Пара строк о Сахемхете 2

Пара строк о Сахемхете 2

Пара строк о Сахемхете, его видениях и экспериментах с «пылью бессмертия»

Несколько страниц из личного дневника

леди Эмилии Аджари-Карнарвон,

записи которого не вошли в книгу

«Хранители библиотеки Древних».

Редакция Стефана Аджари-Карнарвона

Не считала себя религиозным человеком, но все произошедшее со мной после чтения лекций в колледже на юге Великобритании, не иначе, как провидением свыше, я бы не назвала. Думала, что после развода с Ричардом никогда не уживусь с мужчиной под одной крышей. И уж совсем не ожидала от себя, что с первого взгляда влюблюсь в «студента», пошатнувшего мои непоколебимые столпы научного мировоззрения. Еще больше удивило, что этот, на вид двадцатилетний, наглец оказался профессором Британской академии наук, к тому же, старше меня. Необычный, непостижимый и загадочный, как палеолитическая стоянка древнего человека в центре пустыни Гоби.

Я плохо знала Сахемхета в жизни и виновата в этом была лишь сама: добавила неприкосновенности и таинственности в досвадебные отношения, потом из-за моего необдуманного решения он уснул, хорошо, что не на полвека, как пророчил доктор Икрам. Муж не только проспал почти все время нашего брака — долгий сон сказался и на его внешности. Сейчас он выглядел восемнадцатилетним мальчишкой с немного отрешенным взглядом и впалыми щеками, покрытыми мягкой юношеской порослью. С ней Сахем неплохо справлялся бритвенным станком, оставляя аккуратные, еще редкие, усики по моде конца Древнего царства. А ведь по паспорту ему исполнилось… пятьдесят.

Во время достаточно близкого знакомства в кабинете Сахемхета я сделала его приблизительный антропологический анализ. Ни араб, ни северный африканец — он был южным европейцем с загорелой кожей, светло-карими глазами и темными волнистыми нежесткими волосами. Себя же он охарактеризовал как «древнего египтянина из дельты Нила». На научном языке одновременно и точно, и размыто-обобщенно.

Сахемхет отличался особой учтивостью и вниманием, что не знающие нас люди принимали супруга за моего сына. Мы их не переубеждали — не хотелось слушать беспочвенные укоры и сплетни о замужней женщине средних лет и молодом любовнике.

Предыдущий министр культуры Карим Араф так и не подписал заявление Аджари об увольнении, и все двенадцать лет отсутствия мужа на должности главы Службы древностей огромной страной, негласно именуемой «современным Древним Египтом», пришлось управлять мне. Тяжело, если учесть, что предрассудки по поводу занятия руководящих должностей женщинами прекрасно чувствовали себя даже в Каире. Меня слышали лишь тогда, когда я говорила от имени супруга как временный заместитель. Но чаще всего мои идеи представлял новому министру помощник «фараона», принятый на работу еще предшествующим главой Службы древностей.

Сахемхет проснулся и сразу же вернулся к исполнению своих обязанностей, но нагрузка на меня не стала меньше: с таким юнцом на «троне великих царей» ни иностранцы, ни местные чиновники не хотел вести серьезные дела. И Аджари постоянно срывался, доказывая, что внешность обманчива. В этот раз при личной встрече сам министр довел его укором, что сопливый мальчишка не может иметь научную степень профессора и занимать такую высокую должность, к тому же, выглядит он слишком непристойно (по восточным меркам) с длинными, сильно мелированными волосами. Сахемхет предпочел отмолчаться, но домой вернулся за полночь с покрасневшими глазами. Сказал, что сидел у мастабы отца и тосковал по родителям. И причин не верить у меня не было.

Только вот белые пряди появились у него не в результате воздействия обесцвечивающего состава — это была обычная седина, соответствующая его реальному возрасту. Первое время Сахем очень хотел дойти до парикмахерской, сделать короткую мужскую стрижку, но каждый день работа вносила коррективы в его планы на вечер. Мой древний египтянин, смирившись с таким положением дел, стал по утрам банально собирать волосы в обычный хвост и затягивать его бантом из атласной черной ленты на старинный европейский манер.

В последнюю неделю, окончательно раздавленный очередным недовольством министра и его бестактными нападками, он настолько замкнулся в себе, что уже не желал общаться ни со мной, ни с нашим сыном.

Сахемхет часто проводил вечера на плато, поднимался на стену «храма Сфинкса», часами неподвижно сидел и смотрел оттуда на юго-запад. Он мысленно уходил от реального мира. Он погружался в прошлые видения. Он искал местоположение пятой пирамиды. Ее обнаружение стало навязчивой идеей, от которой супруг никак не мог избавиться. И это лишь усиливало нервное напряжение. Весь пол, стол, кровать и тумбочку в своем герметичном «спальном» кабинете он завалил подробными картами плато Гиза и его окрестностей, съемками со спутников, фотографиями с георадаров. Измерял, чертил на них, стирал, вычислял, исписывал за несколько часов десятки листов своими мыслями лишь на понятном только ему языке.

В один из таких вечеров Сахемхет вернулся домой в подавленном состоянии, отказался от ужина, сразу прошел в свой кабинет.

— Поговорить не хочешь? — потревожила его уединение, осторожно ступая по свободным местам на новом ковре, поставила на письменный стол поднос с ужином и чашкой его любимого цветочного чая. Я помнила указания доктора Икрама — следить за режимом дня фараона современного Древнего Египта.