ЧАСТЬ I
Дом на краю мира.
«До всех снегов, до всех имён, когда только прах и тьма покрывали землю, не было ни звёзд, ни ветра, ни даже времени. Была лишь Бесприютная Пустошь, и над ней царил Тёмный Владыка. Древний, как сама ночь, холодный, как вечность между мирами.»
Легенда племён Северных Лесов
Глава 1
Первое, что увидел Андрей, открыв глаза, была она...
Вначале он не мог сообразить, где находится, девушка настолько поразила его своей красотой, что он подумал, будто умер и попал в рай.
Её облик завораживал: бледная, почти прозрачная кожа, длинные волосы цвета воронова крыла и глаза... Огромные, оттенка весенней хвои, затопленной солнцем. В них не было мягкости, лишь всепроникающая, гипнотизирующая сила. Они будто видели насквозь, обнажая скрытые пороки, подчиняя и околдовывая. Они тянули в себя, как омут, суля прохладу и забвение, и Андрей чувствовал, как тонет в этом зелёном мареве, добровольно отдаваясь течению.
Мужчина не мог вымолвить ни слова, впервые в жизни потеряв дар речи.
К ней хотелось одновременно прикоснуться, чтобы проверить, не сон ли эта женщина, и благоговейно опуститься на колени, преклоняясь перед столь величественной красотой.
А потом он разглядел серебряное украшение на её шее…
Древний амулет с замысловатым узором… Его Андрей видел вырезанным на щитах и знамёнах свирепых северных воинов, на костях своих павших товарищей.
Ледяная волна трезвости смыла восхищение, оставив после себя лишь горький, ядовитый осадок. Райский образ рухнул, обнажив адскую суть, и всё стало на свои места.
Она не ангел, как ему подумалось в первую минуту, а демон в обличье девы — прокля́тая ведьма местных дикарей.
Одна из тех, кто шепчет слова утешения умирающим, чтобы вонзить нож в горло и принести ещё одно сердце в жертву своим кровожадным идолам.
Её красота была не даром небес, а оружием.
Те, кто носил этот амулет, были рождены, чтобы нести смерть, добивая раненых врагов и принося в жертву своим дьявольским богам их тела и души.
Но тогда отчего ж я все ещё жив? — подумал Андрей.
И почему девушка смотрит на него так пристально, будто пытаясь что-то понять? Незнакомка медленно протянула руку и опасливо коснулась его лица. Зелёные глаза смотрели насторожено, будто она прикасалась к дикому зверю и боялась, что он в любой момент может ощетиниться или напасть.
Когда прохладные пальцы нежно коснулись его щеки, мужчина вздрогнул.
Она действительно была ведьмой.
Её прикосновение обжигало, жалило, будто его коснулись калёным железом, и одновременно приносило жажду большего. Шальные мысли закружились в голове, будто он залпом выпил чарку хмельного вина и на миг потерял ясность мыслей.
— Как жаль, что я не смогу узнать твоего имени, чужак, — произнесла северянка нараспев тихим мелодичным голосом, будто музыка, ласкавшим слух. Андрей тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения, напомнив себе, кем эта дева является на самом деле.
— Моё имя необходимо для твоих дьявольских ритуалов, ведьма? – проговорил и довольно ухмыльнулся, наблюдая, как её глаза удивлённо распахнулись. Не всем удавалось выучить язык местных дикарей, да и, сказать по правде, немногие пытались. Андрею же он дался на удивление легко, поэтому мужчина мог не только понимать, но и говорить на варварском наречии, что очень помогало во время допросов пленных.
Незнакомка достаточно быстро пришла в себя и попыталась отдёрнуть руку, отстранившись. Но он не дал ей этого сделать, проворно сомкнул пальцы на тонком запястье, стараясь не думать о том, какая нежная, будто шёлк, у неё кожа.
Изумрудные глаза недобро блеснули в полутьме комнаты.
— Отпусти, иначе хуже будет.
— А коли не отпущу? – Андрей попытался сесть, но тело отчего-то не слушалось его, а боль, на которую он старался не обращать внимания всё это время, адским пламенем обожгла руку. Неужели ведьма чем-то опоила его, решив забрать жизнь с помощью яда?
Лишь потом он вспомнил, как наплевав на осторожность, отправился в путь, не удосужившись перевязать рану, полученную в ночной схватке с дикарями. Даже не взглянув на царапину, мужчина вскочил в седло, понимая, что новость, которую он узнал, была гораздо важнее и не должна попасть в чужие руки. Поэтому он и не стал отправлять гонца, а сам устремился сквозь лес к южному лагерю. Андрей должен был быть уверен: весть о том, что главарь одного из племён - Род собирает под своими знаменами других дикарей, желая дать отпор армии русичей, достигнет воеводы уже на рассвете.
Да, видимо, рана оказалась не столь уж незначительной, истощив его силы настолько, что он даже не помнил, как очутился в этом доме.
— Ты ранен, нужно перевязать… — дёрнувшись, дикарка вновь попыталась освободиться, заставляя воина вернуться к реальности, ещё крепче сцепив пальцы на хрупком запястье. Не до конца осознавая, что делает, Андрей из последних сил потянул её на себя и, перекатившись, прижал стройное тело к ложу.
— Ты думаешь, я доверю тебе врачевать себя? Я не вчера родился!
— Коли хотела, давно бы убила! – девчонка обожгла взглядом, да таким суровым, словно жалела, что не лишила его жизни прежде, чем он пришёл в себя.
— О, это я прекрасно разумею, потому и хочу понять, что ты задумала.
Ведьма молчала, упрямо сжав губы и во все глаза глядела на Андрея снизу-вверх, заставляя того тревожиться всё больше и больше.
Неужто она прознала, что он, родня Великому князю, и хочет получить выкуп? Тогда почему он сейчас не в цепях, как и положено пленнику? Да и откуда язычница могла узнать, если даже не все воины в лагере знали про то? Неужто проболтался кто?
Или всё гораздо хуже, и это ловушка, суть которой он пока не может разгадать?
Я всегда знала, что смерть придёт за мной в обличии волка.
Едва минула моя десятая зима, когда старуха Ирида предсказала: я умру от клыков огненного волка, что, вонзившись в сердце, унесет мою жизнь в царство тьмы. Наверное, поэтому с рождения на моём плече была отметина в виде оскалившейся волчьей пасти, будто предостережение о грозившей опасности.
Как сейчас помню, затуманенные, словно у мёртвой, глаза ведуньи, её хриплый голос, что вещал мне о моментах грядущего…
Я не испугалась тогда, ведь от судьбы не уйдёшь. Слова входили в меня не страхом, а холодным, словно лёд под кожей, знанием.
Лишь глупцы боятся проведения, мудрые же смело идут навстречу предначертанному…
Когда я впервые увидела его, то не почувствовала опасности.
Лишь восхищение, смешанное со смутной тревогой.
Он был красив, слишком красив, и так не похож на всех мужчин, которых я видела раньше…
Я поняла сразу: он – чужак, мало того, захватчик.
Судя по мечу и одежде, один из тех, кто пришёл в наши земли, неся смерть и разрушения, силой навязывая местным племёнам свою веру.
Люди с запада…
Сколько жизней они погубили, сколько деревень пожгли, стремясь завоевать наши земли, а неповиновавшихся превратить в рабов. Их неиссякаемые войска, будто полчища саранчи, продолжали прибывать вот уже целый год, и, казалось, им не будет конца и края.
Мне не раз приходилось убивать иноверцев. Их раненными приводили в нашу деревню, и после исполнения ритуалов я без колебаний приносила их жизни в жертву Владыке.
Мой клинок легко пронзал сердца. Я чувствовала упоение, видя, как они корчатся в предсмертной агонии. Те воины заслужили такой конец, уплатив своей жизнью за смерть моих соплемёнников.
Презирать, ненавидеть, убивать таких, как он — этому меня учили с самого детства.
Так повелевал наш Тёмный Владыка, и это было законом для меня.
Но в этот раз всё было иначе…
Он лежал на снегу с закрытыми глазами, и я впервые не могла оторвать взгляд от своего врага.
Его длинные волосы походили на золото. Рассыпавшиеся по снегу, они переливались в лучах закатного солнца, отбрасывая блики на побледневшее лицо.
Этот цвет был так непохож на цвет волос мужчин в моей деревне, да и моих собственных, ведь отличительной чертой нашего племёни были чёрные, как смоль локоны.
Как завороженная я рассматривала чужака, гадая, почему судьба послала мне его на пути.
Коня поблизости не было, других воинов тоже. Интересно, как он попал сюда?
Судя по доспехам, этот муж был из знатных: золотые пластины на кольчуге и наручах, добротный плащ, отороченный мехом. Я жадно осматривала одеяние незнакомца, стараясь не глядеть на него самого, но взор помимо воли возвращался к лику. Не знаю сколь долго я простояла, любуясь совершенными чертами лица воина в сгущающихся сумерках, но, когда пришла в себя, поняла, что моё тело заледенело от лютого холода.
Как только последние лучи солнца скрылись за верхушками деревьев, морозное дыхание зимы тут же напомнило о себе, сбивая с ног жгучими порывами студёного ветра. Мне нужно было как можно быстрее решить: либо оставить мужчину умирать и тем самым получить благословение Владыки на успешный исход Зимнего круга, или перенести его к деревянному срубу, который на ближайшую зиму стал моим домом.
И тут я не колебалась, будто наперед знала, что нужно делать. Поспешно соорудив из шкур настил, не без труда перетащила воина по заледеневшему снегу к домику.
Едва успела уложить незнакомца на ложе и расстегнуть тяжёлую пряжку его плаща, как деревянные стены вздрогнули под натиском лютой метели. Огонь в очаге затрепетал, и на мгновение комната погрузилась во тьму. Я взглянула на тлеющие угли, ежась от холода и надеясь, что мне почудилось, но, когда в чаще леса надрывно завыл волк, поняла – это знак.
Будто сама Белая Дева– Забвение, одна из дочерей Владыки, как гласили легенды, обернувшись метелью, приказывала мне убить чужестранца, стереть память о нём с лица земли.
Моя рука по привычке потянулась к кинжалу.
Сжав в ладони прохладную рукоять серебристого клинка, я долго собиралась с духом, чтобы нанести решающий удар. Нужно пронзить его сердце, чтобы он умер мгновенно. По непонятным мне самой причинам я не хотела видеть мучений этого воина. Рука уже была занесена для смертельного удара, когда огонь вновь вспыхнул в очаге, заиграв золотыми отблесками в волосах незнакомца.
Прошептав что–то на незнакомом мне языке, он захрипел, с трудом хватая ртом воздух.
Прости меня, Белая Дева, но он — не проигравший в бою, я могу сохранить ему жизнь. Не гневайся на меня, о Великая, — прошептала я на древнем языке и, спрятав клинок, потянулась за деревянной плошкой.
Смочив руку в талой воде, провела подушечками пальцев по губам чужака, удивляясь, какие они приятные на ощупь.
Я впервые вот так касалась мужчины.
Врачевание не давалось мне столь хорошо, как Орне, которая и занималась излечением ран и хворей в деревне. Это она вечно сидела у постелей больных и раненых, пытаясь уменьшит боль и облегчить мучения.
Моим же ремеслом всегда была смерть. Я единственная среди учениц старой Ириды, которой даровали такое право ещё при рождении. И я с почтенным благоговением выполняла возложенные на меня обязанности уже много лет, вплоть до сегодняшнего дня…
Наклонив плошку, я позволила мужчине напиться и, в последний раз коснувшись его губ, отстранилась.
Он вызывал во мне новые, незнакомые доселе чувства, и я не могла разобраться, нравились мне они или нет. Странная тревога дурманила разум, заставляла сердце биться чаще, а щеки алеть от волнения, будто маковые цветы по весне.
За сегодняшний день я уже не в первый раз делала то, чего не должна, и все из–за этого незнакомца…
Интересно, как его имя, и почему он оказался один посреди леса, брошенный всеми?
Чужак тихо застонал, и его красивое лицо исказила гримаса боли.
Никто не знает, откуда пришёл Тёмный Владыка. Одни говорят, что он был первым вздохом тьмы, другие, что он явился из трещины между мирами, где нет ни света, ни тепла. Он был один, и одиночество его было столь велико, что он решил сотворить себе слуг и земли, чтобы править ими.
Легенда племён Северных Лесов
Глава 2
Андрей сам не понял, как это произошло. Позже он будет клясться себе, что был околдован, что это всё морок и злые чары. Но в самой глубине души, в том уголке, где не живут оправдания, он знал правду. Правду, от которой становилось жарко и стыдно: он просто поддался. Поддался дикому, животному порыву, ослеплённый этой дьявольской смесью невинности и свирепости, что смотрела на него её змеиными глазами.
Тело воина наклонилось, будто само по себе, повинуясь импульсу, рождённому не в голове, а где-то в потёмках сознания, где стираются все запреты. Он ощутил под своими губами нежность её обветренных губ, уловил сладковатый привкус лесных трав и…
Боль.
Резкая, ослепляющая, заставляющая взвыть всё его существо. Дикарка впилась в его губы зубами с той же безжалостностью, с какой волчица перекусывает горло своей жертве.
И прежде, чем ум успел осознать боль, сработали инстинкты. Пальцы, впившиеся в её плечи, разжались. И этого мига хватило. Ведьма выскользнула из ослабевшей хватки с обманчивой, змеиной грацией, откатившись на расстояние удара.
Проклятие!
Пронеслось в голове Андрея, застучав в висках вместе с кровью. Это была уловка! И как он сразу не догадался?!
Глупая, примитивная уловка, и он повёлся на неё, как мальчишка!
Дикарка же одним молниеносным движением достала спрятанный в складках одежды узкий клинок и вытянула его перед собой, защищаясь. Сталь блеснула в огне очага коротким, холодным всполохом. Не просто отсвет, предупреждение, молчаливое и неоспоримое.
Мир на мгновение поплыл перед глазами, но Андрей силой воли заставил себя собраться. Его взгляд скользнул с тонкого, смертоносного жала, направленного прямо в его сторону, на девичье лицо. И сквозь нарастающий гул в ушах, сквозь пульсацию боли в плече, воин услышал её голос. Он донёсся будто издалека, обволакивающий и жёсткий, как лёд:
— Молись своим богам, чужак, но даже они не помогут тебе! Если тронешь меня ещё хоть раз, клянусь, ты пожалеешь об этом!
Её взгляд, только что полный яростной решимости, вдруг соскользнул вниз, на руку воина, и застыл. Зрачки расширились, вобрав в себя весь свет очага, и в них вспыхнул неподдельный, животный ужас. Не страх перед врагом читался с них, а нечто иное, более глубокое, словно язычница увидела нарушение какого-то священного закона или ритуала.
Андрей машинально проследил за её взглядом, и ледяная волна прокатилась по телу, вызывая озноб.
Рукав его добротной рубахи был пропитан тёмной, почти чёрной кровью. Липкая тяжесть ткани, алая струйка, упрямо сочившаяся и растекавшаяся по уже застывшему пятну. Воин смотрел на это, словно со стороны, и сознание с запозданием пронзила простая мысль:
Крови слишком много…
Не было времени на осознание. В следующий миг девушка начала действовать. Рывком, используя всю свою ловкость и ярость, она толкнула Андрея в грудь. Ослабевшее тело не оказало никакого сопротивления.
Мужчина грузно рухнул на шкуры, и прежде чем в глазах перестало темнеть, он уже чувствовал у своего горла ледяное лезвие её клинка. Острота, обещавшая мгновенную смерть, была единственным реальным ощущением в уплывающем мире.
Силы окончательно оставили его. Не было даже мысли о сопротивлении. Только свинцовая тяжесть в конечностях, звенящая пустота в голове и влажный холод смерти, уже пробивавшийся сквозь кожу от лезвия у самого горла. Воин бессильно откинул голову, позволив дикарке оказаться сверху, зажав его тело между своих бёдер. В этой унизительной позе не было ничего от прежнего напряжения и борьбы, только его тотальная капитуляция.
— Сейчас я займусь твоей раной, — голос девушки прозвучал жёстко, без колебаний, словно приказ. В нём не было и тени сострадания, лишь холодная, практичная решимость. — Не для того я спасала тебя от лютой метели, чтоб ты отдал Владыке душу в этом доме.
Её малахитовые глаза, прищуренные всего мгновение назад, теперь горели ровным, неумолимым светом. Взгляд человека, взявшего на себя обязательства, которые ему в тягость. Андрей мог лишь молча кивнуть. Сил, чтобы сопротивляться, не осталось, последние ушли на борьбу с этой разъяренной кошкой.
Решив, что ему нечего терять, как и неоткуда ждать помощи, воин позволил ей помочь себе. Чтобы не видеть лица девушки, этого смешения ярости и странной обречённости, воин отвел взгляд, впервые по-настоящему осматривая жилище.
То, что он увидел, заставило его забыть о боли.
Деревянные пол и стены, потемневшие от времени, выглядели уныло и обветшало. Крошечное оконце, затянутое мутным бычьим пузырем, едва пропускало свет. У противоположной стены ложе с наброшенными на него шкурами. Посреди дома очаг — единственный источник света и тепла, вот и все небогатое убранство. Запах сырости, витавший в комнате, не могли вытравить даже висевшие у огня пучки трав и корений. Этот дом явно не был жилищем ведьмы, без труда можно было понять — тут вообще давно никто не жил. И хоть ему попытались придать жилой вид: набросали на ложе шкур, сложили в углу немного дров, развели огонь. Но Андрей сразу сообразил, что люди пришли сюда не больше пары дней назад.
Это открытие озадачило его.
Мужчина затаил дыхание, прислушался.
Тишина.
Ни привычного лошадиного ржания, ни даже отдалённого лая собак. Только завывание ветра в ветвях и треск поленьев в очаге.
Неужели он находится не в деревне язычников?
Значит, остается единственный вариант: они в доме, где-то посреди леса, через который скакал воин. Но что тогда тут делает девушка в одиночестве, да ещё в самом начале зимы?
Давайте познакомимся с нашими героями поближе.

Приглашаю всех в мой телеграм канал "Мария Кокорева. Автор" там я планирую общаться с читателями, выкладывать закулисье авторской жизни, много артов, визуалов и видео по моим романам, а еще проводить конкурсы. Добавляйтесь)

Тёмный Владыка ударил своим посохом по Пустоши, и из трещины хлынула Первая Река — не вода, а лёд, чёрный, как сама его душа. Он собрал лёд в ладонях и вылепил из него горы, острые, как клыки зверя. Потом дунул на них, и от его дыхания родились метели, что кружили без конца, вырезая ущелья и долины.
Легенда племён Северных Лесов
Глава 3
Тело будто наполнялось силой, светлой, обжигающей энергией, струившейся по жилам, словно расплавленное солнце. Она жгла изнутри, выжигая остатки слабости и боли, заставляя сердце биться ровно и мощно. Казалось, будто кто-то влил в него саму жизнь, густую и тягучую.
Отчего-то пригрезился летний погожий день из тех далеких времён, когда он был ещё ребенком и носился с сестрой по лесам и лугам близь Лисьего озера. Как набегавшись, прыгал с разбега в тёплую, нагретую полуденным солнцем водицу и, раскинув руки, блаженно закрывал глаза, ощущая, каким лёгким и невесомым тут же становится тело, стоит ему оказаться в ласковых водах родного озера.
Посторонний звук вывел Андрея из полусонного забытья, возвращая к реальности. Мужчина открыл глаза, пытаясь осмотреться в полутьме и понять, где находится.
И вновь перед его взором будто видение предстала черноволосая дикарка. Казалось, одним своим присутствием она наполняет светом столь унылое окружение обветшалого сруба. И даже потемневшие от сырости стены уже казались не столь ужасными, перестав напоминать Андрею заброшенную землянку.
Она сидела у очага. Её длинные тонкие пальцы проворно перебирали чёрные как смоль волосы, заплетая их в косы. Это действо настолько околдовало воина, что он, не в силах отвести взор, зачарованно наблюдал за девушкой, жадно ловя каждое её движение. Иногда она останавливалась, склоняясь над очагом и неспешно помешивая кипевшее в котелке варево. В эти мгновения Андрей, сам того не замечая, замирал, восхищенно рассматривая изящный профиль и нежную линию лебединой шеи.
Он пролежал так довольно долго, украдкой рассматривая язычницу, ругая себя за слабоволие, но всё ж не найдя в себе силы оторвать взгляд или сказать ей о том, что сон уже давно покинул его. Но то ли дыхание воина изменило ритм, то ли спиной она ощутила тяжесть его взгляда. Словно птица, почувствовавшая взгляд охотника, девушка встрепенулась. Резко обернулась, устремив на него свой взор.
Этот взгляд потряс его.
Открытый и напрочь лишённый девичьей застенчивости или робости, он обжигал, показывая истинные мысли и желания его хозяйки.
Неужто и она думала о нём?
Да, ведьма была не так невинна, как выглядела на первый взгляд, и лишь глупец сейчас не заметил бы этого. Несмотря на ангельскую внешность, в её глазах не было и намёка на благочестие или целомудрие, напротив — в них пылал вызов и какая-то дьявольская непокорность, рождающая желание подчинить эту дикарку себе…
Андрей нахмурился, только сейчас осознав, какую игру затеяла его «спасительница». Она была умна и хитра, слишком хорошо понимая, как её красота действует на мужчин, и в полной мере умела пользоваться этой, присущей лишь женщинам, силой.
Ну, уж нет, с ним провернуть подобное не удастся! Пусть хоть все тёмные, языческие боги станут на её сторону, Андрей не поддастся соблазну! Пусть он не столь опытный воин, как хотелось бы, и это его первый большой поход. Но он не раз доказывал свою выдержку и силу характера на поле брани и уж точно сможет совладать с похотью и устоять против чар этой темноволосой красавицы.
По крайней мере, он отчаянно пытался в это верить, пока предательское тепло упрямо разливалось по жилам, вопреки всем его суровым обетам.
Девушка тем временем, заметив его пробуждение, торопливо поднялась на ноги и, налив в деревянную плошку варево, что готовилось в котелке, без единого слова подала её Андрею.
Он, с трудом управляя занемевшим телом, протянул здоровую левую руку к плошке и случайно коснулся тонких пальцев ведьмы. В тот же миг она заговорила, и её предостерегающий шёпот в полутьме был поистине подобен шипению:
— Чужак, кто давал тебе право касаться меня? Если тронешь ещё хоть раз, пожалеешь!
«Как Создатель умудрился поместить в столь прелестное тело душу змеи?» — промелькнуло у него в голове.
Андрей принюхался к содержимому плошки, стараясь не замечать на себе пристальный взгляд. Голод свинцовой тяжестью сковал желудок, заставляя забыть о гордости. Воин был слишком голоден и слаб, чтобы вновь вступать в перепалку с этой дикой кошкой. Всё, что его сейчас заботит, как бы набраться побольше сил и поскорее выбраться из этого проклятого места.
После первого же глотка он понял: ведьма варила похлёбку из репы. Да, это не то, что он хотел бы сейчас отведать, но уж лучше, чем ничего. Видимо, запасы хозяйки дома на зиму были весьма скудны, раз она готовила столь постное кушанье. А может, просто решила не тратить на него провизию, предпочтя приберечь вяленое мясо и рыбу до лучших времен?
Несколькими жадными глотками мужчина осушил плошку, не без удовольствия ощущая, как горячая похлёбка согревает его изнутри, принося чувство пусть легкой, но все же сытости.
Возвращая посуду, он нарочито медлил, давая девушке возможность забрать плошку, не коснувшись его пальцев.
— Даже еду нельзя взять без риска для жизни, — в голосе его прозвучала усталая насмешка: - У вас суровые порядки.
Зелёные глаза обожгли надменностью:
— У нас ценят силу. А ты — слаб.
— Слаб, но жив, — парировал, не желая уступать. Сделал паузу и, сам удивившись собственным словам, добавил тише: — Благодаря тебе.
Язычница замерла, и на её лице на миг промелькнуло неподдельное изумление, будто он сказал нечто на совершенно незнакомом языке. Но тут же, будто спохватившись, выгнула бровь и с холодной усмешкой заметила:
— Заблуждаешься, чужак. Это не я спасла тебя, — её голос был тих и холоден, — это Владыка решил, что твой час ещё не настал.
Но мир был мёртв. Тогда Владыка проколол свою ладонь о ледяной пик, и капли его крови упали на лёд. Там, где они коснулись, лёд зашевелился. Так появились первые люди: бледные, с глазами, как звёзды, и кровью, что текла медленно, как смола. Они не знали ни смеха, ни слёз, они умели лишь служить.
Легенда племён Северных Лесов
Глава 4
Что-то касалось его волос. Легко, почти невесомо. Пальцы медленно скользили по прядям, запутывались в них и снова скользили с терпеливой нежностью. Это прикосновение было знакомым до боли, до щемящей тоски в груди. Точно так же, ещё в детстве, ласкала его матушка, убаюкивая тихой песней после ночных кошмаров.
Андрей погружался в это ощущение, тонул в нем, как в тёплой воде. Тело было тяжёлым, расслабленным, а разум затуманенным и беззащитным. Ему так хотелось верить в эту иллюзию, продлить эти сладкие мгновения забытья…
Но что-то было не так.
Слишком холодны были эти пальцы. И в их движениях сквозь ласку пробивалась какая-то чужая, методичная точность.
Ледяная волна осознания ударила в виски, смывая остатки сна.
Он открыл глаза, и мир перевернулся.
Нежная греза испарилась, словно её и не было. Вместо образа матери над ним склонилось другое видение — прекрасное и смертоносное.
Чёрные волны её волос, пахнущие дымом и травами, падали на грудь воина. Лицо, бледное и бесстрастное, как у древней богини, требующей жертву, было всего в паре ладоней от его. А в тонких, изящных пальцах вовсе не гребень…
В них блестел клинок.
Дикарка стояла над ним, явно желая воплотить свои угрозы, даровав смерть, перерезав во сне горло, ритуальным кинжалом.
Инстинкт сработал быстрее разума. Руки Андрея, казалось, двигались сами по себе. Пальцы с силой сомкнулись на её хрупком запястье. Раздался короткий, болезненный вскрик. Пальцы девушки разжались в ту же секунду, и кинжал с глухим стуком упал на звериные шкуры меж ними.
Ярость бурлила в воине, и даже понимание — желай девчонка его смерти, он уже давно лежал бы истекающий кровью, не могли успокоить и смирить его гнев. Разум кричал, что будь её намерения тверды, он бы уже не дышал. Но это знание тонуло в кипящей пене гнева, обиды и дикого, животного ужаса от того, как легко она обманула его тело, прикрывшись лаской.
— Ты решила, что я позволю заколоть себя, как смиренного ягнёнка?! — голос Андрея был низким, сиплым рыком, полным такой ненависти, что, казалось, воздух вокруг дрожал. Он не отпускал её руку, впиваясь пальцами в тонкое запястье, заставляя чувствовать каждую крупицу его силы.
— Отпусти! — крик ведьмы был пронзительным, диким, полным бессильной ярости. Она извивалась в его хватке, изо всех сил пытаясь выскользнуть.
— Ты только что пыталась убить меня! — он тряхнул девушку, и её голова откинулась назад, обнажив напряженную шею.
— Убить? — на алых губах расцвела язвительная, кривая усмешка. — Мне всего-то нужна была прядь твоих золотых волос!
— Решила сжить меня со света?
Одному дьяволу известно, для каких ритуалов ей понадобились его волосы, но то, с какой легкостью девушка признавалась в своих грехах, ещё пуще разозлило Андрея.
Её наглая, бесстыдная откровенность подливала масла в огонь его бешенства, не давая и мгновения, чтобы выдохнуть и успокоиться.
— Пусти, а то заставлю пожалеть о своей силе, чужак! — ведьма выплюнула слова и гордо вздернула подбородок, а её взгляд, полный холодного, бездонного презрения, обжег сильнее любого оскорбления.
Это лишь подстегнуло его злость, придавая сил, заставляя идти на риск.
Андрею надоели игры, в которые играет эта девчонка, и он решил поставить её перед выбором, в глубине души уже зная, как поведет себя его «спасительница». Схватив лежавший на ложе кинжал, который дикарка выронила ещё мгновение назад, он вложил тяжёлую рукоять в её ладонь. А потом придвинулся так, что острая грань клинка коснулась кожи в опасной близости от его горла.
— Ты не в первый раз грозишь мне смертью, — его дыхание стало горячим и частым. На лице язычницы на миг мелькнула паника, дикая, животная. Зрачки расширились, поглощая зелёную радужку. Но уже через секунду девушка взяла себя в руки и с вызовом посмотрела на него.
Воин знал, что она не станет этого делать. Он читал это в ней, в её странной заботе, в этом проклятом противоречии между долгом и… чем-то ещё. Он понимал, желай она убить, сделала бы это сразу, покуда он ещё в себя не пришёл. То и дитю малому понятно, ему же необходимо было вывести девчонку на чистую воду, заставить рассказать, что задумала и чью волю выполняет, укрывая его здесь. Но простыми разговорами тут делу не поможешь, что ж остается только одно, идти на риск.
— Бей! — его рык прорвал тягучую тишину, где слышны были лишь треск огня и завывание метели за стенами, словно сама судьба ждала исхода их поединка. —Покажи, чего стоят слова и клятвы ведьмы!
Мгновения тянулись, как смола. Рука с зажатым в ней кинжалом дрожала, но не двигалась.
В конце концов, воину надоело ждать и, рассмеявшись, он с легкостью оттолкнул девичью руку, что продолжала сжимать клинок.
С горькой, торжествующей усмешкой он пророкотал:
— Я так и дума…
Окончить фразу он попросту не успел, вернее, ему не дали, так как в следующий миг эта чертовка взмахнула кинжалом и нанесла удар, вспарывая острым лезвием его загорелую кожу.