Папина радость

Девчонка по соседству I

В тот день, когда Теирастре надлежало стать фрейлиной, от безудержного волнения юная дева умудрилась запомнить наизусть каждый дорожный указатель, впечатать в свою память каждую встречную повозку и пересчитать каждую кочку по пути во дворец Арадрин'Тимпала, на которой подскакивала ее карета.

Фэлиан Орвандел, Летопись Южной Звезды

7 луна 244 года Безвременья

– Твою мать! – только и успела прокричать Элис, летя со ступеней автобуса навстречу земле. Рухнув на остановку, девушка сконцентрировалась, ожидая приступ боли, но ее не последовало из-за мягкого резинового покрытия. От позорного падения осталось лишь неприятное ощущение, что кто-то мог увидеть… как уважаемая выпускница хайтауэрского колледжа, витая в облаках, спотыкается о ступеньку и летит на тротуар.

Благо, автобус был пустым. Беспилотная автоматика закрыла двери и отправила транспорт дальше по маршруту. Элис подобрала свои разлетевшиеся по остановке бумаги, убрала их в папку, а затем встала, поправив рюкзак, юбку и кофту. Задумавшись, не помялся ли диплом, она вновь открыла папку, нашла документ, пролистала его, проверив на наличие грязи и пятен, разгладила мятые уголки его пластиковой бумаги, и после этого убрала обратно, к остальным доказательствам окончания колледжа.

Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы такой-то диплом пришел в негодность! У самой Элис Осборн – у дочери самой баронессы Каэр Вереса – оказались только две четверки: по высшей математике и астрофизике. Для ее будущей работы такие недочеты были сущей ерундой.

Сквозь стройные ряды сосен и можжевельников, обрамлявших западный городской парк Глоуридж, донесся приятный летний ветерок и слегка разогнал накопившуюся за утро жару. В середине лета, в конце седьмой луны, в Хайтауэре всегда царила тридцатиградусная духота, и даже нежный, лавандово-медовый аромат вереска, доносившийся с ветром (что было местным искажением домейна) в такое время ничуть не освежал, а лишь вызывал головокружение. Находившихся на улице спасали только прохладные рощи.

Элис взяла курс на ресторан, в котором она накануне договорилась встретиться с матерью, но идти решила не напрямик, а через тенистые аллеи парка.

Мать. Баронесса. Венделин Осборн.

Девушка чувствовала волнение от предстоящей встречи, и оно, с каждым шагом, пускай помаленьку, но нарастало. Элис остановилась и выставила перед собой руку ладонью книзу. Кисть слегка тряслась.

Казалось бы, предстоял самый обыденный разговор с мамой, таких произошли уже сотни. Венделин никогда даже не повышала на нее голоса; они с отцом всегда казались чуткими и нежными родителями, и, более того, им удалось невероятное – заставить свою дочь самостоятельно учиться.

Мама очень часто навещала Элис в колледже, приезжая на выходные, а также нередко забирала дочь к себе, в Бернардов Двор. Вспомнив о могучем замке, где живут и работают ее родители, выпускница сделала глубокий «вересковый» вдох, а затем – четыре резких выдоха, и успокоилась. Нет, волнение было вызвано отнюдь не страхом: то было нечто приятное, как бабочки в животе от первой влюбленности, как ощущение, что вот-вот окунешься в горячую ванну. Элис не просто переедет в Бернардов Двор: она сдаст вступительный экзамен и станет Стражем Времени. Такой же, как отец.

В висок слегка стукнула вибрация. Имплант Элис – крохотный модуль кибердеки в правом боку головы, прислал сообщение от матери.

«Слегка задержусь, Лис», – сообщила ей Венделин.

До ресторана девушка дошла за десять минут, показавшихся ей бесконечными. Она даже толком не смогла уснуть вечером накануне, размышляя, что же сообщат родители. Вдруг отец – глава ордена – передумает и не будет брать дочь на работу? Служба Стражей Времени, в конце концов, чрезвычайно опасна. Вдруг мать – кастелян ордена – скажет, что у них нет возможности ее содержать?

«Ну уж нет, – подумала она про себя, – для меня-то пригрели место, уж наверняка».

На самом деле Элис была готова даже на шконку в кадетской казарме – так сильно она хотела пойти по отцовским стопам. Более того, она не занималась ерундой в колледже: пока все ее сверстницы тратили свободное время на мальчиков, Элис Осборн упорно училась. Даже в свободное время. Даже во сне.

Всю дорогу до ресторана выпускница повторяла про себя экзаменационные исчисления магических формул. Орден Стражи Времени – это не обычные люди, это волшебники. Обучалась Элис в свое свободное время именно магическому ремеслу, и ничему другому.

За десять долгих лет – сначала в пансионате, а затем и в колледже – благодаря массам учебников из Сети, наставникам и репетиторам (Элис сама их искала), благодаря общению с самими Стражами Времени в те славные дни, когда мать забирала ее с собой в Бернардов Двор, девушка освоила базовые принципы укрощения Маны, и умела творить чудеса силой своего разума и четырех Чакр. Далеко не каждый в Юниверсуме умел колдовать; даже сама Венделин, будучи полуэльфийкой, не обладала такими способностями.

На отца же работали лучшие из лучших. Те, чьи имена в Хайтауэре знает каждый школьник. То и дело Элис слышала в пансионате споры мальчишек о том, кто сильнее – Квистра или Зул'Ксолотль, и о том, сколько же Чакр у главы ордена.

Их у него двадцать.

Зайдя в ресторан «Белый кролик», девушка невольно поежилась: здесь было неожиданно прохладно и свежо. У стойки напротив входа ей улыбалась обворожительная нуминийка-хостес в черном длиннополом платье. Посетительница ненадолго задумалась: подбирали ли дизайнеры концепт интерьера заведения с его темно-красной махагонью и винтажными обоями под внешность такой красавицы, или, все-таки, наоборот?

Черные слезы I

У первого хрономанта Воид Спайра есть все время мира, Осборн. У тебя его нет.

Гикс Железный Вестник, мемуары, том 47

– Закатайте рукава мантии и рубашки на правой руке, – монотонно процедил охранник, осматривая кобуру с пистолетом, лежавшую на столе рядом с ним.

Мерри с тоскующим видом закатил глаза и начал расстегивать манжету рукава. Охранник убрал изъятое оружие в сейф и выдал Осборну номерок.

Под мантией руку закрывала рубашка. Проверяющий уселся на свое место и кивнул, глядя на нее. Волшебник с усталым видом осмотрел соседние посты охраны и принялся выполнять требование.

На входе в зал Сената Ассамблеи были развернуты пункты досмотра, а ведь еще утром охрана ограничивалась простой сдачей оружия в сейф, по крайней мере, для всех, кроме самого Осборна, первого хрономанта Воид Спайра. Для таких, как он, процедура досмотра «неблагонадежных» чародеев всегда включала нанесение селенитовой печати на руку. Предполагалось, что такая мера должна заблокировать его способности к магии.

Охранник начал ощупывать предплечье Мерри, впиваясь пальцами в кожу.

– Влюбился?

– Проверяю наличие силиконовой подкладки.

– И как оно? Нашел?

– Вы чисты, лорд Осборн. Но я, готов поспорить, ставил вам такой же штамп сегодня утром!

– И что?

– Селенитовая краска не должна была стереться за шесть часов.

– Есть такая штука, называется «душ», – огрызнулся Страж Времени. – Очень рекомендую.

Боковым зрением волшебник увидел, как в трех метрах от них, на соседнем посту, один из сенаторов прошел, всего лишь пожав руку охраннику. Мерри повернулся к ним:

– Эй. Рик Джонс? Капелла Кросс?

Сенатор обратил внимание на Мерри и, слегка смутившись резкому вопросу, пугливо кивнул в ответ:

– Да, это я.

– У тебя на левом боку под пиджаком ствол топорщится. Охрана, проверьте его!

– В этом нет необходимости, лорд Осборн. Он уже проверен.

– Это приказ первого хрономанта Воид Спайра. «Разрешите бегом» и «Так точно».

Охранник нехотя потребовал у Джонса снять пиджак, под которым оказался тактический пояс. Сенатор занервничал, и его оружие при извлечении из кобуры с грохотом выпало на паркет. Воспользовавшись заминкой, Осборн сосчитал Воплощение и покрыл кожу правой руки полумиллиметровым слоем эпителия, совершенно незаметным для проверяющего.

Изъятый пистолет избавили от магазина. В нем оказались заряжены блестевшие в свете ламп десятимиллиметровые патроны с золотистыми пулями. Селенит. Такой же материал, из которого изготавливалась краска для «противочародейских» нательных штампов. Ядовитый металл, закрывающий Чакры волшебникам.

Способных к магии в Сенате собиралось не более десятка-двух, если только не считать одной из четырех буквально пуленепробиваемых богинь-Фемид. Интересно, против кого Джонс держал такое оружие?

В любом случае, нагнетать ситуацию не стоило. Сенатор бросил обиженный взгляд на Осборна, отвернулся и быстрым шагом последовал в зал. Мерри тем временем посчитал Допрос: подобные заклинания давались опытным заклинателям настолько легко, что их формулы можно было даже не произносить на Арканике вслух. В тот же момент охранник трижды ударил штампом по руке волшебника. Прямо по ложному эпителию.

– Три? Ты чего, хочешь, чтобы у меня бонусом еще и почки отказали?

– Приказ руководства. Одна по умолчанию, и еще по одной на каждые десять Чакр.

– Смотрю, вашему руководству хорошо так моча в голову ударила, – хрономант всмотрелся в глаза собеседнику, сосредоточившись на сотворенном им заклинании Допроса. – К чему такие меры предосторожности?

– Семь часов назад был перехвачен сигнал телеуправления, активирующий бомбу, – выпалил охранник, даже не заметив действия чары.

– Почему она не взорвалась?

– Кто-то обезвредил ее, лорд Осборн.

– Когда она должна была взорваться? Время.

– В пять и тридцать две пополудни, если верить саперной команде.

Мерри запечатал это время в глубинах своей памяти, продолжая сверлить охранника взглядом.

– Где?

– Корпус Айзек. Покои лорда Железного Вестника.

– Кто ее закладывал и кто обезвредил?

– Простите… Мы не располагаем информацией.

Осборн повернулся ко входу в зал и начал застегивать манжеты рукавов:

– Свободен.

Верхняя палата Сената Ассамблеи состояла из трехсот представителей от крупнейших звездно-планетных систем, их секторов, мегакорпораций и многих других делегатов. Зал, в котором они заседали, был огромен: его обрамляли три сотни массивных дубовых столов, выстроенных кругом и направленных к общему центру, над которым возвышалась необъятная хрустальная люстра, когда-то подаренная императору Эвернайту Фемидами – правитель давным-давно погиб, а дар богинь остался почти таким же, как две тысячи лет назад.

Повелитель жаб I

Увы, время джентльменских дуэлей и кодексов чести давно прошло. Сейчас, в Безвременье, проявление милосердия к оппоненту воспринимается исключительно как слабость. Не это ли новые Темные века?

Коммодор Майкл Армстронг, избранные изречения

Старый призрак уже давно сбился со счета: он словно целую вечность охраняет свои мрачные, одинокие и безмолвные руины. Долгие годы он никак не мог отойти далее, чем на десять метров, от золотого диска, покоящегося под грудой обломков в подвале разрушенного особняка. От своей филактерии, единственного предмета, который ни за что не сможет поднять.

Он толком не был в силах даже посчитать дни своего заточения: руины находились в сотнях метров под землей, в громадном Подгороде, куда свет солнца Новой Альбии не мог проникнуть. В таких условиях невозможно было отследить цикл дня и ночи, лишь смотреть в пустоту, на один и тот же пейзаж, год за годом. И ждать.

Одинокие развалины состояли из раздробленного каменного фундамента и массивного старомодного кирпича, разбросанного вокруг. Популярные в Безвременье унигель и полимербетон, словно были изобретены тысячелетиями позже постройки старого погибшего здания. Руины выглядели жалко и уродливо, будто здесь произошел взрыв целого склада пороховых бочек, оставивший лишь тонкие колонны углов да огромные, безобразные сквозные дыры в стенах.

Где-то вдалеке были видны громады трехсотметровых зданий, подпиравшие собой свод исполинской пещеры Подгорода, со стороны которого доносились ослабленные расстоянием гул моторов с гудками сотен гравимобилей и наземного транспорта. Днем и ночью свет огней города был одинаков: подземный город никогда не спит.

К сожалению для старого призрака, его анимус – магический движитель – не мог похвастать острейшими чувствами эфемеры или огромной силой жнеца, его зрение и слух были слабее, чем у живых; разве что позволяли улавливать биение токов в далекой линии электропередачи. Живость ума без физического тела так и вовсе ни за что не обрести: мертвец даже не мог вспомнить, строились ли здания вдали при нем, или же они старше его посмертия…

Анимус передавал ему ощущение холода и сырости, и, в отсутствие нервной системы как таковой, призрак не смог привыкнуть к ним за долгие годы своего пребывания в старых руинах.

Сколько им? Год? Два? Сотня?

Несмотря на то, что Подгород не связан с Подземьем, общая черта у этих пространств была: здесь невозможны осадки, а воздух сух и прохладен, отчего старение и разложение протекали намного дольше, чем на поверхности.

Но руины истлели и иссохли практически до основания: строители не смогут никак отреставрировать и починить несчастное здание, им придется его разрушить и затем возвести заново; но только если не прибегать к магии Починки.

Мертвец знал это заклинание. Увы, Чакр для его произнесения было слишком мало. Получался замкнутый круг: безобразные развалины отпугивали смертных, которые могли бы поспособствовать возрождению призрака, который, в свою очередь, мог превратить эти самые развалины обратно в притягательный дворец.

Одна-единственная Чакра анимуса и его общая слабость не позволяли и многое другое: несчастный не мог даже узнать с помощью магии Истории, что же здесь произошло. Единственное доступное ему знание – это то, что душа погибшего на руинах находится в золотом диске. Она и должна там быть.

Но не все так плохо. По крайней мере, он (условно говоря) жив, и одна-то Чакра все-таки есть. Увы, арсенал его способностей был скуден: все разнообразие заклятий ограничивалось телекинезом и возможностью шептать телепатией – и то некому.

Стоило бы заманить кого-то сюда, заставить его коснуться филактерии, и тот погибнет от заложенных внутрь артефакта чар Смерти, предоставив свое тело призраку – но вот незадача: никто сюда не ходил. Даже крысы и дворняги Подгорода обходили стороной это мрачное место.

Считалось, что личи никогда не отличались одиночеством. На мертвеца должны были работать лакеи, но… где они все? Кем бы ни был его убийца, смекалкой тот не был обделен, раз лишил старого призрака приспешников.

Попытки вспомнить последние минуты жизни отдавались болезненным страхом. Пускай эта эмоция в своей основе являлась лишь следствием химической реакции живого тела, истоки некоторых кошмаров исходят не из тела, а прямиком из души – из слепка разума в астральной Мане. Настолько сильный страх способен за считанные мгновения пробрать до костей, сковать жертву оцепенением, а то и вовсе лишить жизни. Именно такой, тягучий, липкий и несмываемый ужас одолел мертвеца.

Ощущение оказалось настолько сильным, что от одного лишь воспоминания призрака о своей смерти золотой диск начинал нагреваться и вибрировать. Филактерия, вместилище его души, проявляя образ убийцы в памяти призрака, наполнялась горечью и злобой.

Тот, кто прикончил его, был до невероятного страшен, но отнюдь не физически. Единственное, что смог вспомнить мертвец: его убил человек. Нет, людей он никогда не боялся, а значит, это был кто-то совершенно необычный. Способный напугать лича, обманувшего саму смерть.

Погруженный в свои раздумья, старый призрак чуть было не пропустил главного: кто-то живой поблизости! Анимус от одного только осознания жизни рядом наполнился мощным чувством голода, он жадно желал его плоти, его боли и мучений.

Маленький мальчик.

Девчонка по соседству II

Человек, убивающий монстров, сам становится монстром.

Монстр, убивающий монстров, становится человеком.

Черная книга Аль'Асвада

Заклинание Отдаленных ударов то и дело срывалось. Элис едва-едва могла сдержать волнение, пытаясь атаковать им манекен: нужно, поддерживая чару, нанести рукопашный удар на расстоянии от него, и волшебство само поразит цель.

Простое и практичное заклинание, не требующее больших энергозатрат; оно идеально подходило для того, чтобы выпустить пар, не разбивая руки в кровь.

Но концентрация то и дело ослабевала, отчего проходила только каждая третья атака. Во взоре словно появилась темная виньетка, и каждое новое движение вытекало на ней искры. Стало душно, закружилась голова, а в ушах зазвенело.

Волшебница придвинула стул к окну и открыла его, прохладный вересковый ветерок слегка ослабил тяжелое гнетущее состояние.

Девушка уселась, потерла левый висок и окинула взглядом помещение башни факультета Таинств. Сегодня мелонис, пятый день недели. Детишки в Хайтауэре сегодня будут жечь чучело Мортред в честь Дня жатвы. Элис с легкой тоской вспомнила детство – те годы, когда она сама отмечала этот старый праздник. Родители в воспоминаниях как будто казались ей более молодыми, чем сейчас. Странное чувство, они ведь ни капельки не состарились с того момента.

Кадеты обучались здесь с морниса по квартус, и сейчас, в выходной, учебная башня пустовала. На ее третьем этаже было тихо и спокойно: лучшего места для того, чтобы выплеснуть свои эмоции и не придумаешь. Просторная круглая комната диаметром в двадцать метров без какой-либо отделки, уставленная видавшими виды мишенями и манекенами. На стенах были приделаны стойки и шкафы для тренировочного оружия: ножей, кортиков, небольших мечей и пневматических пистолетов. В отсутствие инструктора даже их брать было запрещено, и все оружейные шкафы оказывались закрыты на ауритовые замки.

Девушка поначалу подумала принести сюда дзюминскую катану, найденную в развалах башни Полунны, но решила, что это может подождать: Элис пока еще не Страж Времени.

«Пока еще», – подумала она, оглядывая закрытый тренировочный арсенал. Даже яркий золотистый аурит, несмотря на всю свою дороговизну и тонкую работу мастера, ковавшего фигурные решетки, выглядел здесь, на фоне древней каменной стены, как-то невзрачно и обыденно. Полуразрушившиеся мишени были сделаны из плотного и крепкого унигеля, но тысячи тысяч выстрелов из пневматических пистолетов не оставляли им и шанса выстоять. Бернардов Двор всегда казался удивительным местом, сочетавшем в себе магию, старину и передовые технологии, но никогда до этого момента не вызывал в Элис подобное мрачное ощущение.

Взволнованная девушка уже второй час кряду колотила один из унигелевых манекенов Отдаленными ударами, но вместо того, чтобы выплеснуть эмоции и прийти в порядок, разволновалась еще сильнее: заклинание вообще перестало получаться. В конце концов, когда уровень Маны стабилен, пенять можно только на себя. Это сама Элис неправильно посчитала чару или оказалась неспособна ее поддержать.

Волшебница взяла с собой купленную в автомате бутылку с яблочным соком и время от времени потягивала его, чтобы не терять драгоценные калории перед экзаменом. Она старалась экономить силы, но ее основная проблема заключалась отнюдь не в них, а в тревожном и неодолимом волнении, мешающем сосредоточиться на исчислениях.

Практику будет принимать Ксолотль в своем склепе. И до него осталось меньше получаса.

Кто-то вошел в башню: сквозняк слегка растрепал кудрявые волосы Элис, а снизу донесся скрип входной двери.

Она насторожилась: не хватало еще встретиться с кем-то из капитула, вроде Греты. Вчерашняя беседа с некроманткой впечаталась в память уродливым и болезненным клеймом.

В комнату вошел смуглый молодой мужчина в серебряном плаще с темными волосами и желтыми «кошачьими» глазами. У него были жилистое телосложение и расслабленная походка, но, увидев Элис, он тут же напрягся.

С собой на тренировку волшебник принес деревянную биту, но, едва увидев отдыхающую девушку, со слегка виноватым видом спрятал оружие за спину:

– Ты кто? В первый раз тебя вижу. И без мантии. Шпионишь, а?

– У меня сегодня экзамен на вступление, – отстраненно ответила девушка. – Я Элис.

– А-а-а. Так вот ты какая. Альваро Вельтранис, будем знакомы.

– Вельтранис? Это ты друг Густаво Бракады? И ты сдал экзамен на вступление сразу в боевые маги?

Юноша замялся от такого количества вопросов и почесал битой затылок:

– Да, да… и да, – ответив, он дружелюбно улыбнулся и поставил оружие на пол, прислонив к стене, а затем пошел к Элис. – Твой отец принимал.

– Трудно было?

– Более подходящим будет ответить… внезапно. Задания очень нетривиальные и творческие. Он, например, положил передо мной на стол монету, и спросил, что это.

– И что же это была за монета?

– Переплавленная душа какого-то бандита из Сагреталя. Попал в Ад, а там его дух врос в рудную жилу. Потом он меня спросил, а что этот бандит сделал. Короче говоря, с первым помогло заклинание Истории, а со вторым – Чтение мысли.