Рассказ в жанре тёмного фэнтези написан для конкурса "Эпоха теней", но не прошёл первый этап самосуда.
Всадник с холма осматривал незнакомое поселение. Лачуги да хижины, пара крепких домов местной знати, рынок и трактиры. Убедившись, что место подходящее, мужчина спешился. Достал дичь, добытую накануне, и развёл костёр. Всадник предпочитал поесть перед тем, как заходить к местным за добычей. Никогда не знаешь, как дело пойдёт, может, убегать придётся. Да и отравителей полно. А сегодня добавилась ещё одна причина. По едва уловимым признакам, которые и не назовешь-то толком – так, подсознательно, на инстинктах, то есть по законам здешних мест – охотник понял, что без собаки не обойтись. Поэтому не спешил приступать к обеду, позволяя запаху подальше разлететься по округе. Какой-нибудь голодный пёс обязательно нагрянет. Всегда приходил.
– Чего боишься? Заходи, раз пришёл.
Ожидания оправдались. Из кустов осторожно выглянула взъерошенная морда. Худой с торчащими комками шерсти пёс затравленно смотрел на человека. Голод последних дней боролся со страхом перед двуногим существом с оружием. Мужчина отломил небольшой кусок дичи и бросил в сторону собаки. Пёс осторожно подошёл, понюхал и жадно набросился на еду.
– Подходи. У меня ещё есть, – приманивал всадник пугливого пса.
Наконец голод победил, и собака осторожно приблизилась к человеку. Всадник бросил ещё один кусок, пёс быстро слопал. Потом подошёл совсем близко и начал облизывать руки всаднику. Худое тело радостно выгибалось, хвост вилял.
– Ну вот, а ты боялся, – ровным голосом произнёс мужчина.
Собака ещё куражилась от внезапной удачи в виде пищи и защитника, как всадник быстрым движением прижал голову пса к земле и хлёстким поставленным ударом левой руки сломал животному позвоночник. Пёс взвыл от безумной боли, но вырваться не смог – голова прижата могучей рукой охотника, задние лапы уже бесчувственны. Всадник отпустил жертву:
– Ползи, давай. Посмотрим, как получилось.
Продолжая скулить, пёс зачастил передними лапами, пытаясь спрятаться в лесу. Онемевшая задняя часть беспомощно болталась следом. Мужчина сделал пару шагов, внимательно наблюдая за страданиями животного. После чего, неудовлетворённый, вынул нож, наклонился и, опять же левой рукой, отрезал ухо собаки – бедная псина завыла ещё громче.
– Вот теперь порядок, – произнёс садист и достал шнурок.
Всадник отработанным движением перевязал пасть животному и забросил беднягу в мешок. Мешок к седлу, сам на коня – готов. Теперь на охоту. Подняв над головой резной топор, всадник искал направление. Лёгкими толчками бёдер мужчина поворачивал коня, пытаясь уловить вибрации оружия. Наконец топор ответил. Направленный на небольшое скопление крыш, металл завибрировал и негромко загудел.
– Попались! – оскалился всадник и пустил коня в сторону поселения.
Небольшой рынок не отличался от других рынков ближайших земель и плоскогорья. Площадь – а точнее клочок земли, твёрдый в жару и грязно-мерзкий в остальную часть года – заполнял местный и пришлый люд, снующий по привычному маршруту. Сначала кабак, потом ссора с торговками, потом снова кабак, драка, валяние на площади, поиск шлюх и смерть. Не для всех, конечно. Чаще выживали. Но трупы в переулках привычны. У кого череп проломлен – проигрался путник местной знати. У кого печень вырезана – здесь без ворожбы не обошлось. А бывает просто – шёл себе человек да умер. Мало ли за что порчу навели? В общем, труп он и есть труп. Чего пугаться? Посмердит немного, да уберут.
– … и силу крови заберёт лишь самый ловкий!
Охотник услышал начало любимой игры детства. Удар хлыста, как сигнал к началу, и глухой хлопок секача о дерево. Визг и дети возраста «по пояс взрослому» выбежали на огороженную арену. Секундой ранее на неё выпустили обезглавленную курицу. Та в конвульсиях носилась по земле, а детишки, весело хохоча, пытались поймать добычу. Кровь птицы в предсмертной агонии считалась источником силы. Поэтому каждый месяц местная элита проводила отбор, чтобы выявить наиболее одарённых детей. Кто быстрее и чаще ловил, тех опекали. Остальные? Тут как повезёт.
Всадник в детстве ловил. Много и часто. Поэтому сейчас не прислуживал в кабаках или могильщиком, а был почитаем соплеменниками. Топор, сила да ярость – как тут не уважать? Приятные воспоминания на миг улыбнули мужчину, но, заметив скопление искомых крыш, он опять нахмурился. «Где-то здесь. Лишь бы не мешал никто», – решил всадник и слез с коня.
Переулок с помятыми домишками и тоской. Прохожих мало, все на площади или в трактирах. Охотник взял мешок и вывалил умирающую, но ещё живую собаку на землю. Ножом ловко срезал шнурок с пасти и уселся рядом – с небольшого холмика хорошо просматривались и улица, и лачуги. Пёс попытался отползти от своего мучителя, но всадник с силой всадил каблук сапога в хвост собаки так, что по всему переулку раздался жалобный лай. Поскулив, пёс сдался – никаких шансов на спасение не осталось.
В течение нескольких часов охотник сидел на своём посту, внимательно рассматривая прохожих. Оценивал рост, вес, походку, но чаще пытался заглянуть в лицо – нет, не то. Огорчаясь, всадник доставал нож и колол левой нерабочей рукой бедного пса в бок. Животное несколько секунд скулило из последних сил, а потом обреченно роняло голову на землю и затихало до следующего прохожего. Но никто не обращал внимание на человека с собакой. Кто-то спешил по своим делам, кому-то было всё равно, но большинство были на столько пьяны, что просто не замечали ни охотника, ни жалобные стоны собаки.
– Дяденька, ты злой?
Из-за угла хижины выглянула девочка. Лицо чумазое, из одежды рвань, в общем, местная. Правда вместо тусклого забитого взгляда на мужчину пристально смотрели два ярко-голубых глаза. Такие зрачки большая редкость по всему плоскогорью, но красоту замечали не все. Жители больше обращали внимание на оружие и комплекцию собеседника, а чаще всего на тяжесть кошелька. Поэтому никаких выгод для красивых людей не существовало – их просто не замечали. Впрочем, есть и положительные стороны: некрасивых и откровенно страшных никто не принижал. Сила-деньги-хитрость есть? Любим, уважаем. Обделён? Странно, что ты до сих пор жив.
– Почему за курицей не бегала? – вопросом на вопрос ответил всадник и отвернулся.
Казалось, мужчина спрятал лицо, чтобы не выдать охватившие его чувства. То ли обрадовался возможной добыче, то ли огорчился, что отвлекают. Любого прохожего он выгнал бы одним взглядом, но у девахи были голубые глаза. Как и многие жестокие люди, мужчина был сентиментален и падок на красоту. Необычные зрачки девочки затревожили охотника.
– Нам дедушка запрещает. Говорит, что мы особенные, – простодушно ответила девочка и смелее выглянула из-за угла. – Так ты злой или нет?
После долгого раздумья однозначный ответ:
– Да. Я злой.
Девочка замешкалась, верить или нет? Бедная собака около ног мужчины тяжело дышала. Не было сомнений, что в ближайшие минуты окончательно умрёт. Но что-то терзало ребёнка.
– Выходи. Сам посмотри, – позвала кого-то.
Появился мальчик. Немного ниже, тоже в обносках и с грязью по всему телу. На голове колтуны вместо волос, однако глаза особенные. На пыльном лице пацана светились тихим спокойным светом два зелёных пятна. Голубоглазая девочка и её зеленоглазый братик.
Охотник демонстративно взял нож:
– Я злой. Это я искалечил собаку, – засунул клинок в ножны и спрятал за пазуху. – Это мой топор. Им я убиваю врагов и тех, кто мне не нравится. Вчера по ту сторону реки я отрубил руку бедняку, который не смог ответить на мой вопрос, потому что был глух. Когда я уезжал он был ещё жив, но клянусь седлом он не увидел сегодняшнего рассвета. Я злой. Слышите? Я злой.
Дети переглянулись и скрылись за хижиной. Реакция охотника опять не понятна: то ли рад уходу, то ли раздосадован покинувшей его красотой. Молча положил топор, который показывал детям, безразлично посмотрел на пса и сдал ждать. Через несколько минут дети вернулись.
– Дедушка сказал, что на расстоянии трёх дней пути не было и нет ни одного глухого человека. Ты наврал про бедняка. Значит, ты не злой.
– А как тебя зовут? – подал голос мальчик.
Всадник улыбнулся:
– Подойди поближе и спроси ещё раз. Я отвечу.
Дети не двигались.
– Чего испугались? Я же не злой, – расхохотался мужчина.
Казалось, он отменил первоначальные планы охоты и теперь просто наслаждался новой игрой. Собака ему больше была не нужна.
– Эх, жаль. Издох, – мужчина погладил пса, который действительно умер. – Хороший был пёс. Неделю назад он спас мне жизнь, спугнув лучника. Мгновением позже и стрела вонзилась бы мне в шею. Подойдите, попрощайтесь с моим верным другом.
Дети осмелели. Опять переглянулись, кивнули друг другу и осторожно направились к всаднику. Тот сидел с ухмылкой и машинально гладил умершего пса. Дети не отводили взгляда от незнакомца, но подойдя совсем близко, отвлеклись на собаку. Охотник, заметив оплошность, резко вскочил и громко крикнул. Дети вздрогнули и испуганно присели. Всадник расхохотался.
– Всё-таки боитесь! – отсмеявшись, мужчина внимательно посмотрел в глаза детям. – Ладно. Хвалю за смелость. Повтори свой вопрос, пацан.
Брат с сестрой грустно посмотрели на мёртвого пса, и мальчик спросил:
– Он долго мучился?
Охотник посерьёзничал и опять задумался. Ответил не сразу, но так же уверенно, как на вопрос про злость:
– Да. Эта собака перед смертью долго мучилась.
– А как тебя зовут? – опять неожиданно спросил зелёноглазый.
Казалось, что мальчик задаёт вопросы на автомате, нисколько не интересуясь ответами.
– Там, откуда я родом, люди прозвали меня «Ложечка», – охотник обратился к девочке. – Ты можешь называть меня «господин Ложечка». А ты, пацан, молчи. Надоел.
Всадник сел и спокойно уставился на детей. Те мешкали. Красивые глазки бегают: то на собаку, то на охотника, то друг на друга. Происходил безмолвный диалог, принималось важное решение, а Ложечка не подгонял – пускай решают.
– Дедушка сказал, что мы можем пригласить человека в наш трактир, если он не злой.
Мальчик хотел было что-то добавить, но осёкся, вспомнив угрозу всадника о молчании. Девочка закончила:
– Мы тебе верим. Пошли с нами, господин Ложечка.
Дети резко повернулись и побежали к углу хижины. Остановились, оглянулись на мужчину и стали ждать.
– Что ж, давайте поиграем, маленькие засранцы, – тихо произнёс Ложечка и поднялся с земли.
Охотник подошёл к коню, достал из потайного отделения на седле небольшой предмет в белой коробке и спрятал в карман. На улицах начало темнеть, крики с площади извещали о том, что вечер набирал обороты, пьяный угар разгорался. Мужчина отпустил коня на свободный выгул, зная, что не украдут. Десяток человек, которые могли справится с боевым другом Ложечки находились далеко от здешних мест. Вообще-то их было человек сорок. Но лихой топор охотника за последний год сократил ряды конокрадов. Каждый более или менее серьёзный житель ближайших земель и плоскогорья знал имя Ложечки и видел его коня. Ссориться с таким человеком знать и лихие люди будут только в случае крайней необходимости. А остальная чернь? Толпой опасны – поэтому всадник не тратил силы, предпочитая убегать – а небольшими компаниями смешны, Ложечка даже не вспотеет.
– Чего уставились? Иду! – крикнул охотник, немного выдав своё волнение, впрочем, дети не заметили.
Мужчина перекинул топор за спину, пнул издохшего пса – «Молодец, блохастый» – и направился за детьми.
Рассказ в жанре славянского фэнтези написан специально для конкурса коротких рассказов об Урале. Попал в шорт (19 из 102), но не прошёл дальше.
– Сколько преступников отправилось в дорогу, столько и должно быть доставлено. Если каторжный сбегал, то конвоиры не заморачивались. Ловили первого попавшегося мужика, да в кандалы. Поэтому крестьяне боялись сибирского тракта, обходя его стороной.
Улыбчивая девушка говорила в микрофон, туристический автобус подъезжал к Кунгуру. За окном солнце и нежаркое уральское лето.
– А ты знаешь, как зовут водителя? – спросила Настя своего соседа, худого парня с длинными волосами. – Харитон.
– Да, ладно! Похоже на пранк. Экскурсовод Харита, водитель Харитон.
– Вряд ли это случайно, – задумчиво сказала девушка.
Утром Настя с подружкой посмеялась над странным именем гида и познакомилась с молодым соседом по поездке.
– Игорь, – буркнул юноша, засмущавшись.
Подружка уселась со своим парнем, Игоря пригласили в качестве компании для Насти. Два десятка пермяков, полностью заполнив небольшой автобус, направились в загородную поездку выходного дня в купеческий город Кунгур. Самое сердце Урала.
– Признавайтесь, Харита, сколько туристов вчера пропало? – пошутил крупный бородатый мужчина в жилетке. – Вы ведь не просто так везёте нас по сибирскому тракту?
Гид поддержала шутку.
– Пропали трое. Среди них мужчина в жилетке. Правда, он был без бороды, но я захватила станок для бритья. Хотите?
Салон грохнул от смеха. Люди зарядились хорошим настроением, предвкушая отличную поездку. Среди общего веселья выделялись четверо. Неожиданно посерьёзневшая Настя, случайно узнавшая имя водителя, и троица на задних сиденьях.
– Посмотрите направо. Видите деревья с обломанными верхушками? – Харита показала в окно. – Видите, как ровно отломлены? Дело в том, что в здешних краях обитает великан. Когда он не может найти любимую еду, то срывает верхушки и кушает.
– А какая у него любимая еда? Коровьи лепёшки? – не унимался мужик с бородой, показав на свою лысину и найдя сходство.
«Жилетка» был громок и постоянно перебивал Хариту. Сам шутил, сам смеялся, но меру пока держал. Девушка заметила, что бородач периодически нагибался к внутреннему карману. Морщился, кряхтел и выныривал обратно. С каждым нырком глаза мужчины блестели чуть ярче, шутки становились чуть громче.
Четыре места заднего ряда занимали трое. С одной стороны сидели две неопрятные хабалки.
– Девке лишь бы наврать. Хрень всякую навыдумывают, потом деньги с туристов гребут, – тётка со злым лицом, облизав толстые пальцы, отломила кусок краковской. – Какие великаны? Место так расположено. На первые заморозки верхушки покрываются ледяной коркой. А ветра тут сильные, вот и обламывают. Мелят, что ни попадя. Будешь колбасу?
– Да ну её! – махнула рукой вторая, быстро схватив предложенный кусок. – Своими рассказами мешает только. Ничего, подъезжаем уже. Скоро пряников пожрём. Слушай, что дальше-то было...
Рядом с чавкающими и сплетничающими тётками сидел мужчина в черном. Он долгим взглядом посмотрел на соседок и отвернулся. Мужчина сосредотачивался. Кисти его рук были в ожогах. Безобразные шрамы и постоянная боль.
– Слушай, меня эти курицы отвлекли. Что Харита говорила про обелиск?
– Тоже бесят, да? – оживился Игорь. – В храме служба идёт, а они ржут.
– А про обелиск?
– Не помню.
Настя с Игорем вышли из Тихвинской церкви. Группа только что спустилась с колокольни, откуда туристы осматривали город. Люди садились в автобус, хабалки уже пожирали чипсы на заднем сиденье.
– Обелиск построен к юбилею снятия осады города от банд Пугачёва, – мужчина в чёрном произнёс первые слова за день. – Но Харита обращала внимание не на это.
– А на что?
– Сегодня обелиск стоит в другом месте.
Молодые люди удивлённо переглянулись. Мужчина посмотрел на ожоги и добавил:
– Не вздумайте есть.
– Что есть?
– Друзья, поторопимся! – прозвучал бодрый голос Хариты. – Сейчас лепим пряники, потом в пещеру. В конце обзорная по городу и на Ермак.
– Стой!
– Думаешь, отравлены? – засмеялся Игорь.
Молодые люди держали в руках теплые пряники. В мастерской семьи Вязовых туристы сначала послушали историю русского пряника, а потом принялись за формочки. Каждый выбрал понравившегося зверя, начинку и вылепил пряник.
– Мужик сказал не есть, – неуверенно прошептала Настя.
– И где твой мужик?
Игорь усмехнулся, однако настороженность девушки подействовала. Вместо того, чтобы слопать пряник целиком, он надкусил лишь часть. В руках остался безголовый петух – зверёк, выбранный Игорем при лепке.
– Обалденно! Пробуй! Ты чего?
Настя посмотрела на лисичку, изображённую на её прянике, и спрятала в карман.
– Я маме подарю.
Игорь смутился.
– Пожалуй, тоже маме оставлю.
Убрав надкушенный пряник, Игорь посмотрел в прихожую. Минутой ранее вечножрущие тётки изучали богатый выбор пряничных наборов. Игорь не сомневался, что, позвав хозяйку, они начнут склочно торговаться, однако женщины неожиданно исчезли. Молодой человек заметил, как они усаживаются в автобус. Юноше показалось, что пряников на витрине стало меньше.
– Чё не лепил? – грубо спросила тётка у соседа, вернувшегося в автобус. – Вкусные. То, что сделали мы уже съели. Ещё два набора домой везём.
– Дорого заплатили?
Вместо ответа женщины громко засмеялись.
Мужчина с ожогами поморщился и посмотрел на фигурку. В руках он держал бивень – вырезанная и отшлифованная им поделка из селенита. Пока группа готовила пряники, мужчина в чёрном трудился над бивнем в каменотёсной мастерской Шемелиных. Получилось кривенько, зато собственноручно и узнаваемо.
– Понравилось?
– Да! – дружно закричала группа на вопрос Хариты.
Девушка осмотрела салон. «Жилетка» ещё держался. В пряничном доме опять перебивал глупыми замечаниями, но восторженные глаза прощали бородача. Хозяйки видели, что ему нравится, а группа пока терпела. Тётки на задних рядах что-то жрали, вытирая недовольные рожи информационными брошюрами, подаренными туристам перед поездкой. По бегающим глазам Харита поняла, что женщины где-то напакостили. Мужчина в чёрном сосредоточенно готовился.
Хабалки, «жилетка» и мужчина с ожогами. За остальных Харита не переживала. Пермяки с интересом слушали гида, глазели во все стороны и перекидывались улыбками. На колокольне дружно закивали на обелиск, в гостеприимном доме Вязовых старательно готовили пряники. Дисциплинированы и доброжелательны.
– Попытаюсь отломать. Нужно же сувенир увезти.
Игорь шепотом поделился планами с Настей, чем возмутил девушку. Повертев пальцем у виска, она демонстративно отвернулась.
«А нет. Ещё один, – подумала Харита, услышав намерение Игоря. – Вся надежда на Настю».
Рассказ написан для конкурса "Слишком реальная мифология", где занял второе место.
– Я тебе говорю, что к Таврину не пустят! Если сегодня пробьюсь хотя бы к начальнику отдела, считай, что удачно сходил. Всё, пока. Пошёл воевать.
Лутархин завершил звонок и поморщился. Начало жаркого дня и обреченные граждане перед входом в госучреждение. Последний месяц кто-то проклял местное министерство – ни одного подписанного разрешения, ни одной согласованной бумаги. И частники, и юрлица пытались добиться хоть какого-то движения по документам, но безуспешно. Не помогали ни связи, ни взятки. Чиновники спятили: гоняют людей по бесконечным коридорам департамента да хамят на посошок. Ходили слухи, что виной тому сломанная система кондиционирования. Перегрелись на аномальной жаре, вот и юродствуют. Можно, конечно, через начальника, через Таврина, всё решить, но за последний месяц никому не удалось попасть к вот буквально месяц назад такому отзывчивому и толковому руководителю. А ещё на звонки не отвечает. Как подменили.
Поэтому сегодня бригадир Лутархин – боевой, нахальный, но справедливый мужичок – управлением завода был направлен на спасение предприятия. Все надеялись на прямоту и наглость коллеги, которого побаивался даже генеральный.
– Ой, граждане, убивають! – шутя произнес Лутархин, когда кто-то случайно толкнул его в спину.
Мужчина обернулся и удивился:
– Эть, ты какой красавец! Ты откуда, братишка?
Перед ним стоял молодой человек. Смугл, мускулист и немного растерян. Даже надвигающаяся жара не могла оправдать вызывающего наряда. Если белый без узоров хитон времён Древней Греции ещё можно было отнести к экстравагантной молодёжной моде, то сандалии на ногах финалили образ – перед нами участник театрального капустника.
Молодой человек важно поклонился и что-то произнёс на незнакомом языке.
«… или сумасшедший», – дополнил образ Лутархин.
– Тебя как звать?
Опять тарабарщина в ответ.
– Что ты сюсюкаешься? Сю-сю, се-сей. Зовут-то спрашиваю как?
Юноша на этот раз не ответил, а просто показал рукой на здание и снова поклонился.
– Ооо, мил-человек, так тебя в дурку заберут.
Лутархин хотел было отвязаться от незнакомца, но неожиданная идея взбодрила бригадира. Мужчина обернулся и крикнул в толпу:
– Граждане, кто мальчонку потерял?
Но надвигающаяся жара, а главное, спятившее министерство утомили людей – всем было наплевать. Лишь пара безразличных взглядов и молчание. Тогда Лутархин взял инициативу:
– Братуха, будь другом, помоги. Я вижу, ты театр любишь. Давай на часик зайдём в министерство. Как будто ты мой сын. Ты только почаще кланяйся да говори на басурманском. А остальное я сам. Лады?
Юноша молчал. Лутархин повысил голос и добавил жестикуляции:
– Ты, я, дружба! Фершейн? Мы ходить, вот туда. Андерстэнд? Час времени. Потом я тебя «ням-ням». Ресторан. Рашен пиво! Ну, согласен?
Молодой человек поняв, что мужчина хочет проводить его в большое здание, радостно кивнул и опять зачастил на своём, изредка кланяясь.
– Во-во! И пониже так, пониже. Бабы это дело любят.
Лутархин схватил «грека» за руку и повел через толпу прямо ко входу. Где напором, где силой, но чаще шутками и весёлостью бригадир прокладывал дорогу. Юноша шёл следом, сосредоточенно смотря на здание.
– Господа-товарищи, дайте пройти. Сын-инвалид. Совсем слаб умом, мычать только умеет. Никакие лекарства не помогают… От души, братуха! Спасибо! Дай бог тебе жену верную да пиво бесконечное, – успевал благодарить Лутархин. – Посмотрите до чего довели мальчонку. Он в таком виде и зимой ходит. Если мы в общей очереди будем стоять, так голосить начнёт. Точно вам говорю! Оно вам надо?... Спасибо, отец. И вам, молодые люди… А эти? Видели, нет? Вот, ведь, у чиновников ни ума, ни совести! Довели страну!... Спасибо, мамаша, дай вам бог здоровья.
Красивый мускулистый юноша в странной одежде, разговорчивый «папаша» и слова о глупости чиновников действовали безотказно. Люди расступались, Лутархин ледоходно рубил очередь.
Наконец-то подошли к окну записи.
– Фамилия-к-кому-записывались-номер-дела-не-нашла-данные-подождите-ещё.
Женский голос вместо приветствия проскрипел стандартную фразу, даже не взглянув на посетителей. За столом девушка с милым лицом, но кислым настроением сосредоточенно красит ногти. «У-у, ведьма», – поморщился Лутархин, а вслух произнёс:
– Дочка, у меня сын больной. Помоги нам, пожалуйста, попасть на приём. Ты глянь, как с ним судьбинушка обошлась. Плох совсем. Гриша, поздоровайся с красивой тётей.
– Мужчина, сколько можно повторять… – начало было скрипеть девушка, но тут же осеклась.
Повернув голову, заметила «грека» и замерла. Юноша приветливо смотрел на девушку и улыбался. Первое оружие смекалистого Лутархина сработало. Стройное мускулистое тело, смуглое лицо, юность и древнегреческий наряд победили бюрократическое хамство – дама потеплела.
– Записала вас через десять минут к Льву Петровичу.
– Вот спасибо, милая! А какой кабинет?
Лутархин оживился на человеческий поступок и нормальный голос девушки. Но вопрос про кабинет вернул молодую чиновницу в казённый транс:
– Правое крыло третьего прохода по зелёной стороне. Четвертый поворот налево, потом направо. Пройдёте два перехода до оранжевой вывески. Поднимаетесь на один этаж, вам нужен левый грузовой лифт. Жмёте цифру десять и на восьмом этаже увидите четыреста четвертый кабинет. Вам в дверь напротив. Всё, на! Обед, на!
С шумом закрыла окошко и ушла.
– Да чтоб тебя! – выругался Лутархин и закрыл глаза, – Что она там тараторила? Зелёная сторона. Четыреста четыре. Ладно, пошли на разведку.
Мужчина махнул рукой «греку», но тот не двинулся. Показал ладонь – мол, не спеши, сейчас разберёмся – засунул руку под хитон и достал комок пряжи. На смуглой мускулистой руке лежал клубок то ли жёлтой, то ли золотистой… что это? нить? пряжа? Юноша вытянул руку и стал водить клубком вдоль стен. Сначала в одну сторону, потом в другую. Около лестницы клубок вдруг засиял. Как будто лампочка зажглась внутри пряжи.
– Ох, ё! – только успел выдохнуть Лутархин.
«Грек» спокойно показал в сторону лестницы и кивнул мужчине.
– И то верно, – согласился бригадир и стал подниматься.
С помощью мигающего комка пряжи через несколько минут они нашли нужный кабинет. Лутархин хотел было удивиться, но тут же подавил чувства: «Нерусский пацан в греческом наряде тебя не смутил, что же тогда клубку на диодах удивляться? Сначала закончим дело, а потом за пивом разберёмся, что за тип».
– Так. Вот четыреста четвёртый, значит нам в дверь напротив. Слушай, я смотрю ты парень непростой, но не знаешь местных обычаев. С девкой было проще, она на твою красоту запала. Но сейчас будет мужик. Чиновник. Поэтому, давим на жалость, понимаешь?
Юноша поклонился.
– Я говорю, а ты лепечешь по-своему и кланяешься? Понял?
Опять поклон.
– Да сохрани нас Зевс для встречи с Бахусом, – прошептал бригадир и с шумом открыл дверь.
На хамство открытой без стука двери мясистое лицо за столом зло посмотрело на вошедших. Но Лутархин, закалённый чиновничеством мужик, затараторил первый:
– Ох, царь-батюшка, прошу прощения! Что ж ты, ирод, делаешь? – лёгкий подзатыльник «греку», но тот нисколько не обиделся, правильно оценив старания русского помощника. – Простите Христа ради. Мальчонка у меня олигофренический, врачи говорят нельзя ничем помочь. Гриша, поклонись уважаемому человеку. Лев Петрович, мы только стишок прочитаем и тут же уйдём. Вы не подумайте, мы порядки знаем. Нельзя, так нельзя. Вы не обижайтесь на нас, мы уже уходим, – щебетал бригадир, совсем не думая уходить и ловко оккупировав центр кабинета.
Начальник отдела был человек опытный – и не таких отшивали – но колоритный юноша смущал. Кто он? зачем? откуда? Подавив порыв гнева, Лев Петрович решил действовать по первому правилу чиновника – если ничего не понимаешь, молчи и раздувай щёки, как-нибудь само рассосётся.
– Давай, Гриша. Нашу любимую. Три, четыре…
Молодой человек опять мигом сориентировался в обстановке. На лёгкий кивок Лутархина, расправил плечи, поправил черные кудряшки и запел. Протяжно, красиво, не по-нашему. Юноша пел, бригадир щёлкал пальцами и расхаживал по кабинету.
– Вот же голос, а?! – покрикивал Лутархин – Дурачок, но талантливый.
Лев Петрович окончательно потерялся, поэтому стал сильней раздувать щёки. Лутархин, казалось, этого и ждал. Поняв, что чиновник созрел, достал бумаги и подбежал прямо к его креслу.
– Блестяще, правда?! – сунул документ под правую руку чиновника. – Вот здесь подпишите. Лучше синей ручкой.
«Гриша», сообразив, что наступает важный момент, окончательно вошёл в роль. Приблизился к столу и стал петь чуть громче. Руками машет, хитон на себе «рвёт». Ух, душевная песня!
– Лев Петрович, мой сынишка может сутки напролёт голосить. А если зайдёт кто? Юный полуголый юноша в кабинете такого уважаемого человека. Это же скандал! Вы бы подписали бумагу, да мы пойдём.
Подействовало. Ещё пара глубоких «пуф-пуф» щеками и Лев Петрович решился. «А ну их к лешему! Всё равно без визы Таврина документ недействительный, а его подпись они не получат», – подумал начальник отдела и подписал бумагу бригадира.
– Вот угодил, царь-батюшка! Дай бог тебе контракты жирные да безнадзорные.
Лутархин комично присел в книксене, удивив юношу. Молодой человек перестал петь, торжественно поклонился, и оба покинули кабинет.
– Вот ты даёшь, Куба! Ай, молодец!
Эмоциональный бригадир не сдерживался. Обнял юношу и теперь страстно лупил по плечу.
– А голос-то и правду хорош. У вас в Зимбабве все такие?
«Кубинец» смущенно улыбался, растерявшись от напора.
– Бумага-то подписана! Я это разрешение не раньше следующего месяца планировал получить. А теперь? Видел, да?! Эх, сейчас бы визу Таврина шлёпнуть. Ну? Чего смотришь? Доставай навигатор, ты у нас главный проводник.
Молодой человек опять всё понял. Достал клубок, вытянул на ладони и начал радарить направление. В этот раз провозились дольше. «Сигнал» то появлялся, то пропадал. Юноша сосредоточенно бегал по бесконечным коридорам министерства, Лутархин едва поспевал следом. Наконец, нашли. В конце длиннющего пролёта очутились перед нужным кабинетом.
– Ох, братишка, дай отдышаться, – скрючился Лутархин. – Ты пока постой спокойно… Здесь… Тут… Ух, всю печёнку замурыжил! – бригадир присел на пол. – Здесь цербер начальника должен быть. Этого секретура так просто не пройти. Подожди, родной, не открывай дверь.
Юноша и не собирался входить, но неожиданно дверь сама открылась и на пороге появился он – секретур.
– Вы как тут оказались?! Кто посмел… – начал было кричать секретарь Таврина, но заметил «Гришу» и замолчал.
Секретур превратился секрекотёнка. Глазки забегали, дыхание участилось. Мужчина прижал руки груди и стал облизывать губы. Бригадир, немного отдышавшись, с трудом поднялся и хотел было взять инициативу, но понял, что тайное оружие уже подействовало. Помощник Таврина при виде красивого юноши поплыл. Любое слово, любой жест «грека» и секретарь кинется его выполнять беспрекословно.
– Так вот оно чё, Михалыч, – прокомментировал Лутархин, – Это многое объясняет.
Бригадир подмигнул «Грише», тот кивнул в ответ и жестами показал секретарю, чтобы их проводили до кабинета. Не отводя глаз от греческого сокровища, секретур, пятясь назад, сопроводил посетителей внутрь. Показал на дверь Таврина, сел на своё место и заблаженил – лёгкие стоны и вздохи в сторону юноши.
Лутархин собирался было открыть дверь, как замер. Перед фамилией хозяина кабинета чей-то детской рукой было добавлено «мино». Получилось – Минотаврин. Бригадир обернулся к греку и всё понял. Прокрутил в голове события с момента появления странного юноши и убедился:
– Как ты там сюсюкал своё имя? Можешь не повторять. Грек, нить, лабиринты министерства. Эх, жаль, мужики всё равно не поверят! Ладно, – отошёл от двери. – Иди первый. Это твоя добыча.
Молодой грек открыл дверь и уверенно вошёл в кабинет. За столом в полной тишине сидел он – Минотаврин. Руки-ноги в какположенном костюме, прямая осанка, галстук, всё на месте. Только вместо человеческой головы на начальнике министерства была надета маскот-маска быка. На столько натуральная, что можно было заметить небольшие капельки и движение волос во время тяжёлого дыхания химеры. Маска зашаблонила Таврина и, как теперь понятно, превратила эффективного руководителя и всё министерство в лабиринт глупости и мрака.
Тесей из-за пазухи достал кинжал, подошёл к Минотаврину и начал произносить какие слова на древнегреческом. После короткой молитвы наклонил голову безразличной фигуры и с помощью холодного оружия аккуратно стал срезать маску с головы начальника. Сняв маску, Тесей увидел коматозное лицо Таврина – чиновник до сих пор находился под действием быка. Юноша перехватил кинжал, крикнул что-то звонкое и вонзил клинок в шею лежавшей на столе маске. Раздалось предсмертное мычание, гром и маска исчезла. Таврин тут же очнулся. Захлопал глазами и обратился к посетителям.
– Прошу прощения, я, кажется, заснул. Много работы в последнее время. Вы по поводу нового молодёжного театра? Полностью поддерживаю! Приходите завтра с документами. А у вас? – обернулся к Лутархину.
Ещё десять минут назад бригадир бы запрыгал от счастья, но сейчас какие-то нечёткие воспоминания из школьной программы тревожили душу. Поэтому он достал документ, подошёл к Таврину и спокойно произнёс, глядя на Тесея:
– Лев Петрович уже отметился. Завизируйте, пожалуйста.
Таврин подписал, бригадир всё также не глядя поблагодарил чиновника и подошёл к юноше. Хотел было что-то сказать, но замешкался. Тесей улыбнулся и направился на выход. Покинув кабинет пришедшего в себя Таврина и попрощавшись с до сих пор умиляющимся секретарём, Лутархин с греком оказались в коридоре. Бригадир понял, что пришло время прощания.
– Братишка, ты нас всех очень выручил. Спасибо, родной, – протянул руку Тесею, но не успев пожать, опомнился и затараторил, – Вспомнил! Ты паруса забудешь сменить! Слышишь, родимый. Паруса. Паруса! Понимаешь? Не забудь поменять паруса!
Юноша, улыбаясь, смотрел на бригадира и кивал. Но Лутархин разволновался ещё больше.
– Да что ты киваешь, грек ты древний! Тебе говорят, что свитч. Свитч паруса. Эту на эту, – Лутархин показывал на свои темные брюки и лёгкую белую рубашку, – Шило на мыло, ферштейн? Поменяешь? Да? Не забудь, родненький. Хорошо?!
Тесей закивал. Мужчина не был уверен, что юноша понял его, но по-другому объяснить уже не мог. Смотрел на молодого грека, а в глазах сурового бригадира впервые за двадцать или даже тридцать лет появились слёзы.