Пари на девственницу

МАША. 1 глава

Под окном раздается громкая музыка – та же самая, что играла вчера вечером в автомобильном салоне у Артура, когда мы на бешеной скорости неслись по трассе ко мне домой, чтобы там заняться общим проектом по основам рекламы... Хамоватые дерзкие диссы на английском, но что за исполнитель – понятия не имею, слишком плохо разбираюсь в рэпе.

Я немного прихожу в себя и тут же подскакиваю, инстинктивно прикрывая обнаженную грудь одеялом.

Я в чужой постели?! Голая?! Какого...

Голова просто раскалывается, но я все равно лихорадочно соображаю, пытаясь понять, где я и что вчера произошло.

Последнее, что я помню, – это машина Артура. Мы договорились, что позанимаемся у меня дома учебным проектом. Холманский поставил нас в пару – неожиданно, но решения преподавателя не обсуждаются, особенно если речь идет о таком преподавателе, как Виктор Петрович: он тот еще кретин.

Впрочем, Артур все равно скорчил недовольную гримасу: ему-то хотелось в пару со своим другом Максом. Но Макса поставили с Лидией – еще одно разочарование для всей группы.

Для всей – кроме меня. Мне было все равно, мне просто хотелось поскорее приступить к проекту, который обещал быть очень интересным. Да и не все ли равно, чьи терпеть насмешки, когда тебя все равно ненавидит почти вся группа? Ну, кроме Кати... Но Катя вчера заболела и не пришла на пары.

Когда Холманский закончил распределение, Артур подошел ко мне, спрятав руки в карманы и лениво глядя сверху вниз с явным ощущением собственного превосходства:

– Ну что, рыжая, решай: к тебе или ко мне?

Я невольно покраснела и опустила глаза в пол, принимаясь сверлить взглядом носки артуровых белоснежных найковских кроссовок:

– Лучше ко мне.

Еще бы: на чужую территорию я ни-ни... но тогда где же я теперь?!

– Окей, – усмехнулся парень.

После пар он безапелляционно заявил, что отвезет меня сам, на своем автомобиле. Попросил только сообщить ему домашний адрес. Я согласилась. По дороге мы по настоянию Артура завернули в продуктовый и купили по бутылке воды. Точнее, это Артур купил: припарковался, вышел из машины и через пять минут вернулся уже с водой. Пить действительно хотелось – сентябрь в этом году выдался жаркий, – так что свою бутылку я открыла сразу и сразу припала губами к горлышку...

А дальше – туман.

– Артур, ты здесь? – зачем-то спрашиваю я в пустоту, хотя и так прекрасно понятно, что Артура тут нет.

Я сажусь в постели и осматриваюсь.

Темные шторы задернуты, но тюль под ними колышется от потоков воздуха: окно открыто. Комната довольно просторная, и это явно спальня: большую ее часть занимает кровать, заправленная темно-синим бельем. Напротив – огромный шкаф-купе с заляпанным пальцами зеркалом. В углу – письменный стол, заваленный всяким хламом: от ноутбука, акустических наушников и вороха зарядных устройств, переплетенных проводами, до предметов одежды, бутылок из-под колы и пачки с презервативами...

При виде презервативов мне сразу становится тошно.

Неужели...

Нет, не время думать об этом!

Слева от кровати – низенькая тумбочка, а на ней – мой мобильный телефон. Я хватаю его и смотрю на экран, чтобы понять хотя бы, сколько сейчас времени. Восемь сорок! И это явно не вечер, а утро! Пары начнутся через двадцать минут! И не просто пары, а чертова экономика, где преподаватель – еще больший кретин, чем Холманский! Опоздать – значит наверняка не попасть на занятие вовсе!

Надо спешить, а с остальным я разберусь потом!

Еще раз убедившись, что в комнате никого нет, я быстро выпутываюсь из одеяла и выбираюсь из постели, ступая босыми ногами на ковер. Моя обнаженная фигура моментально отражается в зеркале напротив. Я стараюсь не смотреть и просто собираю свои вещи, валяющиеся как попало на полу: джинсы, топ, рубашка, джинсовка... и трусики.

Надо признать, при виде валяющихся на ковре трусиков мне становится совсем плохо, и мысли о том, что я совершила нечто ужасное, возвращаются.

Я и Артур.

Персона нон-грата и главный любимчик группы.

Неужели у нас мог быть секс?!

Мой первый секс...

Но почему я ничего не помню?

И почему голова раскалывается, словно я всю ночь пила? И на яркий свет смотреть больно...

Одевшись и кое-как разгладив на себе мятую джинсовку, я набрасываю на плечо сумку и выскальзываю из комнаты, практически сразу утыкаясь в длинную лестницу, ведущую вниз.

Ого! Так это даже не квартира, а дом... дом Артура.

Я никогда не была тут раньше – разумеется! – но знала, что Артур с родителями и младшим братом живет в частном секторе в своем доме.

Внизу слышатся шаги, и я сразу начинаю спускаться, надеясь наткнуться на маму или папу Артура.

Но нет – это его младший брат Тимур. Ему шестнадцать, кажется, и сейчас он смотрит на меня с плохо скрываемой иронией:

2 глава

Мобильный интернет неожиданно дает мне от ворот поворот – впрочем, такое иногда случается на частных территориях городских окраин, можно особенно не удивляться, – так что я вынужденно сажусь прямо на ступеньки крыльца (благо, на улице теплынь и солнце) и ловлю вай-фай от дома Артура Цыгарева... Я совершенно уверена, что никогда больше сюда не вернусь – так пусть это место напоследок хоть немного послужит мне.

К счастью, пароля на вай-фае нет. Наверное, это сделано для того, чтобы многочисленным друзьям Артура и Тимура, которые тусят здесь каждые выходные, не приходилось возиться с циферками на пьяную голову...

Я открываю онлайн-карту и по геолокации тут же обнаруживаю себя в неком элитном коттеджном поселке «Эдем» в семи километрах от московской кольцевой... Ну ничего себе! Я знала, что семья Цыгаревых достаточно обеспеченная, но чтобы настолько...

Отец Артура – известный московский журналист, мать – сценарист телевизионных шоу. Сколько же они зарабатывают, если могут позволить себе трехэтажный дом в элитном поселке?! Ведь жилье тут наверняка стартует от пятидесяти миллионов рублей за участок...

Чем не стимул стать журналистом? Неудивительно, что Артура отправили учиться по отцовским стопам... Вот только он не очень-то старается. Да еще и ведет себя как полный кретин...

Обычные городские автобусы через территорию поселка, разумеется, не ходят, тут все огорожено, КПП и все дела. Тогда я нахожу в интернете расписание здешних, курсирующих по поселку. Ближайший – через час. Мне это не подходит. Еще один вариант – вызвать такси, но для этого нужно предупредить охрану, чтобы машину впустили... А я здесь кто? Никто. И связи с охраной у меня нет. Словом – топать мне пешком до обычной остановки общественного транспорта. Онлайн-карты говорят, что на это уйдет пятнадцать минут. Все ясно: в университет я точно опоздаю.

Когда я – взъерошенная, вспотевшая, запыхавшаяся, – наконец влетаю в аудиторию, где занимается сейчас наша группа, оказывается, что от пары экономики прошла уже ровно половина. Я замираю в распахнутых дверях и стучу кулаком в деревянный косяк, чтобы привлечь внимание преподавателя, который увлеченно пишет что-то маркером на белоснежной пластиковой доске. Услышав громкий звук, он оборачивается, смотрит на меня с какой-то странной усмешкой, а потом медленно снимает с носа очки, принимаясь вытирать их концом намотанного на шею шарфа, и говорит:

– А вот и вы, Ларина! – а следом раздаются несколько несдержанных смешков из аудитории.

Я морщусь и чувствую, как начинает колотиться сердце, предчувствуя самое ужасное из возможного... Артур что, всем рассказал, что между нами произошло прошлой ночью?! Да так рассказал, что это разлетелось не только среди студентов, но и даже среди преподавателей?!

– Простите, Денис Михайлович, я опоздала по личным обстоятельствам...

– Да-да, мы наслышаны, – говорит преподаватель.

Быстро глазами я нахожу в аудитории Артура. Он не смотрит на меня, зато шепчется о чем-то весело с Максом.

– Не стоит верить слухам, что распространяют некоторые недалекие личности, – говорю я, стараясь охранять твердость, но голос уже дрожит, а в ответ тут же раздаются смех, свист и ироничное «ууу!» с последних рядов.

– Тишина! – рявкает Денис Михайлович, и группа кое-как притихает.

– Позвольте мне сесть на место, – прошу я. – Это не повторится.

– Вы прекрасно знаете правило, Мария: любое, даже самое незначительно опоздание на мою пару приравнивается к прогулу. Так что вы уже получили свой прогул в журнале посещений. Если угодно – садитесь, конечно. Или же просто идите погулять до конца пары. Возможно, свободное время пойдет вам на пользу: вам не помешает расчесаться и отутюжить рубашку... а то кажется, что ее жевали козы.

Снова хохот в аудитории.

Что?! Козы?! Что за отвратительное сравнение?!

Я что, и вправду так ужасно выгляжу?!

Как будто услышав мои мысли, Денис Михайлович кивает и снова водружает на нос очки, намереваясь продолжить пару – со мной или без меня.

– Но я... – начинаю в последней слабой попытке оправдаться, и тут откуда-то с задних рядов раздается притворный кашель и выкрик:

– Шлю! Ха! – после чего вся аудитория снова тонет в хохоте и свисте.

Я чувствую, как пунцовый стыд заливает мои щеки, а на глазах выступают слезы, быстро разворачиваюсь и бросаюсь прочь из аудитории.

Мне требуется полчаса, чтобы немного привести себя в порядок в женском туалете. Я тщательно умываюсь холодной водой, надеясь скрыть следы рыданий, расчесываюсь пальцами, полощу рот и выпрашиваю у кого-то из старшекурсников жвачку – зубную пасту и щетку с собой не ношу, простите, – а потом долго разглаживаю влажными ладонями рубашку. Проще было бы просто застегнуть джинсовку – но тогда будет слишком жарко, а у меня от волнения и отсутствия дезодоранта и так потеют подмышки и ладони.

Еще я успеваю написать сообщение маме, которая за последние полсуток оставила девятнадцать пропущенных и двадцать семь СМС.

«Доброе утро, мам, ночевала у Кати, прости, забыла предупредить, а потом меня моментально вырубило».

Ну что же, про вырубило – это даже правда.

НИКА. 3 глава

– Вот поступишь на журналистику, Никки, – и будешь купаться во всеобщей любви и уважении, – говорили мне родители накануне школьного последнего звонка, когда полный веселья и безумия одиннадцатый класс только-только закончился, а впереди маячили единый государственный экзамен (математика, русский, английский и ненавистная литература) и вступительный творческий в университет.

Профессия журналиста, конечно, в перспективе действительно обещала много интересного: путешествия, знакомства со знаменитостями и отличный заработок, но все это я могла бы получить и сотней других способов, в том числе – с помощью обеспеченных мужчин, или – если мне вдруг не повезет с ними, – богатого наследства, которое рано или поздно оставят мне мои мама и папа – основатели и владельцы собственной сети стоматологических и косметических клиник по всей Москве и Московской области.

Но родители совершенно не хотели, чтобы я становилась стоматологом или косметологом и копалась потом в чужих зубах и прыщах... Они сами этот этап прошли много лет назад – и не желали его своей дочери. Зато журналистика казалась им чем-то чертовски благородным и значимым. В качестве примера мне всегда показывали пальцем на Владимира (известный московский журналист) и Анну (сценарист телешоу) Цыгаревых, которые жили в соседнем коттедже, были нашими давними барбекю-друзьями и тоже толкали своего старшего сына-одиннадцатиклассника в журналистику...

Так вот! Именно он – этот горячий светловолосый парень с голубыми глазами и роскошными скулами, высокий, мускулистый и невероятно сексуальный, – и стал для меня единственной по-настоящему веской причиной, почему я согласилась идти на журфак.

Учиться вместе с Артуром Цыгаревым было для меня идеальной перспективой: мы и до этого были знакомы, довольно часто пересекались на вечеринках родителей и общих друзей-подростков из поселка, трижды купались в одном бассейне и однажды даже целовались (на пьяную голову, но это было офигенно), но мы не учились в одной школе – и это нас очень отдаляло. Никак не получалось наладить тесный и постоянный контакт. У нас были разные компании, разные расписания, разные дела... И вот теперь в перспективе – один университет! Я была намерена поступить, добиться того, чтобы мы с Артуром оказались в одной группе, а уж потом – дело за малым: раз-два – и он мой!

У меня не было никаких сомнений, что я стану его девушкой – он ведь и раньше оказывал мне знаки внимания...

Но неожиданно я столкнулась с препятствием.

По итогам баллов за профильные выпускные экзамены и творческий экзамен, университет разделил журналистов-первокурсников на две группы: пятнадцать бюджетников и пятнадцать платников.

Я в этом списке оказалась шестнадцатой – то есть, первой платницей, причем после изучения таблицы выяснилось, что я отстаю от некой Марии Лариной всего на полтора балла. Эта дрянь прошла на бюджет – а я нет!

Артур тоже прошел на бюджет – как раз перед этой самой девицей, четырнадцатым в списке. Они оказались в одной группе, а я – в другой.

Но это было только полбеды. Мои родители, конечно, без проблем потянули оплату моего обучения, но – из принципа, вредности или в воспитательных целях, – лишили меня при этом на полгода карманных денег.

Представляете, какую ненависть я испытала к этой девице еще до того, как увидела ее в первый раз?

Но зато когда увидела – это случилось первого сентября, – быстро поняла, что избавиться от нее не составит труда. Моей целью было вытравить эту дрянь из университета, заставить забрать документы – по своей воле или по приказу администрации. Тогда меня перевели бы в группу Артура.

Тогда я запустила о ней первый слух: он заключался в том, что Мария Ларина якобы купила себе место в бюджетной группе. Звучит странно, да? Купить бесплатное место – это как вообще?!

На самом деле, все очень просто: если единожды дать хорошую взятку преподавателю, принимающему творческий экзамен, то можно получить высокий балл и попасть на бюджет, а не отваливать потом по четыреста тысяч в год все четыре года обучения. На такое, конечно, не каждый преподаватель согласится... но ведь в нашем случае это просто слух, верно?

Реакция последовала незамедлительно: в группе девицу стали сторониться, шептаться у нее за спиной. Она даже не сразу поняла, почему. А когда поняла и попыталась объясниться – было уже поздно.

Тогда в ход пошел второй слух: что Мария Ларина якобы пыталась продать свою девственность, чтобы оплатить эту самую взятку... Что она девственница, я выяснила случайно у Кати – беспечной болтушки, единственной в группе, кто общался с Марией.

Тогда Машеньке снова не поздоровилось, и в ее адрес полетели новые насмешки. Репутация девчонки падала – зато росла вероятность ее исключения из университета.

И вот – последний аккорд! Мария Ларина проводит ночь с Артуром Цыгаревым! После этого притворяться серой мышкой уже не получится!

Артур не сразу согласился сыграть роль в этом спектакле, но в конце концов моя сила убеждения все-таки сработала.

– Ты должен только подмешать ей в воду снотворное, отвезти к себе домой, а когда она вырубится – снять с нее всю одежду. Утром уедешь в университет до того, как она проснется, вот и все. Она будет уверена, что потеряла с тобой девственность, а девственность для девушки – это такая, знаешь ли, особая штука, очень интимная, так что она не станет писать заявление в полицию или вообще говорить об этом хоть с кем-то... В глазах остальных ты будешь просто героем-любовником.

4 глава

– Отпусти... пожалуйста, Артур... отпусти меня... – прошу я слабым, хриплым голосом, с трудом выдавливая звуки из пережатого крепкими мужскими пальцами горла.

Артур наконец отпускает меня, и от нахлынувшей слабости я практически скатываюсь на пол аудитории, скользя спиной по двери...

Самое главное – что никто этого не видит, потому что никто и никогда не должен видеть Веронику Туманову в слабом, уязвимом положении.

Вероника хоть и не Виктория, но все равно – Победа.

Любимица школы, королева выпускного бала в девятом и одиннадцатом классах, любимица тренеров по спортивной гимнастике и плаванию, любимица репетиторов по английскому и французскому, а теперь – еще и любимица университета. Не отличница, но любимица. Это разные вещи, знаете ли. Жаль только, что я больше не любимица родителей... Конечно, приходится притворяться, что между нами все нормально, но с того момента, как они лишили меня карманных денег, я испытываю страшную злость. Пока я не нашла ей выхода – но однажды найду, и тогда мама и папа сильно пожалеют, что приняли такое дурное, совершенно недальновидное решение... Ведь если девочка не может сама купить себе платьице и сделать ноготки – она непременно найдет того, кто обеспечит ее этим и всем остальным...

Например, Артур.

У меня были на него большие планы – не только на наш страстный роман, но и на его финансовые возможности, – и что теперь?

– Не обязательно было поступать так с несчастной, ни в чем не виноватой девчонкой! – возмущается Артур, защищая Ларину. Со стороны даже кажется, он чувствует себя совершенно выбитым из колеи... Вот это да! А ведь он и сам совсем не ангел! Тот еще бабник, балбес, разгильдяй!

– Тебе-то что, – фыркаю я насмешливо.

– Неужели нельзя было просто поговорить с ней обо всем этом?! – спрашивает парень, и я отчетливо вижу, как его большие голубые глаза наполняются гневом по отношению ко мне. Это выглядит чертовски сексуально... – По-человечески, Ника?! Сходить вместе в деканат?! Нет, не вариант?! Вас и так без проблем бы поменяли группами! Учебный год только начался, всем преподавателям было бы наплевать...

– Ты ошибаешься! – огрызаюсь я в ответ. – Им было бы невыгодно перелопачивать и менять кучу документации на основе одной только нашей просьбы... И потом – меня лишили карманных денег! Из-за нее!

– Ты сама виновата в том, что сдала творческий экзамен хуже нее, – Артур пожимает плечами. Я открываю было рот, но понимаю, что уже не могу сослаться на собственную ложь о том, что Маша Ларина давала при поступлении взятку... Но откуда он узнал?!

Видимо, я смотрю на него с таким выразительным немым вопросом в глазах, что он садится на кафедру, свесив ноги, и говорит:

– Прошлой ночью она разговаривала во сне.

– Она разговаривала во сне и все тебе рассказала? – я насмешливо фыркаю, потому что все это звучит как бред полный.

– Все было немного не так, Ника, – Артур поджимает губы, как будто не знает, как правильно объяснить, что произошло прошлой ночью между ним и Лариной, но я и не хочу слушать, просто поднимаясь с холодного пола и подходя к нему вплотную, чтобы склониться поближе и прошептать на ухо:

– Дороги назад нет, Артур, – ледяным тоном. – Сейчас ты – герой-любовник в глазах всего университета. Трахнул и проучил зарвавшуюся девчонку, которая поступила по взятке, а потом притворялась серой мышкой... Если попытаешься что-то исправить, попросить у нее прощения или рассказать всем, что она не виновата, то вы моментально поменяетесь местами: героиней станет она, а ты – изгоем. Тебе это нужно?

– Нет, – так же холодно произносит Артур, прекрасно понимая, что рискует своей репутацией.

– Ты – совсем не положительный герой, смирись. И я тоже не положительная героиня, – говорю я тихо, проводя тонкими изящными пальцами по пульсирующей вене на его шее. – Мы с тобой идеальная пара, тебе так не кажется? – мои пальцы скользят ниже и ниже, по его груди и животу, а потом сжимают затвердевший бугор в районе ширинки.

– Может быть, – отзывается парень.

– Я вот в этом просто уверена, – я улыбаюсь и дергаю молнию ширинки.

– Что ты делаешь? – шипит Артур.

– Все, чтобы ты расслабился...

Артуру приходится встать на ноги, чтобы я стащила до колен его джинсы и трусы. Он может сейчас сколько угодно злиться и упираться – но его железный стояк говорит лучше любых слов. Я опускаюсь перед парнем на колени – на мне сегодня не платье, а джинсы, – обхватываю торчащий член ладонью и касаюсь горячим языком истекающей смазкой головки. В ответ Артур охает, вцепляется пальцами в столешницу и цедит сквозь зубы:

– Твою мать... Нас могут увидеть...

– Пусть видят, – говорю я насмешливо и погружаю его член в свой рот, крепко обхватывая губами твердый ствол.

Разумеется, я играю с ним.

Разумеется, я не дам ему сейчас кончить.

Мне нужно, чтобы после пар он отвез меня к себе домой, и мы занялись сексом. Это должно быть так же очевидно для общественности, как и то, что прошлой ночью он якобы трахнул ту девицу...

Общественность должна видеть во мне победительницу.

АРТУР. 5 глава

Ларина – смешная.

Очень рыжая, очень кареглазая (зрачков вообще не видно, вот прикол) и чертовски хорошенькая.

Даже странно, что никто не захотел купить ее невинность. А еще страннее – что никто ее этой невинности не лишил даром. Я бы с огромным удовольствием – если бы только узнал о самой Лариной раньше, чем о ее безумной университетской репутации.

Не знаю, с чего все началось, но все эти слухи, что она во время вступительных купила место в бюджетной группе... Такое себе. Мало приятного. Честно говоря, не особенно хотелось с ней связываться. Да и красотка Ника из параллельной группы с первого сентября начала за мной увиваться – кто же откажется тусоваться с такой классной девчонкой?

Я не отказался, тем более Ника – моя соседка по коттеджному поселку, и мы уже очень давно друг друга знаем. Учились в разных школах, а теперь – офигеть, да? – поступили в один университет и даже на одну и ту же специальность – журналистику. Не то чтобы я люто мечтаю стать журналистом, но идти по родительским стопам всегда намного проще: если надо будет – они мне и для практики хорошее место выбьют, и работу высокооплачиваемую найдут.

Вот только именно Ника ввязала меня в неприятную историю с этой самой Лариной. Сказала, что мы с ней можем оказаться в одной группе – а рыжую должны исключить. Нужно всего лишь искусственно вывести слухи о ее шлюховатости на новый уровень. Я спросил – как? Она сразу предложила план: дурной какой-то, детский, но все же план. Мол, если нас с рыжей назначат в пару в какой-нибудь учебный проект и мы сразу же переспим, причем по ее инициативе, никто уж точно не будет сомневаться, что она та еще штучка... Ее образ будет испорчен окончательно, в спину полетят злые насмешки... Если ее не исключат из университета силами администрации – она наверняка сама вскоре уйдет, тупо не справившись с давлением.

Поймите правильно: мне никого не хотелось травить. Мне было скорее совершенно наплевать на Ларину. Просто не было желания связываться. Но вот Ника бесилась с нее только так: из-за того, что рыжая оказалась последней в списках на бюджет, а сама Ника – первой в списках на платные места, родители лишили ее карманных денег. Тут я могу ее понять: я бы тоже бесился, попробуй мать и отец отобрать у меня банковскую карту или машину... Короче, только из-за этого рыжую хотелось немного проучить, вот я и согласился. Решил, что все пройдет легко и быстро, – но мощно облажался.

– Ну что, рыжая, решай: к тебе или ко мне? – я нахально встал прямо перед ней, засунув руки глубоко в карманы, чтобы не выдать волнения и показать себя расслабленным.

Девчонка сразу потупила глаза в пол – вот ведь святая невинность! – и пробормотала, краснея от ушей до подбородка:

– Лучше ко мне.

– Окей, – я согласно кивнул, хотя на самом деле мне было совершенно все равно, что именно она ответит. Я собирался везти ее к себе домой – и никак иначе. У нее дома провернуть подобное было невозможно. И у меня было готово мощное снотворное, которое добыла специально для этих целей Ника.

После пар я усадил рыжую в свой автомобиль, спросил ее домашний адрес – на всякий случай, ну и чтобы усыпить бдительность, – а потом просто усыпил ее в прямом смысле этого слова. Девчонке хватило буквально нескольких глотков воды с подмешанным порошком. Ларину сразу начало мотать из стороны в сторону, потом она пробормотала сонным голосом:

– Разбуди, когда приедем, – и через три минуты уже сладко посапывала.

Если честно, эффективность никиного порошка меня откровенно напугала: кто вообще в здравом уме принимает такие мощные снотворные?! Или это просто была слоновья доза лекарства?! Надеюсь, утром рыжая хотя бы проснется?! Не впадет в кому?! Сердечко не остановится?!

С такими вопросами в голове я вез Ларину остаток дороги. Добравшись до дома, припарковался в подземном гараже и оттуда, минуя улицу, на руках отнес рыжую из автомобиля в свою спальню.

По дороге мне попался младший брат, который вытаращился на меня с любопытством и усмехнулся:

– Пока родители в командировке, таскаешь домой девчонок, которые укурены еще до того, как вы начинаете веселье?

– Иди нахуй, – рыкнул я в ответ.

– Она что, реально в отключке? – поинтересовался Тимур.

– Просто спит, – закатил я глаза.

– Ну-ну.

Я не стал слушать его дальше и просто стал подниматься по лестнице.

Наверху я уложил Ларину в свою постель: прямо так, в одежде. Только обувь с нее снял. Потом, конечно, придется снять и одежду, чтобы утром она решила, что у нас был секс, но сразу этого делать не хотелось...

Я отошел, сел у окна и закурил.

Через минуту или две вдруг послышался голос рыжей, и от неожиданности я вздрогнул.

– Мы плаваем? – тихим, умиротворенным тоном.

– Чего, блять?! – охуел я сразу, оборачиваясь к ней.

Девчонка уже не лежала, а сидела в постели, и глаза ее были открыты.

– Мы в море? – она провела рукой по моему темно-синему постельному белью. – Мы плаваем?

В моей голове тут же появилось паршивое подозрение, но я отбросил его и просто уточнил:

6 глава

– Какое красивое лунное море... – снова блаженно пробормотала рыжая, скрещивая стройные, затянутые в джинсы ноги по-турецки, изящно раскачиваясь вперед-назад и принимаясь медленными, волнообразными движениями поглаживать мой темно-синий пододеяльник, словно это был и не пододеяльник вовсе, а что-то живое и подвижное.

Я посмотрел на девчонку, молча покачал головой, поднялся с места и вышел из спальни, плотно прикрывая за собой дверь. Мне нужно было спуститься вниз, в столовую, и налить ей воды. Много воды. Желательно – так много, чтобы она хорошенько проблевалась и очистила организм... ну, насколько это было возможно. Я не знал, как действует конкретно этот наркотик, и полагался только на тот опыт, что был у меня после приема экстази и других подобных препаратов, популярных в молодежной среде, особенно на вечеринках и во время секса.

По моему опыту, если было необходимо быстро привести человека в чувство, в него заливали литр-полтора воды и затем вызывали рвотный рефлекс. Впрочем, это не всегда помогало. Если прошло больше тридцати-сорока минут с момента приема таблетки, вещество успевало проникнуть в кровь, и промывание желудка уже не помогало... Но в нашем случае полчаса еще не прошло, так что можно было вызвать рвоту, а потом накормить девчонку активированным углем, чтобы он впитал оставшееся вещество.

Я спустился вниз за водой и двумя блистерами таблеток, а на обратном пути еще и тазик прихватил – на случай, если она действительно будет блевать. Вернулся в комнату – и охуел, чуть ли не роняя на пол все принесенное: девчонка была уже не в постели, а возле открытого настежь окна, и высовывалась из него по пояс, ловя ветер в длинные волосы.

– Ты ебнулась, что ли?! – заорал я, перепугавшись, быстро побросал все и кинулся к ней, чтобы за талию оттащить обратно вглубь комнаты.

– Черная бездна затягивает меня с огромной силой, – хрипло пробормотала в ответ рыжая, глядя на меня пустым, отрешенным взглядом. Она была где-то не тут, а в своем собственном мире, созданном пьяным разумом под влиянием неизвестного вещества.

– Пиздец просто, – резюмировал я и легонько толкнул ее обратно на постель, собираясь было поднять со стола кувшин с водой и налить ей первый стакан, а потом вдруг крепко задумался.

Окей, ну приведу я ее в чувство, а дальше-то что?! Она ведь сразу поймет, что я обманом притащил ее к себе домой. Что мы не занимались учебным проектом, но и сексом тоже не занимались. Что она не сдалась на волю инстинктам и желаниям тела... разве что – на волю наркотикам, которые подсунула ей Ника, специально или нечаянно, это уже совсем другой вопрос.

В итоге – я решил, что не буду откачивать ее.

Просто побуду рядом и прослежу, чтобы она не вышла в окно.

Если до утра ничего не изменится – буду думать дальше.

Если изменится и она придет в себя – намекну ей, что мы провели ночь вместе, а перед этим немного выпили...

– Черная бездна затягивает меня, – повторила между тем Ларина, и в ответ я рассеянно кивнул, параллельно решая, что буду просто послушно соглашаться со всем тем восхитительным бредом, который она будет нести:

– Конечно.

– И мне очень страшно, – добавила девчонка мрачным тоном.

– Сочувствую, – я поджал губы и налил ей стакан воды. Один – не повредит. Точнее – не протрезвит. – Пить будешь?

– А что это такое? – спросила рыжая, словно я ей яд предложил.

– Просто вода.

Она подняла стакан и принялась рассматривать его... точнее – рассматривать что-то через него, внимательно вглядываясь в прозрачное стекло и прозрачную жидкость в нем.

Потом сказала:

– Спасибо, – и начала пить. Жадно, залпом. После этого поставила пустой стакан на стол и добавила: – То место убивает меня.

– Какое место? – переспросил я и зачем-то уточнил: – Университет, что ли? – совершенно позабыв в этот момент, что она в неадекватном состоянии.

– Да, – ответила рыжая так твердо, что я даже взгляд на нее бросил: она в этот момент словно протрезвела. Но нет, глаза были по-прежнему пустыми.

– И что же не так с университетом? – хмыкнул я, сразу вспоминая все мерзкие слухи, что о ней ходили.

Пыталась продать девственность.

Купила место в бюджетной группе.

Теперь еще и с главным засранцем университета переспала – как будто!

Ну а все остальное – тоже как будто или на самом деле было?

– Обо мне говорят плохие вещи, – пробормотала рыжая. – Зря. Это больно.

– Зря говорят? – уточнил я.

– Они врут, – кивнула девчонка.

Я поджал губы, прекрасно понимая, что под влиянием наркотика невозможно соврать, и неожиданно решая, что мне сегодня выдался прекрасный шанс поговорить с ней начистоту, узнать правду... пусть она неадекватна, пусть она ничего не вспомнит об этом диалоге уже завтрашним утром – но сейчас она скажет, как есть. Иначе просто не сможет.

– Кто врет? – спросил я.

– Плохие люди, – ответила рыжая таким тоном, словно тайну раскрыла.

Я усмехнулся:

7 глава

Время тянулось бесконечно. Все часы мира как будто остановились, сосредоточив все мое внимание на одном-единственном человеке. Целый вечер и целая ночь наедине с накачанной наркотиками девчонкой...

Временами мне казалось, что я просто ебнусь и сам вышвырну ее в окно. Ведь чем дальше – тем сильнее этот незнакомый мне, но чертовски забористый препарат всасывался в кровь рыжей, и тем больший бред она несла. И если поначалу еще можно было как-то понять ее и каким-то образом расшифровать изящно завуалированные высказывания (особенно при наличии опыта общения с теми, кто балуется наркотиками), то еще через полчаса она начала говорить что-то совсем уж невменяемое: про зеркальные лабиринты, выбрасывающихся на сушу китов и отрубленные летающие головы. Последнее меня особенно впечатлило: в конце концов, даже в затуманенном веществами мозгу это должно было откуда-то взяться. Но откуда – загадка.

Ларина совершила еще одну попытку выйти из окна: мне пришлось ловить ее, причем в процессе мы чуть не снесли к чертям собачьим карниз и точно снесли цветочный горшок, который мать пару недель тому назад поставила на подоконник под предлогом того, что растение будет очищать воздух. Ну а мне пришлось очищать от растения пол. Перед этим я усадил рыжую обратно на постель и прицепил ее запястье к спинке кровати с помощью секс-наручников. Фиксировать ими суицидально настроенных наркоманок мне еще не приходилось.

Хотя, про суицидально настроенных – это я зря, наверное. Ларина не собиралась умирать – напротив, хотела полетать. И ее забитый наркотиками разум не осознавал, что полетать тут можно только вниз башкой в кусты. Да и убиться вряд ли – всего лишь второй этаж, а под окнами – клумбы с цветами.

Но грохот мы все равно устроили знатный, конечно. Даже Тимур вышел из своей комнаты и мрачно уточнил:

– Все живы, блять?

– Просто развлекаемся, – отмахнулся я.

– Заметно, – огрызнулся брат и хлопнул дверью.

Немного поспать получилось только под утро – когда уснула сама Ларина. Точнее сказать – выключилась, словно и не болтала и не кружила по комнате всего тридцать секунд назад бешеным электровеником. Тогда я, благодаря небеса и всех богов, сотворивших наконец это чудо, поставил будильник на самый тихий режим, чтобы не разбудить ее потом, и осторожно прикорнул прямо рядом с девчонкой на постели... хотя бы на пару часов.

Когда пришло время ехать в университет, я осторожно поднялся, бесшумно собрал рюкзак, потом так же осторожно раздел спящую девчонку – полностью, даже трусики снял, стараясь не залипать на соблазнительные девичьи формы и после разбросав ее шмотки по всему полу, – и вышел из спальни, прикрывая за собой дверь...

При этом не было важно, чтобы Ларина если не проснулась окончательно – то хотя бы понемногу начала приходить в себя. Поэтому, устроившись на водительском сидении своего автомобиля, я тут же громко врубил музыку – ту же самую, что играла вчера вечером, пока мы ехали ко мне домой. Рыжая под нее уснула – а теперь пусть под нее и просыпается. Окно-то в спальне настежь открыто. Затем я быстро завел тачку и выехал с участка.

Конечно, все это подстроила Ника.

Распустила слухи о взятке и попытках продать девственность, уничтожила репутацию ни в чем не виноватой девушки, а теперь еще и запрещенными веществами ее напичкала – надеюсь, что хотя бы последнее вышло случайно, по недопониманию с человеком, который дал ей якобы снотворное... Если честно, про наркотики с Никой мне даже говорить теперь стремно: во-первых, она наверняка начнет расспрашивать, что именно говорила Маша, пока была в состоянии наркотического бреда. А во-вторых, может и слух новый распустить: что Ларина – наркоманка.

Но я все равно хочу прижать ее к стенке.

Вот только получается это не сразу: я добираюсь до университета только к началу первой пары, а препод не переносит опозданий, сразу ставит прогул в журнал посещений... Так что я молча прохожу в аудиторию мимо Ники, а та громко, чтобы все слышали, спрашивает:

– Ну как, Маша Ларина в постели совсем плоха, или могло быть хуже?

Я поворачиваюсь к ней и цежу сквозь зубы:

– Потом поговорим, – но уже поздно: одногруппники и даже преподаватель все слышали. Смех, свист, перешептывания. И это только начало. Когда в аудитории спустя сорок пять минут появляется сама Маша – на нее тут же сваливается жуткое осознание того, что мы переспали – и об этом все знают. Но мы не переспали! А я даже сказать ей об этом не могу, блять!

После пары Ларина практически набрасывается на меня из-за угла, оттаскивает за воротник и прижимает к стене:

– Что ты сделал со мной?!

– Только то, о чем ты просила, рыжая, – отвечаю я, стараясь сохранить невозмутимое лицо, хотя самому пиздец тошно. Девчонка замахивается, чтобы ударить, но я перехватываю ее руку и прошу: – Не надо.

– Почему же?! – возмущается рыжая. – Разве ты заслужил что-то иное после того, как поступил со мной?!

– Я не причинял тебе физической боли, – говорю я.

– Думаешь, это достаточное оправдание?!

Недостаточное. Нихрена.

Но ответить я не успеваю, потому что подходит Ника: