Мы возвращались домой в воскресенье вечером — уставшие, промокшие, раздражённые. Автобус сломался где-то на полпути от вокзала, такси заломили нереальный ценник. Вера капризничала, Софья молчала с надутыми щеками.
Дождь начался внезапно, как это бывает в апреле: мелкий, колючий, с ветром, от которого зябко даже под капюшоном. Я спешила домой: в одной руке — зонт, в другой — Вера. Она заснула у меня на плече, тяжёлая, тёплая. Софья плелась рядом, усталая, с рюкзаком, который казался больше неё.
Подъезд показался мне спасением. Наконец-то дом! Тёплый, уютный. Наш! Пусть и в ипотеке.
Я только хотела вставить ключ в замочную скважину, как дверь распахнулась.
На пороге стоял Денис, мой муж. С чемоданом.
Мы замерли напротив друг друга. Я даже не сразу поняла, что произошло. Не сообразила. Просто уставилась на него, как на соседа по лестничной клетке, который открыл не ту дверь.
— А вы чего так рано?.. — пробормотал Денис, глядя куда-то в пол. Он вообще старался смотреть куда угодно, только не в мои глаза.
Я почувствовала, как тяжелеет Вера, а я уже не в силах держать ее на онемевшей руке. Она сползла с моего бедра, и я медленно, с усилием, выпрямилась.
— А ты… что ты делаешь? — спросила побелевшими губами.
— Я… я собирался… — он кашлянул, опустил глаза. Немного прошел вперед, и я увидела за его спиной коридор.
Там нет его ботинок. Не висят его куртки. Он абсолютно пустой.
— Уйти? — закончила я за него. Денис так и не осмелился сказать вслух это слово.
Я стояла вся насквозь мокрая, с дочерьми, испуганно прижавшимися ко мне — а он уходил.
— К ней? — спросила глухо.
Денис виновато опустил глаза и произнес, будто бы извиняясь.
— Я хотел… Пока вас не было. Чтобы без сцен.
Без сцен.
Он бросает меня с двумя маленькими детьми, без работы и мешком долгов, и хочет, чтобы это прошло "без сцен".
— Чтобы дети не видели... — продолжил муж.
— Они уже увидели, — оборвала я его.
Он сжал губы. Неловко переступил с ноги на ногу, потом поднял чемодан и шагнул за порог.
— К ней уходишь? — снова спросила я. Мне нужно было услышать ответ на этот вопрос, хотя он, конечно, был уже очевиден.
Он скривился раздраженно.
— Рит… ну не начинай, а? Я хотел по нормальному…
— По нормальному?! — я возмутилась, но тут же заставила себя понизить голос, чтобы не пугать детей. — Ты уходишь, пока нас нет дома. Без слов. Без объяснений. Ты хотел сбежать, Денис?
Он отвёл взгляд.
— Я не сбегаю. Я просто… Банально, но я больше так не могу.
— А я могу? А дети могут?
— Я устал, Рит, — сказал он резко. — Устал, слышишь? Мы всё время на грани. Ты сама не своя. Вечно эти разговоры про долги, про садик, про то, что что-то непонятное происходит с Верой. Я прихожу домой — и будто попадаю в какой-то дурдом!
— Потому что я вытягиваю всё на себе одна! — рванулось из меня. — Потому что ты исчезаешь на работе, не берёшь трубки, у тебя вечные «совещания»!
Он вскинул подбородок.
— Лучше бы я сразу ушел. Вот честно. У тебя вечные претензии, вечно ты чего-то ждёшь. И ничего не можешь дать взамен.
— А она может? Та, к которой ты уходишь? Она может заботиться о тебе, гладить тебя по голове, не спрашивать, почему на карточке минус тридцать тысяч?
— Это не твоё дело.
— Не моё? — я сделала шаг вперёд. — А кредит, который ты оформил на меня — это моё? Твои долги — это моё?
— Я отдам!
— А что тебе раньше отдать мешало?
Соня вдруг зашептала:
— Мам, не надо…
Я глянула вниз. Она стояла, кутаясь в капюшон, глаза — бездонные, все понимающие. Как у взрослой.
И мне стало мерзко. От него. От самой себя, которая не сдержалась и начала выяснять отношения при детях и кричать на мужа прямо на лестничной площадке. От того, что дети стоят и слушают подробности наших семейных проблем.
Я сделала шаг в сторону, отступила, давая возможность Денису пройти.
— Уходи, — бросила ему. — Не хочу больше тебя видеть…
Он помолчал. Потом тихо выдавил:
— Прости.
Подхватил чемодан. Посмотрел на Веру. На Соню. Для них слов у него не нашлось.
Денис прошёл мимо нас, прижавшихся к стене, чтобы его пропустить, и начал спускаться по лестнице, не оборачиваясь. Словно он уходил для того, чтобы выбросить мусор и через минуту вернуться.
Словно мы были прошлым, которое он уже забыл.
Когда шаги стихли, я всё ещё стояла в оцепенении. Никак не могла поверить в то, что это действительно произошло.
— Мам… — голос дочери выдернул меня из этого состояния. — Папа больше не будет с нами жить?
— Нет, — тихо сказала я. — Не будет.
Соня кивнула, как будто примерно такого ответа она и ждала, потом взяла Веру за руку и повела её в квартиру. Я вошла за ними следом, заперла дверь, попыталась занять себя рутинными делами, чтобы отвлечься, а в голове у меня звенело.
Он ушёл.
Пока я с мамой моталась с Верой по врачам, пытаясь добиться если не помощи, то хоть какого-нибудь объяснения того, что с ней происходит, он собирал вещи.
Пока я спасала наш корабль, он спрыгнул в шлюпку. И оставил меня тонуть.
Я знала, что рано или поздно все закончится. Но не думала, что так подло и быстро. Конец формы
Я видела, как он уходит в ванную с телефоном. Как резко выключает экран, когда я прохожу мимо. Как улыбается, когда читает её сообщения. "Марина из отдела продаж". Он называл её просто коллегой.
Однажды я полистала их бесконечные переписки в мессенджерах. «Марина из отдела продаж» постоянно была с ним на связи. Они каждый вечер переписывались, желали доброго утра и доброй ночи, слали друг другу фотографии и смайлики-поцелуйчики.
Денис сказал, что это «по работе». А я сделала вид, что поверила.
Я спрашивала снова. Он снова врал. Я уговорила себя, что это просто игра, интрижка, он остынет. Мужчины срываются. Им нужно пространство.
Когда я вышла из метро, первое, что бросилось в глаза — сияющий фасад нового здания. Стеклянный гигант в самом центре большого города. Его окна отражали небо, будто отгораживая от всего земного.
Та самая скоромная фирма, в которой я когда-то начинала свой карьерный путь, теперь занимала значительную часть этого здания.
А в двух кварталах отсюда — частный детский сад, который посоветовал невролог для Верочки. С направлением на коррекцию и развитие речи. Они работают по новой методике — и обещают быстрый результат.
Если я получу эту работу — смогу устроить Верочку туда. Смогу забирать её вовремя. Смогу дать то, чего ей не хватало — регулярность. Внимание. Помощь. И хоть какую-то стабильность.
У меня была цель. А значит, я могла идти дальше.
Стеклянные двери с тихим шипением открылись, пропуская меня внутрь.
Огромный и светлый холл. Пол из серого камня отполирован до зеркального блеска. На ресепшне — словно не офисный работник, а модель. Вокруг — спешащие мужчины в безупречных костюмах, женщины в строгих платьях и туфлях на каблуках.
Всё блестит, движется, дышит успехом и деньгами.
Когда-то я тоже была частью этого.
Я вспоминала себя — в белой рубашке, юбке-карандаш, с вечным стаканом латте в руке и вечным телефоном у уха. Я умела быть эффективной, успешной, нужной.
А потом появился Денис. Милый, очаровательный и очень, очень настойчивый. Другие мужчины побаивались моей уверенности, моей устремленности на карьеру, но только не он… Ему все было нипочем — мой холод, мои отказы. Он покорил меня именно своим упрямством, которого так не хватает современным мужчинам. Он осаждал меня месяцами, как крепость, пока я, наконец, не сдалась.
В первый декрет я ушла с твердым намерением вернуться к работе максимум через месяц. Я думала, что, если справлялась с безумным темпом работы, то уж точно справлюсь с младенцем.
У меня были далеко идущие планы, но столкновение с материнством оказалось для них разрушительным.
Две беременности подряд. Два кесаревых. Вечный недосып. Диагнозы. Поиски врачей. И бесконечные долги.
Любимый муж не спешил помогать. Сначала он увлекся играми, чтобы отвлечься от работы. Потом — случилось казино, и вечные обещания «я отыграюсь.
Пока он ночами играл в компьютер — я качала младенца на руках. Пока он крутил рулетку виртуального казино — я успокаивала детские истерики.
От меня прежней осталась лишь жалкая тень.
Теперь я — женщина в не по сезону тяжёлом пальто, с дешёвой сумкой, с глазами, в которых слишком мало сна и слишком много тревоги.
Во мне теплилась наивная надежда, что в этой компании вспомнят мои прежние заслуги, вспомнят ту, которой я была раньше, и подарят мне шанс.
Но здесь, кажется, не осталось ни одного человека из тех, кто работал в прежнем штате.
— Здравствуйте, я хотела бы поговорить с Еленой Сергеевной…
Девушка на ресепшне скользнула по мне безразличным взглядом. Оценила всё — от неактуальной сумки до усталости в глазах.
— Запись через почту, — буркнул она.
— Я раньше здесь работала, — попыталась улыбнуться. — Меня зовут Рита. Рита Кузнецова. Я была ведущим маркетологом.
Она усмехнулась недоверчиво.
— Правда? Ну, теперь многое изменилось. Компания теперь совсем не та, что раньше. Мы выросли. И наши требования — тоже. Скиньте резюме на почту, может быть, что-то найдется для вас.
— А могу ли я лично поговорить с кем-нибудь из отдела кадров?
Девушка закатила глаза, как будто своими глупыми просьбами я отрываю ее от самой важной работы на свете, но все-таки взяла трубку, чтобы кому-то позвонить.
После недолгих переговоров в виде шепота и смешков, она предложила мне пройти в кабинет, который находился тут же, на первом этаже.
Женщина в кабинете выглядела старше той, что на ресепшне, и еще строже. Она смерила меня холодным взглядом, который пригвоздил на пороге.
— Доброе утро… Простите, что без предупреждения. У вас есть сейчас открытые вакансии? Я могла бы подключиться. Я работала у вас раньше и хорошо знаю продукт. И могу выйти сразу же. Даже прямо сегодня.
Она чуть наклонила голову, разглядывая меня.
— Вы работали у нас раньше? Как давно?
Я нервно сглотнула.
— Шесть… То есть почти семь лет назад. Я ушла в декрет, но сейчас готова снова работать.
Она не предложила мне сесть. Не улыбнулась. Посмотрела на меня так, будто я сморозила полную чушь.
— В такой сфере, как маркетинг, — начала она объяснять мне, как неразумному дитя, — что-то новое появляется каждый день. Мы не можем позволить себе выпасть даже на неделю. Пропустить месяц смерти подобно. А вы говорите про семь лет. Вы смеетесь надо мной что ли?
— Я понимаю, но… В декрете я продолжала обучаться, повышать квалификацию…
Увидев выражение ее лица, я поняла, что это бесполезно. Но все-таки не могла позволить себе сдаться — слишком многое стояло на кону.
— Может быть, рассмотрите мое резюме хотя бы на помощника? — предложила я. — На подмену? Я быстро включусь. И дети уже подросли…
— Видите ли, — она сжала губы, — вы выпали из обоймы профессии. У нас жёсткий темп. Команда молодая, проект горит. У нас даже на стажировку люди приходят с опытом. Понимаете? Сейчас другие времена. Извините, ничего не можем вам предложить.
Я кивнула.
— Хорошо. Спасибо.
Вышла из кабинета, стараясь идти медленно, чтобы это не выглядело как бегство. Хотя внутри всё сжималось, как после пощёчины.
— Подождите! — вдруг раздался окрик за моей спиной.
Я обернулась. Возле ресепшна стояла женщина, которая показалась мне смутно знакомой. Неужели кто-то из старой команды?
— Подождите минуту… Вы ведь раньше здесь работала, верно? Кажется, я вас помню…
Я кивнула.
— Да. Маркетинг. До декрета. Потом с младшей всё сложно было и …
Я почувствовала, как голос начинает дрожать.
— Мне правда очень нужна работа. Любая. Хоть временно, хоть частично. Я не прошу ничего, кроме шанса.
Я прекрасно понимала, что за годы декрета растеряла свою квалификацию, но столкнуться лицом к лицу с этим фактом все равно было невыносимо больно.
Однако в этом был и неожиданный плюс — боль от унижения на работе перекрыла боль от трусливого бегства Дениса.
На следующий день я проверяла телефон каждую минуту. Почту — каждые пять минут. Не было никаких писем и ни одного звонка. Неужели про меня забыли?
Во время ожидания я не сидела сложа руки. Каждую день — отклики, минимум по сто штук. Я писала бессмысленные мотивационные письма, делала тестовые задания по полночи.
И каждый раз ситуация повторялась:
«Ваше резюме впечатляет, но у вас слишком большой перерыв. Мы не готовы сейчас обучать сотрудника».
Когда в гнетущей тишине прошло три дня, я поняла: что-то пошло не так. Наверное, мое резюме настолько не понравилось руководителю, что он решил, что не стоит тратить время на то, чтобы со мной говорить.
Когда я уже дошла до последней стадии отчаяния, телефон наконец зазвонил. Неизвестный номер.
— Да? — я подхватила трубку быстрее, чем успела испугаться.
— Маргарита Кузнецова?
— Слушает!
— Вы можете подъехать прямо сейчас? Это из компании «Вектор».
— Прямо сейчас?
— Да. В течение часа. Если не успеете — боюсь, у руководителя до конца недели времени больше не будет.
Они застали меня в врасплох. Я уже и не надеялась. На мне — старая футболка и домашние штаны. Со мной Верочка, на плите недоваренный суп.
— Я буду, — бросила я в трубку и сразу отключилась, чтобы не терять время.
Следующие двадцать минут прошли в оглушающей суете. Я переодевалась одной рукой, второй — умывала Верочку.
Через десять минут уже стучала в дверь соседке снизу. Бабе Тане за семьдесят, но она держится бодрячком. Мы с ней всегда помогали друг другу. Я носила продукты, прибиралась и готовила, а она за это могла посидеть с детьми. Няню я бы сейчас не потянула.
— Бабуль, умоляю, — сказала я, всовывая ей Веру. — Мне позвонили с работы, срочное собеседование. Час, максимум полтора, и я вернусь.
— Беги скорей! Всё будет хорошо.
Она перекрестила меня на удачу — баба Таня была в курсе особенностей моей семейной жизни и знала, насколько мне важно сейчас найти работу. Я обняла её — быстро, неловко, и вылетела из дома, как из горящего здания.
На этот раз в офисе меня встретили более приветливо. Девушка с ресепшна даже сопроводила меня к лифту.
Кабинет Воронцова находился на последнем этаже небоскреба.
— Присаживайтесь, — кивнула девушка. — Вас позовут.
Я села на низкий диван у стены. Сквозняк из кондиционера пробирал до костей. Ладони холодели.
Прямо напротив меня — массивная дверь. За ней — его кабинет.
Максим Воронцов.
Мужчина, от которого зависит, смогу ли я отдать дочку в хороший садик. Купить лекарства. Купить еду. Вернуть себе хотя бы тень прежней жизни.
Время тянулось мучительно.
Мужчины и женщины в дорогих костюмах один за другим заходили в кабинет и выходили оттуда с такими лицами, будто только что сдали ЕГЭ по всей жизни сразу. Некоторые —на грани слёз.
Что это за человек, если люди выходят от него в таком состоянии?
Я почувствовала, как от страха подступает тошнота.
Прошло сорок минут. Потом — еще сорок. Волнение нарастало, но вместе с ним и возмущение — зачем было назначать мне встречу через час, если он совсем не торопиться принять меня?
Дверь открылась, из кабинета вышла заплаканная женщина. Я знала, что больше там никого нет.
По идее я должна продолжать сидеть тихо, как послушная соискательница. Должна ждать, когда он снизойдет.
Но что-то внутри меня вспыхнуло. Усталость. Унижение. Злость.
Я пришла за шансом, а не милостыней.
Встала и торопливо, словно боясь передумать, постучала в дверь. И, так как ответа не было, осторожно зашла в кабинет.
И замерла на пороге.
Я ожидала увидеть в этом кабинете кого угодно. Седого ворчливого старика, брюзжащего на жизнь и подчинённых или важного пузатика с сигарой и кожаным креслом. То, что обычно представляешь себе, когда думаешь о руководителе корпорации.
Но за столом сидел он.
Выглядел моложе, чем я ожидала. Лет тридцать восемь, максимум сорок. Мужчина, к которому липнут взгляды. Мужчина, который к этому привык.
Красивый. Высокий. Широкие плечи и твердые бицепсы, которые заметно даже через рубашку.
Я сделала шаг вперёд, и пол слегка скрипнул под каблуками. Он поднял глаза.
— Простите, — начала я, поборов смущение. — У меня на сегодня назначено собеседование. Мне сказали прибыть в течении часа, и я пришла.
— И вы решили, что можете заходить без приглашения? — спросил он холодно.
— Просто я жду уже очень долго. Хотела напомнить о себе.
— Напомнить? Вы думаете, что если будете назойливой, это сыграет вам на руку?
— Я думаю, что если не проявлю инициативу, то здесь обо мне никто не вспомнит, — тихо, но твёрдо сказала я. — И вообще-то у меня на сегодня есть и другие планы, я не могу позволить себе просидеть весь день в коридоре.
Он окинул меня взглядом с ног до головы. Будто прикидывал, стоит ли тратить на меня время. Потом погрузился в изучение своего расписания, в котором, наконец, обнаружил встречу со мной. Среди кипы бумаг на столе обнаружилось и мое резюме.
— У вас есть опыт офис-менеджера? — нарушил он молчание.
— Нет. У меня есть опыт руководителя маркетингового отдела. И диплом, и курсы, и кейсы…
— Почти семь лет назад... Это более чем достаточно, чтобы всё забыть, — усмехнулся он. — Вы в курсе, что за эти годы рынок сильно поменялся?
— Конечно, я в курсе. Я проходила обучение. Онлайн-курсы...
— Это все теория, а у нас тут не лекторий.
— Я готова начать с позиции офис-менеджера, — отчётливо выговорила я. — Мне важна возможность. И я умею работать. Это не исчезло за семь лет, а напротив — многократно усилилось.
Утром я встала до будильника.
Не потому, что выспалась. А потому что вообще не спала.
Перед тем, как разбудить девочек, я с болью посмотрела на их лица — светлые, наивные, совершенно не готовые к тому миру, в котором им придётся выживать вместе со мной.
Соня, как всегда, долго бурчала, что ей надо доспать еще пять минуточек, натягивала колготки задом наперёд и путалась в застёжках рюкзака. Верочка — как обычно — не сказала ни слова.
Мне пришлось влезть в «добеременный» комплект одежды, безнадежно вышедший из моды, потому что ничего другого у меня в гардеробе не было.
Мы вышли затемно, когда город только просыпался. Сначала — школа недалеко от дома. Потом — в садик на метро.
В этот момент я подумала о Денисе, который, вероятно, в такую рань все еще спит. Он мог хотя бы отвести Соню в школу — уже одно это сильно бы мне помогло. Но он предпочёл просто исчезнуть из нашей жизни и забыть обо всех проблемах. С того дня — ни звонка, ни сообщения. Ни копейки денег. Его будто и не было вовсе.
И этот человек когда-то настойчиво добивался меня, а, заполучив, обещал, что всегда будет рядом…
Ему неинтересно, как я справляюсь. Есть ли у нас деньги на еду. Купила ли я детям новые ботинки. Всё это больше не его забота. Он — свободный, все еще молодой мужчина, у него уже новые отношения.
А я осталась одна. С расписанием, которое не вмещается в человеческие сутки, с усталостью, которую не выспишь, и с тревогой, которую не унять даже самыми крепкими таблетками.
Я не имела права сломаться.
Сад оказался еще лучше, чем я ожидала. Новый, светлый, с большими окнами и с воспитателями с мягкими голосами. Вера сначала испугалась, вцепилась в меня, но, когда увидела мольберт с красками — сделала шаг вперёд. Потом ещё один.
А мне осталась только добраться до работы.
Я бегом влетела в офис.
Дверь в кабинет Воронцова была открыта нараспашку. Сам он уже сидел за столом, склонившись над бумагами, но, как только я вошла в коридор, поднял глаза.
— Восемь тридцать семь, — сказал он, даже не поздоровавшись. — Опоздали.
— Простите. Я…
— Надеюсь, вы не из тех людей, которые начинают каждое утро с оправданий?
Он не кричал, не ругался. Но от металла в его голосе мороз побежал по коже.
Я отрицательно покачала головой. Мне хватило ума понять, что мои оправдания здесь никого не волнуют. Они будут только раздражать
— Проверьте расписание на сегодня, — холодно продолжил Воронцов. — У меня две встречи с утра, потом презентация после обеда для партнёров. Канцелярия в переговорной закончилась. И кто-то из младших сотрудников умудрился пролить кофе на макбук — найдите, где быстро починить. Справитесь?
— Справлюсь.
— Надеюсь. Мне нужен результат.
Он отвернулся. Беседа закончилась.
Ко мне подошла его ассистентка Вика — молоденькая девушка модельной внешности, у которой синева под глазами могла соперничать с моей.
— Это ваш стол. Рабочая почта активирована, — вещала она ровным, безэмоциональным голосом. — Здесь все доступы и инструкции. Распечатки сегодня на вас. Доставка воды — тоже. В десять — совещание. Вот список гостей, нужно оформить бейджи. И приготовить им кофе. Два капучино, три латте и один очень крепкий американо без пенки и без сахара — это для Максима Викторовича. Не перепутайте.
Она явно считала, что я здесь надолго не задержусь. И совершенно не собиралась тратить свое время на то, чтобы вводить меня в курс дела.
Я мысленно повторила список: кофе-машина, офисная почта, календарь встреч, расходники, документы на подпись. Ничего сложного. Формально — ничего.
Но я быстро поняла, что "ничего сложного" — не про этот офис.
Сначала я боялась каждого шага. Страх сделать что-то не так. Не справиться. Подвести.
Но страх не суметь прокормить семью был гораздо сильнее.
К одиннадцати я успела сбегать на склад канцтоваров, выслушать раздражённого кладовщика, который не понял, кто я и что мне нужно, налить кофе (в итоге Воронцову достался ненавистный сладкий с молочной пеной), зарегистрировать гостей на совещание, забыв при этом того, кто оказался не просто "гостем", а важным партнёром. Он, к счастью, оказался сдержанным человеком, но я уже чувствовала, как под ногами ломается хрупкий лёд.
Никто не спешил мне помогать — каждый был занят своим делом. Или делал вид. Меня, будто маленького ребенка, учили плавать самым жестким способом — кинув в самую бурю волн.
Когда я принесла неправильный документ, Воронцов посмотрел на меня и холодно сказал:
— Никто не будет держать вас за руку. Либо вы делаете работу правильно, либо идёте домой. Всё.
Мне казалось, что, если я оступлюсь ещё хотя бы один раз — он меня просто съест.
Но я уже не так боялась его, хотя он, безусловно, умел нагнать страха. Моей основной эмоцией к концу дня стала злость. Я злилась на саму себя. Я ведь действительно многое умела. Я была способной. Я просто давно не пользовалась этой частью себя.
Я очень старалась работать усердно. Бегала по этажам, носила бумаги, делала заказы, сама таскала бутыли с водой. Один раз порезалась о край коробки — кровь хлынула, и мне пришлось заклеивать палец скотчем, потому что аптечку не нашла.
Я не обедала. Только пила воду. С трудом удержалась от слёз, когда одна из сотрудниц отказалась подписывать накладную и жестко отчитала меня. Потом просто зашла в туалет, чтобы пару минут постоять с закрытыми глазами и напомнить себе, зачем я всё это терплю.
К обеду я успела многое: перепутать номера переговорок, распечатать не ту презентацию для не того партнёра, пролить кофе и в довершение столкнуться с Воронцовым. Он выскочил из кабинета как раз в тот самый момент, когда я ползла по коридору с горой папок в руках.
— Осторожно, — сказал он и едва успел затормозить, чтобы я не врезалась в него.
Папки в моих руках поехали вниз — я не сумела удержать их, и бумаги рассыпались по полу.
На следующий день мне удалось прийти в офис на двадцать минут раньше. Так я рассчитывала загладить свою вину за то, что вчера ушла вовремя.
Я думала, что буду первой.
Но Воронцов уже был на месте.
Сидел в своём кабинете в свежей белой рубашке. На столе — уже разложенные документы, графики, открытый ноутбук и чашка чёрного кофе.
Как будто он не просто рано пришёл — а вообще со вчера никогда и не уходил.
Он поднял взгляд. Кивнул мне холодно, без улыбки.
— Вы удивительно рано сегодня.
— Хотела подготовиться.
— Хорошо. Без подготовки вы вчера не слишком впечатлили.
Я промолчала, хотя захотелось ответить ему довольно резко. Да, он прав — я ошибалась. Ну а кто бы не ошибался в своей первый рабочий день? Меня так и подмывало спросить у Воронцова, насколько идеально прошел его собственный первый день на новом рабочем месте, но я вовремя прикусила язык.
Он попросил обновить ему кофе, и я заварила крепкий, как концентрированная горечь, но Воронцов даже не поморщился.
Пока я ставила ему на стол чашку и раскладывала салфетки, мне удалось немного понаблюдать за тем, как он работает — уверенно, быстро, не отвлекаясь ни на секунду. Ни суеты, ни медлительности. Даже в мелочах — точность.
Неудивительно, что он всех держит в тонусе.
— У нас с утра презентация нового проекта, — Воронцов перевел взгляд на меня, очевидно, заметив, что я его разглядываю. — Умеете пользоваться кликером?
Я кивнула. Конечно, я умею пользоваться чертовым кликером. Когда-то я сама делала презентации на тысячи человек. Но теперь гожусь только для механической функции.
— Тогда ваша задача на сегодня— переключать слайды. Постарайтесь не облажаться, — сказал Воронцов строго и отвернулся к ноутбуку, давая понять, что разговор закончен.
Я развернулась на каблуках и вышла из кабинета.
Зал, в котором проводили презентацию, был полон. Казалось, что здесь собрался весь штат. К проектному экрану вышли двое сотрудников — оба совсем молодые, вчерашние студенты, до краев наполненные энтузиазмом и самоуверенностью. Словно они уже зарабатывают для компании миллионы.
— Доброе утро, коллеги, — начал один из них. — Сегодня мы представим концепцию продвижения нового жилого комплекса премиум-класса…
Я нажала кнопку. Слайд первый. Банальный логотип, пафосный слоган.
— Наша целевая аудитория — мужчины от 20 до 25 лет с доходом выше среднего, заинтересованные в инвестициях в недвижимость.
«Мужчины двадцати лет? Покупатели премиум-недвижимости? Что они, черт возьми, несут?»
— Наш слоган: «Выше всех» — сыграем на чувстве элитарности и доминировании, — уверенно вещал докладчик. — Закажем рекламные у блогеров-миллионники, выставим неоновые билборды, зайдем в вирусные видео…
Я почувствовала, как внутри меня поднимается волна раздраженияИх идеи были вырваны из воздуха, обёрнуты в псевдокреатив и посыпаны маркетинговыми терминами, как пудрой. Во всем этом не было никакого смысла.
Я опустила глаза, чтобы не смотреть на ту чушь, что они презентовали, но заткнуть уши мне, к сожалению, было нельзя. Все остальные слушатели одобрительно кивали.
Я перевела взгляд на Воронцова. По его лицу ничего невозможно было прочитать.
Мне пришлось глубоко вздохнуть и напомнить себе о том, что моя задача — просто нажимать кнопку и не лезть туда, куда меня не просят.
— Мы выбрали агрессивный стиль: дерзкий, вызов обществу, стремление выделиться… — подхватил другой докладчик. — Наш герой — молодой миллионер в худи. Он просто берет свое! И мы не стали заморачиваться на анализе аудитории. Всё и так видно из трендов…
И тут я услышала собственный голос, прежде чем осознала, что открыла рот:
— Простите…?!
Я увидела одновременно лица всех присутствующих в зале, потому что все они, как один, повернулись к мне. В зале воцарилась тишина.
У меня пересохло в горле. Но было уже слишком поздно для того, чтобы давать заднюю.
Я продолжила, надеясь, что не всем очевидно, что у меня дрожит голос:
— Можно один вопрос? Вы говорите, что наша целевая аудитория — мужчины до двадцати пяти. Вы серьёзно считаете, что именно они в основном покупают квартиры бизнес-класса?
Докладчики могли бы просто спросить, кто я вообще такая, чтобы задавать им вопросы, но они вдруг неожиданно стушевались.
— Ну… есть такие тенденции…
— Какие? Покажите данные, — почувствовав их неуверенность, я решила дожать. — Или вы строите стратегию на личных ощущениях?
— Мы анализировали медиаповестку…
— Медиаповестку или реальные цифры? У вас есть статистика, подтверждающая, какой процент этой ЦА способен купить жильё в сегменте премиум?
В моем голосе появилась былая уверенность. Мой противник открыл было рот, но я не дала шанса.
— У вас позиционирование построено на пафосе и мемах. А ваш типичный покупатель — это скорее консервативный владелец бизнеса, ценящий приватность и статус. Вы продаёте элитную недвижимость, а преподносите её как жвачку для подростков.
— Мы думали, что нужно работать на опережение…
— Ну а мне показалось, что презентация слишком оторвана от реальности, — люди все еще смотрели на меня, поэтому я и решилась продолжать. — Мы продаём не подписку на фитнес-приложение. Это недвижимость. Люди вкладывают миллионы.
Я чувствовала на себе взгляд Воронцова, но так и не смогла ничего в нем прочитать. Он просто смотрел на меня своими темными глазами, не мигая, и я не знала — мне стоит остановиться или можно продолжить.
Вот сейчас он меня выгонит.
Вот сейчас велит мне замолчать.
Вот сейчас уволит в ту же секунду.
В этот момент один из докладчиков попытался меня принизить:
— Вы, наверное, просто не в курсе новых, современных трендов…
Я повернулась к нему:
— Зато я в курсе того, что более шестидесяти процентов покупателей элитной недвижимости — это семьи с детьми! Средний возраст от тридцати пяти до пятидесяти пяти лет… Это факты. А вы, кажется, даже не открывали бриф.
Вечером сотрудники снова не спешили расходиться. Но я уже знала, что делать — украдкой засунула документы в сумку, туда же отправила рабочий ноутбук и, дождавшись подходящего момента, сбежала.
Дома пыталась делать сразу сто дел одновременно — закинуть в кастрюлю макароны и тут же запустить стиралку, нарезать огурцы и протереть полы, разобрать игрушки и заплести Соне косичку.
Сказка на ночь всегда была нашей традицией. Даже в такой вечер, когда глаза у меня начали слипаться уже к восьми, я всё равно открыла книгу и начала читать. Глотая зевки, перепрыгивая через строчки, стараясь не показывать дочкам, насколько я сильно устала.
Бедные мои девочки и так оторваны от меня. Целый день мы проводим в разлуке, потом вечером ужинаем и вот уже пора спать. Почитать им сказку на ночь — самое малое, что я могу сделать. Хоть что-то должно оставаться незыблемым в их детских жизнях.
Я слышала, как Соня размеренно дышит. Верочка тоже закрыла глаза. А я... сама не заметила, как наклонилась, прижавшись щекой к её волосам, и заснула.
Ненадолго. Минут на тридцать. Но этого хватило, чтобы очнуться с резкой болью в шее и липкой паникой: работа. Работа ждёт. Воронцов не будет слушать про сказки и усталость.
На цыпочках я выбралась из комнаты, прикрыла за собой дверь и сделала себе кофе. Горький, крепкий, обжигающий язык. Такой, каким его обычно пьёт Воронцов.
Сил ни на что не было. Болела спина, глаза щипало. Но внутри росла какая-то остервенелая решимость.
Я открыла ноутбук. Пальцы замерли над клавишами. Когда-то я хорошо умела это делать. Смогу ли сейчас?
Да. Смогу. У меня нет выбора. Сдаваться точно не входило в мои планы.
Разложила перед собой папку с материалами. Всё было сырое, рыхлое, без структуры. Но я знала, как должно быть. Я чувствовала.
Сначала пальцы двигались медленно, с усилием. Я перечитывала, правила, добавляла нужные цифры, искала примеры. Где-то к полуночи внутри что-то щёлкнуло — сон, как рукой сняло. Появился азарт.
Я вспомнила, как делала такие вещи на раз-два, и та Рита, прежняя, задышала во мне. Я почти не замечала времени. В два часа ночи — кофе. В три — пятиминутный сон прямо на кухонном столе. В четыре — финальный просмотр.
Где-то на заднем плане тикали часы. В другой комнате мирно спали мои девочки.
Я же решила вообще не ложиться. Умылась ледяной водой, заварила очередную чашку убийственного кофе. Достала свою единственную строгую юбку, которая не успела до конца высохнуть после вечерней стирки и была чуть влажной. Когда натянула её, заметила — сидит уже не так туго, как прежде.
Я пришла на работу раньше восьми.
— Вы снова первая, — Воронцов встретил меня лёгкой иронией. — Вернее, вторая после меня. Если так дальше пойдёт, вы побьёте все корпоративные рекорды по трудоголизму.
— Может, и побью.
— Готовы к презентации?
— Более чем.
Что-то мелькнуло в его взгляде — интерес? насмешка?
— Ну это мы еще посмотрим…
Конференц-зал был набит битком. Людей гораздо больше, чем на вчерашней презентации.
Отрепетированная структура рассыпалась в моей голове, как карточный домик, при виде всей этой толпы, которая собралась только для того, чтобы на меня посмотреть.
Воронцов сидел у окна, чуть откинувшись на спинку кресла. На лице — абсолютное спокойствие. Он даже не взглянул в мою сторону. Как будто всё происходящее его совсем не интересовало.
— Итак, начинаем, — объявила его ассистентка Вика. — Слово — Маргарите Кузнецовой.
Гул голосов стих. В зале повисла тишина.
— Доброе утро… — начала я и тут же неловко кашлянула, — ...коллеги.
Голос дрожал, как у школьницы. Мне хотелось провалиться под землю. Забыть текст, забыть себя, выскочить из зала и бежать отсюда без оглядки.
Но я знала: если сейчас провалюсь — второй попытки не будет.
Бросила взгляд на Воронцова. Он всё так же старательно игнорировал происходящее.
И именно этой своей «невовлечённостью» он словно дал мне свободу.
— Последние данные по рынку показывают... — начала я чуть твёрже. — …что спрос на квартиры бизнес-класса за год вырос на пятнадцать процентов. Но рост интереса не означает роста продаж.
Я говорила — и с каждым словом уверенность крепла.
Нервный туман рассеивался. Я вспоминала, как когда-то работала. Как убеждала. Увлекала. Воздействовала. Все это было во мне. Просто ждало, когда я вспомню.
— Мы подготовили три ключевых сегмента позиционирования, — я показывала цифры, диаграммы. — Это — результат понимания аудитории. Их потребностей. Их боли.
Я уже не думала о том, как стою, как выгляжу. Голос стал уверенным, интонации — живыми. Паузы — точными.
Когда я закончила, в зале снова повисла тишина. Кто-то первым хлопнул несмело. Потом — ещё. Аплодисменты нарастали, не слишком бурные, но искренние.
Я выдохнула. Повернулась — и впервые за всё время встретилась взглядом с Воронцовым.
Он смотрел прямо на меня. Без улыбки. Без одобрения. Но и без той холодной отстранённости, что была раньше.
— Вопросы? — мой голос чуть дрогнул.
— У меня есть вопрос, — сказал Воронцов и откинулся в кресле. — Вы упомянули, что аудитория «бизнес-класса» ориентируется на качество жизни, а не только на квадратные метры. Верно?
— Да, тренд последних лет показывает, что покупатель стал избирательнее...
— Тогда объясните, — перебил он, — почему вы включили в презентацию проект на Нагорной? Район без нормальной инфраструктуры, рядом три промзоны, один торговый центр и бесконечные пробки. Это ваш новый стандарт качества жизни?
— В этом… вы правы, — начала я медленно. — Я не проверила информацию по инфраструктуре. Это моя ошибка.
— Выходит, вы построили стратегию на ошибочных предпосылках?
— Нет, — ответила я твёрже. — В финальном варианте этой презентации данный проект будет заменён на более соответствующий — например, «Дом у парка», где действительно реализована концепция комфортной среды.
Придя в себя, я обнаружила, что лежу на большом кожаном диване в кабинете Воронцова, а рядом, на полу, сидит он сам. Я попыталась подняться, но его рука тут же пригвоздила меня обратно к дивану.
— Не геройствуйте, — сказал он жёстко. — Вам лучше сейчас не вставать.
— Всё нормально, — прошептала я еле слышно.
Его пальцы, всё ещё лежавшие на моём плече, сжались чуть сильнее.
— Сейчас вызовем скорую, — он потянулся за телефоном.
— Нет! — я снова попыталась подняться. — Не нужно! Со мной всё хорошо!
— Вы рухнули на пол у меня в кабинете. Это совсем не хорошо!
— Это просто переутомление. Я не спала ночь, но это не повод устраивать драму.
Я с трудом села. Попыталась подняться на ноги, но не смогла. Перед глазами все еще плыло.
— Вам нужно показаться врачу!
— Сказала же — всё в порядке! — отрезала я. — Дайте пройти!
Наши взгляды встретились. Впились друг в друга, словно между нами продолжалась молчаливая дуэль.
Потом он подал мне руку, и я, поколебавшись секунду, всё же решила воспользоваться его помощью. Вложила свою ладонь в его.
Тёплая. Сильная. Уверенная.
Когда я встала, он слегка придержал меня за локоть. Я чувствовала — слишком близко, слишком напряжённо — его дыхание рядом с собой, аромат его парфюма, его взгляд. Всё это будоражило сильнее, чем крепкий кофе.
Его руки обвили мои плечи, мои — на секунду уткнулись в его грудь. Мы оба застыли.
Мир сжался до этой точки соприкосновения.
Потом я резко отстранилась. Он тоже шагнул назад, как будто только сейчас понял, что мы сделали что-то неприличное. Несколько секунд просто молча смотрел на меня.
— Если вы уверены, что в полном порядке, то… Вас может кто-нибудь забрать? Супруг может за вами приехать?
Я покачала головой.
— У меня нет супруга…
Снова воцарилось молчание, еще более неловкое, чем то, что было до этого. Я заметила, что Воронцов пристально смотрит на меня. На мою руку. Я проследила его взгляд и тут до меня дошло, что на безымянном пальце у меня все еще надето обручальное кольцо.
Я покраснела, тут же торопливо потянулась к кольцу, пытаясь его сдёрнуть.
— Это… просто… — я чувствовала, как неловкость нарастает, как неуместное волнение сдавливает горло. — Мы в процессе развода. Как-то не нашлось времени его снять.
Наконец, кольцо поддалось, соскользнуло с пальца. Я сжала его в кулаке.
— Хорошо, — сказал наконец Воронцов. — Тогда я сам отвезу вас домой.
— Вот еще! Я не поеду домой. Я останусь работать.
Он тяжело выдохнул, будто изо всех сил старался сохранить самообладание.
— Вы в своём уме?
— Более чем.
Воронцов сложил руки на груди, нахмурился.
— А что вы ели в последний раз?
— Что?
— Я спрашиваю: что вы сегодня ели?
Я попыталась вспомнить. Кофе. Кусок булки, которую не доела Вера. Опять кофе.
— Я ела… Еду. Всё нормально, — пробормотала я, делая шаг к двери. — Не беспокойтесь.
— Нормально, — повторил он с издевкой. — Значит, ничего. Так я и знал! Ладно. А теперь идите за мной.
— Куда?
— Обсудим вашу презентацию. И не спорьте — иначе я действительно вызову скорую, и вы поедете туда на капельнице.
Он уже шел вперед. Я выдохнула, собралась с силами — и поспешила за ним.
Мы спустились на лифте на первый этаж, вышли на улицу, пересекли дорогу. Прямо напротив офисного здания располагался небольшой итальянский ресторан, и, к моему огромному удивлению, Воронцов направился прямо туда. Открыл передо мной дверь, пропуская вперёд.
— Вы всегда решаете рабочие вопросы в ресторане? — поинтересовалась я, усаживаясь на стул, который он для меня отодвинул.
— Можете считать обед с руководителем частью ваших обязанностей, — ответил Воронцов сухо.
Я усмехнулась.
— Если бы я знала, что офис-менеджерам так везёт, давно бы устроилась!
— Ну не все офис-менеджеры встают после обморока и требуют новых заданий. Вы особенная.
Я ждала, что сейчас к нам кто-то присоединится — ассистентка Вика или может быть, кто-то из отдела продаж. Что вот-вот сейчас начнется рабочая встреча. Но официант принёс нам только два меню.
— Здесь будет кто-то ещё? — неуверенно спросила я, чувствуя, как поднимается жар к щекам.
— Нет, — спокойно ответил Воронцов, изучая меню. — Только мы двое.
— Я не понимаю. Это ведь деловая встреча?
— Именно.
— Это... странно, — выдохнула я, опуская взгляд. — Я не привыкла, чтобы меня… подкармливали.
Он усмехнулся.
— Вы серьёзно, Кузнецова? Если вы голодны — вы не эффективны. А у меня нет времени на неэффективных сотрудников.
Гордость внутри уже закипала, требовала уйти, бросить в лицо: «Я не нуждаюсь в вашей заботе!» Но… в этот самый момент принесли еду.
Запах был чудесный. Горячая паста с томатным соусом, базилик, свежий хлеб. И моя гордость пала в неравном бою с желудком.
Я взяла вилку.
Мы ели молча, и это было одно из самых напряжённых молчаний в моей жизни. Я боялась сделать неловкий жест, неправильно держать прибор, пролить воду.
— А теперь, — Воронцов прервал наше молчание только тогда, когда принесли кофе и десерт. — Расскажите мне, что бы вы добавили в этот проект?
Я смяла салфетку, глубоко вдохнула, приготовившись говорить. Внутри всё волнительно сжалось — от неожиданной мягкости в его голосе, от неподдельного интереса в глазах… и от чего-то ещё, чему я пока еще не могла дать названия.
И начала говорить.
Мы говорили о делах, но обстановка всё же казалась мне слишком неформальной. Странной. Неловкой. Весь разговор я была ужасна напряжена. Возможно, я волновалась даже сильнее, чем перед толпой народа на утренней презентации.
Когда принесли счет, я сразу же достала кошелек, понимая, однако, что не в силах оплатить и четверти суммы.
Но Воронцов не позволил мне даже взглянуть на счет, первым схватил его. Глаза его блеснули холодом. Они будто бы говорили мне: даже не думай предлагать оплатить.
Утром я приехала так рано, что успела даже зайти в кофейню за углом. Воронцов не позволил мне вчера оплатить обед, но мне все же не хотелось оставаться перед ним в долгу. Уж стаканчик кофе я могла позволить себе ему купить и не обанкротиться при этом.
Взяла чёрный, крепкий, без сахара. Себе с сиропом и корицей, чтобы поднять настроение перед непростым днем.
Поднявшись на нужный этаж, я не стала ждать ассистентку. Была на сто процентов уверена, что он уже здесь. Иногда мне казалось, что он всегда здесь, и вообще не уходит с работы.
Я прошла к его двери и, постучав — легонько, почти символически — толкнула её.
— Доброе у… — начала я, но договорить не успела.
Воронцов стоял у окна.
Мокрые волосы. Капли воды блестят на шее. Рубашка, небрежно накинутая на плечи, нараспашку. Под ней — загорелая кожа, рельефный торс.
— О господи! — вскрик вырвался сам собой.
Кофе — горячий, липкий — выплеснулся из стаканчика прямо на пол, обдав кипятком мои пальцы. Второй стакан я тоже чуть не выронила, но успела вовремя перехватить.
Воронцов выглядел так, будто только что вышел из душа. Как будто я не зашла к нему в офис, а ворвалась в спальню.
Наши глаза встретились. На долю секунды — оголённое электричество заискрило между нами.
Он не пытался прикрыться, не выглядел смущённым. Удивлённым да, но смущения в нем не было ни капли. Я же — наоборот. Готова была провалиться сквозь землю. Щёки горели, сердце бешено колотилось.
Без этого своего строгого костюма он выглядел совершенно другим…
— Простите, — прошептала я. — Я… Я просто принесла вам кофе… В благодарность за вчерашний обед.
Он сделал пару шагов в мою сторону.
— Обычно люди стучатся и ждут, когда им скажут «войдите», — его голос был низким, по утреннему хрипловатым.
— Я постучала… — пробормотала я, стараясь не смотреть на него. — Просто не думала, что вы… В таком виде.
— В каком? — он прищурился, внимательно меня разглядывая.
Мне показалось или Воронцов действительно наслаждался крайним смущением, которое охватило меня?
— Как в каком? — возмутилась я. — Полуголом!
— Я же не знал, что вы решите устроить чаепитие на работе в семь тридцать утра, — заметил он с ледяным спокойствием.
— Кофе, — поправила. — Я купила кофе, а не чай!
Он подошел ближе, протянул руку, чтобы взять стаканчик.
Теперь, когда дистанция сократилась, мы оказались близки настолько, что я могла чувствовать запах его геля для душа. И могла разглядеть крошечные капельки воды, оставшиеся на его торсе.
— И чего вы так кричали, Кузнецова? Я же не девочка, которую застукали голышом. Тут в здании, на десятом этаже, находится спортзал, — невозмутимо сообщил он, делая глоток кофе. — Удобно. Пока остальные добираются по пробкам, я успеваю пробежать пять километров, позаниматься на тренажерах и принять душ.
Я кивнула, не зная, куда деть глаза. Мой мозг отчаянно пытался не дорисовывать подробности.
Спасибо, Максим Викторович, теперь я точно не соберусь с мыслями до обеда.
— Вы всё ещё здесь, — напомнил он, пронзив меня взглядом, от которого у меня моментально пересохло во рту. — Работа не ждет. Или вы задумались о спортивных достижениях руководства?
— Нет, конечно, — пролепетала я, почти спотыкаясь о собственные ноги, — уже ухожу.
— Готовьтесь, сегодня вам придётся поработать за двоих, — бросил он мне в спину.
Я развернулась и вышла, стараясь держать спину прямо. Только в коридоре позволила себе откинуться на стену и выдохнуть.
Что, чёрт побери, это было?
Я чувствовала, как горят уши и щеки. Как будто я не взрослая женщина, а школьница, впервые увидевшая мужчину почти обнаженным.
А он… Будто знал, что производит сильное впечатление. И не собирался ничего с этим делать. Напротив, будто наслаждался этим.
А я теперь должна вернуться к столу, открыть таблицу и спокойно работать. Как будто ничего не произошло. Как будто я не видела начальника в таком виде, в каком видеть его не следовало.
Я сделала пару глотков обжигающего кофе и глубоко вдохнула.
— Работать, Рита, — прошептала себе. — Работать!
Но концентрация в тот день давалась с трудом.
Особенно когда Воронцов положил на мой стол увесистую папку с документами и невзначай коснулся моей ладони.
А может, и не невзначай.
А может, я просто схожу с ума.
— Вот это дополнительные материалы по проекту от аналитиков, — сказал он. — Вам придётся заниматься им параллельно с остальными обязанностями. Справитесь?
— Конечно...
— Вот и отлично. Тогда презентацию назначим на понедельник. Структура, визуал, анализ конкурентов — всё на вас. И не забудьте про основной отчёт к совещанию.
Безжалостно и сурово.
Кажется, тот Максим Воронцов, который может проявить заботу и дружелюбие, остался во вчерашнем дне. В сегодняшнем ему не было места. Здесь, в офисе, снова был холодный, жесткий и едкий профессионал.
Я смотрела на эту проклятую папку и ощущала, как к горлу подступает ком.
Одна часть меня кричала: «Ты не вывезешь».
Другая — стискивала зубы в предвкушении.
Теперь я уже понимала, что мне доверили работу над одним из ключевых клиентов. С огромным бюджетом. С высокой ставкой.
А также с высокой вероятностью провала, если я что-то сделаю не так или не успею закончить.
Но я справлюсь. Даже если он сбросит на меня ещё десять таких папок. Это уже дело принципа.
Теперь до обеда я встречала курьеров, заваривала кофе, приносила документы на подпись и отвечала на письма. Потом приходило время работы над проектом.
Каждый мой день проходил в режиме безумной гонки на выживание. Подъем, школа, сад, упорная работа все девять часов, не поднимая глаз. Потом побег из офиса с очередной пачкой документов в сумке. Садик, ужин, сказка на ночь. Кружка черного кофе и работа допоздна на кухне до тех пор, пока не свалит сон прямо за столом.