Воздух в тронном зале дворца Фениксов звенел, словно отзвук разбитого хрусталя. Он был тяжел от молчания, которое не мог рассеять даже шепот шелковых занавесей, колышущихся от бриза, принесенного с Огненных озер. Солнечный свет, проникая сквозь витражные окна, изображавшие великие возрождения предков, отбрасывал на полированный пол разноцветные пятна, похожие на застывшие капли радуги. Но даже они сегодня казались тусклыми, выцветшими от горя.
Аэлин Галь’Фенир, принцесса огненного рода, стояла у самого большого арочного окна, высеченного в стене так искусно, что казалось, это не камень, а застывший поток воздуха. Ее пальцы, тонкие и длинные, сжимали подоконник из черного мрамора до побеления костяшек. За окном простирался Аэрис-Ди, Столица Восходящего Солнца, ее дом — сияющий город, построенный на террасах огненной горы. Купола храмов и дворцов, покрытые настоящим золотом и медью, пылали в лучах заката, слепя глаза. Улицы, подобные змеям, сползали по склонам, наполненные жизнью, криками торговцев, смехом детей, звоном кузнечных молотов. Этот город дышал, жил, и его пульс всегда отзывался в ее собственном сердце.
Сегодня ей исполнялось восемнадцать лет — священный возраст совершеннолетия для их рода, когда дар Феникса, дремавший в крови с момента рождения, должен был проявиться в полную силу, вырваться на свободу в виде крыльев из живого пламени. День, который она ждала с трепетом и восторгом всю свою жизнь, день, когда она должна была стать не просто принцессой, но настоящей Хранительницей Огня.
Но вместо радостного предвкушения ее сердце сжимали ледяные тиски тревоги, такие тяжелые, что не хватало воздуха.
Всего три дня назад умер ее отец, король Ориан Галь’Фенир. Сильный, могучий правитель, чей смех заглушал грохот водопадов в садах, чье присутствие согревало залу лучше любого камина. Он не болел, не старел — он пал на охоте, пораженный стрелой… случайной, как утверждали придворные. Стрелой, выпущенной из лука новобранца королевских охотников, который после этого исчез бесследно. Смерть была быстрой и безмолвной. Король не успел даже прошептать последние слова.
Тень утраты окутала дворец черным саваном, омрачая даже яркое, безжалостное солнце. Ее старший брат, Каэлен, который по закону и праву крови должен был унаследовать трон, сейчас был в своих покоях, готовясь к церемонии коронации, назначенной на завтра. Он пытался быть сильным, опорой для сестры и всей страны, но Аэлин видела боль в его золотых глазах, идентичных ее собственным, видела, как он сжимает кулаки, когда думал, что никто не видит.
Аэлин отвела взгляд от сияющего города и прикоснулась пальцами к вискам. По ее спине пробежал странный, едва уловимый жар — не боль, а скорее глубокий, внутренний зов, напоминающий щелчок проснувшегося механизма. Предвестник. Крылья, дар ее предков, готовились к пробуждению. Но в сегодняшней атмосфере всеобщего подозрения и скорби даже этот божественный дар казался ей угрозой.
---
В детской, расположенной в восточном крыле дворца, царил беззаботный хаос, резко контрастирующий с мрачной торжественностью остальных покоев. Здесь пахло медом, свежей выпечкой и детством. Стены были украшены фресками с летающими фениксами и смеющимися солнышками.
Четырехлетние близнецы, Лиан и Мира, носились по комнате, их огненные, точно у тети, волосы развевались по ветру, оставляя за собой следы смеха. Они были живым воплощением радости, последним чистым наследием их убитого отца, брата Аэлин, принца Рейдена. Рейден и его жена погибли два года назад во время внезапного набега горных кланов — еще одна невосполнимая потеря, еще одна рана, которая не зажила. Близнецы остались одни, и Аэлин, сама тогда еще шестнадцатилетняя девочка, взяла их под свою опеку. Они стали ее светом, ее смыслом в те дни, когда горе грозило поглотить ее целиком.
– Лови нас, тетя! – звонко крикнула Мира, ее зеленые глаза, доставшиеся ей от матери-дриады, сияли озорным блеском. Она юркнула за тяжелой портьерой из пурпурного бархата, расшитой золотыми нитями.
– Да, лови! – подхватил Лиан, более серьезный, но не менее подвижный. Он залез под огромный дубовый стол, заваленный свитками и деревянными игрушками в виде сказочных зверей.
Аэлин улыбнулась, и на мгновение, короткое-короткое мгновение, тяжесть на сердце отступила, оттесненная волной нежности. Она знала, что должна быть сильной. Ради этих двух светлячков, которые остались без родителей и теперь целиком зависели от ее защиты. Она присела на корточки, раскинув объятия, позволив складкам своего простого платья цвета заката растечься по полу.
– Идите же ко мне, мои непослушные птенчики, – сказала она, и голос ее прозвучал немного хрипло от сдерживаемых эмоций. – Скоро начнётся большая-пребольшая церемония, вам нужно быть самыми красивыми и самыми послушными детьми во всем Аэрис-Ди.
Дети, почувствовав ее любовь, выскочили из укрытий и подбежали к ней, обняв ее за шею своими маленькими пухлыми ручками. Мира прижалась щекой к ее плечу, а Лиан, пытаясь быть храбрым, сжал ее платье в кулачках.
– Тетя Эль, ты сегодня такая теплая, – пробормотала Мира, зарывшись носом в ее шею.
Прижимая их к себе, Аэлин почувствовала тот самый жар снова, на этот раз сильнее. Это было похоже на прилив крови ко всей поверхности кожи спины, на распускающийся бутон гигантского цветка. Она закрыла глаза, и ей показалось, будто за ее плечами колышется невидимая энергия, тяжелая и могущественная, готовая разорвать не только ткань платья, но и саму реальность. Она чувствовала их — тени крыльев, их вес, их потенциал. Они были частью ее, самой сокровенной и самой могущественной.
– Все будет хорошо, – прошептала она, больше для себя, чем для детей. – Я вас никогда не покину.
---
Тем временем в казармах королевской гвардии, расположенных в основании самой горы, царило неестественное, гнетущее молчание, пахло потом, сталью и страхом. Обычно здесь стоял гул голосов, звенели точильные камни о клинки, слышался ритмичный шаг дозоров. Теперь — ничего.
Белая мраморная купальня дворца Сноугардов, известного в народе как Лунный Дворец, была святилищем молчания. Воздух, прохладный и влажный, был наполнен ароматом ледяного цветка, чьи лепестки сияли в темноте, и ночного жасмина, что вился по колоннам. Пар, густой и бархатистый, поднимался от поверхности воды к сводчатому потолку, где искусные мастера изобразили звездные карты древних эпох — свиток небесной истории, которую король Эландор знал наизусть.
Он стоял по грудь в теплой воде, подаренной подземными геотермальными источниками. Его мощные плечи и спина, покрытая причудливой сетью старых шрамов — немыми свидетельствами битв с ледяными троллями, горными кланами и темными тварями из Глубин, — наконец-то расслабились. Его белые, отливающие жидким серебром волосы, обычно собранные в строгий воинский узел, были распущены и струились по воде, как след от кометы. Черные, как смоль, брови и густые ресницы создавали резкий, гипнотизирующий контраст с его бледной, почти прозрачной кожей и светом волос. Глаза, цвета зимнего неба перед бурей, были закрыты.
В этой тишине, нарушаемой лишь мягким плеском воды, он искал покой. Не просто отдых от бесконечных судов, отчетов и дипломатических донесений. Он искал забвение от одного-единственного воспоминания, которое, как заноза, сидело в его сердце вот уже пятнадцать лет. Лицо Лираэль. Его жены. Ее смех, похожий на перезвон ледяных кристаллов, и ее бездонные зелёные глаза. Ее смерть от внезапной, необъяснимой болезни, которую не смогли излечить лучшие маги-целители. С тех пор его сердце замерзло, превратившись в глыбу льда, а дворец из белого камня стал для него одновременно и крепостью, и мавзолеем.
Внезапно, безо всякого перехода, его веки взлетели. Он не услышал звук. Он почувствовал его. Вибрацию, исходящую не из воздуха, а из самой ткани реальности, из тонкой паутины магии, что пронизывала его владения. Это было похоже на глухой удар по натянутой струне, от которого содрогнулась душа мира. Одновременно с этим запах — далекий, едва уловимый, но яростный и чужеродный — ударил ему в ноздри. Запах гари, опаленной плоти, расплавленного камня и… чего-то божественного. Жар. Невыносимый, живой жар, приближающийся с пугающей, неумолимой скоростью, словно падающая звезда, несущая не свет, а огонь.
Он повернул голову к источнику ощущения — к самому центру застекленного купола над бассейном, который пропускал мягкий свет луны. Его тело, веками оттачивавшее боевые рефлексы, напряглось. Рука инстинктивно потянулась к эфесу элегантного, но смертоносного эльфийского меча, лежавшего на мраморном бортике. В его глазах не было страха, лишь холодная, отточенная готовность встретить угрозу.
В следующий миг тишина взорвалась.
Сначала послышался оглушительный, сухой треск — небесный свод, защищенный заклятьями, не выдержал чудовищной нагрузки и рассыпался на тысячи осколков, похожих на падающие хрустальные слезы. Сквозь образовавшуюся дыру, окутанную клубами черного дыма и заревом пламени, рухнула в воду гигантская фигура. Это было существо с огромными, пылающими крыльями цвета расплавленного золота и крови. Удар был таким мощным, что волна во весь его могучий рост выплеснулась из бассейна, с грохотом захлестнув мраморный пол и смывая стоявшие там вазы с ледяными цветами. Вода вздыбилась, забурлила, смешавшись с пеной, золотыми искрами, клочьями дыма и… кровью. Много крови.
Эландор, не моргнув глазом, уже стоял на ногах, обнаженный и могущественный, как дух самой зимы. Меч с лезвием из звездного металла был в его руке. Его ледяной, аналитический взгляд, привыкший за миг оценивать поле боя, выхватил из хаоса три ключевые вещи:
1. Само существо — это была молодая девушка, почти девочка, с лицом неземной красоты и огненными волосами, раскинувшимися в воде.
2. Темную, искаженную ненавистью фигуру в черных, покрытых шипами доспехах, который вцепился в ее шею, как хищный паразит.
3. Длинный черный штык-кинжал, пронзивший их обоих насквозь, словно скрепив эту ужасную композицию.
Он действовал без мысли, чисто на рефлексах воина, прожившего несколько веков. Пока фигуры, все еще сцепленные в смертельной схватке, тонули в взбаламученной воде, злодей, отринув свое оружие и свою жертву, с силой оттолкнулся от нее и попытался выбраться на край бассейна. Его движения были резкими, полными дикой энергии. Его глаза, полные безумия, ярости и какой-то миссионерской уверенности, встретились с холодным, безразличным, как сама смерть, взором короля.
– Отойди, эльф! Это не твое дело! – просипел незваный гость, его рука уже тянулась к другому, короткому клинку за поясом. – Она и ее выродки должны умереть!
Эландор не ответил. Он не произнес ни единого слова. Он сделал один плавный, невероятно быстрый шаг вперед, рассекая воду, как ледокол. Меч в его руке описал в воздухе короткую, сокрушительную дугу. Не было лишних движений, только чистая, смертоносная эффективность. Лезвие со свистом рассекло воздух и шею незнакомца. Тот не успел издать ни звука. Его глаза, все еще полные ненависти, на мгновение выразили абсолютное непонимание, а затем потухли. Голова слетела с плеч и с глухим стуком покатилась по мокрому мрамору, оставляя за собой алый, извилистый след. Безжизненное тело, как мешок с костями, рухнуло обратно в воду, окрашивая ее в багровые тона.
Король уже повернулся к тому, что упало с небес. Его внимание было приковано к девушке. Ее крылья, бывшие всего мгновение назад воплощением мощи, теперь медленно угасали, превращаясь из ослепительного факела в тусклое, пульсирующее свечение, словно тлеющие угли. Сама она была без сознания, лицо мертвенно-бледным, губы посиневшими. Из ужасной раны на боку, куда вошел штык, сочилась темная, почти черная кровь, расползаясь в воде зловещим облаком.
И самое невероятное, самое трогательное и одновременно самое ужасное — под сенью ее угасающих крыльев, цепляясь за ее окровавленное тело, сидели двое крошечных детей, мальчик и девочка. Они не плакали, не кричали. Они замерли, словно окаменев, и смотрели на происходящее огромными, полными абсолютного, животного ужаса глазами. В них читалась такая глубокая боль, что даже ледяное сердце Эландора дрогнуло.
После бала во дворце ничего не было прежним. Тишина, что годами царила в его стенах, наполненная лишь шепотом ветра в арочных сводах и мерными шагами стражей, теперь была пропитана другим, живым шепотом. Он витал в воздухе, скользил по холодным каменным стенам, отражался в полированных полах. Шепотом о чужеземной принцессе с огненными волосами, чей танец, казалось, растопил не только лед в сердце их короля, но и вековую непоколебимость их мира.
Аэлин чувствовала это изменение каждой клеточкой своего существа. Оно витало в настороженном любопытстве взглядов, которые теперь задерживались на ней дольше обычного. В холодной, но уже не такой отстраненной вежливости слуг. В редких, едва заметных кивках знатных эльфов, когда она проходила по коридорам. Но иногда, украдкой, она ловила на себе и другие взгляды — полные неприязни, страха и откровенной враждебности. Особенно со стороны старых, консервативных лордов, чьи лица казались высеченными из того же камня, что и стены дворца.
Прошло три дня после приема. Утро началось с мягкого стука в дверь ее покоев. Илидиэль, как всегда бесстрастная, сообщила, что король желает видеть ее в Зале Зеркал через час. Сердце Аэлин учащенно забилось. Она провела эти дни в странном подвешенном состоянии — между страхом перед новой встречей и смутным, трепетным ожиданием.
Когда она вошла в указанное место, дыхание перехватило у нее от восторга и благоговения. Зал Зеркал был одним из чудес Лунного Дворца. Огромное, круглое помещение, расположенное прямо под стеклянным куполом. Его стены от пола до потолка были покрыты отполированными до абсолютного, ослепительного блеска пластинами горного хрусталя. Они отражали не только свет, но и саму суть магии, превращая зал в гигантский магический резонатор. Малейшая вспышка энергии, малейшее искажение поля мгновенно становилось видимым, множась в бесчисленных отражениях.
В центре зала, спиной к ней, стоял Эландор. Он был одет не в парадные одежды, а в простые, но безупречно сшитые тренировочные из темно-серой, почти черной ткани, которая подчеркивала мощь его плеч и спины. Его белые волосы были туго заплетены в традиционный эльфийский воинский узел, открывая шею и высокий лоб. Он казался сосредоточенным и непреступным.
Услышав ее шаги, он медленно повернулся. Его лицо, как и в первый день их встречи, было маской бесстрастия. Но Аэлин, уже научившаяся читать мельчайшие нюансы его выражения, уловила в глубине его ледяных глаз тот самый отсвет — воспоминание о ее танце, о вспыхнувшей тогда искре.
– Леди Аэлин, – его голос, низкий и глубокий, прозвучал как уверенный, властный аккорд, нарушивший идеальную акустику зала. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули и готовы к работе.
Она остановилась в нескольких шагах от него, чувствуя себя одновременно неловко и завороженной его присутствием и могуществом этого места.
– Ваше Величество, – она сделала легкий, но достойный реверанс, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. – Я... благодарна за ваше гостеприимство и за ту честь, которую вы мне оказываете.
– Гостеприимство – долг каждого правителя, – отозвался он, сделав несколько шагов навстречу. Его взгляд, тяжелый и проницательный, скользнул по ней, оценивающе. – А обучение... это необходимость. То, что произошло вчера на балу... было впечатляюще. Но это было проявлением чистой, неконтролируемой эмоции. Красиво, но смертельно опасно. Для вас самих как я понял в первую очередь.
Он остановился так близко, что она могла чувствовать исходящее от него легкое прохладное сияние, запах хвойного леса, холодного ветра и чего-то еще, металлического и древнего – запаха стали и древней магии.
– Ваш дар, – продолжил он, и его глаза пристально изучали каждую черту ее лица, словно пытаясь прочитать скрытые в них руны. – Он похож на дикий лесной пожар. Вы ведь, как я заметил не направляете его, вы лишь подчиняетесь его порывам. В состоянии покоя он дремлет. В состоянии стресса – вырывается на свободу, сжигая все на своем пути. Но во всем должен быть порядок, так как хаос может причинить боль не только вам, но и моим подданым.
Аэлин почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки. Он был прав. Ее пробуждение в тронном зале Аэрис-Ди было насильственным, вызванным болью, страхом и яростью. Ее побег – актом отчаяния. Она была подобна извергающемуся вулкану, не ведающему, куда падают его раскаленные камни.
– Я... я не знаю, как это делать, – тихо, с трудом вынула она из себя это признание. Признаваться в своей слабости, в своем невежестве перед этим могущественным, почти божественным существом, было мучительно унизительно. – Меня не успели научить. Все случилось... слишком быстро.
– Опыт растет со временем это очевидный факт, но вы в праве сами распоряжаться своей жизнью, и все же...– сказал он, и в его голосе не было упрека или насмешки, лишь суровая, безжалостная констатация факта. – Без контроля вы – угроза. Для моего дворца, для моего народа. И для тех, кого пытаетесь защитить. – Он не стал кивать, но она поняла – он говорил о близнецах.
Ее сердце сжалось от внезапного, леденящего страха. Он выдворит их? Изолирует? Заточит в какую-нибудь башню, подальше от всех?
– Поэтому, – голос Эландора, твердый и неоспоримый, нарушил ее тревожные мысли, – я буду обучать вас сам.
Аэлин резко подняла на него глаза, не веря услышанному. Она ожидала всего чего угодно – что он приставит к ней какого-нибудь придворного мага, что отошлет ее в некое подобие магической академии, но не этого.
– Вы? Но... вы же король. У вас есть дела поважнее, чем возиться с... с необученной заклинательницей.
– Именно потому, что я король, – его губы тронуло едва заметное, призрачное подобие улыбки. – Чья прямая обязанность – оберегать покой и безопасность своего королевства. Ваш необузданный дар, леди Аэлин, как раз и представляет собой прямую угрозу этому покою. Я намерен эту угрозу лишь скорректировать.
В его словах была железная, неопровержимая логика. Но Аэлин, всматриваясь в его холодные, пронзительные глаза, почувствовала, что дело не только в этом. Было что-то еще, какая-то иная, скрытая причина, что заставляла этого отстраненного, холодного в своем одиночестве правителя, лично взять на себя роль ментора.