Тихий вечер опускался на долину, укутывая всё вокруг мягким сиянием золотого заката. Воздух пах травами и рекой, а лёгкий ветер касался кожи, словно чьи-то осторожные пальцы.
Он шёл рядом с ней, не отпуская её ладонь.
Тёплая, живая, она будто собирала свет, и этот свет отражался в её глазах — глубоких, ясных, полных жизни. Её длинные золотистые волосы искрились в лучах солнца, как нити серебра, рассыпающиеся по плечам. Золотистое платье мягко колыхалось на ветру, касаясь травы, словно само стало частью этого вечернего сияния.
Воин был одет в тёмные одеяния — простые, но безупречные. На его поясе висел клинок — тот самый, что никогда не покидал его. Его рукоять была холодной даже в жару, а отражение лезвия хранило в себе небо, огонь и тьму.
Он смотрел на неё и чувствовал, как внутри — там, где обычно обитает холод и сталь, — пробуждается что-то тёплое, почти забытое.
Она наклонилась к цветам у тропинки — лёгкие лепестки касались её пальцев, и каждый её жест был будто частью волшебства. Когда девушка приподняла подол платья и ступила в неглубокую речку, прозрачная вода обвила её щиколотки, засверкав золотыми бликами.
— Осторожнее, — тихо произнёс он, но в её смехе не было ни страха, ни тревоги — только радость.
Она повернулась к нему, улыбаясь, и брызнула водой, словно светом. Солнечные лучи играли на каплях, разбросанных вокруг, и казалось, будто само время замерло, не желая разрушать эту картину.
Она заплела свои длинные волосы, скользнув пальцами по прядям, и снова посмотрела на него — мягко, с нежностью, от которой хотелось забыть обо всём.
Он ответил ей взглядом, и мир сузился до этой реки, её смеха и тихого звона воды.
Эшлин всегда была рядом. Всегда — несмотря ни на опасности, ни на тьму, которая преследовала их путь.
Она шла рядом с ним не только тогда, когда солнце ласково касалось их лиц, но и тогда, когда ночь прятала небо за клубами дыма и крови.
Она была искусной лучницей — точной, быстрой, невозмутимой. Её движения были лёгкими, но в каждом из них чувствовалась сила. Когда стрела слетала с тетивы, она не промахивалась.
И каждый раз, когда он слышал этот короткий свист — он знал: Эшлин рядом.
Он восхищался ею. Её мужеством, решимостью, тем, как она стояла рядом, не прячась, а сражаясь плечом к плечу.
Но больше всего — тем, что за всей этой силой и смелостью скрывалась нежность. Взгляд, способный согреть даже в холод ночного дозора. Прикосновение, способное успокоить после самой страшной битвы. Забота, которой она делилась, не требуя ничего взамен.
Она всегда умела подставить плечо, когда тяжесть мира ложилась на него. И каждый раз, когда он смотрел в её глаза, он понимал — в них его дом.
Он по-настоящему любил её. Не как воин — а как человек, которому наконец-то позволили чувствовать.
Он оберегал её, защищал, не потому что считал её слабой — а потому что не мог представить себе мир, где её нет.
До встречи с ней жизнь его была иной.
Он принадлежал гильдии — большой, строгой, где не задавали вопросов. Там принимали любые заказы: поимка беглецов, охота на чудовищ, охрана купцов, сопровождение караванов, даже тайные устранения.
Он был частью этой гильдии… но в то же время — одиночкой. Никто не знал, что он думает, что чувствует. Он приходил, выполнял, уходил.
Иногда, чтобы не терять хватку, а заодно еще и подзаработать, он выходил на арену.
Там, среди гулких выкриков толпы, он бился с теми, кто считал себя сильными. Один из поединков запомнился особенно: его соперником был получеловек-полукрокодил, массивный и покрытый зелёной чешуёй. Бой был не насмерть, но жесток.
Он уклонялся, бил точно, чувствовал, как мышцы горят, как кровь стучит в висках. В итоге — одержал победу. Получил мешочек монет и тихое уважение зрителей.
А иногда его путь лежал за пределы городов.
Он убивал монстров, о которых знали только в старых легендах. Один из них — кактус-пожиратель, чудовище из пустыни, чьи шипы впивались в тела и высасывали влагу из живого. Он сразил его, когда другие уже отступили, — и тогда гильдия впервые признала его имя.
Он тренировался часами. Без сна. Без жалости к себе. Сталь и дыхание стали его сутью. Он не знал страха — только движение, цель и стук сердца.
Так было, пока не появилась она.
Эшлин.
Он впервые увидел её во время выполнения контракта — их гильдии оказались по разные стороны одной задачи. Она стояла на крыше полуразрушенного храма, натянув тетиву, и свет зари окрашивал её волосы в оттенки золота и огня.
Он не мог отвести взгляд.
Тогда они разошлись — быстро, как две стрелы, летящие в разные стороны.
Но судьба редко отпускает тех, кого выбирает.
Спустя время их гильдии объединились ради общего задания — и он снова увидел её.
Так началась история, где битвы стали лишь фоном к чему-то большему.
С тех пор его клинок знал только одно направление — туда, где стояла она, с луком в руках и улыбкой, которая могла рассеять даже пепел.
Ночь опустилась внезапно — будто кто-то накрыл небо чёрным плащом.
Они двигались бесшумно, ступая по мокрой траве, где от росы пахло железом и землёй. Вдали, между скал, светились тусклые огни — лагерь разбойников, на которых охотились обе гильдии.
Ветер доносил обрывки голосов, запах дыма и жареного мяса. Всё казалось обманчиво спокойным, но он знал — спокойствие перед бурей бывает лишь перед кровью.
Эшлин шла чуть впереди, с луком в руках, словно сама тьма двигалась вместе с ней. Её движения были точны, мягки, выверены — она не оставляла ни звука.
Он невольно смотрел на неё — как она поднимает руку, делает знак остановиться, как прижимает палец к губам, как глаза её мелькают янтарными всполохами в отражении лунного света.
Он чувствовал, как привычная холодная сосредоточенность сменяется чем-то иным — тёплым, живым, тревожным.
— Трое у костра, ещё двое в стороже, — прошептала она, не оборачиваясь.
— Я возьму тех, что у входа, — тихо ответил он.
— Я прикрою.
Слова были простыми, но в них звучала уверенность.
Он кивнул, и мир сжался до дыхания, до пульса, до мгновения, когда всё решается одним движением.
Первая стрела свистнула в темноте — точная, смертельная.
Он выскочил из-за валуна, рубанул первым ударом — тихо, без крика. Второй, третий — сталь прошла по воздуху, как дыхание ветра.
Эшлин стреляла, не промахиваясь ни разу. Каждая её стрела находила цель — в горле, в сердце, в глазах.
Когда последний противник упал, тишина повисла над лагерем, будто сама ночь затаила дыхание.
Он вытер клинок, повернулся к ней.
Она стояла неподалёку, лук ещё натянут, дыхание сбившееся, на висках пряди волос выбились из косы. Лицо — усталое, но живое. Прекрасное.
Он хотел сказать что-то — что она отличная лучница, что рад, что она рядом, — но слова застряли. Вместо этого он просто подошёл и коснулся её плеча.
Она улыбнулась — тихо, почти незаметно.
— Ещё немного — и всё, — сказала она. — Мы справились.
Но в следующую секунду раздался треск.
Из-за скал выползло нечто — громадное, серое, покрытое шипами и рубцами. Тварь, похожая на смесь ящера и волка. Её пасть светилась жёлтым светом, как уголь в костре.
Он успел лишь толкнуть Эшлин в сторону. Тварь взвыла и ударила когтистой лапой. Он уклонился, выхватывая клинок. Сталь зазвенела, отразив удар. Второй — сильнее, чем прежде. Клинок дрожал в его руках, словно живой.
— Назад! — крикнул он.
Но Эшлин не послушалась. Она натянула тетиву и выпустила стрелу — одну, вторую, третью. Одна из них вонзилась в глаз чудовища, вторая — в горло. Монстр зашатался, но не пал.
Он бросился вперёд, воспользовавшись её отвлечением врага. Резкий выпад, поворот корпуса, удар — и клинок вошёл между пластин панциря.
Тварь рухнула, воздух наполнился запахом гари и крови.
Тишина. Только треск костра и их тяжёлое дыхание.
Эшлин подошла к нему, положила руку на его руку — ту, что всё ещё сжимала клинок.
— Ну вот, — прошептала она. — А ты говорил - назад.
Он посмотрел на неё — глаза цвета заката, волосы, пропитанные запахом цветов и дымом, и в этом взгляде было всё: мужество, свет, жизнь.
И тогда он понял — ради неё он готов убивать, падать, вставать снова. Ради неё он готов бросить вызов даже смерти.
Он обнял её, не говоря ни слова.
А где-то глубоко внутри клинок снова дрогнул — словно запомнил этот миг.
И, может быть, впервые за всё время не отозвался холодом, а теплом — будто в нём пробудилось нечто живое.
Война пришла внезапно.
Никто не ожидал, что границы падут так быстро, что за несколько дней мир превратится в дым и пепел. Из-за гор, откуда когда-то приходил только холодный ветер, вырвались они — твари, созданные не природой, а чьим-то безумным искусством.
Огромные, изломанные, с телами, словно спаянными из костей и металла. У них не было лиц, только зияющие пасти, и из каждой доносился вой, от которого звенела сталь и дрожала земля.
Он помнил тот день — запах сырой земли, гул барабанов, густой дым костров. Армия гильдий стояла плечом к плечу: воины, маги, следопыты, стрелки.
И среди них — Эшлин.
Она стояла рядом с ним, в лёгких доспехах, с луком за спиной и лицом, в котором не было ни страха, ни сомнений.
Он смотрел на неё и не мог принять мысль, что может потерять её здесь, на этом поле, где каждый вдох может стать последним.
— Эшлин, — тихо сказал он, когда рёв с другой стороны долины стал ближе, — останься позади. Я не хочу, чтобы ты шла туда.
Она посмотрела на него, улыбнулась — мягко, как всегда.
— Мы всегда были вместе, — сказала она спокойно. — И если придётся... погибнем тоже вместе.
Он закрыл глаза на миг — слишком короткий, чтобы успеть ответить.
А потом просто шагнул вперёд и поцеловал её.
Её губы были тёплыми, живыми, такими настоящими, что он почувствовал — вот она, вся причина, ради которой стоит сражаться.
«Я не позволю этому случиться», — произнёс он про себя, ощущая, как слова превращаются в клятву, впаянную в самую душу.
Когда бой начался, мир исчез.
Небо горело. Стрелы вспаривали воздух, огонь падал на землю, сталь кричала, кровь впитывалась в грязь.
Он бился, как зверь. Клинок в его руках становился продолжением воли — ни один удар не был напрасным, ни одно движение — случайным.
Эшлин была рядом. Её стрелы летели точно в цель, даже когда земля дрожала, даже когда вокруг кричали и падали люди.
Он слышал её голос — короткие команды, крики предупреждений, и знал: она ещё жива. Пока слышит её — всё не зря.
Твари прорывались, ломая ряды, разрывая плоть когтями, их рев стоял над полем битвы, как гром. Один из них — исполин, вдвое выше человека, с пастью, из которой лился огонь, — встал прямо перед ним.
Он рванул вперёд, перекатившись под ударом, и вонзил клинок в брюхо чудовища. Сталь загудела, словно живая, и отозвалась жаром.
Тварь взвыла, рухнула, а он — рухнул вместе с ней, едва успев подняться. Эшлин подоспела первой: натянула тетиву и добила монстра выстрелом в череп.
— Ты в порядке? — крикнула она, подбегая.
Он лишь кивнул. На губах — кровь, на лице — пепел.
— Пока да, - улыбнулся он.
Бой длился до самого рассвета. Земля дрожала под телами павших. Когда первые лучи солнца прорезали дым, стало ясно — они выстояли.
Победа далась дорогой ценой, но они были живы.
Он стоял посреди выжженного поля, где дым поднимался к небу, а воздух пах смертью, и смотрел, как Эшлин опускается на колени, убирая волосы со лба, как вытирает кровь с лица.
Она устало улыбнулась.
— Мы сделали это.
Он подошёл, обнял её, не сказав ни слова. Только слушал, как стучит её сердце.
И сейчас за долгое время клинок на его поясе был тяжёлым не от битвы, а от тишины.
Тогда он ещё не знал, что это лишь первая война.
Что настоящий бой — тот, что решит их судьбы, — только приближается.
После долгого перехода и завершённого задания запах жареного мяса и свежего хлеба был для них почти праздником.
Лейф и Эшлин вошли в таверну — низкое, уютное здание из тёмного дерева с большим каменным очагом посередине. Воздух был пропитан ароматом пива, дымом и специями, а гул голосов, смех и звон кружек создавали ощущение живого, пульсирующего мира.
По залу сновали трактирщики, разнося блюда и напитки. За длинными столами сидели всевозможные посетители — люди, маги, эльфы, бородатые гномы, и даже пара полузверей: один с кошачьими ушами, другая — с коротким пушистым хвостом.
В углу кто-то тихо бренчал на лютне, а за соседним столом два мага спорили, у кого сильнее зелья.
— Как же я соскучилась по нормальной еде, — вздохнула Эшлин, снимая плащ. — Хочу всего сразу: мясо, хлеб и что-нибудь сладкое!
— Главное, чтобы не подгорело, — усмехнулся Лейф, оглядываясь по сторонам.
И вдруг к ним стремительно подбежала стройная эльфийка с длинными светло-зелёными волосами, заплетёнными в косу. На ней был лёгкий дорожный плащ, а за спиной — лук с серебряными вставками.
— Эшлин! — радостно вскрикнула она.
— Лизи! — Эшлин в ответ кинулась к ней, обнимая крепко, с настоящей радостью.
Когда объятия закончились, Эшлин повернулась к Лейфу.
— Привет, Лейф! — сказала Лизи с озорной улыбкой.
— И тебе привет, — спокойно кивнул он.
— Могу поздравить вас с успешным заданием! — добавила эльфийка, хитро прищурившись.
— Спасибо, — Эшлин улыбнулась и слегка приобняла подругу. — Присоединишься к нам?
— Сейчас, только Астру позову! — отозвалась Лизи, уже разворачиваясь к двери.
— О, Астра тоже тут? — удивилась Эшлин, и едва договорила, как к ним подошла высокая девушка с огненно-красными волосами, заплетёнными в хвост.
Её кожа отливала лёгким бронзовым блеском, на руках поблёскивали чешуйчатые узоры, а за спиной из-под плаща выглядывал аккуратный, гибкий хвост.
— Ну здравствуйте, герои, — сказала она с улыбкой. — Лизи рассказала, что вы вернулись.
— Садись с нами, — предложил Лейф, и вскоре вся компания уселась за массивный дубовый стол у окна.
Через минуту трактирщик принес еду:
большую тарелку тушёного мяса с пряными травами, корзинку свежего хлеба, жареные овощи, кувшин медовухи и десерт — яблоки в карамели.
Запах стоял такой, что даже Лейф, привыкший к походным сухпайкам, невольно сглотнул.
Они ели с аппетитом, разговаривая и смеясь.
— Ну, рассказывайте, как ваше задание? — первой заговорила Лизи. — Говорят, вы чуть не столкнулись с болотным великаном.
— Почти, — усмехнулась Эшлин. — Если бы не Лейф, я бы сейчас украшала его коллекцию.
— Преувеличиваешь, — покачал головой Лейф. — Ты сама неплохо справилась.
— Ох, ну вы как всегда, — вздохнула Лизи. — В вашей гильдии все такие?
— Может, всё-таки перейдёшь к нам? — предложила Эшлин, хитро приподняв бровь.
Лизи рассмеялась звонко, запрокинув голову.
— Брось, Эшлин! У вас такой строгий глава и такой жёсткий отбор, что я даже пробовать не хочу!
— Но задания серьёзнее, — заметил Лейф, отпивая из кружки. — И платят больше.
— Это да, — поддержала Эшлин, кивая. — Но зато у нас всегда порядок и дисциплина.
— Порядок — скука, — улыбнулась Лизи. — Я лучше с нашими. У нас весело и свободно.
Астра, до этого сосредоточенно ковырявшая вилкой овощи, подняла взгляд.
— Кстати о веселье, — сказала она. — Я как раз недавно закончила новую партию оружия. Клинки, арбалеты, даже один лук с зачарованием. Можете заглянуть посмотреть.
— Нам как раз нужно обновить снаряжение, — оживилась Эшлин.
— Да, особенно после последнего боя, — кивнул Лейф, поглаживая рукоять своего клинка. — Думаю, твои работы как раз то, что нужно.
Разговор потёк свободно. Они делились историями, смеялись, вспоминали сражения и старые миссии.
Лейф сидел, слушая их, и чувствовал настоящее спокойствие. Не тревогу, не напряжение — просто тихое, человеческое счастье.
Огонь в камине мерцал, отблески играли на лице Эшлин, в её глазах отражалось пламя. Она смеялась вместе с подругами, и Лейф поймал себя на мысли, что ради этого звука он готов снова пройти через любую войну.
Они продолжали говорить — о дорогах, заданиях, оружии, слухах о новых заказах. Всё было привычно и уютно, пока вдруг не донёсся приглушённый разговор с соседнего стола.
— …говорю тебе, этот меч проклят, — шептал бородатый наёмник своему спутнику. — В нём заключена душа. Живая.
— Да ну, — отмахнулся тот. — Сказки это.
— Сказки? — фыркнул первый. — Тот, кто запечатал её, заплатил слишком дорогую цену. Одни говорят, что с тех пор его мир поглотил огонь.
Эшлин подняла взгляд, её глаза чуть сузились.
— Мы уже не впервые слышим подобные истории, — тихо сказала она.
— Да-да, — подала голос Лизи. — Я слышала нечто похожее, когда покупала целительные эликсиры.
Астра вздохнула, улыбнувшись:
— Похоже на очередную легенду.
— Кто знает, — произнесла Лизи, глядя в сторону.
После короткой паузы они вернулись к еде.
Позже, выйдя из таверны, компания направилась к оружейной лавке Астры. Там, среди запаха металла и огня, стояли ряды мечей, копий и луков. Каждый клинок был её работой — крепкий, сбалансированный, словно продолжение руки. Эшлин с восхищением перебирала стрелы, а Лейф выбрал новый короткий нож для ближнего боя.
— Встретимся в пятницу вечером? — спросила Лизи на прощание.
— Обязательно, — кивнула Эшлин. — У нас будет, о чём поговорить.
Когда друзья разошлись, Лейф и Эшлин вернулись в таверну. Им уже приготовили комнату под самой крышей — тихую, с деревянными балками и окном, выходящим на ночной город.
Пока Эшлин принимала ванну, Лейф спустился вниз расплатиться. Вернувшись, он застал её сидящей на кровати — с полотенцем на плечах и влажными волосами, мягко спадающими на спину.
Он подошёл и сел рядом, осторожно взяв её руку и поцеловав.
— Тебя что-то тревожит? — спросила Эшлин, заглядывая ему в глаза.
Лейф немного помолчал.
— Мне бы хотелось жить с тобой вдали от всего этого, — произнёс он наконец. — От гильдий, заданий, крови. Купить дом, посадить твои любимые цветы… гулять по вечерам, пить чай. Я не хочу больше подвергать тебя опасности.
Эшлин тихо улыбнулась, прижалась к нему, обняла.
— У нас обязательно всё это будет, — сказала она. — Но сначала нам нужно насобирать денег. Не волнуйся за меня, со мной всё будет в порядке.
Она наклонилась и поцеловала его.
Снаружи медленно угасал свет фонарей, а за окном поднималась бледная луна.
Утро выдалось ясным и спокойным. Солнце мягко пробивалось сквозь тонкие облака, разливаясь по каменным улицам города золотыми бликами. Лейф и Эшлин неспешно шли по брусчатке, наслаждаясь редкой передышкой после недавнего задания.
Город жил своей привычной жизнью — гул голосов, запах свежеиспечённого хлеба, прилавки, полные красок. Уличные торговцы наперебой предлагали товары: разноцветные ткани, амулеты, фрукты из южных земель и странные блестящие камни, источающие едва ощутимое свечение.
По улицам сновали самые разные существа. Высокие эльфы в серебристых плащах степенно переговаривались у фонтана; рядом бежали дети-полукровки — с ушками, хвостиками и громким смехом; мимо прошествовала женщина-маг в фиолетовой мантии, а за ней, тихо урча, шёл её спутник — большой пушистый кот с глазами цвета янтаря.
Эшлин с любопытством рассматривала лавки, то и дело останавливаясь у витрин.
— Посмотри, какие чудесные браслеты, — сказала она, беря один из них в руки.
— Если хочешь — возьмём, — улыбнулся Лейф.
— Нет, не стоит. Пусть будет повод вернуться, — подмигнула она.
Дальше они заглянули в лавку целительных эликсиров. Внутри пахло травами, медом и дымом от тлеющих благовоний. На полках стояли ряды стеклянных бутылочек с жидкостями всех цветов — от нежно-зелёных до густо-рубиново-красных.
Хозяйка лавки, сухонькая женщина с глазами, светящимися мудростью, приветливо кивнула:
— Добро пожаловать, путники. Эшлин, дорогая, как твоя рука после того случая на перевале?
— Уже всё хорошо, спасибо вашим настоям, — ответила та с улыбкой.
Лейф стоял чуть позади, наблюдая, как Эшлин смеётся, наклоняясь над прилавком. Её глаза искрились от света, а волосы мягко переливались, словно поймавшие солнечные лучи. Он снова поймал себя на мысли, что в такие мгновения забывает обо всём — о клинке, о войнах, о страхах. В этот момент для него существовала только она.
После лавки с эликсирами они направились к знакомому месту — небольшой каменной мастерской с потемневшей вывеской «Карты и навигация Брука».
Едва они переступили порог, как из-за стойки донёсся радостный голос:
— О, какие люди! Лейф, дружище! И его прекрасная спутница, Эшлин!
Из-за стеллажа показался сам Брук — крепкий, коренастый мужчина лет сорока, с растрёпанной бородой и неизменной повязкой на лбу. Он шумно подошёл, по-братски приобнял Лейфа и дружески хлопнул по плечу.
— Рад вас видеть, некогда одиночка волк! — воскликнул он.
— Как жизнь? Как работа?, - спросил Лейф
— Постепенно идём вверх, — ответил Брук, улыбаясь, будто сам себе. — Вот только успевай получать и рисовать новые маршруты — путешественники, наёмники, все хотят свежие карты.
— Мы как раз тоже за ними, — сказала Эшлин. — Слышала, ты получил новые экземпляры.
— Верно, верно, — закивал Брук и засуетился, доставая из шкафа свёртки. — Для вас, ребята, всё только самое лучшее и надежное!
Он разложил на прилавке несколько карт — каждая с аккуратной прорисовкой рек, гор, торговых путей и даже пометками о возможных стоянках.
— Здесь — северные перевалы, — говорил он, указывая пальцем. — Тут, говорят, видели новых монстров, а вот этот маршрут безопаснее, но длиннее.
Лейф внимательно рассматривал чернила, линии и заметки.
— Как всегда, твоя работа безупречна, — сказал он.
— И по отличной цене, надеюсь, — добавил с ухмылкой.
Брук расхохотался:
— Для тебя, Лейф, цена всегда «дружеская».
Они ещё немного поболтали — о заданиях, новых путях, слухах о торговых караванах, — после чего попрощались.
— Заходите ещё, — сказал Брук, махнув рукой. — И осторожнее там, на севере. Ходят странные вести.
Когда они вышли из лавки, солнце уже клонилось к закату. Эшлин взяла Лейфа за руку, и они направились в сторону гильдии.
Над городом зажигались фонари, шум постепенно стихал, уступая место вечерней прохладе. Было ощущение, будто сам воздух затаил дыхание — как перед чем-то важным.
Лейф обернулся на Эшлин. Она шла рядом, улыбаясь, глядя куда-то вдаль — туда, где небо окрасилось в розово-золотой свет.
Зал гильдии гудел, когда они вошли. Воздух был пропитан запахом железа, кожи и вина — обычная смесь для места, где собираются наёмники. На стенах висели гербы команд, а у доски объявлений стоял глава — широкоплечий мужчина по имени Кайден, с седыми висками и суровым взглядом.
— Вы вовремя, — произнёс он. — Есть задание, от которого многие отказались. Опасное. Но плата щедрая.
Он бросил на стол свиток с печатью. Эшлин, Лейф и ещё трое согильдийцев наклонились над ним.
— Что за цель? — спросил Лейф.
— Старое святилище в долине Ронгар. В последнее время там появились твари — будто тени, питающиеся магией. Ваша задача — расчистить путь и выяснить, кто стоит за этим.
Эшлин взглянула на Лейфа и кивнула:
— Берём.
Дорога заняла два дня. По мере приближения к долине воздух становился тяжелее, словно сама земля помнила древнюю боль. Когда солнце коснулось горизонта, они уже стояли у подножия разрушенного святилища — полуразвалившиеся колонны, следы сражений и чёрный пепел на земле.
— Что-то не так, — прошептал Лейф.
Они сделали несколько шагов — и тут раздался звон металла.
Из теней набросились твари, похожие на обугленные силуэты. Удар за ударом — воздух загудел от магических вспышек, стрелы Эшлин рассекали тьму, клинок Лейфа сверкал в лучах уходящего солнца.
Но внезапно позади раздался глухой звук — и крик. Один из их товарищей, Торен, стоял, опустив меч, а рядом — поверженный соратник.
— Что ты творишь?! — закричал Лейф.
— Что уж поделать, — прохрипел тот. — Мне предложили больше.
Мир вспыхнул вновь болью и хаосом, многочисленными ударами, защитой и попытками атаки.
И вдруг внезапный резкий удар со спины.
Среди огня и пыли Эшлин оказалась рядом в ту же секунду с Лейфом, прикрывая его от удара. Время словно остановилось. Он успел лишь увидеть, как она падает ему на руки, как её дыхание становится неровным.
— Эшлин… нет, — прошептал он. — Только не это.
Он пытался помочь, использовал все целебные зелья, что были при нём, но чудо не пришло. Слезы брызнули из его глаз, руки затряслись, слова застряли в горле.
Эшлин смотрела на него — глаза ясные, тёплые, будто всё ещё живые. Её ладонь скользнула к его лицу.
— Лейф, — прошептала она, — живи… пожалуйста. И не плачь. У тебя всё ещё будет свет.
--- Я...я не смогу без тебя...
Он хотел сказать что-то еще, сказать ей тысячи слов, но голос предал его. Только тишина, наполненная гулом прибывших на помощь согильдийцев и далёкого боя, осталась между ними.
Когда всё стихло, Лейф сидел, прижимая её к себе. Тело было лёгким, словно тень. Вокруг валялись поверженные твари, предатель лежал неподвижно — его уже настигла кара.
Согильдийцы, уцелевшие после схватки, стояли в стороне, не смея нарушить тишину.
На лице Лейфа не было гнева — только пустота и боль.
— Я обещал защитить тебя, — прошептал он. — И не сдержал слово.
Ветер пронёсся по долине, унося запах крови и пепла. В тот миг, когда солнце окончательно скрылось за горами, в его душе что-то оборвалось.
Ночь опустилась быстро и тяжело — как крышка сундука. По узким улочкам города шёл Лейф, шаги его были ровные, но в груди билось что-то вроде раскатного грома: мысль одна — найти того, кто в тот день говорил у соседнего стола о мече и душах. В сердце тянуло пустотой — память об Эшлин, её тёплых ладонях, её просьбе «живи».
Он заметил бородатого наёмника у таверны: тот сидел один, вполоборота, чуть сутулясь, смотрел в огонь уличного фонаря. Вокруг шумели разговоры, но в нём сам Лейф слышал только сухой хруст своих сапог. Подойдя ближе, он заглянул в лицо, где играли тени.
— Ты тот, кто рассказал про меч и заточенную в нем душу? — спросил Лейф тихо, но в голосе звучала сталь.
Бородатый вздрогнул и повернул голову. — А? А, да. Я — я просто болтал. Сказки, слухи…не бери в голову — начал он, но Лейф не дал договорить.
Грозно, не поднимая голоса, Лейф схватил его за ворот, встряхнул, и подтянул к себе так, что тот чуть не закашлялся от близости. Холод его взгляда прожёг:
— Ты знаешь, как это сделать? Как заключить душу и не дать ей уйти?
Наёмник замялся, бросил быстрый взгляд вокруг, потом рассмеялся нервно, словно глупость могла снять опасность.
— Та откуда мне знать. Это лишь истории, — прохрипел он. — Сказки старых солдат.
Лейф прижал его сильнее, достал клинок: ладонь как кованая стяжка. — Я ещё раз спрашиваю: ты знаешь?
Тот побледнел. После длинной паузы, полусдавленным шёпотом, он проговорил:
— Нет… нет, я не знаю. Но есть тот — есть существо, у которого можно узнать. Он — странный. Говорят, у него дом в переулке за часовней. Он когда-то делал вещи… опасные.
— Веди, — отрезал Лейф. — Сейчас.
Наёмник, дрожа, поднялся и повёл их по узким тропинкам, где луна пробивалась сквозь листья, бросая полосы света. Они шли молча; Лейф держал руку на рукояти клинка, будто в нём жила последняя ниточка контроля.
Дверь к жилищу стояла полуоткрытой; на пороге висела верёвка с сушёными травами и пятном старой смолы. Когда Лейф постучал, внутри кто-то молча отозвался. Но наёмник остановился и сказал шёпотом:
— Я внутрь не пойду. О нём ходят слухи…
Он развернулся и побежал прочь, оставив Лейфа одного перед скрипящей дверью.
Лейф не стал преследовать — он просто толкнул дверь и вошёл.
Внутри было темно и прохладно; запах ладана и старой бумаги висел в воздухе. Комната освещалась лишь тусклым светом свечи на столе. На стенах — странные рисунки и витиеватые символы, словно карты судьбы. Пол скрипел под его тяжестью.
Он вынул клинок, держал его в сжатой ладони, ощущая знакомую тяжесть и холод металла. Медленно шаг за шагом он двинулся внутрь, каждый его звук казался громче обычного. Тут дверь хлопнула за спиной — неясный ветер или намеренное движение — и в комнате воцарилась плотная тьма.
Из тьмы раздался голос — сухой, с лёгкой ехидцей:
— И зачем же убийца и наёмник пожаловали ко мне посреди ночи?
Лейф поднял голову, держа клинок прямо перед собой. Голос звучал рядом, но источник остался скрыт. — Я пришёл узнать, — сказал он ровно. — Как переместить душу в предмет.
Воля в голосе Лейфа не дрогнула; в нём было столько решимости, что в воздухе заискрился напряжённый холод. В ответ — лёгкое, почти уважительное хмыканье.
— Как интересно… Ты знаешь о последствиях? — резко прозвучал голос.
— Я всё ради этого сделаю, — отрезал Лейф.
— И что же ты дашь мне взамен? — прозвучал насмешливый шёпот. — Я не творю чудес бесплатно.
Лейф не назвал цену. Он просто сказал: — Проси что хочешь.
Затем в углу комнаты зажёгся слабый свет, и рядом с ним очертился силуэт. Мужчина в тёмном плаще встал со стула, на пальце сверкнул массивный перстень, на шее висела цепь с тёмным камнем, в котором играла зыбкая внутренняя искра. Черты его лица скрывала тень, но глаза — два холодных огонька — уставились прямо в Лейфа.
Он подошёл ближе, ступая так бесшумно, будто не касался пола. В его голосе скользнула улыбка:
— Чувствую отчаяние, — сказал он, и в смехе слышалась странная радость. — Как давно произошла гибель, наемник-убийца?
— Неделя, — ответил Лейф кратко.
— Многовато, — проворчал незнакомец, наклоняясь, чтобы рассмотреть клинок в руке Лейфа. — Но ещё можно успеть.
Он сделал шаг в сторону стола, где лежали свитки и какие-то амулеты, затем снова посмотрел на Лейфа.
— Принеси тело в полночь, — произнёс он ровно, — и мы начнём ритуал. Принеси её тихо, без свидетелей.
Лейф почувствовал, как в груди тяжесть превратилась в ледяной огонь. В его голове мелькнули слова Эшлин — «живи» — и её тёплая улыбка. Он сжал рукоять клинка так, что костяшки побелели.
— Я буду там, — ответил он низко. — И пусть будет так.
Мужчина хмыкнул и отступил в полумрак, словно дом вновь проглотил его силуэт. Дверь скрипнула, показывая, что разговор окончен.
Лейф стоял в пустой комнате, где свеча мерцала, отбрасывая на стены странные тени. Он понимал: шаг, который он собирался сделать, был чересчур далек от света. Но в его душе горело не сомнение — а клятва. И когда он вышел в ночной воздух, город казался ему иным: тише, чем раньше, и полон незримых глаз.
Полночь и ритуал — слова, от которых не отвести взгляда.
Дождь шёл мелкий, холодный, как иглы. Тяжёлая ночь катилась к рассвету, а на окраине города, среди перекошенных домов, шагал человек — израненный, обессиленный, но с каким-то страшным спокойствием в глазах.
Лейф.
Он держал за поясом меч, чьё лезвие казалось живым — то тускло пульсировало слабым внутренним светом, то будто вздыхало, издавая тихий, почти неуловимый звук, похожий на вздох.
Дверь хижины мага отворилась без стука, словно сама впустила его.
Лейф вошёл, опираясь на клинок, оставляя на полу следы крови и воды. В воздухе пахло воском, железом и чем-то прелым.
Маг сидел у стола — всё тот же в чёрном плаще, лишь теперь капюшон был снят. Его волосы были седыми, глаза — мутно-зелёными, с отблеском чего-то неестественного.
Лейф тяжело вдохнул, выпрямился и прохрипел:
— Я… сделал это.
Маг поднял взгляд. Несколько мгновений он просто молча наблюдал, будто изучал. Потом кивнул медленно, губы его тронула едва заметная усмешка.
— Что ж… — тихо произнёс он. — Теперь мы квиты.
Он поднялся, подошёл ближе и посмотрел на клинок, что висел у Лейфа на поясе. Пальцы его едва коснулись эфеса — и в тот же миг по комнате прошёл лёгкий треск, словно воздух сжался.
— Помни, — сказал маг негромко, — чтобы душа оставалась в клинке, ей нужна подпитка.
Лейф нахмурился, с усилием удерживая равновесие.
— Подпитка?..
— Да, — улыбнулся маг странной улыбкой. — Убитые тобою. Каждая жизнь, что ты отнимешь, даст ей силу оставаться в этом мире.
Он сделал шаг назад и добавил:
— Но не забывай — ни одна душа не желает находиться в заточении.
Лейф поднял глаза. В них мелькнуло то ли недоумение, то ли задумчивость.
— В чём именно будет её сопротивление?
Маг тихо рассмеялся, но смех этот был без радости — больше похож на шелест старых костей.
— Она будет высасывать твою жизненную энергию, — сказал он спокойно. — Сначала ты даже ничего не заметишь. Может, легкая усталость, тень под глазами. Но потом… потом станет труднее дышать. С каждым днём. Душа насытится лишь тогда, когда заберёт твою жизнь до последней капли.
Лейф сжал рукоять меча.
— Что будет, если я погибну?
Маг посмотрел на него пристально, глаза его на миг вспыхнули зеленоватым пламенем.
— Вы связаны. Если ты умрёшь, душа покинет клинок. И всё, что ты сделал, станет напрасным.
Повисла долгая тишина. Лишь где-то в углу потрескивала свеча, бросая искажённые тени. Лейф стоял молча, чувствуя, как холодный пот стекает по виску. Внутри меча что-то дрогнуло — как тихий отклик, как дыхание Эшлин. На миг показалось, что он слышит её голос… но тот растворился.
Он выпрямился, сдерживая боль и усталость.
— Хорошо, — произнёс он твёрдо. — Благодарю, маг.
Тот усмехнулся, слегка наклонил голову.
— Ну что ж… удачи тебе, Лейф, — произнёс он, и на последнем слове его силуэт начал таять, как дым. — Она тебе ещё понадобится.
Комната опустела. Лишь в воздухе остался запах серы и холод, похожий на шепот тени.
Лейф стоял один, чувствуя под кожей слабое биение меча, будто пульс — особенный, живой.
Он вышел наружу.
Небо уже светлело, но рассвет показался ему не началом — а лишь предупреждением.