Наше поселение окружено высокими частоколами, скрепленными железными прутьями. Не знаю, сколько лет они стоят здесь, но кажется, что целую вечность. Каждый брусок пропитан не только смолой, но и страхом тех, кто их возводил. Страх перед миром за стеной.
Там, за оградой, темный лес с тысячей глаз. Оттуда порой доносятся звуки, от которых кровь стынет в жилах. Глухие ревы, шорох тяжелых шагов, вой, способный заставить даже самых смелых мужчин прятаться в подвале. И все же, несмотря на все это, мы живем. Не благодаря себе, конечно.
Орки.
Мы привыкли к их присутствию, хоть от этого не легче. Они приходят к нам уже много лет, называют себя нашими защитниками. И хотя каждый понимает, что их защита – это скорее дань, никто не смеет возразить. Это дань за жизнь.
Они спасают нас от монстров. Встречают зверей в лесу и убивают их, чтобы те не смогли приблизиться к деревне. Иногда зачищают окрестности, не позволяют волкам или другим тварям гнездиться поблизости. Но плата за это – огромная.
Еду мы им отдаем, столько, сколько они требуют. Мясо, зерно, даже вино. Деревня всегда едва сводит концы с концами, но все равно платит. Иногда они требуют оружие или ткани. Порой кузнецы трудятся только ради их нужд. Однако есть одна плата, которая страшнее всего остального.
Каждую луну, когда солнце опускается ниже леса, они забирают девушку из деревни. «Право первой ночи», как они это называют. Для нас это самый страшный обычай, но никто даже не пытается спорить. Орки забирают тех, кого сами выбирают, не спрашивая ни согласия, ни разрешения. После они возвращают девушек – вроде бы целыми, но они не возвращаются прежними.
Сегодня орки придут за мной.
– Лия, ты готова? – голос матери доносится из другой комнаты. Она говорит странно: слабо и безжизненно, как будто кто-то вырвал из нее душу.
Готова? Как вообще можно быть готовой к этому?!
Я смотрю на свое отражение в куске полированного стекла. Передо мной – худая и светлая девушка с косой до пояса, в белом платье. В ее глазах нет ни капли покоя. Я вижу в них боль, страх и отчаяние. Сегодня я должна выйти из этого дома не ради праздника или радости, а ради того, чтобы меня отдали как товар.
В комнате стоит затхлый запах – смесь старого дерева и чего-то еще, может быть, моих собственных слез. Здесь нет света, только едва заметное свечение луны, пробивающееся через занавески.
– Я не пойду, – шепчу я, не отрывая взгляда от зеркала.
– Лия, не говори так, – мать заходит в комнату, опирается на косяк. Ее лицо такое усталое, что мне становится не по себе. Она выглядит старше своих лет. – Это же ради нас всех. Ты должна.
– Ради всех?! – мой голос срывается. – Ради кого?! Ради деревни, которая готова смотреть, как меня ведут, будто овцу на убой? Почему никто не пытается остановить их?!
Она опускает глаза. У нее нет ответа.
На самом деле, я знаю, почему никто ничего не делает. Деревня боится. Все боятся. Даже староста – самый смелый человек среди нас – не рискнет перечить оркам. Они слишком сильны, слишком страшны.
Вскоре во дворе раздается скрип повозки. Я знаю, что это Лен. Он всегда приходит тихо, старается не привлекать внимания. Лен – единственная моя опора в этом аду.
Он заходит в дом и сразу тянет меня за руку.
– Мы уйдем, Лия. Сегодня же ночью.
Я смотрю на него с надеждой и сомнением одновременно. Я знаю, что он говорит искренне. Он мой жених, мой единственный шанс на… нормальную жизнь. Но сможет ли он сдержать обещание?..
– Как? – шепчу я.
Он бросает взгляд на дверь, словно боится, что нас могут услышать.
– У лесной опушки стоит моя лошадь. Я все подготовил. Как только стемнеет, мы уедем. Они не найдут нас.
Лен всегда был решительным, но сегодня он особенно сосредоточенный. Он готов рисковать ради меня. Его глаза блестят от предвкушения, хотя в глубине их я вижу и тень страха.
– Хорошо, – киваю, я чувствую, как внутри вспыхивает маленький огонек надежды. – Только пообещай, что все получится.
– Я обещаю.
Темнота накрывает деревню.
Я слышу, что орки приближаются. Их шаги тяжелые, топоры блестят в свете луны.
Я прячусь за амбаром. Я чувствую, как сердце колотится в груди.
Сейчас или никогда. Нужно бежать!
Шаг за шагом я пробираюсь к заднему выходу. Лен ждет меня за воротами. Его силуэт маячит в сумерках. Я уже почти у цели, когда слышу громкий рык позади себя.
– Попалась, – раздается низкий голос орка.
Горячие пальцы обхватывают мою талию, будто железные оковы. Я пытаюсь вырваться, но его хватка слишком сильна. А Лен даже не пытается мне помочь. Он просто исчезает в лесу.
Мой мир рушится.
Орк несет меня, как мешок с зерном, закинув на плечо. Каждый его шаг отдается болью в животе, но я не могу вымолвить ни слова. В горле стоит ком, а сердце бешено колотится.
Я не вижу дороги – только его широкую спину, покрытую кожаной броней. За спиной у него болтается огромный топор, а сбоку висит нож, но он больше похож на меч.
От орка пахнет дымом, лесом и кровью.
– Поставь меня! – пытаюсь крикнуть, но голос дрожит, и он звучит жалко.
– Тише, – рявкает орк, будто он тут великий командир.
Я дергаюсь, стараюсь вывернуться, но это бесполезно. Его руки, как стальные тиски, не дают мне шанса. Он шагает к лесу и не обращает внимания на мои попытки сопротивления.
Другие орки ждали нас у окраины деревни. Их было пятеро, каждый из них огромный, как гора, с кожей от болотного до почти черного цвета. В отличие от нас, они всегда держатся уверенно, будто знают, что их сила безгранична.
– Горар, ты вовремя, – говорит один из них и ухмыляется. Его голос напоминает рычание зверя. – А мы думали, она убежала.
– Никто от меня не убежит, – отвечает мой похититель и бросает короткий взгляд на меня через плечо. Его глаза – глубокие, огненные, сверкают, как глаза хищника в ночи.
Я чувствую, как во мне закипает ненависть. Они относятся ко мне, как к вещи, как будто я не человек.
– Сначала договор был другим! – вырывается у меня, прежде чем я успеваю подумать. – Вы защищаете нас, а мы платим едой, оружием... Почему... почему это должно касаться меня?..
– Потому что такова наша цена, девчонка, – хмыкает орк, сжав мои бедра, чтобы я не дергалась. – Еда не ласкает нас, а женщины, знаешь ли, дарят немного... утешения.
Его слова пронзают меня, как нож. Я хочу закричать, ударить его, но вместо этого мои глаза наполняются слезами. Я никогда не чувствовала себя такой униженной.
Меня несут глубже в лес, к лагерю орков. Здесь я впервые вижу, как они живут.
Это не просто лагерь, это целая крепость посреди дикого леса. Высокие стены из бревен возвышаются над земляным рвом, в котором плавает какая-то вонючая жижа. Внутри – десятки шатров, огни костров и громкие крики.
Меня усаживают на землю возле одного из костров. Горар – мой похититель – садится напротив и пристально смотрит на меня. Остальные орки быстро расходятся, оставляют нас вдвоем.
– Ты думаешь, это несправедливо, – говорит он спокойно, опершись на колено. Он больше не рычит на меня, его голос звучит почти... мягко?
– Это не просто несправедливо, это... отвратительно! – я рыдаю.
Я просто не в силах сдержать слезы.
Он молчит какое-то время, будто взвешивает мои слова. Затем наклоняется ближе.
– Ты не понимаешь, каково это – жить в мире, где тебя все боятся. Где каждая деревня видит в тебе врага. Мы делаем то, что должны делать для того, чтобы выжить.
– Вы могли бы защищать нас без... этого, – я сжимаю кулаки и смотрю ему прямо в глаза.
– Может быть. Но у нас свои законы, – отвечает он, и в его голосе появляется нечто похожее на горечь.
Я отворачиваюсь. Чувствую, как слезы стекают по моим щекам. Почему я? Почему я должна быть частью их жестокого мира?
Время тянется бесконечно. Орки занимаются своими делами – точат оружие, готовят еду, переговариваются на своем грубом языке. Меня никто не трогает, но их взгляды прожигают меня насквозь.
Ночь наступает быстро. Лес заполняется странными звуками. Я сижу у костра, обхватив колени руками, и пытаюсь согреться. Горар возвращается ко мне, держа в руках кусок хлеба и какой-то сыр.
– Ешь, – говорит он, протягивая еду.
– Я не голодна.
Он смотрит на меня долго, с прищуром, а затем садится рядом, у костра.
– Ты все равно должна есть. Завтра будет долгий день.
– Почему ты заботишься обо мне?! – спрашиваю я с вызовом.
Он фыркает, будто мой вопрос его забавляет.
– Я не хочу, чтобы ты умерла. Пока.
В его голосе слышится легкая усмешка, но я не смеюсь. Мне страшно. Очень.
– Чего ты хочешь от меня? – шепчу.
Я напряженно смотрю на орка, освещенного танцующими отблесками огня.
Он долго молчит, и это молчание заставляет меня сильнее напрячься. А когда Горар наконец отвечает, его ответ заставляет меня растеряться.
– Пока ничего.
Его слова звучат странно. Горар говорит почти... доброжелательно. Но я не верю ему. Я не могу ему поверить.
Ночь проходит в страхе и бессоннице. Когда первые лучи солнца пробиваются сквозь верхушки деревьев, я все еще сижу у костра. Орки готовятся к уходу. Их голоса гулкие, шаги тяжелые. Горар подходит ко мне и бросает:
– Пойдешь со мной, – говорит он, будто у меня есть выбор.
Я сжимаю губы, стараюсь не выдать свой страх. Я все еще надеюсь, что Лен придет за мной. Что он не бросил меня.
Но чем дальше мы уходим, тем слабее эта надежда.
Меня ведут по извилистым тропам леса. Небо над нами затянуто серыми облаками, деревья с их изогнутыми ветвями похожи на когти, пытающиеся схватить меня. Каждый шаг дается тяжело – не только из-за усталости, но и из-за того, что я все еще надеюсь. Надеюсь, что Лен где-то рядом. Что он спасет меня.
Но надежда ускользает, как песок сквозь пальцы.
Горар идет впереди, его массивная фигура почти сливается с тенями леса. Он двигается уверенно, как будто чувствует каждую тропинку под ногами. Я же спотыкаюсь на каждом корне, но он даже не оборачивается, не помогает. Его молчание давит на меня больше, чем любой разговор.
– Куда мы идем? – наконец спрашиваю. Я стараюсь, чтобы мой голос звучал твердо.
– Домой, – коротко отвечает он, не замедляя шага.
– А что значит «домой»? – мои вопросы звучат бессмысленно, но мне нужно говорить. Молчание делает мне только хуже.
– Туда, где тебе будет безопасно.
– Безопасно? – я невольно фыркаю. – Ты называешь это безопасностью?
Горар останавливается так резко, что я едва не врезаюсь в его спину. Он оборачивается ко мне, и я впервые вижу его лицо при свете дня. Его кожа – зеленая, лицо с грубыми чертами и длинным тонким шрамом, над верхней губой. Рубиновые глаза сверкают, и в них я замечаю нечто, чего не ожидала: смесь усталости и терпения.
– Если бы я хотел сделать тебе больно, я бы уже сделал это, – говорит он и смотрит мне прямо в глаза. – Так что перестань сопротивляться и иди.
Его слова звучат грубо, но в них есть доля правды. Мне не остается ничего, кроме как подчиниться.
Мы продолжаем путь. Лес становится все гуще, и солнечный свет почти не пробивается сквозь плотные кроны деревьев. Тишину нарушают только птичьи крики да хруст веток под ногами.
– У вас всегда так происходит? – пытаюсь завести разговор.
– Как «так»?
– Вы забираете из деревни девушек и тянете их с собой, как пленников.
Он молчит долго, так долго, что я уже думаю, что он не ответит. Но потом он бросает через плечо:
– Это не мое решение.
– Тогда чье?
– Старшего. Вождя нашего клана.
Я запоминаю эти слова. Может, если удастся поговорить с этим вождем, я смогу объяснить, что я не должна здесь быть. Что я не хочу этого!
– Ты всегда так безропотно выполняешь его приказы?
На этот раз его молчание длится еще дольше. Он снова оборачивается ко мне, и в его взгляде я вижу предупреждение.
– Не думай, что все так просто.
Я сжимаю губы. Наверное, это действительно глупо – пытаться спорить с орком. Но что еще мне остается?
К вечеру мы наконец выходим из леса. Передо мной открывается странный пейзаж: каменистая равнина с разбросанными кострищами и шатрами. Посреди всего этого возвышается крепость, построенная из серого камня, грубая и массивная.
– Это... ваш дом? – осторожно спрашиваю я. Мой голос дрожит.
– Да, – отвечает он, даже не удосужившись взглянуть на меня. – Добро пожаловать.
Я не могу назвать это «добро пожаловать». Все здесь кажется мне чужим и враждебным. Орки, которых я вижу, смотрят на меня так, будто я добыча. Женщин среди них мало, а те, что есть, не обращают на меня никакого внимания.
Горар ведет меня к одному из больших шатров, он находится ближе к центру лагеря. Орк откидывает тяжелую шкуру, закрывающую вход, и жестом указывает, чтобы я зашла внутрь.
– Это будет твое место, – говорит он.
– Мое? – я с подозрением смотрю на него.
– Да. Здесь ты будешь спать, есть, отдыхать. Пока не узнаем, что делать с тобой дальше.
Я захожу внутрь. Шатер просторный, но обставлен минимально: грубый деревянный стол, пара скамей и лежанка из мехов. На удивление, здесь нет ни грязи, ни беспорядка. Все выглядит так, будто за этим местом ухаживали.
– Я буду здесь одна? – осторожно спрашиваю. Я боюсь услышать ответ.
– Да. Это мой шатер, – отвечает орк спокойно.
– Твой?
– И твой тоже, – добавляет он и выходит, оставляет меня в полном шоке.
Вечер тянется медленно. Я лежу на мехах, свернувшись клубком, и пытаюсь понять, что будет дальше. Орки шумят снаружи, но сюда никто не заходит.
Поздно ночью Горар возвращается. Он выглядит уставшим, его плечи напряжены. Он садится на скамью у входа, скрещивает руки на груди.
– Ты можешь спать спокойно, – говорит он, но на меня не смотрит. – Здесь никто тебя не тронет.
– Почему? – спрашиваю я, чувствуя, как злость снова поднимается во мне. – Почему ты вдруг решил заботиться обо мне?
– Я не решил, – отвечает он холодно. – Мне просто так велели.
Я отворачиваюсь, я не знаю, что ответить. Его слова причиняют мне боль, но я не могу понять, почему.
– Завтра ты встретишься с нашим вождем, – добавляет он после паузы. – Он решит, что делать с тобой.
Эти слова звучат, как приговор.
Я лежу на мехах, смотрю в потолок шатра. Сон не приходит. В моей голове только одна мысль:
Почему Лен не пришел за мной?
Утро в лагере орков начинается рано. Едва первые лучи солнца касаются шатра, снаружи раздается громкий топот и грубые голоса. Я провожу ночь без сна, лежу и думаю о доме, о матери, о Лене. Но каждый раз, как его образ всплывает в моей памяти, меня охватывает горечь. Он так и не пришел.
Горар заходит в шатер так же неожиданно, как всегда. Он высокий и массивный, и, когда он появляется, кажется, что весь воздух в комнате выдавливает наружу. В руках у него чаша с чем-то, что я с трудом могу назвать едой.
– Ешь, – бросает он и ставит миску передо мной.
Я опускаю глаза. В миске густая похлебка с кусками мяса и корнеплодов. Она пахнет лучше, чем я ожидала, но гордость не позволяет мне показать, что я голодна.
– Я не голодна, – упрямо отвечаю я, скрестив руки на груди.
Горар усмехается уголком рта, но его взгляд остается холодным.
– Ты должна есть. Если умрешь от голода, я буду виноват.
– Никто не просил тебя заботиться обо мне, – бросаю. Я стараюсь, чтобы мой голос звучал твердо.
Он вздыхает, как будто я доставляю ему невероятные неудобства.
– Еще как просили. Идем.
Он жестом указывает мне на выход. Я медлю, смотрю на него с подозрением.
– Куда?
– Ты встретишься с вождем.
Эти слова пробуждают во мне одновременно страх и любопытство. Я слышала много историй о вожде орков, но никто из деревни никогда не видел его. Говорят, он огромный, как гора, и силен, как десять мужчин. Если остальные орки внушают ужас, то он, выходит, тогда – воплощение ужаса.
Горар ведет меня через лагерь. Утренний свет освещает жизнь орков, и я, к своему удивлению, нахожу ее... обычной. Они точат оружие, носят воду, готовят еду. Некоторые из них сидят у костров, болтают на своем грубом языке. Дети бегают между шатрами, их смех кажется странным в этом суровом месте.
Гоги будто налиты свинцом. Каждый шаг дается с трудом, и я не могу избавиться от ощущения, что все смотрят на меня. И это правда – взгляды орков, полные любопытства, скользят по мне, как острые ножи.
Наконец мы подходим к самому большому шатру в лагере. Он выглядит иначе, чем остальные: темные шкуры с узорами, украшены костями и странными символами, делают его зловещим. Перед входом стоят двое стражников, еще массивнее, чем Горар.
– Она пришла, – коротко говорит он, и те молча отодвигаются, они дают нам пройти.
Я замираю у входа. Сердце уходит в пятки. Но Горар, похоже, устал от моего страха.
– Вперед, – говорит он твердо и слегка толкает меня в спину.
Внутри шатра темно, только мягкий свет от нескольких масляных ламп освещает помещение. Запах дыма смешивается с ароматом трав. Посреди комнаты стоит массивное кресло, вырезанное из дерева и украшенное рогами. В нем сидит... он.
Вождь.
Он огромен. Даже сидя, он кажется выше любого из стоящих. Его кожа цвета угля, густая грива черных волос падает на плечи, а глаза, сверкающие янтарем, будто прожигают меня насквозь. Его руки, покрытые шрамами, сжимают подлокотники кресла, и я замечаю, что каждый его палец украшен костяными кольцами.
– Это она? – его голос низкий, почти вибрирующий, и мне приходится сдерживать дрожь.
– Да, – отвечает Горар, шагнув вперед. – Лия из деревни к югу от леса.
Вождь некоторое время молчит, изучает меня. Я чувствую себя, как кролик под взглядом хищника.
– Ты боишься, – наконец говорит он, и его слова звучат как утверждение.
– Конечно, боюсь, – мой голос срывается, но я стараюсь держаться. – Кто бы не боялся?
Вождь усмехается, обнажая длинные клыки. Его смех больше похож на рык.
– Храбрая. Интересно.
Я не знаю, о чем он думает, и это пугает меня больше всего. Наконец он подает знак рукой, и Горар подходит ближе. Они начинают говорить на своем языке, и я ничего не понимаю. Но по тону их голосов становится ясно, что обсуждают меня.
Когда разговор заканчивается, Горар кивает и поворачивается ко мне.
– Ты останешься здесь.
– Что? – я вскидываю голову, смотрю то на него, то на вождя. – Что значит «здесь»?
– Ты будешь жить с нами, пока... – он замолкает, словно не хочет говорить дальше.
– Пока что?
– Пока мы не решим, для чего ты сгодишься, – отвечает вождь сам, его голос звучит, как раскат грома.
– Но я не хочу! – выкрикиваю я, и мой голос эхом разносится по шатру.
Вождь хмурится, его взгляд становится еще тяжелее.
– Твои желания не имеют значения.
Я сжимаю кулаки, чувствую, как внутри закипает злость. Почему я должна мириться с этим? Почему я должна подчиняться?!
Но прежде чем я успеваю сказать что-то еще, Горар хватает меня за руку и выводит из шатра. Его пальцы крепко сжимаются, но не причиняют боли.
– Ты только что перешла черту, – говорит он, когда мы оказываемся снаружи.
– А мне все равно, – отвечаю я, вырывая руку. – У меня отняли все, а теперь еще и требуют молчать?!
Горар какое-то время молчит, смотрит на меня, как будто пытается понять. Наконец он тихо произносит:
– Я предупредил тебя.
И снова чувство безысходности накрывает меня с головой.
Дни в лагере орков тянутся медленно. Я не знаю, сколько времени прошло с момента моего пленения – дни сливаются в однообразную череду трудных утренних пробуждений, тяжелой работы и попыток держаться подальше от чужих взглядов.
Каждый день мне кажется, что я вот-вот сломаюсь.
Горар постоянно находится где-то рядом. Не то чтобы он следит за мной, но его присутствие всегда ощущается. Он редко говорит, и каждый раз, когда я пытаюсь выведать у него что-то, он отвечает коротко, даже резко. Но я замечаю, что он старается держать остальных орков подальше от меня. Это странное чувство – знать, что кто-то вроде него охраняет тебя от тех, кого ты боишься еще больше.
Работа в лагере не для слабых. В первый день мне вручают ведро и заставляют носить воду из реки. Ведро тяжелое, его края режут мне руки, и к середине дня я едва держусь на ногах.
Я злюсь. Злюсь на себя, на Лена, который меня бросил, на орков, которые сделали меня своей пленницей. Но больше всего я злюсь на Горара. Он мог бы оставить меня в покое, позволить мне вернуться домой. Но вместо этого он наблюдает за мной со своим хмурым выражением лица, словно проверяет, как долго я выдержу.
– Ты слабая, – говорит он однажды, когда я роняю ведро и вода выливается на землю.
– Зато я человек, – огрызаюсь я, поднимая ведро.
Его глаза вспыхивают чем-то, чего я не могу понять. Гнев? Удивление? Может, даже восхищение? Но он ничего не отвечает, просто разворачивается и уходит.
Однажды ночью, когда лагерь погружается в тишину, я решаю, что пора что-то менять.
Мой план прост: дождаться, пока все уснут, и сбежать. Я знаю, что шансов мало, но я больше не могу терпеть. Если мне удастся выйти из лагеря и добраться до леса, может, я смогу найти дорогу домой.
Я жду, пока костры потухнут, и все звуки стихнут. Шатер Горара – мой временный «дом» – находится ближе к центру лагеря, но от него до выхода всего несколько десятков шагов.
Я осторожно выглядываю наружу. Лагерь кажется тихим, но я знаю, что стражники все равно где-то рядом. Я выскальзываю из шатра, стараюсь ступать как можно тише.
Лес манит меня своей темнотой, обещая укрытие. Я уже почти у ворот, когда слышу знакомый низкий голос:
– Куда это ты собралась?
Я замираю. Спина холодеет. Горар стоит за мной.
– Ты следил за мной? – шепчу я, оборачиваясь.
– Я знал, что ты попробуешь сбежать, – отвечает он, и в его голосе слышится легкая насмешка.
– Тогда почему не остановил меня раньше?
Он делает шаг ближе, его фигура кажется еще больше на фоне темноты.
– Хотел посмотреть, как далеко ты зайдешь.
– Ты не можешь держать меня здесь! – срываюсь на крик, но тут же осекаюсь – я понимаю, что могу разбудить остальных.
– Ты даже не знаешь, куда идти, – продолжает он спокойно, как будто мои слова не имеют значения. – Лес убьет тебя быстрее, чем ты найдешь дорогу домой.
– Мне все равно. Лучше умереть, чем жить здесь!
Мои слова звучат громче, чем я ожидала, и они эхом раздаются в ночи. Горар хмурится, но вместо того чтобы разозлиться, он вдруг смягчается.
– Ты правда этого хочешь? – спрашивает он. Его голос становится тише, почти мягким.
– Да, – отвечаю я, хотя сама не уверена, правда ли хочу умереть в лесу.
Он стоит какое-то время молча, разглядывает меня. Затем качает головой и тяжело вздыхает.
– Возвращайся в шатер.
– Нет!
– Это не просьба, – сухо говорит он.
Я вижу, что спорить бесполезно. Горар не из тех, кто меняет свое решение. Я разворачиваюсь и, стиснув зубы, иду обратно. Слезы наполняют мои глаза.
Утром он снова появляется, как всегда, без предупреждения.
– Если хочешь выжить здесь, ты должна учиться, – говорит он и бросает на стол передо мной нож.
– Учиться чему? – я смотрю на него с подозрением.
– Защищать себя.
– Зачем? Разве не ты делаешь это?
Он усмехается, и в его глазах снова появляется то выражение, которого я не могу понять.
– Потому что я не всегда буду рядом.
Эти слова почему-то застревают в моей голове.
Нож лежит на грубом деревянном столе и блестит холодным светом утреннего солнца. Его лезвие короткое, но острое, и я боюсь прикоснуться к нему. У меня никогда не было оружия в руках.
Горар стоит напротив. Его алые глаза неотрывно смотрят на меня.
– Бери, – говорит он резко.
– Почему ты заставляешь меня это делать? – я смотрю на него и чувствую, как злость поднимается внутри. – Ты же сам сказал, что никто не тронет меня.
– Это не значит, что ты всегда будешь в безопасности, – отвечает он спокойно. – Здесь, в лагере, я могу защитить тебя. Но за его пределами... ты сама за себя.
– Я не собираюсь выходить за пределы лагеря.
– Еще как собираешься, – бросает он, словно это очевидно. – Ты хочешь домой, не так ли?
Я сжимаю губы. Он прав. Я хочу домой. Больше всего на свете. Но как нож поможет мне в этом?
– Бери, – повторяет он, и его голос звучит, как приказ.
Я осторожно поднимаю нож. Он кажется слишком тяжелым для такого маленького оружия.
– Теперь стой прямо, – говорит Горар и подходит ближе.
Я делаю, как он говорит, хотя мои ноги дрожат. Он берет мою руку с ножом и поднимает ее. Его прикосновение горячее, и я невольно вздрагиваю.
– Сосредоточься, – говорит он тихо. – Лезвие должно быть направлено к цели. Не бойся, иначе твоя рука задрожит, и ты упустишь момент.
Я пытаюсь сосредоточиться, но его близость отвлекает меня. Он такой огромный, что мне приходится запрокидывать голову, чтобы увидеть его лицо. Его взгляд серьезен, но в нем есть что-то еще кроме строгости.
– Что ты видишь? – спрашивает он и отступает назад.
– А что я вижу?
– Представь, что перед тобой враг, – объясняет он. – Что ты видишь?
Я закрываю глаза, пытаюсь представить это. Передо мной возникает образ тени – тени, которая хватает меня, не дает убежать. Я вижу орков, вижу Лена, который отвернулся от меня в тот самый момент, когда я больше всего нуждалась в нем.
– Я вижу человека, который предал меня, – шепчу. Я чувствую, как нож становится продолжением моей руки.
– Хорошо, – говорит Горар, и я открываю глаза. – Теперь ударь.
– Что?..
– Ударь, – повторяет он и указывает на деревянный стол.
Я колеблюсь, но все же поднимаю нож и опускаю его на поверхность стола. Удар выходит слабым, и нож едва врезается в дерево.
– Слишком мягко, – говорит он, качая головой. – В бою это тебе не поможет. Попробуй снова.
Я пробую снова и снова, пробую до тех пор, пока мои руки не начинают болеть. Горар смотрит на меня, дает советы, поправляет мою стойку. Его терпение удивляет меня, ведь он мог бы просто бросить меня на произвол судьбы.
После нескольких часов тренировки я валюсь на скамью, едва дыша. Руки дрожат, но в груди есть странное чувство – чувство, что я чего-то добилась.
– Почему ты делаешь это? – спрашиваю я, когда он садится рядом.
– Что именно? Почему я учу тебя? – он улыбается уголком рта, и это выглядит почти... доброжелательно. – Потому что ты не выживешь без этого.
– Я думала, тебе все равно, что со мной будет.
– Может быть, – отвечает он, но его глаза говорят обратное.
Мы сидим молча, слушаем звуки лагеря. Впервые за долгое время я чувствую, что не боюсь. Не боюсь его, по крайней мере.
– Спасибо, – шепчу я.
Горар смотрит на меня, и сейчас в его взгляде я вижу что-то новое. Не просто интерес или снисходительность. Что-то гораздо весомее.
– Не благодари меня пока, – тихо говорит он. – Ты еще недостаточно умела для того, чтобы выжить.
Поздно ночью, когда лагерь погружается в тишину, я просто лежу на своей лежанке и по привычке смотрю в потолок шатра. В голове крутятся мысли о доме, о Лене, о том, как все могло быть иначе.
Но теперь эти мысли постепенно смешиваются с чем-то новым. С образом Горара.
Его серьезный взгляд, его голос, который одновременно пугает и успокаивает. Я не хочу этого признавать, но он заставляет меня чувствовать себя... в безопасности.
И это настораживает меня.
На следующий день утро начинается так же, как и предыдущие. Лагерь оживает с первыми лучами солнца. Орки спешат по своим делам, затевают громкие споры и тренируются с оружием. Я сижу у шатра, наблюдаю за этим хаосом.
Сегодня Горар оставил меня одну. Обычно он где-то неподалеку, но сегодня он исчез еще до рассвета, ничего не сказав. Я должна радоваться его отсутствию, но вместо этого чувствую тревогу.
Что-то изменилось за последние дни. Я сама изменилась.
Когда я думаю о доме, то больше не чувствую того спокойного тепла, которое раньше грело меня даже в самые трудные моменты. Воспоминания о Лене стали горькими, и, сколько бы я ни пыталась вернуть прежние чувства, они больше не откликаются во мне.
Но самое пугающее – это то, что теперь, когда я думаю о Гораре, я не чувствую страха.
Во второй половине дня он возвращается, как всегда внезапно. Его широкие плечи немного ссутулены, будто он устал. В руках у него охапка свежих трав и кореньев.
– Это что? – спрашиваю я и наблюдаю, как он выкладывает все это на стол.
– Лекарства, – отвечает он, не поднимая головы.
– Ты собираешься лечить кого-то?
Он наконец поднимает взгляд. В его алых глазах блеска нет, только усталость.
– Не всех можно вылечить.
Его слова звучат странно, как будто он говорит не только о травмах и болезнях. Я чувствую, как внутри рождается вопрос, но боюсь его задать.
– Что случилось? – наконец вырывается у меня.
Он смотрит на меня долго, так долго, что я уже думаю, что он не ответит. Но затем он опускает взгляд на свои руки, потертые, шершавые, покрытые мелкими порезами.
– Мы потеряли одного из наших, – говорит он.
Я не знаю, что ответить. Смерть для орков, казалось, должна быть обычным делом, но по выражению его лица я понимаю, что это не так.
– Это был твой друг? – спрашиваю осторожно.
Он кивает, затем хмурится, будто не хочет показывать слабость.
– Мы росли вместе. Он был... хорошим воином.
Мое сердце сжимается, хотя я не могу понять, почему. Мне ведь не должно быть жаль их. Это орки. Они жестоки, они забрали меня из дома, они... Но почему-то, глядя на Горара, я чувствую его боль.
– Мне жаль, – шепчу я, и это правда.
Он поднимает на меня взгляд, и в его глазах появляется нечто особенное.
– Ты странная, – говорит он тихо.
– Почему?
– Ты не похожа на других.
– Потому что я человек?
– Нет, – качает он головой. – Потому что ты... настоящая.
Я не знаю, что он имеет в виду, но его слова заставляют меня почувствовать тепло, которого я не ощущала давно.
Вечером, когда солнце клонится к закату, он зовет меня за пределы лагеря. Я колеблюсь, но все же иду за ним. Мы идем по тропинке через лес, и тишина вокруг кажется почти пугающей.
– Куда мы идем? – спрашиваю я, когда он уводит меня все дальше от лагеря.
– Хочу показать тебе кое-что.
Мы выходим на небольшую поляну, окруженную высокими деревьями. В центре ее стоит камень, на котором вырезаны странные символы.
– Это место... – начинает он, но замолкает, словно не знает, как объяснить.
– Что это? – я подхожу ближе. Я чувствую, как странное спокойствие окутывает меня.
– Это память, – говорит он. – Здесь мы чтим тех, кого потеряли.
Я провожу пальцами по вырезанным символам. Они кажутся древними, как будто им тысячи лет.
– Ты часто приходишь сюда?
– Только когда нужно вспомнить, кто я.
Я поворачиваюсь к нему, но он смотрит не на меня, а куда-то вдаль, вглубь леса. Впервые я вижу в нем не воина, а просто... мужчину, который несет в себе много боли и воспоминаний.
– Зачем ты показал это мне? – шепчу я.
– Потому что ты тоже несешь свою память, – отвечает он и наконец смотрит на меня. – Я вижу это в твоих глазах.
Его слова пробивают меня насквозь. Он прав. Я держу в себе все: боль от предательства Лена, страх перед орками, тоску по дому. Но Горар дает мне понять, что я не одна.
Мы стоим на поляне до самого заката. Он ничего больше не говорит, и я тоже молчу. Но в этой тишине я чувствую, что между нами что-то зарождается. Что-то, что я еще не готова признать, но уже не могу отрицать.
Я сижу у костра и размышляю над тем, что произошло на поляне. Этот день кажется странным, будто он выпал из череды привычных. У Горара больше не было того угрюмого выражения, с которым он обычно на меня смотрит. В его взгляде я заметила... тепло?.. Или мне это показалось?..
Я встряхиваю головой. Нет, это невозможно. Это орк. Его мир, его природа – все это чуждо мне. Я здесь только потому, что у меня нет выбора.
Но внутри все равно что-то меняется.
На следующее утро Горар снова появляется в шатре. В руках у него длинный лук и колчан со стрелами.
– Что это? – спрашиваю я, глядя на оружие. Оно кажется мне неподъемным.
– Сегодня ты научишься стрелять, – бросает он, словно это самое обычное дело.
– Ты смеешься? – я вскидываю брови. – Я едва могу удержать нож, а ты хочешь, чтобы я натягивала тетиву?
Он усмехается, впервые за долгое время.
– Ты удивишься, на что способна, если захочешь.
Мы выходим за пределы лагеря, к небольшой поляне. Он устанавливает на земле грубую мишень из соломы и отходит на несколько шагов.
– Держи, – он протягивает мне лук.
Я беру его и чувствую, как вес оружия тянет меня вниз.
– Это слишком тяжело.
– Это потому, что ты еще не знаешь, как правильно держать.
Он подходит ближе, берет мою руку и поправляет хват. Его прикосновение горячее, сильное, но в нем нет ни капли грубости.
– Смотри, – его голос звучит мягче, чем обычно. Он отходит в сторону, берет второй лук и демонстрирует, как натянуть тетиву. Его движения уверенные, легкие, и я понимаю, что он делает это уже много лет.
Я пытаюсь повторить. Первые попытки заканчиваются тем, что стрела просто падает на землю. Горар смотрит на меня с терпением, которое я не ожидала от него.
– Еще раз, – говорит он.
Я сжимаю зубы и пробую снова. На этот раз стрела пролетает немного вперед, хоть и мимо мишени.
– Видишь? Уже лучше, – уголок его губ приподнимается в легкой улыбке.
К полудню я начинаю чувствовать себя увереннее. Стрелы попадают в мишень, пусть не всегда в центр, но это все равно лучше, чем в начале.
– Ты справляешься, – говорит Горар, когда я опускаю лук.
– Потому что у меня хороший учитель, – отвечаю. Я не успеваю подумать, как это прозвучит.
Он слегка хмурится, но в его глазах я замечаю что-то вроде гордости.
– Не хвали раньше времени. Это только начало.
Мы сидим на поляне, и я чувствую, как напряжение между нами понемногу спадает. Он больше не кажется таким пугающим. Конечно, он все еще орк, огромный и сильный, но теперь я начинаю видеть за его внешностью что-то большее.
– Ты всегда был воином? – спрашиваю я, чтобы нарушить молчание.
Он смотрит на меня, как будто решает, стоит ли отвечать.
– Почти. В нашем клане все должны уметь сражаться. Иначе не выживешь.
– Но ты мог бы выбрать что-то другое?
Он качает головой.
– У орков нет выбора. Мы рождаемся для войны.
– Это... звучит ужасно, – шепчу я.
Он ухмыляется, но в этой ухмылке нет радости.
– Ты человек. Тебе не понять.
– Может, и так. Но у тебя есть выбор сейчас, разве нет?
Взгляд Горара становится задумчивым, и на мгновение я думаю, что он ответит. Но вместо этого он встает и поднимает лук.
– Давай продолжим.
К вечеру я возвращаюсь в лагерь. Я чувствую усталость, но в то же время – что-то похожее на удовлетворение. Горар оставляет меня у шатра, а сам уходит, не сказав ни слова.
Я ложусь на меха, смотрю на темный потолок. Сегодняшний день был странным. Не таким, как обычно. Я впервые почувствовала, что способна на что-то, кроме страха и ненависти.
Но вместе с этим пришло и другое чувство. То, от которого мне становится не по себе.
Горар больше не просто орк для меня.
На следующее утро меня будит громкий шум. В лагере раздается гул голосов, тяжелый топот и звяканье металла. Я выглядываю из шатра и вижу, как орки готовятся к чему-то. Мужчины точат мечи, натягивают доспехи. Женщины, которых я видела здесь редко, заняты тем, что подносят еду и воду.
Воздух пропитан напряжением. Что-то должно случиться.
Горар подходит ко мне, все такой же угрюмый, но в его движениях есть какая-то напряженная решимость. На нем надеты кожаные доспехи, и за плечом виднеется массивный топор.
– Что происходит? – спрашиваю. Я чувствую, как в животе образуется холодный ком страха.
– Патруль. Мы уходим, – отвечает он коротко. Горар не смотрит на меня.
– Куда?
– В лес. Надо проверить границы.
Я морщу лоб. Его слова звучат безобидно, но что-то в его тоне подсказывает мне, что это не просто патруль.
– И ты уходишь? – мой голос дрожит, хотя я стараюсь этого не показывать.
– Да, – отвечает он и наконец переводит на меня взгляд. – Я вернусь к ночи.
Эти слова должны меня успокоить, но вместо этого я чувствую беспокойство. В первый раз за все время я не хочу, чтобы он уходил.
– А что, если вы не вернетесь? – шепчу. Я даже не успеваю подумать, как это прозвучит.
Горар смотрит на меня долго, затем слегка склоняет голову.
– Я всегда возвращаюсь.
И с этими словами он уходит.
День тянется бесконечно. Лагерь кажется пустым без привычных громких голосов и тяжелых шагов орков. Оставшиеся женщины работают молча, они избегают встречаться со мной взглядом. Я чувствую себя чужой здесь сильнее, чем когда-либо.
К вечеру, когда солнце начинает клониться к горизонту, тревога внутри меня достигает пика. Горара все еще нет.
Я пытаюсь убедить себя, что он справится. Он сильный, опытный воин. Но воспоминания о его серьезном лице и коротком прощании не дают мне покоя.
Сумерки опускаются на лагерь, и я наконец слышу знакомые тяжелые шаги. Я выбегаю из шатра. Я даже не успеваю осознать, что делаю. Горар возвращается, и я замечаю, что орк выглядит уставшим. Но он невредим.
– Ты вернулся! – вырывается у меня, прежде чем я успеваю остановить себя.
Он хмурится, но в его глазах мелькает тень удивления.
– Ты думала, что я не вернусь?
– Нет... да... – я запинаюсь. Я чувствую, как горячая волна смущения накрывает меня.
– Я же сказал, что вернусь, – отвечает он и бросает топор у входа в шатер.
– Что случилось? – спрашиваю я, чтобы отвлечься от собственных мыслей.
– Ничего серьезного, – отвечает он и садиться на скамью. – Просто волки.
Я вижу, как его руки дрожат, когда он берется за чашу с водой. Это мелкая дрожь, почти незаметная, но она выдает его усталость.
– Ты ранен? – я делаю шаг ближе, но он смотрит на меня так, что я останавливаюсь.
– Нет, – отрезает он.
Мы сидим в тишине, пока Горар жадно пьет воду. Я чувствую, что между нами висит что-то несказанное, но не знаю, что именно.
– Ты... Ты был прав, – наконец шепчу я.
Он поднимает взгляд.
– Прав в чем?
– Я не такая сильная, как думала. Если бы я оказалась там, где ты был сегодня... я бы не выжила.
Его взгляд становится мягче, и он качает головой.
– Ты сильнее, чем думаешь.
Его слова звучат просто, но в них есть что-то, что заставляет меня поверить в себя.
Поздно ночью я, как обычно, лежу на мехах и смотрю в потолок шатра. В это раз Горар спит на другой стороне, его дыхание ровное и глубокое.
Я не могу уснуть. Мои мысли крутятся вокруг его слов, его взглядов, того, как Горар возвращался в лагерь.
Я начинаю понимать, что моя жизнь уже никогда не будет прежней.
Следующее утро начинается с гула лагеря – орки оживленно обсуждают, что-то мастерят, бегают между шатрами. Все кажется обычным, но теперь я ощущаю себя частью этой суматохи, хоть и не осознаю, как это случилось.
Я сижу у шатра и наблюдаю за Гораром. Он снова точит свой топор, его руки работают быстро, уверенно. Я никогда не видела, чтобы кто-то обращался с оружием так, будто это продолжение его самого.
– Ты все утро не сводишь с меня глаз, – говорит он, не поднимая головы.
Я вздрагиваю. Я не ожидала, что он заметит.
– Нет, это не так! – я говорю это слишком поспешно, и я тут же жалею о сказанном.
Горар, кажется, усмехается, но не говорит больше ничего.
Позже он снова зовет меня тренироваться. Сегодня вместо лука он вручает мне копье.
– Хочешь, чтобы я убила себя? – саркастично спрашиваю я и смотрю на массивное оружие.
– Это проще, чем кажется, – отвечает он. Горар поднимает собственное копье и демонстрирует, как правильно его держать.
Я осторожно повторяю за ним. Мне кажется, что тяжелое дерево вытягивает мои руки.
– Если ты будешь думать только о том, насколько это тяжело, у тебя ничего не получится, – говорит Горар. Он подходит ближе и поправляет мою стойку.
Его руки касаются моих, направляют их. Его прикосновение вызывает у меня странное ощущение тепла, которое я не могу объяснить.
– Теперь нанеси удар, – его голос звучит твердо.
Я собираюсь с силами и бросаю копье в сторону мишени. Оно летит неровно и падает на землю в паре шагов от цели.
– Еще раз, – говорит он.
Я пробую снова и снова. Копье наконец втыкается в край мишени, и я невольно улыбаюсь.
– Ты довольна? – спрашивает Горар. В его голосе звучит легкая насмешка.
– Это лучше, чем ничего, – огрызаюсь я, но на самом деле чувствую странное удовлетворение.
Когда мы заканчиваем, я сижу на поляне и пытаюсь отдышаться. Горар стоит неподалеку, смотрит на лес.
– Почему ты делаешь все это? – спрашиваю я, нарушая тишину.
Он оборачивается ко мне, его лицо остается серьезным.
– Чтобы ты смогла защитить себя.
– Это я понимаю, – я хмурюсь. – Но зачем тебе это? Зачем ты забрал меня из деревни?
Он долго молчит, будто обдумывает мой вопрос. Затем наконец отвечает:
– Я не знаю.
Его слова звучат просто, но в них скрыто что-то. То, что он не хочет или не может объяснить.
– Может, ты просто не такой, как другие? – предполагаю я.
Он усмехается, но в этой усмешке больше горечи, чем радости.
– Я такой же, как все. Просто иногда... мы делаем то, что кажется неправильным, потому что так нужно.
Я не понимаю, о чем он говорит, но чувствую, что это важно.
Вечером, когда солнце опускается за горизонт, Горар сидит у костра возле шатра. Я сажусь рядом, неожиданно для себя, и мы молча наблюдаем за игрой пламени.
– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы уйти? – спрашиваю я.
– Уйти?
– Из этого лагеря. От своей жизни.
Он качает головой.
– У орков нет выбора. Это наша судьба.
– Но судьбу можно изменить, – шепчу я и смотрю на огонь.
– Это слова человека, – отвечает он, в его голосе звучит что-то странное.
Я поднимаю на него взгляд и вижу, как он смотрит на меня. Его янтарные глаза отражают свет костра, и я внезапно осознаю, насколько он близко.
– Ты странная, – произносит он тихо.
– Ты уже говорил это, – улыбаюсь. Я чувствую, как сердце пропускает удар.
– Я не думал, что люди могут быть такими... – он останавливается, будто не знает, как закончить мысль.
– Какими?
Он смотрит на меня долго, слишком долго, и наконец шепчет:
– Настоящими.
Я чувствую, как что-то меняется в нас обоих. Между нами словно строится мост – хрупкий, но прочный.
Мы сидим рядом еще очень долго и не говорим больше ни слова.
Следующие несколько дней проходят странно. Горар становится тише, чем обычно, но я все равно отчетливо чувствую его присутствие, как будто его молчание громче любого разговора. Он продолжает учить меня обращаться с оружием, но теперь все происходит быстрее, словно он торопится всему меня научить.
Я тоже изменилась. Я больше не чувствую себя здесь пленницей. Этот лагерь уже не кажется таким враждебным. Но в то же время мысль о доме, о матери, о том, что когда-то у меня была другая жизнь, никуда не исчезает.
Однажды утром я нахожу Горара у реки, неподалеку от лагеря. Он сидит на камне, опершись локтями на колени, и смотрит на воду. Его обычно суровое лицо кажется расслабленным, почти печальным.
– Ты сбежал от своих обязанностей? – спрашиваю я с легкой усмешкой и подхожу ближе.
Он даже не оборачивается.
– У каждого есть право на передышку.
– Даже у орков?
– Даже у нас, – отвечает он, и в его голосе я слышу горечь.
Я сажусь рядом и чувствую, что его настроение передается мне.
– Что-то случилось?
Он качает головой, но затем все же говорит:
– Порой я думаю, что все это... бессмысленно.
– Что ты имеешь в виду?
– Наша жизнь, наш путь. Мы воюем, защищаем, забираем то, что нам нужно. Но ради чего?
Его слова заставляют меня замолчать. Я никогда не думала, что орки вообще могут задаваться такими вопросами.
– Ты мог бы все изменить, – тихо говорю я.
Он хмурится, его взгляд остается прикованным к воде.
– Иногда я думаю, что ты не понимаешь, как все работает в этом мире.
– Может, и не понимаю, – признаюсь я. – Но я знаю одно: ты можешь выбирать, кем быть.
Эти слова повисают в воздухе. Горар молчит, но я чувствую, что мои слова задели его.
Позже, когда мы возвращаемся в лагерь, я вдруг замечаю на горизонте фигуру. Человек приближается медленно, но я сразу узнаю его.
Лен.
Сердце замирает. Я не верю своим глазам. Он идет, опираясь на посох, его одежда порвана, а лицо покрыто грязью. Он выглядит исхудавшим, уставшим, но это он.
– Лия! – кричит он, заметив меня.
Я бросаюсь вперед. Я нее успеваю даже подумать. Все, что было между мной и Гораром за эти дни, исчезает, как дым, когда я вижу Лена.
– Лен! Ты пришел! – я почти плачу, обнимая его.
– Я... Я искал тебя, – шепчет он, дрожа всем телом. – Я думал, что потерял тебя навсегда.
– Почему ты оставил меня тогда? – мой голос дрожит, но я не могу остановиться. – Почему ты не пришел раньше?
Он смотрит на меня виновато.
– Я испугался. Но теперь я здесь. Я пришел за тобой.
Его слова должны приносить утешение, но что-то внутри меня сопротивляется. Его лицо, его голос – все кажется неправильным.
Я оглядываюсь и вижу, что Горар стоит неподалеку. Его взгляд холоден, но в нем скрывается что-то еще.
– Кто это? – спрашивает Лен, заметив орка.
– Это... – я запинаюсь, я не знаю, как объяснить.
– Это орк, который держит тебя здесь, да? – его голос становится напряженным. – Ты не должна больше быть с ними! Мы должны уйти.
– Лен, все не так просто...
Но он не слушает. Он хватает меня за руку и тянет в сторону.
– Мы уходим сейчас же!
Я оборачиваюсь к Горару, но он не двигается. Только смотрит.
– Если хочешь уйти, – говорит он тихо, – иди.
Его слова шокируют меня сильнее, чем что-либо за последнее время. Почему он так легко позволяет мне уйти?
– Лия, пойдем, – настаивает Лен.
Я колеблюсь. Я чувствую, как внутри меня что-то рвется.
– Лен, ты уверен, что хочешь меня вернуть? – вдруг спрашиваю я и смотрю ему в глаза.
Он морщится, будто ему неприятен мой вопрос.
– Конечно, хочу.
Но я замечаю, как он старается не смотреть мне в глаза. И в этот момент я понимаю, что что-то не так.
– Почему ты пришел именно сейчас? – задаю ему это самый важный вопрос.
– Что? О чем ты?
– Почему сейчас? Почему не раньше? – я встаю перед ним. Я чувствую, как сердце начинает биться быстрее.
Лен молчит, его взгляд становится напряженным.
Горар стоит за моей спиной, но не вмешивается.
И тогда Лен говорит тихо, почти шепотом:
– Я не мог раньше… Они бы не оставили нас в покое. Если бы я сразу пошел за тобой.
Эти слова обрушиваются на меня, как тяжелые камни. Все вдруг становится на свои места.
– Ты... Ты боялся?.. – шепчу. Я ощущаю, как ноги подкашиваются. – Ты просто боялся за свою шкуру?
– Это был единственный способ, чтобы они оставили меня в покое, – бормочет он, избегая моего взгляда. – Я хотел вернуться за тобой, правда хотел.
Я не могу поверить своим ушам. Все эти дни, когда я надеялась, что он спасет меня, он просто... ждал.
– Ты предал меня, – шепчу я. Слезы катятся по щекам.
– Лия, я не хотел, – он тянется ко мне, но я отступаю назад.
– Не трогай меня! – голос срывается.
Я поворачиваюсь и убегаю, не разбирая дороги.
Дальше вас, мои хорошие, ждет много сюрпризов.❤️❤️