Первая чаша

Глава 1. Монах

«Давным-давно, целое тысячелетие назад, в мире появился Бессердечный, а земли Зеракана, Эльбия и Эльдовер утонули в пролитых им реках крови. Он отнимал тысячи жизней мановением руки, и никому не под силу было остановить чудовищную жатву. Пока он не исчез так же неожиданно, как и пришёл в этот мир. Никто точно не знает, что произошло, но страдания мира прекратились вместе с его исчезновением. А мы продолжим молиться Высшим день за днем, чтобы Век Крови никогда не повторился».

Из рассказов отца Мусаила

«Первая чаша пьётся за мёртвых».

Гортазианский обычай

Лопата с трудом вгрызлась в сухую почву, изнуренную долгой жарой, и отбросила в сторону ещё одну кучку земли. Пронизанный белыми нитками корней ком вылетел из вырытой могилы, а Орей, приготовившийся было копать дальше, вдруг остановился, подумав: «Не рано ли я начал заниматься этим? Настоятель ещё жив».

Монах некоторое время просто стоял на самом дне могилы и смотрел на нависшие над ним кроны грушевых деревьев, усыпанных желтеющими фруктами.
Здесь, прямо в монастырском саду, в дальнем уголке, находилось и небольшое кладбище, где обрели место последнего пристанища слуги горной обители. Только в эту секунду Орея внезапно посетила мысль, что когда настоятель умрет, монах останется совсем один, ведь в обители уже много лет не было новых послушников.

Он закончил копать и ловко выбрался наверх, придирчиво оглядев проделанную работу. Ровная прямоугольная яма вселяла в Орея тревожные мысли своим угнетающим предназначением, но так происходило всякий раз, когда он оказывался на краю и смотрел вниз, представляя там очередного почившего монаха обители. Человека, которого он много лет знал, с кем разделял трапезу, молитвы и проводил вечера за долгими беседами об учении Высших.

Вокруг, чуть в стороне от ровных рядов грушевых деревьев, высились каменные столбики с начертанными именами и датами смерти. Надгробий было чуть больше пятидесяти – от самых старых, датированных окончанием Века Крови, до последнего с отметкой прошлого, 3544 года Века Перемирия, когда от лихорадки скончался престарелый брат Савел.

– Да помогут мне Высшие, – вздохнул монах, обратив взор к небу, но тут же зажмурился от палящего солнца.

Полдень. Голову напекло, а плотная льняная рубаха под рясой прилипла к телу. Хотелось бы сбросить с себя верхнюю одежду, все равно никого рядом нет, но не положено. Монастырский устав суров – даже рукава закатывать не позволительно. Переодеться можно было только в закрытой келье, наедине. Все настоятели, которых помнил Орей, говорили, что это позволяет сохранить чистоту плоти, хотя он не совсем понимал, о чём идет речь.
Монах воткнул лопату в горку вырытой земли и, оттянув пальцами воротник, насколько это было возможно, подул себе за шиворот. Это мало помогло, легкое дуновение только раздразнило воспаленную от жары кожу.

– Высшие посылают мне испытания, – внушил себе Орей и, закинув лопату на плечо, поспешил в тень обители.

Расположенный на склоне горы монастырь Полуденные Врата, основанный отцом Андреасом в разгар Века Крови, был создан внутри горы. Все многочисленные помещения, залы и кельи укрывались в каменной прохладе, и жаркие дни монахи предпочитали проводить там. Орей так торопился вернуться в обитель – место, которое служило ему домом почти сотню лет, что едва не споткнулся, зацепив сандалией ступеньку.

Длинная лестница тянулась по склону от сада и фермы до самого монастыря. Плиты, составляющие ступени, заросли травами и почти утонули в почве, а некоторые из них наоборот чересчур выпирали, отчего подъем всякий раз превращался для Орея в очередное испытание ловкости.

Он откинул циновку, прикрывавшую узкий прямоугольный вход, и шагнул внутрь, оказавшись в общем обеденном зале, от которого извилистые коридоры расходились внутрь горы, словно солнечные лучи. Северный вел в библиотеку, северо-западный – в кельи, северо-восточный – на кухни и в кладовую, восточный – в мастерскую и винодельню, а западный – в прачечную. Вход располагался с южной стороны, поэтому большую часть суток от него в обеденный зал падал свет.

Орей задвинул циновку за собой и прошел мимо стола, окруженного дюжиной стульев. Сколько помнил монах, в обители никогда не одновременно находилось больше двух десятков человек. На высеченном из цельного камня прямоугольном столе одиноко стояла пустая глиняная миска, что осталась в обеденном зале с завтрака Орея. Вся монастырская работа, в отсутствие других монахов, легла на него. Теперь он и стирал, и готовил, и чинил мебель, и даже сам намеревался в этом году собрать груш и изготовить вина, хотя до этого сам никогда этим не занимался. Обычно монахи обменивали напиток на разную утварь, инструменты или урожай. Золото здесь было не в ходу, а редкое вино из обители высоко ценилось на религиозных праздниках у гортазианских селян, которые зачастую выстраивались в очередь, чтобы получить заветную бутылочку и благословение.

С тех пор как настоятель слег с болезнью, жизнь стала намного сложнее. Старик перестал ходить, и Орей ухаживал за ним. Но это никогда не было ему в тягость, поскольку Шамета знал с юности. С его юности разумеется. Когда Шамет пришел в обитель, они с Ореем выглядели ровесниками.

Теперь старик почти утратил зрение, не мог даже покинуть келью, но Орей все равно считал его другом.

Он вошел в келью настоятеля, столь же скромно обставленную, как и прочие кельи. Напротив прикрытого циновкой входа приставлена к стене узкая кровать, справа небольшой стол со свечами для чтения, на углу закрытый старый фолиант с молитвами и историями о Сотворении. Посередине лежала раскрытая книга с записями по хозяйственной части монастыря. Через неровное круглое оконце келья слабо освещалась дневным светом.

Глава 2. Не видеть зла, не желать зла, не совершать зла

«В моей деревне, где я прежде жил до Отречения, случалось много всякого. Люди были разные: и плохие, и хорошие. Но один случай мне запомнился особенно. Как-то раз умерла женщина, и я узнал, что её убил муж. Я возмутился совершенному преступлению, но отец строго выговорил мне: никогда не лезь в чужую семью, это их дело. Тот мужчина не понес никакого наказания за убийство. И тогда я впервые подумал, что наше общество несправедливо».

Брат Берилл, проповедь послушникам в библиотеке.

Оставаться в стенах обители для Орея стало равносильно пытке. Чудовища мерещились ему повсюду, за каждым углом, в каждом коридоре, которые ещё вчера были для него единственным домом. Самым безопасным местом в мире. Монах и подумать не мог, что зло способно просочиться и сюда.

Победив одержимого настоятеля, он ушел на небольшую ферму и прилег на сено, закрыв глаза. Ночной воздух немного остудил его разум, но сердце заходилось частым боем при одном только воспоминании о том, что произошло.

Орей внезапно почувствовал, как что-то щекочет его руку и с криком вскочил, ища вокруг насекомых из своих ночных кошмаров. Даже несколько раз ударил себя по запястью, в надежде стряхнуть невидимую тварь, но это оказалось просто сено, на котором он задремал от усталости.

Задерживаться здесь дольше было нельзя.

На востоке заалело небо, и монах, найдя в себе смелость, отправился в обитель.

Орей поспешно собрал вещи с твердым намерением покинуть Полуденные Врата, но дошел только до трапезной. На пороге внезапно остановился, обернулся и, стиснув зубы, глухо рыкнул. Нет, так тоже нельзя. Он поставил на пол набитый всем необходимым мешок и глубоко вдохнул. Неправильно он поступает, решив сбежать.

Шамет всё ещё в библиотеке – непогребенный. На ферме козы и куры не накормлены. А он, Орей, последний монах обители, перепугавшийся этой ночью какого-то демона, убегает, как жалкий трус.

И в то же время, нельзя было не признать, что этой ночью Орей пережил такое, что вряд ли доводилось вынести далеко не всякому человеку. Конечно, он не простой селянин, но и не воин, подготовленный к битвам с неведомыми темными силами. Монах верил в силы молитв, и какое потрясение его настигло, когда священные литании не остановили зла, захватившего тела настоятеля.

Рассвет уже набрал силу, а все что он сделал, была лишь безуспешная попытка удрать от преследующего его кошмара. Но ночь закончилась, ужас побежден и Орей жив. Разодранное ногтями умертвия лицо на удивление быстро заживало – остались лишь зудящие красные полоски на щеках.

Орей развернулся и пошел в библиотеку, чтобы оценить учиненные разрушения в светлое время суток. Оконца библиотеки были широкими и прямоугольными, но выходили на северную сторону, оттого и солнечный свет рассеивался, не проникая к стеллажам, хранящим знания обители. Это помогало защитить чернила от выцветания и сохранить фолианты в надлежащем виде. Тем не менее, отсутствие прямых лучей не помешало Орею сходу увидеть исковерканное тело почившего старика.

Побороть жалость вперемешку с отвращением оказалось непросто. Взгляд упорно соскальзывал с неприятной картины.

Монах поднялся на возвышение и заглянул в тайник в слепой надежде, что меч появился снова, но там было пусто. Потом пришлось снова посмотреть на тело друга – изогнутое в безобразной позе. Так и хоронить, пожалуй, грешно. Притрагиваться к оскверненному демоном покойнику не хотелось, но Орей не мог допустить, чтобы Шамет остался… вот так, непогребенным и обратился призраком, несущим в себе ярость.

Орей сперва спустился и подобрал валяющийся в ряду парт саван, а после подошел к старику и накрыл его тканью. Лишь после этого потащил его обратно в прачечную, которая вновь послужит местом для подготовки тела. Снова омывать, заворачивать и на сей раз хоронить по всем канонам, как того требовал монастырский устав.

Неясно было, отчего именно со смертью этого настоятеля пробудилась жуткая сущность и тут же нашла своей целью монастырь. Или вина за это лежит на Орее, который вчера позволил скорби затуманить свой разум и не сразу прочитал молитву.

Он перебрал в голове все возможные варианты, и все сводилось к тому, что это именно его грех. Полагалось понести наказание: стоять на горохе в углу и молиться Высшим с рассвета до заката. Но Орей никогда не понимал этого странного ритуала с горохом и решил просто зачитывать литании мысленно, пока занимался очередным приготовлением Шамета к погребению. Это уже само по себе наказание – разгибать перекрученные одеревеневшие конечности так, чтобы тело могло лежать нормально.

От каждого звука монаха коробило, он даже начал бояться, что сломает или оторвет кажущиеся хрупкими костлявые руки и ноги.

Завернув настоятеля и покрепче перевязав саван на уровне шеи, пояса и лодыжек, Орей осторожно вынес тело из обители и пошел по лестнице на кладбище. Всё это время он старался не обращать внимания на запах покойника. Монах морщился, но испытание переносил стойко, в глубине души ожидая, что мертвец вот-вот зашевелится.

Заранее подготовленная могила приняла Шамета в земляные объятия. Орей спешно его зарыл, не поленился натаскать побольше камней и обложить ими холм, хотя прочие захоронения не удостаивались подобных почестей. После чего быстро зачитал молитву об усопшем.

Глава 3. Не убей

«Зачем люди убивают других людей? Неужели Бессердечный не научил нас, что жизнь – бесценна и уникальна? Мы столько поколений учились прятаться, выживать, бороться, чтобы сохранить свою жизнь и жизни своих любимых. И для чего? Чтобы уподобиться ему и вновь проливать кровь ближнего своего? Нет. Мир и раньше был жесток, не удивительно, что появился монстр, одолеть которого нам оказалось не под силу. Или этот монстр всегда жил и будет жить в нашем разуме? Молитесь Высшим, братья. Не позвольте злу поработить наши души».

Наставления отца Дагура монахам

– Эй, монах! Не спишь? – ближе к вечеру, когда в доме аппетитно запахло едой, Арслан заглянул в комнату к непрерывно молящемуся Орею.

– Нет, – бойко отозвался тот. Колени уже гудели, но так монах надеялся вернуть себе душевный покой. К сожалению, ничего не получалось.

– Идём к столу. Ужин готов, – хозяин дома радушно улыбнулся. – Придут мои старшие братья Хасан и Оттар. Слухи о тебе уже разлетелись по деревне, и братьям интересно с тобой познакомиться.

Орей кивнул и снова почувствовал, как промокают ладони от волнения. От всех молитв, воздаваемых сегодня с особым рвением, не было никакого толка. Слова священных текстов повторялись заученно, в них не ощущалось ни смыслов, ни силы Высших.

Он спешно вытер руки об рясу и встал, положив молитвенник на стоящий рядом сундук. Только Орей успокоился и начал привыкать к обстановке, как снова ему предстоит бороться с собой. Признаться, ночное сражение с умертвием теперь воспринималось намного легче – против твари из Межмирья было хоть какое-то оружие. А что можно использовать в битве с собой, со своим внутренним разладом? Орей этого не знал, потому как ощущал его впервые в жизни.

Монах ещё раз осмотрелся и, взяв себя в руки, откинул занавеску, закрывающую вход в комнату. Вышел в уже знакомый обеденный зал. На глаза тут же попался низкий, уставленный снедью стол, накрытый вязаной скатертью с узорами. Вокруг были разложены четыре плотные подушки, на одну из которых, скрестив ноги, сел Арслан и положил ладони на колени. Справа от него в похожей позе сидел статный мужчина с седеющей бородой. Внешне у них с Арсланом монах приметил много общего, но старший выглядел куда солиднее, будто бы даже в комнате занимал больше места. Осматривал всё цепко, как настоящий хозяин, и при этом спокойно.

Стол ломился от угощений. Орей увидел пироги на блюде, чашку с рагу, красноватого оттенка варево, пахнущее чем-то пряно-острым, большие зеленые груши и грозди мелкого темно-синего винограда. Сглотнув слюну, монах понял, что очень изголодался за этот день, и сел напротив Арслана, склонив голову в молитве. Всякую трапезу следовало благословить.

Братья переглянулись между собой.

– Спасибо, святой человек, – с легким поклоном произнес родич Арслана басовитым глубоким голосом, когда Орей завершил молитву. Монах кивнул и только после этого осознал, что поторопился с благословениями. За столом не хватало ещё одного гостя. Хотелось также спросить, где Зариме и придет ли она к ужину, но Орей напомнил себе, что интерес к чужой жене, даже столь безобидный, может быть воспринят неправильно.

– Это мой старший брат Оттар из рода Маас-Фарек, как и я. Хасан скоро должен подойти, – сообщил Арслан. – А это Орей. – представил он монаха. – Он, похоже, болен.

– Нет. Я в… – тот хотел сказать, что все в порядке, но растерялся под внимательным взглядом Оттара, и голос тут же предал его.

– Высшие исцелят тебя, святой человек. Помолись им ещё за бедняжку Зариме, может, они снимут с неё проклятье.

– Брат!.. – лицо Арслана на миг потемнело, а Орей заинтересованно поглядел на хозяина дома, который заерзал на своем месте. – Хотя ты прав. Может, и неспроста под моей крышей теперь молится блаженный…

Последнее слово Орея удивило. Блаженными часто называли безумцев, но он никогда себя таковым не считал. Всегда думал, что вполне нормален, не считая конечно не проходящей молодости, но вида, что огорчен словами своего спасителя, монах не подал.

– В чём дело? – собрав волю в кулак, спросил Орей.

– А что, незаметно? – Арслану тема разговора явно не нравилась. – У нас детей нет. Баба проклята.

Монах со знанием дела покивал, скорбно взглянул на хозяина дома, а потом притворился, что его очень интересует ароматно пахнущий суп, увидев в чашке красные кусочки плавающих овощей и белую фасоль.

– Где Хасана носит? – раздраженно заметил Оттар. – Давайте начнем без него. Гость твой уже изголодался.

– Давай. Наверное, заработался в полях, как обычно. Если ты позволишь, Оттар-лаа, мы начнем без него, – Арслан выжидающе посмотрел на старшего, пока монах вслушивался в странные обращения. Он не знал, что это означает, но решил, что это может выражать почтение к старшему в семье. Оттар согласно кивнул, и лишь после этого жеста Арслан схватился за ложку.

Орей последовал примеру мужчин, пригубил суп, и кончик языка тут же вспыхнул от неимоверной остроты – приправ явно не пожалели. Но хозяева спокойно ели, и Орей тоже потихоньку глотал бульон, не выказывая, что ему невкусно. С наигранным аппетитом он съел всё, обильно запивая козьим молоком. Хозяин и его брат посматривали на гостя как-то по-особенному, и вероятно, причина была в том, что они прежде никогда не обедали с монахами из Полуденных Врат.

Глава 4. Не прелюбодействуй

«Тебе лучше не знать, почему эти двое ушли из обители. Им просто здесь не место. Они выбрали мирской путь, который ни к чему их не приведет. Им теперь всегда придется скрываться и стыдиться самих себя. Печальный мир, печальная судьба. Не думай о них, послушник. Тебя ждет работа в саду, благородный и честный путь!»

Разговор с братом Савелом после завтрака

Вены вибрировали под кожей рук, по ним что-то ползло, прямо к сердцу. Орей чувствовал, как по его сосудам быстро-быстро перебираются сотни маленьких острых лапок, как, разгоняя ток крови, шевелятся длинные усики. Ужас объял его разум, но сон не отпускал. Он знал, что не отпустит, всё должно свершиться, как всегда. Но от этого страх не уменьшался. С каждым движением, с каждой секундой, что жуткая тварь плыла по его телу, чтобы сожрать неистово бьющееся сердце, он понимал, что выхода из этой ловушки нет. Снова и снова сколопендра будет забираться под его кожу, прогрызать вену и постепенно подбираться к сердцу. Чтобы оно остановилось, и Орей проснулся.

Монах рывком сел на лежаке и ударил себя по левой руке, где во сне ощущал движение. Долго чесал её от локтя до запястья, но кожа оставалась ровной и чистой, только пульс отдавался в сосудах бешеными толчками.

Орей встал, подошел к окну и приоткрыл занавески – глубокая ночь. Наверное, события последних дней, страшные перемены сотрясли его разум, потому и кошмар приснился снова. Конечно, это повторялось и прежде, в обители, но нечасто. Здесь, он ожидал, что сколопендры будут возвращаться к нему каждую ночь, а сбежать от них не получится.

Он очень надеялся, что не заорал от ужаса и не разбудил хозяев, поэтому затаил дыхание, прислушался, но из-за стенки раздавались какие-то мерные повторяющиеся стуки.

Уши монаха уловили болезненные женские стоны, сопровождающие этот стук. Чем-то это напомнило ему вчерашнюю встречу с демоном. Тоже ритмичные, пугающие звуки, отмеряющие секунды. Стало неимоверно жутко находиться в доме, но и покинуть его стены было страшно. Что хорошего может произойти ночью, особенно после того, как монах узнал, что в деревне убивают людей?

После кошмара в разум вторглись и воспоминания о разодранном теле Хасана. Липкий холодный пот градом полился со спины монаха. Кровавая картина в разуме вызывала приступы тошноты.

Орей надел рубаху, поверх нее рясу, подпоясался и тихонько подкрался к выходу из комнаты. Осторожно отодвинул закрывающую проем ткань. Стоны стали громче и отчетливее, монах сглотнул, догадавшись, что происходит. «Арслан снова бьет жену», – огорчился он, но вмешаться бы ни за что не посмел. На цыпочках он покинул дом, прошел через кухню и прихожую и оказался во дворе.

Бескрайнее звездное небо над горами распахнуло для Орея темные успокаивающие объятия. Ночной холод приятно освежал измученный кошмаром разум, а чувство тошноты отступило. Возвращаться в дом пока не хотелось, и Орей пошел бродить между грядок, размышляя о странном убийстве. Конечно, он не был полностью уверен, что и в деревне орудовал демон, но встретившийся с одержимостью монах не мог и однозначно согласиться с тем, что это совершил человек. Каким же человеком надо быть, чтобы так жестоко убить? Наверное, только легендарный Бессердечный, что уничтожал целые поселения в Век Крови, мог бы сравниться с этим. Но Век Крови завершился столетие назад. Бессердечный был повержен. Никто доподлинно не знал, как это случилось, рассказывали много небылиц разной степени абсурдности. Да и не мог это быть он. Если бы он действительно вернулся или был жив, то стал бы он тратить время на каких-то двух селян?

Орей сделал круг по огороду, заглянул к спящим козам в хлеву и продолжил мерить шагами межи. Почему Хасан был голым? Орей смутился своим мыслям. Таинства отношений между мужчиной и женщиной были для него непостижимой загадкой. Удивительно, но он ни разу не воспринимал этот аспект себя всерьез. Не очень понимал, что такое плотская любовь. Он мог бы сказать, что любил Шамета, как друга. Любил всю обитель, и сердце его сейчас сильно тосковало по тем светлым дням.

Но любить как-то иначе Орей не умел. Поэтому сейчас он и почувствовал себя скверно до тошноты. Переживания слишком сильно бередили его прежде спокойную натуру. Тело рвалось куда-то к кому-то, без четкого направления, все естество отчаянно жаждало вернуть душевное равновесие. Что-то требовалось сделать, но что именно Орей не мог понять. Наверное, стоило оставить и этот дом, и коз, и действительно отправиться к Горам-Близнецам. А жители Шадиба пусть сами ищут убийцу. Но как он уйдет, если не способен ничего внятно сказать? Стоит попытаться пожить здесь немного, привыкнуть к людям. А спустя время, с благословения Высших, беспочвенный страх исчезнет и всё наладится.

Нагулявшись и успокоившись, Орей пошел к дому. Ещё немного постоял на крыльце, полюбовался на небо, заметил мелькнувшую падающую звезду.

Оказалось, ночью не только властвует тьма, но ещё и довольно красиво. Улыбаясь, он вошел в прихожую и тут же на него кто-то налетел с разбега. Пахнуло пряностями и потом.

– Ох! – легкий женский выдох прозвучал прямо перед его лицом.

– Зариме? – шепотом спросил он у темной прихожей.

– Монах? О Высшие… я… не должна говорить с тобой…

Орей как столб застыл в дверном проеме, тоже замолчал, боясь, что разговор может быть услышан хозяином дома. Не хотелось бы как-то оскорбить его или его жену.

– Не бойся, Арслан крепко уснул, – шепнула ему Зариме, словно прочитала мысли. – Ты можешь вернуться в свою спальню. И лучше спи… Спи до утра и не выходи.

Глава 5. Не разменяй на прах духа своего

«Никогда не забывай запирать курятник! Ибо ночь темна и полна хищников!»

Отец Мусаил, наставления о ведении хозяйства.

Орей миновал наблюдательный пост Шадиба и следовал по широкой тропе, постепенно уходящей вверх. По обе стороны стелились уже знакомые ему поля.

Мысли с каждый шагом становились все запутанней. Он пробовал читать литанию путешественника, но постоянно сбивался. Стоило чуть задуматься, отвлечься, и в воспоминаниях вместо слов заученных молитв появлялся печальный взгляд Зариме. Как наяву он слышал её мольбы. Смешанные чувства запретного и непознанного планомерно превращались в неприязнь к Арслану, а ведь он должен бы благодарить селянина, что тот не бросил Орея в беде и позволил жить под своей крышей. Логика упрямо твердила об этом, да только в душе монаха никакой благодарности и в помине не было. Одна глухая злоба, смутное желание избавиться от своего нового знакомого. И почему убили Хасана, а не этого, явно недостойного человека? Высшие решили его судьбу несправедливо…

Орей потряс головой – помыслы перешли черту дозволенного монаху, но подлое чувство, распаляющееся в груди, разворачивающее удушливые кольца, никуда не пропало. Оно чересчур быстро и прочно укоренилось в груди мирного послушника обители и назвало себя «ненависть». Тихая и молчаливая. Как покорная жена.

Чтобы избавиться от нее, придется поискать что-то посильнее молитв.

Вдруг справа от дороги раздался шорох трав. Монах остановился, слыша, что к нему кто-то быстро приближается.

– Хоссы? – спросил он у себя и попятился, готовясь увидеть хищника – дикого зверя, что разрывал людей на части, но из зарослей, распрямившись, вынырнула Зариме. Женщина тяжело дышала и, остановившись на дороге, наклонилась, держась за грудь. Её платок от бега сполз с головы, и она торопливо пыталась поправить его рукой. Пряди длинных вьющихся волос выбились из прически и упали на лицо.

– За… – Орей опешил, имя женщины застряло в горле, он не посмел произнести его вслух. – Что ты здесь делаешь?

– Я… Я… сбежала, – с обворожительной улыбкой выдохнула она.

– О Высшие, помогите мне! Избавьте от зла! – сбивчиво затараторил монах, заметавшись по тропе взад-вперед. – Ты должна вернуться! У тебя будут проблемы! У нас будут проблемы! Ты же говорила, что Арслан тебя убьет!

– Конечно, убьет, – со вздохом согласилась Зариме. Орея напугало её смирение сильнее назревающих проблем, а женщина, как ни в чем не бывало, продолжала: – Рано или поздно. Он не выдержит ещё четыре года со мной и однажды расправится. Но и я не собираюсь терпеть это столько лет, чтобы после остаться опозоренной этим… кривозубым козлом! – в её голосе внезапно прорезались твердая решимость и злость, и этого Орей никак не ожидал услышать. По первому впечатлению Зариме казалась забитой служанкой своего мужа, исполняющей его малейшие прихоти, но никак не бунтаркой.

– И что? Его за это накажут?

– Вряд ли. Наши законы написали мужчины. В итоге, его оправдают. Возможно, оштрафуют и придется отдать скотину старосте, чтобы тот посчитал преступление искупленным, – объяснила женщина.

Орей устало прикрыл глаза. Солнце напекало макушку, и мысли превратились в желе.

– Ты должна вернуться… – заученно повторил монах, но снова перехватив негодующий взгляд её глубоких черных глаз, сдался. – Ладно. Только не смотри на меня так. Идем вместе, если хочешь, – он поспешно договорил: – Но только потому, что у меня много вопросов, а я… толком не могу никому их задать, кроме тебя. Сам не знаю, почему так.

– Ты болен?

– Не знаю. Наверное.

Наполненный беспокойством тон Зариме был Орею приятен, но он изо всех сил пытался не обмануться. Она вряд ли искренне волнуется о нём. Очевидно, женщине нужна помощь и она хочет убедить монаха встать на её сторону, если ей будет угрожать опасность. Но ему было неведомо, как пресечь несправедливость, если вдруг придется с ней столкнуться, и своими действиями не нарушить местные законы. Ведь судя по тому, что он узнал, испортить всё в одну секунду может даже неосторожный взгляд.

Орей медленно пошел по тропе в направлении обители. Жена Арслана, наконец, поправила платок, убрала непослушные волосы и быстро последовала за монахом. Он молчал, не знал, какой вопрос следует задать первым. Столько всего оставалось неясным. Может, подождать, пока они доберутся до Полуденных Врат?

Тишина в дороге вскоре разрушилась вопросом Зариме. Она, несмотря на более опасное положение, волновалась куда меньше.

– Сколько тебе лет, Орей?

– Девяносто три. Это из тех, что я помню, – не задумываясь, ляпнул монах.

– Что?.. – Зариме даже остановилась на тропе. – Ты хотел сказать, двадцать три?

– Да, верно. Я оговорился, – Орей решил не пускаться в подробности, подозревая, что это может отпугнуть женщину. Если даже она сделает вид, что верит ему, то может решить, что он сумасшедший, учитывая странные речи о сражении с демоном. Много ли людей видели демонов? Орей этого не знал, но что-то подсказывало ему, что таковых как он – единицы.

– А почему ты так просто доверилась мне? – поинтересовался монах. – Что если я расскажу твоему мужу обо всем, когда мы вернемся?

– Ты не из таких людей. Ты… другой. Чужак, – Зариме смущенно поникла. – Я просто чувствую, что ты этого не сделаешь. И не только потому, что плохо говоришь.