Пепел и тис. История о нём и о ней

Глава 1. Пепел, тис и одно очень странное чувство

Дождь над Шарденом, а в особенности - над старенькими черепичными крышами Иль-де-Вирела, столицы Шардена, шел всегда как-то особенным образом — тихо, не поливая улицы из ведра, а будто вкрадчиво, неспешно прогуливаясь по древним улочкам, раз за разом пробуждая запахи камня, травы и старой магии. А заодно - под его пробуждающее, наглое, влиятельное вмешательство попадали и сонные жители, которые хмуро глядели на серую непогоду из-под весьма приятного купола тенлистов. Кстати, тенлисты - новейшая великолепная разработка далекой Мехаэрии (там обучают лучших магов инженерии, отвечающих за все технические новинки Шардена) - тенлисты не просто защищают от дождя, но и могут менять направление ветра вокруг его хозяина, облегчая путь сквозь бурю. Этот зонтик особенно ценится в магических лесах, где часто бывают необычные погодные условия, и в Иль-де-Виреле, ведь с октября моросило порой не переставая, целыми днями. Да, проливных дождей у нас практически не бывало, но ветер порой пробирал до костей, проникая своими ледяными влажными щупальцами под полы плащей; а закадычная подружка этого легкого осеннего бриза - изморось - порой кусала за нос особенно незадачливых и медленных шарденцов. Так что уникальную новинку из Мехаэрии в нашем городе разобрали чуть ли не вместе с лапами Имитра Свиллина.

Ох, как в тот день Имитр расстроился! Он, как обычно, заглянул ко мне в травяную лавку за эликсиром серого рассвета (отлично помогал снять усталость после долгого рабочего дня) - а мирид как раз держал маленький, но гордый магазинчик прямо по соседству с моей небольшой, но такой же гордой бизнес-колыбелью и нуждался в снятии усталости как никто другой. Имитр всегда продвигал в массы новинки из Мехаэрии (ведь он был оттуда родом; и порой был излишне патриотичен) - уникальные теневые ночники, которые отгоняли кошмары и освещали спальню мягким лунным светом; тени-домики для миридов в пути (очень популярны среди гильдии Тенелап), которые позволяли мириду спокойно переночевать практически где угодно; и, конечно, одна из самых любимых мехаэрийских штучек в Шардене среди жителей и миридов - сушёные ягодки с серебристой пыльцой. В Мехаэрии так и не раскрывают секрета их приготовления, но ягодки - до невозможности вкусные - обладали еще и приятным бонусом, на несколько часов усиливая магию. По этой причине строго запрещены в Шарденской академии - по слухам, магистры каким-то образом моментально вычисляли едоков и выставляли с занятий вон. У меня всегда дома была припасена баночка от Имитра - он заботливо угощал меня и Торша, моего мирида, но моей магии нам на двоих было достаточно, поэтому мы лопали ягодки просто потому, что они невероятно радовали вкусом нас обоих.

— Айлин, их как прорвало! - злостно хлопнул рыжей лапой по столешнице Имитр. — Еще и трех часов дня нет, а у меня уже ни одного тенлиста! - Мирид раздраженно хлебнул лунного молока из его любимой кружки с весёленькими клубничками.Имитр заходил ко мне и за эликсирами, и за травами, и просто попить чаю из плачущей мяты, или же - порадовать себя любимым лунным молоком. Имитр, как и все мириды, был ростом чуть выше метра. Ловкий, сухощавый, с густой рыжевато-медной шерстью, блестящей на свету, как расплавленный янтарь. Морда у него была округлая, хитрющая, с лукавыми янтарными глазами и тонкими, вечно подрагивающими усами. Уши всегда были навострены - вдруг пропустит важную новость или сплетню? На Имитре - как и всегда - был любимый красный плащ, усыпанный карманами, из которых выглядывали шестерёнки, ключи и свернутые чертежи. На лбу поблёскивали очки с несколькими сменными линзами, а за поясом постоянно болтались какие-то неизвестные технические штучки, которые постоянно сталкивались с баночкой мёда - неизменным атрибутом всех миридов. Иногда мне кажется, что любого мирида можно подкупить баночкой хорошего мятного мёда - так они его любят. Мы с Торшем всегда были рады рыжему мириду, и он даже периодически помогал нам в лавке, если у него было мало посетителей. Часто в витрине его магазинчика можно было встретить деревянную табличку, где корявым почерком было написано: «Ушёл в «Пеплотравы» - ищите там».

Мириды были чем-то похожи на котов, но в отличие от своих четвероногих копий - мириды были вполне себе самостоятельной расой со своим государством - Миридором. Имитр был родом из Мехаэрии, так как его семья служила там на благо королевской семьи; в Иль-де-Вирел его больше ста лет назад привело банальное желание посмотреть мир - и так ему тут понравилось, что здесь он и пустил корни. Миридор жило тихо, спокойно, работая на процветание Шардена, сохраняя нейтралитет и не принимая участия ни в каких политических распрях и войнах. Мириды, в основном, занимаются торговлей и служением в замках, при Совете и других государственных структурах в целом - мириды очень мудры, умны и расчетливы - а их долгожительство (в среднем мирид живет триста лет) помогает им строить целые семейные империи, не терпящие конкуренции. Есть и другой род занятий, который идеально подходит миридам - и это полузаконные вещи. Контрабанда, слежка, доставка запрещенных артефактов, мелкие кражи, разведка - всем этим промышляет гильдия Тенелап, которая раскинула свои сети по всему Шардену. Почему полузаконные? Совет прекрасно знал о гильдии, и более того - поддерживал миридов, в особенности - главу Совета - Ауриэль Тенцзар, по совместительству - элериарха, главу Шардена, - периодически давая им тайные задания, с которыми могли справиться только пушистые. Говорят, что мириды не владеют магией, но доподлинно это неизвестно, а сами мириды свои секреты раскрывать не хотят.

— Айлин! - завыл Имитр, вихрем врываясь в мои размышления. — Я пришел жаловаться, почему ты молчишь? - еще немного промедления с реакцией с моей стороны, и его уши точно сравняются по цвету с клубничками на кружке. Я, предчувствуя катастрофу, поспешно вынырнула из-под прилавка, где предыдущие пять минут усердно вела поисковую операцию - Торш куда-то вновь спрятал последний эликсир лунного рассвета.

Глава 2. Неприятности нагнетают

Северные Древности начинались внезапно, как шрам за искусно вышитым воротом. Один поворот — и белизна иль-де-вирельских фасадов, щедро умытых светом, обрывалась, будто её вычеркнули с улиц города. Камни на мостовой становились шершавыми, как обрывки чужих воспоминаний, окна — заколоченными, перекрытыми ставнями, а вместо яркого света фонарей — лишь жалкая, тусклая пародия на свет. Время близилось к вечеру - синие сумерки медленно, но верно сгущались, скрывая под своим пологом силуэты нашего трио.

Это место не вписывалось в остальную ткань города, и всё же продолжало на ней жить, как паразит — или как забытый бог. Я слышала, как его называли: помойное кладбище, район утечек, портовый палимпсест. Я нарекла его иначе — место, откуда проще уйти, чем исправлять его. Когда Совет лет двадцать назад принялся за капитальную реконструкцию Иль-де-Вирела, деньги текли, как весенние реки: новые арки, мраморные лестницы, площади, что сияли белизной даже в дождь. Но до Древностей руки не дошли — или не захотели дойти. Там были дома с историей — да такой мерзкой, которую всем было удобнее не разворачивать. Многие постройки принадлежали старым семьям: древним, упрямым, а иногда - и политически опасным. Кто-то жил там по-прежнему — среди призраков былого величия и ржавчины. Кто-то давно уехал, но оставил за собой печати, проклятия, заклятия — которые не отменишь ни золотом, ни голосованием. Магистр Теней, Эврен, шагал со мной рядом молча, но я знала — он чует, как и я: под нашими ногами шепчет спрятанный ото всех пласт Шардена - забытые клятвы, старые, тайные алхимические погреба, обрывки сетей, по которым неспешно, посмеиваясь, скользила Тень.

— Почему они просто не снесли этот район? — спросил Ирис, качая головой и пиная металлическим носком ботинка с пути что-то очень неэстетичное и дурно-пахнущее. Я не ответила сразу — Эврен тоже промолчал. Этот баран открыто недолюбливал Талькара, считая его слишком назойливым и порой лезущим не в своё дело — это был еще один из бесконечных предметов споров между мной и куратором. Я считала — а чего надо было ещё ожидать от бывшего вора? Галантности и манер, достойных элериарха? А Хаэль всегда закатывал глаза и пытался доказать мне, что раз этот прохвост получил звание Асессора Совета — он должен ему соответстовать. Один раз он меня так взбесил своими нравоучениями насчёт моего друга, что я бросила в эту теневую рожу свою толстую записную книгу, в которой делала пометки во время заседаний Совета — та, совершив крутой вираж — прилетела ему острым углом прямо в лоб, оставляя дивной красоты алую царапину. Мы потом месяц не разговаривали — один из лучших месяцев прошлого года.

Ветер, пахнущий прелыми перьями, нечистотами и медью, потянул меня за капюшон - я вспомнила, что нужно ответить Ирису:

— Потому что боятся, что с обломками выйдет наружу то, что... или кого... они спрятали. Тайны Совета и Шардена — неисповедимы. И я бы не стала в них лезть. — я повернула голову вбок, посмотрев снизу-вверх на великий-Пятый-Лик-Совета — Магистр Теней, не смотря на нас, чеканил шаг рядом. Невысокие каблуки его ботинок стучали военным маршем. То были шаги не просто одного из Семи - это был шаг великого Мага Тени, преисполненный тихой самоуверенности и скрытой угрозы. Его молчание раздражало — не потому что было пустым, а потому что в нём чувствовалась власть. Такая, что не кричит, не требует, не угрожает. Просто есть. Я неосознанно сжала кулаки — потому что рядом с ним всегда тесно, даже если между нами три шага. Иногда мне казалось, что он слушает не мои слова, а то, чего я не говорю. И от этого хотелось кричать - он знал, как на меня давить. И даже когда молчал — всё равно давил.

Ирис щёлкнул пальцами, заставляя уличный фонарь мигнуть, будто в насмешку.

— Звучит, как начало байки. Только без счастливого конца, — буркнул он, вытаскивая из-за лацкана плаща кинжал, не совсем ради угрозы, скорее — как привычку. Друг безумно любил своё оружие - это действительно был потрясающий красоты клинок. Даже меня он завораживал, хотя я питала тёплые чувства только к своему луку; и в целом — предпочитала дальний бой ближнему. Вместо обычной гарды отполированное до блеска стальное лезвие кинжала венчала роскошная, отлитая лучшим кузнецом Шардена, бронзовая, нагая дева, инкрустированная сапфирами цвета ночного неба в самых...интересных местах. Не знаю наверняка, доводилось ли этой красотке убивать людей - но судя по тому, что Ирис любил беседовать со своей подопечной, не выходил без неё из дома и даже дал ей имя - Селин - думаю, она определенно уже пробовала кровь врагов на вкус.

— Ты думаешь, они просто забыли про эти улицы? Очень оптимистичное мышление, я бы сказала — радужное. — усмехнувшись, я бросила взгляд на заколоченное окно, где шевельнулась тень, слишком густая, чтобы быть просто ветром или мороком - и спешно отвела глаза. В Древностях лучше делать вид, что ты ничего не видел.

— Нет, — хохотнул Ирис, забавляясь с клинком. — я думаю, они специально забыли. Как забывают имя мертвого любовника.

Переулок резко свернул на улицу Серебряной Кости — чертовски поэтично! А главное, с каким намёком и уважением к серебру теневых татуировок! — будто сам уводил нас прочь от глаз обитателей Древностей. Дома сгрудились ближе, как свидетели заговора, и воздух стал вязким — тягучим от старой магии, заклинаний и утечек. Здесь пахло медью, смолой и боги знают, чем еще. И в этом запахе — Тень - её прохладное дуновение не спутаешь ни с чем, почувствовав даже один раз в жизни. Эврен остановился первым — резко, как будто аварийная остановка магпоезда — я едва не врезалась в черную глыбу его спины и тихо ругнулась, в последний момент весьма успешно отшатнувшись назад.

— Здесь, — Магистр Теней кивнул на грязные окна лавки, из которой, судя по всему, и произошла кража.

— Ну-ну... нас вообще ждут, теневик? — насмешливо спросил Ирис, присвистнув и осмотрев лавку «Мотыль и Черниль».

Северные древности - это место, где камни мостовых ещё хранят запах лошадиного пота и прогорклого вина, а фасады домов - лежат будто маски на лицах трупов. Район затаился на отшибе, самой окраине Иль-де-Вирела, за целой сетью полуразваленных арок, под чёрными тенями шпилей, как человек, который слишком много видел и теперь притворяется мёртвым, чтобы его оставили в покое. Здания здесь — старинные, с лепниной, облупленной, как высохшая кровь на кожаном плаще. Местные маляры замазывают трещины, но краска облезает уже к следующему дождю. Вроде бы более-менее чисто, вроде прилично — но стоит присмотреться, и замечаешь: древесная гниль под лаком, трещины как будто уже не на стенах, а в самом воздухе — настолько здесь было неуютно. По улицам неспешно прогуливались женщины в достаточно откровенных нарядах из тусклого шёлка — и неприятного вида мужчины с глазами, знающими цену молчанию. Здесь полно борделей, завуалированных под «чайные комнаты» и «заведения для гурманов». Всё... относительно легально, но каждый понимает, что на деле — это мягкая яма, в которую падают те, кто слишком устал от жизни — или наоборот, пресытился ею и ищет новых впечатлений. Дворы в Северных Древностях всегда тёмные. Даже днём сюда не попадает свет — будто само солнце воротит от них свои лучи. На севере района, нависая над крышами маленьких неказистых зданий — маячит полуразрушенный амфитеатр, где теперь ночуют бродяги и тусуется всякий магический сброд. Вечером здесь пахнет палёным ладаном, горячей пылью и чем-то кисло-сладким, будто сгнившие фрукты... или что похуже.

Глава 3. Неприятности продолжаются

Мотыль и Черниль настороженно переглянулись, но Эврен не дал им и шанса задать много вопросов — в его походке было что-то неотложное, холодное и уверенное, как у воина, что уже услышал свой смертный приговор. С каждым его шагом воздух вокруг будто сжимался, вяз, как смола. Я встала рядом, взглядом буравя свой оплот спокойствия — Ириса — тот вопросительно поднял тёмные брови, отталкиваясь плечом от балки и заправляя ладони в карманы пальто. Я лишь едва заметно отрицательно покачала головой — большего другу не надо было. Он понял, что мы что-то нашли и сделал самый непринужденный вид, неторопливо перекатываясь с носка на пятку.

— Магистр, Асессор, что вы видели? Для нас со стороны — это было просто как дым. — всё же нарушил молчание Мотыль, осторожно, почти нежно.

— Остатки искажённой вязи. Не больше, — Эврен легко, небрежно соврал без запинки, глядя прямо ему в глаза. Я аж обалдела.

— Следы подделанного приглашения на вход. Возможно, вас предал кто-то из тех, кому вы когда-либо давали разрешение на вход через вязь. Бывшие работники? Уборщица? Сработано грязно - определенно дилетант. Но, отдать должное ... маскировка хорошая. Будем искать и нечистого на руку, и саму Сферу Отклика. Не забудьте, что завтра к вам для допроса явятся лигаты Шардена во главе с Хранителем Законов Рейлтаном. Не рекомендую... злить его. И покидать лавку до их появления, а если вздумаете избежать допроса — поверьте, ни в одном уголке Эвмонара вам не скрыться от господина Лаэрка.

Он соврал! И я не выдала его! Не потому что согласна. Потому что ехидно восхитилась тем, насколько спокойно он это сделал. Надо же - даже ни один мускул на лице не дрогнул! Настоящее мастерство! Ни одной запинки, только уверенность в своих словах. Признаться, я поражена - интересно, это я его научила так виртуозно врать? Или это у него врождённое? Боги, великий Пятый-Лик-Совета врал! Врал и не краснел — от такого удивления даже кровь в моих жилах немного разморозилась.

Ирис что-то тихо сказал про подвал и следы, предварительно изъяв единственную улику - несчастный камешек; Черниль тут же деловито загудел, что сегодня же проверит списки хранителей старых (как каламбурно) хранилищ, и я кивнула — будто бы тоже участвую в разговоре, будто бы всё так, как должно быть. Мотыль что-то проговорил про то, что подготовит имена всех тех, кому когда-либо дозволялось войти через вязь. Кровь потеплела, но внутри всё равно всё стягивалось в узел, как мышцы перед падением. Вязь разорвали, варварски открыли кольцом Совета. Кольцом, что носили только Семеро. Значит... кто-то из них. Или кто-то, кому доверили его. А может, кто-то, кому позволили. И Эврен это видел. И промолчал.

А может, это был сам Эврен?...

Зачем? Почему? Для чего? Но в груди холодно бил набатом, возглавляя мою гору "зачем-почему-как-для чего" один-единственный, самый важный вопрос:

А если это я просто не вхожу в их заговоры?... История с Кругом повторяется?

Мы вышли из лавки один за другим — сначала Ирис, потом я, а следом, с задержкой в полшага, Эврен. Воздух снаружи казался слишком лёгким после того, что мы только что видели, и будто нарочно пах... выпечкой? — как насмешка. На улице было тихо, слишком тихо для вечера в таком некультурном районе, как Северные древности. Ирис было открыл рот, но Эврен грубо оборвал его: "Не здесь. Идём"

Он летучей мышью, взметнув полы своего черного пальто, свернул в переулок Дубовых Лестниц, который взялся как будто бы из ниоткуда. Мы молча последовали за ним, тихо оставляя за спиной лавку, как будто она могла взорваться от любого неосторожного, лишнего слова. С каждым шагом становилось темнее, будто мы спускались куда-то, где свет — только воспоминание. Наконец, наше трио остановилось в затхлом дворике, заброшенным и заросшим, за старой мастерской, где когда-то чинили часовые механизмы. Ржавые шестерни валялись в траве, пачкая засохшие осенние травинки - грустное зрелище.

Эврен развернулся. Лицо — как вырезанное из стали, брови сдвинуты — весь его вид кричал о предельной собранности. Черные волосы нещадно трепал ветер, грубо выдирая пряди из собранного низкого хвоста. Он посмотрел на Ириса, потом на меня, и в этих его взглядах не было ни упрёка, ни заботы — только тяжесть. Груз того, чего мы ещё не знали. Он просто смотрел на нас так, как смотрят на будущих соучастников. Боги, лучше бы он начал орать на нас за то, что мы снова себя как-то неправильно повели, чем просто... молчал. В молчании этом крылось намного больше, чем в тысяче сказанных слов. Магистр неожиданно и несдержанно потёр лицо ладонями — кольцо на его пальце насмешливо блеснуло, как бы напоминая, кто сегодня истинный гвоздь программы.

— Это не просто взлом. Это — предательство. — Он выдохнул, как будто это слово жгло язык. — И если я прав…то за этим стоят те, кто носит кольца. Думаю, какие кольца — объяснять не надо.

Слова упали между нами, как кинжал без ножен - с грохотом, разрывая, нарушая привычный ход вещей.

— Кто? Зачем? — Ирис удивлённо поднял брови, переглянувшись со мной. Я лишь молча кивнула, подтверждая слова Магистра.

— Завтра, — кратко отрезал Эврен. — Девять утра. Мой кабинет. Без опозданий. Без лишних слов. Ни с кем. Никаких обсуждений. Пока — молчите.

Магистр сделал три быстрых шага от нас, собираясь уходить, но на полпути вдруг обернулся:

— Мирст. Завтра возьми с собой Эльсу. Со всем, что у неё есть. Скажи — я разрешаю.

Я чуть приподняла бровь.

— Со всем, что у неё есть... с тем, что у неё есть на... Семерых?

— Особенно это. - кивнул Магистр и быстро исчез за поворотом на выходе из дворика, не прощаясь. Ирис тихо присвистнул - мол, "подруга, ну мы и влипли." - я тихо ругнулась в ответ. Пепел, почему снова я! Почему мы просто не можем жить спокойно?

Мы вышли из дворика — Ирис, коротко попрощавшись, свернул на улицу Речной Сетки — его путь лежал на юг, к Кварталу Молчаливых Фонарей. Молчаливые Фонари, или "молчуны" — как ласково прозвали этот район иль-де-вирельцы — полная противоположность Северных Древностей — прекрасный, страшно богатый, зажиточный район. Одним богам известно, как Ирис заработал... или наворовал? себе на домик в этом квартале. А я в душу другу никогда не лезла — захочет, расскажет сам.

Глава 4. Дурная весть

я слышу утренний колокол, он славит праздник

и сыпет медью и золотом,

ты теперь в царстве вечного сна.

Ария - Возьми моё сердце.

Утро прокралось в дом беззвучно, как вор на цыпочках — сначала, разведывая обстановку, коснулось щек розоватым, свежим холодком, а потом всё-таки, поняв, что путь свободен — настойчиво заглянуло в глаза солнечным светом — мол, просыпайся, товарищ, пора работать на благо Шардена! Но проснулась я не от шума и не от света, а от непонятного, странного ощущения. Знаете, как бывает — лежишь, вроде бы всё как всегда, но что-то не то — как-то ну слишком тихо, слишком спокойно. Ощущение, словно в спальню пришла толпа призраков и смеётся над тобой — ничего не видишь и не слышишь, но шестое чувство определённо недовольно.

Спустя секунду дошло понимание, что меня потревожило — не магия, не тихий шёпот теневых заклинаний дома, а гораздо более опасная, но интересная для моего желудка, вещь: кто-то на кухне что-то жарил. А главное — тихо напевал. И это был точно не Торш — тот еще сладко храпел рядом, разомлевший, тёплый и лежащий кверху пузом. Здраво рассудив, что чужака магия родового гнезда бы не пропустила — я, почесав пузо Торша, накинула длинную тёплую кофту, больше похожую на объятие, чем на одежду. Потянулась, разминая затекшие после сна косточки, наспех расчесала пальцами волосы и, громко зевнув, пошаркала в сторону кухни.

Там, в моём драгоценном очаговом зале, а именно — у плиты, сияя, как начищенный кухаркой медный чайник, стояла Эльса Верин собственной персоной. На ней был алый жилет с пятном — скорее всего, варенье. Как всегда — рыжая копна лежит страсть как восхитительно, макияж свеж, прекрасен и больше напоминает боевой раскрас. И это-то — я кинула взгляд на большие кухонные часы — в семь, мать его, утра! Я, конечно, понимаю, что воздух в Шардене прямо-таки пропитан магией насквозь, но не до такой же степени! Определённо — без магии в такую рань нельзя быть настолько красивой, бодрой и свежей. По сравнению с Эльсой я сейчас больше напоминала пыльный мешок, нежели человека.

Я упала за кухонный стул и вновь потянулась, со стоном вытягивая ноги вниз, а руки вверх — эдакое своеобразное приветствие. А что вы хотели — ко мне вломились спозаранку, а я тут еще и расшаркиваться должна?

— Как давно ты ко мне вломилась? Ночью? — я прищурилась, рассматривая плиту на предмет чего-то съедобного — ведь Верин что-то определённо жарила. — Или у тебя в утреннем расписании изменение — кража моего запаса кристальных булочек?

Эльса обернулась и махнула деревянной лопаткой, к которой прилип кусочек омлета. Я втянула носом воздух — судя по всему, омлет был с беконом. О да, это утро моментально стало добрее в тысячу раз!

— Я постучалась. Ты не открыла. Потом я постучалась своей магией к магии твоего дома — она меня узнала и открыла. Ой, но калитка твоя — та еще шкодница! Так ворчала, скрипела, чуть ли не кровь у меня на анализ хотела взять — сомневалась, мол, "чисты-ы-ы-ы-ы ли твои-и-и-и-и наме-е-е-ерени-и-и-и-и-ия?". И не пускает, падлюка — то за плащ зацепится, то замок у неё заклинит, то просто захлопнется. Ну мне это надоело через пять минут, и я пнула эту нахалку хорошенько. Серебряная зараза сдалась, пропуская меня внутрь — ну а дальше — всё просто! Я пришла-то голодная, рассчитывая, что мы сейчас пойдём позавтракаем у Лавра — а ты дрыхнешь, хотя сама меня же и позвала! И Торш — тоже без задних ног. Ну и я, недолго думая, взяла бразды правления этой кухней в свои умелые ручки.

Я рассмеялась, подтягивая колени к груди и укутывая их своей тёплой кофтой — самой комфортной в мире кофтой, тёплой и немного растянутой. Она пахла сухими травами, чуть дымом и мёдом — Торш наверняка опять носил ёё, как длинный плащ, пока меня не было дома. Рукава её свисали до самых пальцев, и я с удовольствием спрятала руки в них, будто в нору. Шерсть обнимала плечи тяжеловато, но надёжно — как плед из самых уютных, радостных и согревающих воспоминаний. Рыжий вихрь в лице Асессора Верин уже давно разлил чай из плачущей мяты по кружечкам — те приятно дымились в мягком утреннем свете, вызывая у меня внутри какое-то неясное чувство ностальгии. На кухне пахло вкусным завтраком, мятой и теплом, которое не имело отношения к погоде. Оно рождалось не от камина и не от солнца, проникавшего сквозь занавески окон — оно исходило от самой жизни, от привычек, следов разговоров, оставленных в этом доме за последние годы. Здесь кружки знали, в чьих ладонях им быть, чайники регулярно пели свои песни, а деревянный стол мог бы рассказать столько сплетен, что любая торговка бы сгорела от зависти.

— Кстати, — сказала Эльса, громко отхлебнув чай и шумно поставив кружку на стол. — я вчера получила твой тенегласс — нахальная колбочка чуть не разбила мне окно в спальне и перебудила, наверное, всю улицу своим грохотом. Собственно, поэтому я здесь. Можешь, ну… так, в двух словах, рассказать, в чём дело?

Тенегласс я отправила Эльсе поздно ночью — после прихода домой у меня напрочь вылетело из головы, что Хаэль просил вчера взять подругу с собой к нему в кабинет. В ночи я подскочила — разбудило ощущение, что я забыла что-то очень важное. Пару минут сонный мозг пытался сообразить, в чём дело — а потом снизошло озарение, и я, скатившись кубарем с кровати, быстренько отправила подруге послание. Ответа дожидаться не стала — я сделала всё, что могла, о чем меня просили — а остальное от меня не зависит.

Наблюдая за тем, как подруга ставит на стол две тарелки умопомрачительного, непозволительно вкусного омлетом с беконом — я молча провела пальцем по ободку своей кружки, глядя, как пар от напитка исчезает в рассветном, прохладном солнечном луче, пробившемся сквозь шторы. Нос мой немного замёрз в прохладе хоть и солнечного, но всё-таки осеннего утра — и я поспешила глотнуть горячего чаю, пытаясь выиграть время для ответа. После вопроса Эльсы — в мой, ещё сонный мозг, вихрем влетели воспоминания о вчерашнем дне — жутком явлении Тени с кольцом Совета... предательстве.

Глава 5. Угроза Магистру

Я невольно выдохнула — внутри воздух был другим. Здесь пахло воском, старинной, вековой пылью и официальностью. Знаете, тяжёлый запах дерева, который возвещал о том, что ты пришёл в то место, где почему-то хочется говорить шёпотом. Полы, натёртые до зеркального блеска, отражали нас, как гротескные тени из сказок — вытянутые, серьёзные, идущие по плитам из серого камня, каждый из которых словно помнил, сколько людей по нему прошло. Стены вздымались вверх, прерываясь лишь на огромные, роскошные, витражные окна, через которые сейчас солнце виртуозно раскрашивало эту обитель законов.

— Это место вечно напоминает мне о плохой трагической постановке, — шепнула Эльса. — Все говорят пафосно, ходят, как будто у них под плащами кинжалы, а вместо живых сердец и мозгов — бумажки, справки и отчёты.

Мы прошли мимо стен, увешанных гобеленами — на них были изображены События, с большой буквы, конечно. Победы, Поражения, Торжественные Подписания, Важные Переговоры.

И тут из бокового коридора возникла она — маленькая, но страшная женщина, что держала в своих ежовых рукавичках всех обитателей Башни Совета. Милое розовое платье, которое едва выглядывало из-под гордого, тёмно-красного, объёмного плащ Совета. Она не была Советником, нет, но была немаловажной составляющей его Башни — главная Хранительница Ключей и Смотрительница Башни Совета.

Плюшетта из Дома Вельвиксов, умопомрачительно красивая мирида — светло-серая, нежная шёрстка, которая облачком обнимала её миниатюрное тело. Роскошный, пушистый хвост пипидастром, ушки с кисточками, глаза, которые горели огнём, мудростью и силой — но не обольщайтесь, её милый внешний вид был очень обманчив. Ох, как она один раз меня отчитала за то, что я сидела на подоконнике в коридоре! Упаси Этерна, если забудешь ей вернуть какой-то ключ — из-под земли достанет и всыпет по первое число. И сейчас Плюшетта из дома Вельвиксов была определённо недовольна, преградив нам путь — клац-клац! — предупреждающе звякнула огромная связка ключей где-то в недрах её мантии.

— Девицы, — тонким голосом начала Плюшетта. Она сложила пушистые лапы на грудке, прижимая к оной толстенную учётную книгу. — Это что у вас? — она кивком указала на бумажный пакет и виноградную лозу со стаканчиками в наших руках, сдвигая серые бровки и прищуривая янтарные глаза.

— Дар его великому Пятому Лику Совета, — немедленно выдала Эльса, ни на секунду не задумываясь, и делая самый невинный вид, достойный кинонаграды.

— Топливо для мышления, — добавила я, усиленно кивая головой, как болванчик, подыгрывая подруге.

— У нас в коридоре не пьют, — строго отрезала Плюшетта, ещё сильнее хмуря брови. Ишь, пришли тут, порядки её, выстроенные годами, портить! Бестолочи!

— А мы и не будем! Только в кабинете, торжественно клянёмся, — Эльса подмигнула, потихоньку пытаясь обойти мириду по широкой дуге.

Плюшетта поворчала, посмотрела на пакеты с видом «тоже мне, Асессоры Совета», но, в итоге, тяжело вздохнула, доставая из недр плаща ключ.

— Пятого Лика Совета еще нет на месте, — буркнула она. — Ключ потом верните, иначе доложу госпоже элериарху. Найду в коридорах хоть каплю — пеняйте на себя. — вроде как дружески посоветовала она, протягивая мне для росписи за ключ учётную книгу, где я ловко оставила автограф.

— Конечно, госпожа Плюшетта, — хором ответили мы, направляясь в сторону логова великого Пятого Лика Совета. — Ни капли мимо!

Последние наши слова важная мирида уже не слышала, удаляясь куда-то в другую сторону от нас по своим делам. История миридского дома Вельвиксов тянется буквально испокон веков — те практически с самого появления Шардена служили на благо Совета Иль-де-Вирела, занимаясь всеми организационными моментами, охраняя ключи и ведя слежку за тем, чтобы везде было чисто, убрано, всё лежало на своих местах. Доподлинно неизвестно, сколько поколений Вельвиксов сменилось здесь — а мириды, напоминаю, живут по триста лет!

Ключ услужливо щёлкнул в замке, и дверь в кабинет Эврена — тысяча сто одиннадцатый — охотно отворилась, как старый том, который давно не раскрывали.

Внутри было всё, как он любит: тишина, полумрак — шторы на окнах плотно задернуты, и лишь один нахальный солнечный лучик светил прямиком в серебряную чернильницу на столе. Книги стояли по ранжиру, как солдаты; строгая, но изысканная деревянная мебель была выстроена тоже в строю, а у большого, витражного окна — глубокое кожаное кресло, где Эврен обычно сидел, как молчаливое воплощение осуждения.

Кабинет Эврена был похож на него самого — строгий, сдержанный, но при этом наполненный внутренним напряжением, как струна, натянутая между молчанием и бурей. Стены были обшиты тёмным деревом, из тех пород, что растут только там, куда добираться безумно дорого и долго — на меньшие изыски Магистр Теней, уверена, не был согласен. Роскошь он всегда любил. На полках стояли книги — старые, в кожаных переплётах, с закладками в виде перьев, трав, и даже... одного высушенного лепестка ириса (я однажды заглянула — и потом неделю гадала, откуда он). Воздух был напитан смесью лаванды, пыли знаний и чуть заметного аромата тисовых, табачных лепестков, отдающих пеплом — Эврен не курил, но пепел и тис был его неизменным парфюмом уже много лет.

Я знала этот кабинет до каждой трещинки в дереве пола — так как Хаэль уже половину десятка лет был моим куратором, здесь я была частым гостем. Тут мы изредка вместе составляли отчёты о проделанной работе, когда он привлекал меня к каким-либо заданиям Совета; здесь он частенько отчитывал меня за очередную глупость — например, как-то раз, лет в шестнадцать, я побила сына Вараста Дархана — того самого, которого спас Ирис (не от меня).

Этот плюгавый засранец ляпнул что-то весьма нелестное обо мне, моей магии и Тихом Круге — и я его хорошенько так приложила, причём без магии и даже без лука. Просто пара... или чуть больше... хороших ударов, от которых этот гад едва не заплакал. После этого госпожа Ауриэль Тенцзар сделала выговор Хаэлю, а тот, в свою очередь, долго вещал мне про дипломатию, мою плохую репутацию и всё в этом духе. Он никогда не повышал на меня голос — кроме того случая пять лет назад, когда я на заседании Совета предложила всё-таки открыться магии Тени — но Эврен виртуозно владел умением резать без ножа. Словами и интонациями. Он говорил так холодно, строго, бросаясь существительными, глаголами и прилагательными как плетью, что нещадно била по моим щекам, заставляя всё-таки краснеть и стыдливо прятать глаза, признавая вину.

Глава 6. Пять лет назад

«Ей уже всё равно, а нам теперь работать.»

— Эльса Верин, с досадой, но исключительно в тональности чистой иронии

В кабинете было слишком тихо. Затаились тени, воздух, свет — всё пространство вокруг словно задержало дыхание. Моё мироздание тотчас сузилось до остро наточенного металлического кончика стрелы. До кончика, который держал на прицеле самого Магистра Тени, Пятого Лика Совета, гвардиана Карал Вельторна — Эврена Хаэля.

Моя рука, натянувшая тетиву, позорно дрожала — и я не знала, была ли этому виной моя нынешняя плохая физическая форма или же взявшая верх эмоция... гнева? разочарования? страха? Я будто сама не до конца осознавала ситуацию, и всё мое нутро, несмотря на внешнюю браваду — противилось. Сердце вопило, переходя на ультразвук — прекрати, картонная ты дурочка! — а глас разума твёрдо вещал — сначала добейся от него правды, и тогда уже решай, что делать.

Я стояла, как пожухший осиновый лист, прибитый к стволу резким порывом ветра. Лист, дрожащий от напряжения, но не сдвигающийся ни на шаг. Мышцы помнили каждое движение — как натягивать тетиву, как дышать ровно, как сосредоточиться. Всё, как учил меня наставник Райс Торенвельд в Тихом Круге, когда вручил мне Велатр. Воспоминание о нём — живое, тёплое, грустное — прошило меня, и рука дрогнула ещё сильнее.

Моя вера куратору — эта хрупкая стеклянная ваза, которую я долго лелеяла на подоконнике своего доверия, — вчера дала трещину. Почему я сомневалась, спросите вы? Ведь он, вроде как, нормальный мужик, пусть даже строг и порой груб. Объясню — как минимум, тонкий разлом на поверхности хрупкой вазы моего доверия образовался потому что именно он обнаружил теневой всплеск сил в Северных древностях. Но — в три часа ночи? Неужели его магическое чутьё столь высоко? Бред — я чувствовала отклик Тени лучше, чем он, и в тот момент я спокойно дрыхла в своей постели — помню, единственное, что меня потревожило той ночью — то, что Торш ну очень громко храпел. И у меня была бессонница.

Почему Магистр не отправился сразу на зов Этерны, а ждал утра, и то, чтобы сообщить элериарху, а не сразу отправиться в лавку? И, конечно, главным триггером моей подозрительности стала печатка Совета. Где гарантии того, что это не его кольцо? Не его рука? Кольца Совета абсолютно одинаковые, и даже если мы будем искать негодяя по размеру кольца — ничего не выйдет, кольца стандартного размера, и магия Совета подстраивает его под окружность пальца обладателя.

Мне было страшно. До одури, до подступающей тошноты. Но не от того, что передо мной стоял Магистр. Я знала — он не причинит мне вреда. Даже если бы захотел — боевое преимущество сейчас было на моей стороне. Страх был другим, глубже.

Я боялась, что права. Что мои подозрения — не мимолётная тревожность, не избитые воображением сценарии. Что я направила стрелу в человека, который когда-то держал мою обожжённую ладонь, не давая мне сойти с ума от боли. В того, кто стал якорем, не позволившим мне утонуть в бездне Этерны.

Пять лет назад. Та самая ночь.

Мне еще даже не исполнилось пятнадцать. Шрамы на руках, ныне невидимые благодаря искусной работе дорогой подруги Лиарен, тогда были свежи, сочась сукровицей из болезненных, до белых вспышек в глазах, болезненных волдырей. Кожа горела, но изнутри — горела страшным серебряным огнём, невидимым взору. В тот момент во мне проснулось что-то страшное, что-то, что я не знала, как подчинить, что-то, что причиняло мне дикую боль, выжигая меня изнутри.

Крик — не мой. Моей мамы. Он рассёк ночь, как острый нож рассекал бы кусок мягкого сливочного масла. Я помню — как будто это было вчера. В их спальню, из пустоты, из воздуха, из самой Тени — вломились они. Двое. Не чудовища, не демоны, не порождения Этерны. Люди. Два мага, скрытые под чёрными капюшонами, мантии их стекали теневыми складками, будто сшиты были из сгущённой ночи.

Моя мать и отец — оба искусные маги Вейлана, — умели призывать огонь, сильный, яростный. Но даже пламя, что плясало у них на ладонях, казалось блеклым перед той магией, которую они пытались отразить. Тень пришла не просто в дом — она вломилась в самую его суть, как гниль пробирается в корень дерева. И против такой Тени... почти никакая сила не имела шанса.

Я, босая, услышав крик, выскочила из комнаты. Ступни слякотно зашлёпали по ледяному полу — и я остановилась, увидев происходящее. Оцепенела, как загипнотизированная мышь перед ударом змеи. Меня будто впаяло в воздух, и в этом воздухе, густом, как ртуть, передо мной медленно проявлялось нечто: вспышки пламени, искры магии, чернота капюшонов, крики.

Невидимая стена ступора встала между мной и родителями — плотная, чужая, зловещая. Я не могла шагнуть вперёд. Не могла закричать. Только смотрела. Маленькая, растерянная, прожигаемая до костей собственным страхом.

Я не бросилась героически спасать родителей, не рванулась вперёд, не закрыла их собой, как это делают в историях про великих героев. Я не отвлекла на себя чужаков — этих теневых тварей в человеческом обличье, не закричала, не взмахнула руками в ярости или отчаянии. Я просто стояла. Словно меня сковал чудовищный монстр по имени ступор, холодный, липкий, невидимый — он оплёл мои запястья, вдавил пятки в пол, вырезал голос. Я стояла — и смотрела. И тогда это произошло.

Два голоса, идеально синхронные, словно шёпот одной многоголовой твари, разрезали воздух:

— Incendium nex ameno Etherna.

Заклинание звучало как приговор. Как смертный звон.

Отец среагировал мгновенно. С криком — коротким, будто удар — он закрыл собой маму. Но тщетно. Напрасно. Запоздало.

На моих глазах, в какие-то жалкие доли секунды, из рукавов мантии незнакомцев вырвались серебряные ленты — узкие, гибкие, текучие, как змеящиеся струи жидкого металла. Они прошили тела моих родителей насквозь, легко, почти изящно, как игла — тонкую ткань. Ленты замерли внутри, затаились. И в ту же секунду — еле слышный треск пламени, как будто подожгли перо.

Глава 7. Я была неправа и визит в Академию

— Ну? — мой голос треснул, как весенний лёд под ногами. Рука, натягивающая тетиву, еще сильнее задрожала — прицел стрелы сместился чуть вбок, к левой брови Магистра. — Заставь меня поверить. Или я уйду отсюда с тем, что предполагаю. И плевать, насколько оно верно.

Я всё ещё держала его на прицеле. И он всё ещё молчал, недвижимый, как скала посреди моря. И в этой тишине звенело что-то невыносимое — то ли раскаяние, то ли признание. Магистр не сразу заговорил, словно что-то буднично обдумывал, и стрела, направленная ему в лоб, совсем его не смущала.

Я ощущала, как дрожит тетива под пальцами. Дрожит не от слабости — от того, как долго она держала на себе этот вес: подозрения, обиды, страха... быть правой. Его молчание было почти мучением. Как если бы я стояла на краю бездны, и ветер звал меня прыгнуть — не обещая ни свободного падения, ни восторженного полёта. Хотелось крикнуть, глупо потопать ногами — чтобы он сделал хоть что-нибудь! Лучше бы он наорал на меня, проклял, начал защищаться теневыми заклинаниями — это была бы хоть какая-то реакция... но не это сухое молчание. Единственное, что он сделал — вновь накинул теневое заклинание тишины, развеянное в тот момент, когда Эльса и Ирис открыли дверь, чтобы уйти.

— Я не заставлю тебя поверить, — сказал он наконец. Его голос был ровным, но в нём слышалось эхо — как будто говорил он не только мне, но и самому себе. — Только скажу. А ты решай — стою ли я твоего доверия или нет. Задавай вопросы... Айлин.

Айлин. Дрожь пронеслась по моему телу — он произнёс это так, будто прикоснулся к тончайшему, хрупкому фарфору кофейной чашки — осторожно, почти не дыша, как если бы одно неверное слово, движение, могло всё разрушить в одночасье. Я замерла. Имя моё… Я не слышала его от него — вслух, вот так, в лоб — целую вечность. Он звал меня "Мирст", "госпожа Мирст", "трава в капюшоне", "пепельница", когда я тупила.... А теперь — Айлин.

Он положил перо на край стола, бережно, будто это был хрупкий артефакт, не чернильная вещь.

— Как ты объяснишь то, что в три часа ночи почувствовал теневой всплеск? В то время как я, у которой чувствительность к Тени выше — даже не пошевелилась? — я сдвинула брови, всё еще не ослабляя хватку на тетиве.

— Потому что ты, Айлин, тогда спала не одна, — тихо сказал он, на этот раз без промедления. — Ты была внутри тревоги. Внутри боли. А боль глушит всё. Даже магию. Даже Тень. Помнишь, в Круге я учил тебя внутренней концентрации и очищению разума перед призывом Тени?

Он сказал это так, будто знал, что творилось в моей голове той ночью. Будто был рядом, наблюдая, как я ворочаюсь под тяжёлым одеялом, не в силах дышать от тревожных мыслей. Не могу сказать, что ситуация в жизни была какой-то нестабильной, плохой — но нутро мою в ту ночь, по неведомой мне причине, действительно было неспокойно. Тогда накатила жуткая тревога, и я… то проваливалась в некрепкий сон, то просыпалась в поту.

— Чувствительность, — продолжал он спокойно, но в его голосе уже звучал лёгкий азарт, будто он всё ещё слышал отголоски того самого всплеска, — это не просто сила. Это… настройка. Тень говорит с каждым на своём языке. Ты — как лира, Айлин: способна чувствовать тонко, сильно, чисто, пронзительно. Но если в комнате вдруг разразилась гроза, заглушающая все звуки — даже самая прекрасная лира молчит.

Я недоумённо моргнула, пытаясь переварить услышанное. Это сейчас был комплимент? К щекам прилила кровь, но стрелу я не опустила — хотя тетива уже врезалась в пальцы ножом. Он поднял глаза. Медленно, как человек, который боится быть непонятым. И в этом взгляде не было превосходства надо мною. Только смиренное понимание. Как будто он тоже однажды не услышал Тень. Тоже однажды просто проспал самое важное.

— А я... — он вздохнул. — Я стар, Айлин. И ночами не сплю. И в этой ночной бессоннице, среди шелеста своих бумаг и тиканья часов, я услышал нечто, чего не должно было быть. Теневой всплеск. Вот почему я почувствовал. И вот почему ты — нет. Потому что я был спокоен, а ты — нет. Стресс, нервы — отравляют жизнь и ослабляют концентрацию.

Он не оправдывался. Он просто раскрыл передо мной свою ночь. — Почему не разбудил тебя? Не созвал Совет? Потому что всё было слишком... странно. Это не работа мага-новичка. Не ритуал из учебника. Это был почерк того, кто...

— А почему ты сразу не отправился в чёртову лавку, раз почувствовал всплеск? — прошипев, перебила я Магистра. Тетива все ещё была натянута.

— Я ждал до утра, потому что, если бы я пошёл в лавку ночью, я бы выдал себя. И тогда тот, кто это сделал, знал бы... что я что-то понял. И тогда, Мирст, у тебя был бы конкурент в желании меня убить — и он бы преуспел раньше твоего Велатра. А я хотел дать им подумать, что мы слепы. Что можно играть дальше. Надеялся, что они...он...или она — допустят оплошность, позволяющую вычислить тварь.

Он выпрямился в кресле, словно медленно поднимался из тени, что опасно нависла над Шарденом. Руки его лежали на подлокотниках кресла. И всё же — я не опустила лук. Не могла. Я все ещё боялась быть правой. Страх — он, как ртуть: вроде разделяется маленькими шариками, но каждый из них — яд.

— Ты видела кольцо, — предугадав следующий мой вопрос, проговорил он так ровно и спокойно, словно сам металл отданной Эльсе печатки прошептал это вместо него. — И ты знаешь, что все мы, члены Совета, носим одно и то же.

Я кивнула. Да. Я знала. Эти кольца из серебра — символ власти, магической присяги и древнего обета хранить равновесие Шардена. Но это знание не облегчало дыхание.

— Есть лишь одно отличие, — продолжал он, до сих пор игнорируя стрелу, направленную ему в лоб. — Оно... оживает в момент отклика. Каждое кольцо связано с носителем. С его дыханием. С его магическим следом. С его Тенью, если обладатель — счастливчик, которому откликнулась сама Этерна. Если бы это была моя рука, Айлин, — я вновь вздрогнула от звука своего имени. — Если бы я коснулся витрины с артефактом, если бы мой теневой отклик вызвал тревогу у фероновой вязи— ты бы не сомневалась. Ты бы увидела это сразу.