Пересвет

Часть 1

Всадники на лохматых конях бросились в речку, и высоко разбрызгивая воду, выскочили на другой берег. Шестеро или семеро из них помчались по неширокой луговине, у воды осталось около десятка. Они разворачивали коней, что-то кричали и махали руками. Пересвет видел их напуганные лица.

Он начал прикидывать, что со своей полусотней мог бы запросто перемахнуть речку и пойти в угон банде явно струсивших татар. Его бойцы, разгорячённые недавней схваткой, нетерпеливо поглядывали на него, ожидая команды. И как будто прочитав его мысли, татарин в ярко-синем колпаке горестно завопил и начал понукать своего коня. Но тот крутился на месте, не желая скакать к спасительному лесочку. Остальные татары тоже завопили, загалдели и явно испуганные стычкой с московскими всадниками, ринулись подальше.

Пересвет не выдержал, и оскалившись, уже вскинул руку, чтоб дать команду на погоню, как услышал спокойный голос Осляби.

— Молодец, брат, удержался, — сказал он.

С Пересвета будто свалился морок, он оглянулся. К его полусотне подъехали парни караула Осляби. Они начали кричать татарам обидные слова. Видя, что никто их преследовать не собирается, те перешли на шаг и засмеялись. Татарин в синем колпаке сплюнул и поскакал догонять своих.

— Заманить тебя хотели, — Ослябя, привстав на стременах, огляделся. — Вон, смотри, луговина справа вниз идёт, в кусты. Ну-ка, Кошкомой, дай туда стрелу, — обернулся он к одному из своих всадников.

Тот быстро натянул лук и задрав его к небу, пустил стрелу. Заметившие это татары что-то предупреждающе закричали. Стрела скользнула в кусты и через несколько секунд оттуда начали выезжать всадники. Один держал перед собой небольшой кожаный щит и раскачивая рукой, выдёргивал застрявшую в нём посылочку от Кошкомоя.

— Заманили бы к лесочку и сзади окружили, видишь, в овражке прятались, — Ослябя повернул коня. — Ладно, поехали, князь ждёт. От Деметрея гонцы приехали. Он дней через пять на Непрядве стан разобьёт. Разгонит всех куликов там. Зря только соколов взяли мы с собой.

— Каких куликов? — Пересвет махнул своим рукой, те разворачивались, уже не глядя на татар.

— Там, на берегах Непрядвы, сейчас куликов немеряно, — сказал Ослябя. — На юга полетят, в стаи сбиваются. Поля куликовы просто, травы не видать.

Пересвет замолчал, что-то его насторожило. Сзади болтали всадники, его полусотни и караульщики. Уже начали хохотать над чем-то.

— Поле куликово, — медленно сказал Пересвет и машинально погладил приклад дробовика, торчавшего из кожаного кабура с правой стороны седла. — Куликово поле. Пересвет и Челубей. Мама дорогая, это же про меня!

Он прищурился, что-то вспоминая, и начал загибать пальцы. Поморщился и дёрнул за рукав Ослябю, ехавшего рядом.

— Когда половина года была? Первое сентября? — спросил Пересвет. — Ещё Андрея Стратилата праздновали.

— Так третьего дня, — ответил Ослябя. — А год от сотворения мира нынче шесть тысяч восемьсот восемьдесят восьмой. И завтра год, как ты вылез из кустов на Волге и облобызал епископа Дионисия, аккурат в день Агафона-проповедника.

— А где поле это, где кулики-то? — Пересвет тяжко выдохнул, вытащил пачку сигарет и закурил. Про облобызание Дионисия он внимания не обратил, Родя постоянно его подкалывал той внезапной встречей.

— Да тут повсюду, — Ослябя махнул рукой. — Ты же сам видал, везде птица жирует, наедается перед отлётом. Что ни поле, то и куликово.

Лошадь под Александром Светловым всхрапнула, дёрнулась, потянулась к пучку травы. Он не стал мешать, лихорадочно размышляя. Если он и есть тот самый Пересвет, то его непременно убьют на Куликовом поле, причём в самом начале. В учебниках так написано.

За суматохой многих событий последних дней этот факт как-то и не всплывал у него в мыслях.

Ещё весной в Москву прибыли гонцы от царя Мамая. Властелин Орды приказывал князю Дмитрию московскому собрать войско к летнему солнцевороту. Также гонцы сказали, что поедут в Литву, к Ягайле. Мамай просил его о помощи, обещал отдать земли по Днепру. Рыжий царь татар и булгар готовился к бою — хан Токтамыш шёл войной на Орду.

Мамай опасался встречаться с ним в степях: где-то там рядом, в мареве южных пустынь маячили гулямы — непобедимые воины Тамерлана, союзника хана. Властелин Орды решил заманить Токтамыша на север, где в лесах и оврагах можно было раздробить его войско и разбить по частям. А Хромой Тимур, помогавший Токтамышу, вряд ли послал бы так далеко своих хмурых гулямов.

Князь Дмитрий, третий год метавшийся между московскими боярами, князьями и купцами, тянувшими его к Мамаю и епископами, толкавшими князя на объединение всех русских земель своей властью под покровом православной веры, не знал, что делать.

Часть 2

Холод сухим морозным полотенцем стегнул его по лицу. Воздух пропал, Светлов засипел, пытаясь сделать вдох и проснулся. И тут же что-то огромное, тяжёлое метнулось в темноте, захрустели кусты у речки, раздался хруст и тонкий визг — так рвутся древесные волокна, когда ломается и падает сломанное дерево.

— Медведь! — подумал Светлов и схватил наощупь — где-то тут лежал! — диодный фонарь-лампу. Врубил на полную. Луч, белый, ослепляющий, заметался по полянке. Чёрные тени, чёрные силуэты. И вдруг ярко-красный глаз, огромный глаз! И ещё один!

Носорог! В профиль пока, но уже повернул морду и опускает её, разворачиваясь для атаки. Не думая ни о чём, на автомате, Светлов крутнулся, вскочил, не глядя нащупал ружьё, вот оно, на рюкзаке и схватив его одной рукой, зажал приклад подмышкой, взвёл курки и выпалил дуплетом в сторону носорога. Два факела вылетели с ужасающим грохотом из стволов, пугая дикое животное.

Зверюга взревела и бросилась в темноту. Поведя лучом по сторонам, наконец-то выдохнувший Светлов вдруг увидел человека. Правее места, где только что был носорог, стоял мужик с топором в руке. Видимо, он был ошарашен происходящим. Светлов хмыкнул — носорог ломился где-то уже далеко в лесу, только деревья валились с треском.

— Эй, — позвал он мужика и обомлел. Это был Вадик. Тот самый, из расстрельной команды, что шесть лет назад вывел его прогуляться на рассвете.

— Вадик! С.ка! — Светлов бросил фонарь и нагнулся за патронташем. Три секунды, стволы готовы, фонарь вновь в руке. Луч побежал по поляне, остановился на Вадике. И тот, придя в себя, дико заорал и не дав прицелиться, выпустил топор и бросился в лес. Затрещали кусты, заплескалась вода в речке.

— Падла! — два выстрела, один за другим, послал ему вслед Светлов. Перезарядил ружье, погасил фонарь и сел на туристскую пенку, где только что спал. Посидел бездумно, помотал головой, прислушался. Уже вдалеке трещал лес, сносимый испуганным и видимо, очень рассерженным носорогом, а в стороне, там, где речка, уже чуть слышно плескалась вода, это улепётывал Вадик.

Светлов закурил, даже не пряча огонёк. После такого переполоха, что был недавно, рядом никого не осталось. Наверняка все лесные жители разбежались кто куда от страха.

— Я ведь не сошёл с ума? — пробормотал Светлов, глубоко вдыхая горячий успокаивающий табачный дым. Сигарета улетела в три затяжки, он прикурил ещё одну.

Носорог, осенью, в Нижегородской области. И странный какой-то. Хотя Светлов никогда не видывал этого зверя, но полагал, что он метра три высотой, а этот был гигант, типа слона, длинноногий, и весь как в броне. Да и чёрт с ним, сбежал из зоопарка губернатора или ещё какого деляги. Удивительнее всего — откуда взялся Вадик? Может, он пастухом у носорога работает? Да нет, чушь, ручных носорогов не бывает. Он слишком мощный, чтобы быть ручным. Вадик, Вадик, ты же за мной пришёл, с топором, сука. Точно! Вчера, в деревенском магазинчике, где брал хлеб, видел же мельком лицо, чем-то знакомое, внимания не обратил. А это Вадик и был.

От курева пересохло горло. Наощупь отыскал термос, тот лежал у изголовья, хлебнул чайку, и снова хотел закурить, но нахмурился. Глаза за пару минут привыкли к темноте, и увидел — а поляна-то отсвечивает белым в свете редких звёзд. Снег выпал ночью, хотя метеосайты вроде обещали ясную и тёплую погоду на этой неделе.

— Снег меньшее из ночных зол, — хмыкнул Светлов, перезарядил ружьё, так, на всякий случай, улёгся на пенку, поправил рюкзак-подушку, закурил и открыв глаза, смотрел вверх, в небо, которого не было видно.

Утром, осмотрев поляну, он подобрал топор, старой, советской ещё работы с клеймом завода «Труд» на лезвии. Видать, Вадик упёр у кого-то здесь, не с собой же привёз. Нашлась и куча отходов жизнедеятельности перепуганного носорога. То-то он налегке и стриганул по лесу, не догнать. Светлов невольно покрутил головой, нет, Вадик не наследил, он же в штанах был, так с собой и унёс, наверное.

Топор он воткнул пока в берёзу, под которой ночевал, собрал лагерь, допил в два глотка остатки ещё тёплого чая из термоса и решил позавтракать на берегу Волги. Идти до неё вдоль лесной речки километров пять, как раз аппетит разгуляется. Собрал вещи, внимательно осмотрелся, не забыл ли чего, рюкзак за спину, ружьё на грудь — вдруг носорог опять прибежит, и пошагал по бережку.

Уже отойдя пару километров, вспомнил, что забыл топор, и попустился им. Ну, кто найдёт, тому и пригодится.

Странные ночные дела озадачили Светлова. Он опять припомнил свой расстрел, когда в прыжке летел к татуированному бугаю и вдруг обрушился на пол своей квартиры. В комнате пахло нежилым, в батареях вдруг забулькала вода — опрессовка, машинально отметил Светлов. Недолго думая, прошёл на кухню и вытащив из ящика стола нож, распилил им верёвку на руках за спиной. Потом он долго курил на балконе, глядя на суетливую московскую жизнь, сходил в «Пятёрочку», взял водки, шпроты и солёных огурцов.