Арей Вестерн чувствовал, что живёт в аквариуме. Не в клетке — в аквариуме. Прозрачный, чистый, залитый искусственным солнцем мир, где каждая пылинка была сканирована и утилизирована до того, как осядет. Его дом, шпиль "Асцендент", пронзал небо Элизиума, самого высокого из трёх защитных куполов. Отсюда, с 108-го этажа, Нижний Город был просто черной, бесформенной кляксой, лежащей за пределами идеально выровненной линии горизонта. Его отец, Консул Доминик Вестерн, часто говорил: "Посмотри вниз, Арей. Это — хаос. Мы — порядок. Мы — спасители".
Арей сидел перед голографической панелью, отслеживая поставки синтетических пищевых блоков в сектора A-G. Это была его работа, его долг как наследника одного из Великих Домов: обеспечивать, чтобы их мир, мир чистокровных жителей Элизиума, оставался неприкосновенным и сытым. Сегодня ему исполнилось двадцать пять лет. По этому случаю полагалось провести формальную церемонию вступления в Совет Планирования. Но мысль об этом вызывала у него тошноту.
"Скука, Арей, — шипел его внутренний голос, — это яд, которым тебя кормят с рождения. Тебя готовят быть машиной, а не человеком."
Он отвлекся от данных. Его взгляд притянуло к неприметному красному миганию на краю карты. Это был сигнал о сбое в старой, давно заброшенной вентиляционной шахте, ведущей за Периметр. Сбой был несущественным, его можно было игнорировать или отправить дрона. Но это была трещина в совершенстве. Он вспомнил старую легенду, которую ему в детстве рассказывал камердинер, которого потом "утилизировали" за "несанкционированные воспоминания": о существовании некоего "Семени Света" — древнего устройства, способного очищать почву и воду, спрятанного где-то глубоко в руинах. Если бы Вестерны нашли его, их власть стала бы абсолютной, а зависимость Нижнего Города — вечной. Это ложь, Арей, — шептал голос долга. Это миф. А что, если нет? Арей принял решение, которое было чистым актом классового самоубийства. Он хотел не просто найти миф для Отца. Он хотел увидеть Хаос. Он хотел почувствовать Кровь.
В Нижнем Городе не было горизонтов, только тень. Солнечный свет не проникал сквозь смог, застрявший между покосившимися небоскребами, которые жители Ямы называли "Костяными Столбами".
Кайа Флинт двигалась, как тень, по краю заброшенного резервуара для воды. Вода давно испарилась, оставив после себя только корку ржавчины и слизи. Но сегодня здесь была цель: отряд патрульных Элизиума спустился слишком низко, чтобы проверить коммуникационный ретранслятор. Они всегда несли с собой чистые, запечатанные рационы. Кайа была голодна. Её община — двадцать стариков и детей, ютящихся в подвале старой библиотеки, — голодала ещё сильнее. В её двадцать лет, её тело было сплошной мускул, а глаза — льдом. Она потеряла мать от Лихорадки Столбов, а отца — в схватке с Патрулем. С тех пор в ней жила одна цель: мстить и выживать. Она наблюдала за тремя патрульными. Они были защищены белоснежной броней, которая в этой грязи казалась насмешкой.
"Паразиты. Они дышат нашим воздухом, пьют нашу воду, пока мы гнием внизу."
Она подползла к ним. Её оружие — "Жало", нож, сделанный из куска расплавленного металла, заточенного о камень. Атака была быстрой и смертоносной. Она не чувствовала страха и жалости, только необходимость. Двое патрульных упали, даже не успев поднять оружие. Третий, самый молодой, запаниковал и выронил рюкзак. Внутри — три блестящих, запечатанных рациона. Спасение. Кайа не заметила, как ретранслятор, который проверяли патрульные, начал издавать тихий, аварийный сигнал. Сигнал, который притянул к себе то, что было запрещено.
Арей надел черный, незаметный комбинезон и взял с собой только легкий электрошок и навигатор, настроенный на ту самую мигающую шахту. Он не взял боевого оружия. Ему не разрешали, да и он сам считал, что насилие — это инструмент низших. Спуск был долгим и грязным, ломая его идеальную чистоту. Воздух становился тяжелее, гуще, пахнул гарью и нечистотами. Когда он наконец выбрался из вентиляционной трубы в развалины Нижнего Города, его встретила темнота, которую не могла пробить его фонарь. Он сделал всего десять шагов, прежде чем услышал скрежет металла и тихие голоса. Он спрятался за развалившимся бетонным блоком, дрожа не от холода, а от осознания того, куда он пришел. Он увидел Кайю. Она стояла над трупами патрульных, быстро собирая их рационы. Её движения были резкими, дикими, но при этом отточенными. Грязь на её лице не скрывала её свирепой красоты. Она была воплощением Хаоса. Кайа, почувствовав чужой, чистый запах, резко обернулась. Их глаза встретились. Глаза Арея, полные испуганного любопытства, и глаза Кайи, полные мгновенной, хищной ненависти. Она увидела его комбинезон (слишком чистый), его навигатор (слишком дорогой) и выражение его лица (слишком невинное). Враг. Она подняла Жало.
"Ты не должен быть здесь, — прошипела она, её голос был низким, как шелест гравия. — Я тебя убью, прежде чем ты успеешь позвать своих хозяев".
Арей, парализованный ужасом и в то же время странным восхищением, не успел даже поднять руки. Он просто стоял, и в его голове промелькнула мысль: Вот она, Кровь, и она пахнет жизнью. Кайя метнулась вперед, её Жало блеснуло в тусклом свете. Арей инстинктивно уклонился, но лезвие оставило глубокий, жгучий порез на его плече. Первая кровь была пролита.
Кровь Арея была тёплой и шокирующе реальной на его плече. Боль прорезала туман его оцепенения.
"Стой!" — крикнул он, отступая. Он поднял руку с электрошоком, но это был жест, а не угроза. В Элизиуме шокеры использовались для усмирения, а не для убийства. Кайя усмехнулась, и эта усмешка была самым отвратительным и прекрасным, что он видел в жизни. "Пытаешься приказать мне, Купольный? Здесь не твой сад!"
Она бросилась снова. Теперь Арей двигался. Не потому, что умел драться, а потому, что его инстинкт выживания, заглушённый годами комфорта, внезапно заработал на полную мощность. Он отскочил к полуразрушенной стене и вслепую нажал на кнопку шокера. Треск разряда в воздухе не остановил её, но дал ему долю секунды. Он оттолкнулся от стены и побежал. Куда? Инстинкт подсказал ему: подальше от света, глубже в руины. Кайя последовала за ним. Он был ранен, но двигался быстрее, чем она ожидала, — возможно, благодаря скрытым имплантам Элизиума, которые давали им небольшое, но важное физическое преимущество.
Тишина в коллекторе была абсолютной и давящей, прерываемой лишь звуком капающей воды где-то вдали — звук, который в Нижнем Городе был равноценен золоту. Кайя первой пришла в себя. Она резко оттолкнула обломок, придавивший её ногу, и тут же наставила Жало на Арея. Он всё ещё тяжело дышал, приходя в себя после удара. Его лицо было покрыто грязью, а рука беспомощно сжимала разбитый навигатор.
"Двигайся, и я выпущу тебе кишки," — приказала она.
Арей медленно поднял руки, демонстрируя, что он безоружен. "Мы заблокированы. Ты слышала обвал. Кричи, бей, но мы здесь, пока не найдем выход."
Кайя проигнорировала его слова. Её взгляд сверлил его комбинезон. Она начала обыскивать его, действуя быстро и профессионально. Она нашла его маленький, запечатанный запас воды — всего одна фляга.
"Вот он, Купольный," — она подняла флягу, словно трофей. "Твой запас жизни. Теперь это мой запас."
"Послушай," — Арей попытался говорить рационально. "Если мы разделим...""
"Нет 'мы'!" — рявкнула Кайя. "Я выживаю в этом дерьме всю свою жизнь. Ты здесь — ошибка, которую я не успела исправить. И ты — источник моих ресурсов. Если тебе что-то нужно, ты платишь. Водой, информацией, своим телом. Понял?"
Арей, несмотря на угрозу, почувствовал прилив ярости. Впервые в жизни с ним говорили не как с наследником, а как с бесполезным куском мяса.
"Я Вестерн! Моя семья...""
"Твоя семья, — Кайя сплюнула. — Твоя семья убила мою мать. Твоя семья держит нас в этой гнили, пока вы жрёте синтетическое мясо. И знаешь что? Здесь, под землёй, ты просто мокрая, чистая мышь. И я — кошка."
Она отвернулась и начала осматривать обвал. Она была прагматична. Эмоции подождут. В абсолютной темноте коллектора, Кая обнаружила, что их положение более отчаянное, чем она думала. Обломки были слишком тяжелыми.
"Мы здесь надолго," — заявила она, возвращаясь к Арею.
Арей, используя свет своего наручного хронометра (который, к счастью, уцелел), изучал помещение. Это был старый коммуникационный узел, судя по количеству кабелей, но всё было залито водой и заржавело.
"У меня есть два рациона в моем кармане, — сказал Арей. — Сухие. Мы можем продержаться двое суток, если делить пополам. У тебя есть что-то?"
"Пять рационов на двоих. Максимум, пять дней, если есть по крохе," — подсчитала она. — "У меня есть вода. Ты можешь пить только после меня. Моё правило."
Арей кивнул. Не было смысла спорить. Его чистый мир, где еда была всегда, рухнул. Ему пришлось принять её правила. Первая ночь была пыткой. Кайя легла на трубы, завернувшись в свой тонкий плащ, её Жало было под рукой. Арей сидел, прислонившись к холодной стене, его рана пульсировала. Он слышал каждый её вдох, и этот звук был единственным, что отделяло его от ужаса одиночества. Он проснулся от её стона.
"Ты ранена," — тихо сказал он.
"Закрой рот. Это просто царапина."
"Нет. Ты ударилась ногой при падении. Нагноение. У меня есть медицинский гель," — Арей протянул ей маленький, тонкий картридж, спрятанный во внутреннем кармане. Кайя смотрела на гель, как на ядовитую змею. Продукт Элизиума. "Ловушка?"
"Это просто антисептик. Он остановит заразу. У меня тоже есть рана, — он кивнул на плечо. — Мы должны выжить, чтобы убить друг друга позже, не так ли?"
Этот прагматичный аргумент попал в точку. Кайя, скрепя зубами, взяла гель и, отвернувшись, обработала свою ноющую рану.
На следующий день, пытаясь отвлечься от голода и запаха плесени, они начали говорить. Это был не диалог, а ожесточённый допрос, который вёл каждый из них, пытаясь понять природу врага.
Кайя: "Зачем ты спустился? Ради забавы? Посмотреть, как крысы едят своих детей?"
Арей: "Я искал... кое-что. Легенду. Древнее устройство. Мой отец хочет... хотел использовать это для укрепления контроля."
Кайя: (Смеётся, горько и сухо) "Вы всегда ищете, как нас контролировать. Вы никогда не искали, как нас спасти."
Арей: "Мы вас кормим! Мы даем вам субсидии, блоки! Если бы не Элизиум, вы бы давно погибли!"
Кайя: "Вы даете нам отходы, которые вы не можете съесть сами! Вы даёте нам гнилую воду, которая нас убивает! А потом вы удивляетесь, почему мы хотим перерезать вам глотки!"
Они ссорились о морали, о распределении ресурсов, о праве на жизнь. Арей впервые услышал, как живет Нижний Город, без фильтров и пропаганды. Для него понятие "голод" было абстракцией; для Кайи — ежедневной реальностью, болью в желудке.
Он узнал о "Ночи Очищения", когда Патруль сжёг несколько кварталов, чтобы остановить "распространение инакомыслия". В его учебниках это было названо "Санитарной Коррекцией". Он увидел, что её ненависть не беспочвенна, а выстрадана. Кайя, в свою очередь, увидела, что Арей не был монстром, который отдавал приказы. Он был продуктом. Он был наивен, его знания о мире были ложными, но в его глазах не было злобы — было любопытство и растущий ужас.
"Ты не знаешь, как держать оружие, — сказала Кайя, презрительно глядя на его шокер. — Ты не умеешь искать воду. Ты не знаешь, что такое настоящий голод. Ты — младенец, выращенный в пробирке."
"Я хотя бы знаю, как не умереть от заражения," — парировал Арей, указывая на обработанные раны.
Впервые в их общении промелькнула искра. Ненависти, но с оттенком взаимного признания. На третий день их запасы сократились до крох, а жажда стала острой. Молчание между ними стало тяжелым. Они работали. Кайя инстинктивно чувствовала слабые точки в обвале. Арей, используя свои технические знания, рассчитывал, где может пройти звук и где находятся несущие конструкции.
"Там, — сказал Арей, указывая на старый вентиляционный люк, спрятанный за обломком. — Он ведёт в старую дренажную систему. Если мы его откроем, мы можем выбраться, но он завален."
"Нас двое. Мы будем работать," — сказала Кайя. Без "я", без "мой", впервые — "мы".
Они работали часами, убирая камни и балки. Кайя использовала свою физическую силу и Жало как рычаг. Арей, его руки быстро покрывались мозолями, использовал свои знания о механике. Они двигались в унисон, не говоря ни слова, ведомые единственной целью. Наконец, люк поддался. Они провалились в узкий, грязный туннель. Они были свободны от ловушки, но не от вражды.
Процесс перемещения через лабиринт Нижнего Города был для Арея не просто физическим испытанием, а сенсорным адом. В Элизиуме воздух пах озоном и стерильной чистотой. Здесь — это был многослойный, удушающий смрад: тяжёлый запах гнили от сточных вод, едкий аромат горящего мусора (их единственный источник тепла), запах мокрой, немытой одежды и, самое ужасное, сладковатый, металлический запах болезни и смерти. Кайя вела его через районы, которые были живыми картинами апокалипсиса. Мимо "Костяных Столбов", где люди жили в разрушенных квартирах, соединенных шаткими верёвочными мостами. Под "Стеной Плача" — остатком Периметра, где богатые когда-то демонстрировали свою власть, а теперь бедные оставляли послания из костей и камней. Арей, несмотря на угрозу, не мог оторвать глаз от деталей. Он увидел мать, которая давала ребенку грязную воду из лужи, прикрыв рот куском марли, наивно веря, что это поможет. Он увидел стариков, чьи конечности были изуродованы "Лихорадкой Столбов" — генетическим заболеванием, вызванным токсинами, которые, как он знал из закрытых отчетов Вестернов, действительно сбрасывались в Нижний Город.
"Мы обеспечиваем порядок." Слова отца звучали в его голове, но теперь они были похожи на насмешку. Этот порядок был построен на агонии миллионов. В туннелях они столкнулись с первой серьёзной угрозой, не связанной с людьми. Крысы-мутанты — огромные, агрессивные создания, питающиеся падалью. Когда они окружили Арея, его паника была почти абсолютной. Кайя, без единого звука, метнула Жало. Оно пронзило одну крысу, и она бросилась вперед, используя грязный сапог, чтобы отбросить остальных.
"Ты слишком медленный," — процедила она, вытаскивая нож. — "Если ты хочешь выжить, ты должен двигаться, как будто тебя уже нет в живых."
Это был урок, который Кайя не могла преподать словами. Это был урок Нижнего Города. Когда они, наконец, оказались в подвале, тишина, наступившая после криков и радости общины при виде Кайи, была тяжелой, как свинец. Напряжение во время допроса, который вел Старший Элиас, было не просто классовой ненавистью, а исторической обидой. Элиас не кричал, он говорил тихо, и от этого его слова были ещё страшнее.
"Мы знаем, кто ты, Вестерн. Твой прадед, Аридан Вестерн, был тем, кто проектировал Периметр, — он указал костлявым пальцем на Арея. — Он обещал нам, что ограждения построены для защиты всех. А потом он включил насосы, и наша чистая вода пошла на полив ваших стеклянных теплиц. И он закрыл шлюзы, когда пришла Первая Волна болезней. Ты думаешь, мы забыли?"
Арей не мог ответить. Элиас говорил о событиях, которые в Элизиуме были "неподтвержденными историческими слухами", но здесь, в подвале, это была живая, кровоточащая память.
"Я... я не знал этих деталей," — пробормотал Арей, его лицо горело от стыда.
"Конечно, не знал!" — вмешалась женщина по имени Мара, у которой не было глаз, но она видела Арея лучше, чем кто-либо. — "Вы строите свой рай на фундаменте нашего незнания! Ты — живое, ходячее доказательство нашей боли!"
Внутренний Монолог Кайи: "Они правы. Он должен умереть. Одним ударом. Это справедливо. Это то, что я обещала себе. Но если я убью его, мы умрем от жажды. Моя ярость не накормит детей. Моя ярость не даст Элиасу лекарства. Он — ресурс. Он — ключ. Я могу оплакать его после того, как он послужит нам".
Противостояние длилось три часа. Арей был привязан, но его ум работал. В его голове смешались пропаганда Элизиума и шокирующая реальность Ямы. Его взгляд упал на Мару. У нее было воспаленное, гноящееся место на руке.
"Подождите!" — прервал он поток обвинений. — "У неё заражение. Оно распространяется. Я знаю, как его замедлить."
Община замолчала.
"Что ты несешь, Вестерн?" — спросил Элиас с подозрением.
"У нас в Элизиуме... мы изучаем... патогены Нижнего Города. Ваш гнойный дерматит, вызванный ржавчиной, можно замедлить, если... если смешать особый антибиотик с горячим паром, чтобы очистить рану. У меня есть остатки универсального антибиотика."
Кайя, наблюдая за ним, была потрясена. Он был готов отдать последний остаток своего лекарства, чтобы помочь женщине, которая только что бросила в него камень. Арей, несмотря на связанные руки, инструктировал Кайю. Она, с выражением абсолютного недоверия, выполняла его указания. Они нагрели воду, он объяснил дозировку. Арей, используя свои технические знания, превратил обломок фильтра в примитивный распылитель пара. Когда процедура была закончена, Мара не поблагодарила его. Но боль в её руке утихла, и община увидела это. Элиас посмотрел на Арея долгим, оценивающим взглядом. "Ты — яд, который лечит. Я не знаю, что хуже, Вестерн."
"Я просто пытаюсь выжить," — ответил Арей.
Внутренний Монолог Арея: "Ложь. Я не просто выживаю. Я пытаюсь доказать им, что я не такой, как мой отец. Я пытаюсь доказать Кайе, что её ненависть ко мне несправедлива. И, возможно, я пытаюсь доказать себе, что моё существование не было ошибкой".
После того, как Арей оказал помощь, тон общины немного изменился. Ненависть осталась, но к ней примешалась нужда. Кайя воспользовалась моментом. Она развязала Арея, но Жало оставила у него на горле.
"Мы не убиваем его, — заявила она, обводя взглядом всех. — Он — наш ресурс. Он показал, что может быть полезен. Но он будет моим. Моя ответственность, моя добыча. Я беру его на миссию."
Она подробно изложила план, который она придумала, используя информацию от Арея:
* Цель: Старые водопроводы Элизиума, питающие огромный Парк Памяти. Они должны быть отключены или перенаправлены.
* Риск: Миссия крайне опасна, так как находится на "ничейной земле", где патрулируют как Элизиум, так и конкурирующие банды.
* Условие: Если они преуспеют, община получит воду. Если Арей попытается предать, Кайя немедленно его казнит.
Элиас колебался. "Кайя. Ты рискуешь всем нашим выживанием ради... чего? Воды, которая может быть ядовита?"
"Вода — это жизнь. А яд уже везде, Элиас. Если мы не попробуем, мы умрём медленно. С ним, у нас есть шанс умереть быстро, но с водой," — Кайя посмотрела на Арея. Её глаза были полны решимости. Она знала, что этот союз — это предательство идеалов её погибшей семьи, но это было необходимо для выживания её новой семьи. Арей, глядя в её глаза, увидел эту борьбу. Он понял, что её жестокость — это броня, защищающая её хрупкую человечность.