Пасынок

Пролог

Когда вновь открылась дверь тёмной квартиры, за окном уже горели бесчисленные звёзды, спрятавшись на чёрном небосклоне.

Ему было плохо. Как всегда — плохо. Как всегда, раскалывалась голова, холодели руки, а шум вокруг казался нестерпимо острым, словно тишины на свете не существовало. Жар захватывал грудь, по венам будто скользила вовсе не кровь, а раскалённая, вязкая, чёрная смола.

— «Мамочка»? — раздался тихий, басистый голос в тишине тёмной квартиры. — Опять стала от меня прятаться? Ах… Наверное, ты решила сделать вид, что сбежала. Чтобы я пошёл тебя искать, а ты сбежала на самом деле. — Голос сменил странный хруст: мужчина сжимал в руках жестяную банку. — Как же так, «мама»? Я думал, пасынков с работы нужно встречать.

Молчание. Тьма сгущалась, но глаза к ней привыкали, и вокруг стали выступать очертания мебели. Он медленно осматривал недвижимые выступы, не встречая ни намёка на силуэт человека.

— Не усугубляй ситуацию, Криста. — Молодой человек медленно прошёлся по коридору. — Твой пасынок всего лишь хочет услышать, что ты его любишь. Так вот выйди, поцелуй меня и скажи, что это так.

Вновь молчание.

— По-прежнему продолжаешь издеваться надо мной, да? — Голос становился жестоким. — Сколько нервов ты из меня вытащила, и теперь опять? Как просить у меня денег в долг — так я мужчина, а как спать со мной — так я сразу стал «пасынком». — В темноте послышался странный скрежет. — Лучше бы ты приготовила ужин и фальшиво улыбалась мне. Потому что от твоих пряток я вне себя. Хочешь поиграть, «мама»? Знаешь, что я с тобой сделаю, когда найду тебя? Знаешь. И я буду делать это до тех пор, пока ты не отключишься.

Внезапно молодой человек замер посреди коридора. Прищурился, и лицо исказилось в ехидной, злой улыбке.

— Я слышу, как ты дышишь. Как бьётся твоё крошечное сердечко. Отчего ты меня так боишься, Криста? Я же люблю тебя. И всегда любил. Всю жизнь. Извини, что не как сын. Просто… не всё в жизни бывает так, как мы хотим. — Он медленно вошёл в одну из комнат. — Я вот, например, хотел, чтобы ты не обжималась с рандомными мужиками. Хотел, чтобы ты на меня смотрела так же, как смотрела на них. Чтобы… ревновала меня к моим шлюхам.

Мужчина сжал кулаки.

— Я любил только тебя. И буду любить, как только найду. Так, как я этого хочу. Расслабься, и тебе понравится. — Он приближался к письменному столику, затем осторожно провёл рукой по поверхности тёмного дерева. Медленно наклонился и оскалился. — Нашёл.

Сквозь мрак на него смотрели два огромных, испуганных, синих глаза.

Не делай добра

27 лет назад

Запах крови был настолько сильным, что девушка жмурилась и старалась не дышать, чтобы не сойти с ума от голода и жажды. На этой неделе попить ей не довелось. Врач, у которого она покупала эритроцитарную массу, вышел в отпуск и уехал отдыхать, а попросить его договориться о продаже с кем-то ещё в больнице Криста не подумала. В итоге чувствовала себя самой большой идиоткой на планете, а ещё самым неудачным вампиром.

Речи об охоте на людей не могло идти — среди других вампиров в пиджачках это считалось немного хуже, чем моветоном. Два странных прокола на шее или бедре взбудоражили бы общественность, всколыхнули бы милицию и прессу, что дало бы повод для расследований. А… никто не хотел отсвечивать. Никто не хотел подвергать свою вечную жизнь угрозе.

Каждый вертелся как мог. Кто-то держал ферму и питался кровью крупного рогатого скота. Привкус не очень, правда, но чтобы утолить голод — в самый раз. Кто-то уходил отшельником в лес, охотился с двустволкой на дичь, затем сцеживал кровь и продавал тушки на местном рынке. А кто-то с большими амбициями шёл работать в больницу. Среди врачей вампиров было больше, чем где-либо, и там они никогда не голодали. Жили и радовались, даже продавали кровь местным вампирам-бродяжкам.

Кристе, например.

Вновь от голода подводило живот. Правда, сейчас она пыталась не обращать на это внимания, стискивала зубы и неслась вперёд сквозь чёрные стволы высоких деревьев. Под ногами хрустел ароматный валежник, а где-то впереди, сквозь ветви, мерцал тусклый свет. Если ей не изменяла память, там начинался небольшой коттеджный район.

И оттуда несло кровью, как никогда. В последний раз девушка чувствовала такой запах, когда видела аварию — лобовое столкновение. Там что-то произошло, и если она поторопится, то, быть может, успеет помочь.

Через пару секунд впереди послышался гулкий рычащий звук. Криста замерла на месте и прищурилась. Сквозь деревья отчётливо вырисовывался силуэт двухэтажного особняка. В нескольких окнах горел свет, и иногда рычащий звук повторялся.

«Что за чёрт?» — прошептала девушка, пока всё в теле леденело и сопротивлялось порыву сделать следующий шаг. В одном из окон мелькнула тёмная фигура — сгорбленная, с длинными руками и без волос.

Она резко отшатнулась. «Это дикие, что ли?» — пульсировало в голове.

Дикие вампиры. Те, которые по какой-либо причине оставались без крови на долгое время и медленно сходили с ума. Становились уродливыми, человекоподобными мразями с длинными конечностями, трупной кожей и без волос. Зачастую их убивали себе подобные — убивали и сжигали, чтобы люди, не дай бог, не увидели и не подняли шум.

Тут же в окне мелькнул ещё один силуэт. «Сколько их там?» — Криста проглотила ком. «Они убили хозяев? Там хоть кто-то живой есть ещё?» Пальцы сами собой сжимались в кулаки.

«Так они и меня съедят, если заметят». Внутри девушка уже жалела, что кинулась на помощь, но тут же одёргивала себя и стыдила. Тусклый свет горел и на втором этаже. Казалось, у окна, за шторой, сидел крошечный человек.

«Ребёнок?» — у неё сперло дыхание.

Похоже, что в доме правда ребёнок. Сидел неподалёку от окна, за закрытыми шторами, и не двигался.

Вампирша сузила глаза и пригнулась. У неё нет с собой ни ножа, ни пистолета, чтобы идти сражаться с дикими, но было свербящее желание вытащить человечка со второго этажа. Если она этого не сделает, то его жизнь сегодня закончится.

Ухоженный до абсурдного педантизма дом стоял среди идеально подстриженных кустов. Казалось, он был идеально квадратным, за исключением широких навесов над первым этажом с красной черепицей. Бежевый, с аккуратными подоконниками, на которых даже снаружи не было ни одной пылинки.

Криста едва переставляла ноги, приближаясь к одному из открытых окон. Запах крови уже становился невыносимым, вязким, дышать в нём практически не удавалось. Она прищурилась и заглянула в комнату, хотя глаза тут же стали раскрываться сами собой.

В белый ковёр впитывались огромные пятна крови, и одно из длинных, уродливых, ходячих тел пыталось вцепиться в этот ковёр зубами. Из коридора доносился хруст, а в дверном проёме лежала едва заметная бледная рука.

«Мерзость…» — с ужасом выдавила из себя девушка и тут же стала отходить от окна.

Лишённые рассудка чудовища были так увлечены кровавыми брызгами, что не чувствовали запаха другого живого существа, которое топталось под окнами. Запаха… себе подобного.

Криста упорно кралась, пока не дошла до угла дома, где на стене висел небольшой кованый фонарик. Она ловко схватилась за фонарь, подтянулась — и тут же оказалась на черепичном навесе.

Вроде бы не слышали.

Затем вампирша прижалась к стене и стала медленно идти по ней, боясь сделать лишний шаг. Заветное окно было практически рядом, и, добравшись до него, она не придумала ничего лучше, кроме как постучать.

— Эй! Мальчик! — рот уехал куда-то в сторону. — Тут опасно! Выгляни, я тебя спущу, и мы убежим!

Правда, несмотря на то что окно было слегка приоткрыто вверху, ребёнок не реагировал.

— Послушай, ждать нельзя! — сквозь зубы шептала девушка. — Посмотри на меня, я нормальная, бежим отсюда!

Хороший мальчик

25 лет назад

Еда для неё не была необходимостью. Но отчего-то почти все вампиры её ели, хотя могли бы и не есть. Возможно, оттого что она всего-навсего была вкусной, намного вкуснее, чем кровь. Кровососы без зазрения совести заказывали ночью в ресторанах стейки, брали десерты и салаты. Правда, такая еда голод не убирала и не дарила чувства сытости. Всплеска энергии после таких блюд не ощущалось, даже если это был самый крепкий кофе. Многие пили его по утрам скорее по инерции, по привычке из прошлой людской жизни, нежели потому, что это было на самом деле нужно.

Они могли спать, а могли и не спать. Сон не восстанавливал силы, сонливость возникала чаще всего от голода и не проходила, пока не удавалось попить чьей-нибудь свежей крови. Чем свежее она была, тем больше сил давала. Но в случае Кристы даже консервированная была неплохим вариантом — как экстренный паёк, который долго и легко хранился, а ещё его удобно было брать с собой.

Днём девушка всё же предпочитала спать. Во-первых, чтобы зловещее солнце побыстрее скрылось за горизонт, а во-вторых, так было проще внушать себе, что она ни капли не устала. Напротив — отдохнула и выспалась.

Она стеклянными глазами смотрела, как ребёнок увлечённо сидел возле телевизора и играл в игровую приставку. Криста не покупала себе ничего из людской еды больше двух месяцев, чтобы купить ему такой подарок, но, несмотря на вынужденную диету, всё равно чувствовала себя самой счастливой на свете. Он был так рад, когда она ему её принесла. Так рад, что даже обнял, хотя совсем не любил разговаривать и ещё больше не любил, когда к нему лезли обниматься.

Милый мальчик. Кто-то, ради кого стоит жить.

Ветер гонял мимо окна редкие жёлтые листья, которые срывал с деревьев. Слегка качались пыльные бордовые шторы. Холодало, и погода теперь навязывала новую статью расходов — одежду, ибо пасынок рос очень быстро. А одевать его в ношенную кем-то одежду совсем не хотелось. Сквозняк пробивался сквозь старые щели подоконника и гулял по комнате, но никто на этот холод внимания не обращал.

— Нил, нужно ложиться, уже десять часов, — девушка опустила глаза. — Завтра в школу не встанешь.

— Я не пойду в школу, — спокойно ответил тот, глядя в кинескопный экран. — Ненавижу её.

— Ишь ты какой, — она прищурилась. — А что же ты будешь тогда делать? Играть в игры?

— Пойду на работу, — вдруг ответил он, не отрываясь от экрана. — На работе денег дают, а в школе ничего не дают.

— Где ж ты видел такую работу, куда берут детей? — Криста хитро улыбнулась. — Сперва заканчивают школу, а уже потом идут работать. Без школы не выйдет.

— Тебя, получается, не берут на работу, потому что ты тоже ещё ребёнок? — Нил едко улыбнулся.

— Чего-чего? — девушка прищурилась. — Сейчас как дам поджопник — улетишь в кровать спать.

— Не злись, — спокойно ответил мальчик. — Ты некрасивая, когда злишься. Сейчас допройду уровень — и лягу.

— Ловлю на слове, — пробубнила Криста и перевернулась на другой бок.

Так или иначе, Нил был хорошим ребёнком, даже если иногда подначивал свою вынужденную воспитательницу. Обычно называл её просто «ты» или, редко, по имени. Он слушался, не был капризным или привередливым, ел то, что ему давали, сам собирал свои вещи и почти не играл в игрушки. Единственное, что ему по-настоящему нравилось, — это новая игровая приставка, от которой он не отходил. Иногда даже любовно протирал её тряпочкой и раскладывал на ней игровые картриджи.

Нил сам мыл свои тарелки, ложки с вилками, сам себя обслуживал, не боялся оставаться один и всегда со сдержанной улыбкой встречал сожительницу с работы. Бывал моменты, когда он гладил её по спине, будто чувствовал, как сильно она уставала за рулём. Как сильно уставала носиться курьером и как натянуто пыталась смеяться от этой усталости. Чувствовал — и пытался быть рядом. Так, как умел.

— Криста, — раздалось где-то над ухом. — А как тебя зовут? У меня есть девочка в классе, её зовут Кристабель. А буфетчица — Кристина. Ты тоже Кристина? Или Кристабель?

— Кристаллин, — с грустной улыбкой ответила вампирша. — Меня зовут Кристаллин.

— Красиво. — Он уселся рядом, и тихо хрустнул диван с давно продавленными пружинами.

— Что, хочешь полежать со мной? — Она с той же улыбкой подняла брови. — Иди сюда.

— Вообще-то ты заняла мой диван, — отвернулся пасынок. — Иди к себе спать.

Девушка вздохнула и принялась медленно вставать. Как было бы здорово, если бы сон на самом деле восстанавливал ей силы… но увы. Криста поднесла худые ладони к голове, запустила их в чёрные, как вороново крыло, волосы с синим отливом и слегка их взъерошила. Они и так вечно стояли торчком во все стороны, словно её ударило током, а теперь стало ещё хуже. Но искоренять странную привычку взлохмачивать саму себя просто не было сил. Ходить к парикмахеру не было ни времени, ни денег, поэтому волосы она часто подравнивала сама себе тяжёлыми кухонными ножницами.

— Почему ты много работаешь, а у нас постоянно нет денег? — вновь с каким-то мнимым укором спросил Нил, накрывшись светлым одеялом. — Родители моих одноклассников работают меньше, и у них деньги есть. Почему у тебя не так?

— Потому что… — её взгляд стал пустым. — Потому что у меня не было денег на образование. А тем, у кого нет образования, платят не очень. Плюс ко всему, я плачу за твою страховку…

С ним что-то не так

Чаще всего случается так, что человек говорит одно, думает другое, а в душе у него — третье. В душе, в подсознании… Можно ли подсознание назвать душой? Сложно сказать. Оно, по крайней мере, пытается общаться посредством снов, ассоциаций и случайных иллюзий. Значит ли это, что особенно упрямые люди могут обманывать себя аж на нескольких уровнях? На словесном и на сознательном. Но глубже ни у кого нет власти пролезть.

Ночами Кристы никогда не было. Она развозила ночные курьерские заказы, таксовала, носилась по круглосуточным магазинам в попытках что-то купить для своего привередливого пасынка. Днём… она спала. Чаще всего спала. Очень тяжело, беспокойно и мрачно, часто вскрикивая ни с того ни с сего. Потом ворочалась, укутывалась в колючий серый плед, который Нил накидывал ей на ноги, когда шёл мимо.

Футболки и джинсы быстро становились ему малы. Сейчас, среди ночи, на лице Нила читалась странная усмешка — этот забавный факт ощущался особенно остро. В одежде было тесно. Хотелось снять хотя бы футболку, которая больно резала рукавами молодые спортивные руки.

Он знал, что сейчас она не придёт. Не зайдёт, не увидит. Сквозь темноту смотрел на лиф из чёрного полиэстера, держал его в руках и поглаживал большими пальцами. Его не интересовали одноклассницы. Ни одна. Ни на процент.

Чашки первого размера. Маленькая, хрупкая грудь. Ему не доводилось видеть девушку голой даже мельком, поэтому парень мог только представлять, дорисовывать в воображении изгибы тела и тяжело выдыхать, когда перед глазами вставала желанная картина. Тупая, непосредственная, пугливая, странная… Как она вообще умудрилась его спасти? Нил прикрыл веки и поднёс нижнее бельё к лицу. Всё же половое созревание давалось ему крайне тяжело. Нестиранный лиф ещё очень сильно пах телом. Сладко пах. Невыносимо.

Парень медленно вышел в мрачный глухой коридор и пошёл в сторону уборной, стеклянными глазами глядя в пол. В ту же секунду ключ в замочной скважине провернулся, а сам замок щёлкнул. Он едва успел вытаращиться на дверь, закрыть рукой глаза от колючего света старой лампы.

Из темноты проёма слышался тихий смех.

— Он спит уже, наверное? Мы тогда тихонечко на кухне посидим, хорошо? — полушёпотом говорила Криста силуэту незнакомого мужчины, который был чуть выше её почти на полголовы. — Я двери закрою, только очень тихо, ладно?

Она застыла на пороге, увидев стоящего в коридоре Нила.

У незнакомца медленно сползала с лица улыбка, как только он заметил подростка. Молодой человек медленно убрал руку с талии его девушки и неловко выдохнул. В коридоре воцарилась гробовая тишина.

— Решила вернуться сегодня раньше? — сквозь зубы спросил Нил, заводя руку с лифом за спину. — А это кто?

— Это… это мой друг, — неестественно улыбнулась вампирша. — Мы вместе в такси работаем. А ты почему не спишь?

— Да вот, не спалось, — прорычал парень, с ненавистью глядя на внезапного гостя. Тело медленно вязло в приступе внезапной, импульсивной, тяжёлой ревности, которая сменялась такой же импульсивной злобой. Манящее ранее выражение любимой теперь казалось отвратительно-мерзким и вызывало лишь чудовищное желание схватить её за щеки и как следует сжать.

— Ладно, я, наверное, пойду, — засуетился мужчина, ощущая, как раскалялся воздух в узкой однокомнатной квартире. — Нормально, завтра тогда увидимся.

— Хорошо, — разочарованно прошептала Криста, глядя в спину своему гостю. Через пару секунд дверь захлопнулась.

— И кто это такой? — с хриплой яростью спросил Нил. — Ничего не хочешь рассказать?

— Мой коллега, — она обиженно пожала плечами. — Мы хотели зайти в круглосуточное кафе, но я оставила кошелек дома. Пришлось зайти, и...

— То есть этот утырок даже не заплатил бы за тебя?! — рявкнул подросток, чуть приблизившись к девушке.

— Каждый заплатил бы за себя, — та понуро опустила глаза, но тут же сдвинула брови. — Ну а тебе какая разница? Какая разница, с кем я могу ходить в кафе?

— Это такая шутка, что ли, я не понял? — лицо перекосила жуткая улыбка. — Я должен хорошо относиться к тому, что ты с третьесортными рыхлыми уродами на свиданки бегаешь? Скажи, неужели никто лучше на тебя даже не смотрит?

— Не смей так со мной разговаривать, — прошептала Криста и сдвинула брови. — Не смей на меня орать, я тебе не подружка!

— Ты мне не подружка!! — с тем же оскалом опять рявкнул парень. — Ты просто одна недалекая, инфантильная дура, которая однажды возомнила, что может кого-то воспитать! Очнись, тебя саму надо воспитывать!

В ту же секунду в воздухе раздался звон тяжелой, хлесткой пощечины. Нил рефлекторно раскрыл глаза, затем тут же снова сжал зубы. Сперва боль отрезвила, но затем она тут же сменилась новой волной нестерпимой ярости.

— Я сказала, не смей так разговаривать со старшими, — со сталью в голосе произнесла вампирша. — Еще из ползунков не вырос, чтобы поднимать голос. Иди в комнату, чтоб я больше тебя не видела.

— Ты... — парень едва не ринулся вперед, порываясь схватить мачеху за запястье, но сжал в руке за спиной пресловутый лиф и отступил на шаг назад.

— Я ушла. Утром поговорим, — отрезала Криста, затем быстро вышла из квартиры. Тут же раздался сильный хлопок двери и щелчок замка.

Понять

— Нил?

— Да? — Он с улыбкой оторвался от книги, затем отложил её в сторону. Медленно встал с дивана, подошёл к дивану девушки и присел рядом. — Ты уже ложишься?

Воскресенье всегда было самым странным днём для Кристы. Нилу не нужно было в школу, и из дома он практически не выходил. Разве что в магазин за продуктами или по просьбе. Убирал, готовил еду, но перед этим обязательно садился на диван Ллейст и поправлял ей одеяло. Иногда брал её за руку и поглаживал замёрзшие пальцы, пока те не согревались.

— Нил, я хотела поговорить с тобой. — Она проглотила ком. Уже несколько дней носила в себе этот груз, перестала спать, но теперь вроде бы набралась сил. Тонкая полоска света пробивалась из-за коричневых закрытых штор и падала на старый дощатый пол. — Скажи, что ты ко мне чувствуешь?

— Я тебя люблю, Криста, — легко ответил он, вновь улыбнулся и склонил голову. — А в чём дело? Ты переживаешь?

— Я тебя тоже люблю, милый, — вампирша опустила глаза. — Но я хотела сказать, что… мне нравится один мужчина. — Тело тут же сковало страшное напряжение. Не было никакого мужчины. Но нужно было как-то вывести парня на чистую воду, чтобы тот принял этот диалог и кое-что понял. Кое-что очень важное.

— Что? Какой ещё мужчина? — Он нервно дёрнулся. Взгляд сперва становился непонимающим, затем жестоким. — Криста, я же сказал, нам не нужны незнакомцы. Никакие. Нам никто не нужен.

— Тебе — не нужен, — она сдвинула брови. — А мне — нужен. Любым людям после совершеннолетия нужны отношения. Это нормально.

— Тогда подожди ещё четыре года, и у тебя будут отношения, — сквозь зубы процедил Нил.

— Скажи, ты сейчас имеешь в виду себя? — Девушка посмотрела в глаза своему воспитаннику. — Себя? Ты… намереваешься мне в любовники заделаться?

Парень застыл. Несколько минут молчал, затем тяжело выдохнул и ответил:

— Да. Всё так. Я тебя люблю и хочу, чтобы мы были вместе. В будущем.

Она опустила взгляд, зажмурилась и продолжила:

— Ты рехнулся?! Ты был ребёнком, когда пришёл в этот дом. Я помню тебя совсем крошечным, маленьким мальчиком… Я старше тебя на… намного старше.

— На четырнадцать лет, — спокойно парировал парень. — Мелочь.

— Мелочь? Ты издеваешься? — Криста с яростью сжала кулаки. — Нил, послушай. Четырнадцать лет — это огромная пропасть. Это разные поколения. Мало того, я не какая-то посторонняя тётя, в которую ты влюблён. Я была с тобой все эти годы. Помогала. Воспитала. Ты попал ко мне, когда был ещё крошечным, и ты для меня — близкий человек, но... не в том смысле. Я катала тебя на спине, водила в школу. Ты всё это помнишь, и ты сам не смотрел на меня, как на женщину, пока… пока не началась гормональная перестройка. Вся вот эта грязь, которая в твоей голове, она порушит тебя изнутри. Выест. Ты должен сосредоточиться на сверстницах. Посмотри, вокруг столько хороших девочек ходит. Ты должен строить свою личную жизнь, а я — свою. Просто вспомни, что я…

— Завались, — прорычал подросток, вытаращив глаза. — Ты ничего не знаешь. Я никогда не воспринимал тебя как мать, мачеху или вроде того. Знаешь, как я тебя воспринимал? Как несчастную, потерянную по жизни дуру, которой одиноко, грустно и которой нужна моя помощь. Которой нужен… нужен мужчина. В качестве меня. — Он тихо усмехнулся. — Плечо, опора, называй как хочешь. Ну, я принял эту роль. И она мне понравилась. Осталось только добиться того, чтобы ты перестала ишачить в этом дерьмовом таксопарке. Потерпи. Я начну зарабатывать, и ты о нём забудешь.

Она раскрыла рот, затем тут же его закрыла и с трудом проглотила новый ком.

— Нил, это ты сейчас так говоришь. Сейчас, потому что у тебя есть… некоторые чувства. Но это нездорово и ненормально, ты только сам подумай. Неужели тебе нужна женщина, которая на четырнадцать лет старше тебя?

— Да, — спокойно ответил пасынок. — Нужна. Что именно тебя беспокоит относительно возраста? Ты переживаешь, что на нас будут косо смотреть люди? Мне на них плевать. Мне не плевать только на тебя. Или ты беспокоишься, что не успеешь родить? Успеешь.

От ужаса потемнело в глазах.

— Ты меня убиваешь… — прошептала Ллейст. — Кто бы мог подумать, что всё будет так…

— Ты мне всегда нравилась, — с ухмылкой признался Нил. — Я постоянно о тебе думаю. Каждую минуту, каждый день. Подожди меня, и мы будем вместе.

— Ты сошёл с ума, — она схватилась руками за голову и запустила пальцы во взлохмаченные волосы. — Нам… нам нужно походить к психологу, я думаю…

— Ерунда. Я рад, что этот разговор состоялся. Теперь ты понимаешь, что здесь не будет никаких мужиков? Я никого на порог не пущу. Ты — моя. Это уже решено. — Он медленно поднялся с дивана. — И не переживай, что я буду каким-то «не таким». — Вновь лицо исказила странная улыбка. — Сильных мужчин любишь, да? Спортивных? Принято. Я думаю, это нисколько не проблема. Ласковых… хорошо, я буду. Сейчас я разве не ласковый? Когда сижу с тобой по утрам и растираю тебе руки? Хм. Красивых любишь? Ну так вот, я довольно-таки красивый. — Подросток оскалился.

Он и вправду был красивым. Очень. С генетикой ему повезло. Правильное, прямоугольное лицо, прямой, точный нос, симметричные, пропорциональные губы. Сперва его называли красивым ребёнком, теперь называли красивым парнем. В будущем… будут называть красивым мужчиной. Длинное, высокое тело, такие же длинные пальцы. Густые, чистые волосы, наспех перевязанные резинкой у основания, и тёмно-синие глаза, в которые иногда жутко было смотреть. Словно взгляд в них был взглядом всё равно что в бездну.

Взросление

Этой ткани касалась её кожа. Ткань скользила по ней, местами впивалась. Она тёрлась о её соски, пропитывалась редкими каплями холодного пота.

У него не было ничего, кроме ткани. Ничего, кроме грязных фантазий, которые она рождала, потому что он — пасынок. Подростка не целуют в губы. Не трутся об него, не обнимают в ночном коридоре, не позволяют ему кусать за шею. Он — пасынок, и пока что он должен это терпеть.

Скрепя сердце, принимать тот факт, что сейчас он не интересен так, как бы ему этого хотелось. Оттого Нил просто однажды отстранился и стал играть свою давно заученную, странную роль. Ещё слишком рано продолжать напоминать ей, что к чему. Рано заводить скандалы, вправлять ей мозги — это всё равно ничего не даст. Юридически… он даже ещё не совершеннолетний. Физически ему шестнадцать лет.

На сцене этой старой квартиры ему, с тяжёлой усмешкой, приходится быть воспитанником, которым она могла бы гордиться. В глубине души парень надеялся, что, если она будет гордиться, то сможет и полюбить. А если он будет ломать носы охамевшим одноклассникам, распускать руки, шантажировать и запугивать, то больше не будет «хорошим» мальчиком. Она не будет им гордиться. А значит, может, и не полюбит. Зато будет истерично хвататься за голову и кричать: «Зачем ты его ударил? Зачем, ну зачем?!»

Ткань — единственное, что у него было. Кусочек любимой женщины, который в воображении обрастал её плотью и кровью. Её хотелось схватить, дотронуться, но она тут же растворялась, как галлюцинация. Как шизофренический мираж.

А потом она возвращалась с работы. Усталая, измотанная. Улыбалась, хвалила его — и тут же сторонилась, словно Нил мог сделать что-то плохое, если окажется рядом с ней дольше, чем пару минут. Если он будет чувствовать её запах чуть сильнее, чем обычно.

Он чувствовал, словно хотел поесть, а ему раз за разом отказывали в еде. «Это нельзя есть, потому что это — неправильно!»

Может, это правда неправильно?

Может, он в самом деле сошёл с ума?

Потому что какой подросток в здравом уме будет смотреть на взрослую женщину, которая годится ему в матери, как на самый желанный на свете сексуальный объект? Как на самый лакомый десерт, мысли о котором вызывают нервный озноб и напряжение в паху, практически до боли.

Иногда парень в самом деле думал, что нужно начать с собой бороться. Перестать на неё смотреть, перестать трогать её бельё, встряхнуться и взять себя в руки. Может… правда, переклинило. И с тем, что с ним происходило, нужно бороться, как с болезнью. Очень тяжёлой, сладкой, но болезнью. Так никто не делает, в конце концов. Криста кое в чём была, всё же, права. Она помогала ему с детства. Она была рядом, когда больше никого рядом не было. Она купила ему любимую приставку, одну, затем другую. Покупала книги, игры, одежду, поправляла воротник его рубашки и провожала в школу.

Может, он в самом деле извращенец?

От этой мысли Нил горько ухмылялся. Даже если да, то что это меняет? Понимание не лечит. Понимание… заставляет страдать. Гораздо проще было отбросить предрассудки и представлять… это, с предвкушением глядя на календарь. Он клялся себе быть хорошим мужем. Но тогда он будет самым ужасным на свете пасынком. А кто ей больше нужен? Чужой ребенок или любимый муж?

Злостно было правдиво отвечать на этот вопрос. Под коркой протестующей головы роились черви противоречий, иногда среди них проскальзывал стыд, иногда – ярость. На мир, на Кристу, на все сущее. Она так и не понимала, что на самом деле для него значит. Что он готов кинуться грудью под пули, если бы ей угрожала опасность. Готов стать на колени, если после этого она поклянется безоговорочно его принять.

Его. С его самыми мрачными, мерзкими желаниями. Ведь что бы он ни делал, они всегда будут его частью. Вопрос только… в сознании или в подсознании.

Когда скрипнул дверной замок, Нил непонимающе вскинул брови. На самом деле, этот день был полон недоумения. Криста крайне редко уходила куда-то днём, укутываясь при этом, как умалишённая, и твердя, что у неё слабая чувствительная кожа и аллергия на солнце. Но вот сегодня её опять не было. Это настораживало, вызывало подозрения, а ещё — беспричинную ревность, словно единственное место, куда можно пойти среди бела дня, — это свидание. Раздражало. Даже в те минуты, когда совесть брала верх и Нил пытался абстрагироваться, представляя, что она на самом деле его не привлекала.

В коридоре слышалась какая-то возня, затем тихие голоса. Парень сжал зубы, медленно высунулся наружу, непонимающе склонив голову в сторону.

— О, Нил, привет! Знакомься: это Крис и Роза, его племянница. Наши соседи сверху, — Криста широко улыбнулась. — У них сломался замок, и они не могут попасть внутрь, представляешь? Мы встретились на лестничной площадке, и я решила пригласить их к нам на чай.

Девушка разматывала шарф, который закрывал почти всё её лицо, снимала солнечные очки и прятала их куда-то в карман.

Парень сконфузился и глубоко вздохнул. Перед ним стоял зеленоглазый мужчина с тёмными волосами, неприлично ранней проседью на них, и с натянутой улыбкой. Он смущённо совал руки в карманы длинных бежевых бридж, иногда осматривал свою длинную серую футболку навыпуск, чтобы убедиться, что выглядит достаточно аккуратно и внушительно.

Рядом топталась юная девушка с лёгкими золотистыми курчавыми волосами в круглых роговых очках. Всё время угрюмо смотрела вниз, словно дощатый пол в этой квартире был самым интересным, что она видела за свою жизнь. Едва заметно сжимала в кулаке подол красного, но совсем не вызывающего платья.