Парк. Старик и Рыжие Кудри

Парк. Старик и Рыжие Кудри

БЕЗ ВЫЧИТКИ

Под россыпью звезд, что с холодным превосходством взирали с небес, сидел старик, завернувшись в свою старую, потертую куртку. Он сидел на скамье у разлапистого дуба, вдали от парковых фонарей. Сидел и вертел в руках серебряные карманные часы. Они были почти новые. Почти. Глубокая вмятина и несколько царапин. Вот и все что отличало их от витринного варианта.

Старик поглаживал большим пальцем морщинистой руки вмятинку. Он гладил ее, а из его глаз текли они. Слезы.

Он вытер ладонью слезы, втянул воздух через ноздри и посмотрел на далекие звезды. Холодные. Отчужденные. Но бесконечно красивые.

Старик стянул с головы свое серое кепи и с жав его зажмурился.

Перед его взглядом тот час предстала картина. Задорный смех, как звон мелодичных колокольчиков. Веселая улыбка красных губ, сквозь которую смотрят идеально белые зубки. Тот самый уникальный блеск и искорки озорства во взгляде темно зеленых глаз. И рыжие кудри что обрамляют мордашку маленькой девчонки.

Он помнил, как она любила срывать с его головы кепи и одевать себе. Она всегда становилась по стойке смирно и кривляясь отдавала честь. А он всегда смеялся. Смеялся и радовался ее жизнерадостности.

Старик всхлипнул. Его плечи затряслись, а по морщинистым щекам потекли, прокладывая себе пути, слезы.

Вытерев эту морось рукавом старой куртки, он открыл часы, подаренные рыжей девчонкой. Там, с фотографии на него смотрела она. Она сидящая на его коленях и весело улыбающаяся.

- Прости. Прости родная. Не смог. Не спас. Не уберег. Прости… - Он устало вздохнул, чувствуя как в груди что-то расплывается, расходясь по всему телу, подбираясь к глазам и горлу. Его рот беззвучно кричал от боли, а глаза… глаза выталкивали слезы. – И… спасибо. Спасибо тебе.

Закрыв лицо руками, сжимая в них часы и кепи, старик рыдал. Тихо, молча. Просто рыдал.

Он знал. Ее не вернуть. Но хуже всего другое… он винил себя. Да и кого еще ему было винить?

Ей было четырнадцать. Она попросилась погулять с подружками. Он не хотел ее пускать. Они даже поругались. Обычная сцена. Обычный конфликт переходного возраста. Но он любил ее и отпустил. Знал ведь, что та очень хочет на тот… тот…

Он всхлипнул. Убрал руки от лица и вновь посмотрел на колючие звезды.

Концерт. Любимая группа выступала в их маленьком городке.

- Когда такое еще будет? – Обиженно бурчала она свои доводы.

И он сдался. Сдался, отпустил. А если бы…

Старик тяжело вздохнул, легонько ударив кулаком, с зажатой в нем кепкой, по скамейке.

Концерт закончился в одиннадцать. Поздно. Слишком поздно. Но она позвонила.

- Деда! Не переживай! Всё хорошо. – Услышал он тогда в динамике телефона. – Я уже выезжаю домой.

Когда она положила трубку… да. Он помнит. Помнит, как встал, слепо огляделся по сторонам. Словно что-то забыл. А еще… еще…

Его терзала какая-то тревога. Может из-за этого он вышел даже позабыв закрыть входную дверь? Да и ботинки одеть не успел.

Так в домашних тапочках он и дошел до остановки, кряхтя, лавируя между лужами, что остались от позавчерашнего дождя.

И вот он. Он, одинокий фонарь и остановка.

Он уже видел фары автобуса, в котором должна была ехать она. Он уже даже облегченно выдохнул. Но…

Все произошло в один момент. Рев двигателя. Визг резины и тормозов. Удар. Пламя.

Старик тогда бросился к перевернутому автобусу. Он заглядывал в салон через треснутое лобовое стекло. Заглядывал и не мог разобрать, что же там. Свет мигал. А водитель висел на ремне безопасности. А пламя… пламя тихо подбиралось к бензобаку.

Он помнит как кричал ее имя. Как пытался выбить лобовое стекло. Как оно поддалось попытки с пятой. Помнит как услышал звук далеких сирен. А потом…

Словно в тумане.

Рыжие кудри. Кровь. И взгляд. Пустой взгляд прекраснейших в мире темно зеленых глаз. Она до конца не верила в произошедшее.

Старик не помнил, как его вытащили из автобуса. Очнулся он только от звука взрыва. Пламя все же добралось до бензобака.

- А-а-а-а! – Вырвалось тихое из горла старика, сидящего на лавке в ночном парке.

Он скрючился. Поджал ноги под себя и содрогался в рыданиях. Отчаянье. Бессилие. И скорбь. Скорбь человека, который потерял всё. Всё ради чего жил.

В тот момент он хотел стать волком. Выть на луну. Выть так, как может только скорбящий волк. Но он стар. Слишком стар для этого всего.

Старик не знал, что было с виновником аварии унесшей жизнь его внучки. Он уже ничего не знал. Да и не хотел знать.

Был только он и вселенская боль. Боль потери. Боль, которая…

Он в последний раз взглянул на звезды и схватился за сердце. Его тело задергалось. А он. Он улыбался.

И только звезды видели, как из его взгляда полного надежды на скорую встречу, уходила жизнь.