Пепел и Чёрные Пики

Пролог

Мир кочевого счастья. Повозки, раскрашенные в цвета заката. Гитары, звенящие под луной. Костёр, в котором трещат ветки яблони, а в дыму кружатся искры - будто духи предков танцуют для живых. Здесь Луна и Мерула родились под двойной луной - так сказала повитуха, у которой вместо глаз были лишь дымчатые стёкла. — Одна видит то, чего нет, другая увидит то, что скрыто, — прошипела она, перерезая пуповины ножом с костяной ручкой.

Двойняшки Луна и Мерула выросли среди цыган, которые не боялись ведьм, а гордились ими. Их приёмная мать, Маришка, сама читала судьбы по птичьим костям, а отец, Чёрные руки Янош, умел заговаривать раны. Сёстры были не изгоями, а благословением — Луна с её лунными обрядами, Мерула с острым умом и жаждой знаний.

Цыганский двор: колыбель ведьм. Табор у чёрной реки. Их домом был не дом, а кольцо повозок, поставленных кругом, как зубы в пасти волка. Колёса сняты, чтоб не укатились души, борта раскрашены — синим от сглаза, красным от крови, зелёным от тоски по дороге.

В центре - костёр, который никогда не гас. Его кормили не дровами, а старыми грёзами: бросали в пламя куклы умерших детей, письма от забытых любовников, когти воронов - чтобы дым уносил всё лишнее прямо к звёздам.

Кровь не значит родство. Их приёмный отец, Янош Чёрные Руки, был кузнецом, заговорщиком - но ковал не подковы, а замки, которые заговаривал после. Замки для сундуков, где хранились грехи. Говорили, что если он возьмёт тебя за запястье, то узнает, сколько ты ещё проживёшь. Мать, Маришка птиций Язык, иногда гадала на кофейной гуще - но никто не пил её кофе. Потому что в кружку она клала не сахар, а щепотку праха из урны своей первой дочери.

— Мёртвые правдивее живых, — смеялась она, показывая золотой зуб.
А ещё был дядя Лайош - безногий скрипач, который играл на струнах из конского волоса. Когда он водил смычком, в тени плясали фигуры, которых никто не видел при свете дня.

Первый осознанный дар Луны. Луна родилась слепой.

— Ребёнок-обуза, — ворчали чужие. — Её нужно оставить в лесу, пусть духи решают. Но Маришка принесла её к костру в ночь полнолуния.

— Посмотри, — прошептала она, хотя девочка не могла видеть. - Посмотри по-настоящему.

И тогда Луна заплакала. А из её слёз выросли серебряные нити, тонкие, как паутина, крепкие, как сталь. Они опутали костёр, и пламя замерло на мгновение, став скульптурой из синего стекла. Весь табор ахнул. Янош упал на колени к дочке.

— Она видит без глаз, — прошептал он. — Это дар!

— Слепота - плата, — говорила Маришка, завязывая ей глаза чёрным шёлком. — Ты не должна смотреть на солнце, иначе потеряешь и это зрение. Не сейчас.

Мерула ненавидела эти повязки. — Я наведу порчу на тех, кто смеётся над тобой, — шептала она сестре, засовывая ей в руку камешки, чтобы та бросала в обидчиков. Но Луне не нужно было бросать камни. Однажды мальчишка-конокрад дёрнул её за чёрную косу и в ту же ночь проснулся со стеклянным глазом одной из местных старух и заверещал. Никто не доказал, что это она. Но все поняли.

Это были ритуалы, которые помнила только Луна. Каждый полумесяц её водили к реке. Маришка разводила руками над водой, шепча заклинания на цыганском языке, мёртвом уже триста лет.

— Река запомнит твоё отражение, — говорила она. — Когда умрёшь, ты не потеряешься. - А потом Луна должна была дать взамен что-нибудь от себя в воду. — Чтобы духи знали вкус твоей души.

Когда сёстрам исполнилось шестнадцать, старейшины зашептались: «Их путь лежит дальше». Кочевая жизнь не для тех, чья магия требует корней. С течением времени Маришка умерла. Не от болезни - от знания.

«— Я слишком много увидела, — прошептала она перед смертью, вцепляясь в руку Луны. — Ты должна уйти. Они придут за тобой, за Мерулой.»

«Они» — это те, чьи голоса Луна слышала в тишине между криками снов. Те, кто старше цыган.

На похоронах Янош сжёг карты жены и развеял пепел над рекой.
— Теперь ты ей заменяешь мать, — сказал он Меруле, хотя ранее сообщил тоже и её сестре. — Но если хочешь, чтобы вы выжили - уезжайте.

Им подарили старую телегу, мешок монет и благословение и они поехали во Францию, где, как говорила Маришка, «даже камни помнят колдовство».

Дорога во Францию: между мирами. Повозка скрипела, будто жалуясь на тяжесть пути. Луна сидела на мешках с сушёными травами, её бледные пальцы водили по карте, на которой Маришка углём начертила дорогу.
— «Ищите дом у трёх вязов», — прошептала она, будто боялась, что ветер унесёт слова. Мерула же смотрела вперёд - на дорогу, убегающую в туман. Ей казалось, что где-то там, за горизонтом, их ждёт не просто новый дом, а новая жизнь. Та, где она наконец-то станет равной сестре.

Новый дом: край суеверий и шёпота. Заброшенный дом у опушки, будто выросший из земли вместе с грибами после дождя. Стены серые, крыша соломенная, зато вид на поля, где ветер колышет рожь, как будто невидимые великаны перебирают волосы земли.

Первая встреча с деревней Сен-Луи-де-Сен встретил их молчанием. Дом у трёх вязов оказался полуразрушенной хижиной с проваленной крышей, но зато — рядом с кладбищем.

«Для силы», — усмехнулась про себя Мерула.