Перекресток

Глава 1

Краснодарский край, с. Ильская

1937 год

На улице уже весь вечер мела метель, которая до неузнаваемости изменила привычный мир вокруг. За стеной снега скрылись очертания домов на противоположной стороне улицы и ближайших деревьев. Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался живым и готовым вот-вот сорвать ставни с окон. Но Катя, задувая огонек в лампе, хоть и знала, что в этом доме она в полной безопасности, все равно чувствовала себя беспокойно.

Дети — Митюша и Настенька — уже спали в своей кроватке, тихо посапывая во сне. Влас лежал в кровати с закрытыми глазами, закинув одну руку за голову, а другой шаря по груди между краями расстегнутой на верхние пуговицы рубахи. Одна лишь Катя еще стояла у окна, прислушиваясь к вою ветра.

— Ложись уже, — поторопил ее Влас, сонно приоткрывая один глаз.

Она взглянула на него. Курчавые и жесткие, как конский волос, черные волосы, чуть косые прорези черных блестящих в темноте глаз, нос с горбинкой… Пусть Влас и выглядел не так, совсем не так, как все местные жители, — она все же любила его.

— Ветер, — тихо произнесла Катя, распуская косу.

— Пусть воет, — ответил мужчина. — Здесь мы в безопасности.

— Все равно как-то беспокойно… — вздохнула женщина, ложась рядом с ним. — Будто случиться что-то может…

— Кать, успокойся, — Влас укрыл ее одеялом. — Все будет хорошо.

— Хотелось бы верить, — прошептала она, пару секунд поглядев его черные глаза, — хотелось бы…

Екатерина Самойлова всегда верила своим чувствам, особенно, если те сильно тревожили ее. А верить ей стоило хотя бы потому, что после этого обязательно что-то случалось и волнение не происходило с ней просто так.

Она начала чувствовать себя беспокойно еще с обеда этого дня. Около полудня она, идя домой, заметила на перекрестке возле их дома черный воронок. Катя не успела разглядеть сидевших внутри него людей, но уже с того времени она забеспокоилась. В их поселке всегда было тихо, мирно, а тут — внезапный приезд машины, который не предвещал ничего хорошего для жителей Ильской.

— Простите, вы не подскажите, — к ней сзади подошел молодой человек в форме НКВД, — это улица Советская?

— Да, — несмело ответила Катя, внимательно оглядывая припорошенного снегом нквдшника. Молодой, примерно ее возраста, светловолосый, с темно-голубыми глазами. Про себя Катя даже отметила, что у него довольно-таки приятная внешность, которую, правда, портила форма НКВД.

Офицер не ответил ей — просто развернулся и ушел к машине, сразу же сев в нее и уехав куда-то дальше по улице. В тот самый момент, когда Катя смотрела вслед уезжающему воронку, у нее на сердце залегло что-то не очень приятное…

Уже когда Катя только-только успокоилась и смогла заснуть, с улицы раздался какой-то шум, разбудивший ее. Услышав довольно-таки громкие мужские голоса, женщина растолкала локтем Власа.

— Что? — спросил он, просыпаясь.

— Снаружи кто-то, — прошептала она. — Что-то тревожно мне…

— Заблудился кто-то. В такой-то метели это сделать весьма легко…

— Там машина или даже две остановились, я слышала.

— Кать…

— Влас, я боюсь.

— Кать, — повторил он и взглянул на нее, — если я схожу проверю, ты успокоишься?

Женщина молча кивнула. То самое неспокойно тревожное чувство все еще не покидало ее.

Только Влас успел подняться с постели, обуть сапоги и накинуть на себя тулуп, как кто-то требовательно застучал в дверь. Крик, раздавшийся за ним, не заставил себя ждать.

— Немедленно откройте дверь! — загремел голос из-за двери.

Мужчина даже не успел среагировать, как дверь распахнулась и в помещение ворвались несколько красноармейцев в шинелях и ушанках. В их руках Катя заметила оружие.

— Власис Зервас? — спросил вышедший вперед мужчина. В нем Катя сразу же узнала того самого офицера НКВД, с которым столкнулась днем.

Замерший на месте Влас несмело кивнул. Ни он, ни Катя не понимали причины такого позднего визита.

Екатерина, увидев мужчин в форме НКВД, старалась не привлечь к себе внимания — ей было страшно. Страшно не столько за себя, сколько за детей. Уже тогда она поняла, что Власу вряд ли чем-то можно помочь.

— У вас есть двадцать минут на сбор, — проговорил все тот же мужчина. — Попрошу не задерживаться и не оказывать сопротивление.

— А вы… — Влас замялся — он не привык видеть в своем доме сотрудников народного комиссариата внутренних дел. — Вы — кто?

— Лейтенант государственной безопасности Демидов, — мужчина отряхнул снег со своей шинели. — Попрошу поторопиться.

— По какой причине?

— Собирайтесь.

— По какому праву, — начал было Влас, но лейтенант, быстро оглядев его с ног до головы, перебил его:

— Как я вижу, вы уже собраны. На выход.

— Стойте! — закричала Екатерина, вскочив с постели. Она знала, что ничего не сможет сделать, но решила хотя бы попытаться.

— Гражданка, — лейтенант собой загородил ей проход, — лучше не сопротивляться. Вы же знаете… Вы вообще кто?

— Не трогайте его! — продолжала кричать она, пытаясь прорваться к Власу.

— Катя! — закричал Влас, увидев, как один из красноармейцев нацелил на нее винтовку, заставляя женщину тем самым отступить назад. — Оставьте ее!.. Не смейте!

— Катя, — задумчиво произнес лейтенант, смерив ее оценивающим взглядом. Кажется, он тоже ее наконец узнал. — Не припомню, чтобы она была в списках… Вы жена Зерваса?

— Н-нет, — испуганно прошептала она, замерев на пару секунд.

— Катя?.. Могу ли я узнать вашу фамилию?

— Самойлова.

Лейтенант, услышав ответ, задумчиво свел брови, подумал о чем-то пару секунд и, кивнув как будто самому себе, наконец произнес:

— Вас не тронут, — он отвернулся и сделал шаг в сторону Власа, — так что не мешайте нам.

Когда же Екатерина громко вскрикнула от удара в живот, который нанес ей один из тех красноармейцев при ее очередной попытке прорваться к Зервасу, Влас рванулся вперед, пытаясь защитить ее. Но он не успел даже и на метр приблизиться к ней, как на него накинулись мужчины в форме и ловко скрутили ему руки за спиной. Влас рычал, все еще не оставляя попыток вырваться, но красноармейцы все также крепко держали его.

— Ведите его в машину, — кивнул им лейтенант, который уже, кажется, забыл о существовании скулящей рядом женщины.

— Прошу, пустите, он же ничего не сделал! — кричала Катя, упав на колени прямо перед лейтенантом. — Он же врач, простой врач!.. Прошу, он невиновен!

— НКВД лучше знает, — с пренебрежением произнес тот, хмыкнув.

Вдруг из-за шторы раздался детский плач — заплакала Настя, Катя смогла узнать ее голосок. Один из красноармейцев, сдвинув брови на переносице, взглянул туда и двинулся в ту сторону. Катя, перехватив его взгляд, перепугалась еще больше, тут же вскочила на ноги и кинулась туда — детей она им отдавать не собиралась.

— Не трогай их, не смей! — закричала она, закрывая собой проснувшихся от шума малышей.

— Что с ними делать? — спросил красноармеец, указывая винтовкой на женщину.

— Езжай с греком, — Демидов указал ему рукой в сторону двери, — а с этими я сам разберусь.

Мужчина молча кивнул и направился к двери. Лейтенант, взглядом проследив за ним и дождавшись момента, когда за ним закроется входная дверь, повернулся к женщине, все еще стоявшей у маленькой кроватки.

— Его дети? — негромко спросил он, кивая в сторону кроватки.

— Прошу, — шептала она хриплым голосом, — только не их… Вы… Вы не посмеете…

— Значит, его… Извините, но посмею, — лейтенант как-то неприятно улыбнулся и двинулся на нее.

Когда он попытался отодвинуть ее сторону, Екатерина все-таки решилась ударить его. Сжав кулаки так, что выступили побелевшие костяшки, она ударила его пару раз в грудь, но он ловко перехватил одной рукой ее за запястья, не давая пошевелить руками.

— Вы же понимаете, что я все равно сделаю то, что приказано начальством, — произнес он со вздохом. — Так что вам лучше не сопротивляться — вам же лучше будет…

— Они же дети, — Катя расплакалась. — За что?..

Демидов с силой оттолкнул ее в сторону, так что женщина отлетела к стене и, зацепившись об угол стола, упала на пол. Он же, внимательно поглядев на нее пару секунд, завернул детей в одеяльца, взял их на руки и пошел к дверям, стараясь не обращать внимания ни на крики Кати, ни на плач детей.

Екатерина смогла собраться с силами и, зажимая ладонью кровоточащий висок, которым она ударилась об угол стола, побежала за лейтенантом, но было уже поздно — машина скрылась в снегу. Женщина понимала, что бежать за ней бессмысленно — на таком холоде она ни за что не сможет ее догнать, поэтому остановилась возле калитки, утопая в снегу почти по колено, и стала смотреть ей в след. Но на перекрестке уже никого не было, и стена снега уже скрыла за собой уехавший воронок, который было слабо видно лишь из-за красных запятых фонарей. Автозак же давно скрылся из виду, оставив о себе в напоминание лишь следы шин на снегу.

Вернувшись в дом, Катя беспомощно опустилась на кровать и зарыдала, уткнувшись лицом во все еще теплую подушку. Она никак не могла поверить, что в один момент лишилась всего, что было у нее и чем она дорожила больше всего на свете. У Кати ничего не осталось — ни мужа, ни детей, ни дома. Осталась лишь она одна, снова, как в далеком детстве…

Влас не был ее законным мужем — они жили в гражданском браке. Они познакомились полтора года назад, когда Катя по распределению отрабатывала в местной станичной школе учительницей младших классов. С греком Власисом Зервасом она познакомилась случайно — он был местным врачом, который услужливо оказал ей помощь, когда она подвернула ногу. Катя и сама не заметила, как простая дружба переросла во что-то большее.

Позже Влас предложил ей переехать к нему в дом — по сравнению с небольшим старым домом, которое временно дало ей государство, новый дом Власа казался ей огромным дворцом, в котором никому не было бы тесно. Да Кате все равно рано или поздно пришлось бы съехаться с ним — она ждала ребенка.

После рождения двойняшек, Катя на время ушла в декрет, чтобы ухаживать за детьми. Влас же эти три месяца работал за двоих. Зимой с работой в станице было туго, благо, что он был врачом — никогда не сидел ни без работы, ни без продуктов.

Все эти полтора года Катя считала себя самой счастливой женщиной на всем свете. У нее был прекрасный мужчина, обеспечивший ее всем, чем только мог, у нее были дети, которым она никак не могла нарадоваться, у нее был дом. Но сегодня она потеряла все в одно мгновение и никак не могла поверить в это.

Неожиданно с улицы до нее донесся какой-то шум. «Соседи», — решила Катя. Шмыгнув носом и утерев ладонями лицо, она приподнялась, чтобы встать и пойти проверить, кто ходит по двору, но дверь тихо скрипнула и чуть приоткрылась. Катя, услышав знакомое сонное посапывание — так делал Митюша, когда засыпал, — рывком села на постели и увидела перед собой лейтенанта Демидова, с ног до головы засыпанного мелкими хлопьями снега. На руках он держал детей.

— Заберите их, — произнес он, отводя взгляд куда-то в сторону и передавая детей ей. — И спрячьте их. Сами останьтесь в доме, а детей спрячьте у кого-нибудь из соседей. Из станицы не бегите — на этой неделе к вам еще могут зайти… Но детей спрячьте.

— Но… — промямлила Катя. — Но… Постойте. Как же…

— Я не должен этого делать, — лейтенант отошел к двери. — Не говорите никому про это.

Катя растеряно переводила взгляд со стоявшего в дверях мужчины на детей и обратно. Она никак не могла поверить в произошедшее. Она хотела о многом спросить у этого лейтенанта, но никак не могла собраться с мыслями, путавшимися у нее в голове.

— Постойте, — вздохнула Катя, вставая с постели.

— Не говорите ничего, — перебил ее он. — Они только заснули.

Женщина заметила, как дрогнули его уголки губ — он хотел еще что-то сказать, но лишь поджал губы и вышел, также тихо закрыв за собой дверь. Через пару секунд она услышала, как загрохотал двигатель отъехавшей со двора машины и стих спустя пару мгновений.

Катя осмотрела детей — те и вправду мирно спали. Митюша, как он обычно это и делал, сонно причмокивал губками. Настенька улыбалась чему-то во сне.

Катя, прикусив губы, чувствовала, как по щекам вновь потекли слезы. Аккуратно, чтобы не разбудить ненароком, она поцеловала детей и посмотрела на часы — стрелки на часах замерли, показывая начало второго ночи. Надеясь, что соседи простят ее за визит в столь поздний час, она начала быстро одеваться.

Она решила послушаться совета этого лейтенанта Демидова и спрятать детей у соседей. Из всей станицы она доверяла лишь нескольким людям, но не настолько хорошо, чтобы оставить у них детей. Но была одна женщина, на которую, Катя знала, она могла положиться в любой момент, — директор местной школы Ефремова Зинаида Петровна.

Зинаида Петровна была очень хорошим человеком и за все полтора года, что Катя знала ее, она не раз помогла ей. И Катя надеялась, что поможет и в этот раз.

Через двадцать минут, пройдя почти через всю станицу, Катя, пытаясь удержать детей в одной руке, второй стучала в дверь дома, где жила директор. Кате удалось пробраться к дому, не разбудив собаку Ефремовой, чему она, конечно же, была рада — собака бы своим лаем разбудила соседей, а Катя не хотела привлекать к себе чужое внимание.

— Кто? — услышала она спустя пару минут тихого, но настойчивого стука.

— Зинаида Петровна, — негромко заговорила Катя, перекладывая Настю в свободную руку, — это я. Пожалуйста, откройте!

— Случилось чего? — по голосу хозяйки, Катя поняла, что ее неожиданному появлению посреди ночи не очень-то и рады.

— Случилось, — Кате пришлось чуть повысить голос.

Дверь открылась через пару секунд, и Катя ловко юркнула в теплые сени.

— В доме кто-нибудь еще есть? — спросила она, осматривая темное помещение.

— Только муж мой, — быстро проговорила Зинаида Петровна, — спит там… А что произошло, Катя?

— Власа забрали, — тихо ответила Катя.

— Кто забрал? К-куда?..

— НКВД. Пришли почти час назад и забрали его…

— А ты? — перебила ее женщина. — Ты… Тебе как удалось выбраться? Еще и с детьми…

— Они сказали, что я им не нужна, только Влас.

— И… что же теперь?

— Не могли бы вы спрятать у себя детей? Всего дня на три. Прошу вас.

— Я не знаю… — она вздохнула. — Екатерина Васильевна, я…

— Зинаида Петровна, — взмолилась Катя, — они могут вернуться в любой момент. Заберите их. Всего на три-четыре дня. Я буду… обеспечивать вас продуктами на эти дни.

— Но что скажет мой муж… Петр же будет против…

— Зинаида Петровна, мне больше не к кому идти. Поймите же… Всего на эти пару дней, потом я их заберу.

— А кормить их кто будет?

— Я буду приходить и кормить. И вам, Зинаида Петровна, могу приносить все, что вам понадобится.

— А если за ними тоже придут?

— Не придут, ведь никто не знает, где они. Да и вряд ли они им понадобятся… Прошу, Зинаида Петровна, помогите… Вы единственная, на кого я сейчас могу положиться.

— А что… если и за тобой придут? Куда мне их деть?

— Я же сказала, что я им не нужна…

— Ох, Екатерина Васильевна, что муж-то мой скажет…

Зинаида Петровна замолчала на пару минут, обдумывая предложение. Катя же, все еще держа детей на руках, смотрела на ее, надеясь, что женщина ей не откажет. Наконец, Зинаида Петровна повернулась лицом к Кате, кивнула и зашептала:

— Давай их сюда, так уж и быть.

— Спасибо, спасибо вам огромное, Зинаида Петровна! — горячо зашептала Катя, передавая детей на руки женщине. — Только, прошу, не говорите никому… Пусть все думают, что их тоже забрали.

— Уж не дура.

— Вы… вы не представляете, как помогли мне!

— Так значит, — директор поочередно взглянула на детей, — Настя и?..

— И Митя, — помогла ей Катя, улыбаясь. — Спасибо вам… Спасибо.

— Все, хватит, — оборвала ее Зинаида Петровна. — Я помогла, да… Теперь иди же, не то муж проснется… Иди же!

Катя, еще раз отблагодарив женщину, быстро поцеловала детей и выскочила за дверь. Оглядевшись, она поспешила домой. Катя была спокойна за детей, зная, что на эти пару дней они точно в надежных руках.

Глава 2

г. Краснодар

Катя, держа детей на руках, аккуратно спрыгнула с подножки вагона и попросила мужчину, который взялся помочь ей с чемоданом, чтобы он отнес его к остановке за вокзалом — благо, остановка поезда здесь была долгая.

В трамвае ей также услужливо помогли поднять чемодан, чему Катя была только рада — руки постоянно были заняты двойняшками. Сев на уступленное ей место, женщина устало поглядело в окно — она снова попала в город, где она никого не знала. Она наконец-то приехала в Краснодар.

Зинаида Петровна все-таки сдержала свое обещание — приютила у себя двойняшек на четыре дня. Все эти дни Катя сначала работала в школе (она вернулась на несколько дней), а потом приходила к Ефремовой, чтобы покормить детей и заодно занести кое-что из продуктов для нее. Катя была бесконечно благодарна Зинаиде Петровне за то, что не только взяла детей себе, но и за то, что никому не рассказала об этом. Правда, сколько она потом ни спрашивала, но так и не узнала от Зинаиды Петровны, как ей удалось уговорить на это мужа.

Спустя те четыре дня, долгих, как показалось Кате, как столетие, она наконец-то забрала детей к себе. Теперь она уже не боялась — никто к ней за те дни не приходил. Собрав за сутки вещи, она все-таки решилась бежать. Все равно в станице оставаться было трудно — здесь она бы одна не смогла нормально вырастить двойняшек. Да и к этому времени по всей станице поползи самые разнообразные слухи о том, как и почему несколько дней назад НКВД забрал Власа… И саму Катю упоминали в этих слухах, и не в самом лучшем свете, чего она выносить не хотела и не могла, поэтому и решила сбежать.

У Кати не было какого-то четкого плана. Она не знала толком, что ей потом делать, но знала, что сейчас ей необходимо сбежать. И чем дальше, тем лучше. Поэтому, сев утром на поезд в жесткий вагон, она знала лишь одно — она доедет до Краснодара, а потом — будь что будет.

Катя выросла в детском доме, поэтому не имела ни большой родни, ни широкого круга друзей. У нее лишь остались пару товарищей, с которыми они вместе росли и последние годы общались лишь по переписке. Поэтому за помощью ей обращаться особо не к кому было. Но в Краснодаре, она знала, есть один такой человек.

Доехав за пару часов до Краснодара, она решилась ехать к единственному человеку, которого знала здесь — Асе Соловьевой. Они вместе росли в детском доме, а потом вместе учились в педучилище. Катя верила, что, как и раньше, она сможет положиться на нее сейчас.

Доехав до нужной ей остановки, Катя вышла и, стараясь не упасть, держа на руках не только детей, но и чемодан с вещами, зашагала к дому, где жила Ася. Она надеялась, что подруга сейчас дома, а не на работе, и ей не придется ждать ее с детьми в холодном подъезде.

Нажав пару раз на кнопку дверного звонка, Катя стала терпеливо ждать, заклиная Асю, чтоб та все-таки была дома и открыла ей дверь. Секунды шли… Катя уже отчаялась, но внезапно за дверью послышались тихие шаги.

— Кто? — донесся до женщины знакомый голос, который она уже полтора года не слышала, но навсегда сохранила у себя в памяти.

— Ася, это Катя, — облегченно вздохнула Катя.

Через пару минут Катя сидела на кухне с Асей и пила горячий чай. Настю Катя держала на руках, Митя же спал в комнате Аси. Та, достав из пенала банку с абрикосовым вареньем, поставила ее на стол и подвинула ближе к Кате и попросила:

— Так что произошло? Почему уехала так внезапно?

Катя решила ей все рассказать про Власа. Про лейтенанта Демидова и его поступок она упоминать не стала — все-таки слушалась его просьбы. Да и она сама понимала, что ей может это потом боком выйти, так что лучше молчать.

— И что ты делать собираешься? — спросила Ася, когда Катя закончила свой рассказ. — У тебя же двое детей… Трудно тебе одной придется.

— Не знаю, — Катя пожала плечами, уставившись в свою полупустую чашку, — просто не знаю. Но одно я знаю точно: в станицу не вернусь.

— Почему? У тебя же там дом вроде был.

— То государственный, который мне как учительнице выделили. Но я подписала отказ от него, когда с Власом съехалась. Так что ничего у меня там не осталось.

— А его дом?

— У меня на него нет никаких прав. Останусь там — так придут и выселят в любой момент.

— Попала ты, подруга, — поджала губы Ася. — Но я тебе помогу. Сегодня еще переночуешь у меня, отдохнешь немного, а завтра езжай в Ростов.

— А там что мне делать?

— Помнишь Оксану? Она мне писала недавно, что знает, что на севере Ростовской области есть какая-то работа… Не помню уже, с чем связано. Но, говорила, хорошая работа. Мне даже предлагала, но я не согласилась — уже подыскала себе здесь кое-что…

— И где же ты работаешь?

— В детском саду воспитательницей. После того, как школа, где я работала, сгорела, думала, что ничего не смогу найти себе. Но как-то удачно подвернулось…

Они помолчали пару минут. За что Катя любила Асю, так за то, что она всегда была немногословна и спокойна в плане выражения эмоций. Она принадлежала к тому типа порядочных флегматичных людей, которым в любое время суток можно сообщить самую ошеломляющую новость, не опасаясь, что твои уши пронзит визгливое восклицание, а затем оглушит многословный поток оханий и аханий.

— Это им сколько? — неожиданно спросила Ася, поднимаясь со стула и подходя к плите. — Месяца два, да?.. Чаю еще долить?

— Да, пожалуй, — кивнула Катя. — А двойняшкам почти три месяца.

Асе чему-то молча улыбнулась и, долив чай в чашки, села на свое место. Она пару минут все также молча смотрела на Катю, будто изучая ее, потом снова украдкой улыбнулась и тихо спросила:

— Как ты думаешь, за что Власа забрали?

— Я не знаю… Они просто пришли ночью и забрали его.

— А кто он?

— Грек, я же тебе говорила не раз.

— Нет, по профессии. Кем он работал?

— Ветеринаром был.

— Тогда я просто не понимаю… Зачем НКВД было забирать ветеринара? Это же один из самых важных людей в деревне! Нет, не понимаю… А они больше ничего не сказали?

— Если бы сказали, то, может, я бы тут сейчас с тобой не сидела.

— Кать, ну… Прости. Просто ты не представляешь, насколько я сейчас взволнована. Мне самой непонятно, почему забрали твоего Власа. Ведь он же…

— Ася, — Катя устало вздохнула, — он грек. А я слышала, что по всему Краснодарскому краю прошла волна арестов. И арестовывали именно греков. Так что… ничего удивительного в этом нет.

— Как думаешь, он вернется?

— С чего бы это?

— Нет, Кать, тебе стоило хоть немного его подождать — мало ли…

— Я ждала почти неделю. Его увезли. Навсегда. Он не вернется.

— Но ведь он… простой ветеринар. Что может быть в нем?..

— Ася, — Катя перебила ее, — он грек, и этим все сказано.

Неожиданно в прихожей зазвонил дверной звонок. Сделав знак Кате, чтоб сидела тихо, Ася пошла открывать дверь. Буквально через минуту она вернулась в кухню вместе с мужчиной, держащим в руках портфель.

— А ты не говорила, что у нас гости сегодня будут, — весело произнес он, усаживаясь на свободное место.

— Катя, — Ася улыбнулась ей, — знакомься, это мой муж Костя. Костя, это Катя, моя подруга, про которую я тебе много раз рассказывала.

— Приятно познакомиться, — Константин протянул ей руку для рукопожатия.

— Взаимно, — аккуратно переложив Настю в одну руку, другой она быстро пожала протянутую ей руку Константина.

— Кость, — Ася быстро налила суп из стоящей на плите кастрюли в тарелку и поставила ее перед мужем, — Катя переночует у нас сегодня.

— Да пусть хоть всю неделю живет, — Костя добродушно улыбнулся. — Как вы, Катя, согласны у нас недельку пожить?

— У нее еще один ребенок, — быстро добавила Ася.

— И что? — Константин с недоумением взглянул на жену. — Как будто это может что-то поменять!.. Так что, Катя, вы согласны?

— Простите, — она слабо улыбнулась, — но нет. Мне уже завтра надо уезжать.

— Жаль, — мужчина вздохнул и пожал плечами, — но ничего не поделаешь. Но вы, если что, заходите к нам.

— Всенепременно.
 

Глава 3

Миллерово

1939 год

Катя улыбнулась, глядя на возящихся в снегу возле дома двойняшек. Она и не думала, что приживется здесь так хорошо.

На вокзале в Ростове она провела почти двое суток — из-за разыгравшейся метели были отменены все поезда. Никогда Катя еще не попадала в такие суровые условия, как тогда. На вокзале было дико холодно, а ей надо было постараться выжить вместе с двойняшками. Наконец, когда погода более-менее стала нормальной и пустили первые поезда, она, потратив почти что последние деньги на билеты, уехала в Миллерово.

Здесь, на военном аэродроме под Миллерово она жила уже второй год. Приняли ее хорошо — каким-то магическим способом подействовали слова о том, что она от Оксаны Мальцевой. Ее быстро оформили у коменданта, где за нее даже один из летчиков поручился. Поселили ее в небольшой дом, где жила женщина средних лет — Федорова Валентина Сергеевна, которая только обрадовалась новым соседям. О ее прошлом расспрашивали мало, что, конечно же, только радовало Катю; знали лишь несколько человек из всего поселка.

Как и говорила Оксана, работа сразу же нашлась для Кати. Зимой она снег здесь чистила, по весне занималась дренажем летного поля, а летом, когда делать особо нечего было, помогала в столовой. За двойняшками в рабочее время Кати присматривала дочка одного из летчиков — Люся, которой шел четырнадцатый год.

Но и постоянно Катя не сидела на этом аэродроме — прошлым летом удалось выбраться с детьми в Москву. Конечно же, обошлось не без помощи местных летчиков…

Сейчас же, вонзив лопату в глубокий снег и опершись на нее, Катя наблюдала за двойняшками, которые возились в снегу вместе с Люськой. Женщина и не заметила, как подросли дети. Настя радовала ее глаз — пошла в отца. Так же, как и у Власа, у нее были черные густые и чуть вьющиеся волосы, такие же темные глаза. Она росла крепкой и здоровой, чем, конечно же, только радовала Екатерину. Но вот Митя… Хоть он внешне и был таким же, как и его сестра, Катя волновалась за него — он был намного слабее сестры и часто болел.

— Кать, не стой, — раздался голос рядом с женщиной. Обернувшись, Катя увидела строго глядевшую на нее Раю — девушку, с которой она также успела подружиться за все то время, что провела здесь. — Раньше закончим — раньше уйдем.

Катя молча кивнула ей, быстрым движением руки краем варежки утерла еле заметную слезу в уголке глаза и продолжила работу. Раиса заметила это и, приблизившись к ней, тихо спросила будто виноватым тоном:

— Кать, ну ты чего?

— Да так, — вздохнула Катя, уже улыбнувшись.

— Обиделась что ли?

— На тебя? — Катя даже выдавила из себя смешок. — Как же… Я на детей смотрела. Они… так выросли за это время. Я даже и не заметила…

— А что впереди тебя ждет, — Рая улыбнулась. — Ну, давай. Раньше закончим…

— Раньше уйдем, — закончила за нее Катя.

Закончили они скоро и всей своей группой пошли с аэродрома по узкой тропинке, протоптанной в снегу. Катя, шедшая в конце за Раисой, остановилась на пару секунд и оглянулась на аэродром. Там, на противоположном краю аэродрома стояли большие зеленые самолеты с одним мотором. Один из них, взлетевший около часа назад и исчезнувший на это время за высокими маковками сосен, появился вдруг из-за деревьев с выпущенными шасси. Катя поглядела, как приземлялся самолет, и стала догонять девушек, от которых отстала.

Уже когда они проходили около неровного порядка изб, колодец, у которого лениво перекидывались словами две женщины — жены летчиков, — их догнали только что приземлившиеся летчики. Катя, оглядываясь на них, улыбалась их шуткам.

Это были молодые летчики, каждый не старше двадцати пяти лет; старшие, более опытные, еще не вернулись. Катя, смотря на них, старалась не вспоминать свои молодые годы, ведь тогда рядом с ней был Влас. Сейчас, хотя и прошло два года с тех пор, как его забрали в ту ночь, она все еще иногда плакала по ночам, вспоминая его. Она скучала…

— Екатерина Васильевна, — ее догнал один молодых летчиков, ловким движением выхватил лопату и подхватил женщину под локоть, — а, Екатерина Васильевна, вы б в воскресенье на танцы пришли бы.

— Ну, Лёвушка, тут уж не мне решать, — ответила она, улыбнувшись ему.

— Как же так, Екатерина Васильевна? — Лев удивленно вскинул брови, припорошенные снегом.

— А вот так, — она аккуратным движением вырвала свой локоть и наклонилась к земле, чтобы поднять с земли Митю, который все еще игрался в снегу. — Видите, у меня уже есть кавалер.

— Так вот кто мой соперник! — Лев рассмеялся.

— Люсь, — позвала Катя девчушку, — ты Настю домой отведи.

Люся, кивнув в ответ, подхватила хохочущую Настю на руки и понесла к дому.

— Ну, — продолжал тем временем молодой летчик, — тогда у меня нет шансов. — Он наклонился к Мите, который ухватился за руку мамы, прижавшись к ней, и, подмигнув ему, произнес: — Я поражен и вижу, что дальнейшая борьба всячески бессмысленна. С победой вас, друг!

Катя, улыбаясь, покачала головой.

— Но все-таки, — Лев выпрямился и взглянул на Катю, — я провожу вас до вашего дома.

— Как вам будет угодно.

Попрощавшись и со Львом, который почти сразу же переключил свою внимание на Раю, и с Люсей, Катя зашла в дом с детьми. В просторной избе стояла краснобокая времянка, сделанная из железной бочки. От нее так и веяло жаром.

— Щи? — потянув носом, спросила Катя с порога, продолжая снимать с детей верхнюю одежду.

— Ты, Катя, как всегда догадлива, — перед ней появилась Валентина Сергеевна. Увидев, что дети уже потянулись было к столу, она перехватила их и развернула назад: — А руки кто мыть будет, а? Ну-ка, марш к умывальнику!

Митя, гордо показав ей язык, все-таки пошел за сестрой к умывальнику. Катя, заметив это, все-таки не удержалась и легонько шлепнула его; Валентина Сергеевна же рассмеялась.

Уже когда они поужинали, и Катя с Валентиной Сергеевной сидели за столом и потягивали горячий чай из простеньких чашек, а дети играли у кровати, Валентина Сергеевна тихо спросила у Кати:

— Когда Алексей-то вернется?

— Не знаю, — она пожала плечами и постаралась придать себе наиболее безразличный вид. — Может, завтра. Или послезавтра…

— Ой, Катька, — женщина покачала головой.

— Что?

— Да ничего, — она отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

Катя, пряча взгляд, подула на горячий чай. Она не любила, когда кто-то лез в ее личную жизнь.

— Ма, — к ней неожиданно подбежал Митя и требовательно потянул край ее юбки на себя, — мам!

— Чего тебе, Мить? — Катя отставила чашку в сторону и наклонилась к мальчику.

— Настька обижает, — пробурчал он, пряча лицо в складках ее юбки.

— Настя, — она прижала его к коленям и с напускной строгостью посмотрела на дочку, — ну что вы опять не поделили на этот раз?

Девочка, бросив на мать смущенный и даже немного испуганный взгляд, как-то виновато улыбнулась и пожала плечами, вновь вернувшись к игрушкам. Катя, забыв о том, что попыталась выглядеть хоть немного строгой, улыбнулась.

— Ну, — она взъерошила Мите волосы, — иди к ней. Думаю, она больше так не будет.

Митя, кивнув, вернулся к сестре. Катя, понаблюдав за ними еще пару минут, развернулась к Валентине Сергеевне и вновь принялась за чай.

— Не надумала еще уезжать отсюда? — спросила женщина, отхлебнув чаю.

— Летом хочу к подруге съездить, — ответила Катя. — Надеюсь, получится домой заехать…

— Ты меня не поняла, — прервала ее женщина, подняв на нее свой взгляд. — Я имела в виду, не хочешь ли уехать отсюда навсегда?

— Что вы, — Катя слабо улыбнулась одними уголками губ и, отодвинув от себя чашку, откинулась на спинку стула. — Куда мне отсюда ехать?

— Да куда угодно — страна-то большая.

— Да где меня только ждут?

— Ну, сама же сейчас обмолвилась про дом какой-то…

— Теть Валь, — Катя вздохнула, — вы же знаете — там-то уж точно меня никто не ждет. Не знаю, почему-то место я все еще продолжаю называть домом… После того, как забрали моего мужа, мне делать там нечего, я там никто.

— А дом?

— Документы все на Власа были, так что… Осталась бы там — могли прийти в любой момент и просто выбросить на улицу. По документам я — никто в том доме. Я не была его женой, а дом вроде бы принадлежал то ли ему, то ли его семье… Так что дом у меня только один, и он здесь.

— А его семья? Они там же жили?

— Не совсем. Насколько я помню, они какое-то время жили там, в станице, а потом уехали назад в Грецию.

— То есть, ты их даже никогда и не видела?

— Нет.

— За что ж могли забрать-то твоего муженька, а? — после недолгого молчания спросила Валентина Сергеевна.

— Не знаю, — Катя пожала плечами, — он был самым обыкновенным ветеринаром, никому никогда ничего дурного не делал и не желал… Разве что был за ним один непростительный грешок — греком он был. Но знаете, Валентина Сергеевна, я уже просто смирилась с этим. Смирилась еще в тот момент, когда не смогла догнать черный воронок — просто поняла, что уже ничего не поменяешь.

— А потом? Ничего о нем не пыталась узнать?

— Нет, не узнавала и не пыталась.

— Отчего же? Может, в лагерь какой его отправили…

— Нет, Валентина Сергеевна, это вряд ли. Если бы он и попал в лагерь, то я бы узнала об этом — Влас каким угодно способом, но дал бы мне знать об этом. А так… Себе дороже было бы. На мне-то еще двое детей осталось. Случись еще со мной что — кто их воспитывал бы? А я не хотела бы, чтобы они в детдоме, как я, росли.

— А здесь им каково?

— Здесь я не боюсь за них, здесь безопасно как для меня, так и для них.

— Ну хорошо, они еще пока маленькие. А как им в школу идти, а? Куда тогда ты их здесь отправишь?

— Ну, подрастут еще немного, научу их писать и читать…

— Но ведь им образование-то нужно получить, хотя бы восемь классов. Ты же сама знаешь, что без этого сейчас никуда.

— Ну, как придет время, тогда и буду что-то придумывать.

— А сейчас? Катя, ты же учительница, так почему ты тут прозябаешь, чистя снег?.. Пропадает ведь твой учительский талант…

— Валентина Сергеевна, ну почему же? Вон, Люську чему-то по дому да научила.

— И все равно не понимаю я тебя, Катя…

— Да и не нужно, — Катя улыбнулась и поднялась с места. — Поздно уже, заговорилась я с вами… Пойду детей уложу и сама тоже лягу.

Быстро управившись с детьми и с посудой, Катя стояла у зеркала и расчесывала волосы. Впервые за долгие годы она решилась изменить прическу — отрезала свои длинные волосы, оставив длину, доходящую почти до плеч. Ей было все равно, с какими волосами ходить, коса-то ведь нравилась только Власу. Но все равно она никак не могла привыкнуть к тому, как расческа, легко скользнув вниз по волосам, изредка стукалась об ее плечи. И иногда ей так хотелось заплести толстую косу, но…

Катя уже привыкла ко всему, кроме волос. Власа она хоть и вспоминала, но теперь как нечто далекое, старое и кажущееся нереальным. Будто бы и не было тех двух лет вовсе… Но Катя твердо знала, что-то время было лучшим для нее. И она знала, что все еще любит его, несмотря на то, что прошло два года с той самой ночи…

Иногда, правда, Катя чувствует, как ее тянет назад, в станицу. В такие моменты она особенно сильно начинает тосковать по Власу, хотя и запрещает себе это, понимая, что все бессмысленно. Катя знала, что ей нет смысла возвращаться туда — там ее никто не ждет, там она никому не нужна. Теперь у нее есть место, где ее ждут и где она нужна, теперь у нее есть новый дом. И этот дом здесь, в небольшом поселке на военном аэродроме под Миллерово.