Первачок на посошок

1.

- Мир несовершенен! Невозможно быть счастливым в несовершенном мире!
Молодой человек не спеша перемешал сметану в борще.
- Не смеши меня, мир идеален! Человек - посредственное существо. По собственной глупости переделывает мир под себя! И вот, пожалуйста, несовершенный мир готов!
Старик вытянулся на стуле и затянулся сигаретой.
- И как с этим жить? – почесал висок парень.
- Не знаю, всё делается по привычке. Привычки так нужны человеку, что любой шаг в другом направлении пугает и считается вредным. Ведь как ты думаешь: нужно всё взвесить, прикинуть «против и за».
- Получается, весь опыт человечества коту под хвост? – молодой человек подул на ложку.
- Получается! Гуманизм так и не прижился, стали пробовать по-другому. Тоже нехорошо получается!
- Это как?
- Резать по-живому.
- Жутко, если резать войдёт в привычку!
- Вы - молодые, вам и решать, какие вещи войдут в привычку, а какие нет.
В комнату вошла женщина.
- Матвей Дмитриевич, не курите в доме! Идите на крыльцо, а ещё лучше, в беседку. Оттуда уток слышно.
Валя схватила со стола полотенце и распахнула окно.
- Прости, Валя, и спасибо за борщ! Видишь, Василий, привычки - это плохо!
Дед встал, загасил сигарету в столовой ложке и спрятал бычок в карман куртки.
- Мои закончились! – заметил Матвей Дмитриевич, обувая огромные ботинки. Ты со мной уток слушать или пошабашим?
- Пойдём, провожу!
- Возьми самосаду, договорить надо!
Василий кивнул и достал с полки свёрток.

2.

Сразу за беседкой тянулся невысокий забор, за забором просёлочная дорога. За дорогой кустарник и пожухшая осенняя трава. Пруд с утками скрывался от глаз в низине, на дне обрыва.
- Середина сентября, а ночи такие холодные! – заметил, ёжась, Матвей Дмитриевич.
- Утки, наверное, тоже мёрзнут? -засмеялся Василий.
- Не-е-е! Вон, летят, да покрикивают: «Вася не робей! Пока летишь, не мёрзнешь!».
Залаяла соседская собака, к ней присоединилась другая на окраине посёлка.
Приятели уселись на лавку. Василий разорвал газету и скрутил две цигарки.
Матвей Дмитриевич с нетерпением поглядывал на Васю.
- Держи! – протянул цигарку парень.
Старик принял из рук Васи самокрутку.
Василий осветил спичкой морщинистое лицо деда.
- Завтра самогоночку выгоню, - затянулся Вася.
- Доброе дело! – похвалил Матвей Дмитриевич.
- Утки смешно перекрикиваются, - заметил Вася.
Дед Матвей кивнул.
- Им далеко лететь, есть, что обсудить.
- Погляди, какая Луна!
Дед Матвей обернулся и поглядел на выползающий из-за горизонта огромный кровавый блин.
- Не Луна это, Вася, не Луна!
Василий уставился на подозрительный блин.
- Вон Луна, - указал Матвей Дмитриевич на серебристый круг над акациями, - а это, Василий, смитричи!
- Кто? – не понял Вася.
- Персик говорил, что есть такие сущности!
- Это сектант твой, что ли? – нахмурился Василий.
- Персифаль Ильич? Да какой он сектант? Просто умный человек.
Зазвонил мобильник в пропахшем окурками кармане деда.
- Слушаю, Персифаль Ильич!
Матвей Дмитриевич многозначительно поглядел на Василия.
- Я и так во дворе, конечно вижу. Честно говоря, картина жуткая.
Непродолжительное время дед слушал Персика, не перебивая.
- Почему их не остановить? Что вообще никому? Как ураган, говоришь, как землетрясение?
Матвей Дмитриевич покачал головой.
Воцарилась тишина.
- До завтра, Персик! Расскажешь, как было.
Кровавый блин растворился во мраке. На ночном небе привычно сияла Луна в окружении равнодушных звёзд.

3.

Персик до позднего вечера просидел на крыше своего дома попиливая на дедовской скрипке.
Набычившийся горизонт поглотил солнце и затаился в ожидании восхода Луны. Персифаль Ильич, не отрываясь от скрипки, изредка исподлобья поглядывал на едва заметную линию между небом и землёй.
Непроглядная ночь на небосклоне окрасилась оранжевым светом. Опережая Луну где-то на полчаса, из-за горизонта выплывал огромный диск красновато-пурпурного цвета.
Персик опустил скрипку, а затем вновь вскинул на плечо и прижался подбородком.
Скучная пищалка неожиданно зазвучала грамотно и внушительно. Скрип сменился глубокими проникновенными звуками. По скошенному сиротскому полю поплыли возвышенные интонации.
Огненный диск, казалось, застыл, уступая место восходящей Луне. Ртутный круг гордо водрузился на звёздной глади. От гигантского блина то и дело открашивались микроскопические частицы и устраивали феерическое представление. Сливаясь в нечитаемые тексты, огненные частицы носились в ночи. Огненные брызги вдоль и поперёк исполосовали мрачный свод. Скрипка Персика будто сломалась: ныла и скрипела, сопровождая чудовищными звуками небесное безумство. Когда последняя струна лопнула, а лошадиный хвост вырвался из колодки и повис на древке смычка, огненный блин бесследно растворился в ночном небе.