– Вета, подожди. Давай поговорим. – он попытался схватить меня за руку, но я вовремя отдернула ее и прижала к себе, задев острый край пачки. – Не отталкивай меня.
Другие артисты балета, что ожидали своей очереди за кулисами, обернулись на нас. Я не смогла заставить себя повернуть на них голову. Не сейчас, когда все трещит по швам. В горле стоял ком, в глазах застыли слезы. Плакать нельзя – потечет сценический макияж. Дрожь пробирала до костей. Я не могла больше терпеть это. Не могла больше жить так. Прямо сейчас мне нужно сделать выбор, от которого, возможно, зависит все мое будущее. Смогу ли я быть счастлива с этим человеком, несмотря на все, что происходило между нами. Несмотря на все, что он сделал. И я сделала. Или отпустить.
– Елизавета, – взмолился он чуть тише, приложив свои ладони друг к другу. – Вета, прошу…
Его брови сошлись на переносице, глаза бегали по моему лицу, словно он пытался зацепиться за что-то в реальности, чтобы убрать плохие мысли. Я знала, что это такое. Я всегда так делала.
– Мне пора на сцену. – выдавила я сквозь сжатые зубы. Хотя хотелось кричать от боли, что плескалась внутри меня обжигающей лавой. Реветь, что есть сил.
Я еще раз заглянула в его глаза. Как и я, он, по-видимому, еле сдерживал слезы. “Мужчины не могут проявлять слабость на глазах у женщины” – всегда говорил он, а сам прямо сейчас находился в шаге от предательства своих же принципов. Если я еще хоть на мгновение задержусь здесь, я пропущу свой выход. Поэтому, как бы мне не было больно делать это сейчас, я повернулась к нему спиной. Я чувствовала, как он прожигает меня взглядом. Как его надежда рушится, рассыпается, ударяясь осколками прямо мне в спину. Как он ждет, что я обернусь с улыбкой и скажу, что все в порядке. Все наладится. Но я сама не знала, что будет.
Расправив плечи я подошла к выходу на сцену. Натянула улыбку. Зритель никогда не должен знать, что у тебя на душе. Больно, страшно, плохо – не важно. Он пришел увидеть красивую историю и моя задача показать ее.
Заиграла скрипка.
Шаг.
Еще шаг.
И я на сцене.
– Выше ногу, Лиза, выше!
Агриппина Эдуардовна кричала через весь зал. Она суровый преподаватель. Очень гордилась, что является тезкой непревзойденной Агриппины Вагановой и старалась всячески соответствовать имени великой балерины. Правда, такой же успешной судьбы у нее не случилось. Травма колена. Позже она ушла в преподавание и не упускала возможности отомстить ни в чем неповинным начинающим артистам балета за крах своей карьеры. Боль от удара деревянной трости Агриппины Эдуардовны знала каждая девушка, хоть раз входившая в хореографический зал. И сейчас она ковыляла прямо ко мне.
– Выше! – уже рядом прокричала Агриппина. Удар тростью пришелся прямо по голени. Никто давно уже не оборачивался или хотя бы немного переводил глаза на происходящее.
Я отрабатывала батман. Мое недавнее падение на правую ногу не стало бы оправданием для Агриппины Эдуардовны, поэтому я, сжав зубы и проговаривая про себя, что боль существует только у меня в голове, подняла ногу на девяносто градусов. Агриппина сравнила меня взглядом, а затем отвлеклась на другую несчастливую ученицу, чей взмах казался ей в разы хуже моего. О чем она непременно сообщила на весь зал. Сегодня настроение Агриппины Эдуардовны хуже некуда, поэтому она точно пройдется по всем ученицам.
– Балет – это вам не мячи пинать! Взмах должен быть плавным!
Время до конца занятия тянулось бесконечно. Узнать сколько осталось – лучше не приходить вовсе. Особенно сегодня, когда Агриппина рассвирепела пуще прежнего. Заметит, что поднял глаза на часы – пиши пропало. После семи уроков в школе, один из которых был физкультурой, я пришла в балетную школу совсем без сил. Но расслабляться нельзя – сразу попадешь в список отстающих. А это может грозить плохими результатами на зачетном выступлении. Да и родители лишний раз устроят разбор полетов, если из балетной школы прилетит письмо о моей плохой успеваемости.
– Закончили на сегодня! – наконец произнесла она, махнув в центр зала своей тростью. – Все равно ничего хорошего не показываете. – Прошипела она себе под нос тихо, но недостаточно для того, чтобы скрыть слова от всех присутствующих в зале.
Я, тяжело дыша, оперлась рукой о станок, разминая ноги. Опустилась на пол, чтобы снять балетки. Пальцы на ногах, скрываемые за многочисленными пластырями, болели, и я пыталась хоть немного растереть их, возобновляя кровоток. Некоторые вовсе онемели от перенапряжения. Одноклассницы вокруг меня делали то же самое, а зал погрузился в тишину. Все вымотались. Даже Лена Зорина, которая привыкла смотреть на меня орлиным взглядом. Агриппина Эдуардовна наконец вышла из зала, и мы проследовали на выход. В раздевалке тоже мало переговаривались, а затем, попрощавшись около балетной школы, разошлись в стороны. Я мало с кем общалась из группы, поэтому путь до метро обычно преодолевала в одиночку. Однако надеялась, что в скором времени меня по вечерам будут встречать.
Его звали Андрей. Высокий, сильный и довольно-таки симпатичный на лицо. Он все еще оставался для меня загадкой, которую я решительно настроилась разгадать. Такая уж у меня натура – достигать целей. Как только я услышала от нашего классного руководителя о новом ученике – я не могла найти себе места от того, как стало любопытно, кто он такой. Андрей оказался не особенно разговорчивым. Информацию о его жизни приходилось вытягивать клещами. Но что-то мне все-таки удалось узнать: он родился в Санкт-Петербурге. Его отцу предложили неплохую работу в Москве и они, не долго думая, переехали. Не часто встретишь новеньких в одиннадцатом классе, отчего мое цель первой добиться внимания Андрея казалась еще интереснее. Мы начали общаться еще тридцать первого августа, за день до того, как впервые увиделись на школьной линейке. В жизни Андрей оказался еще более застенчивым, чем представлялся мне в переписке. Я всячески пыталась показать ему, что не против общения с ним и даже наоборот, по-женски заставляла его внимание примкнуть к себе. По своей сути он сильно отличался от парней в нашей школе. Он не шел вперед и не пытался скорее завладеть моим расположением, хотя я чувствовала, что скорее всего симпатична ему. А мне нравилось это чувствовать. Обычно я начинала общаться с другими парнями – дерзкими и чрезмерно уверенными в себе. Конечно, обжигаясь каждый раз. Я прерывала всяческое общение с ними тут же, как еще в отдалении начинали слышаться “тревожные звоночки”. Они же “красные флажочки”. Они же “знаешь, я такой сложный, тебе лучше не связываться со мной”. Лучше сразу уйти, чем потом сильнее страдать, правда ведь? Все знают, что таким парням зачастую нужно только одно – поскорее завладеть твоим телом. Но, вопреки всем слухам в школе, я не собиралась заходить так далеко как минимум до первого курса университета.
Я обожала внимание. Возможно, это одна из тех вещей, по которой мне нравилось заниматься балетом. Когда ты на сцене – всегда ловишь на себе восторженные взгляды. А овации после выступления – мед для моих ушей. Эйфория, которая обволакивает тебя с ног до головы. Эти люди смотрят на твои движения и восхищаются. Они бросают букеты на сцену и встают с мест, чтобы аплодировать и выразить свою благодарность за прекрасную постановку. Не ради этого ли стоит жить?
Однако балет – это не только положительные эмоции. В основном – это боль, слезы, преодоление себя и своих возможностей. Это общество, где каждый хочет быть лучше других. И у меня, как и у всех в группе, есть главный конкурент. Лена Зорина. Казалось, мы соревнуемся с ней с того момента, как первый раз переступили порог балетной школы. В тот день наши мамы решили одеть нас в одинаковые розовые платья. Забавно, что соперничество началось со вкуса родителей. С годами наша ненависть друг к другу только росла, а после я и вовсе узнала, что она распускала слухи обо мне не только между артистами балета, но и в “Сплетнике” в социальной сети моей обычной школы. Как низко может пасть человек, чтобы насолить другому? Родители всегда учили меня стоять за себя, не обращать внимания на пустых людей и быть во всем первой. И я всячески старалась соответствовать этим требованиям. Моей главной целью жизни было поступить в труппу Кремлевского Дворца. До примы мне еще далеко, но стать артисткой кордебалета и участвовать в гастролях – уверена, что под силу. Хотя Ева, моя лучшая подруга, всегда говорила, что я смогу добиться успеха и стать примой.