни то, где я сейчас живу и от кого завишу. Ни то, что не могу просто позвонить маме и поговорить. Ни то, что мы в опасности и я не могу решить эту проблему самостоятельно.
И видимо, я что-то тогда сделала неправильно, раз сейчас все так. Слишком любила, слишком бездумно жертвовала всем, слишком…
В окне мелькают фары. Рома вернулся.
Про девушку же не просто так мне намекнул… а если с ней приехал? Мне как себя вести?
– Меня ждешь? – Рома заходит в дом с большой картонной коробкой, перевязанной бантом.
Один. Без девушки. Я ухмыляюсь в ответ. Делать больше нечего, как его ждать.
– Где Маша?
– Спит уже, – отвечаю и отпиваю из бокала.
– И давно ты так, в одиночку? – кивает на бутылку.
Вот ему какое дело…
– Тоже хочешь?
Рома смотрит на часы.
– Ну, давай, отметим уже, раз встречаем Новый год вместе. Я там Маше кое-что купил, под елку поставлю. – Рома оставляет коробку под елкой.
– Сказать, что это от тебя?
Я достаю Роме бокал, накладываю в тарелку еду. Не съест, так выкину.
– Нет, от деда Мороза.
– Там уже лежит подарок от деда Мороза.
Скромнее конечно. Набор доктора.
– Подарков много не бывает. Подари от себя. А то пусть будет от деда Мороза.
– Тогда и ты от себя что-нибудь подари. – Рома подходит, садится напротив, берет свой бокал.
Он как-то смотрит странно. Неуютно под его взглядом. Вроде и ничего плохого, но и ничего хорошего.
Президент уже о чем-то говорит на заднем фоне.
– Вот бы можно было с началом нового года, отметить пунктами, что берешь в Новый год, а остальное стереть. Как будто и не было ничего.
– Прошлое нельзя забывать, – дает как будто какую-то надежду, – иначе можно совершить те же ошибки, – и лишает этой же надежды навсегда.
Сигнал о входящем уведомлении на телефоне.
Не хочу открывать глаза, не хочу просыпаться. Первое января, в конце концов. А если…
Мама?!
Все-таки с родителями я поступила не хорошо. Сделала вид, что потеряла память, уехала. Эд говорил, что они нашли его, спрашивали обо мне, но мне так было стыдно перед семьей, я не представляла, как им в глаза смотреть, обсуждать свой поступок… Насколько проще в сети, отписался, вышел, заблокировал и все. Нет человека и весь его цифровой след, какой бы длинный он ни был, исчез. Как будто и не были никогда знакомы. А в жизни так просто не выйдет. На время еще можно, но постоянно скрываться все равно не получится.
Я как рыбка, что сбежала из своей стаи, одна где-то поплавала, хочу вернуться, а теперь страшно, что назад не примут. Тем более, я им не родная.
Проверяю телефон, жду этого первого шага от кого-нибудь, но это не они.
Рома: “Может, проснешься!”
“Может, проснешься”, – передразниваю про себя и кривляюсь.
Маша!
Оборачиваюсь на ее подушку. Уже нет.
Черт!
И судя по тому, что Рома нервничает, Маша его уже давно донимает.
Я почти рассказала ему, но этот танец, касания, провокации сбили с настроя. Опять в воспоминания окунулась. Сравнивала, как было и как сейчас. Так, как раньше уже все равно не будет. Всё поменялось и все поменялись.
В новогодней пижаме с оленями, не переодеваясь, выхожу в гостиную. Что там Рома ей принес, не знаю, но догадываюсь, что конфет она уже наелась. Но чего уж теперь…
Выдыхаю, успокаиваясь. От одного раза ничего криминального не случится.
В десяточку. Под елкой вскрыта коробка с подарками от Ромы. Обертки от конфет вокруг.
На втором этаже слышны голоса и приоткрыта дверь в Ромину комнату. Судя по звукам, Маша смотрит мультики.
Второй раз выдыхаю. Ничего страшного.
Иду пить воду, а в раковине стоят две тарелки. Я точно мыла все. И в холодильнике нет той тарелки, из которой ел вчера Рома.
Невольно поджимаю губы и улыбаюсь. Он сам ел и Машу покормил. Прислушался к тому, что я говорила. Да, он в чем-то ошибается, но быстро учится и исправляется.
С другой стороны… Горло сжимается и дерет от обиды. Я как-то не заметно становлюсь не нужной. Отхожу на второй план. Рома теперь становится для нее центром. Она его ждет, его обо всем просит, он ни в чем ей не отказывает. Он хороший, а мама – плохая. В конфетах ограничивает, мультики контролирует, спать укладывает по расписанию. Маму уже не надо будить, когда просыпаешься, маму не надо обнимать и целовать. Про маму можно и не вспоминать. А если появится еще хорошая мачеха… А если она будет Машу против меня настраивать? А если будет плохо обо мне говорить? А если мой ребенок не захочет со мной жить?..
– Маруся! – кричу дочке снизу, не хочу к нему подниматься.
– Мамотька-а-а, – Ромашка тут же появляется, спускается вниз. – Моти, что Дед Моез пинес! – Я присаживаюсь на ступеньке.
У Маши на ногах розовые тапочки, в одной руке несет зайца, в другой – волочит за голову гуся. Губы в шоколаде. Волосы растрепанные, но при этом она такая красавица.
– Тапочки новые?
– Да, смоти какии тут котики.
– Мяу, – трогаю пушок. Догадываться только стоит, с кем он это выбирал. Не один же. Но в размер попал и с цветом в точку.
– Тебе навица? – крутится передо мной.
– Очень красивые.
– И зака какой, – тычет мне в лицо вязаным зайцем. Ручная работа, что ли? Симпатичный, серый, какой-то уютно-домашний, как пледик.
– С Новым годом, зайка, рады видеть тебя в нашей семье.
– А поцыявать?
И подставляет зайца, выбора не оставляет. Я улыбаюсь и целую “заку” в прохладную пуговицу на носу.
– И гуся, – подставляет Маша гусиную морду.
Сверху Ромины шаги. Боковым зрением замечаю спускающегося Рому.
– И тебя, гусь, с Новым годом, – целую его в клюв.
– А меня?
– И тебя, Марусь, с Новым годом, – целую дочку в щеку.
– А Ёму, мам? – Маша смотрит то на него, то на меня.
Ну нет уж… Никаких поцелуев.
– Я вчера Рому уже поздравила.
– Сичас надо!
– С Новым Годом, Рома! – натягиваю улыбку.
– И тебя, – проходит мимо.
– А поциюй? – Маша перехватывает Рому за ладошку, останавливает и разворачивает ко мне.
– Пошли смотреть мой подарок, – меняю тему.
– Нет! Ёма сядь! – Тянет его вниз. – Ёма хоеший, цыюй его тозе.
Эти наши гляделки выходят на новый уровень. Рома то ли не до конца понимает, что надо делать, то ли подыгрывает ей и садится на ступеньку рядом.
“Скажи ей что-нибудь”. – Строго показываю взглядом.
Он еле заметно ухмыляется и пожимает плечами.
До этого у него была встреча с девушкой, Вчера этот танец непонятный, сегодня уже поцелуй. Куда-то не туда его клонит.
Мы, два взрослых человека, пляшем под дудку ребенка.
Рома подставляет щеку.
– С Новым Годом, – с упреком ему.
– Ну, нимазмозна, – Маша резко толкает меня в спину, прямо на Рому.
Упираюсь ему в грудь, но все равно не удерживаемся и падаем. Хорошо, что с первой ступеньки и хорошо, что не на меня.
Руками упираюсь ему в грудь, чтобы сгладить падение, но не особо получается. Рома падает на спину, я на него. Должна была поцеловать в щеку, но он зачем-то повернул голову и я попадаю ему точно в губы.
На самом деле все длится доли секунды, но мне кажется будто меня коснулась вечность. Никто из нас не углубляет этот поцелуй, но знакомый вкус оседает на губах теплыми воспоминаниями.
Внутри будто бенгальский огонек загорается. Искрит. Согревает.
Твою мать.
Отрываюсь от него и поднимаюсь. Не было ничего. Случайность. Тело вдруг отозвалось, но это по глупости. Для него не было никакой боли, только приятные воспоминания. Это в голове осели обидные слова и поступки.
– Маша! – оборачиваюсь к дочери. – Что ты делаешь?! Нельзя толкаться!
Малышка замирает и поджимает губы.
– Ты видишь, что мы упали? Нам больно.
– Пости, мамацька, – Маруся обнимает меня за ноги и цепляется ручонками.
– Рома упал и ударился, – киваю на него, как могу меняю тему.
– Я босе не буду.
– Да ладно, она же не специально, – Рома поднимается и идет на кухню. – Да и ты не против была, кстати.
– Я – против! И я замужем вообще-то.
Собираю Машины игрушки.
– Что-то я не вижу твоего мужа, – ухмыляется мне, а я беру Машу за руку и веду в нашу комнату.
Сейчас бы собраться, психануть и уйти. Но там, за воротами, неизвестность и опасность. Тут, хоть и напряженно, но это самое надежное место.
Маша разбирает подарки. Лечит зайца и гуся, слушает их игрушечным фонендоскопом. Кому-то измеряет температуру. Мне что-то лепечет, но я не могу включиться в игру. Не понимаю. Я тут неделю уже живу, а ничего не знаю, кто это был?
Рома не приходит к нам. Наверное, если бы я попыталась уйти, даже не останавливал бы. Чуть-чуть подожди, Варя. А лучше… А лучше сходи и узнай, что тебе делать? Чего ждать или не ждать?
Мы идем с Машей на кухню. Надо пообедать, потом ее спать уложить. Ромина машина во дворе, значит, он дома где-то.
Только сейчас понимаю, что не ела ничего утром, а Маша ела с Ромой. И их грязных тарелок, которые стояли в раковине, уже нет. Рома убрал все сам. Хотя я, конечно, должна была это сделать.
Ставлю разогревать еду. Мне надо с Ромой поговорить, поэтому лучше, чем позвать его на обед и расспросить все не придумываю.
– А где Ема?
Маша как будто мои мысли читает.
– Сходи посмотри наверху? Позови обедать.
Подсылаю к нему Машу. Та с радостью только.
– Нету, маматька, – кричит сверху.
Значит, в кабинете.
– Спускайся, - киваю дочери, а сама иду к его кабинету.
Машу пустить, так она как метеор ворвется. Поэтому сюда я иду сама. Стучу в дверь. Но не понимаю, то ли мне ответили что-то, то ли нет.
Заглядываю сама.
– Ром, ты обедать… – громко спрашиваю и осекаюсь, когда понимаю, что перебиваю женский голос.
Рома за столом, перед ноутбуком, с кем-то разговаривает, улыбается. Улыбался. Замолкает. На меня поднимает карий взгляд.
И там, кроме “какого черта”, больше ничего не читается.
– Ромочка, а кто там у тебя? – слышу в динамиках женский голос.
Не вовремя.
– Ема, идем кусать, – Маша влетает ураганом. Я и перехватить ее не успеваю. Она сразу к Роме и заглядывает в ноутбук.
– Это кто, Рома? У тебя кто там появился, стоило мне уехать?!
Голос вот-вот сорвется на плач.
– Это Маша, – подхватывает малышку на руки и сажает себе на колено.
– Привет, Маша, – девушка из ноутбука приветливо-натянуто здоровается с моей дочкой.
– Пивет, – Маруся отвечает в ноутбук и обнимает Рому одной рукой. – А ты кто?
– Я Юля, девушка Ромы. А ты кто?
– Я Мася, это зака, это гусь, – всех перечисляет и показывает.
– Рома, может, объяснишь?
– Ёма, идем есть. – Маше уже неинтересна Юля, она на коленях у Ромы разворачивается к нему лицом. – Маматька звая.
– Там еще и мамочка есть? – Рома на автомате поднимает взгляд. Я как рыба, выброшенная на берег. То открываю, то закрываю рот. Не понимаю, мне то ли уйти, то ли подождать и Машу забрать. – Почему раньше не рассказал? У нас какие-то тайны?
– Это… знакомая моя с ребенком. Остановиться негде и помочь надо было.
Я закатываю глаза.
Знакомая, значит… Стремно сказать, бывшая с ребенком.
– И давно она у тебя живет?
– Ёма, ну идем, – Маша слазит с него и тянет за руку.
– Я сейчас, Маш. Иди,– кивает егозе. – Закройте дверь, – кивает и мне. Маша проходит мимо меня, я закрываю за ней дверь, но успеваю поймать последнюю фразу. – Они будут жить столько, сколько я решу.
Это он еще вовремя Машу отправил и она не начала про наши совместные прогулки рассказывать. И что утром было.
Я не знаю, Рома придет, или так просто Маше сказал, поэтому начинаем есть без него. Как ни странно, но Рома быстро присоединяется к нам. Разговор, по ходу, закончился не очень.
– Извини, что так получилось. Я не специально. Все в порядке?
– Не надо заходить в мою комнату, если я не разрешаю туда заходить.
Как сложно-то. И я еще не мастер сглаживать углы. Вот организовать их – это пожалуйста. Поэтому выбираю самый легкий вариант – соглашаюсь со всем, не спорю.
– Ты обедать будешь?
– У себя поем.
Я встаю из-за стола, накладываю Роме в тарелку еду. Пусть забирает и уходит.
– А ты буишь мутики мотеть? – Маша снова присасывается к Роме. Как пиявочка маленькая.
– Нет, Маш, фильм буду смотреть.
– И я.
Ее прямо тянет к нему словно магнитом. И, мне кажется, это на каком-то другом плане, невидимом для всех.
– Там взрослый фильм.
– Я зослая.
Поджимаю губы и усмехаюсь. Вроде и ничего такого, но в контексте нашего прошлого, звучит смешно. Что у Ромы, что у Маши. Рома вслед за мной усмехается. Искренняя улыбка на губах, когда смотрит на нее. Морщинки мелкие в уголках глаз.
– Рома…
– Маш…
Мы говорим с ним одновременно. Переглядываемся. Но он то ли не замечает, что я обращалась к нему, то ли специально игнорирует.
– Маш, Do you speak English?
Маша выпрямляется и смотрит на него. Глазенками своими моргает. Она-то понимает.
– What? – Рома переспрашивает.
– Она говорит немного, но ей сложно перестроиться. У них по-другому. Она привыкла, что ты на русском говоришь, не может соотнести, что ты и другой язык знаешь.
Козел. Смотрю на него молча. Прищуриваюсь.
И уйду. Так уйду, что потом пожалеешь.
– Еще что-то хочешь сказать?
Молча ухмыляюсь.
– Дверь на замок закрывай, когда спать ложишься.
Ведет бровью, сдерживая улыбку, но не уходит. Как будто ждет от меня продолжения. Сам запретил против что-то говорить, а теперь ждет этого.
Ладно.
– А то сковородкой во сне получишь.
Разворачиваюсь и иду к Маше. Между лопатками так и горит все. Провожает взглядом. Я держусь, хотя его слова цепляют, точат глубокие протоки, которые заполняются обидой.
Я тормоза отключаю, видите ли… Бойся теперь, что прилетит сковородой.
– Маматька, я поея, – Маша только что не вылизывает тарелку. Так хочет мультики скорее смотреть. – А мозно мутики смотеть?
Я присаживаюсь на уровень ее глаз. Заглядываю в небесно-голубые глазки, там столько искренности и чистоты. Она если любит или если ей что-то нравится, не скрывает этого. Показывает, как есть. Если любит своих друзей-зверей, то везде с ними. Хоть кашу есть, хоть мультики смотреть.
– Один мультик, Маш. Потом спать.
Она кивает довольно. Сомневаюсь, что я вытяну ее потом оттуда. Но почему-то должна это сказать. Так правильно.
Смотрю, как Маша убегает к Роме наверх со своими игрушками. Зайке повезло больше. Его она несет в руках. Гусь же животом бьется о ступеньки лестницы.
– Ёма, я писла.
Давай… Хотел покомандовать мной. Сейчас тобой покрутят так, что свой месячный бюджет спустишь на эту принцессу. И тоже тормоза отключишь.
Я быстро убираюсь на кухне и иду к себе в комнату. Пробую снова набрать сестру. Она как уехала в отпуск, так отключила все, чтобы никто ее не искал.
Гудок идет. Я жду, может, ответит.
– Да, кто говорит? – Вика отвечает строго, будто на работе.
– Товарищ следователь, полегче, – смеюсь в ответ.
– Варюш, ты?
– Я.
– Ты же знаешь, я к незнакомым номерам с опаской. Но с этого уже несколько раз звонили, решила ответить.
– Ты уже в зоне доступности?
– Вроде да, но связь тут не очень. Могу прерываться. У тебя как дела?
– Я вернулась.
– Да ладно… А меня нет. Вот черт. Ты надолго?
– Не знаю. Опять видео начали слать. Кто-то следит за мной.
– Ты где сейчас?
– Я у Ромы.
– У кого? – откашливается, но слышала же. – У Бергмана?
– Да.
– Опять, что ли, Варя?
– Нет. Не хочу я в прокуратуру обращаться, поэтому пошла к Роме. Я знаю, что у него есть знакомые в сфере IT, он найдет их быстрее.
– А его отец, Варь? Не боишься?
– Никто не знает, что я тут.
– Сегодня не знает, а завтра узнает. А Маша?
– Рома думает, что это дочка Эда.
– И как они?
– Как… – они с первого же дня поладили. Маша боготворит его.
– Еще бы, – Вика усмехается. – Рассказывать будешь про дочь?
– Надо. Не могу только момент подобрать. У него девушка, не хочу лезть в их отношения, не хочу, чтобы из-за меня ссорились.
– Видела я его девушку. Дочка еще одного бандита. Как и папашу его, всех бы пересажали. Но там все куплено, скорее меня уберут, чем я решу рот открыть.
– Да пусть живут, как хотят, Вик. Мне бы только, чтобы от нас с дочкой отстали.
– Варя, тебе нельзя там оставаться. Если папаша Бергман узнает, что ты там, то ничем хорошим это не закончится.
– Знаешь надежней место?
– К Юре бы поехала.
– Ага, у него там итак трое детей, кот, еще меня не хватало.
– Я вернусь, встретимся тогда. Если у Романа надежней, значит, будь пока там.
Из прошлой жизни со мной только Вика сейчас. Сестра, о которой я никогда не знала, но единственная, кому не было за меня стыдно и кто также поступил бы, как я.
Вика права, оставаться тут долго нельзя. Хотя я вроде Роме пыталась про его отца рассказать, но он не хотел слушать даже. Вот если бы записать разговор с ним, тогда бы поверил, может.
Я бы может и поспала, но не получается. Теперь, кажется, что Ромин отец может в любой момент прийти и забрать мою дочку. Или со мной что-то сделать, а Маша одна останется. И Рома с Машей притихли.
Я поднимаюсь к ним. Заглядываю в комнату. Там полумрак, телевизор выключен.
Застываю в дверях и дальше не иду.
Рома, развалившись, спит. Одной рукой обнимает Машу, которая прижимается к нему и расслабленно спит на плече. Еще и одну ногу закинула, чтобы он никуда не сбежал. Игрушки рядом.
Зажимаю ладошкой рот и тихо выхожу. Бесшумно спускаюсь по лестнице, сажусь на первую ступеньку.
Кому мы и что сделали плохого?! Кому мешали наши отношения?! Кому мешал наш ребенок? Нам даже попытаться не дали вместе быть. Как сговорившись, все были против.
Надо с Ромой поговорить, некуда больше тянуть. Потом эти игры в молчанку могут непонятно чем закончиться.
Я ковыряюсь на кухне. Нарезаю курицу для ужина, овощи. Слова нужно правильные подобрать. Хотя реакция и так понятно, какая будет.
Почему не сказала? Зачем скрывала? Я же отец!
И на эмоциях не будет слушать меня, почему так поступила. Если только про опасность рассказать. Про отца его. Про угрозы. Может, тут послушает.
На улице стремительно темнеет, время уже к семи движется. А эта парочка наверху может и до утра проспать. Рома любит, чтобы было прохладно, а Маше походу тоже нравится так.
Только открываю телефон, чтобы почитать что-нибудь, как в домофон звонят. От неожиданности дергаюсь. Вроде Рома никого не ждет.
Еще звонок. Не показалось.
Подхожу к видеодомофону и смотрю на изображение. Там девушка молодая.
Наверх смотрю. Рома спит. Не выходит. Надо его разбудить, но девушка снова звонит. Так разбудит сейчас всех.
Нажимаю на кнопку и отвечаю.
– Да. – Молчание в ответ. – Вы что-то хотели?
– А ты кто?
А кто я? Я много кто. Это, смотря в каком контексте хочется услышать.
– Где Рома?
Спит. Сейчас как скажу, что спит, так его и кастрируют. Это Юля эта, что ли? Там темно, не видно ничего.