Первая ведьма Благоземья

1. ᑌ Ꮶᑌᑎᙓᙁᗣ ᙖᗝᗪᗣ, ᑌ ᗯᑌᑎᙓᙁᗣ ᙖᗝᗪᗣ

485 лето от Создания Мира в Звёздном храме.

— А ты уверена, что она не ведьма?

— Марьяна Ярославовна, и где ты таких словечек нацепляла? Никак от иноземных гостей понаслушалась? — всплеснула руками Настасья, сидя в телеге напротив молодой шестнадцатилетней княжны.

Самой Настасье было двадцать годков, и она считала, что ей крупно повезло в жизни. После того как они перебрались из Липны в Новоград, спасаясь от хвори, охватившей их деревню, её брату, поступившему на службу в дружину, удалось пристроить её сенной девушкой в княжеский дом. Несмотря на название, ей не приходилось жить в сенях. У неё были собственные покои. Дни проходили в тереме молодой княжны в окружении других сенных девушек. Меж них всегда царило молодое веселье, лились песни, звучал задорный смех. Помимо всего прочего, Марьяна причисляла её к лучшим подругам, что обещало ей в дальнейшем хорошего мужа.

Сегодня поутру сердечко молодой княжны похитил чужеземец и увёз его с собой на север, хотя у самого душа осталась глуха к девичьей любви. Глядя на то, как отряд любимого ею мужчины выезжает за ворота, Марьяну Ярославовну переполняла тоска и печаль, но вместо слёз, она решительно сжала кулаки. Холодный норд не ведал, что она не из тех дев, что с лёгкостью отступают. Марьяна была внучкой самого Ярополка Великого, и в её жилах текла кровь великих воинов. Растолкав свою подругу, Марьяна велела дворовым запрячь телегу и отправиться к той, о которой Настасья рассказывала вечерами.

— Я же тебе говорила, Голуба благословлена богами при рождении, как и весь её род. Она слышит богов и понимает природу, — продолжала Настасья.

— Тогда почему по вашему селению мор пошёл?

— Когда её муж, что волхвом был, помер, она сама велела уезжать на какое-то время. Сказала, что природу охватит грусть-тоска и это скажется на людях. Если бы все сразу её послушались, то ничего не случилось, но я помню, как ей не верили, покуда жареный петух не закукарекал. Даже мои родичи, — с лёгкой грустью добавила она. — Сейчас уже многие вернулись в свои дома.

— А какая она?

— Пугающая, — призналась Настасья. — Но очень добрая.

Липна находилась недалеко, и Марьяна решилась ехать в сопровождении всего нескольких дружинников. Когда они добрались до дома Голубы, окутанного таинственной дымкой, на пороге их уже встречала хозяйка. Она вовсе не выглядела как пугающая старуха, наоборот, была красива, словно богиня. Длинные чёрные волосы, заплетённые в косу, спускались до пояса, а очи, глубокие и ясные, словно два бездонных озера. Нежданные гости не заметили тёмных кругов от бессонной ночи, что залегли под глазами ведающей. Такое случается, люди, занятые собой, редко обращают внимания на других.

— Здрава будь, знающая мать, — поклонился ей до пояса брат Настасьи. — Окажешь помощь княжне Новоградской?

— Окажу, но взамен об услуге небольшой попрошу.

— Хорошо, — быстро согласилась Марьяна.

Любовь такова, что спешит не особо думая.

— Добре, — кивнула Голуба, пошире распахнув дверь: — Входи. Одна.

Внутри царил приятный полумрак, сладко пахло мятой и солодкой.

— Садись, — велела веда, указав на стол у окна. — Свечу принесла?

Марьяна порывиста зашукала по карманам в поисках необходимого атрибута. Голуба приняла свечу и, чуть покрутив в руках, пристально посмотрела на гостью:

— Говори чего хочешь?

Марьяна нервно сглотнула, её сердце забилось быстрее. Теперь она понимала, почему Настасья назвала веду пугающей. Взгляд ведуньи был пронзительным, как луч солнца, пробивающийся сквозь густые тучи. Он проникал в самые потаённые уголки души, не оставляя ни единого шанса спрятаться или скрыться. Её глаза, словно два лазурита, сияли таинственным светом, обещая открыть все тайны, скрытые в глубине человеческого существа.

— Хочу, чтобы меня полюбил тот, кто мне люб.

— Уверена, что тебе это надо?

— Очень. Никто окромя него мне не нужен. И союз с нордами будет нам полезен, — решила она повторить аргумент брата.

— Норды? Это те, что великанам поклоняются?

— Их же не существует, — возразила Марьяна.

— Эх, юно-зелено, — вздохнула Голуба. — Если наши глаза чего-то не видят или не видели, это вовсе не означает, что его не существует.

— Вы, как Настасья, тоже иноземцев не любите?

— Да какая разница, что я люблю, тебе же с ним жить, девица, — усмехнулась Голуба. — Лучше скажи, и за последствия готова ответить, коли такие будут? — Марьяна поспешила кивнуть, боясь, что женщина передумает. — Но раз решила.

Голуба поставила на стол резную шкатулку, достала оттуда полотняный мешочек, наполненный чем-то тяжёленьким, и протянула его Марьяне:

— Подержи немного в руках, пусть они твой дух почувствуют.

— А что это?

— Кости для призыва богов, — Марьяна чуть вздрогнула и по-другому на мешочек в руках посмотрела. — Да не боись ты. Они просто так называются. На самом деле это срезы деревьев. Каждый бог своему древу покровительствует.

Марьяна пропустила момент, когда Голуба свечу зажгла, накапав воском на стол. Маленький огонёк мягко осветил комнату, создавая уютную и таинственную атмосферу. Повисла тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием свечи.

— Он правда хороший, — не выдержала Марьяна. — И красивый. Без него смерть мне.

— Глупости. Смерти не существует.

— Как же так? — удивилась Марьяна.

— Дух тело покинет и в Навь отправится, а затем вновь возвратится кем-то другим. А может и тут остаться, но это дело дурное нарушать круговорот жизни, исправить такое только знающий человек может.

Марьяна задумалась, её сердце забилось быстрее.

— А правда, что вы брата Настасьи оживили?

— Неправда, он границу ещё не перешёл, я просто договорилась об отсрочке. Со всеми можно договориться со временем и со смертью. Время было создано, чтобы управлять жизнью. Давай мешочек, — она протянула руки, и Марьяна поспешно отдала его хозяйке.

2. ᑌ ᙅᙁᗝᙖᗣ ᗰᗝᑌ ᖘᗣᙐᕼᗝᙅᑌᙁᗣ ᗝᕼᗣ

20 зим спустя…

Марьяна стояла на крыльце, задумчиво наблюдая, как грузят на телегу вещи Жданы. Никто бы уже не назвал княжну юной, но за эти годы она не особо изменилась, разве чуть прибавила в ширине. И пусть её облик не столь изящен, как прежде, это лишь добавляло обаяния, придавая мягкость и теплоту, которое теперь так радовало мужской глаз, а в особенности, её мужа.

Меньше, чем за месяц по тем или иным причинам из услужения княжескому дому ушло шесть человек. Не отпускало чувство, что все они лгали ей. Но вот тут она совсем не ожидала. Ждана была при ней с самой юности: сначала сенной девушкой, потом помощницей по хозяйству, и почти десять лет служила нянькой при её сыне, маленьком князе.

— Может, всё же погодишь? Я тебе ещё замену не нашла. Не могу же я в дом постороннего человека пустить, — не выдержала она.

— Прости, княжна. Ратибор настаивает. Говорит, надоел ему город, хочет на исконную родину вернуться и детишками обзавестись. А разве их заведёшь, живя порознь?

Марьяна губы поджала, глаза отвела. И зачем она два года назад разрешила Ждане замуж выйти? А могла бы и не разрешить. Она вздохнула:

— Всё понимаю, но смириться с твоим отъездом, ой, как тяжело мне, — призналась Марьяна — Ну, давай обнимемся, что ли. И не думай телегу с лошадью возвращать, пусть будут моим подарком. А там глядишь, авось ещё свидимся.

Оглянулась, хотела сына подозвать попрощеваться, но не нашла его во дворе:

— Вот смотри, опять куда-то делся этот мальчишка, — пожаловалась Марьяна. — Ведь только что тут был.

Распрощавшись, княжна отправилась на поиски сына. Обошла терем, прошлась по двору и направилась в сторону конюшен. С младых ногтей её сын проявлял не дюжий талант в обращении с лошадьми. Едва научившись ходить, он уже уверенно сидел в седле, сливаясь с грациозными животным в единое целое. Лошади любили его, и он отвечал им взаимностью.

В конюшнях, наполненных теплом и запахом свежего сена, его не было. Конюхи направили её в загон, где содержали восточного племенного жеребца, привезённого Мышебором из похода. Увидев сына, она сбилась с шага, а дыхание перехватило. Милан стоял внутри загона ровно напротив коня, в нескольких метрах. Они оба не двигались, не отрываясь глядя друг на друга, словно вели безмолвный разговор. Вокруг них ширилась неясная, давящая атмосфера, которая заставила замереть и саму Марьяну, но осознала происходящее только в это мгновение. Очнувшись, она кинулась к сыну:

— Милан!

Подбежав к нему, она подхватила сына на руки и поспешила прочь из загона.

— Зачем ты к нему зашёл? Отец же тебя предупреждал, что он ещё не объезжен, — взволнованно обратилась к сыну, и вздрогнула от его обжигающе холодного взгляда.

— Я ему не нравлюсь, — произнёс он с такой удивительной категоричностью для семилетнего мальчика.

— С чего ты взял? Он просто дикий.

— Гнедой сам мне сказал.

Марьяна сглотнула. Она была вруньей. Самообман стал частью её жизни. Каждый день она усиленно делала вид, что не понимает, почему бегут люди из княжеского дома. Их пугал её сын. И сейчас она явственно ощущала предательскую дрожь в коленях.

С начала весны с ним происходило что-то странное. Живность, что до этого к нему ластилась, бежала прочь, как от прокажённого. Не раз она заставала сына, говорящего с самим собой. А иногда его просто не узнавала. Прямо как сейчас. Хотя внешне он ни капли не изменился, всё тот же светлый вихр волос, синева глаз.

— Идём, подготовим бересту. Скоро придёт Стоян заниматься грамотой, — выдавила она из себя и взяла сына за руку.

Она безумно любила своего единственного ребёнка, но что с ним не так не понимала. Это трудно объяснить словами, она просто чувствовала его инаковость.

Весь день Марьяна провела в размышлениях и тревожных раздумьях. Под вечер всё же решилась поделиться своими переживаниями с мужем, и с нетерпением ожидала его возвращения домой. В последнее время он всё чаще отсутствовал по делам за пределами города. Дождалась. А муж явился с лицом темнее ночи. Никак случилось чего серьёзного. Спросила, а его рассказ только усилил её опасения.

— В наших краях кто-то повадился скот на выпасе воровать. Люди ропщут, жалуются. Сегодня у Миколы половину стада увели, да и у нас пропажи всё чаще случаются. Поначалу думал, что какой-то дикий зверь завёлся близ города, но ни следов, ни логова мы с дружинниками не обнаружили. Да и не съесть никакому зверю столько. Не иначе, лиходеи в лесу прячутся, а скот на продажу по реке спускают. Отправил гонца вниз по реке разузнать чего, посты по дороге расставил. Завтра начнём лес прочёсывать.

Аппетит Марьяны после таких слов вмиг пропал. Отложила она ложку и молвила:

— Это я виновата.

— Что за глупости? — удивился Мышебор. — Ты-то тут причём?

— Всё из-за того, что я волшбой Оскальда на себе жениться заставила, а какую плату за это боги возьмут, даже спросить не подумала. Глупая. Сейчас я понимаю, что нельзя этого было делать. Не по судьбе он мне был предназначен.

— Умолкни! — и хоть слова Мышебора были грубы, в глазах плескалась забота бескрайняя. — Не наговаривай на себя худого.

— Ты же помнишь, как это было? Изяслав исчез вскоре после нашей свадьбы, отец с горя помер, а от жизни с Оскальдом едва с ума не сошла.

Смутные были времена. Они с Оскальдом тогда не покинул эти земли, не уехали. Раз не осталось у Новоградских земель наследника мужеского пола, решено было править, покуда Изяслав не сыщется или наследником не обзаведутся. Да только день ото дня всё менялось. Оскальд менялся. Пить начал, да так страшно почти до поросячьего визга. А уж, что творил спьяну, до сих пор люди за спиной вспоминали. Голышом на коне, да по городу самой малой из бед было. Больше никто не кликал его Светлой Головой, Оскальд Дурная Башка так прозвали его.

Не выдержал Мышебор с места сорвался на колени пред женой упал за руки взял:

— Душа моя, не вини себя. Это просто совпадение. Отец твой ещё тогда стар был. А Изяслав духом слаб. После того, что он сделал, сам своей вины и не выдержал.