Пара строк о Сахемхете 3

Пара строк о Сахемхете 3

Пара строк о Сахемхете, его тоске по возлюбленной и разграбленной гробнице в Саккаре

Из личных записей Стефана Аджари-Карнарвона

Отец боялся дня, когда сердце его прекрасной супруги Эмилии перестанет биться, хотя, понимал, что тот наступит очень скоро. Мать тяжело болела. После ее кончины он сразу же уехал вместе с телом, внутренним гробом и заранее собранным бальзамировочным материалом на два с половиной месяца в Вади-Натрун. Два с половиной месяца моего ожидания. Я отгонял чудовищные мысли, что он не вернется обратно, что его тоска по единственной любимой окажется сильнее здравого смысла. После семидесятого дня взял краткосрочный отпуск, чтобы встретить его дома. Простая психологическая помощь не помешала бы даже такому сильному человеку, как Сахемхет Аджари. Я не представлял, что испытывал отец, собственноручно создавая из тела матери мумию. Да, он делал такое больше полувека назад с погибшей Стефанией. Тогда ему было невероятно тяжело, но сейчас… Как у него находились силы повторять сложный процесс бальзамирования для женщины, с которой он прожил почти полвека?

В тот день, когда матери поставили страшный диагноз, Сахемхет, как истинный древний египтянин, стал готовиться к ее похоронам. Он хотел начать сборы намного раньше, но леди Аджари-Карнарвон была против, сославшись на семейные суеверия. Я удивился и очень расстроился, когда узнал, что Эмилия отказалась от лечения. Но она была права. В ее семидесятивосьмилетнем возрасте лекарства и терапия мало бы чем помогли. Вместо больничной палаты она захотела провести время с семьей: супругом, мной, моей женой и двумя внуками. Отец сам создал дизайн ее трех гробов и погребальной маски, а когда те прибыли — с гордостью показал их Эмилии. Она была в искреннем восторге от такого подарка. Мама — такая же странная, как и Сахемхет. Последние дни он не расставался с ней ни на минуту. Все читал ей полный текст «Книги мертвых», переписанный лично им с древних свитков на огромный лист «папируса». Ее последний вздох был в его объятиях. Звонок врачам. Констатация смерти. Он не отдал ее тело в морг, а сунул под нос медикам завещание супруги и давно полученное разрешение от министра культуры на традиционное древнеегипетское погребение.

Он уехал. С ней. Моя жена и дети еще долго оплакивали Эмилию. София приходила в ее комнату, садилась на стул у постели и читала книгу, как делала это и раньше. Только постель была пустой…

На исходе семьдесят четвертого дня под окном затарахтел арендованный старый внедорожник с прицепом. Отец приехал! Я выбежал на улицу, радостно заключил его в объятия. Уже не скрывал слез счастья, что он вернулся. Он прижался ко мне и тихо произнес:

— Помоги разгрузить…

— Конечно. Все получилось?

— Да, — вздохнул он. – Опыт уже имеется, — и, невпопад усмехнувшись, добавил: — Можно ритуальное бюро по бальзамированию открывать.

Кивнул в знак поддержки. Я знал, когда Сахемхет начинает шутить, то так снимает сильный стресс. Мы открыли сторону у прицепа. Под брезентовой крышей стоял окутанный ароматом душистых смол и масел ее третий гроб из кедра, привезенного на заказ в Каир аж за несколько тысяч километров.

— Вдвоем получится, — уверенно сказал Сахемхет, — хоть и тяжело. В одиночку я не выгружал его из прицепа. Еле там открыл и закрыл. Предупреди всех домашних, чтобы не стояли на дороге

Он терпеливо ждал, пока я попрошу жену и детей не мешать нам. Все-таки, мой отец был настоящим гением. Гроб стоял на медицинской каталке с колесиками, и вывезти его из прицепа, как и завезти в дом, особого труда не составило.

— Оставим здесь, на первом этаже, в твоем кабинете? — предложил ему такой вариант.

— Пока да. Эмилия очень любила там сидеть в кресле и наблюдать, когда я работаю…

Он тяжело вздохнул. По исхудавшей щеке скользнула слеза и скрылась в редкой полуседой бороде. Спутанные длинные с проседью волосы выбивались из-под шарфа, которым отец оборачивал голову на манер своей приемной матери. Смотрелось странно, но в полевых условиях было очень удобно. В грязной, пропитанной потом и покрытой пылью одежде Сахемхет напоминал парня-бродягу, сидевшего по большим праздникам возле коптской церкви. Я не сделал ошибку, написав «парня». В свои восемьдесят два еще действующий глава Службы древностей выглядел лет на двадцать пять, не считая приличной седины. Матери Сахемхет нравился именно таким, а это был всего лишь побочный эффект от ежегодного, необходимого для жизни, отпуска-сна под «пылью бессмертия», как он называл эту древнюю гадость. Но будет ли Аджари продолжать подобное сейчас, я уже не знал.

Валентина, моя жена, ушла готовить на кухню еще один, пусть и поздний, ужин. Принявший душ и переодевшийся отец занял свое место главы семьи за большим столом в обеденном зале. На другом конце всегда сидела мама. И подобных традиций, бережно хранимых многими поколениями или придуманных новых, в нашем доме было очень много.

Первая половина ужина прошла в тишине. Лишь перед десертом начал разговор:

— Я договорился с бригадой промышленных альпинистов, чтобы помогли спустить мамин гроб в усыпальницу Птаххетепа, как она и хотела.

— Да, — отрешенно произнес он, отрезая ложечкой часть шарика домашнего мороженого. — Завтра.

— Будешь продлять отпуск?

— Не вижу смысла. Работа отвлекает от боли и одиночества. Выйду по графику.