Переправы

Второй инсульт у отца случился в конце зимы.

Стоял февраль, я был в Омске в командировке, возвращался в гостиницу поздно, усталый настолько, что глаза ломило даже от тусклого света настольной лампы на прикроватной тумбочке.

И вот, в один из таких поздних-усталых вечеров мне позвонила жена Светлана и плачущим голосом сказала, что отец в реанимации, состояние тяжелое, и свинцовой каплей, напоследок «возвращайся срочно».

Положив телефон, я почувствовал, как меня постепенно наполняет чувство какой-то холодной беспросветной тоски, тревоги и безнадежности. Второй инсульт, возраст, общее состояние организма, — все это давало отцу катастрофически мало шансов на жизнь, а ожидание конца всегда тяжелее ударяет именно по близким, мне уже доводилось испытывать подобное.

Так или иначе, но обратный билет на самолет я забронировал, позвонил местным коллегам и начал собирать вещи.

С отцом всегда было нелегко.

Когда-то подававший надежды, причем, надежды вполне оправданные, например, в юности, он стал лауреатом конкурса начинающих писателей, его рассказ попал в сборник, и потом его охотно печатали в «толстых» литературных журналах. С легкостью отец поступил в институт, учился не вот блестяще, но вполне на уровне, впоследствии работал редактором в газете и всю жизнь мечтал написать свою главную книгу, свой гениальный роман, который принес бы ему всесоюзную славу и признание читателей по всей стране. А может, даже и за границей, если бы перевели его роман на какие-нибудь иностранные языки.

Но время шло, роман никак не писался, а если и писался, то тщательно прятался в черновиках, вот их отец перечитывал иногда, но превратить все это в реальную книгу, нет, так у него и не вышло. Причин он не называл, просто откладывал на потом.

А теперь, наверное, уже и не выйдет этого «потом».

И по пути в аэропорт, и в самолете, я последовательно вспоминал, раскручивал длинную восьмидесятитрехлетнюю дорогу своего отца.

Оказалось, что по большому счету, как следует узнал я его уже в своей собственной юности. Детство, школа, здесь все было «как у всех». Среднестатистическая семья, родители, работающие от понедельника до пятницы включительно, выходные – то отоспаться, то воскресные вылазки в парк с лыжами, или в лес дышать воздухом и летом на речку. Ничего примечательного.

Но вот, ближе к выпускному классу, я понял, что легче всего мне дается история с литературой, хотя и математичка меня хвалила и выдвигала на всякие олимпиады и в научные общества учащихся.

Что двигало тогда отцом, не знаю, то ли тоска по идущему следом, то ли родительско-воспитательный момент сыграл свою роль, а только он взялся за меня, и взялся весьма крепко.

Заменив мне репетиторов по нескольким предметам разом, он за год подготовил меня к поступлению в университет, и, сдав экзамены, я словно бы продолжил или повторил его судьбу, правда, превзойдя ее на нескольких поворотах.

Самое главное, — мне удалось воплотить отцовскую мечту: я стал писателем. В своем творчестве я объединил историю и литературу самым необычным способом. Выбрал в качестве главной темы исторические исследования в период Гражданской войны и Белого движения, я создал целую альтернативную Вселенную в своих книгах.

То есть, пошел по пути, когда история, все-таки, узнала сослагательное наклонение, и в какой-то одной точке повернула в другую сторону, по другой параллельной прямой.

Я знал, что отец гордиться мной, но втайне, полагая, что хвалить — значит, баловать.

Но теперь нужно было перестраивать, перекраивать привычный уклад, потому что состояние отца требовало нашего с женой присутствия. А если нет, то тогда как?...

Светлана, моя жена, работала тренером юношеской сборной по волейболу, а это постоянные тренировки, сборы, игры, кубки, оставлять на нее отца после инсульта было совершенно невозможно.

А у меня, как назло, полным ходом шла работа над новым романом цикла, договор с издательством уже был подписан, и в Омск неделю назад я улетал с горящими от нетерпения глазами, скорее бы закопаться в местные архивы, стать на время настоящим дайвером, ныряющим в поисках неизвестных фактов и исторических событий, малоизученных, а оттого и драгоценных, подобно редким жемчужинам.

Сейчас же, Светлана сообщила по телефону адрес клиники, куда привезли отца и добавила, что сама приедет чуть позднее, вырваться с тренировки очень сложно.

«Левобережная, 10-0», — такой странный адрес клиники выдала мне жена в конце разговора.

Левобережная, 10-0, — действительно, это была клиника, что подтверждалось синей табличкой на стене добротного особняка времен сталинского ампира.

— Добрый день, — прощебетала в ответ на мое приветствие и вопрос про отца милая девушка за стойкой администратора. – Одну минутку, к вам выйдет лечащий врач Льва Ивановича и все разъяснит.

«Как в сериале», — подумал я и приготовился к долгому ожиданию, но нет, минут через десять к стойке подошел худощавый мужчина в белом халате и с абсолютно лысой головой.

Прицепленный к кармашку его халата болтался бейджик, на котором с удивлением я прочитал «Харон А.Я.»

— Харон, — словно услышав мою удивленную мысль, произнес доктор. – Ударение на первый слог, Арон Яковлевич.