Пазл Пабло

Глава 1 Потеря

Похороны

Кладбище застыло в безмолвии, словно само время остановилось, затаив дыхание в ожидании чего-то неизбежного. Могильные плиты, выстроившиеся в скорбный хоровод, хранили не только останки ушедших – они словно оберегали осколки прошлого, сплетённые из смеха, слёз и полузабытых клятв, которые теперь эхом отзывались в вечности.

Чёрные силуэты скорбящих медленно растворялись в воздухе, подобно чернильным кляксам на сером листе дождя. Лишь ветер, старый сплетник, продолжал свой бесконечный рассказ, перешёптываясь с берёзами, чьи ветви печально склонялись под тяжестью утраты. Редкие капли дождя, падая на камни, издавали почти неслышный звон, словно бросая монеты в копилку вечности.

В этой звенящей тишине каждый шорох казался ударом колокола, каждое движение – предательским звуком в царстве безмолвия. Природа сама словно погрузилась в траур, создавая саван из дождя и ветра для тех, кто нашёл здесь свой последний приют.

Но одна фигура стояла неподвижно — Веро́ника. Девушка, осиротевшая в двадцать с небольшим лет, стройная, как кипарис, в чёрном кожаном плаще, застыла у свежей могилы. Она держала губами сигарету, которую так и не смогла прикурить. В её побелевших от напряжения ладонях была зажата фотография: отец улыбался той самой улыбкой — с хитринкой в уголках губ, словно хранил секрет, унесённый с собой в вечность.

Ему было сорок пять лет… Возраст, когда жизнь должна была пахнуть сиренью и свободой, а не землёй, холодной и сырой, как тот нож в сердце, который остановил его жизнь. Её губы дрожали, удерживая сигарету, которая казалась символом незавершённости, как и вся её жизнь с этого момента. Фотография в её руках словно оживала — отцовская улыбка, полная тепла и какой-то тайной мудрости, смотрела на неё с укоризной, будто предупреждая о чём-то важном.

Ветер играл с полами её плаща, но она не замечала холода — внутри неё бушевала буря чувств, которую не мог унять даже могильный холод. В этот момент казалось, что время остановилось, превратив её в памятник собственной утрате, в символ непоколебимости перед лицом неизбежного.

Резким движением она выдернула сигарету из губ и отбросила её в сторону.

— Пап… — её голос рассыпался о кладбищенскую тишину, как хрустальный бокал, упавший с высоты. — Ты говорил, сила — это когда ты стоишь, даже если земля уходит из-под ног.

Её взгляд устремился к надгробию, где чёрно-белый портрет отца казался окном в безвозвратно ушедшее прошлое. На снимке он был живым: морщинки у глаз, расходящиеся лучиками от добродушной улыбки, тень недокуренной сигары в привычной руке. Сейчас камень хранил безмолвие, а дождевые капли струились по буквам имени, словно небо проливало свинцовые слёзы вместо обычной влаги.

Каждое слово, произнесённое ею, казалось ударом молота по сердцу. Сила, о которой говорил отец — та самая, что должна была помочь ей выстоять. Но как стоять, когда земля не просто уходит из-под ног — она разверзается бездной, готовой поглотить целиком?

— Значит, во мне есть эта сила, — прошептала она, и её голос утонул в шуме дождя.

Внезапно порыв ветра яростно сорвал с берёз листву — зелёные листья закружились вокруг Веро́ники, создавая вихрь из прошлого и настоящего. Где-то вдалеке гулко прокатился гром, словно небесный колокол, и девушка сжала фотографию так сильно, что костяшки побелели — будто пыталась удержать последний лучик того мира, где отец ещё смеялся, где слово «навсегда» не превратилось в пустой звук.

— И я буду сильной, — выдохнула Веро́ника, машинально поправляя воротник плаща, пропитанного запахом дождя и ладана. — Даже если за твоей смертью кроется… что-то ещё.

В этот миг ей почудилось, что тень от берёз скользнула по могиле слишком резко, будто её гнал не ветер, а что-то иное, невидимое.

Её пальцы дрогнули, касаясь гранитных букв: «Верный слову. Справедливый. Отец, брат». Морозный гранит надписи обжигал кожу, словно слова были выжжены не резцом мастера, а самой судьбой, оставив на камне неизгладимый след правды и боли.

— Справедливый… — голос сорвался в хриплый шёпот. — Ты клялся, что в нашем мире грязи есть кодекс чести. Но кто-то разорвал даже его! — ногти впились в ладони, оставляя полумесяцы на коже.

Из кармана плаща Веро́ника вытащила смятый лист. Бумага, пожелтевшая за неделю, будто век пролежала в гробу. Его почерк — угловатый, торопливый, последние буквы расплылись в кляксу, словно ручка выпала из мертвеющей руки. Адрес… Всего семь слов, но, возможно, там она найдёт ответ.

— Я узнаю кто, — прошипела она, и ветер подхватил слова, закрутив их в воронке из листьев. — Даже если придётся стать тенью в твоём проклятом бизнесе. Даже если… — взгляд метнулся к аллее, где чёрные лимузины уплывали в туман дождя, — придётся вскрыть гнойник, что ты называл дружбой.

Молния брызнула фиолетовым светом, осветив её профиль — острый, как клинок. Кожаный плащ обвился вокруг тела, словно второе нутро; распахнутый зонт-трость в виде ворона, словно чёрными крыльями, укрывал хозяйку.

— Ты говорил, что я — твоё отражение? — она прижала фотографию к губам, где застыла капля дождя. — Тогда смотри, как твоя кровь превратится в яд для них.

Внезапный град ударил по камням, заставив вздрогнуть. Но Веро́ника уже не чувствовала холода — в груди пылала лава, где смешались боль, ярость и… восторг? Словно отец шептал из глубин сознания: «Доведи игру до эндшпиля. Даже если придётся пожертвовать королевой».

— Ради тебя. Ради нашей правды, — бросила она в лицо ветру, поворачиваясь спиной к могиле. Зонт захлопнулся с хрустальным звоном — теперь дождь с градом хлестал по щекам, смешиваясь со вкусом железа на губах.

Гром прогремел в такт шагам, отбивающим: месть-месть-месть. Голубые глаза, вспыхнувшие в вспышке молнии, отразили две Веро́ники: одна — девушка с разбитым сердцем, другая — хищница, выслеживающая добычу, готовая разорвать любого, кто встанет у неё на пути.

— Не подведу, — прошептала она, исчезая в завесе ливня. Над могилой же, в луче внезапно пробившегося сквозь тучи света, закружилась одинокая ворона — будто сам прах отца обрёл крылья, чтобы лететь за ней следом.

Глава 2 Наследство

Офис группировки «Чёрная орхидея»

Посреди мегаполиса Кланстауна, вырос самый большой небоскрёб — Чёрная орхидея, словно титан, возвысившийся над другими строениями. Его стеклянные, черные стены отражали утреннее солнце, создавая гигантскую призму, рассыпавшую радужные блики по улицам. На высоте птичьего полёта, где воздух был разреженным и кристально чистым, располагались этажи, принадлежащие могущественной группировке, которая заправляла всем городом.

В тот самый день, когда земля сомкнулась над гробом отца, в почтовом ящике Вероники обнаружилось два конверта с золотым тиснением. Тяжелые, как приговор, они лежали в её дрожащих руках, пока она читала лаконичные приглашения от двух самых влиятельных главарей преступного мира Кланстауна.

Судьба, словно играя с ней злую шутку, толкала её в пасть хищника. Завтра ей предстояло встретиться с теми, кто мог одним словом разрушить её жизнь или… изменить её навсегда. Вероника знала – после этой встречи обратной дороги уже не будет.

Панель лифта была особенно гладкая, чёрная, с биометрическим сканером для тех, кто хочет подняться на определённые этажи. Вероника сначала приложила ладонь, а затем коин — валюту, используемую внутри группировки Чёрной орхидеи. Поверхность ожила, показывая нумерацию этажей, и она нажала кнопку «двадцать пять».

Поднимаясь в лифте, Вероника ощущала, как с каждым новым этажом меняется атмосфера. С двадцатого по двадцать четвертый этаж, где располагалась бухгалтерия группировки, воздух был пропитан запахом свежей краски и дорогих кожаных папок. Сто тридцать кабинетов, за дверями которых кипела работа, на самом деле были лишь фасадом для сотен теневых операций, различных организаций.

Латексный костюм Вероники, облегающий словно вторая кожа, переливался в свете ламп, а каска от мотоцикла в руках казалась неуместным аксессуаром в этом мире дорогих костюмов и безупречных этикетов. Но именно эта небрежность в одежде была частью её имиджа, она никогда не боялась показать, что не боится выделяться.

В коридорах двадцать пятого этажа работники почтительно расступались перед ней. Некоторые узнавали дочь Церцера, другие просто чувствовали исходящую от неё ауру власти. Её синие глаза, казалось, видели каждого насквозь, а лёгкая ухмылка на пухлых губах намекала на то, что она знает гораздо больше, чем показывает.

Кабинет Монарха группировки встретил её полумраком и тяжёлым ароматом дорогого коньяка.

Ратмир Шепер, известный как «Генерал», сидел за массивным столом из тёмного дуба, его седые волосы и борода создавали контраст с тёмным костюмом. Рядом с ним, словно призрак, расположился Пётр Кольцов — единственный альбинос в группировке. Его белые волосы и ресницы казались белым пятном во всём этом готическом стиле. Даже сам Пётр, в тёмно-синем костюме и тростью с набалдашником в виде льва, добавлял ему антуража. Он владел всеми фармацевтическим заводами в Кланстауне.

Ратмира Вероника знала давно, он был приближен к её семье как никто другой, до смерти отца. Они часто виделись на семейных праздниках и отдыхах, но, несмотря на это, Вероника была с ним не близка. Ратмир владел всеми шахтами в городе по добыче угля, драгоценных камней и металлов.

Петра же Вероника знала заочно и видела лишь пару раз. Из-за своей особенности, Петр появлялся очень редко, ведя в основном ночной образ жизни. Солнечный свет вредил его коже и глазам.

Кабинет был окутан полумраком, и единственным источником света служила настольная лампа с зелёным абажуром, отбрасывающая причудливые тени на стены. Ратмир, казалось, пытался запугать Веронику, специально приглушив свет, и она, изображая страх, сидела напротив них.

На столе лежала папка с документами, её чёрная обложка с золотым тиснением казалась зловещим приглашением в мир, где правила были написаны кровью.

— Это всё дела твоего отца, — произнёс тихим басом Ратмир, положив на неё ладонь. Немного выждав, он протянул папку ей. – Отныне ты — глава семейного бизнеса.

Вероника взяла документы, стараясь не выдать своего волнения. Внутри всё ликовало — это был шанс полностью погрузиться в дела отца и найти ответы на свои вопросы. Она вела с ним кое-какие дела, помогала во многом, только об этом никто не знал в группировке. Отец будто понимал, что рано или поздно именно она встанет на его место. Вероника, в свою очередь, даже не представляла, что ей настолько повезёт и отец сделает её своей приемницей.

— И хочу сообщить, что это назначение оспорить нельзя, — произнёс мужчина, поправляя манжету своего безупречного костюма.

Вероника, изображая дрожь в руках, сидела напротив, пожираемая взглядами двух мужчин.

— Что вы имеете в виду? — спросила она, хотя уже знала ответ.

— Твой отец был главной частью нашей организации. Его знания и связи слишком ценны, чтобы их просто так потерять, — вдруг заговорил Пётр, оценивающе смотря на девушку. Его пронзительно красные глаза будто горели огнем.

— Я понимаю, но…

— Никаких «но», дорогая, — перебил он её. — Ты либо принимаешь дела отца, либо… Я думаю ты понимаешь, что происходит с теми, кто знает слишком много.

Слова Петра повисли в воздухе, словно давя на Веронику невидимой стеной. Она ощутила, как по спине пробежал холодок, но это был не страх, а гнев, готовый вырваться наружу. «Пугает меня, ублюдок, дать бы тебе по роже! Так тихо, надо быть милой и доброй, молчи, пожалуйста, молчи, не стоит показывать им зубы, мужчины этого не любят», — повторяла она себе, стараясь сохранить спокойствие. Эти люди должны видеть в ней лишь запуганную молодую девушку, на плечи которой упала зона ответственности.

— А что будет с моим братом? — спросила она, хотя тоже уже знала ответ.

— С братом? С тобой и с ним… — вмешался Ратмир. Но Пётр его перебил:

— Если ты будешь послушной девочкой, то он останется в живых. Если нет… Что ж, у нас есть свои методы решения проблем.

Ратмир метнул злой взгляд на Петра, но промолчал. Вероника сглотнула ком в горле, осознавая, что это не пустые угрозы. Чёрная орхидея славилась своей жестокостью и умением избавляться от неугодных. Теперь Монархи и Служители группировки будут грызть друг другу глотки за свое место, и Веронику захотят порвать на части, ведь место Верховной орхидеи заняла она.

Глава 3 Улики

Золотой секрет

Следующее утро началось с телефонного звонка, который Вероника одновременно ждала и боялась. Она осталась в доме отца, для разбора документов. На экране появилось имя: Анна. Её подруга, чьи пальцы были изрезаны от старинных фолиантов, разгадывала шифры быстрее, чем Вероника успевала заварить чай.

Анна выросла в строгой военной семье и не любила показывать слабость. Шрамы на её пальцах были не только от бумаги, но и от уроков выживания, которые преподавал ей отец-полковник. Анна всегда была готова помочь Веронике, потому что та была единственной, кто видел её слёзы после смерти брата Сергея. Они были родственными душами, с виду совсем разные, но на самом деле одинаковые.

Анна не просто вошла — она ворвалась, смахнув с плаща капли дождя, который лил без перерыва с тех пор, как гроб с телом отца Вероники опустили в землю. Её плащ цвета грозового неба оставил на полу мокрый след, словно метку из слез: «Ты не одна».

— Привет Ника, — Анна сдержанно кивнула, но в её карих глазах, обычно холодных как осенний гранит, теплилось что-то неуловимое. Она обняла Веронику так, как это умеют только те, кто сам пережил потерю: крепко, почти до боли, словно пытаясь передать ей часть своей упрямой жизненной силы.

— Рассказывай, что за шифр там тебя доконал?

Два дня они просидели за столом, заваленным картами, кофейными чашками и листами с безумными формулами. Анна, с её привычкой грызть карандаш и ворчать на непослушные буквы, казалась неутомимой. Вероника же чувствовала, как реальность расплывается: запах кофе смешивался с пылью отцовского архива, а в углу комнаты, будто призрак, маячила его любимая трубка для курения, забытая на полке.

— Готово! — Анна швырнула папку на стол на исходе вторых суток. Голос её звучал резко, но пальцы дрожали. — Вероника, это не просто шифр. Это… чертов детонатор.

Шифр доканал даже Анну, которая справлялась с любой сложностью.

— Кто-то очень сильно постарался, — сказала Анна падая в кресло.

Солнце, впервые за неделю пробившееся сквозь тучи, золотило пыль, поднятую упавшей папкой. Вероника взяла листы. Бумага пахла плесенью и временем, а строки, теперь понятные, кричали о «чистящих средствах», «поставках» и кодах вроде «Проект №5».

— «Черная Орхидея»… — прошептала она, вглядываясь в адрес отправителя.

Анна, отодвинув чашку, встала. Её тень, удлинённая утренним светом, легла на документы, как предупреждение.

— Твой отец… — она запнулась, поправляя очки с перекошенной дужкой — Он не был святым, Ника. Но если то, что здесь написано, правда… — Голос её сорвался. Анна ненавидела страх. Она выросла в семье военных, где слабость приравнивалась к предательству и измене.

— Я должна разобраться в этом в любом случае, — Вероника провела рукой по листу, где мелькнуло знакомое имя: Ратмир Шепер.

— Звони, если… — Анна не договорила, резко повернувшись к двери. Вероника не окликнула ее и не пошла провожать, Анна терпеть не могла все эти прощания у порога. Шаги подруги поскрипывали на полу, повторяя ритм старинных часов на стене.

Когда дверь захлопнулась, Вероника достала из ящика стола фотографию: отец смеётся, обняв её за плечи на палубе яхты десять лет назад. «Ты же меня знаешь,»— сказала он тогда ей. — Знает? Она могла ошибаться, но не мог ее отец делать того, о чем думает Вероника. Не мог же?

— «Чистящее средство», — произнесла она, указывая на строку, где объёмы поставок в тысячу раз превышали необходимые для уборки. Химическая формула в примечаниях словно осколок пазла, врезавшийся в её память. Год назад в новостях мелькнула информация о контрабанде прекурсоров через фармацевтические фирмы.

Сердце забилось быстрее, и Вероника потянулась к телефону, но замерла. В окне, за стекающими каплями после дождя, мелькнула тень — или ей показалось?

Часы пробили полдень. Где-то в городе, в здании «Чёрной Орхидеи», Ратмир, возможно, листал ее отчёт, который Вероника скинула вчера вечером, не подозревая, что дочь его покойного партнёра уже вскрыла шифр. Или всё же подозревал?

Она встала, расправив плечи. Страх, как в детстве, когда она забиралась на скалу выше всех, сменился холодной ясностью. Анна права: это детонатор. Но Вероника всегда умела разминировать мины, отец научил её этому.

— Нужно проверить эти поставки, — решила она. — Но как?

Внезапно её осенило — проникнуть в эту схему изнутри, ведь у нее есть все данные для этого. Однако сделать это нужно так, чтобы её никто не заметил и не узнал, и даже если поймают, то не тронули. Теперь нужно было разработать план.

«Если это действительно торговля наркотиками, то я должна узнать всё, — твёрдо подумала она. —Даже если правда окажется хуже моих худших опасений».

Пальцы Вероники летали по бумаге, составляя чёткий план действий. Её глаза горели решимостью, а мысли кружились в голове, словно вихрь. Первым шагом было организовать незаметную слежку за ближайшими поставками узнать расписание, маршруты и людей, вовлечённых в процесс. Вторым, более сложным, найти способ проникнуть в цепочку поставок и раскрыть истинную природу груза, перевозимого под видом безобидного «чистящего средства».

«Папа, я не знаю, что ты делал, — шептала она, закрывая тяжёлую папку с документами. — Но я должна докопаться до истины, даже если эта правда разрушит последний светлый образ тебя, который я храню в своём сердце».

Внезапно Веронику пронзила мысль её расследование только начиналось, и впереди её ждали открытия, способные потрясти до глубины души. Но теперь у неё появился конкретный след, за который можно было ухватиться, словно за спасительную верёвку в бушующем море сомнений. И она была готова следовать этому следу до самого конца, какой бы горькой и шокирующей ни оказалась правда.

В офисе «Чёрной орхидеи»

Город Кланстаун был окутан дымкой утренних выбросов и пыльных дорог.Офисы «Чёрной орхидеи» же стояли в таинственным полумраке, словно само пространство затаило дыхание. Лучи рассвета, пробиваясь сквозь пыльные жалюзи, оставляли на стенах полосатые шрамы. В воздухе витал аромат старого пергамента и тревоги, густой, как дым от невысказанных угроз.

Глава 4 Призраки прошлого

Офис «Черной орхидеи»

На следующее утро, как только Вероника вошла в офис, её встретила секретарша Ратмира. Женщина с идеальным каре стояла словно грозовой фронт перед ураганом, сжимая папку с бумагами так крепко, что они хрустели, словно от ужаса ее силы.

— Вероника Павловна, доброе утро, вас ожидает Ратмир Сергеевич, — произнесла она, и эти слова прозвучали как приговор. Сердце Вероники забилось быстрее, но она взяла свои эмоции под контроль.

Дверь кабинета, словно врата в логово минотавра, возвышалась перед ней массивной глыбой. Ладонь, поднятая для стука, на мгновение замерла, словно сама судьба вцепилась в её запястье. «Что этому дракону от меня нужно? Неужели уже доложили о вчерашнем?» — мелькнула мысль, пока костяшки пальцев издавали глухой звук.

В кабинете за своим дубовым троном восседал Ратмир, напоминая короля на поле брани. Тёмное дерево столешницы бликовало, как чёрный лёд под редкими лучами солнца, отражая его профиль — острый, как клинок катаны, дерзкий и изящный.

Изумрудный костюм облегал мощные плечи, словно доспехи, а алый галстук пылал на белоснежной рубашке, словно рана на теле. Ратмиру от силы было около сорока пяти лет, но выглядел он прекрасно, всегда подтянутый, с модной прической и идеально ровно бородой. Серьга в ухе сверкнула, когда он поднял свой холодный взгляд. «Да он и правда чертов дракон, — подумала Вероника, не в силах отвести от него взгляд. — Красивый, сильный и опасный, что ещё нужно?» Она мысленно поругала себя за такие мысли, он не тот, кто должен нравится.

Обычно его лицо напоминало грозовое небо, но сегодня в нём читалась странная умиротворённость — словно океан, застывший перед цунами. Взгляд скользнул по ней медленно, оценивающе, и где-то в глубине янтарных глаз дрогнула искра. Улыбка? Или отблеск пламени, пожирающего таких девушек, как Вероника? Сердце Вероники снова забилось, как крылья пойманной бабочки. «Улыбается мне, серьёзно?»

— Присаживайся, — его бархатный голос заставил мурашки пробежать по спине. От страха ли?

Вероника опустилась на стул, словно на электрический. Каждый нерв в её теле звенел, как колокол. Он знает. И сейчас устроит ей разнос.

— Я хочу извиниться, — неожиданно для Вероники выпалил он. Пальцы Ратмира сплелись в костяной клубок. — За слова. За угрозы, в общем, за всё. — Голос вдруг дрогнул, он прочистил горло и посмотрел на Веронику, которая с удивлением уставилась на него.

«Ничего себе поворот, — удивлённо думала девушка. — Такого я точно не ожидала, как-то всё подозрительно».

— Твой отец был мне братом, — снова заговорил мужчина, поправляя галстук. После он медленно повернулся к окну, где летняя гроза выписывала в небе яркие вспышки. — Мы прошли ад рука об руку. Его смерть… — Челюсть сжалась, будто тиски. — Это была не гибель, это было предательство вселенной.

«Предательство вселенной, — посмеялась Вероника про себя. — Как же, скорее чье-то другое предательство». Она вспомнила вдруг слова следователя, что может она ошибается, и это действительно был Ратмир или Петр? Они ведь готовы были глотку ей перегрызть за то, что отец все завещал ей, а ни им. Ведь все эти бизнесы, именно их наследие.

Вероника почувствовала, как по рёбрам ползёт ледяной паук. Она и не подозревала, что балансирует на лезвии — там, внизу, в пропасти, мелькали тени «Орхидеи»: безликие фигуры с ножами вместо пальцев. «Или Ратмир тоже думает, что смерть отца была не просто случайностью, он подозревает кого-то из «Орхидеи. Или он понял, что я копаю и могу наткнуться на его следы».

— Хочу сообщить тебе, что я взял тебя и твою семью под своё крыло, — голос Ратмира громыхал в такт грома. — Мои люди присматривают за тобой и за Еленой с Марком. Будь уверена, что ты всегда в безопасности.

«Что вообще происходит? Да какая муха его укусила?»

Его глаза встретились с её взглядом — и вдруг сталь в них растаяла, обнажив трещину:
— Твоё расследование — игра с огнём в пороховом погребе. В той истории, где умер твой отец, правда жрёт правду, а ложь рождает чудовищ.

Он говорил какими-то загадками, Вероника уже перестала понимать его метафоры. «Знает про расследование, ну конечно. Вот же хитрый ублюдок». Вся его внешность вдруг снова стала для нее не приятной.

— Я должна знать! — Наконец подала голос девушка, вскинув подбородок, и в этом движении вспыхнул весь её отец. Она не покажет истинных эмоций, пусть думает, что она повелась.

«И чего я ожидал от дочери Церцера? — думал Ратмир,— У него был позывной Цербер, но, по всей видимости, она унаследует и его. Эта девушка не остановится даже перед смертью. Бесполезно пугать ее».

— Тогда слушай! — Ратмир встал с места, превратившись в вулкан в костюме от Бриони. Ладонь с рубцами от пуль врезалась в стол: — Я стану твоим проводником в этом аду. Но! — Палец взметнулся, как клинок. — Каждое твоё «спасибо» будет стоить мне крови. Каждая твоя ошибка — ножом в спину мне.

Он наклонился так близко, что она увидела в его зрачках своё отражение — маленькое, хрупкое, но с глазами, полными уверенности.

— Ты унаследовала его дело, а я взял тебя под свою защиту. Поэтому… — Внезапно он сжал её плечо — жест, похожий и на угрозу, но слишком аккуратный и нежный. — Я несу ответственность за твои действия.

Вероника вопросительно посмотрела на его руку на своём плече, а когда он её убрал, уверенно заговорила:

— С чего ты взял, что мне нужна твоя помощь?

Ратмир лишь улыбнулся ей и прошелся по кабинету, остановившись у панорамного окна, смотря на город, который был в их власти.
— Другого я и не ожидал от дочери Цербера. Только вот у тебя не три головы, а гораздо больше.

Ратмир так же, как и Вероника, читал людей, как открытую книгу. Только он видел характер человека, а не его сущность. Вероника была даже опаснее Павла, она не знала пощады, не знала поражения и никогда не отступала назад. Только из-за ее молодости, она еще не открыла свои некоторые темные стороны, но Ратмир уже видел их, и они рвутся наружу. Мужчина знал, когда те вырвутся, нужно быть ей другом. Иначе, от того, кто стоит на ее пути, даже костей не останется.
— Я могу идти? — спросила Вероника, вставая с кресла. Её мокрый плащ оставил мокрые следы на кожаном кресле, как противостояние.
— Иди, — сказал мужчина, глядя на мегаполис в свое большое панорамное окно.

Глава 5 Покер

Ева среди змей

— Ты в своём уме? — Вероника с возмущением уставилась в экран, её взгляд был настолько яростным, что мог бы воспламенить азот. Её пальцы на столе выстукивали гневную морзянку, словно передавая сигнал бедствия. — Какой ещё «знатный вечер»? Я не из тех, кто посещает подобные места.

— Это не зависит от твоих предпочтений, — Ратмир произнёс эти слова с такой сладостью, что Веронике на мгновение представилось, как он поправляет галстук перед зеркалом, довольный собой. — Тебе нужно появится на этом вечере. Платье уже в пути. Алый шёлк — твой любимый цвет.

«Откуда он знает? — подумала девушка. — Я никому не говорила о своей любви к алому цвету». Хотя, возможно, это было очевидно по цвету её помады, которую она носила почти каждый день.

— Мне? Шёлк? — Она фыркнула так громко, что даже уличная кошка на подоконнике вздрогнула. — Ты точно не перепутал меня ни с кем?

— Я зову тебя не поэтому, — его смешок прозвучал как щелчок замка в клетке. — Там будут все сливки общества, ты вроде как ведёшь дела, и все должны знать тебя в лицо.

«Ключевое слово — "вроде как"», — подумала Вероника.

Когда курьер протянул коробку с бантом, Веронике показалось, что он дразняще подмигнул ей, а затем в ужасе убежал, заметив гнев в её глазах. Внутри лежало творение из алого ада — платье с вырезом до пупка и открытой спиной, где могла бы поместиться карта её жизненных ошибок. Ткань струилась, как расплавленное алое золото, подчёркивая каждую линию тела с хирургической точностью.

— Убийца в красном, — прошептала Вероника, усмехаясь, примеряя наряд перед зеркалом-сообщником. Кружевные рукава обвисли, как смирительная рубашка, а декольте кричало громче, чем её байк, когда она выжимала газ.

Ее телефон завибрировал на дисплее мигало сообщение:«В следующий Четверг, гонка на Байкер Стрит». Вероника обожала адреналин который получала от байкерских утех, но в этот раз, лишь сжала в руках телефон, игнорируя сообщение. Ее рука снова набрала номер Ратмира.

— Ратмир! В нём же можно только стриптиз танцевать! — закричала она ему в трубку.

— Уверен, оно сидит на тебе идеально, — его голос звенел, как бокал с шампанским. Казалось с издевской, но с неприкрытым восторгом. «Какая муха его укусила? Комплименты, этот тон голоса», — крутилось в ее голове.

Ратмир несколько мгновений помолчал и вдруг выпалил:
— Ты же знаешь правило: чтобы уничтожить систему, нужно сначала войти в неё… босиком.

Вероника поняла, что он ведёт её туда не только чтобы показать, у него есть свои планы. «За какую команду же ты играешь? Отстраняешь меня от дел, не договариваешь, а теперь намекаешь на что-то?» — она не могла избавиться от этих навязчивых мыслей, будто что-то не так.

Когда лифт спускал её в холл, платье шелестело, как осенние листья под ногами приговорённого. В ее пупке красовалась серьга в виде черепа, она специально оставила ее, как маленький бунт, против Ратмира.

Ратмир ждал у лимузина, одетый в смокинг цвета кофе с молоком. Его взгляд скользнул по её фигуре — не восхищение, а расчёт снайпера, проверяющего траекторию, он стрелял глазами, чётко оценивая каждый изгиб её тела. Ратмир задержался на сережке в пупке и уголок его губы медленно пополз вверх. От его взгляда Вероника почувствовала приятные мурашки, которые тут же приструнила.

— Готова сыграть Еву среди змей? — Он открыл дверь с театральным поклоном.

— Лучше бы ты прислал кольчугу, — Вероника впорхнула на сиденье из кожи цвета воронёной стали, чувствуя, как шпильки туфель впиваются в коврик с монограммой. — Но учти — если кто-то «случайно» заденет мой вырез взглядом, я задушу его собственным галстуком.

Машина тронулась, увозя её в мир, где алый шёлк станет камуфляжем, а каждое движение — выстрелом. Вероника поймала своё отражение в тонированном стекле: женщина-вулкан в оправе из кружев. Сегодня вечером лава будет особенно горяча.

Петр Кольцов

Величественный особняк, к которому подъехали Ратмир и Вероника, словно сошёл со страниц исторического романа. Белоснежное здание в неоклассическом стиле, украшенное золочёными барельефами и лепниной, гордо возвышалось на холме, окружённое идеально подстриженными газонами и фонтанами с хрустальными струями.

— Кролики?! — взвизгнула Вероника, резко затормозив и едва не растянувшись на траве. Разноцветная волна пушистых беглецов, словно сорвавшиеся с цепи, носилась по лужайкам, превращая ухоженные газоны в поле битвы. Снежно-белые, угольно-чёрные, рыжие и серые — все они, будто сговорившись, давили клумбы и распугивали голубей, которые с возмущённым гоготом разлетались в стороны.

Ратмир, не отрывая взгляда от массивных дверей особняка, лишь хмыкнул, его губы искривились в снисходительной усмешке.
— Последний писк моды, — процедил он, словно речь шла о чём-то настолько очевидном, что даже смешно.

Чёрные брови Вероники взлетели так высоко, что, казалось, готовы были скрыться под копной её иссиня-чёрных волос. Она машинально поправила волосы, и прошипела:
— Эти ваши богатеи совсем с ума сошли! Не удивлюсь, если они потом устраивают на них охоту, как на дичь…

Её лицо выражало такое неподдельное презрение, что даже пробегающий мимо кролик, поскользнувшийся на мокрой траве, замер, словно почувствовав исходящие от неё волны негодования.

Перед ними встал особняк. Белоснежные колонны портика, увитые живыми цветами, величественно тянулись к вечернему небу, словно руки древних богов, а массивные двери из красного дерева с инкрустацией драгоценными камнями приглашали войти внутрь.

Внутри дом дышал роскошью, но без излишеств. Просторный холл с мраморным полом, и хрустальной люстрой, усыпанной словно тысячами бриллиантов, поражал своими размерами. Стены были украшены произведениями искусства из частных коллекций, среди которых можно было увидеть как классические полотна в золочёных рамах, так и современные инсталляции из драгоценных металлов и камней.

Гостиная, где проходил приём, была выдержана в стиле современной роскоши. Мягкие диваны и кресла из итальянской кожи с отделкой из соболя и шиншиллы располагались группами для непринуждённого общения. Между ними стояли низкие столики из полированного стекла с платиной и золотом, уставленные хрустальными бокалами ручной работы и серебряными подносами с канапе, украшенными съедобным золотом.