— Пока, мам, — произношу я на прощание и целую её морщинистый лоб, прижимаясь губами на мгновение дольше, чем обычно. Я опускаю руки, приглаживающие её воротник — как и всегда. Разворачиваясь, я нажимаю на холодную ручку двери и выхожу на улицу. Резкий ветер бьёт мне в лицо, я вдыхаю его полной грудью — горло обжигает холод, но я не обращаю внимания на тяжесть, осевшую в районе лёгких. Пройдя пару шагов, я по привычке оборачиваюсь и смотрю в окно — там только блик солнца на стекле. Всё как всегда: я улыбаюсь и машу маме рукой на прощание, зная, что она сейчас машет мне в ответ. Затем разворачиваюсь, кладу руки в карманы пальто и иду по бетонной тропе, глядя под ноги. Рядом, по дороге, проносятся машины, поднимая пыль с грязных дорог в воздух и я прикрываю глаза от песка, что летит в лицо. По правую сторону от меня начинает появляться старый сетчатый забор школы. Я медленно останавливаюсь и цепляюсь пальцами за ржавую сетку, всматриваясь сквозь забор в старое здание.
Когда-то, казалось бы, совсем недавно, мама вела меня туда за руку — в первый класс. Я помню, как она тщательно отутюжила мои брюки, вывела на них стрелки, выгладила пиджак так, что на школьной форме не было ни единой складки. А то, как пах завтрак в то утро... М-м-м... Я проснулся от запаха оладий со сливочным маслом — он заполнял весь дом. Тогда мама с папой купили мне мой первый портфель: коричневый, кожаный, с ручкой сверху для удобства. Я так радовался этому подарку, благодарил их всё утро, обнимал, и, как всегда, целовал маму в лоб. А потом, когда мама меня одела, мы пошли вместе в школу. Был такой солнечный день, мой первый день. Мама стояла со мной на линейке, держала за руку, хотя я немного стеснялся. Многие дети пришли со своими родителями, но только я крепко сжимал мамину ладонь.
Взгляд сфокусировался на сетке забора и развеял ностальгические образы. Я продолжил идти вдоль ограды. К подошве липли жёлтые листья — неестественно яркие, будто нарисованные. Я пытался сбросить их с обуви. Мимо меня пронеслась ребятня, играющая в догонялки, их крики звенели в ушах непривычно громко.
Я снова сунул руки в карманы и нащупал бумажку.
"Опять чек не выкинул", — подумал я,смял её в кулаке, и оставил в кармане пальто, чтобы выбросить позже. Во втором кармане позвякивала с каждым шагом, и я решил избавиться от неё, зайдя в пекарню по пути.
Колокольчик на двери зазвенел слишком тонко, оповещая о моём приходе. В нос ударил запах свежеиспечённого хлеба и ванилина. Меня встретила знакомая продавщица с грустным взглядом.
— Добрый день, — сказал я и улыбнулся, пытаясь поднять ей настроение.
— Здравствуй. Второй раз за неделю, — заметила она, теребя край фартука пальцами.
— Мне, как обычно, — ткнул пальцем в витрину, — лимонные.
Она ненадолго замерла, потом, вытерев руки о фартук, достала с витрины пакет лимонных вафель.
— Не надоело их есть? Может, шоколадные попробуешь? — спросила она, ставя пакет на кассу.
— Нет. Вы же знаете — мама их любит, — сказал я и достал мелочь, готовясь пересчитать.
— Сегодня бесплатно, — сказала она и протянула вафли с лёгкой улыбкой.
Я замер, сжимая монеты, потом медленно улыбнулся, и убрал мелочь обратно в карман.
— Спасибо. В следующий раз куплю вам что-нибудь, — сказал я, взял пакет из её рук, кивнул и вышел. Колокольчик снова ожил, дверь за мной закрылась, и звон стих. Я посмотрел на сладости в руках и улыбнулся чуть сильнее.
"В следующий раз мама придёт, и мы попьём чай с её любимыми вафлями."
Я встал на остановке, ожидая автобус, держа в руках пакет. Рядом стояла пожилая пара, они что-то обсуждали, мужчина покашливал в накрахмаленный платок. Когда я подошёл, они замолчали, глядя вдаль. Я тоже посмотрел в ту сторону. Пусто. Лишь несколько фигур скрылись за горизонтом. Я перевёл взгляд на часы — полдень. Поправил их на запястье и заметил, что стрелки стоят. Щёлкнул по стеклу — часы пошли.
"Надо будет поменять батарейки", — мелькнуло у меня в голове.
И в этот момент я увидел автобус, подъезжающий к остановке. Двери с шипением раскрылись. Я пропустил пожилую пару вперёд, они медленно зашли. Я поднялся на ступени и вдруг замер, обернувшись.
"Точно... мама же осталась там."
Я глянул назад, в ту сторону, откуда пришёл.
— Заходи... Не задерживайся, — громко сказал водитель.
Я вздрогнул и быстро зашёл, отдал мелочь, и, слегка пошатываясь, сел на свободное место рядом с девочкой, прижимая вафли к груди. Напротив сидел мужчина, он долго смотрел на меня, потом опустил глаза в газету. Я отвернулся, глядя в окно на пролетающие мимо знакомые улицы.
Когда мы ездили с мамой зимой, я согревал стекло дыханием и рисовал рожицы, показывая их маме, она смеялась.
Автобус остановился, девочка вышла. Я пересел к окну, согрел стекло и нарисовал человечка. Он быстро исчез: на улице пока было не слишком холодно.
Автобус доехал до моей остановки. Я вышел на пустынной остановке в паре шагов от дома. Оглянулся вокруг — никого.
"Хотя чему удивляться? Все ещё на работе", — подумал я и направился к крыльцу. Грязно-жёлтая лужайка встретила меня заросшим видом.
"Надо будет привести в порядок", — отметил я про себя и, порывшись в карманах, нашёл ключ, вставил в проржавевшую скважину и с усилием повернул. Дверь, заскрипев, открылась, и я, сняв пальто, повесил его на крючок. От него повеяло странным запахом. Я принюхался — исчез. Вынул чек. Сбросил обувь. Задел мамины туфли, красные, разбросанные по полу. Наклонился, аккуратно поставил их. Прошёл по коридору, скрипя деревянными половицами. На кухне тихо, на столе стояла кружка, в вазе были уже увядающие маки. Я положил вафли и чек на стол. Взял кружку, вылил из неё чай, вымыл, поставив рядом с чайником. Налил воды, поставил на плиту, включил огонь, прошёл в гостинную, попутно снимая пиджак и ослабляя галстук. Комната погружена в полумрак: окна зашторены. Я поднял пульт, лежащий на полу, положил на журнальный стол рядом с семейной фотографией и засмотрелся.