Перекрестки судеб

Тара. Глава 1, в которой двое фэйри очень хотят на праздник, а третий очень не хочет, чтобы они туда попали

– Ну, посмотри внимательнее, прошу! – фэйри в видавшем виды плаще непонятного цвета показывал трактирщику изящную, но весьма потертую шкатулку из черного дерева. На расписанной крышке встал на дыбы серо-голубой жеребец с кудрявой гривой, его копыта отливали серебром, а вокруг рассыпались, словно настоящие, капли воды. – Кто-то заплатил тебе этим за ночлег и ужин. А ты ее заложил у ювелира…

Трактирщик, лысоватый мужик с красным опухшим лицом и трехдневной щетиной, все пытался отвязаться от назойливого посетителя пусть даже и заказавшего обед и оплатившего вперед. Мало ли что там проходило через его руки? Лекснхарп – город в приграничье. Тут и до Узмира рукой подать, и совсем близко дорога на Луи’занэр, открытый для свободной торговли город фэйри. Всякое бывало. Ему чем только за ночлег и миску похлебки не платили.

Правда, шкатулка была и в самом деле приметная.

Трактирщик положил на стойку руку, сложив пальцы в том самом жесте, которым обычно намекают, что разговоры – это хорошо, а деньги – еще лучше, и сказал:

– Да, было что-то такое, кажется.

Фэйри сей жест понял, хотя слегка ему смутился. Эти остроухие вроде и похожи на людей, а подобные намеки воспринимали странно, все как один. Этот, правда отнесся проще, не стал переспрашивать, достал откуда-то из складок плаща располовиненную серебряную монету и одну половинку положил на стойку.

– Ну?

Трактирщик хмыкнул, сгреб полмонеты и сказал:

– Твой сородич и отдал. Фэйри.

– Как он выглядел?

– Думаешь, я помню? Остроухий. В каких-то обносках. Денег у него не было. Из ценного только это, – трактирщик указал пальцем на шкатулку, – а ты что, продать ее тут хочешь? Так тут вашего фэйрийского валом всякого барахла…

– А потом?

– Что потом?

– Он у тебя переночевал. Дальше что? Куда он пошел? Он что-то говорил? Может, оставлял кому-нибудь сообщение?

– Пффф… – выдохнул трактирщик, – куда захотел, туда и пошел. Тому уж года полтора как минуло. Я, что, каждого проходимца помнить буду?

Фэйри вздохнул. Сведения его явно не порадовали. Но вторую половину монетки на стойку он все же бросил, сгреб еду за которую заплатил ранее: полбуханки хлеба, сыр и три моченых яблока, и пошел к выходу. В пропахшей кислым пивом и горелым луком таверне обедать он явно не собирался. Попутно он бросил взгляд на двух других своих соплеменников, устроившихся за одним из центральных столиков и что-то активно обсуждающих. Те ответили ему раздраженным взглядом двух пар изумрудных глаз. Он повернулся к двери и едва не врезался в светловолосую молодую женщину в мужской одежде.

Та легко увернулась от столкновения, пропустив его наружу.

Фэйри мгновение смотрел на нее, потом отвел взгляд, пробормотал извинения и поспешил ретироваться.

Трактирщик хмуро проводил его взглядом, потом перевел взгляд на нового посетителя.

– Баба в штанях, – пробурчал он себе под нос, – еще и с мечом. Знамо дело, что за цаца.

В городах, что стояли на самой границе с Узмиром, тем более в таком, как Лекснхарп, встретить женщину в мужском платье не было чем-то из ряда вон выходящим. Такие были и среди авантюристов, ищущих разные сомнительные предприятия, сулящие хороший заработок, и в бандах, что нападали на купцов, идущих с запада и севера.

Авантюристы и банды появились пару лет назад, когда закончилась война с Узмиром. Хортланд немало денег потратил тогда на то, чтобы вести ее исключительно силами наемных армий. И армии эти разрослись до небывалых размеров.

А потом была победа. И в наемниках отпала необходимость. Кто-то просто распустил свои отряды. Кто-то, из господ побогаче, продолжал их содержать для личных нужд.

Вот распущенные... или отпущенные наемники далеко не всегда с охотой возвращались к мирной жизни.

На эти банды периодически устраивали рейды местные землевладельцы. Однако переловить всех лиходеев, конечно, не удавалось. Спустя время они снова сбивались в новые шайки и терроризировали торговые тракты.

При чем тут бабы? А трактирщик бы и ответил. В наемники всех принимали. Женщин, мужчин, неважно. Понятное дело, что бабы-то и не воевали особо. Трактирщик был вполне уверен, что знает, для чего наемникам их боевые подруги. Ну да, немного драться то их там, наверное, учили...

Только обычно бабы предпочитали арбалеты, луки, длинные кинжалы. А тут, поди ж ты, меч на поясе.

Между тем посетительница подошла к стойке, встретившись взглядом с так пристально разглядывавшем ее хозяином таверны.

Совсем молодая девка, как оказалось при ближайшем рассмотрении. Просто не тонкокостная, и плечи широкие, да талия не перетянута корсетом. На такой бабе бы пахать да пахать. А она туда же. За меч.

У девицы были светлые обрезанные до ушей волосы и серые глаза, веснушки на носу и щеках и черты лица деревенской простушки.

И трактирщик почуял, как запахло легкой наживой. Как почуял, так и скис, как только девица выложила на стойку медный жетон.

Наемница. Настоящая. Прошедшая обучение, состоявшая в регулярном войске, побывавшая на войне с Узмиром и покинувшая наемников по собственному желанию, а не потому, что войско распустили. Имеет право наняться в охрану купеческого обоза или где-нибудь в городе к местным толстосумам. И даже если она убьет кого по долгу службы, спроса с нее никакого не будет.

Вот это для бабы редкость.

– Если ты ищешь работу, то опоздала, – на самом деле трактирщику захотелось отвязаться от девицы, так же, как только что он мечтал отделаться от надоедливого фэйри, замучившего его расспросами, – два купеческих обоза как раз вчера набрали охрану. Хотя... можешь пойти попроситься к ним. Поварихой возьмут.

Заметив, как изменилось выражение лица девицы, он замолчал, пожевал губами и сказал:

– Ну, вон еще фэйри, – ткнул пальцем туда, где с самого утра сидели двое нелюдей, – ищут себе проводника в Хортланде.

Тара. Глава 2, в которой двое фэйри впервые сталкиваются с несправедливыми обвинениями

Обоз из шести повозок, груженных самым разнообразным товаром, покинул город, лишь только городские часы Лекснхарпа пробили восемь раз.

Охрана, нанятая дополнительно в городе, так что купца сопровождало аж двенадцать человек, теперь чрезмерной не казалась. Товар был, действительно, богатый. Помимо узмирского вина, меда, рыбы и кожи, были ящики из незнакомого людям дерева почти черного цвета, явно родом из Альвхайденгарда. Даже сами они уже представляли ценность. Из них вырезали фигурки, делали шкатулки, а очень богатые люди заказывали из такого дерева мебель. Цена на ткани, фарфор и посуду, которые в таких ящиках перевозили, часто была баснословной. В этот раз, правда, купцу повезло скорее с самими ящиками, а не с их содержимым. Ткани в основном были льняные, конечно, ценные искусной вышивкой, но не чета шелку, выкрашенному в разные цвета, которые не умели создавать ремесленники-люди. Но их было всего пара ящиков. Остальное было заполнено всякой мелочью, всего понемногу.

В сам Луи’занэр купец не ездил. Далеко, да и непонятно, что туда везти. Фэйри часто меняли свои предпочтения в человеческих товарах без какой-либо системы и причин.

Теперь главное это все довезти до Истхина, города, как бы открывающего пути во внутренние земли Хортланда. На юго-западе от него лежало герцогство Эрития, славящееся своим порядком. Герцог Виладий правил жестко, справедливо и не терпел на своих землях разбоя. На юго-востоке – центральная часть королевства, столица и прилегающие к ней провинции, тоже относительно спокойные. Пополам страну делил Грозовой Хребет, сходящий на нет на юге, ближе к Внутреннему морю.

Но так далеко на юг купцы из северного приграничья товары не возили. Распродавали по дороге, а особо ценное везли в Эритию или Лексхэйвен.

Обоз двигался по тракту под скрип колес и фырканье лошадей. Возницы, натягивая вожжи, переговаривались между собой, помощники купца бегали от одной повозки к другой, проверяя каждую, стараясь выслужиться, ведь им была обещана щедрая плата, если все товары доедут в целости.

Среди них был худой парень неопределенного возраста, с узким лицом и нескладной фигурой, редкие волосы, завязанные в куцый хвост, напоминали то ли мышиную шерсть, то ли мох. Он все дергал возниц, мол, правь ровнее, испортишь товар, будешь отвечать, пытался неуклюже шутить с наемниками и зыркал на фэйри в старом плаще, устроившегося рядом с возницей на одной из повозок с шерстью и кожей из Узмира.

В конце концов, даже сам купец выглянул из идущей впереди крытой кибитки, и прикрикнул на него:

– Сальт, кончай вопить. Мы еще двух лиг не проехали, а от тебя уже в ушах звенит.

– Прощения прошу, господин Вайшег, – залебезил тот, – но коли не присматривать за товаром, попортят же или растеряют. Или фэйри… растощуть.

Он снова бросил взгляд на черноволосого фэйри, не обращавшего на чересчур рьяного купеческого помощника ни малейшего внимания. Фэйри делал вид или и в самом деле был занят разговором с возницей на вполне дружелюбной ноте.

Такое пренебрежение Сальту оказалось явно не по нраву, и тогда он кивнул в конец колонны, на троих прибившихся к обозам путешественников, из которых двое были фэйри в ярких зеленых богатых одеждах, и молодая женщина из наемников.

Но те были слишком уж далеко, чтобы понять, о чем шла речь.

– Так молча следи! – недовольно буркнул купец и добавил, прячась обратно: – шуму от тебя больше…

Сальт, поняв, что недовольство начальства может в будущем сказаться на оплате его труда, притих, но все так же продолжил носиться от одной повозки к другой, поправляя тюки с товаром и проверяя веревки, которыми те были зафиксированы.

Тара расслышала лишь упоминание фэйри, да поймала недружелюбный взгляд служки. Люди по-разному относились к ее нанимателям. Кто-то с раздражением, хотя особых причин для этого не было, кто-то определенно искал легкой наживы, некоторые с праздным любопытством, конечно, были и те, кому фэйри были совершенно безразличны.

В Хортланде бытовало мнение, что фэйри легко обвести вокруг пальца, особенно в том, что касалось денег. И подтверждение ему Тара уже успела получить.

Однако кое-чем Лайрин’айт и Дарвайн’эл ее слегка удивили. К путешествию они оказались вполне готовы: лошади фэйрийской породы, гнедые с серыми гривами, заплетенными в косы, были ухожены и послушны. А в седельных сумках оказалось все необходимое для дальней дороги. Даже припасы, самые простые, чтобы легко было перекусить прямо в седле, у них имелись. А большего во вполне обжитой части Хортланда было и не нужно. Вдоль тракта хватало деревень и постоялых дворов.

Она бы, может быть, посоветовала им сменить одежду на менее броскую. Вот только не посчитала себя в праве говорить подобное нанимателям. Тем более с их статусом она никак не могла определиться.

Одежда, седла и вся экипировка были не из простых. Такое под стать носить и иметь при себе довольно богатым аристократам. Но вели себя брат и сестра совершенно по-простому, с какой-то задорной детскостью.

– Почему надо обязательно ехать с обозом? – недовольно проговорила Лайрин’айт. Ее немного утомляла медлительность движения. А, кроме того, кажется, она расслышала разговор купца со служкой лучше Тары. И он ей явно не понравился.

– Так безопаснее, – пояснила Тара, – на дорогах бывает неспокойно, особенно на ничейных.

Тара. Глава 3, в которой мы узнаем, сколько стоит жизнь фэйри

– Они же разберутся на суде? Дара ведь оправдают? Они там поймут, что все это вранье? – Лайрин’айт задавала эти вопросы уже раз пятый.

Тара успокаивала ее, как могла, но в соответствии с ее собственными убеждениями ложную надежду давать было нельзя, никому и никогда. А потому, по всей видимости, все ее заверения звучали неубедительно. Правда, даже если все пойдет по самому плохому сценарию, была одна лазейка, которой можно было воспользоваться. Мысль пришла Таре после обдумывания ситуации в течение того времени, как они с Лайрин’айт искали постоялый двор, а потом ратушу. Затем они узнавали, где и когда состоится судилище, будут ли на нем судить взятого под стражу сегодня у городских ворот фэйри и какую пошлину надо заплатить, чтобы их на этот суд пустили.

Тара знала, что будет. Примерно представляла, какое наказание ожидает Дарвайн’эла от самого хорошего, если так можно сказать, варианта, до самого плохого. О помиловании или оправдании и речи не пойдет. Но об этом она, конечно, не сказала Лайрин’айт.

Надо было, чтобы за Дарвайн'эла заступился кто-то из уважаемых людей города. Что было совершенно невозможно. Есть голословное обвинение, есть те, кто подтвердят слова Сальта. Ее, Тары, слово против них ничего не значит. Она наемник, а Дарвайн'эл – ее наниматель. Так же, как и слова Лайрин'айт, его сестры.

Даже если черноволосый незнакомец вдруг решит вступиться, в чем Тара сильно сомневалась, это будет бесполезно. Он тут чужак, да еще фэйри. А, похоже, фэйри в славном городе Тирлине не жаловали.

– Лайрин'айт, я сделаю все, чтобы ему помочь.

Обещание вырвалось само собой. И нет, не то чтобы Тара не собиралась его исполнять. В тот момент, когда она задумалась о лазейке, возможности вытащить Дарвайн'эла из ситуации, в которую он попал, она уже понимала, что, действительно, сделает все, что сможет сделать.

Но также она понимала, что это будет больше, чем предполагают отношения нанимателей с наемником.

Обветшалый постоялый двор, на который пустили фэйри, находился у самых городских стен. Удивительно, что не за ними, подумалось Таре, когда она осматривала комнату, которую им предоставили, одну на двоих.

Здесь даже кроватей отдельных не было. Большая лежанка с соломенным тюфяком, поеденным крысами. А парочка серых проныр копошилась в углу комнаты, не обращая внимания на постояльцев.

Полы здесь не мыли отродясь, а окно и вовсе было просто заколочено. Видимо ставни давно отвалились, и хозяин решил простым способом избавиться от сквозняков.

Лайрин'айт немного успокоилась, услышав обещание Тары, и даже согласилась, что сейчас им надо поесть и передохнуть. Судилище начнется лишь на следующий день, в полдень. И это им еще повезло. Бывало, что брошенные в городскую тюрьму обвиняемые ждали разбирательств по нескольку недель.

Тара сходила к хозяину постоялого двора, раздобыла им с Лайрин'айт сыра и пареной репы. Удивительно, но фэйри были весьма неприхотливы в еде. И Тара все больше склонялась к мысли, что либо они не считаются аристократами в Альвхайденгарде, либо на самом деле получили очень своеобразное воспитание.

Молодые люди, даже почти подростки, какими выглядели брат и сестра, из высшего сословия, обычно вели себя заносчиво и дерзко. Фэйри же, конечно, на крестьян не тянули. Но их непосредственность совсем не клеилась с их внешним видом, одеждой, лошадьми и другими их вещами.

А еще при них не было никакого оружия. И, наверное, это было самым странным.

Даже крестьяне, которым было запрещено носить мечи, выходили из положения кто как мог: вооружались длинными ножами и топорами, а иногда превращали в оружие косы. Но совсем без ничего ходили только в городах, да и то в спокойных кварталах.

На судилище они пришли рано. До полудня было еще далеко. Однако не прогадали. Во внутреннем дворе ратуши уже собирался народ. За вход пришлось заплатить и здесь, причем почти столько же, сколько Тара отдала за них с Лайрин’айт у городских ворот.

В первую очередь она поискала знакомые лица: купеческого служку, его подпевал, возможно, и самого купца Вайшега. Но время шло, а никто из них не появлялся.

Это Таре не понравилось. Она не знала, чем это может грозить Дарвайн’элу, но почему-то ей сразу показалось, что ничем хорошим отсутствие главных обвинителей не обернется.

Внутренний двор ратуши был вымощен крупным камнем, потрескавшимся и местами покрытым мхом. Массивная дубовая дверь, окованная железом, прямо напротив прохода во двор, была пока заперта. Перед ней возвышалось кресло с высокой резной спинкой, установленное на небольшом помосте. Слева от кресла стоял длинный стол, за которым уже расположились трое судейских писарей. А справа – еще два стула, места для судейских советников, пока пустующие.

– А это для чего? – очень тихо спросила Лайрин’айт, указав чуть левее помоста с креслом судьи, на массивную клетку с железными прутьями, покрытыми рыжими пятнами ржавчины.

– Место подсудимого, – так же тихо ответила ей Тара. И почему-то то, что было, в общем-то, привычным в Хортланде, вдруг показалось ей совершенно диким по отношению к этим двоим.

– Это… железо? – снова спросила фэйри, имея в виду проржавевшие прутья.

Оставалось только кивнуть.

Вокруг всего этого по периметру двора стояли стражники в одинаковых плащах с гербами баронства – два скрещенных меча на фоне дубового листа.

Во двор все прибывали и прибывали люди. Кто-то был заинтересован в каком-либо из дел, которые собирались сегодня рассмотреть. Кто-то пришел просто поглазеть. Несколько уважаемых горожан с сопровождающей их прислугой расположились в тени, на принесенных с собой раскладных креслах.

У стены, противоположной той, у которой стояли они с Лайрин’айт, Тара заметила уже знакомого им фэйри. Он тоже бросил на нее быстрый взгляд, отступил на шаг и слился с толпой. Так, что она не могла больше отыскать его.

Один из стражников выступил вперед, подняв руку, и громко объявил:

Тара. Глава 4, в которой Дара покупают со всем его имуществом

Восемьсот талеров серебром, вексель на девятьсот семьдесят и еще тридцать талеров золотом. Сумма выходила немалая. Вышло больше, чем Тара думала, что они успеют собрать.

Но меньше, чем было нужно. И не золотом.

У них было еще несколько часов до времени, обозначенного судьей, но на то, чтобы найти недостающую сумму, его было недостаточно. И Тара сначала привела Лайрин’айт в таверну, перекусить, хоть аппетита не было у обеих. Вот только заранее светить своими лицами и привлекать лишнее внимание на судилище тоже не хотелось. Еще Тара решила, что если все закончится хорошо, надо будет отыскать их незнакомого знакомца, и попробовать вывести на чистую воду.

Не нравилось ей его предупреждение, и что он постоянно оказывался рядом с ними. Странно выглядела и ситуация с вещами, когда он по сути заставил Дарвайн’эла их показать, и настаивал на этом, а потом так внезапно исчез. Все это могло ничего не значить, а могло быть важным и иметь далеко идущие последствия. А еще… Тара вовсе не исключала этого, ее наниматели могли сами соврать о том, что не знают этого фэйри. Он как раз, кажется, вполне знал, кто они такие и не скрывал этого.

На судилище они вернулись спустя три часа. Ни много, ни мало. Шли разбирательства по всяким мелким тяжбам горожан. Двое судящихся орали друг на друга, писари скрипели перьями, а судья взирал на происходящее с интересом человека, увлеченного сюжетом представления.

Тара и Лайрин’айт стали в первых рядах, но сбоку, чуть в стороне, чтобы быть на виду, но глаза при этом не мозолить.

Разбирательства по тяжбе закончились, судья вынес свой вердикт. И спорщики разошлись, недовольные. Теперь им придется заплатить в казну больше, чем стоил их спор.

Это даже внушило Таре надежду. Если судья все, что касается денег, решает в пользу “взять золота и побольше”, то шанс есть.

Как раз в этот момент взгляд судьи остановился на ней. Он даже заулыбался, предвкушая или обогащение, или лишний шанс потешить себя и развлечься:

– А вот и наемница, что хотела выкупить жизнь вора, – протянул он, – вы принесли выкуп?

Тара показала мешочек с монетами и бумагу:

– Здесь тысяча восемьсот талеров серебром, золотом и в векселе.

Судья крякнул, похоже, удивленный, что им удалось достать столько денег в столь короткий срок, но взял себя в руки, подался вперед и сказал:

– Этого явно недостаточно. Сумма выкупа назначена в три тысячи талеров.

– Господин Дас, я прошу у вас милости для фэйри Дарвайн’эла, – заговорила Тара быстро, но чеканя каждое слово: – он – чужеземец и не знает законов Хортланда и баронства. Я прошу вас, снизить сумму выкупа. Когда он поступит в мое распоряжение, я прослежу за тем, чтобы он не нарушил более никаких наших законов.

Судья, прищурив глаза, подумал и, поджав губы, сказал с презрением:

– Чужестранец, говоришь? Не так уж и важно, кто он и откуда. Если я буду потакать всяким пришлым фэйри, что будет с вверенным мне городом? Такой подход не устроит ни меня, ни город, ни нашего достопочтеннейшего барона!

Толпа вокруг зашумела, кто-то выкрикнул:

– Повесить вора! Ворье на виселицу!

Судья повернулся к ним и, расправив плечи, громко произнес:

– Как я уже говорил, если выкупа нет – завтра в полдень Дарвайн’эл будет повешен.

Раздались бурные овации. Тара от досады сжала кулаки. Желание покрасоваться перед горожанами оказалось сильнее алчности.

– Я его выкуплю! – казалось, шум и гомон людей перекричать было невозможно, однако этот голос услышали все.

Вперед выступил черноволосый фэйри, а в руках у него был холщовый мешок, в который, Тара была уверена в этом, он складывал медные слитки в ювелирной лавке.

– Ты что посмеяться пришел? – крикнула ему Лайрин’айт.

Но тот не обратил на нее внимания, а вот на Тару взглянул, но не как раньше, с усмешкой и легким презрением, а как-то серьезно. Она же заметила нечто странное. Они расстались в ювелирной лавке всего пару часов назад, а под его глазами залегли глубокие тени. Он как будто за эти пару часов осунулся и похудел еще сильнее. Тара нахмурилась.

– Фэйри будет выкупать фэйри? – изрек судья.

– Я – подданный Хортланда. И по закону имею право на это, – спокойно ответил тот. Он вытянул руку с мешком, распустил завязки и вытащил оттуда золотой слиток: – здесь золота в слитках на всю названную вами сумму и даже чуть больше. Тут два стоуна чистого золота.

Тара видела, как заблестели глаза судьи. Люди притихли. Такого, пожалуй, не видел в своем баронстве даже сам барон. Даже она сама затаила дыхание. Но это уже скорее пытаясь угадать, что скажет судья, как он поступит.

– Эй! – крикнул тот страже. – Возьмите у него слиток и снесите казначею. Пусть он проверит...

Фэйри быстро спрятал слиток в мешок и отступил на шаг, выставляя перед собой руку:

– Нет, казначей пусть сам придет сюда и проверяет при мне. И приведите вора. Я хочу видеть, что с тем, что я выкупаю, все в порядке.

Судья скривился, но приказал привести казначея и осужденного.

Алчность победила. Против силы чистого золота тщеславие судьи уже устоять не сумело.

Казначей долго возился с весами и склянками, разложив их на столе, за которым сидели писари.

Царапал слиток железной иглой, капал на него из разных склянок, взвешивал и так, и эдак, пока, в конце концов, не объявил удивленно:
– Это чистейшее золото... Такого просто не бывает. В нем нет примесей. Народ на судилище вновь загомонил. Кто-то зашептался о магии и о том, что фэйри могут любой металл превратить в золото.

Тара недоверчиво рассматривала этого спасителя. Все же способ, которым он воспользовался, ей не нравился. Она собиралась выкупить Дарвайн'эла, а потом предложить обоим фэйри проводить их до Луи'занэра, бесплатно. Денег платить ей у них бы все равно не осталось. А вся эта ситуация должна была наглядно продемонстрировать им, что сами они в Хортланде не выживут.

И нет, вешать на них долг или по-настоящему заявить, что она хозяин Дарвайн'элу, она не собиралась. Что-то ей подсказывало, что эти двое – практически дети, хоть и черноволосый фэйри, и не выглядел намного старше них.

Мэй. Глава 5, в которой Мэй слышит сплетни и возмущается

Бабочка с крыльями, покрытыми золотым кружевным узором, легко вспорхнула с ее ладони, закружилась над цветочным лугом, задевая тончайшие переливающиеся на солнце нити. Они натянулись, будто звенящие струны, и мир откликнулся – колосья трав наклонились, лепестки цветов шевельнулись, воздух задрожал от невидимой мелодии.

Мэй провела пальцами по ближайшей нити. Она была теплой, словно солнечный луч, и подчинялась каждому движению ее руки. Стоило чуть наклонить ее в сторону – и ветер изменил направление, унося с собой пряный запах полевых цветов. Она попробовала переплести две тончайшие нити, наблюдая, как узор на мгновение меняется, создавая новую форму – и тут же мир вокруг послушно подстроился под это изменение.

Теплый ветер запутался в ее волосах, звучала музыка – неведомая, но до боли родная. Она чувствовала, как соткан этот мир, как он дышит, как он движется. А она могла касаться его, направлять, создавать новый узор.

– Мэй Кэтрилан! – раздался издалека резкий, требовательный голос.

Мир дрогнул. Луг померк. Золотые узоры исчезли.

– Мэй Кэтрилан! – повторил голос, громче, нетерпеливее.

Мэй с усилием разлепила веки.

Раннее утро, комната на четвертом этаже в замке Эрития. Солнечные лучи пробивались сквозь тяжелые бархатные шторы.

Раздался резкий стук в дверь.

– Пора вставать! – донеслось снаружи.

Мэй села в постели. Волшебство сна не хотело отпускать. Но ей пришлось с огромным сожалением послушаться домну Сердженцию. Она и так спала сегодня непозволительно долго. Благородным девицам следует просыпаться с первыми лучами солнца, а на заре быть одетыми, умытыми и готовыми проследить за замковой кухней, чтобы господину герцогу и его людям вовремя подали завтрак.

Вдобавок Мэй была отведена роль компаньонки дочери герцога Эрития, Лайи Эрития. А, значит, она должна поспешить в покои молодой госпожи, чтобы помочь ей одеться и причесаться.

– Мэй! Сколько можно спать?!

Это уже не голос домны. Конечно же, Лайи – ранняя пташка. Она не дождалась, пока Мэй соизволит до нее доползти... Уже и одета, и умыта, и причесана без участия компаньонки.

– Я сейчас, сейчас... – протянула Мэй, выбираясь из постели и касаясь ступнями холодного камня. Она вздрогнула и поежилась. В замках всегда такой промозглый холод. Даже летом.

Мэй глубоко вздохнула, стараясь окончательно прогнать остатки сна, и встала с постели, подошла к двери, протянула руку к щеколде, ощутила неприятное покалывание в пальцах. Это ощущение подействовало даже лучше холода. Раздался щелчок, Мэй отдернула руку и дверь отворилась. На пороге стояла Лайи. Как всегда, безупречная.

Ее длинные черные волосы были гладкими, словно отполированное черное дерево. Глаза, черные, глубокие, с горящими в глубине искорками, смотрели на Мэй внимательно, с легким нетерпением. Белая кожа казалась еще светлее в утреннем свете, пробивавшемся в коридор сквозь высокие окна.

На Лайи было нарядное платье, которое сшили как раз к сегодняшнему дню: светлая, тонкая ткань ложилась идеальными складками, подчеркивая точеную фигуру, вышивка на бархатном лифе переливалась золотыми нитями. Лайи вообще умела носить любую одежду так, будто она создана специально для нее. Даже в самом простом наряде герцогская дочь выглядела аристократичной и утонченной. Но сегодня, пожалуй, она могла бы затмить даже королеву.

Мэй невольно провела рукой по своим взлохмаченным волосам, пытаясь хоть немного привести себя в порядок.

Рядом с Лайи, недовольно качая головой, стояла крупная, дородная женщина – домна Сердженция, облаченная в строгое темное платье. Она сжала губы в тонкую линию, скрестив руки на груди, и провозгласила, смерив Мэй тяжелым взглядом:

– Благородные девицы не должны валяться в постели до полудня!

Мэй потупилась, чувствуя, как тепло сна окончательно растворяется в холодном утреннем воздухе, и прикусила губу. На языке вертелся ответ, который не понравился бы Сердженции. К счастью из этого безвыходного положения ее выручила Лайи.

– Домна, у вас ведь полно других забот. И первые гости уже начали прибывать. Идите, – с легкой улыбкой вмешалась она, – а мы тут сами разберемся.

Сердженция хмыкнула, явно недовольная таким поворотом, но перечить дочери герцога не стала.

– Как вам будет угодно, госпожа, – процедила она, поклонившись, а затем вновь повернулась к Мэй, одарив ее последним укоризненным взглядом. – Но завтра я сама проверю, встали ли вы вовремя. И если нет, вы потеряете свою привилегию и не сможете больше закрывать двери своей комнаты на щеколду на ночь до самого Тсам-Храйдс.

С этими словами она развернулась и величественно удалилась прочь.

Мэй не удержалась и высунула язык, скорчив забавную рожицу. Лайи прыснула в ладошку, а потом схватила подругу за руку и потянула за собой, в комнату.

– У нас еще есть немного времени, – быстро заговорила девушка на ходу, – но скоро нас обязательно потребуют в главный зал. Так что поторопись, умывайся, а я помогу тебе причесаться.

Мэй вздохнула, но спорить не стала. Празднество в герцогском замке – дело серьезное. К тому же посвящено оно будет им двоим. Нет, конечно, Лайи в большей степени. Да и Мэй совсем не хотела оказываться в центре внимания. Но на ее отсутствие на всех этапах этого мероприятия, на беспорядок в прическе или одежде именно сегодня точно обратят внимание.

И она поплелась к стоявшему у окна умывальному тазу.

Позже они устроились перед зеркалом, и Лайи с упоением перебирала ее непослушные пряди, приводя их в порядок, а Мэй с некоторым неудовольствием разглядывала свое лицо. И вроде бы было не к чему придраться, кроме веснушек, которые было бы легко замаскировать простыми средствами. Мэй была вполне миловидной. Карие глаза, чуть вздернутый нос, приятный румянец на щеках. Вот только по сравнению с Лайи лицо у нее было детским. Лайи Эрития, дочь герцога – настоящая леди. У нее и осанка, и взгляд, и манеры… Мэй же, будучи компаньонкой, рядом с ней выглядела младшей сестрой, хоть и была старше на целых полгода.

Мэй. Глава 6, в которой молодые леди прибывают в столицу

Карета медленно выехала с замкового двора, миновала тяжелые ворота. Их не затворили, оставив открытыми. В самом сердце Эритии герцогу нечего было опасаться, а его цитадель должна быть открыта для подданных, желающих прийти с прошением, жалобой и просьбой о защите.

Герцогский замок был величественным сооружением, стоявшим на холме в центре города. Он был построен еще в те времена, когда Эрития была отдельным небольшим королевством, зажатым между Хортландом и Узмиром. Высокие башни и массивные стены казались неприступными и грозными. Однако для Мэй и Лайи это был родной дом, который они покидали навсегда.

По мере того, как карета двигалась в сторону городских ворот, замок становился меньше и меньше, вскоре было уже сложно различить какие-то детали. Эрития высился над городом беспорядочным нагромождением донжонов и башен. Под его стенами теснились дома, каменные мостовые петляли между кварталами, а вдалеке уже виднелся путь, ведущий за пределы города.

Домна Сердженция, сидевшая напротив девушек, поджимала губы, будто была крайне недовольна происходящим. Впрочем, это было привычное ей выражение лица. Она настояла, чтобы в дорогу взяли множество вещей: платья, плащи, ларцы с украшениями, перины и даже несколько расписных ширм, что заняло целую отдельную повозку, катившуюся следом за каретой. Лайи считала это излишним, но возражать было бесполезно. Домна стояла на том, что может в страну фэйри молодая госпожа и не возьмет все это, но в королевском дворце дочь герцога Эритии должна затмить всех. На это Лайи находила лишь один аргумент: затмевать королеву было бы дурным тоном.

Все вещи Мэй же уместились в один сундук. Она последовала указаниям, которые передал королевский герольд слово в слово. Взять то, что необходимо в пути и для одного приема в Лексхейвене. В Альвхайденгарде фэйри позаботятся о том, чтобы у девушек было все. Но они покидают родное королевство, чтобы остаться в стране фэйри навсегда, а значит вещи из прошлой жизни им не нужны. Впрочем, они не возражали, если девушки оставят себе что-то памятное.

– Чем-то похоже на вхождение в загробный мир, – как-то еще во время сборов сказала Лайи, – как его описывают в Священной Книге Творца: “войдешь ты в мир иной таким же, как родился, нагим. Лишь твои дела и помыслы будут с тобой”.

– Наши помыслы чисты, а делами мы отличиться не успели, – помнится, сказала тогда Мэй, – и суровый суд не найдет ничего, что могло бы опорочить нас.

– Лень, праздность, бесконечные пререкания и неряшливость! – безапелляционно заявила домна Сердженция с порога, расслышав лишь последнюю фразу Мэй: – тебе, Мэй Кэтрилан, нечего и рассчитывать на Светлые Врата, пока ты не станешь хоть на унцию прилежнее!

– Если я умру в землях фэйри, – тут же выдала Мэй, – я и на суровый суд не попаду. Говорят, они не верят в Творца.

Домна тогда очень рассердилась, и в наказание девушка не выходила из своей спальни целую неделю. Учила наизусть сто стихов Священной Книги о грешниках, низвергаемых суровым судом в Бездонную Бездну, в которой они будут вечно падать в горестном плаче без надежды увидеть Светлые Врата.

На Мэй это производило гнетущее впечатление. Раскаяния она не чувствовала. Просто не понимала, почему она, которая не обидела за всю жизнь ни одного живого существа, должна оказаться в Бездне, потому что любит поспать утром и не любит вышивку.

Кортеж сопровождал сам Виладий Эрития со своими людьми. Все они в черно-красных гербовых накидках, впереди ехал на гнедом жеребце Иллан Трис.

Прежде чем направиться в Альвхайденгард, девушки должны были предстать перед королевой Иоленти в столице. В честь них во дворце будет устроен большой прием и праздник. И только после этого, с остальными десятью девами Хортланда, они покинут земли людей.

Тракт проходил через Грозовой Хребет, когда-то служивший естественной границей между Эритией и Хортландом. Эрития полтораста лет назад стала частью королевства, через горы проложили путь, широкий и ровный, соединивший две части государства.

Почти точно посередине между Эритией и Лексхэйвеном высилась над горами старая крепость – Грозокамень, что некогда хранила покой Хортланда. Давно минули те времена, когда на ее стенах полыхали сигнальные огни, предупреждая о приближении эритианской армии. Теперь же замок стоял, словно каменный призрак ушедшей эпохи, но его все еще содержали в порядке потомственные кастилары из рода Айкама.

Это была четвертая ночевка в пути.

Гостей встретили с почестями: воины выстроились у ворот, слуги склонились в поклоне, а сам лорд Айкама, мужчина немного моложе герцога Эритии, светловолосый, кареглазый и начисто выбритый, вышел встречать их с кувшином вина, соблюдая старинный обычай. Однако замок его был невелик, и разместить всю свиту в отдельных покоях не вышло.

Мэй, Лайи и домну Сердженцию поселили в одной комнате. Но у них просто не было сил, чтобы как-то обратить внимание на неудобства. Усталые после долгой дороги, они все трое устроились на широкой кровати под тяжелым балдахином. Даже Домна Сердженция, казалось, крайне недовольная таким положением дел, ничего не сказала.

Мэй уснула почти сразу же, как голова коснулась подушки. Не помешала ей ни теснота, ни ночные шорохи, ни приглушенные голоса за дверью, ни даже чужая обстановка.

Утром замок ожил. Слуги суетились, готовя завтрак и проверяя повозки. Воины проверяли снаряжение и коней, а герцогские люди оседлали своих лошадей, готовясь к продолжению пути.

Мэй вышла на залитый солнцем двор, посмотреть, скоро ли будет готова их карета. Плащ, едва накинутый на плечи, все время сползал, так что ей приходилось постоянно поправлять его. И тут среди всадников, стоявших чуть в стороне, она увидела знакомое лицо.

Орин. Разве он не остался в замке? По его виду она поняла, что он, по всей видимости, догнал отряд сегодня утром. Сапоги были в грязи, плащ запылен.

Он смотрел прямо на нее.

В груди неприятно сжалось. Воспоминание о том, что случилось за портьерой, успевшее померкнуть, снова вспыхнуло в ее памяти. Его руки, поцелуй и предложение бежать.

Иоленти. Глава 7, в которой мы узнаем немного об истории отношений людей и фэйри

Возвращение из небытия на этот раз далось сложнее, чем обычно. Мало того, что перед самым проблеском сознания Варго провалился в сон. Всего на две или три минуты, но его кошмарам хватает и этого. В это краткое мгновение ему показалось, что он не смог вернуться, что его выкинуло снова на Поля Забвения. Лишь распознав в происходящем сюжет своего обычного кошмара, Варго’эл заставил себя проснуться усилием воли.

Оставалось мерзкое чувство, всегда преследующее его после этого сна, от которого он спешил избавиться любым способом. Оно мешало думать и действовать там, где это сейчас важно.

Варго’эл разжал пальцы все еще сжимающие пустую склянку.

Доза яда, необходимая для того, чтобы оказаться в небытии становилась все больше. А момент, когда нужно выпить противоядие, гарантирующее ему возвращение, приходилось оттягивать все дальше и дальше.

Вполне могло случиться и так, что однажды во внутренних покоях обнаружится его давно остывшее тело. Возможно, его труп пролежит так даже пару дней. Дворцовым слугам, даже его личным, фэйри, запрещено заходить во внутреннюю комнату покоев канцлера без его на то распоряжения под страхом смерти.

И его кончина, безусловно, принесет радость всему королевскому двору. И даже самой королеве. Канцлера ее величества королевы Хортланда ненавидели по многим причинам.

Во-первых, когда это придворные любили того, кто забрался так высоко? Варго это сначала было непонятным в человеческом обществе, потом показалось почти отвратительным, но сейчас скорее льстило и даже радовало.

Во-вторых, он был чужаком. И не просто чужаком. Варго’эл не был человеком. Он был фэйри.

Само по себе это ничего не значило. Между людьми и фэйри вражды не было. Королевство Хортланд вот уже пятнадцать лет вело активную торговлю и взаимовыгодный обмен знаниями и опытом с Альвхайденгардом. Многие фэйри переселялись в Хортланд, найдя его более благоприятным, чем бесплодный каменистый берег Северного моря, по которому узкой полоской тянулась страна фэйри.

Дипломатическую миссию Альвхайденгарда вполне приняли при дворе. После череды конфликтных ситуаций, спровоцированных самими людьми, на достижение взаимопонимания ушло прилично времени. Основной проблемой было не дать понять людям, насколько они важны для фэйри. Создать иллюзию, что все как раз наоборот. И Варго до определенной степени гордился тем, что это ему удалось, причем без прямого обмана. Ввести в заблуждение людей, не владеющих и крупицей магических умений фэйри можно и безо лжи.

В-третьих, Варго’эл, маркиз Зейн, пользовался безраздельным доверием королевы Иоленти. Останься он просто послом таинственного для людей Альвхайденгарда, не имеющим к Хортланду никакого отношения, скорее всего, аристократы ограничились бы простой неприязнью и недоверием. Но когда появилась необходимость склонить ее величество к правильному для фэйри решению: разрешить переселенцам становиться подданными хортландской короны – он сам демонстративно испросил у королевы позволения называться ее подданным и верным слугой, и исполнить все условия для этого. А именно никогда больше не говорить на языке фэйри, соблюдать обычаи королевства и принести клятву ее величеству.

Так из фэйри Двора Звезд он стал вассалом королевы Хортланда. И она наградила его вполне человеческим титулом и тем, что к этому титулу причиталось. Спустя несколько дней сделала его своим советником, а чуть позже канцлером.

Такое при дворе не прощалось никому. Ни фэйри, ни человеку.

Но Варго оказался для всех слишком высоко, практически недосягаем. К тому же он все еще оставался связующим звеном между Хортландом и Альвхайденгардом, принимая участие во всех переговорах, влияя на все решения глобально и в деталях.

Так что лишь Истоку или Творцу, которому поклонялись люди, было ведомо, скольким людям в Хортланде принесла бы злорадную радость весть о том, что канцлер королевы Варго’эл маркиз Зэйн умер во сне, да еще и от яда, которым сам же себя и отравил.

Почему-то эта мысль вызывала на лице канцлера удовлетворенную улыбку. Ну, уж нет. Не сейчас. Да и вообще, похоже, больше ему нет никакого смысла погружаться в небытие. Все события выстроились, как должно. Он теперь видел все очень ясно. Так что радоваться, созерцая его мертвое тело в его личных покоях, не придется ни многочисленным придворным, ни королеве, которая была бы, пожалуй, счастливее остальных, приключись с ним такая внезапная смерть.

Он улыбнулся, прикрыл глаза, проговорил вполголоса, обращаясь в пустоту:

– Думаешь, я не смогу пройти этот путь до конца? После того, сколько я прошел уже и сколько заплатил за то, что имею и чего не имею?

Исток не ответил. Исток никогда не отвечал. С начала времен Исток вел свою собственную игру, манипулируя смертными, будь то люди или фэйри, как инструментами в искусных руках.

***

Иоленти водила пером по бумаге, не вдумываясь в написанное. Чернила медленно впитывались, и вот уже подпись стояла там, где должна была быть. Она отложила документ, протянула его придворному секретарю и взяла новый.

– Нет, – тихо произнёс Варго’эл.

Его голос был мягким, почти ласковым, но Иоленти знала, что за этой шелковой интонацией скрывается сталь. Она подняла взгляд. Перед ней стоял граф Ранвальд – грузный мужчина с проседью в волосах. Он явно ждал её решения, но когда Варго’эл наклонился чуть ближе, его губы дрогнули в напряжённой улыбке.

Иоленти. Глава 8, в которой Иоленти пытается найти союзника, но понимает, что все тщетно

Солнечный свет проникал сквозь цветной витраж высокого окна, ложась на стены яркими пятнами. Несмотря на приличные размеры кабинета канцлера, помещение казалось скорее личным убежищем, чем официальным местом работы. На тяжелом резном столе – искусно выполненная доска для тёфля. Фигуры из тёмного и светлого дерева отличались тонкой резьбой, но вместо привычного короля в центре стояла фигурка королевы, увенчанная миниатюрной золотой короной.

Варго'эл сидел в высоком кресле, откинувшись на спинку, и, казалось, уделял игре лишь часть своего внимания. Его наряд – тёмно-фиолетовый камзол с узкими рукавами и стоячим воротником резко контрастировал с одеждой альвхайденгардского посла – традиционным одеянием фэйри: длинной туникой с разрезными рукавами из серебристо-серой ткани поверх белой сорочки.

Фигуры перемещались по доске неспешно, соперники не торопились заканчивать игру, да и азарт их был весьма сдержанным. Нападающие постепенно сжимали кольцо, в то время как защитники выстраивали путь для королевы. Игра была лишь фоном и предлогом, занятным времяпрепровождением не более того.

Тэриэн'эл передвинул фигуру, его пальцы на мгновение задержались на ней, прежде чем он убрал руку, словно сомневался в своем решении, однако поменять его было уже невозможно. Варго'эл наблюдал за доской лишь краем взгляда – его внимание привлек пустой кубок. Лёгкий взмах рукой, и слуга, стоявший в тени, поспешил наполнить бокал. Светлая жидкость с мягким ароматом мёда наполнила его на три четверти.

Посол Альвхайденгарда приподнял кубок, поднеся его ближе, вглядываясь в прозрачную глубину напитка.

– Напоминает нектар нис, – отметил он задумчиво, сделав небольшой глоток.

– Но лишён его сути. Все земли людей таковы – как отражение Эльлисара в мутной воде, – проговорил Варго.

Тэриэн'эл приподнял брови, но на собеседника не посмотрел.

– Чего тебе здесь не хватает, рэйн Варго’эл? – негромко спросил он, не отрывая взгляда от доски.

– Быть может, той свободы действий, которой обладали фэйри, как хозяева в своих владениях? – Варго’эл переставил, почти не глядя, фигурку королевы.

Посол все же поднял на него взгляд:

– И к чему мы пришли? Люди, не зная магии, не знают и Проклятий.

Королевский канцлер усмехнулся, серебристые пряди сверкнули, когда на них упал солнечный свет.

– Люди воюют. Отчаянно и беспощадно. Враждуют в течение жизни целых поколений. Достаточно вспомнить недавнюю войну с Узмиром. Они стирали с лица земли целые города, жгли и убивали. И с той, и с другой стороны хватало неистовства и хаоса. К тому же… рэйн Тэриэн’эл, ты считаешь, что одной нашей магии хватило бы…? – он замолчал, глядя на собеседника.

Тот покачал головой, вернулся к игре, проговорив:

– Предпочитаю не тешить себя подобной мыслью, – посол переставил одну из своих фигур, рассчитывая поймать королеву противника в ловушку. – До меня доходят неприятные слухи, рэйн Варго’эл… или как теперь тебя называют? ваша светлость, маркиз Зэйн?

Варго посмотрел на него с ленивым интересом.

Тэриэн продолжил:

– Ходят странные слухи, – он передвинул одного из своих “нападающих” так, чтобы перекрыть королеве путь к спасению. – Поговаривают, что влияние канцлера-фэйри на королеву Хортланда слишком велико. Что она будто не имеет своей воли.

Варго'эл улыбнулся, поднося кубок к губам.

– И чем это может навредить фэйри? – спросил он, сделав небольшой глоток. – Я её подданный. Разве это забота Альвхайденгарда?

Он передвинул “защитника”, зажав “нападающего” между двух своих фигур. Тэриэн’эл вынужден был убрать его с поля.

– Это не понравится файрину Альвхайденгарда, если он узнает, – ответил он. – Хотя ты объявил себя подданным Хортланда, у тебя остались обязательства перед нашим общим сюзереном. Ты всё ещё файрин Двора Звёзд.

Варго'эл передвинул защитника ближе к краю доски, прикрывая королеву.

– Интересовался ли Калиад'эл напрямую моими делами? – в голосе его не было тревоги, лишь ленивое любопытство.

Тэриэн'эл чуть помедлил, прежде чем признать:

– Нет.

Варго'эл поставил кубок на стол и взглянул на посла в упор.

– Так вот когда он призовёт меня к ответу, я отвечу, – он говорил спокойно, даже чуть улыбаясь. – А пока, рэйн Тэриэн'эл, тебе придётся смириться с тем, что я служу и Альвхайденгарду, и Хортланду лучшим из возможных способов.

Посол вновь посмотрел на доску, оценивая ситуацию.

– Служба двум сюзеренам никогда ни к чему хорошему не приводила, – заметил он, сделав очередной ход.

– Неважно, к чему это приведёт меня.

Варго’эл вновь переместил королеву. Всего один ход, и она оказалась на последней клетке. Партия была сыграна. Тэриэн'эл взглянул на доску, скользнул взглядом по фигуркам и коротко кивнул, признавая победу соперника.

– Интересная игра, – заметил он, – как упрощенный эл’хай.

– В ней есть своя прелесть, – все тем же ленивым тоном протянул Варго. – Тот, кто полагает, что она слишком проста, уже проиграл…

Мэй. Глава 9, в которой на Мэй обращают внимание, а потом не замечают вовсе

Под высокими сводами зала разлилось сияние магических светильников, освещавших пространство ровным, мягким светом. Они сотнями висели вдоль стен и под потолком, не отбрасывая теней и наполняя зал переливчатым свечением, от которого мраморный пол казался еще белее, а позолоченные орнаменты на колоннах сверкали ярче.

Арки анфилады были украшены барельефами – витиеватые узоры переплетались с изображениями сцен из истории Хортланда. Под ними тянулись галереи с ажурными балюстрадами, где, должно быть, находились музыканты, потому что в воздухе едва слышно звучала нежная, мелодичная музыка.

Вдоль стен стояли высоченные зеркала, обрамленные позолоченными рамами с резными фигурами. Они отражали роскошь зала: алые и лазурные ткани, драпировавшие стены, искусно вышитые гобелены, многочисленные изображения королевского герба: белой коронованной лилии на пурпурном щите.

В центре зала, на возвышении, находилось место, отведенное монархам. Королева, облаченная в наряд из тончайшего пурпурного шелка, восседала в великолепном кресле с высокой спинкой. Рядом с ней находился король-консорт, а по другую сторону – канцлер, облаченный в строгий бархатный камзол.

Зал был полон. Среди придворных – пышные наряды дам переливались драгоценными камнями, мужчины щеголяли в вышитых камзолах, богато украшенных эмблемами знатных домов. Но внимание невольно притягивали те, кто принадлежал к другому миру.

Среди толпы можно было заметить фэйри, одетых по человеческой моде: их камзолы и изящные платья ничем не выдавали их принадлежность к иной расе, если не считать тонких черт лиц, заостренных ушей, странно ярких глаз и нечеловеческой легкости движений.

И рядом с ними – несколько других, в одеждах Альвхайденгарда: длинные туники, широкие штаны из тончайшего шелка, прихваченные лентами у лодыжек, остроносые туфли и полупрозрачные накидки, переливающиеся серебром в магическом свете.

Весь этот блеск, все краски, шелест тканей и мягкий гул голосов наполняли зал ощущением грядущего торжества. Сегодня двенадцать девушек из Хортланда были здесь, чтобы отправиться в Альвхайденгард. И этот вечер был посвящен им.

Варго’эл стоял справа от королевы, за спинкой её кресла, соблюдая положенную дистанцию. Однако многие взгляды были прикованы именно к нему.

Его сиреневый камзол с серебристым шитьем, легкие перчатки и длинные, ниспадающие до запястий кружевные манжеты – все подчеркивало его неизменную элегантность. Свет магических светильников отражался в холодной глади его глаз, придавая взгляду отстраненность и надменность, и лишь легкая полуулыбка на губах смягчала это впечатление.

Неспроста цвета его одежд почти совпадали с цветом платья ее величества. Тогда как даже король-консорт Видальд одет в серое с золотом. Лишний повод обратить на себя внимание, продемонстрировать свое влияние на ее величество, увидеть тех, кого сие возмутило до глубины души, и тех, кто понял, что это повод задуматься.

Голос глашатая разносился под сводами зала, объявляя одну за другой:

– Иринея Валидиан, дочь графа Сенгара Валидиана!

Юная девушка в пышном платье цвета лидийских роз, с золотыми локонами и кукольным личиком, вышла вперед, подошла к возвышению, сделала реверанс и склонила голову. Королева Иоленти кивнула ей едва заметно. Девушка удалилась, уступая место следующей.

– Эльвина Трегор, дочь маркиза Освальда Трегора!

Одна за другой, они шли перед троном, неукоснительно следуя порядку церемонии. Их шелковые юбки шуршали по мраморному полу, драгоценности отражали белый магический свет, созданный придворными фэйри специально для королевы – особая гордость Хортландского двора. Людей так легко впечатлить даже самой простенькой магией.

Варго’эл наблюдал за каждой, подходящей к трону, внимательно, не отвлекаясь ни на мгновение.

Это был ход в большой игре. Шаг, который он должен был сделать.

Он не мог сказать, куда приведет этот путь, но знал, что он нужен Истоку. Это чувство, которое приобретает каждый фэйри, побывавший на грани жизни и смерти, переступивший грань, но сумевший вернуться из Полей Забвения. Знание, которое дарует Исток. Понимание, что есть выбор, и в то же время выбора нет.

Но в этом зале, среди этих девушек, была та, что важна Истоку.

Чем именно?

Он не знал.

Но потому и всматривался. В лица, в осанку, в движения. В оттенок их глаз, в дрожь рук, в тень эмоции, проскользнувшую на лице.

– Лайи Эрития, дочь герцога Виладия Эрития!

Имя, разнесшееся под сводами зала, заставило Варго’эла улыбнуться чуть шире. Дочь герцога Эритии – один из залогов удачи этого продуманного до мелочей хода. Удар по гордости герцога, и вместе с тем Виладий не может ничего сказать или сделать. Во всяком случае, открыто. Во всяком случае, пока. Он спас герцогство от мора, но отдает фэйри свою единственную дочь.

Быть может, это ее жаждет увидеть Исток в Альвхайденгарде?

Она вышла вперед легко, плавно, с той грацией, что дается лишь от рождения. Прямая осанка, изящные руки, сложенные, как подобает, у груди, блеск темных глаз. Черные, словно смоль, волосы, собранные в изящную прическу, открывали тонкую шею.

Но внимание его привлекло другое: узор ее магической ткани, той, что пронизывает все сущее. Впечатление было такое, как если бы в комнате, полной затянутых дымкой фигур, вдруг зажгли яркий свет. Ее узор был словно кружево, искусное, дорогое, выверенное в каждом завитке. Чистая гармония линий, идеально сбалансированная симметрия. Она была прекрасна по меркам фэйри. И дело тут не в чертах лица и изяществе фигуры.