Князь Кирилл Тумановский стоял в самом углу бального зала, ожидая приятелей для карточной игры. На него мало обращали внимания, впрочем, и сам двадцатишестилетний мужчина делался незаметен при необходимости скрыться от матерей семейств, что зорко высматривали кавалеров для своих перезрелых дочек. Массивные колонны, пышные складчатые гардины и уютные эркеры стали на этот вечер надежными укрытиями Кирилла, не желающего становиться мишенью в брачной охоте. Его полковые товарищи, презрев, как видно, прежние договорённости, упивались восторгами барышень самого разного толка и возраста, а вот Тумановскому хотелось лишь одного – просадить сотню-другую за игорным столом. В конце концов, устав наблюдать за всеобщим беспечным весельем, князь вышел в сад, который теперь, ночью, выглядел совершенно чудесно – пустынно и покойно.
Легкий морозец бодрил, луна серебрила ветви деревьев и слегка запорошенные дорожки, и Кирилл замер, наблюдая за тихим снегопадом. Война приучила его к тому, что ловить красоту жизни нужно вот в такие редкие минуты затишья. И пусть уже без малого четыре года минуло с того дня, как молодой Тумановский вернулся домой, пережитое в дни кровавых сражений оставило глубокий отпечаток и в душе его, и в характере, и на теле: несколько шрамов от сабель французских драгунов и след от пистолетной пули являли собой доказательство мужества князя. Проклиная лёгкие бальные туфли, вовсе не спасавшие ноги от холода, Кирилл решил быстро сделать круг по аллеям сада и вернуться в дом.
***
Елизавета Протасова нервно постукивала маленьким костяным веером о ладонь. Третья дочь графа Протасова испытывала злость на старшую сестру, всячески выставлявшую младшую страстной мечтательницей об удачном браке. Всем и всюду рассказывала Ольга о том, как «наша Элиза» отчаянно нуждается в мужском руководстве и попечении. Отец с матерью на бал не поехали, справедливо решив, что под присмотром замужней дочери и зятя Лиза будет чувствовать себя свободнее и – на всё воля божья – найдет себе, наконец, солидного воздыхателя. Вокруг младшей Протасовой вились молодые щёголи, не имевшие сил отказаться видеть потрясающие зеленовато-карие глаза Елизаветы и все прочие достоинства графской дочери, однако никто не привлекал внимание девушки, более того, всячески противилась она самой идее выйти замуж.
— Оля, будет тебе! – возмущённо шептала Лиза на ухо сестре. – Неловко вот так навязывать меня. Прошу, давай выпьем лимонаду, здесь непереносимо жарко!
— Элиза, тебе скоро девятнадцать! Неужто хочется участи старой девы?
— Я готова пристукнуть тебя веером, если ты сию минуту не прекратишь говорить об замужестве!
— Бог мой, не подозревала в тебе этакой кровожадности! – Ольга тепло улыбнулась сестре и потянула её за руку в сторону стола, заставленного хрустальными стаканами с прохладным лимонадом. – Знаешь, мне говорили, что нынче будут Репнины. Ты видела старшего? Владимира? Красавец! На хорошем счету у государя, музицирует, пишет стихи, словом, очарователен сверх всякой меры!
— Оля!
— Умолкаю, умолкаю! Пей свой лимонад, туши гнев.
— Приедет ли Дмитрий? Он обещал быть.
Ольга заметно погрустнела.
— Что? Вы нынче снова в ссоре? – Лиза хмыкнула, довольная тем, что получила ещё одно доказательство отвратности семейной жизни. – Вовсе не удивлена. С твоим-то характером!
— Тебе не понять, пока сама замуж не выйдешь, – сестра постаралась придать лицу веселости, но выходило плохо. – Легко судить, будучи беспечной и свободной от обязательств продолжения рода.
— Оля?! Оленька, прости меня! Опять случилось? Отчего же ты не сказала ничего маменьке, Оленька?
— Лиза, умоляю тебя, заклинаю, не становись вестником дурного. Это ведь не первый выкидыш, мама не стоит волновать. А Дмитрий, полагаю, вот-вот будет.
***
Карета остановилась перед высоким, хорошо освещённым крыльцом, и Дмитрий Левашов вышел из неё с лицом человека, присуждённого к страданиям на дыбе. Балы граф не любил, светские сплетни тоже, но обещание, данное тестю, нужно было выполнять. Поздоровавшись с хозяевами, беседующими у входа в душную бальную залу, он попытался рассмотреть лимонного цвета страусовые перья, венчавшие, как он помнил, причёску жены. Однако же обнаружить Ольгу не удалось с первого раза, и Дмитрий отправился разыскивать её по всем закуткам, коих в этом доме было предостаточно.
Нынче утром они ни с того, ни с сего ввязались в пакостную ссору, наговорив обидных слов и припомнив друг другу скверные прошлые поступки. Примирения были всегда подобны фейерверку, но только не в этот раз. Чуть не каждый месяц родня с обеих сторон бесцеремонно интересовалась о наследнике, и это угнетало обоих Левашовых до крайней степени. Третий подряд выкидыш Ольга перенесла тяжело, со слезами и истериками, Дмитрий же, привыкший рассматривать всякую беду, как совокупность причин, кои нужно устранить, говорил с женой спокойно и предлагал обратиться к лучшим докторам. Предложение было с рыданиями отвергнуто, а мужу было предложено разъехаться и подать прошение в Синод о разводе.
— Лиза! – окликнул увидевший свояченицу граф, та обернулась, и Левашов в который уже раз подивился тому, как хороша юная Протасова и как напоминает ему жену в пору ухаживаний. – Вынужден был задержаться, прости, голубушка. Что Ольга? Бросила тебя одну?
— Нет, что ты! – Лиза пожала руку зятя – они нежно дружили и во многом сходились. – Вон она, смотри, говорит с Репниными.
— Подозреваю, не без дальнего умысла о твоём замужестве? Пора, давно пора!
— И ты туда же, Дмитрий! Вот уж не ожидала такого подвоха. Неужели и ты, Брут?
Граф громко рассмеялся, привлекая к себе внимание окружающих:
— Элиза, клянусь, я стану братом человеку, коего ты изберёшь в мужья! Вместе нам не столь тягостны будут муки супружества. Скажи, дитя, отчего ты так настроена против брака? Посмотри, сколько мужских глаз следят за каждым твоим движением. Щёлкни лишь пальцами, и сию секунду с десяток здоровых и богатых молодчиков рухнут вот прямо тут, у наших ног.
С нетерпением глядя на то, как карета Репниных разворачивается во дворе, Лиза прикусила губу: ей нравился Владимир, что сейчас спрыгнул с подножки. В его приятном лице считывала девушка основательность и твердость характера, не было в молодом человеке и ужимок нынешних модников, которые так злили Елизавету, считающую, что за ними скрывается пустота мыслей и души.
— Ляля, он приехал! Приехал!
— Элиза, ты уверена, что готова принимать ухаживания Вольдемара? Неделю тому ты отвергала любые знаки внимания.
— Он так хорош, Ляля, так красив, неужели ты не видишь? И не сама ли ты устраивала наше знакомство?
— Отпираться не стану, но вот Кирилл…
— Да что же вы с утра мне своим Тумановским в лицо тычете. Пустой солдафон и сухарь. Видно же, что ни порадоваться от души, ни погоревать не умеет, в разговоре вечно скачет от одного к другому и ведь не желает становиться лучше, Оля! Нет, с таковым-то мужем со скуки умру совершенно!
— Да разве же в скуке дело, – Ольга Левашова плотнее закуталась в индийскую пашмину, за которую её муж заплатил баснословные деньги. – Вовсе не в скуке, моя дорогая.
— А в чём? Я не для смеху спрашиваю, а искренне, Ляля. В чём же дело?
— В чувствах. В душевной привязанности. С любимым человеком скучно не бывает. Можно молчать и даже не смотреть на него, но испытывать сердечное тепло, что он рядом, с тобою, здесь. От этого на душе такое счастье несказанное! А что до Кирилла, так он отчего-то в твоём присутствии совсем другим становится, ужели ты уже так нравишься ему, а, Элиза?
— Оставь, Ляля, смеяться! Вовсе не смешно!
Забежавшая горничная доложила о прибытии Репниных – матери и сына, и Лиза думать забыла о Тумановском. Вчера вечером, стараясь соблюдать смиренный тон, она объясняла отцу, что, судя по всему, нашла идеального кандидата в мужья. Мать, с которой девушка уже успела переговорить до того, с тревогой смотрела на мужа, на лбу которого заложилась суровая складка, обычно говорившая о недовольстве. Граф Протасов в эту самую минуту думал о том, как преобразилась младшая дочь и какой взрослой и понимающей свой долг выглядит сейчас. Острое сожаление о скорой разлуке пронзило сердце пожилого мужчины. Все дети выпорхнули из родового гнезда, разлетелись, покинули родителей. Но нет ни отцу, ни матери успокоения от этого: старший сын умер от оспы, Ольга всё бездетна, Ксения, следуя за мужем, окончательно обосновалась в Италии, сын Павел делает карьеру во флоте и не помышляет о семье и детях. И только на Лизу с надеждою смотрел отчаявшийся понянчить внуков родитель, только она была способна воплотить мечту о большом семействе, что собирается в малой гостиной попить чаю и побранить милых сердцу озорников за сломанные игрушки или недоеденный омлет. Граф Николай Сергеевич Протасов вздохнул:
— Верно ли я понимаю тебя, Лизонька, что нам скоро и сватов ждать?
Лиза, которая до этого в красках описывала впечатления от матери Владимира, чуть не поперхнулась.
— Коли позволите, папенька!
— Ну, так быть по сему! Думаю, пора приглашать Репниных к нам на ужин, а вы уж с маменькой выберете дату.
И вот теперь Лиза волновалась о том, какое впечатление отец составит об её избраннике. В круговерти, что началась со вчерашнего дня, девушка совсем потерялась и едва успевала вставить пару слов. Начищалось серебро, кухарке ежечасно посылались уточнения про блюда, горничные сбились с ног, выбивая пыль из ковров и взбивая диванные подушки на морозе. Протасовы готовились к серьезном переговорам, но Лизу это не радовало, а скорее пугало. А уж когда слуг отправили смахивать тенёту с хрустальной люстры в большой гостиной, девушка окончательно почувствовала, как горят мосты позади неё, и отступления теперь совершенно невозможно. Ну и пусть! До этого всю неделю Владимир приезжал с милыми маленькими подарками, пока ещё не объявленной невесте и её сестре устроил катание на коньках по замёрзшему заливу, проехался верхом с Дмитрием и Лизой по парку, и, по докладам Ольги, теперь только и было обсуждений в салонах, что о скором сближении двух старых родов – Протасовых и Репниных.
***
Вопреки обыкновению, Дмитрий молчал. Их перемирие с Ольгой вышло замечательно тёплым, оттого теперь они лежали в постели и, соединив руки, никак не хотели вставать и приниматься за обычные свои дела. Но женщина не смогла удержаться от вопроса:
— Ты снова надулся из-за Репнина?
— Ну, так коли не нравится он мне, Оля, что же, смириться?
— Нарочно говоришь так? Видит бог, я тоже люблю Тумановского, но ежели Лиза сама выбрала свою судьбу, отчего же ты не хочешь уважать её волю?
— В клубе только и разговоров о карточных долгах и распущенности Вольдемара. Долги – не диво, да и борделей на всякого любителя всегда хватало, однако же более всего беспокоят меня речи Владимира, что передают верные люди. Будто и не жениться он собрался, а скаковую кобылу прикупить, что принесёт ему баснословный выигрыш. Вот ответь-ка ты мне: видишь Елизавету за этаким-то мужем?
— Отчего же ты раньше молчал?
— Раньше в компании моей и не обсуждали его, а вот свадьба с Лизой подняла наверх всю грязь, что пряталась до поры. Не удивлюсь, ежели выяснится у него тройка любовниц да полдеревни бастардов.
— Дмитрий!
— Хорошо, четверть деревни!
— Дмитрий!
— Ну как ты не замечаешь, как? Лиза и Кирилл созданы друг для друга. Я так и вижу, как в церкви стоят они рядышком!
— Это всё наши пустые фантазии, признай. Как всякий истинный друг ты хочешь видеть Кирилла подле себя, вошедшим в семью, сидящим с твоею трубкою у камина, – Ольга вздохнула. – Найти нынче мужчину без единого изъяна совершенно невозможно. Но если Владимир и Лиза влюблены, то и пусть, пусть любят! А что до приданого, то чем не повод ценить жену лучше?
— Ты решительно вознамерилась со мною спорить нынче! – Дмитрий привстал на локте. — Ужели даже после поцелуя не передумаешь?
— О, нужно рассмотреть повнимательнее сей серьезный аргумент! – взвизгнула на последнем слове Ольга, которую муж сжал в объятиях, и супруги Левашовы вышли из спальни лишь через час, закрепив меж собой договоренность об ещё одном шансе для Тумановского.