Папуля на выданье

Глава 1

Будильник орёт, как будто его режут. Я бью по экрану, промахиваюсь, цепляю кружку — ложка звякает, кофе по столу, по паспорту, по моим планам на нормальный день. Отлично. Время 7:08.

На кухне пахнет вчерашними сосисками и детским шампунем — Даша вчера решила, что её динозавр тоже хочет «чистые волосы» и искупала его прямо в миске для теста. Миску я отмыл. Динозавра — нет. Сушится на батарее, как трофей.

— Пааап, — тянет из комнаты, — у меня два вопроса. Первый: почему пятница не выходной? Второй: можно в садик с моими крыльями?

— Пятница это будний день, — отвечаю, вытирая стол уголком футболки. — Крылья —… какие ещё крылья?

Даша появляется в дверях как маленькая курьерша веселья: на голове ободок с ушами кошки, за спиной — два куска белого картона, привязанные скотчем к лямкам рюкзака. На футболке фломастером: «Я — ангел»

— Сейчас уже можно зубы почистить, — говорю. — И крылья снять. Воспитательница Марины Сергеевны ещё не готова к ангелологии.

— Она подготовится, — уверенно кивает Даша и идёт чистить зубы, громко, со звуком «брррррр», будто дрель.

Пока чайник закипает, я на автопилоте кидаю на стол хлеб, сыр, ветчину, помидор, режу всё слишком быстро и неровно. Холодильник закрывается с хлюпом — резинка дверцы разлохматилась и хлопает, как губа у обиженного карпа. Я мысленно добавляю её в список «позвонить Палычу — у него есть всё от сантехники до совета по жизни».

Телефон вибрирует: напоминание — «Садик 8:15. Встреча 9:00. Созвон с тестировщиками 11:30». И ещё одно: «Пристав 12:00 (опись имущества)». Пульс подскакивает. Сегодня. Конечно, сегодня.

— Пап, а я бутер с собой заберу? — Даша возвращается, дышит на меня мятной пастой. — И сделай, пожалуйста, как в видео, чтобы «бац!» и ракета.

— Какая ракета? — не понимаю.

— Ну, ты же мужик инженер, — говорит с видом профессора, — ты умеешь.

Я невольно усмехаюсь. Мужик инженер, ага. Мужик инженер вчера не нашёл чистые носки и шёл в садик в разных. И кто это заметил? Пол-двора.

— Ракету — потом, — отвечаю. — Сейчас — бутер.

Собираю ей нормальный, простой: хлеб, масло, сыр, ветчина, огурец. Получается красавец. Даша смотрит пару секунд, потом берёт второй кусок хлеба, мажет кетчупом и кидает сверху кукурузу.

— Теперь это — ракета, — объясняет. — Смотри.

И в этот момент звонит домофон. Писк. Я на автомате:

— Алло?

— Курьер. Документы. Подъёмник не работает, откройте, — усталый голос.

Я жму «открыть» и оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как моя дочь ставит бутер на край тарелки, берёт обеими руками, прицеливается… и запускает.

— Даша НЕ...

Поздно. Бутер летит идеально, чистая баллистика — прямо в решётку вентиляции над плитой. По пути он оставляет на потолке жирную комету с кетчуповым хвостом. В решётке он не застревает — нет, конечно, — он щедро размазывается, огурец устраивает отрыв, падает на плиту и скользит под кастрюлю.

Мы молчим. Я — потому что пытаюсь не материться при ребёнке. Даша — потому что понимает, что сейчас будет «разговор по душам».

— Пап? — наконец произносит тоненько. — Это было красиво?

Я закрываю глаза, считаю до пяти, ещё до пяти, открываю.

— Да, — говорю. — Космос. Только теперь космос — на моём потолке. А в двенадцать часов ко мне придёт тётя, которая будет смотреть, как у нас… чисто.

— Тётя добрая? — осторожно.

— Она — закон, — мрачно говорю. — Закон не бывает добрым. Закон бывает… пунктуальным.

Звонок в дверь. Ранний курьер. Я смотрю на потолок. На часы. На ребёнка. Быстро хватаю губку, горячую воду, убеждаю себя, что это просто жир. Шлёпаю по потолку и делаю только хуже: теперь у меня там карта мира из мазков, в центре Африка из кетчупа, а вокруг океаны из масла.

Звонок снова.

— Я открою, — говорит Даша и со скоростью кошки уносится в прихожую.

— Стой! — но она уже щёлкает защёлкой.

В коридоре появляется мужик в чёрной куртке с папкой. Лет тридцать пять, худой, с вечным курьерским терпением в глазах.

— Доброе утро, — говорит. — Данил Сергеевич? Подпись, пожалуйста. Повестка.

— Какая ещё повестка, — бурчу, но беру. «Судебное заседание по делу о разделе совместно нажитого имущества» — жирным шрифтом. Дата. Время. «Предупреждение об ответственности за неявку». Классика.

— А ручку можно? — курьер.

— Можно, — говорю и понимаю, что ручки нет. Секунда паники. — Даша, принеси фломастер. Любой. Нет, не блёстками.

Конечно же она приносит фломастер с блёстками. Я расписываюсь «Д» — и всё остальное превращается в сверкающую зелёную дорожку. Курьер косится, но ничего не говорит.

— Удачи, — сочувственно кивает и уходит.

Я закрываю дверь, прислоняюсь затылком к дереву, смотрю в потолок — там Африка, южнее — новый жирный след, потому что я, идиот.

— Пап, мы не умрём? — шёпотом, внезапно серьёзно.

Я поворачиваюсь к ней. На лице зубная паста. Руки в кетчупе. На спине крылья.

— Нет, — говорю. — Мы — живучие. Пойдём. В садик — с крыльями, но крылья снимаем у ворот.

Она кивает. Мы собираемся молча: куртка, шарф, бахилы для садика. Даша надела её новый деревянный медальон с надписью «я добрая, но могу и в глаз». Такого я ей не покупал... и откуда она это нашла? Я смеюсь, хотя не смешно.

В прихожей — привычный бардак: мой рюкзак с ноутом, её розовые сапоги, которые она обещала убрать, и мои разные носки... опять. Я лезу в ящик за ключами, вытаскиваю вместо них… носок с динозавром. Конечно.

Мы выходим в подъезд: пахнет пылью и чужим супом. Лифт встал — опять. Спускаемся пешком — шестой этаж, ноги горят, крылья хлопают об стену, как два больших белых упрёка моему воспитанию.

У садика — суета, детские визги. Даша цепляется за меня.

— Пап, не уходи сразу, — просит. — Я тебе махну из окна.

— Хорошо, — говорю. — И крылья — у ворот. Как договаривались.

Она вздыхает, снимает, бережно складывает. Я прячу их в пакет и чувствую себя предателем детских чудес. Но если сейчас воспитательница увидит их… Нет. Сегодня — не тот день для экспериментов.

Глава 2

Я ставлю подпись — как могу: без росчерков, зато ровно.

— Спасибо, — Ника складывает форму, закрывает папку. — Начнём с кухни.

Тон без «можно?». Как на приеме у стоматолога: «рот шире». Я делаю жест в сторону раковины и стола.

— Сразу скажу, — решаю опередить все возникающие вопросы: — у нас не цирк. У нас ребёнок. Утро бывает несколько… живое.

— Я фиксирую факты, — отвечает она.

Ника оглядывает кухню: плита, стол, холодильник, пол, мойка. Ничего лишнего в движениях, ни одного «фу» на лице — только метки глазами, как у сканера.

— Вентиляционная решётка забита жиром, — ровно. — Потолок — локальное загрязнение. Плита более или менее чистая. Холодильник?

— Есть, — открываю.

Там лежат яйца, йогурт, макароны, яблоки, огурцы, половина лимона, банка огурцов, варенье в банке, даже не знаю откуда оно появилось.

— Свежие овощи/фрукты есть, готовые блюда есть, — отмечает. Ручка кликает, блокнот распахивается. — Сладкое?

— По праздникам, — слишком быстро. Чувствую себя школьником у доски.

— Где храните сладкое? — она даже не поднимает глаз.

Я делаю вид, что не слышу. В этот момент телефон, оставленный на столе, оживает и сам подставляет подножку: голосовое сообщение от воспитательницы. Включаю, не успев уменьшить громкость и там, неожиданно, звучит голос моей дочери:

— Пап, я вчера сама достала печеньки с верхней полки! Табуретку подвинула — и оп! Только ты не ругайся, в пачке три осталась, я всё съела. Всё, я побежаааала!

Тишина на секунду. Чайник шипит. Моя репутация делает сальто и исчезает под шкафом.

Ника не улыбается.

— Фиксирую наличие сладкого, — спокойно. — И наличие детской смекалки, пусть её сейчас здесь и нет.

— Там овсяное было, полезно вроде, — бурчу.

— Вид продукта не критичен. Режим — критичен. Распорядок дня ребёнка? Кто и когда забирает из сада?

— С восьми до шести — сад. Вторник — танцы, четверг — логопед. Забираю я. Дома ужин, книжка, чистим зубы, в девять сон. Мультики не больше часа перед сном, если попросит. По выходным — домашняя пицца.

— Санузел, — коротко кивает.

Ванная держит удар: сухой пол, полотенцесушитель тёплый, аптечка в коробке. Ника открывает, скользит взглядом по блистерам, срокам.

— Жаропонижающее детское есть, термометр рабочий?

— Рабочий, — показываю — мигает зелёным.

— Хорошо.

Комната Даши — гирлянда, стол, книжки, «город будущего» из коробок на полу. Я уже готов услышать, что это «хаос» и к диагнозу "плохой отец".

— Игровые элементы — убирать на ночь, — нейтрально отмечает. — Спальное место чистое. Рабочее освещение есть.

Возвращаемся на кухню. Ника кладёт папку, поворачивает ко мне лист со списком.

— Чек-лист на сутки, — говорит. — Минимум.

Снять и отмыть/заменить решётку вентиляции.

Потолок — локальная чистка, следы удалить.

Продукты — пополнить: овощи/фрукты/крупы/белок.

Аптечка — ревизия: жаропонижающее, сроки, термометр.

Распорядок ребёнка — распечатать и повесить на видном месте.

Характеристика из сада — запросить у воспитателя.

Внизу: «Досмотр — завтра 10:00».

— Вопросы? — смотрит прямо.

— Завтра все будет готово. По чек-листу.

— Именно, — она закрывает папку. — Приду с коллегой. — Делает шаг к двери, оборачивается. — И да, у вас сифон течёт.

— Палыч! — кричу в коридор.

— Уже тут, — отзывается сосед с разводным ключом.

Ника делает вид, что не слышит, и уходит. Дверь закрывается мягко.

И как же мне успеть это всё, если я работаю? Коллеги уже ждут, телефон разрывается от сообщений, встречу пришлось отложить. И всё произошло за один день.

***

Окей. Работа подождёт. Все созвоны сегодня — только из дома. До досмотра — никаких офисов.

Проверяю время: 08:57. В 09:00 — дейли. Идеально: я уже на табуретке.

Ставлю табурет к плите, хватаю отвёртку, лезу к решётке вентиляции. Масло блестит, как совесть. Спасибо, дочь. Ракета удачно сходила на орбиту и там же расплавилась.

Пик! — ноут на столе сообщает, что меня уже ждут. Я включаю звонок, выхожу в звук, не спускаясь. Половина команды видит моё лицо снизу вверх, фон — потолок с Африкой и решётка.

— Доброе утро, — говорю, отсоединяя первый винт.

— Даня, ты где? — Маша (наш проджект-менеджер) щурится. — Ты на потолок полез?

— По ТЗ, — отвечаю. — Ликвидирую последствия детского завтрака.

Смех в канале. Костя, главный тестировщик, не может не вставить:

— Даня, ты уже у нас «папка с прицепом»?

Я держу паузу, откручиваю второй саморез, решётка чуть отходит. Пальцы скользят от масла. Это же надо было так прицелиться, чтобы зафоршмачить все маленьким бутербродом.

— Кость, — говорю спокойно, чтобы не сорваться. — Вот родится у тебя дочь - сам всё поймёшь. И про прицеп шутить не захочется.

Маша кивает:

— Окей, бриф коротко. По релизу: две баги крит, одна минорка. Даня, тебе надо быть на созвоне в 11:30 с тестировщиками и в 15:00 с бэкендом. Остальное я разгребу. Держись.

— Держусь. Спасибо.

Костя фыркает:

— Техника безопасности, инженер. Шлем надень.

Из-под мойки в этот момент появляется Палыч.

— Воду надо перекрывать.

Маша в наушнике кашляет, чтобы вернуть нас к делу:

— Так, по задачам. Даня, ты фиксил ночной хотфикс?

— Фиксил. В мастер влил. Логи чистые, — отвечаю и спрыгиваю на пол.

— Ладно, папка, мы без тебя первый круг проговорим, - бормочет Костя.

Маша подхватывает:

— Всё, отцепились от Даниила. Даня, включайся голосом, когда освободишься.

— Спасибо, — отключаю микрофон, оставляю ухо на созвоне фоном, чтобы быть в курсе дел.

Из-под мойки Палыч комментирует:

— Прокладка усохла. И ещё одна треснула. Поменяю обе, чтоб два раза не вставать.

— Меняй всё, оплачу, — отвечаю.