Перезагрузка памяти. Том первый

Глава 1

Стрелки часов, словно утомлённые путники, медленно перевалили за полночь и затаили свой осторожный бег, прислушиваясь к густой тишине, разлившейся по комнате. В этом неторопливом движении чувствовалась усталость прошедшего дня, его неотвратимый уход вслед за солнцем скрывшемся за горизонтом. Тишина, мягкая и прозрачная окутала пространство, бережно разглаживая все следы суеты и тревог. Казалось, стены, предметы, даже воздух дремали под невидимым покрывалом, не смея нарушить хрупкое равновесие ночи. Последняя в сей час открывалась не как безмолвный промежуток между закатом и рассветом, а как особое пристанище — укрытие для души, щедрое на покой.

Меня зовут Лана Роуз, и с самого детства я питала особую привязанность к ночи, к её властной и в то же время утешительной силе приостанавливать неумолимый бег времени. В часы, когда дневные заботы угасают, а людские голоса растворяются в пространстве, я ощущаю себя свободной от суеты и чужих ожиданий, словно тёмный покров оберегает меня от пристального взгляда мира. В темноте я не играю роли и не примеряю на себя чужие маски — я становлюсь подлинной, такой, какой я есть в собственных мыслях и сокровенных чувствах. Ночь дарит мне редкую привилегию быть собой, не боясь ни чужого непонимания, ни холодного равнодушия, и в этой тишине я нахожу близость к сердцу своего существования.

Днём жизнь движется по рельсам, проложенным давным-давно и без права на отклонение от маршрута: всё предрешено, предсказуемо, расписано по часам и обязанностям. Я не могу назвать это бременем, напротив, в устойчивости есть своё утешение, в порядке — удобство, в привычных делах — определённая гармония. Но иногда в ладности проступает механичность, и я ловлю себя на ощущении, будто существую в простенькой пьесе, где роли известны заранее, а сцены повторяются без малейшей импровизации. Сходить в магазин, приготовить ужин, ответить на звонки: правильно, необходимо, полезно, но до боли однообразно, до зевоты монотонно. Только с приходом ночи, когда небосвод распахивает необъятный шатёр, усыпанный холодным сиянием звёзд, во мне оживает то, что днём скрыто за маской привычных забот. Под мерцающим сводом я вдруг ощущаю дыхание истинной жизни: тонкой, зыбкой, безмерно настоящей, ради которой стоит просыпаться душой.

Я заварила чашку своего любимого чёрного чая — густого, терпкого, с благородным ароматом бергамота и утончённой цветочной нотой василька. Перед моими глазами тонкие завитки пара медленно поднимались вверх, извиваясь хрупкими прозрачными лентами и плавно растворяясь в воздухе. В этом движении было что-то завораживающее, почти гипнотическое, казалось, пар несёт в себе мудрость спокойствия и медленного течения времени.

С чашкой в руках я медленно направилась в спальню. Погасив резкий верхний свет, я щёлкнула выключателем торшера, и в тот же миг комната преобразилась: его тёплое, густое, медовое свечение мягко разлилось по пространству, приглушив углы, смягчив очертания предметов. Лёгкий золотистый отсвет лёг на подушки, придав им уютную притягательность, словно они ждали меня весь день, чтобы подарить отдых и покой. На тумбочке у изголовья свет ласково окутал яркую обложку фэнтези-романа, который терпеливо ждал своего часа, храня в себе миры и истории, готовые ожить, стоит лишь раскрыть первую страницу.

Устроившись в постели и укрывшись мягким одеялом, я раскрыла книгу, и в тот же миг привычный, обыденный мир начал понемногу таять, как туман под первыми лучами солнца, уступая место иному, куда более яркому, волнующему и притягательному миру. С каждым абзацем, с каждой перевёрнутой страницей передо мной оживала магия, в воображении вспыхивали дремучие леса, таинственные руны складывались в непостижимые лабиринты, сулящие разгадку великих тайн, а из-за границ знакомой реальности выплывали загадочные существа, прекрасные или пугающе страшные. Всё это наполняло пространство вокруг, вытесняя привычные очертания комнаты. Я ощущала, как реальность отступает, оставляя меня на пороге измерения, где нет границ для воображения, где чудо становится естественным, приключение зовёт с каждой страницы, а волшебство и любовь переплетаются, создавая ткань мира, в которой я была участницей увлекательной истории.

И пусть ночь ещё юна, а сон лишь осторожно крадётся ко мне на мягких лапах, я ощущаю себя вольной странницей сказания, в котором стираются привычные границы между возможным и невозможным. Страницы книги становятся дверями, что открываются одна за другой, уводя всё дальше в чарующий лабиринт образов и судеб. Мне не нужно ничего кроме тёплой постели и увлекательной истории. В этой простоте скрывается величайшая полнота: ощущение, что здесь и сейчас я нахожу истинное прибежище, где душа и сердце обретают долгожданную свободу.

С раннего детства меня непреодолимо влекли тайны, сокрытые за гранью обыденного зрения, то, что ускользает от привычных объяснений. Я жадно зачитывалась книгами о загадочных явлениях, словно каждая страница была ключом к иной реальности, и часами могла блуждать по просторам интернета, находя там свидетельства людей, которым посчастливилось прикоснуться к необъяснимому. То было не мимолётное любопытство ребёнка, ищущего острых впечатлений, в моём сердце жила настойчивая, неугомонная жажда преодолеть границы скучной, предсказуемой повседневности. Я верила, что за тканью привычного мира притаилось нечто иное, неописуемое словами, не поддающееся измерению приборами и не подвластное законам логики.

Многие пожимали плечами, усмехались или мягко уводили разговор в сторону, словно опасаясь глубины моих размышлений, считая моё стремление заглянуть за грань видимого детской фантазией, бегством от суровой реальности, в которой я лишилась родителей и осталась одна с собственными переживаниями.

Глава 2

Забежав на кухню, я первым делом бросилась к плите, посчитав, что забыла выключить газ. Пальцы нервно скользнули по ручкам, взгляд метнулся к конфоркам — плита оказалась выключенной. Облегчение не пришло.

Странные звуки набирали силу, расползаясь по комнате густыми, липкими волнами, словно невидимая сеть стягивала пространство. Я затаила дыхание, стараясь уловить закономерность в зловещем шуме. Шипение становилось явственнее, в нём проступали то ли змеиные ноты, то ли шорох сухих листьев, и оно будто двигалось, меняло направление, окружая меня со всех сторон. Мои глаза, широко раскрытые, метались по кухне, выискивая источник звука, но всё вокруг оставалось без изменений.

Треск. Громкий, оглушающий, резкий, словно сухая ветка переломилась прямо у моего уха, заставив воздух содрогнуться. Я вздрогнула, вскрикнула от неожиданности и застыла, как зверёк, почувствовавший приближение хищника. Сердце бешено заколотилось в груди, ударяя так сильно, что каждый его толчок отзывался болью в висках. Панический страх сковал тело, и я, дрожащим взглядом, металась по кухне, цепляясь за каждую знакомую деталь: блеск кастрюли на полке, цветочный узор занавески на окне, неровную тень от стола. Всё было на своих местах. Краем глаза я уловила алый всполох, едва заметный, но резкий, словно огненное дыхание дракона, пыхнул в дальнем углу, осветив на краткий миг пространство зловещим заревом.

Я резко обернулась и ахнула: прямо у стены разгорелся рубиновый свет, густой, тяжёлый и ослепительно яркий. В глубине сияния рождались золотые искры, которые вспыхивали и гасли, кружась подобно звёздам, сорвавшимся с небес. Свет заливал пространство, окрашивая знакомые очертания мебели в жутковатые тени, и вместе с ним приходил жар, пульсирующий и сухой, будто жара пустыни ворвалась в дом. На мгновение мне показалось, что я теряю рассудок, что всё происходящее обман чувств, наваждение, дикая игра воображения, измученного бессонницей и усталостью. Но жар был слишком реален, свет слишком осязаем.

Я моргнула несколько раз подряд, желая стереть образ с глаз, но рубиновое сияние держалось упрямо и настырно, как навязчивая мысль. Чтобы отбросить малейшее сомнение, я ущипнула себя за руку, и резкая боль в теле тут же напомнила о том, что я не сплю. Моя кухня действительно окутана красным светом, и его плотное горячее дыхание проникает в каждый уголок пространства, заставляя привычные предметы выглядеть чуждо и блистать незнакомыми красками.

Абсолютно не понимая, что происходит, я стояла вросшая в пол, оцепеневшая и лишённая малейшей силы к движению. Пальцы сами собой сжались в кулаки, ногти впились в ладони, но боли я не ощущала, тело будто утратило связь с реальностью, превратилось в пустую оболочку, подвластную только страху. Я прижималась к холодной поверхности столешницы, как к единственной опоре в этом безумии, и не могла оторвать взгляда от разверзающегося передо мной ужаса. Алое марево, зловещее и ослепительное, расползалось по комнате, колыхалось, как дыхание огромного зверя, жадно наполняя собой каждый угол. Оно потрескивало, будто поленья, объятые голодным пламенем, пожирающим сухую древесину, и треск с каждой секундой становился громче, настойчивее, превращаясь в невыносимую какофонию, где каждый звук резал слух и отзывался в сердце предвестием катастрофы.

Треск и шипение усиливались, накатывая волнами, как нарастающий ритм невидимых барабанов, чьё глухое биение подчиняло себе пространство. Звуки проникали в глубину сознания, становились невыносимыми, разрывали тишину на клочья, стремились выдавить из меня остатки разума. Я зажала уши ладонями, тщетно пытаясь отгородиться от оглушающей какофонии, и ощутила, как всё внутри сжалось в тугой комок ужаса, холодного и вязкого. Сердце билось неравномерно, дыхание стало прерывистым, а тело потеряло опору в пространстве. Я ясно осознавала: в моей квартире происходит нечто невообразимое, чуждое законам логики, здравого смысла и самой природы. И страшнее всего было то, что это не сон и не игра воображения. Это происходило наяву, здесь и сейчас.

Ноги предательски подкашивались, лишённые силы, всё тело трясло мелкой, неукротимой дрожью, подобной трепету кленового листа на ветру, которому некуда укрыться от стихии. Я тщетно пыталась заставить себя шагнуть вперёд, оторваться от места, но куда бежать? Где найти убежище от того, что безжалостно прорвало границы привычной реальности и вторглось в моё безопасное пространство, осквернив его своей непостижимой сущностью? Мысли метались в голове, как перепуганные птицы, но ни одна из них не приносила ответа или спасения. Тело не желало повиноваться воле, предательски ввергало меня в ступор. Оставалось стоять, замерев, и чувствовать, как ужас холодными змеями расползается по венам, парализуя каждую клеточку, как непонимание происходящего обвивает меня тисками и не даёт вдохнуть полной грудью.

Невыносимый звук продолжал нарастать, разрывая пространство на части, и раскатывался по комнате, словно гром. Казалось, стены дрожат, а воздух вибрирует, откликаясь на оглушительный зов.

Алый свет стремительно заполнил всю комнату, проник в самые дальние уголки квартиры, вырвал из темноты каждую щель и с жадной силой обрушился на меня. Он окутал моё тело, словно полупрозрачный, густой туман, обвивая меня с ног до головы, лишая возможности отступить. Вокруг меня, в алом мареве, закружились сотни искр и крошечных огоньков, они летали хаотично на первый взгляд и вместе с тем подчинялись таинственному ритму, будто исполняя невиданный танец. Их безумный хоровод со зловещим треском, превращал пространство в вихрь света и звука, где не существовало ни начала, ни конца. Воздух же тяжёлый, горячий, словно в разгар душного августовского дня, приносил удушливую волну жара. Этот жар впивался в кожу, проникал в лёгкие, и я уже не могла понять, где кончается моё дыхание и начинается пульсация необъяснимой силы.

Дышать становилось мучительно трудно, воздух утратил привычную лёгкость и превратился в густую, вязкую субстанцию, наполняющую лёгкие огнём. Каждый вдох приносил обжигающую боль, каждый выдох был подобен отчаянной попытке вырваться из невидимых тисков, но они лишь сжимались всё сильнее. Я жадно глотала воздух ртом, надеясь насытить тело хотя бы каплей спасительной свежести, но с каждым разом вместо облегчения ощущала тягостное давление на грудную клетку, как если бы невидимая рука неумолимо сжимала её, не позволяя расправить лёгкие. Горло саднило, дыхание становилось рваным, беспомощным, и в какой-то миг я уловила, что мой собственный мозг уже не в силах упорядочить происходящее. Мысли, ещё мгновение назад острые и полные паники, теперь начинали расползаться, теряя форму, превращаясь в бессвязные, дрожащие обрывки, как строки на старой промокшей бумаге, где слова невозможно разобрать. В голове возникла пугающая пустота, в которой эхом отозвался только один вопрос: что со мной происходит?