Пепельное солнце

Часть I. Трагедия в Овлесе. Глава I. Не вздумайте ловить падающих богов, если не хотите обжечься

Сияние багровой луны тускло освещало тронный зал. Он стоял передо мной на коленях, сломленный, но с надеждой во взгляде и движении рук.

— Мы живём в потрясающем мире, господин Ма, в неописуемо потрясающем мире!

Слова потоком лились из его окровавленных уст, глаза горели желанием жизни.

— Жаль, но многие этого совсем не понимают. Сколькие из нас пытаются перестроить всё вокруг? Под свои неутолимые желания? Но зачем?

Его грудная клетка судорожно дёргалась в кровавом кашле, мешая говорить: одна капля неожиданно падает мне на сапог, и в ней лишь отражаются огненные сполохи.

— Этот мир был создан таким: наполненным и непознаваемым. Значит, таким он и должен оставаться. К чему гнаться за лучшим, когда лучшее уже перед нами? Ведь стоит только открыть глаза пошире и вкусить прелести жизни, дарованные свыше.

Он энергично взмахнул нескованными ничем руками, едва не заваливаясь на бок. Я не сдвинулся с места: знал, что не тронет меня — не смеет сопротивляться.

— Вы можете не верить мне, юный господин. Но таков завет тех, кто был до вас: старое поколение богов знало, зачем создавался этот мир. Наслаждение — вот она великая цель существования! Ни войн, ни голода, ни бедности. Золотое время!

В его взгляде сквозило безумие, но оно осознанное. Будто тот желал сойти с ума, хотел окунуться с головой в свою утопию.

— Новые боги не те, что старые. Эти ломают всё и строят, затем снова ломают и снова строят, забывая при этом истинное предназначение вещей, и переворачивают всё с ног на голову.

Он молчал с минуту, прежде чем устало продолжить, странно взглянув своим пронзительным взглядом:

— В таком мире и вы выросли таким же, господин Ма, — усмешка тронула губы.

Он упирался руками в каменный пол, пока мышцы едва заметно дрожали от напряжения разлившегося в воздухе. Никогда я не видел его таким.

— Сколько бы я вас ни учил, вы всё смотрите вперёд себя, а не вокруг. Но у вас ещё есть шанс измениться, пока вы молоды. Очнитесь!

Он вцепился сломанными пальцами в полу кимоно, умоляюще вглядывался в моё лицо, но не мог найти ничего, чего так желал.

— Вкусите тёплого вина спокойной жизни. Отриньте манящий вас хаос, встаньте на путь истинный, забытый всеми!

Я сжал рукоять меча. Мои губы дрогнули в усмешке, но он будто и не замечал её вовсе, а всё продолжал торопливо вещать.

— Нам нужна ваша поддержка, господин Ма. Мы молимся старым богам, позабыв про новых, и они не оставят это так просто. Мы нуждаемся в защите, но кто встанет на нашу сторону, если никто не смотрит на этот мир нашими глазами? Никто не хочет понять суть, все ищут лишь ответы на вопросы: «как» и «когда», но они не хотят слышать ответ на вопрос: «зачем».

Капля медленно стекает по его подбородку, и едва задумавшись, падает вниз разбиваясь на микроскопические частицы. Также, как и разбивались его слова.

— Я дам ответ, юный господин, я вижу по вашим глазам — вы готовы слушать и слышать. Я знаю, что вы не такой, как другие боги. В вас ещё теплится душа старого духа: духа свободы и духа блаженства. Не дайте чёрному смраду, таящемуся в душах ваших предков, выйти наружу. Уничтожьте его в зачатке!

В отдалении послышался звук горна. Война уже близко.

— Поймите мою печаль и боль по миру, в котором каждый враг другому, где правит сухой закон и правила, установленные не нашими молитвами. Опустите меч и идёмте с нами! Возглавьте тех, кто сражается за прошлое, которое станет нашим общим будущим! Отриньте свою природу и обратитесь к сущности, скрытой глубоко внутри! Взгляните в глаза истине!

После этих слов я перерезал ему глотку. Убил собственного учителя, который обучил меня всему, что знал.

Почему я так долго слушал его? Не знаю.

Длительное время я считал, что таким образом просто хотел отдать дань уважения учителю, так сказать, предоставил возможность наставнику выговориться напоследок. Отец же недовольно обронил, что я лишь проявил слабость: слишком привязался к старику, и именно поэтому мой меч замер над глоткой учителя, пока тот безумно кричал о лучшем будущем.

Но было ли это слабостью или всё же состраданием? Или сострадание — это и есть слабость?

Не знаю.

Зарп был первым, кого я убил. Довольно символично — мой учитель научил меня не только, как правильно сидеть за столом, как принимать гостей и как отвечать на молитвы подданных, но и тому, как выверенно втыкать остриё меча в тёплую плоть, чтобы превратить её в закостенелое смрадное тело.

Немало столетий прошло, а я до сих пор помню, как дрожала моя рука, пока меч обагрялся кровью учителя.

Та война была неправильной — стольких я лишил жизни и стольких мог спасти. И всё ради чего? Куда меня это в итоге привело?

Одиночество. Изгнание. Скитания в смертном теле.

Я был великим, а стал никем.

Почему учитель Зарп не предупредил меня о том, что бывает с теми, кто идёт против установленного порядка? И почему его смерть меня ничему не научила?

И что вообще старик имел в виду, когда с безумным старанием выплёвывал с кровью каждое слово предсмертной речи? Он хотел меня о чём-то предупредить, это ясно как день в пустыне. Однако сколько бы я в последние годы не прокручивал речь в голове, ни единая путная мысль меня не посетила.

Глава 2. Исход последней Луны

— Эй, ты чего? Заснула, что ли? — светловолосый мальчик, лет десяти, нагнулся над девушкой, которая сидела прямо посреди дороги, обняв тощие коленки, и бессмысленным взглядом взирала на немногочисленных прохожих. — Заболеешь же!

Мальчуган взял девицу за рукав простой холщовой рубахи и потянул вверх. И она на удивление мальчишки поддалась, легко встав, но дальше этого дело не двинулось.

— Ты слепая, что ли? — мальчик помахал ладонью перед сиреневыми глазами незнакомки, та, неосознанно проводив руку взглядом, снова уставилась в пустоту. — Да вроде не слепая. Одержимая, значит?

Мальчишка, не получив никакого ответа, самостоятельно сделал вывод и тут же с ним согласился.

— Это ничего, мой батюшка и не такое лечит, он у меня великий целитель! Все люди в округе так говорят. Идём со мной, мы тебя быстро приведём в порядок.

Взяв девушку за холодную руку, мальчик повёл её за собой по пыльной дороге на заросший полевыми цветами холм. Мимо них проходили путники всех видов и размеров: торговцы с телегами, забитыми всякой всячиной, бедняки с полными карманами «ничего», дети с корзинками ягод, взрослые с косами через плечо — никто не обращал на парочку никакого внимания, ибо мысли прохожих занимали предметы куда более важного, внутреннего характера.

Незнакомка немного оживилась и принялась с лёгким интересом оглядываться по сторонам, но это было похоже, скорее, на обмен любезностями с новым, ранее не виданным местом, чем на искреннее стремление узнать больше об окружающем мире.

— И откуда ты только такая взялась? Я тебя раньше здесь не видел, а я, между прочим, тут всех знаю! — мальчик на ходу звонко щебетал о всякой незначительной для незнакомца ерунде: рассказывал о соседях; своём учителе словесности; о кошке, родившей двенадцать котят; о солнце, что на днях свалилось с небес в соседней стране; и о сестре, которая недавно удачно вышла замуж.

— Мы с отцом очень рады, что она замуж вышла за хорошего парня, за Пирта, — звонко отчеканил мальчишка, из-за плеча поглядывая на свою «находку». — Пускай он не местный, но мужчина — хоть куда! Пирт у нас кузнец, суровая у него работа, конечно, но заказов целая куча и денег много, ведь Пирт такие мечи делает — загляденье! Если останешься у нас подольше, я тебе покажу.

Поднявшись на холм, путники оказались в большом поселении, раскинувшемся во все стороны на многие мили. Здесь было столько домов и людей, сновавших по своим делам между небольшими бревенчатыми постройками, которые словно грибы торчали из земли, что девушка резко затормозила, растерянно озираясь вокруг.

— Ты чего? — мальчишка обернулся и заинтересованно, с частичкой покровительственного сочувствия проговорил: — Ты не бойся, тут все хорошие, никто тебя не обидит. Идём, я покажу тебе свой дом.

Мальчик вёл свою новую знакомую по широким улицам, заполненным селянами в лёгких хлопковых рубашках цвета свежевскопанной земли. Все вокруг были светловолосыми, краснощёкими и улыбчивыми до приторности. Парнишка здоровался со всеми, кого видел, а ему в ответ приветливо махали руками, совершенно не обращая внимания на особу, которая явно не вписывалась в местный антураж.

— Люди тут прямо светятся от доброты и счастья! — продолжал вдохновенно петь мальчишка. — Ты знала, что наша деревня, Овлес, самая процветающая в царстве? Мы здесь чего только не выращиваем, а местные ткани и оружие славятся на весь Орджен и даже вайсы их покупают, представляешь? Я тебе всё покажу, только сначала батюшка вылечит твою одержимость духами.

Девушка совсем не обращала внимания на болтовню мальчишки, лишь рассеянно окидывала потухшим взглядом одинаковые лица мужчин и женщин, и безвольно тащилась за неуёмным ребёнком.

— Кстати, меня зовут Дилфо, сын Борфа, лучшего целителя в деревне. А ты своё имя не скажешь? — Дилфо заискивающе посмотрел на девушку, но та даже взгляда на него не опустила. — Ну ладно, как хочешь, потом познакомимся. Мы, кстати, уже пришли. Заходи внутрь, только осторожно, там ступеньки крутые.

Дилфо привёл свою незнакомку к низенькому белёному домику, треугольная крыша его была покрыта толстым слоем мха, а дверь была слишком низкой даже для ребёнка.

— Пригнись, а то головой стукнешься, и под ноги смотри, а то упадёшь! — Дилфо, выкрикивая наставления, вёл девушку по узким деревянным ступеням куда-то вниз, в темноту и сырость. — У нас в деревне все дома такие, наполовину в земле, наполовину наружу. Это чтобы от россов прятаться. Они глупые, да вот только нападать на нас любят, забирают скот и маленьких детей. Только ты не бойся, россов здесь уже лет десять никто не видел, мне бабуля про них рассказывала.

Они оказались в просторной сумрачной комнате, которая освещалась тремя свечами: две стояли под огромной картиной, изображавшей печальную женщину с серпом в руке, а одна уютно пристроилась в земляном кармашке слева от двери. Стены комнатушки были сделаны из деревянных брусьев, пол был полностью земляной, утоптанный многими поколениями. Посреди комнаты стоял большой деревянный стол, заставленный склянками и усыпанный разноцветными сушёными травами, за этой кучей не сразу было заметно, что в комнате есть кто-то живой.

— Батюшка! Я привёл к тебе больную, кажется, она одержима, — Дилфо оставил свою находку и бросился за стол, за которым оказалась широкая скамья. На ней тихо постанывал старик. Его голова была закутана белоснежной тканью, а по ней бесформенными пятнами расползались красноватые разводы. Рядом со стариком, в его ногах сидел невысокий мужчина с землистым лицом, с сеткой глубоких морщин, плавно перетекающих в шрамы непонятного происхождения, круглые, словно кто-то долго тыкал пальцем ему в лицо, пока кожа не сдалась и не приняла причудливую форму.

Глава 3. Больше не одинокий одиночка

М-да. Однако приземление свергнутого бога оказалось не из лёгких. В памяти тут же возникло моё собственное падение с небес, когда я перекувыркнулся в воздухе по меньшей мере сотню раз лишь затем, чтобы вонзиться своей черепушкой в илистое дно озера. Хоть и упал я достаточно сильно, но никто не пострадал, ну, кроме рыб и иной живности озера, которая расплескалась с водой по песчаному берегу.

А вот мой собрат приземлился эффектно. Выжечь целую деревню — это тебе не рыб распугать.

Огонь от места падения, выпарив всю воду с рисовых полей, с треском распространился на покинутые деревянные дома и с гулом покатился по широким улицам, заполняя собой всё пространство вокруг и наводя ужас на небольшую кучку чудом выживших крестьян, которые с истошными криками мчались в сторону соседней деревни.

Интересно, сколько времени понадобится пожару, чтобы выжечь южные районы царства Холгой? Как по мне, пары дней точно хватит, если Северный бог Ветра, который давно не в ладах со старшим сыном бога Солнца — владельцем царства, подбавит ветерку.

Хотя кто знает, может, они уже помирились давно. Как-никак в Бессмертной Юдоли я не появлялся уже четыре сотни лет. Для богов, конечно, это срок небольшой, но и за это время всё могло перевернуться с крепких ног на нерадивую голову и обратно несколько десятков раз.

Вдохнув полную грудь пепла, шумно откашлявшись, я решил направиться в самое пекло и поприветствовать своего нового друга или врага, тут как повезёт. Но жалкое тело свергнутого бога не дало мне продвинуться и на пару шагов — жар душил лёгкие, в носу стоял запах палёного мяса и гари. Поэтому я решил на время отбежать на безопасное расстояние, если его можно назвать таковым в текущих обстоятельствах, на холм, откуда местные развеивали прах умерших, и молиться оттуда Северному богу Ветра, чтобы он дул в сторону соседней деревни и не дал мне подохнуть мучительной смертью в пекле «божественного снисхождения».

Я с трудом поднялся на холм, борясь с уже привычной отдышкой, уселся рядом с жалким клочком кустарника, упёрся ногами в одиноко торчащий из земли камень и принялся ждать, пока пожарище не затихнет.

Как я и предсказывал, вскоре ветер усилился, хотя недавно и травинка не колыхалась, и поднял тучу искр, неся её на юг в соседние деревни, раздувая уже было потухшие от недостатка топлива тусклые огоньки солнечного света.

Всё-таки боги очень постоянны в вопросах дружбы. Если уж кого ненавидеть, то основательно и стабильно, не упуская возможности насолить ближайшему заклятому врагу.

Поверьте, я знаю, о чём говорю, сам таким делом промышлял.

Прошло, наверное, несколько часов с момента падения шара, огонь сжёг всё, до чего дотянулись его искристые щупальца, но солнце так и не сдвинулось с места.

А вот это интересно. Нарушить привычный для смертных солнечный ход мог только Верховный бог Солнца, Бо Юкан, а это значит, что свергнутый божок чем-то насолил ему или связан с ним каким-то другим образом, раз за ним такое пристальное внимание.

Всё, не могу больше терпеть, надо узнать, кого занесло в Солнечную Юдоль Смертных.

Спустившись с холма, чуть не навернувшись при этом на каменистом склоне, я слабым бегом направился в эпицентр падения. Босые ноги мои утопали в горячем пепле, лёгкие горели от газа, испускаемого горением, так что мне пришлось натянуть на нос рубаху, но я ни на миг не останавливался: любопытство сильнее чувства самосохранения, особенно у тех, кому с рождения смерть является старой подругой.

Я серьёзно. Смерть частенько захаживала со своими сыновьями во владения моего отца, когда я был сопливым подростком. Замечательная женщина, если не обращать внимания на лёгкий запах тления, исходящий от неё.

Место падения бога отчётливо выделялось небольшим кратером, который слегка дымился, но вот виновник бедствия из него давно выбрался и ползал вокруг углубления в земле на коленях, чуть ли не носом касаясь раскалённой почвы.

Чего-чего, простите? Молится он там, что ли?

Волосы бога, цвета расплавленного золота, были собраны в тугой пучок на затылке. Сам он был одет в мужской военный доспех Солнечной Резиденции. От него резало глаза, ибо он был украшен драгоценными камнями и состоял из солнечной плазмы, которая вдали от божественного тела превращалась в жидкую массу, с лёгкостью переносимую в кувшине для воды. Но в боевой готовности на теле своего хозяина она становилась крепчайшей бронёй, которую неспособно пробить даже священное орудие. Воистину нечестно. Хотя чему удивляться — солнечные боги те ещё жулики, уж мне ли не знать.

Вид моего нового товарища по несчастью заинтриговал меня, так как с солнечными богами я имел очень тесное и довольно неприятное знакомство. Поэтому, пользуясь тем, что бог временно был занят изучением выжженной земли, я принялся внимательно, насколько это было возможно со спины, разглядывать его, высматривая известные мне приметы старых «друзей».

Мысленно перебрав всех знакомых златовласых богов, подходящего я не нашёл и поэтому с облегчением решил, что передо мной новорождённый бог, который появился на свет за те четыреста лет, что я отсутствовал в небесном царстве, а значит, я ещё не успел ему насолить. Из-за чего я немного расслабился, осмелел и решился подать голос:

— Извините, вам чем-нибудь помочь? — громко вопросил я на божественном наречии, но мне никто не ответил, даже голову не повернул. — Я говорю, помощь нужна?

Глава 4. Орудия смерти, дарующие жизнь

— Осторожнее, он очень острый! — Дилфо еле успел выхватить только что наточенный серп из рук Ючке, которая отрешённо проводила пальцами по острию. — Поранишься ещё!

Дилфо и Ючке сидели на свежескошенном стоге и наблюдали за оживлёнными ордженцами, то и дело пробегающими мимо них с вилами и серпами в руках. Некоторые из деревенских несли огромными кучами собранный сокрус, из которого готовили потрясающе мягкий серый хлеб и терпкий охладительный напиток, называемый сокрелс, без коего ни один ордженец не выходил из дома в особо жаркие дни.

Солнце было в зените. Стояла невыносимая жара, но она совсем никого не беспокоила — царство Орджен находилось в самом центре Солнечной Юдоли Смертных: местные давно привыкли к испепеляющему пеклу и отсутствию спасительной тени. Вот и сейчас, несмотря на нестерпимый для прохожего чужеземца палящий зной, ордженцы усердно работали вместе, словно отлаженный кем-то механизм, ни на мгновение не прерываясь на беседу или на отдых. Они позволяли себе лишь дружно напевать под нос народные песни своими клокочущими, как быстрая река, голосами, собирая в снопы золотистые колосья сокруса тонкими, но крепкими руками.

— Эй, чужестранец! Попробуй, — парень с длинными серебристыми волосами, заплетёнными в косу, с лучезарной улыбкой протянул Ючке ладонь, полную земляники. Девушка пригляделась к содержимому и отрицательно покачала головой.

— Что? Не любишь ягоды? — удивился юноша.

— Зато я люблю! — Дилфо быстрым движением взял горстку земляники и соскочил со снопа. Сереброволосый парень шутливо поймал его и принялся трепать по светлой копне волос.

— Ючке ничего не ест уже несколько дней, — пожаловался Дилфо, выбравшись из хватки. — Даже воду и ту не пьёт, по крайней мере, мы не видели. Батюшка говорит, что это от шока.

— Вот как, — задумчиво протянул парень. — Я слышал, что некоторые существа могут несколько месяцев обходиться без еды и воды. Может, Ючке к таким относится? Например, в нашем мире есть кенканы, они в воздухе проводят почти всю жизнь и редко спускаются к нам, земным жителям, чтобы перекусить.

— Не похожа она на кенкана, и вообще, враки всё это, Пирт, — недоверчиво протянул Дилфо. — Кенканов никто не видел, они же из сказок.

— То, что ты их не видел, не значит, что их нет, — Пирт снова попытался потрепать мальчишку по волосам, но тот ловко увернулся и отбежал подальше, чтобы не попасться. Пирт оставил попытки его поймать, рассмеялся мягким журчащим смехом, а потом протяжно вздохнул, подняв голову к небу, и уверенно произнёс:

— Кенканы, к сожалению или к счастью, всё же существуют, пусть их и не так много. Они живут вон в тех горах и служат Солнечной империи, я часто видел их в небе, когда доставлял мечи в Свеан.

Пирт указал рукой на синеватую цепочку гор на западе. Издалека горы казались полупрозрачной дымкой, сливающейся с голубизной неба, которую можно было легко развеять мановением ладони.

— Солнечной империи тоже нет, — отрезал Дилфо, оторвав заворожённый взгляд от извилистой горной гряды.

— Это ещё почему? — удивился Пирт. Его тонкие губы тронула озорная улыбка. — Потому что ты и её не видел?

— Именно так, — непреклонно заявил Дилфо.

— Что ж, по-твоему, кроме ордженцев, никого в мире не существует, а земля плоская как блин? — хохотал Пирт.

— Пока я сам всё не увижу — да, — железно произнёс Дилфо, нахмурив толстые белёсые брови.

— Ах ты маленький проказник! — Пирт резким движением ухватил Дилфо за шею и защекотал его, заставляя того извиваться как змея от хохота.

— Чего вы тут веселитесь, работать я одна буду? — из-за стога незаметно вынырнула низкорослая миловидная ордженка, на её плече покоилась длинная остро наточенная коса. Круглое румяное лицо девушки очень старалось показать недовольство, но от него так и веяло дружелюбной отходчивостью.

— Мы тут уже закончили, Ларфа, так что решили немного передохнуть, — Пирт отпустил мальчика, ухватил Ларфу за руку и нежно заглянул ей в глаза. — Я дожидался тебя. Мне уже пора идти: мечи для Вайсии сами себя не сделают.

— Вайсии? — переспросил Дилфо. — Они же только недавно заказывали несколько десятков мечей.

— Да, это так, — покачал головой Пирт, его лицо приняло озабоченное выражение. — Говорят, что жуткие твари опять выходят из Великого леса, многие вайсы погибли, сдерживая их натиск.

— Ох, надеюсь, вайсы их там всех перебьют, — обеспокоенно покачала головой Ларфа, — иначе эти твари до нас доберутся.

— Для этого им придётся пройти земли Мёртвых великанов и перелезть через горы Солнечной империи, а такого ещё никогда не случалось, — Пирт с теплой улыбкой погладил свою молодую жену по коротким пушистым волосам. — Справитесь тут без меня?

— Конечно, — кивнула Ларфа с серьёзностью заядлого трудолюбца. — Ючке отлично управляется с серпом, так что мы даже не заметим, что тебя нет.

— Так уж и не заметите, — Пирт звонко чмокнул в розовую щёку Ларфу, а та заливисто засмеялась.

— Ючке, приходи к нам сегодня вечером, — обратился Пирт к девушке, которая всё это время сидела на стоге сена и безучастно глазела на них. — Ларфа потрясающе готовит пирог из свежескошенных трав, а её хмель из листьев ударяет в голову с одного глотка.

Глава 5. Известность - это когда о тебе знают то, чего ты сам о себе не знаешь

Мне удалось догнать её на окраине деревни Атто, которую так тщательно и основательно сжёг божественный солнечный шар. Свергнутая богиня стояла посреди пепелища, где раньше располагался дом сельского старосты, и схватившись за грудь, тяжело дышала. На лице её была неописуемая смесь эмоций из ужаса, недоверия, смятения и чего-то ещё. Разочарования?

— Эй, ты так рванула, я уж думал, не поспею… — начал было я, но она резко прервала меня, крепко вцепившись в мою руку.

— Что это такое? В груди? Почему так тяжело дышать?

Она с трудом перевела дыхание, по её смуглому лицу катились капельки пота, золотистые волосы выбились из тугого пучка и прядями спускались на плечи, плотно укрытые золотым металлом доспеха.

Забавное зрелище.

Я, наверное, выглядел также, когда меня спихнули с Небесной Тверди и окунули лицом в грязь смертной Юдоли. Хорошо, что никто не встречал меня внизу, какой это был бы позор.

— А, ты про это. Привыкай, — усмехнулся я, пытаясь отделаться от её руки, но она словно прилипла ко мне. — Тело без божественной энергии слишком слабое и неповоротливое, ему всё время нужно отдыхать, а возможности его существенно ограничены. Я уже не говорю о постоянной нужде в еде, воде, сне и иных вещах, о которых я из вежливости перед женщиной упоминать не буду.

Свергнутая богиня уставилась на меня, словно на умалишённого, но затем до неё дошёл смысл моих слов, и лицо её скривилось.

— Есть? Что есть? — спросила она срывающимся от недавнего бега голосом.

— Как что? Человеческую еду, что же ещё. Души твоё тело сейчас не примет.

— О боги, — она закатила глаза, наконец-то отцепилась от меня и утерла пот со лба.

И несказанно удивилась влаге, появившейся на ладони. Как дитё малое, честное слово. Хотя чего говорить, сам долго привыкал к этой жидкости, которую так любит выделять слабое человеческое тело в огромных количествах.

— Да, скажем спасибо старым богам за возможность на собственной шкуре прочувствовать тяжесть быть смертным, — я хмыкнул, а она зыркнула на меня испепеляющим взором, которым так славятся её старшие братья. О, сколько раз солнечные боги пронзали меня пиками острых взглядов в словесных перепалках. Эх, счастливые и беззаботные деньки!

Но не время сейчас предаваться воспоминаниям — реальность уж слишком настойчиво стучалась в двери моего сознания.

Богиня уже отдышалась, но на лице её всё ещё появлялись болевые судороги от чрезмерного физического напряжения. Так и недолго свалиться от изнеможения в самый неподходящий момент. Я знаю, каково это, когда смертное тело предаёт тебя в самое неудачное время. Однажды и я проходил через все стадии осознания своей беспомощности и ничтожности, чтобы затем надолго остаться в стадии принятия и абсолютного безразличия к своему положению. Но это я: сотни лет прошло, прежде чем я окончательно смирился, но эта девчонка только сверзилась с небес, представляю, что должно сейчас твориться в её в голове.

— Ты, надеюсь, в курсе, что в любой момент можешь умереть? — осторожно начал я. — Бессмертие твоё, конечно, никуда не делось, но неосторожность и безрассудство теперь могут привести к непоправимым последствиям.

— Умереть? — вопросила она дрожащим от волнения голосом.

— М-да, послушай, солнышко, тебе вообще хоть что-нибудь рассказывали перед изгнанием?

Она как-то странно посмотрела на меня, я ожидал чего угодно: вспышки ярости, гневную тираду или просто равнодушный взгляд, которым она меня недавно одарила, но увидел нечто другое, похожее на скрытую улыбку. По крайней мере, мне привиделось, что её золотистый глаз на мгновение задорно блеснул, а уголки губ ненадолго приподнялись, но тут же заняли своё обычное место. Странная она, надеюсь, её свергли не за сумасшествие, а то у нас, бессмертных, таких примеров пруд пруди.

Но у этой богини, похоже, с самообладанием было всё в порядке. Она глубоко вдохнула, прикрыла глаза, а затем в полном спокойствии, без тени иронии или недовольства произнесла:

— Знаешь, боги не церемонились со мной особо, когда сталкивали сюда, а я как-то заранее не интересовалась, что бывает с теми, кого вышвыривают с небес, — богиня скептически оглядела себя, прежде чем произнести: — Это, конечно, неприятно находиться в теле смертного, но радует то, что моё обличие почти не изменилось. На большее я и не рассчитывала.

Я усмехнулся: вот это выдержка. Ещё и дня не прошло после изгнания, а она уже способна критически оценивать своё положение и говорить о нём так спокойно. Когда я был на её месте, то рвал и метал от негодования, пока не свалился на землю от усталости посреди сожжённой и уничтоженной мною рыночной площади какого-то города, какого именно — и не вспомнить.

Но не об этом сейчас.

Свергнутая солнечная богиня не заметила моей усмешки, она безрезультатно пыталась отряхнуть запылившийся доспех, окончательно вернув себе утраченное было самообладание. Она снова была спокойна и равнодушна к окружающему её миру, совершенно забыв о недавно пережитом сильном волнении.

Не так, ой не так должны выглядеть свергнутые боги. Она словно на прогулку спустилась и вот-вот возвратится обратно. Но что-то я сомневался в том, что её наказание продлится меньше года — если бога свергают, то свергают минимум на сотню лет, иначе это и не наказание вовсе.

Глава 6. Танцуй на костях своих предков

Дом Пирта и Ларфы особняком стоял на западном краю деревни Овлес, в центре ровной, как доска долине, где паслись мохнатые коричневые овцы со всей округи. Трава в ней изумрудно-серебристого цвета, живительную влагу она брала из по-молочному тёплой реки и была настолько сочной и свежей, что, идя по ней, с хрустом ломая травяные тельца, ты рисковал промочить ноги. Овцы с животной радостью любили вкусить плоды причудливого природного симбиоза, а поэтому, куда бы ни выводили их на выпас хозяева, овцы по интуитивному зову своих желудков всегда выходили на эту поляну, путались между собой и вынуждали миролюбивых ордженцев вступать из-за них в многочисленные свары. Поначалу жители деревни Овлес ещё как-то пытались ограничить своих неуёмных питомцев высокими заборами и услужливыми псами-охранниками, но животные инстинкты брали верх над человеческим терпением, и вскоре деревенские жители смирились со своим бессилием и принялись клеймить настырных животных, чтобы хоть как-то находить их в море зелени и коричневой шерсти. Новоиспечённая семья, состоящая из кузнеца Пирта и крестьянки Ларфы, по безмолвному согласию дерев​ни стала негласным сторожем овлеской отары и арбитром в деревенских спорах. Поэтому, когда Дилфо и Ючке подходили к Торчащему зубу, как называли местные белёный одноэтажный дом, стоящий посреди изумрудной травы, они издалека заслышали блеяние нескольких сотен овец и громкие спорящие голоса.

Ючке застопорилась посреди дороги, как только до её слуха донеслись эти громогласные звуки, на её лице было написано искреннее изумление, словно она в жизни не слышала ничего подобного.

— Эй, ты чего остановилась? — Дилфо заметил отсутствие спутницы рядом с собой, когда почти спустился с холма в долину. Мальчик прислушался к выкрикам и с озорной улыбкой обернулся к Ючке:

— Похоже, кто-то опять не поделил овец между собой. Идём, я тебя познакомлю со всеми.

Ючке не желала даже пальцем босой ноги шевельнуть в сторону орущей неизвестности, но Дилфо простодушно проигнорировал её душевное самочувствие, крепко схватил девушку за руку и без малейших усилий потащил невесомое тело Ючке в кишащую немногочисленными ордженцами и многочисленными овцами долину.

Путников встретили громкие крики двух ордженцев, которые были похожи друг на друга как две капли мёда в кувшине с мёдом: трудно определять схожесть отдельных существ, когда они находятся среди моря таких же низкорослых кареглазых блондинов с крепким плоским телом, худыми руками и ногами. А особенно трудным это дело становится в тёмные промозглые ночи.

— А я говорю, то была моя скотина! — кричал более низкий и широкий ордженец с жутким шрамом над левой бровью.

— Да где ж твоя! Вон у неё на ухе метка моя, с чего это она твоя-то? — вторил ему более высокий и более узкий ордженец без каких-либо примечательных внешних признаков.

— А с того это моя, что под твоей меткой моя метка стоит. Ты переметил мою овцу, чтобы заграбастать её себе!

Овца, предмет спора, молча жевала траву, косясь круглыми жёлтыми глазами на своих предполагаемых хозяев.

— Да на кой-мне сдалась твоя овца! — кричал всё громче ничем не примечательный ордженец. Деревенские, заслышав его крик, отшатнулись от него, но далеко не отошли — жажда утолить любопытство сильнее здравого смысла. — Если бы я и захотел кого себе сцапать, я бы выбрал себе животину пожирнее да помохнатее.

— Давайте не будем ссориться, — Ларфа, лицо которой слегка подрагивало от внутреннего напряжения, успокаивающе положила на плечи спорящих свои хрупкие ладошки. — Вы чуть ли не каждый день спорите из-за этой овцы, а мы так и не можем прийти ни к какому разумному решению. Может, вам стоит разрешить этот вопрос другим способом?

— А им только за радость поцапаться друг с другом, — послышался из толпы ничем не примечательный мужской голос, и все ордженцы согласно закивали. — Вместо того чтобы работать, как все остальные в поле, они целыми днями прохлаждаются в долине, наблюдая за овцами, как бы кто их ни прибрал к рукам.

— Тоже мне, нашли отговорку для безделья, — раздался из темноты недовольный женский голос.

— Ага, наверняка они вдвоём договорились голову нам дурить, чтобы не работать! — пожилой ордженец, чьи светлые волосы покрыла более светлая седина, замахал костлявым кулачком в сторону нерадивых возмутителей деревенского спокойствия.

— Посмотрел бы я на тебя, коли на твоей овце чужая метка появилась, — ордженец со шрамом грубо одёрнул старичка, толпа в ответ неодобрительно загудела.

— А ты посмотри, только моих овец помечать не на чем, — ехидно улыбнулся беззубым ртом старичок, — я им всем уши поотрубал, чтобы таким прощелыгам, как этот, неповадно было свои грязные метки ставить.

Гул в толпе затих, было слышно только, как жуют траву овцы и как сверчат в траве невидимые глазу насекомые.

— Да ты чего это, Ольфо, как же можно с животиной так поступать! — спустя мгновение раздался смущённый женский голос. — Не по-нашенски это как-то.

— Так он и не местный, — со злорадством ответил ордженец со шрамом. — Он же с северных земель Орджена, а там граница с Холгоем — тамошние люди славятся своей жестокостью и кровожадностью, вот северные ордженцы от них эту заразу и переняли.

— Это ты меня, что, с человеком сравнил, а? — разъярился старик Ольфо. — С этими безмозглыми дуралеями меня не ровняй! Ещё бы мы, ордженцы, с людьми связывались! Да ни в жисть! Знаешь, как мы их, холгойцев этих от границ отгоняли, а? Не было там тебя, когда мы насмерть стояли против людей, что хотели наши земли отобрать!

Глава 7. Когда хотел по-хорошему, а получилось по-хорошему

На северном краю деревни Атто, не затронутом огнём, я нашёл в стойле лошадь, полудохлую, худую и истощённую, но всё-таки лошадь. Я впряг её в покосившуюся телегу, которая теперь вряд ли кому понадобится, и приглашающим жестом предложил Ючке занять лучшее место на моём импровизированном транспорте — в стогу лежалого сена.

Ючке окинула телегу равнодушным взглядом и с варварским благородством плюхнулась в стог, напрочь позабыв о моём существовании.

Избалованная девица. Хотя чего стоило ожидать от дочери Верховного божества? Но надо отдать ей должное: Ючке не закатывала истерик, не плевалась в мою сторону и вообще была довольно дружелюбна, если подчёркнутую холодность можно назвать дружелюбием. Но для меня даже это, по своему обширному опыту скажу, дорогого стоит. Её братья за мной по всем Юдолям с копьями гонялись, так что равнодушие их сёстры меня вполне устраивало. Хотя для полного счастья ещё не помешало бы, если б свергнутая богиня сообщила мне о своих ближайших планах. Своё священное орудие, как я понял, она искать не собирается, раз уж так быстро решила покинуть деревню, тогда что, позвольте узнать, этой особе ещё может быть нужно?

— Куда вас везти, сударыня? — я непринуждённо занял место извозчика, словно всегда этим занимался. Но признаюсь честно, управлять лошадьми не из седла мне никогда ранее не приходилось. Все четыреста лет своего изгнания я протопал своими ножками.

— В город, — отрезала она. — Желательно крупный и многолюдный.

— Зачем тебе? Решила ворваться в местное благородное общество? Думаешь, тебя там примут с распростёртыми объятьями, раз уж ты дочь такого высокопоставленного бога? Или ты считаешь, что твоё орудие утопало в ближайший город, чтобы наверстать упущенное время и повеселиться всласть? А? Так или не так? А если так, то что именно так?

Она промолчала. Неудивительно. Похоже, даже если я с этой дамочкой надолго, выуживать из неё информацию придётся по крупинкам, и это в лучшем случае. В худшем — она просто воспользуется моими бесплатными услугами экскурсовода и исчезнет, а моё любопытство так и останется неудовлетворённым.

Нет уж, надо подгадать момент и всё узнать. Ничего, я терпеливый, готов хоть сотню лет прождать, мне торопиться некуда, ещё шестьсот лет срок мотать, топча смертные Юдоли.

Мы двинулись вперёд с протяжным скрипом дерева и моими ругательствами, и не без труда выехали на дорогу, что вела в сторону столицы Холгоя.

— Что это за земли? — спросила богиня, когда сожжённая деревня скрылась за каменистым кладбищенским холмом.

— А, мы в царстве Холгой, в южной его части. В двух днях пути на северо-восток будет столица — Холлас. Эти земли, кажется, находятся в ведении твоего старшего брата, Бо Юлуна. Сомневаюсь, что ты о них не слышала.

Она промолчала. Интересная из неё выходит собеседница, ничего не скажешь. Но говорила она, всё же, больше, чем её прославленные в Юдоли Смертных братья — те вместо того, чтобы говорить, предпочитали стрелять в говорящего или протыкать его копьями. Боги вообще, если честно, полные невежды во всём, что касается общения, особенно — солнечные.

— Насколько велика столица? — послышался голос Ючке, спустя довольно продолжительный промежуток времени.

— Ты никогда не бывала во владениях своего брата? — она не ответила, а я продолжил: — Там живёт тысяч десять, если не больше. Для такого небольшого царства, как Холгой, где занимаются исключительно сельскохозяйственными делами, это огромный город, самый большой в царстве.

Понятное дело, она на мои слова никак не отреагировала. Что ж, я начинаю привыкать.

Дальше мы ехали молча, что совсем неудивительно. Лошадь постоянно спотыкалась на ровном месте, а я с тревогой смотрел на её тощие бока с торчащими рёбрами, которые трепетали от частого хриплого дыхания. Кляча ещё та, на два дня её точно не хватит. Надо хотя бы до соседней деревни, Лотта, добраться, а там уже пересесть на коня получше. Благо в деньгах мы пока нуждаться не будем: отколупаем от доспеха Ючке все драгоценные камушки, и на несколько десятков лет безбедной жизни точно хватит, если, конечно, она позволит — эти солнечные боги слишком горделивые и принципиальные, кто знает, как сильно Ючке привязана к своим вещам.

Пейзажи вокруг были совершенно непримечательные, типичные для Солнечной Юдоли Смертных: пустынные земли с пожухлыми кустарниками и низкорослыми деревьями, каменистые холмы — невысокие, но встречающиеся на каждом шагу так, что дорога постоянно извивается, огибая их, отчего путь становится длиннее раза в два. Редкие птицы и пустынные звери иногда попадаются по дороге, но тут же исчезают в тёмных норах, скрываясь от палящего зноя.

Жарко.

— Кстати, забыл спросить, — нарушил я гнетущее меня молчание. — Солнце-то всё ещё висит на одном месте. Уже почти полдня прошло, смертные, наверное, давно заметили. В чём там дело? Отец тебя свергнул и забыл вернуть солнце на место?

Ючке в очередной раз не ответила.

— Хотя бы голос иногда подавай, а то я подумаю, что ты окочурилась или чего похуже, — я обернулся назад. Она сидела в сене, в позе лотоса, скрестив руки на груди. Лицо её выражало сосредоточенность, тонкие брови почти соединились в одну линию, а пухлые губы она с остервенением покусывала. Ючке настолько не подходила этому месту в своём ослепительном доспехе, что становилось смешно.

Кстати, о доспехе. Почему он всё ещё на ней? Неужели у неё осталось столько божественной энергии, что она до сих пор может поддерживать его в рабочем состоянии? Сколько же тогда у неё должно было быть сил до свержения? Моего запаса после падения с небес хватило на разрушение одного небольшого города или деревни, уже и не вспомню, что это было, но вот доспех мой моментально испарился, стоило только ступить на смертные земли, а тут — уже несколько часов прошло после свержения, а обмундирование Ючке блестит как новенькое. Хоть она и дочь Верховного бога, но для младшего божественного поколения такое явление ненормально, они все на порядок слабее любого бога долгожителя, такого как я, например.

Глава 8. Посол Жатвы

В Торчащем зубе было шумно, душно и оживлённо, несмотря на холодную и безмолвную ночь за порогом дома. Ордженцы распивали хмельк, поглощали мясо овец, не щадя живота своего, громко и нескладно распевали песни, не щадя ушей своих соседей.

— Семейная жизнь — это вам не овец стричь, — пожилая ордженка, по-пьяному растягивая слова, читала Ларфе нравоучения. — Тут особой науки нет. Живи себе и живи.

Ларфа согласно кивала, улыбаясь криво и неестественно, но её собеседница этого совсем не замечала и всё подливала в свой безмерный стакан тягучий, пряный хмельк.

— Мы когда узнали, что ты замуж за Пирта собралась, сначала посочувствовали тебе, — продолжала свой монолог пожилая ордженка, — всё-таки чужой он, да и ордженец всего наполовину, но сейчас мы тебе все завидуем — такого мужа отгрохала! Он тебе и кузнец, и в поле помогает, да и добрый такой, добрее, чем коренные ордженцы. Бабка твоя, Ольфа, по деревне ходит и нос задирает, мол, внучка моя крупную овцу остригла и шерсти с неё на год хватит. Мы сначала плевались с неё, а теперь вторим ей, ведь права Ольфа, баран у тебя породистый!

Дилфо громко хмыкнул, но его никто кроме Ючке не услышал: все были заняты своими бессмысленными сплетнями и нескончаемой пирушкой. Ючке сидела вместе с мальчиком на скамье у белёной стены вдали от основного действа. Девушку местные принимали за ребёнка несмотря на то, что ростом она была со взрослого ордженца, но вот тело её было слишком изящным и тонким, что совсем не соответствовало деревенским понятиям о зрелости. Поэтому Ючке и Дилфо удостоились лишь скамейки в углу и двумя кружками разбавленного хмелька с ломтем серого хлеба. Ючке, получив свою порцию, тут же вручила её мальчику и принялась молча наблюдать за весельем хмельных ордженцев.

— Ну их, этих взрослых, — проговорил Дилфо, прикончив свою небогатую часть всеобщей трапезы. — Пойдём лучше в кузню, пока они нас не замечают, я покажу тебе мечи. Пирт мне разрешает в любое время любоваться своими творениями, а вот Ларфа против, говорит, не ордженское это дело мечами увлекаться. Что бы она понимала!

Ючке не ответила. Она послушно поднялась со скамьи и вышла вслед за мальчиком из напаренного десятком ордженцев дома на улицу, где дышалось свободнее, и было намного уютнее, несмотря на промозглый туман, поднявшийся с реки.

— Сюда, тут прямо за домом, — Дилфо юркнул за угол Торчащего зуба, а Ючке двинулась следом за ним, приглушённо хлюпая по траве босыми ногами.

За домом и правда располагалась небольшая кузня, значительная часть которой находилась на свежем воздухе под прочным деревянным навесом. За мехами притаилась небольшая коморка-полуземлянка, закрытая на увесистый замок искусной работы из светлого металла, блестящего в темноте.

Дилфо привычным жестом взял замок в руку, нажал на спрятанную в нём кнопку и тот с глухим щелчком открылся.

— Забавная вещица, да? — Дилфо повернул своё радостное лицо к Ючке, наблюдая за её реакцией, но девушка не проявила должного в таких ситуациях удивления. — Пирт специально такой замок сделал. Придёт вор какой-нибудь, будет ключ искать или попытается взломать, а нет, ничегошеньки у него и не выйдет, так как скважина — это всего лишь обманка. Настоящий механизм такой причудливый, что, когда Пирт попытался мне объяснить принцип его работы, я совершенно ничего не понял. Но стоит только нажать на маленькую неприметную кнопочку, как этот здоровяк с лёгкостью открывается. Здорово, правда?

Дилфо не стал дожидаться ответа от Ючке. Он повесил замок на крючок рядом с дверью и, слегка пригнувшись, спустился в коморку, а девушка покорно последовала за ним. В каморке было темно и пахло сырой землёй, но спустя мгновение свет одинокой свечи мигом развеял мрак вокруг: отблески пламени отразились от металлических поверхностей разного рода оружия и ярко осветили небольшое помещение.

– Красота, да? – Дилфо обвел маленькой ладошкой стены, которые покрывал тонкий слой темного металла. Креплениями к нему было прибито несколько десятков мечей, сабель, кинжалов разнообразной формы и цвета. – Нигде в Орджене не найдётся столько оружия. Пирт его на продажу в другие земли делает, в особенности его мечи ценятся в Вайсии и Иргисе, правда, я никогда никого не видел из этих земель, Пирт сам им отвозит заказ.

Дилфо обвел любовным взглядом оружие, которое на разные лады сверкало, когда свет свечи касался их металлических тел.

– Когда-нибудь я бы тоже хотел делать мечи, жаль только Пирт не хочет меня учить, говорит, не ордженское это дело, – понуро проговорил Дилфо. – Но я не унываю! Когда-нибудь я смогу заставить его взять меня в дело. Может, мне даже удастся попробовать в бою своё творение, правда, я не знаю, с кем ордженцам сейчас приходится сражаться, но рано или поздно даже у меня может появиться враг – вот тогда я и покажу всем, как страшен творец, когда пускает в ход своё орудие!

Ючке не обращала внимания на восторженный трёп мальчишки и безучастно бродила вдоль стен, бросая незаинтересованный взгляд на золотые сабли с изогнутыми лезвиями, сияющие красноватые отблески, и кинжалы из странного материала, что, казалось, впитывал в себя свет. Ючке проходила мимо, не задерживалась надолго перед очередным примером кузнечного мастерства, слушая звонкую болтовню Дилфо, который был только рад, что его не перебивают и дают вволю излить своё счастье.

Но дойдя до одного из углов закутка, Ючке вдруг остановилась и с интересом принялась разглядывать меч, что совершенно не походил, ни по форме, ни по украшениям на своих товарищей.

Глава 9. Беспризорный бог Войны и бездомная богиня Солнца

Жара стояла невыносимая: солнце, похоже, не собиралось возвращаться на свою привычную траекторию и таращилось на нас во все глаза. Или глаз — ничего не понимаю в анатомии огненных сгустков. Не знаю, о чём там думает Бо Юкан и другие верховные боги, но такое поведение солнца для смертных сродни концу света. Боюсь представить, что сейчас чувствуют фанатично верующие селяне и горожане. Они наверняка устроили всеобщее поклонение богам с богатыми жертвоприношениями и подношениями, от которых, впрочем, мало толку, ведь нам ни к чему людская пища. Вот если бы они затеяли вакханалию или масштабное кровопролитие, или же начали войну — боги были бы благодарны. Но, к сожалению, смертные особым умом не отличаются и идут на такие серьёзные шаги только тогда, когда боги их сами ненавязчиво к ним подталкивают. В итоге боги остаются довольны, но неприятный осадок в таком случае всё же имеется: какой толк в подарке, если ты сам для себя его выпросил.

Мы шли уже несколько часов пешком по пустынной дороге, оставив дохлую клячу мухам и червям. Солнце нещадно палило наши спины и затылки. Я обливался потом, рубаха прилипла к телу, а босые ноги обжигала раскалённая земля. Душно, нечем дышать и безумно хочется пить. Эх, вернуться бы ненадолго в те времена, когда я вспоминал о том, что у меня есть тело только, если оно требовало подпитки из живой души для дальнейшего существования. А сейчас что? Каждое мгновение это бесполезное смертное тело требует к себе пристального внимания, при этом ничего не предлагая взамен. Да, для людей тело — сосуд для души и сознания, скрепляющий элемент. Однако для богов, которые этой самой души не имеют, тело лишь бремя, что оставили нам старые, давно почившие боги. Чтоб их всех! Надеюсь, они там мучаются в этом своём вечном забвении.

Я поднял голову и гневно зыркнул на солнце, ещё один подарок от умерших богов, и мысленно обругал его, на чём свет стоит. Внезапно меня озарило, и я решился задать вопрос той, кто имела непосредственное отношение к этой палящей штуке в небе:

— Слушай, может, отправим сообщение в Юдоль Бессмертных? У тебя ведь ещё остались духовные силы? — спросил я у Ючке, которая плелась где-то позади меня и безмолвствовала всю дорогу. — Они, я уверен, забыли, что эта штука на местном небе должна двигаться. Нам необходимо вежливо напомнить твоему высокопоставленному отцу, что нарушать привычные правила в мире смертных чревато массовым умопомешательством.

— Что ещё за Юдоль Бессмертных? — не обратила она никакого внимания на мой вопрос. — Так её зовут смертные, нам следует называть её Небесной твердью или на крайний случай — Небесным царством.

— Всё верно, сударыня, — кивнул я, и на мгновение у меня всё поплыло перед глазами. Жуть. Не хватало ещё от жары и жажды в обморок грохнуться. — Но сейчас мы смертные и живём в мире смертных, поэтому должны следовать заведённому у них порядку. Привыкай, солнышко, если хочешь прижиться здесь.

Ючке ничего не ответила. Она молча плелась за мной, а до моего слуха доносились лишь её тяжёлое дыхание, лязг металла и шарканье ног по пустынной земле.

Неожиданно я вспомнил, что в отличие от меня, одетого в лёгкую крестьянскую рубаху, Ючке была по всем военным правилам закована в парадный доспех солнечных богов. Её смертное тело наверняка уже в нём сварилось, но странное дело — она ни на шаг не отставала от меня, не жаловалась и ни разу не попросила остановки на отдых. Когда я уже выл от изнеможения, Бо Ючке лишь слегка запыхалась, судя по её дыханию. Она точно в первый раз смертная? Какая-то неправильная богиня, честное слово.

— Слушай, может тебе стоит снять доспех? В такую жару далеко не уйдёшь в этой громадине, — решил посоветовать я. Обернувшись, я заметил, что Ючке выглядела спокойной, её усталость выдавало лишь нахмуренное выражение лица и капли пота, что обильно текли по лицу. Я без каких-либо сомнений, выглядел гораздо хуже, чем она, а я, напомню, одет лишь в лёгкую крестьянскую рубаху и уже давно скитаюсь по миру смертных.

— Мне нежарко, — уверенно ответила Ючке, — доспех пропускает воздух, и его тяжесть совсем не чувствуется. Да и что ты можешь предложить мне взамен? У тебя есть одежда на смену?

Она подняла на меня глаза и усмехнулась. Вот же! Думаешь, умнее меня и можешь иронизировать? Ещё и тысячи лет не исполнилось, а уже строит из себя умудрённого опытом мудреца. Какая наглость! Хотя, с другой стороны, мне это даже нравилось: общаться с самоуверенными существами намного интереснее, чем с теми, кто раболепно ползает перед тобой, едва заслышав твоё имя. Помню я таких богов, что подхалимничали рядом со мной — омерзительные существа. Но как только я оступился, как только меня обвинили во всевозможных преступлениях, даже в тех, которые я не совершал, эти лебезящие божки тут же переметнулись на другую сторону, твердя, какой я отвратительный. С такими, как Ючке поспокойнее: они сразу смотрят на тебя как на отрепье. Неприятно, конечно, но зато честно.

— Одежды у меня для тебя нет, но можно подыскать что-нибудь по дороге, — произнёс я, когда пауза между её вопросом и моим ответом несколько затянулась. Я притворился, что не заметил иронии в её словах. Если начну её поощрять, она вполне может взять такое обращение в привычку.

— Не стоит утруждаться, — покачала головой богиня, — веди меня сразу к городу, это сейчас гораздо важнее.

— Но нам всё же придётся сделать остановку в ближайшей деревне, по моим расчётам, до неё ещё пару часов ходьбы.

— Зачем? — вопросила Ючке.

— Твоему телу необходима вода и пища, не забыла? Нужно будет набрать припасов в дорогу, да и отдохнуть не помешает. Ты ведь только что с небес свалилась, а уже в путь пустилась, устала, наверное? — я, конечно, сказал именно это, но мне, если честно, было всё равно: устала она или нет. А вот состояние моего тела меня сильно беспокоило. Если я сейчас свалюсь с ног от усталости и жары прямо посреди дороги, то что обо мне подумает эта новосверженная богиня? Нет, опускаться до такого позора я не намерен, поэтому прежде чем отправиться в столицу, мне нужно как следует отоспаться и отъесться.

Глава 10. Грань, что не переступить

Дилфо поначалу был очень рад тому, что теперь мог хоть как-то общаться со своим новым знакомым, но вскоре эта радость быстро прошла.

Как Пирт и обещал, они устроились в более спокойном и удобном месте: на улице, под навесом кузни. Дилфо забрался на наковальню и беспокойно болтал ногами, а Пирт и Ючке разместились на длинной деревянной скамье перед мальчиком. Рядом сновали кучерявые овцы, коих ещё не забрали хозяева, распевающие пьяные песни в Торчащем зубе, — они тёрлись об ноги и изредка блеяли, недовольные тем, что на них не обращают никакого внимания.

Но в плохом настроении были не только овцы. Дилфо обиженно насупился, потому что ему уделяли времени не больше, чем пушистым животным. Мальчик наблюдал за тем, как Пирт и Ючке ведут оживлённую беседу на непонятном ему языке, причём Пирт с каждой новой фразой становился всё менее воодушевлённым и более суровым, тогда как Ючке всё с тем же каменным лицом коротко отвечал на его вопросы, не задавая ему ничего взамен.

Слушая, как легко Пирт разговаривает на своём родном даганском языке, Дилфо в очередной раз посетовал на то, что родился ордженцем. Нет, он, конечно, любил свою родину, но не мог отрицать того факта, что Орджен не самое интересное место в мире: куда бы ты ни отправился, везде увидишь одни и те же деревни с полями сокруса, пшеницы и льна, между которыми снуют коричневые овцы; одни и те же улыбчивые лица будут встречать тебя как родного, завидев издалека твою светлую голову и подрумяненную кожу. В Орджене всё было привычным и однообразным до скрипа в зубах.

Дилфо, пользуясь тем, что Пирт был полностью поглощён беседой, внимательно всмотрелся в лицо юноши, будто бы видел его впервые в жизни.

Пирт был самым высоким жителем Овлеса, на целую ладонь выше любого взрослого мужчины в самом расцвете сил. Волосы юноши, серебристого цвета, никогда не смущали златовласых ордженцев, потому что были светлыми, и им этого было вполне достаточно. Вот только чёрные глаза его: тёмные и блестящие, первое время настораживали местное население, но Пирт сумел обойти это незначительное препятствие на пути становления «своим» в Овлесе.

Пирт с лёгкостью доказал жителям деревни, что способен работать и приносить Овлесу пользу: он раздаривал для всех бесплатные гвозди и чинил домашнюю утварь за простое «спасибо». Даже часть дохода от продажи мечей он делил с соседями и устраивал с ними частые пирушки. С момента своего первого появления в деревне Пирт словно хотел влиться в овлеское общество и ничего для этого не жалел, а такое самопожертвование юноши растопило и самые чёрствые сердца ордженцев.

Пирт быстро прижился в деревне, не прошло и нескольких лет, как он стал местной знаменитостью, к дому которой была проторена народная тропа. Но окончательно Пирт закрепил своё положение женитьбой на коренной ордженке. После такого шага даже самые сварливые и непреклонные старики с улыбкой приветствовали юношу, когда он, сидя на телеге, запряжённой пятнистой лошадью — единственной во всём Овлесе — проезжал мимо.

Дилфо одним из первых понял, что Пирт необычный и загадочный персонаж, и если с ним сдружиться — можно узнать много всего такого, чего ни один обычный ордженец никогда не расскажет. Пирт и вправду очень многое знал и многое видел, ведь он прошёл через всю Солнечную Юдоль Смертных, и поговаривали даже, что он пересекал Великий лес и побывал в Звёздной Юдоли. Сам Пирт с неизменной улыбкой уклонялся от этого предположения и с лёгкостью переводил тему. Но Дилфо верил, что рано или поздно Пирт всё же расскажет ему обо всех своих приключениях и о том, где на самом деле побывал, ведь даже ему, брату его жены, Пирт никогда не рассказывал больше, чем посторонним.

Но сейчас паренёк был уверен в том, что Пирт больше ничего не будет от него скрывать и выложит перед ним всю подноготную. В лице Ючке Дилфо видел ключ к секретам кузнеца, так как теперь Пирту не удастся отшутиться или уклониться от того, чему мальчик сам стал непосредственным свидетелем.

Дилфо давно ждал подходящей минуты, чтобы вытрясти из Пирта хоть что-нибудь, но ему постоянно мешала Ларфа, что вертелась рядом. При ней Пирт никогда не заговаривал ни о своём прошлом, ни даже о нынешней работе, и поэтому он, сам того не замечая, злился на свою собственную сестру.

Дилфо грезил о незнакомых землях, мечтал изучить новые языки, увидеть разных существ, и в своих грёзах он рядом с Пиртом путешествовал по Солнечной Юдоли Смертных, а в самых смелых — попадал в Звёздную Юдоль, в то место, где на небе не светит солнце. Но мечты Дилфо всегда разбивались о жестокую реальность по имени Ларфа: Пирт ни за что не бросит свою любимую жену и не отправится в безумные приключения вместе с ним, а по её указке, как думал Дилфо, Пирт не хочет учить мальчика кузнечному искусству и брать его с собой развозить по разным городам и государствам изготовленные мечи.

Дилфо вообразил себе лицо сестры: розовощёкое, плоское и широкое, с вечной улыбкой самодовольства, как ему казалось, и почувствовал злость с привкусом отчаяния. Если бы Пирт не женился на Ларфе, жизнь Дилфо могла сложиться совсем по-другому. И зачем он только их познакомил?

— Ты не устал? — вырвал Дилфо из задумчивости вкрадчивый голос Пирта.

Мальчик очнулся и тут же удивился, заметив на своих коленках лохматую овечью морду, которую он неосознанно поглаживал. Дилфо тут же отодвинул от себя овцу, поднял голову и встретился взглядом с Пиртом, который с теплотой вглядывался в его лицо, пытаясь уловить его настроение.

— Всё нормально, — улыбнулся Дилфо. — Просто я ничегошеньки не понимаю из того, что вы говорите, и чувствую себя странно. Такое ощущение, что я абсолютно глух, но при этом я вас отчётливо слышу.

Глава 11. Потеряться, чтобы найтись в подходящий момент

В деревню Лотта мы прибыли на закате. Вернее, по моим внутренним ощущениям солнце уже должно было клониться к линии горизонта, но оно так и не сдвинулось с единой точки над деревней Атто, и я понятия не имел, сколько сейчас времени на самом деле.

Я чувствовал себя отвратительно: ноги горели от ожогов и ссадин, тело было липким и грязным, желудок скрутился от голода и жажды – не помню, когда последний раз пил или ел – а сил решительно не осталось. Ючке тоже устала: её смуглое лицо было бледным, а движения не такими резвыми и лёгкими, как раньше – всё же смертное тело не всегда поддается нашей внутренней силе и нашим желаниям, его способности четко ограниченны и всегда конечны.

Обычно деревни, если час был нерабочим, встречали усталого путника гамом и весельем, коими крестьяне восполняли потраченные на рутинную работу силы и запасы энергии. Но в этот раз нас встретили полной тишиной. Улицы деревни были пустынны: ни тебе праздно шатающихся пьянчуг, ни звонко кричащих надоедливых детей, ни торговцев – абсолютное безмолвие.

– Что здесь приключилось? – вслух вопросил я сам себя. – Огонь не дошёл до этих мест, тогда куда же подевались все люди? Погорельцы из Атто бежали в эту сторону, здесь они должны были искать себе приют. Странно.

Ючке не разделяла моих волнений. Она окидывала брезгливым взглядом низенькие деревянные строения местных жителей и, по-видимому, не совсем была довольна антуражем.

– Что-то не нравится, сударыня? Ожидали дворцы и роскошные поместья? – спросил я её, когда мы проходили мимо чьего-то курятника.

Она приподняла левую бровь и искоса на меня посмотрела, а затем с усмешкой произнесла:

– К чему эти остроты? Разве я когда-нибудь говорила, чего ожидаю? Обычная деревня, что ещё здесь должно быть, кроме приземистых хижин и голодных крестьян.

Ого, так ей известно, как должны выглядеть обычные смертные деревни. Интересно, откуда Ючке о них знает? Маловероятно, что она спускалась с небес на экскурсии: чего-чего, а солнечные боги просто терпеть не могут смертных и все, что с ними связано. Если хотите знать, где чаще и больше всего умирают люди, я вам раскрою этот секрет – земли, подвластные богам Солнца, обагряются кровью чуть ли не ежедневно: такой путь избрали эти боги, чтобы достичь величия и почитания. Но надо сказать, у них всё неплохо получилось: я не знаю никого сильнее и могущественее солнечных богов, они безраздельно правят в Солнечной Юдоли с тех времен, как старые боги качнули в небытие.

– Да, ты права, деревни именно этим и славятся. Правда, в этой кое-чего не хватает: крестьян. Где все? – последний вопрос я задал громко, на холгойском языке, но никто мне не ответил.

Мы продвигались в центр деревни, к месту, где должна была располагаться ярмарочная площадь, не особо надеясь наткнуться хоть на кого-нибудь живого. Я уже продумывал план наших дальнейших действий: присматривал дом побогаче, в который можно забраться и стащить припасов на дорогу, но тут перед нашими глазами предстало зрелище, сбившее с толку меня и богиню рядом.

Но я буду не я, если не среагирую на чрезвычайную ситуацию молниеносно.

– Что за? – начала Ючке свой вопрос, но так и не закончила его, и слова божественного наречия повисли в пыльном воздухе. Я схватил богиню за руку и стремительно увёл её за угол ближайшей постройки.

– Ты чего удумал? – возмутилась она, вырывая свою руку из моей хватки, но я собрал остаток своих сил, чтобы удержать её на месте. Давалось мне это с большим трудом.

– А ну молчи, стой смирно и не привлекай к себе внимания, – громко зашептал я, мысленно надеясь на то, что нас никто не заметил.

– Но все эти люди… – запротивилась Ючке.

– Тише, – я накрыл ладонью её несмолкающий рот. Лицо богини начало покрываться красными гневными пятнами, но я не дал разгуляться её ярости: придал своему лицу самое грозное из известных мне выражений, добавил к нему пару угрожающих жестов, и дело сделано – моя жертва покорно застыла, яростно сверкая золотистым глазом. Убедившись, что моя спутница с должным пониманием отнеслась к моей тривиальной просьбе заткнуться и не лезть на рожон, я выглянул из-за угла в попытках разглядеть происходящее там действо повнимательнее.

В центре ярмарочной площади был водружен помост, сооруженный на скорую руку из ящиков и перевернутых телег. На этом помосте находились люди в длинных мешковатых одеждах с глубокими капюшонами, которые те накинули на свои лица. Эти безымянные молились, их соединенные между собой ладони стрелой устремлялись в небо, тогда как головы были опущены к земле. Я насчитал семь человек молящихся. Вокруг помоста располагались небольшими группками люди, все жители деревни. Они держались за руки и выстроились в некое подобие кругов, в центре которых лежали люди, точнее, не люди, а то, что от них осталось: руки и ноги, головы, оторванные от тел, соорудили в какие-то странные пирамиды, а на их вершинах были аккуратно уложены камни песчаника, покрытые золотыми и багряными узорами – краской для последних, понятное дело, послужила кровь. Вся эта отвратительная для меня картина происходила в полном молчании и без малейшего движения. Все люди точно окаменели в одной позе и не торопились шевельнуться, чтобы избавиться от оцепенения.

Не впервые я сталкивался с обрядом жертвоприношения солнечным богам в землях, где им поклонялись, но также, как и в первый раз, я передернулся от омерзения. Никогда не понимал, что привлекательного для солнечных богов в подобного рода ритуалах, я считал это безвкусицей и устаревшими традициями. В мире существовали и более красочные способы пыток и убийства, к чему выбирать нечто столь неприглядное?

Глава 12. Против течения

Дилфо проснулся от яркого луча солнца, проскользнувшего сквозь дверную щель его комнаты. Он сонно потёр глаза, широко зевнул и приподнялся на кровати.

Тихо. Мальчику показалось странным, что он не слышит звона посуды из маленькой кухоньки по соседству и звуков надоедливого бабушкиного пения, с коим она всегда принималась за работу. Дилфо поглядел в угол комнаты: туда, где располагалось временное пристанище Ючке из толстого слоя соломы, накрытого куском льняной ткани. Постель была пуста.

Мальчик с удивлением оглядел комнату: «Куда он ушёл? И почему меня никто не разбудил?»

Дилфо скинул с себя шерстяное одеяло и поднялся с кровати. Он ещё не до конца проснулся и был во власти недавнего здорового детского сна, но смутные сомнения не спеша закрадывались в его голову: что-то было не так. Дни мальчика были похожи один на другой: утром его громкими криками будила бабушка и просила помочь по дому, затем Дилфо проводил несколько часов в доме Ирфо, деревенского учителя, а после, если сестра не забирала его на поля, помогал отцу с хворыми, бегал собирать лекарственные травы или разносил отвары по просьбе Борфа тем, кто сам был не в силах навестить целителя. Дни эти были однообразными, но мальчик давно привык к унылому течению своей жизни, и когда это течение изменилось, он почувствовал себя неуютно.

Прошлёпав босыми ногами по скрипучему деревянному полу, Дилфо оказался у двери и уже собирался отворить её и узнать, что же, собственно, происходит, но тут услышал приглушенный голос бабушки, и его рука замерла в воздухе, так и не коснувшись ручки. Что-то в голосе Ольфы показалось мальчику странным, будто бы старушка чего-то сильно боялась и с трудом сдерживала рвущееся наружу внутреннее переживание.

– Нам осталось недолго, ты же сам это понимаешь, Борф, – еле слышно произнесла Ольфа с надрывом в голосе. – Слишком долго наши земли находились в мире и согласии со столицей. Сколько лет прошло с тех пор, как на нас последний раз нападали россы? Десять?

– Эх, матушка, – тяжко вздохнул Борф, – при чём тут россы? Как цари, что правят в Омоте, связаны с россами? Россы обычные беженцы из восточных земель, бедные люди, лишившиеся дома.

– Ты готов пожалеть каждого, кто лишился чего-то? Не забыл, как эти самые россы забрали у тебя жену и твоего первенца? – слегка повысила голос Ольфа. Дилфо задрожал от волнения: он ещё никогда не слышал от отца или бабушки ничего о своей погибшей матери, а уж тем более о том, что у него был ещё один брат, ныне почивший. Мальчик как можно ближе придвинулся к щели и, едва дыша, продолжал слушать, не упуская ни единого слова.

– Это неважно, – отрезал Борф. – Россы убили их на нашей земле, значит, Алфа и Дольфо не погибли почём зря и в скором времени смогут вернуться в этот мир.

– Ты будешь продолжать говорить подобное даже тогда, когда они убьют Дилфо или Ларфу? – с горькой усмешкой вопросила Ольфа.

Борф ответил не сразу, но его голос прозвучал непреклонно:

– Не убьют. Пирт обещал, что россов мы больше никогда не увидим в Овлесе.

– Ты веришь чужестранцу?

– Не могу не верить, – еле слышно произнёс целитель. – Пирт прекрасно знает, что никогда не приживется в Орджене, но все равно трудится в поте лица ради тех, кто не родня ему. К тому же, он сильно любит мою дочь и заботится о сыне, как я могу относиться к Пирту плохо?

Ольфа ненадолго притихла. Дилфо торжествовал: слова отца пришлись мальчику по нраву, но его тихая радость была омрачена словами бабушки.

«Почему она до сих пор считает Пирта чужестранцем? Он уже два года живёт в Овлесе, разве этого мало, чтобы стать своим?» – думал мальчик, прижимаясь к стене. Его торчащее розовое ухо слегка выдавалось в щель двери, но двое на кухне совершенно этого не замечали, полностью поглощенные своими думами.

– Я не говорила, что он плохой, – чуть погодя произнесла Ольфа. – Его любовь и преданность чужбине похвальна, но она не отменяет возможности, что Пирт может лгать.

– Я знаю, – голос Борфа был похож на хрип больного в момент, когда лихорадка сжимает его в своей огненной хватке, – но я хочу ему верить. Если Пирт лжёт нам, то пускай. Так я могу спать спокойнее, и моё сердце будет болеть по детям не так сильно.

Ольфа не стала спорить. Она протяжно вздохнула и запричитала:

– Ох, дети ещё так мало повидали, так мало прожили. Что-то с ними будет дальше? Как Ларфа и Дилфо, этот озорник, смогут перенести будущие трудности?

«Трудности? – спросил Дилфо сам себя. Он вдруг вспомнил недавние слова бабушки про россов и весь содрогнулся. – Неужели опять нападут?»

– Я думал об этом, – неуверенно начал Борф, – и мне кажется, что стоит попробовать дать детям возможность пережить трудности в другом месте.

– О чём это ты? – удивилась Ольфа.

Дилфо внутренне напрягся и весь обратился в слух. Мальчик не до конца понимал суть разговора, но в этот момент ему показалось, что сейчас свершается нечто важное, нечто, определяющее его дальнейшую жизнь.

Борфо не стал долго держать в неведении мать и сына, непрошеного слушателя:

– Есть ещё время покинуть Орджен, пока засуха не вступила в полную силу. Холодная река в Овечьей долине всё ещё полноводна. У нас ещё есть неделя, а, возможно, и месяц до засухи. Дети успеют покинуть Орджен и избежать Жатвы.

Глава 13. Собираясь в дорогу, не забудь прихватить соседское добро

Спал я без сновидений, впрочем, как и всегда, и когда проснулся, чувствовал себя превосходно: сытный ужин, мягкая перина под боком, что ещё нужно для счастья усталому богу? Но как только открыл глаза, я понял, чего мне не хватало для полноценного блаженства – определенности. А передо мной на кривом стуле сидел источник моей нынешней жизненной нестабильности: госпожа Бо Ючке собственной персоной. Богиня дремала, её смуглые руки свесились вдоль стула, а лохматая золотистая голова покоилась на груди, ну, то есть там, где у обычных богинь бывает грудь, чем, к сожалению, или же, к счастью, данная особа похвастаться не могла.

Как бы то ни было, я проснулся, снова был голоден, но ещё больше жаждал ответов, хотя бы парочки на первое время мне было бы достаточно.

– С добрым утром, солнышко! – заорал я что есть мочи, упуская из виду тот факт, что за окном была непроглядная темень. Интересно, сколько я проспал? Не иначе сутки, раз я так свежо себя чувствую.

Ючке подскочила на стуле, сонно захлопала правым глазом, а потом, завидев и узнав меня, моментально приняла величественную позу, что было довольно смешно, учитывая её внешний потрёпанный вид.

– Наконец-то, ты проснулся, – заворчала Ючке, приводя свои лохматые золотистые волосы в некое подобие порядка. – Целый день тебя здесь караулю, думала, что уже и не свидимся до моего отъезда.

Караулит? Я бы на её месте давно бы себя разбудил. Чего это она вдруг решила со мной церемониться и дать отоспаться?

– Твоего отъезда? – уточнил я, плотнее кутаясь в теплое шерстяное одеяло, ещё пахнувшее овцой, что подарила для него свои кудряшки. – Значит, ты всё же решила оставить меня, как ненужный балласт, в Лотта, воспользовавшись моей неоценимой помощью.

Она приподняла свою тонкую бровь и с раздражением уставилась на меня:

– Твоя помощь была настолько неоценима, что хоть как-то оценить её не представляется никакой возможности.

Тоже верно. Из полезного, что я сделал – довел её в Лотта, а потом потратил целые сутки на то, чтобы восстановить истраченные силы. М-да, невелика помощь, но всё же преуменьшать свои старания я был не намерен, по крайней мере, на словах, поэтому я решил направить беседу в более продуктивное русло.

– Хорошо, довольно пререканий, – начал я, принимая значительный вид, насколько мне это позволило моё не совсем приемлемое полуголое тело в ворохе подушек. – Сударыня, не соблаговолите ли вы ответить на парочку моих вопросов? Или мне стоит величать вас моей сестрой, раз уж вы соизволили давеча назваться таковой?

– Хватить выкать, – раздраженно бросила она, поудобнее устраиваясь на стуле. – Что я должна была сказать тому надзирателю, чтобы он отвязался? Что ты мой сын? Или может быть – муж? – произнося последнее слово, она презрительно и ядовито скривилась, отчего стала страшна как гевольская жаба. – И вообще, откуда у тебя такие странные знакомые?

Сам хотел бы знать. Липнут ко мне всякие проходимцы, то люди, то богини. Ходу не дают.

– Тут я вопросы задаю, сударыня, – не стал поддаваться я на её провокации. – Для начала, ответьте мне, куда вы соизволили деть свой доспех?

– Он здесь, в сосуде, – она приподняла небольшой глиняный кувшин, который был зацеплен на поясе рубахи, – берегу до поры до времени.

Это правильно. Мощь парадного доспеха солнечных богов не стоит недооценивать: он способен спасти своего носителя от удара священным орудием, а уж от примитивного оружия смертных защитит подавно. Вот только толку от доспеха никакого не будет, если Ючке истратит свои последние божественные силы, тогда доспех будет ничем иным, как обычной золотистой лужицей. И до какой такой поры она его собралась хранить, хотел бы я знать? Неужто собралась с кем-то сражаться?

– Хорошо, теперь следующий вопрос, – продолжал я свой допрос. – Откуда тебе известен холгойский язык, да ещё и настолько, что ты говоришь на нём без акцента?

– Моё священное орудие родом из Холгоя, – без запинки произнесла она. Репетировала что ли? – Подарок брата, Бо Юлуна.

Ага, а вот этот момент ты не продумала, да?

– Того самого, который владеет Холгоем? – иронично вопросил я, наблюдая за реакцией Ючке. – О коем факте ты не знала, пока я тебе не сообщил. Это как это так вышло?

Она ненадолго умолкла, вперив взгляд в ножку кровати. Ючке, видимо, не знала, что мне ответить, чтобы я отстал, а поэтому пошла в наступление:

– Ты сейчас именно об этом хочешь спросить? Знай, я установила лимит на вопросы, два ты уже задал, поэтому я отвечаю либо на вопрос об орудии, либо ты спрашиваешь то, что действительно важно.

Ладно, подловила. Нет, конечно, из вредности я бы мог настоять на ответе, но кто знает, какую ложь она успела сочинить за то время, пока разглядывала резьбу на кроватной ножке.

– Как скажете, – ехидно улыбнулся я. – Тогда ответьте на вопрос: почему солнце сдвинулось с точки над Атто именно в тот момент, когда мы с тобой расстались. Ты всё-таки отправила послание отцу?

Ючке слегка побледнела, но тут же вернула прежний цвет кожи лицу, а себе – прежнее хамоватое поведение:

– Да с чего я стану тратить силу на всякую ерунду! Откуда мне знать, почему солнце вдруг так внезапно село? Я ведь здесь, внизу, а не наверху. Всё, на этом вопросы кончились, так что собирайся, скоро отъезжаем, – оборвала она дальнейшие вопросы, поднимаясь с места.