Автор совершенно серьезно предупреждает, что некоторое возможное совпадение имен и ситуаций можно отнести только в счет хорошей фантазии автора, и не более того. Правда, не все эти совпадения будут совершенно случайны, но вот это как раз остается исключительно на совести автора.
Не боялась. Ничего не боялась. Просто иногда ей становилось не по себе. Как будто она случайно зашла не в ту дверь, и увидела то, что никак не было предназначено для ее глаз. И, вроде бы, ни в чем она не виновата, и завел ее сюда только случай. А все равно стыд окрашивает щеки алым, как будто шпионила и попалась с поличным. Но ведь на самом деле ничего не происходило. Она жила обычной жизнью, а какая еще может быть жизнь у девушки, которой едва минуло двадцать? Учеба, учеба, и еще раз… Это самое главное для девушки из респектабельной и интеллигентной семьи. В свободное время – книги, телевизор, прогулки по городу с подругами. Ненависть к дискотекам с громкой музыкой и наглыми мужскими взглядами, похотливыми, раздевающими. Она выросла на совсем другой музыке. Шопен, Григ, Бах, Моцарт. Да здравствует классика!
Тоже мне, «девушка из высшего общества». Таких теперь не бывает. А если и бывают, то только в сказках. В сказки нынче никто не верит. На стыке двадцатого и двадцать первого веков. И, однако, Ирина была именно такой, особенной, девушкой, не испорченной цивилизацией и постыдными нравами, которыми старшее поколение упрекает молодежь. Не правда, даже в самое разнузданное время не могут все девушки быть шлюхами, а все юноши – подонками. Девичья невинность до сих пор в цене, если только знать, где водятся настоящие покупатели на этот экзотический товар.
Да, кстати, дочь интеллигентов давно уже догадывалась, что жизнь далеко не так идеальна, как видится из окна уютной девичьей спаленки. В окошко можно смотреть, сколько угодно, и видно всегда одно и то же. В жизни так не бывает. Жизнь одаривает бесконечным разнообразием сюжетов и ситуаций. Но не жизнь Ирины. Несмотря на то, что третий курс удачно окончен. Несмотря на то, что начинаются каникулы. Каникулы – это скука, особенно для девушки, которая привыкла большую часть своего времени отдавать учебе. Прилежная ученица. Хорошая девочка. Почти отличница.
Итак, Ирина полулежала на диване и решала вопрос похлеще, чем Гамлетовский: «Быть или не быть?» Нужно было придумать себе какое-то занятие на лето. Хоть плевенькое, но постоянное, чтобы не мучаться скукой, доводящей до отчаянья. Наверное, очень глубоки были Ирины думы, если она не заметила ни маминого прихода, ни того, что мама бледна и печальна, ни того, что в руках у нее – телеграмма, и она не торопится отбросить эту вестницу неизбежности. В себя Ирина вернулась только от прикосновения маминой руки к плечу. И выяснилось, что в ближайшее время безделье и скука Ирине не грозят.
Мама редко бывала печальной. Она всегда смеялась и шутила, что бы ни происходило. Так что же произошло сегодня? Ирина вскочила с дивана:
– Мамочка, что произошло?
– Пришла телеграмма, доченька.
– Телеграмма?
Мама кивнула и отдала Ирине желтоватый листочек. Всего несколько строк. Бабушка Антонина Игнатьевна тяжело больна. Доктора говорят, что долго она не протянет. Перед смертью бабушка хочет увидеть любимую внучку. Ага, а ехать-то до бабушки – через полстраны. Если старушка действительно настолько плоха, то выезжать нужно немедленно, если не раньше. О том, что можно не ехать, Ирина не думала. Все-таки она была примерной дочерью примерных родителей.
– Когда?
– Завтра. Отец позаботится о билете. Но, Ира, тебе придется ехать одной. Ни я, ни отец не сможем с тобой поехать. Не побоишься?
Нет. Страха Ира не чувствовала никогда. Ни перед чем.
– Не побоюсь.
На самом деле кое-чего Ира все-таки боялась. Не успеть. Не то, чтобы она так уж любила старушку. Если честно – они и знакомы-то были весьма поверхностно. Ире было лет десять, когда она была у бабушки в последний раз. А потом… Потом было сначала безденежье, дальше – находились другие дела, более важные, чем поездка к бабушке. Вот, прошло десять лет, и бабушке подошел срок уходить. Ничего удивительного, что она хочет попрощаться с внучкой перед смертью. То есть удивляться можно, конечно. Но Ира не удивилась. Она знала одно: бабушка умирает и хочет с ней попрощаться. И Ира смертельно боялась не успеть исполнить последнее желание старушки.
Виновато в этом было, наверное, воспитание. Ирочка была девочкой хорошей, правильной. Она выросла на книгах Владислава Крапивина, и более других человеческих грехов не терпела предательства. А теперешнее ее опоздание могло быть расценено именно как предательство. Как же иначе, если человек просит твоей помощи, а ты ему в этой помощи отказываешь. Даже если от тебя это и не зависит – все равно. Чувство крайне неприятное. Когда к вине примешивается еще и ощущение полной беспомощности – чего ж хорошего?
Но выяснить, опоздала она или нет, Ира могла, только проехав через полстраны. И, как узнала Ирина, когда вернулся отец, весь этот путь ей придется проделать в сопровождении одного спутника. Билетов в купейные вагоны не было, а в плацкарте папа отправить свое любимое чадо не решился, поэтому смирился с затратами и купил Ире билет в спальный вагон. Такие же купе, только двухместные. Конечно, есть шанс, что Ира поедет в этой симпатичной двухместной коробке в одиночестве. Но шансы такого везения: один к одному, то есть пятьдесят на пятьдесят.
Ира внимательно выслушала отца и отправилась собирать вещи. Главное, что завтра она уезжает в Город у Океана, а один у нее будет спутник, или трое – на ее взгляд, не имело особого значения. Попутчики – это вообще такой разряд знакомств, который приятен только в силу своей мимолетности. Встретились, – расстались, никогда больше не увиделись. Никаких комплексов, никаких обязательств. Просто последняя встреча, и нет последствий.
Собиралась Ирина придирчиво и сосредоточенно. Все, что она возьмет с собой, придется нести одной. Рассчитывать на присутствие рядом симпатичного кавалера, конечно же, не приходилось. Они и в родном-то городе на дороге не валяются, кавалеры эти, что уж говорить о чужом жизненном пространстве. Чемодан был весьма объемным, но не слишком тяжелым. В самый раз, по мнению Ирины. Туда легко вошло все необходимое для первого самостоятельного путешествия. А сумку с едой (куда мама столько наготовила, теперь придется и самой всю дорогу изо всех сил налегать на еду, и угощать гипотетического попутчика) до поезда донесет папа. Все равно он собирается проводить свою дочь, чтобы быть уверенным, что никакая опасность дочурке не грозит. Хотя бы в поезде.
Иринка продолжала исподтишка рассматривать своего нового знакомого. Это оказалось занятием неожиданно увлекательным. Каждый вздох, каждое движение Константина Евгеньевича казалось исполненным аристократичной грации и уверенности в своих силах. Все, что он делал, было красиво. Смотреть на него доставляло не меньшее удовольствие, чем смотреть хорошую пьесу в театре. Только сейчас это была не пьеса, а жизнь.
Константин Евгеньевич не мог не замечать направленного на него пристального девичьего взгляда. Значение такого взгляда он прекрасно осознавал. Так у него всегда начинались отношения с женщинами, будь то легкий флирт или намеренье долгой скучной связи. Только вот долгие связи у него как-то не складывались. Может быть, тому способствовали его частые разъезды, либо чрезмерная харизма, о наличии которой он был прекрасно осведомлен. И вот, еще один мотылек упорно летит в огонь его колдовского, буквально, очарования. Пожалуй, это нужно пресечь в самом начале, пока не всплыли последствия его неосторожности. Константин Евгеньевич выдал улыбку, состоящую из странной смеси цинизма и нежности.
– Вы находите меня привлекательным, да, Ирина?
Ирина задумалась. Такой вопрос действительно требовалось обдумать. Он мил, конечно. Да, он привлекателен. Но он интересен ей не как мужчина, а, скорее, как талантливый актер, лицедей. Что же, придется объяснить ему это. Тем более что он жаждет объяснения, вон как горят его темные глаза:
– Да, Константин Евгеньевич, Вы привлекательны. Привлекательны потому, что ведете себя в жизни так, как на большой сцене. Словно играете – для самого себя, для меня, для отца, для всех… Я впервые встречаю такого человека. Смотреть на Вас интересно, как будто смотришь странную пьесу. Ничего личного. Вы просто завораживающий актер.
Константин Евгеньевич кивнул. Как правильно девочка подобрала слово: завораживающий. Какая у нее редкостная чувствительность. У него была такая же, но он, господин Панфилов, колдун, магистр. Где этой девочке сравниться с ним! Впрочем, он оценил ее откровенность. Любование актером и ролью. Только вот девочка перепутала жизнь с театром.
– Вы не правы, Ирина. Я не актер, и здесь не сцена. Я не играю. Я так живу. Жаль, что моя жизнь показалась Вам игрой.
Ирина пожала плечами. Казалось, она ничуть не обеспокоена полученной отповедью:
– Я слышала, что некоторые люди всю жизнь живут, словно играют. Они не могут без зрителей, сочувствующих их игре. А Вам нужны зрители, а, Константин Евгеньевич?
– Нет, Ирина, не нужны. В этом отношении я самодостаточен. Ты считаешь, что я живу своей игрой? Ты права, но лишь отчасти, заметь. Быть немножко актером требует от меня моя работа. Именно поэтому…
– Ваша работа? Вы играете в театре?
– Нет, я не театральный актер. Я не имею ничего общего с лицедейством. Мое призвание гораздо шире.
– И в чем оно?
– Я скажу, Ирина, если Вы выполните две моих просьбы. – глаза его изобразили доброжелательность, улыбка – вызов. Ирина никак не могла понять, чему верить, глазам или улыбке, поэтому проявила осторожность:
– Я с удовольствием выполнила бы Ваши просьбы, Константин Евгеньевич, но Вы ведь сами понимаете, я не могу Вам этого обещать. Мало ли что Вы можете пожелать…
Он этого и ждал. Да, сейчас люди не так осторожны, как были прежде, и раздают свои обещания направо и налево. Хорошо, что эта девочка не из таких. Можно будет надеяться, что она сохранит его тайну. Тайну, которой ему почему-то так не терпелось поделиться…
– А если я Вам пообещаю, что эти просьбы не обидят Вас, не оскорбят, не заденут Ваших чувств?
Ирина задумалась. Конечно, давать какие-то обещания чужому человеку крайне неосмотрительно. Она ведь ничего не знает о нем, кроме имени, да и это имя – кто поручится, что оно настоящее? Но, с другой стороны, случайная встреча – на то и случайная встреча, чтобы творить сумасбродства. Особенно потому, что вытворить что-то подобное очень хотелось. Поэтому Ирина, выйдя из глубокого раздумья, согласно наклонила голову:
– Хорошо, Константин Евгеньевич, я выполню Ваши просьбы, если они не обидят меня, не оскорбят и не заденут моих чувств.
Лицо собеседника изобразило удовольствие. А у девочки хорошая память. Хотела она того или нет, но в точности повторила формулировку его обещания. Интересно, интересно. Весьма любопытная девушка (в обоих смыслах этого слова). Возможно – еще и весьма перспективная. Ах, да… Сказалась старая привычка вождя: везде искать и вербовать сторонников. Даже, несмотря на то, что эта встреча была явно случайной и очень краткой. Однако раз Константин Евгеньевич собрался поделиться с Ириной своей тайной, значит, девушка сама чем-то подтолкнула его к этому. Появилось желание, – стоит ли противиться его исполнению? Тем более что поговорить Константин Евгеньевич любит, а девочка дала клятву.
Константин Евгеньевич не думал о том, что Ира могла попытаться свою клятву не сдержать. Только не с этим чистым, открытым лицом, не с этими честными глазами. Наверняка девочка придумала для себя кодекс чести, и теперь старается ему следовать, не отходя не на шаг ни от буквы, ни от духа. И это прекрасно. Прекрасно для таких людей, как, например, Константин Евгеньевич. Уж он-то лучше многих знал, что есть клятвы, которые вполне можно и не выполнять. Может быть, он научит этому Ирину… Когда-нибудь…
Константин Евгеньевич слегка тряхнул головой, отгоняя навязчивую картину и не понимая, что с ним сегодня. Он видел Ирину, видел ее, как на ладони, и видел, что она не из тех людей, которые ему нужны. Нет у нее никакой силы. И в то же время – есть. Есть, где-то далеко, мерцающая, как едва заметная точка, сила. Связь с силой. Пока Константин Евгеньевич не мог понять, что обозначает такое раздвоение – как будто Ирина – только часть одного целого, а вторая его часть – в другом месте. Впрочем, это потом. Об этом нужно будет подумать. Как-нибудь на досуге…
А сейчас Константин Евгеньевич заметил недоумение на лице Ирины, причиной которого стало его продолжительное молчание, и несколько поспешно произнес:
Наконец, поезд остановился, проводница пожелала счастливого пути, Ирина и Константин Евгеньевич вышли с вокзала, и пошли к автобусной остановке. Солнце наполняло город мерцающим маревом зноя. В этом солнце золотая коса Ирины сверкала, а светло-голубые глаза казались глубокими, как летнее небо над головой. Синей, чем небо, в это время года только океан.
Ехать оказалось действительно недалеко. Домик был небольшой, обычная пятиэтажная «хрущеба», которых полно еще стоит по всей стране. Тут бы им и расстаться, пожав друг другу руки, как хорошим друзьям, но… Что делать, если Константину Евгеньевичу нужно было туда же, куда и Ирине? Он предложил:
– Давай, провожу до квартиры.
Ира понимала, что это смешно – бояться встречи с собственной бабушкой, и все равно боялась. Поэтому она вздохнула с облегчением и согласилась:
– Давай.
Предложение магистра не лишено было смысла. Уж он-то знал, что беспомощную Хранительницу Знаний сейчас усиленно охраняют соратники.
Дверь открыл странного вида угрюмый мальчик. Поинтересовался скороговоркой, неласково глядя на визитеров:
– Кто такие? К кому? По какому делу?
Ирина, испуганная таким напором, ничего не понимающая, отшатнулась от двери и робко взглянула на Константина Евгеньевича. Юноша, открывший дверь, не слыша ответов на свои вопросы, и, видя, что девушка вроде как передумала заходить, вознамерился захлопнуть дверь.
Константин Евгеньевич перехватил дверь и потянул ее на себя. Взглянул в глаза смешавшегося от такого поведения юнца и улыбнулся:
– Неучтиво, юноша. Позвольте представиться: Панфилов, магистр.
Юноша так и застыл с полуоткрытым ртом, не понимая, как реагировать на это заявление. А Константин Евгеньевич указал глазами на свой перстень, и даже слегка повернул свою холеную руку, так, чтобы юноша смог его как следует рассмотреть.
Это действительно был перстень магистра. Ничего удивительного, что Константина Евгеньевича здесь не узнали. Для них, этих членов его (его, черт возьми!) ордена главной была Хранительница Знаний, а магистр – только слово, ничуть не ближе, чем, например, король.
– Входите, пожалуйста. – склонился юноша в полупоклоне и распахнул дверь. Константин Евгеньевич ободряюще улыбнулся Ирине:
– Входи, дорогая.
Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами. Все части головоломки стали на свои места. Значит, ее бабка и есть Хранительница Знаний. А магистру теперь больше всех женщин в мире нужна будет она (после передачи силы). Она – больше всех женщин! Это льстит.
– Благодарю. – Ирина гордо прошествовала мимо юноши и первой вошла в гостиную.
В гостиной сидело около десятка людей, все в основном молодые. Всех их объединяло выражение лица: этакая смесь скорби, сожаления, тревоги. Из всех людей, наполняющих гостиную, Ирина выделила в первую очередь ослепительную, жгучую брюнетку с прекрасными формами, что сидела на стуле, прикрыв глаза. Наверное, потому, что эта, похожая на испанку девушка была почти полной противоположностью Ирины.
Услышав шаги, она открыла глаза, задумчиво оглядела гостей, не узнавая, и обратилась к сопровождающему Ирину и Константина Евгеньевича юноше:
– Кто это?
– Магистр и его спутница. – ответил тот голосом далеко не радостным. Ирина увидела, как у девушки расширились глаза от удивления, и усмехнулась: «Обожаю сюрпризы». У них в семье, наверное, все любят сюрпризы.
Константин Евгеньевич обвел взглядом вскочивших молодых людей, и обратился к брюнетке:
– Ты здесь главная?
– Я – ученица Хранительницы Знаний. – ответила та гордо. Ирина усмехнулась. У Хранительницы Знаний может быть хоть сотня учениц. Все равно силу получит Ирина, ее внучка.
– Расскажи, как чувствует себя Хранительница Знаний.
– Плохо очень. Боится, что не дождется наследницу.
– А что будет, если не дождется?
– Я – ее запасной вариант. – отозвалась девушка, окидывая Константина Евгеньевича, как показалось Ирине, взглядом вполне хозяйским. Она, будущая Хранительница Знаний, должна будет связать с магистром свою жизнь. И столько надежды, гордости было в ее словах и взгляде, что Ирина слегка задрожала от ненависти. Как смеет эта девка разевать рот на то, что ей не принадлежит, и никогда принадлежать не будет?! Как смеет она таким взглядом смотреть на ее мужчину?
В тот же миг Ирина устыдилась своих мыслей. Разве Константин Евгеньевич ее мужчина? Эта девочка просто хочет служить своему ордену, для нее магия – жизнь. А для Ирины? Ирина ушла бы, если бы могла, с ее пути. А только не может. Бабушка хочет ее видеть. Антонина Ильинична еще жива – и за это спасибо провидению. А ученица ее… наверное, найдет себе какое-нибудь занятие в ордене, где можно применять свою, а не заемную, не чужую силу.
Константин Евгеньевич видел, как промелькнул гнев в глазах Ирины после слов брюнетки, и как тут же он сменился раскаяньем. Ага, девочка, все-таки, честолюбива, хоть сразу этого и не увидишь. Теперь, главное, правильно себя вести – и новая Хранительница Знаний станет его спутницей и никогда его не покинет. Она испытывает ревность? Что ж, сыграем на ревности. Константин Евгеньевич ласково улыбнулся брюнетке:
– Для такого самопожертвования не будет необходимости, милая. Я привез с собой наследницу. – легкий кивок в сторону Ирины. Ира насмешливо поклонилась. Молодые люди, слышавшие это, снова вскочили. Приучила их бабушка к почтительности, надо отдать ей должное.
Единственным человеком, которого эта чудесная весть не обрадовала, была брюнеточка, ученица Хранительницы Знаний. Она растерянно пробормотала:
– Но как? Вы – в Москве, а наследница – в Сибири…
– Мы встретились случайно, в поезде. Но это не важно. Важно, что я здесь, и она здесь. Только я первый войду к Хранительнице Знаний, не возражаешь, Ирочка?
– Да нет, Костя, пожалуйста, я подожду. – столько в ее голосе было горделивого высокомерия – ну, чисто, королева. Константин Евгеньевич усмехнулся. Да, девочка уже влюблена в него. Теперь очень просто – не дать чувству угаснуть.
Ирина и Константин Евгеньевич вышли за дверь квартиры Хранительницы Знаний, и Ирина спросила:
– Куда мы пойдем?
– Сначала – туда, где мы будем жить, пока не уладим все формальности с наследством. Это потребует некоторого времени, поэтому завтра дай домой телеграмму. Обо мне не упоминай, не стоит волновать родителей ненужными подробностями.
Ирина рассмеялась:
– Это ты-то – ненужная подробность? Но, Костя, ведь мы с тобой…
– Давай не говорить об этом, хорошо? Я не спрошу тебя ни о чем, пока не уладим тут свои дела. У тебя есть время подумать и решить все, не торопясь. Не нужно горячиться.
Конечно, это был всего лишь тактический ход. Константин Евгеньевич знал, как все произойдет, и не собирался противиться судьбе. Но иногда женщине очень важно думать, что решение приняла она сама, без малейшего нажима со стороны. Правда, у Ирины был слегка не тот случай. Ослепленная новообретенными любовью и ревностью, она подумала, что таким образом Константин Евгеньевич пытается ей тактично намекнуть, что она может уйти, пока не поздно, чтобы место рядом с магистром заняла Анна.
Ирина сжала зубы, изо всех сил стараясь не заплакать. Это мы еще посмотрим, кто окажется победительницей. Конечно, Ирине смешно тягаться с Анной и в красоте, и в искусстве любви. Куда ей, глупой белесой мышке, девственнице, такую ведьму знатную обставить? Все равно Костя будет ее. Ирина будет учиться, упорно, прилежно, и однажды Костя уже не сможет обойтись без ее помощи.
Константин Евгеньевич искоса наблюдал за метаниями девушки и слегка корил себя за коварство. Но только слегка. Чем тяжелее Ирине придется теперь, тем слаще покажется победа. А победа мимо Ирины не пройдет, это Константин Евгеньевич может гарантировать стопроцентно.
К дому брата, где они будут жить до отъезда, Константин Евгеньевич и Ирина шли в тяжелом предгрозовом молчании. Дальше последовали мелкие хлопоты: выслушать восторги брата, его уверения в почтении и заверения в преданности, Нужно было отдать некоторые распоряжения. Нужно было выбрать себе комнаты по вкусу в этом двухэтажном коттедже, который хозяин готов был хоть целиком предоставить в распоряжение гостей. Только… зачем им так много?
Все время, пока продолжались хлопоты по устройству, лицо Ирины было мрачным, и с него почти не сходило выражение решимости. Константин Евгеньевич отлично понимал, чем вызвана такая реакция, и решил дать девушке остыть. Пару часиков, не больше. Собственно, он мог бы длить паузу и длить… Но в его планы никак не входило поссориться с Ириной и всерьез вызвать ее недовольство. Нет, до этого не дойдет.
Рука Константина Евгеньевича опустилась на плечо девушки:
– Если хочешь, мы можем прогуляться по городу до ужина.
– Прогуляться по городу? – недовольство было тут же забыто, глаза Ирины вспыхнули восторгом. – Да, хочу. Конечно. А куда мы пойдем?
– Мы пешком спустимся вниз, на набережную. Ты же хотела прикоснуться к океану.
– Океан… Я возьму купальник!
Прикоснуться рукой к соленой неспокойной воде, погрузиться в нее, стать единой со стихией. В глазах Ирины замерцали голубые огни. Константин Евгеньевич понял ее желание, ласково пожурил:
– Ира, там нельзя купаться. Слишком грязно. На пляж мы съездим потом… После похорон.
– Да… Но как я могу веселиться, когда бабушки уже не будет?!
– Что ты, Ира! Бабушка твоя очень удивилась бы, если бы узнала, что стала причиной твоей печали. Ее время пришло, только и всего. Она прожила такую бурную, насыщенную жизнь, что многие бы ей только позавидовали. Поэтому, прошу тебя, не надо ее оплакивать! Ей от этого будет только хуже. Очень, знаешь ли, трудно уходить, когда тебя не отпускают.
– Ты в этом уверен?
– Ира, я знаю, о чем говорю. Не нужно о ней слишком грустить.
– Ну, что ж, хорошо, я постараюсь. Пойдем гулять. Подожди, я переоденусь.
Ласковое вечернее солнышко трогало своими лучами обнаженные плечи девушки. Сейчас Ирина не казалась невзрачной. Стройная, тонкая, укрытая драгоценным шлейфом волос, она была красавицей. Константин Евгеньевич шел рядом со своей спутницей, любуясь ею, а она… Ну, она любовалась городом. С каждым шагом этот город становился все ближе ей, все дороже.
Она любовалась всем: причудливым расположением домов, выстроенных, словно по росту, зеленым узором деревьев, кольцевой площадью, украшенной цветами, тенистыми улочками, от которых веяло стариной. Это было так приятно – просто идти по улице и подмечать милые симпатичные мелочи, в пейзаже и архитектуре, на которые обычно не обращаешь внимания. Это было так здорово – любоваться чужим городом, который с каждым шагом становился все ближе, все роднее.
Когда началась деловая часть города, центр, Ирина все с тем же восторженным восхищением разглядывала вывески, узорные крылечки, витрины магазинов, нахваливающие свой товар. Дело даже не в том, что все увиденное Ириной было для нее ново и так уж красиво. Нет, как и во всех городах, в этом хватало, наравне с красотой, и уродства. Просто этот город понравился Ирине безусловно. Он покорил ее сердце уже одним фактом своего существования. В этом чувстве не было ничего рационального. Просто Ира полюбила этот город таким, какой он есть, и, уже полюбив, только сейчас начала узнавать по-настоящему.
В процессе любования городом Ира почти не уделяла внимания Константину Евгеньевичу. Того, впрочем, это мало расстраивало. Он свое получит. Потом. Попозже. Сейчас главное – не обострять чрезмерно отношений и доставить Иринке радость. Она полюбила этот город? Пусть увидит здесь как можно больше. Она полюбила океан? Что ж, будет ей и океан.
Они прошли через площадь, уставленную торговыми палатками, через небольшой базарчик. Еще два-три поворота – и вот она, набережная. Океан. Больше Ирина ничего вокруг не замечала. Сейчас ее интересовал только океан. Она оперлась на парапет и не могла отвести глаз от этой движущейся, переменчивой массы воды. Движение океана, его шум и крики чаек завораживали Ирину. Поэтому, должно быть, она не сразу ощутила руки Константина Евгеньевича на своих плечах. Обернулась к нему, сияя счастливым небесным взором: