Первый Центурион.

К Солнцу!

 Тьечи открыл глаза. Над ним в синем бездонном небе проплывало перламутровое облако. Оно медленно смещалось куда-то вбок, и он долго следил за ним глазами. Было тихо. Лишь теплый ветерок шевелил волосы Тьечи и ласково касался его щеки. Черный ворон, распластав крылья, быстро пронесся под облаком. Следом, догоняя его, мелькнули еще три птицы, а затем громадная стая закрыла полнеба, и оно наполнилось карканьем. Легкость и блаженство покинули Тьечи, и он вспомнил кто он и откуда. Когда вспомнил, пришла нестерпимая боль и горечь утраты.

     Может тысячи две или три совсем юных воинов были в их войске. Ведомые опытными командирами, они шли с Запада на Восток, повинуясь приказу своего Императора: достигнуть места, где рождается Солнце. Тьечи, гордый от собственной значимости, обернулся лишь когда его отряд достиг первого поворота дороги подле родного городка и память навсегда отметила сестренку и мать, вышедших за стены и плачущих ему вслед. Он махнул им и повернул вместе с остальными. Сандалии дружно ударили в рыжую пыль, а мечи лязгнули о шиты.

     Год и больше длился этот поход. Бесконечные переходы, чужая земля и переправы через глубокие реки, голод и болезни делали из мальчиков мужей. В битвах с неведомыми народами оттачивались их храбрость и сноровка. Многие товарищи Тьечи напоили своей кровью Мать-Землю и укрепили её своими костями. Ему же везло, он выживал и становился сильнее, выше, значительнее. Он стал командовать небольшой группой отчаянных смельчаков. Давно, очень давно люди были в странствии. А Солнце опять каждый день вставало далеко впереди. И конца этому видно не было.

    Наконец настал момент, когда от тысяч новобранцев осталось не более пятисот закаленных бойцов. Они почти не несли потерь, действовали как единый организм, чутко реагируя на любые изменения в окружающем их враждебном мире, и выходили победителями в любой стычке. Казалось бы, ничто не способно было их сокрушить, но тут произошло страшное: часть войска и некоторые командиры стали сомневаться в конечной цели похода. Посмотрите, роптали они, солнце ни на день не приблизилось к нам! Мы гибнем ради призрачной цели! Давайте вернемся или останемся тут. Мы сохраним наши жизни и построим новые города! Прекрасные девы будут дарить нам детей, наши стада будут усеивать эти пастбища и это будет прекрасный мир!

    Однажды ночью, верные Императору командиры приказали перерезать зачинщиков. Тьечи и его люди сделали это. Он и сам не был уверен в том, что они найдут место рождения Солнца, и тоже с радостью бы повернул домой к оливам и стаду овец своей матери, но он получил приказ. Он был воином, верным своему Императору и командиру.
Закопав мертвых, воины двинулись дальше. Последние три сотни.
Через некоторое время они вышли на берег моря. Дальше дороги не было. И Солнце, ярко полыхая нестерпимым светом, поднялось им навстречу прямо из воды. Мы нашли! Мы нашли, кричали они, потрясая оружием. Слава Императору! Слава! Слава! Слава!
Тьечи усомнился в правильности того, что они нашли. Но не посмел сказать об этом ликующему войску.

    С огромным облегчением командиры повернули сотни домой и… ужаснулись. Пройденный путь был усеян черепами врагов и обильно полит кровью своих. И если враги воспрянули и расплодились, то «своих» было взять неоткуда, а значит, надежды вернуться, увы, нет.
Но они пошли. Воины получили приказ – только вперед! Пусть доберется хотя бы один, но донесет весть Императору.
Железный строй редел с каждой битвой или стычкой. Мысль о доме утраивала их силы, но отовсюду летели только камни и стрелы. Ряды сжимались, число оставшихся медленно сокращалось.

    Тьечи застонал. Он не мог пошевелиться, а на губах был соленый привкус крови. Он чувствовал, что силы по капле уходят из него в теплую Землю. Он припомнил, как получил в грудь здоровенным молотом и провалился в ночь. Как жаль, что приходится умирать в двух переходах от дома, так и не выполнив приказ, так и не обняв старенькую мать и не щелкнув сестренку по носу. Как жаль…

    Сбоку появилась тень. Тьечи скосил глаза. Над ним стоял варвар. На темном лице сверкнули белые зубы и он, опустившись на колени, обшарил раненого. Нашел кремень, пару наконечников для стрел и красивый камушек, который Тьечи нес от моря и берег для сестры. Поворчал, достал широкий нож и откинул назад голову Тьечи, добираясь до горла. Что-то пробормотал, замахнулся и повалился набок со стрелой в голове.
Через мгновение рядом заплясали кони Императорской гвардии. Двое верховых спешились и наклонились к умирающему.
Один из них поднял с земли прозрачный желтый камешек Тьечи. Показал его остальным. Верховые склонились в седлах, изумляясь цвету и прозрачности желтого камня.
-Слезы солнца. Они нашли место, где оно рождается в слезах и боли.
Старший спрыгнул с коня и преклонил колено.
-Вы великие воины, – обратился он к Тьечи, — О вас будут сложены легенды и песни. Вашим близким уплатят грандиозную награду. А тебя излечат лучшие лекари.
    Тьечи собрался с силами и хотел сказать, что солнце встает из-за моря, что они не видели своими глазами его настоящее рождение, но вдруг подумал, что если расскажет правду, то они уже не будут героями. Тысячи смертей станут напрасными, горячая кровь товарищей по оружию превратится в тухлую воду, и вместо награды его мать и сестру будут презирать, потому что они, большие и сильные мужчины, не выполнили приказа Императора. Он умолчал о правде, он попросил лишь об одном.
Командир встал и обнажил клинок.
-Ты заслужил того, что бы твои просьбы исполнялись мгновенно, — кивнул он и вонзил меч в сердце воина.
Тьечи умер с улыбкой и сознанием, что никто и никогда не назовет их трусами и предателями. Он не смог бы смотреть в глаза Императору и лгать.

Эпиус.

...Тьёчи шел по лесу с обнаженным мечом. Позади него воины легиона "Гарпий" тщательно и с надеждой прочесывали заросли кустов - группа пленных Императора сбежала. И днем и ночью большую колонну рабов вели к рудникам не давая им ни сесть ни лечь. Пинали и били хлыстами, а тех кто падал от изнеможения - добивали и сваливали их трупы в большие костры, предусмотрительно разожженные по длинной дороге. Такова воля Императора - побежденные должны были умереть и не важно как. Беглых, а они конечно были, ловили и предавали смерти ещё более лютой в назидание остальным. Но... но как тысячи удержать сотнями? Пусть сотнями вооруженных сталью и луками и обученных честному бою в строю воинов?
-В строю и честному.- Подумал Первый Центурион, обходя заросли какого-то куста и оборачиваясь на своих солдат. Награда объявлена и за поимку первый из них получит мешок серебра, доспехи нового образца и разрешение на вольное поселение в любом им указанном месте. Хороша награда, хороша. Что тут скажешь?
 Но Тьёчи не прельстился ею. Деньги его не интересовали, доспехам он верил старым, а поселение... Тут он крепко задумался - поселение, семья и дети, хозяйство, дом, быки в упряжке на поле, теплая земля из под плуга и ровный вспах, слишком далекая теперь мечта. Ко всему этому он давно уже остыл. Но если бы лет пятнадцать тому назад, да с той рыжей варваркой из Солнечного похода... То может,... может быть.
-Командир! -Окликнул его один из солдат, - Тряпка и свежая кровь на траве!
-Покажи! - он развернулся и, сделав пару шагов назад, вдруг наткнулся на взгляд полных боли синих глаз под корнями того самого куста. Женщина! Она лежала в неглубокой яме и судорожно дергалась. Центурион присмотрелся внимательнее и слова приказа "Гарпиям" вдруг застыли у него на губах - меж ее голых и широко раздвинутых ног уже показалась головка новорожденного ребенка.
-Самус! - Тьёчи сглотнул, не отрывая взгляда от находки, и хрипло приказал ближнему воину, - Веди всех направо к оврагу! Ищите там!
-Да, Первый! - Отозвался тот и махнул рукой остальным, указывая путь.
Женщина смотрела на Тьёчи и в ее зубах он увидал почти изгрызенную в щепу палку, которую она зажимала ртом, что бы не закричать. Слезы струились по ее грязным щекам обозначенные двумя-тремя кривыми дорожками чистоты. Но Центурион подумал не о ней, а о ребенке - сейчас он вырвется на волю и его первый вдох разорвет первым криком тишину леса.
Уже не мешкая, он откинул за спину свой плащ и вытаскивая на ходу боевой нож, зашарил в походной сумке. Опустившись на колени перед женщиной, воин подставил руку под её лоно и извергнутый ребенок тут же брякнулся к нему на ладонь. Мякиш хлеба из сумки Тьёчи зажал во рту и, вспомнив, что надо вроде бы хлопнуть такого вот червяка по попе, сделал это. Тот пискнул и, вздохнув, раскрыл было свой рот, но Центурион был проворнее - хлебный мякиш, как соска, был наготове. Сорвав ближайший зеленый стебель, Тьёчи чуть пожевав его, прочистил нос младенца и капнув на "хлебный кляп" красного вина из фляжки, занялся пуповиной.
Женщина, еще вздрагивая и плача, смотрела на него не отрываясь. Когда же он завернул младенца в чистую сменную рубаху и протянул ей, она покачала головой и натужно улыбнулась:
-Теперь он твой, - сказала она на ломаном всеобщем, - я не могу его взять.
-Но...
-Ты - хороший человек и ты позаботишься о моем маленьком сыне! Это же сын?
-Да, - кивнул воин.
-Его зовут Эпиус. Как моего отца... А мне больше нечего делать в этом мире. Меня зовет Он.
-Он?
-Да. Потом ты узнаешь, поймешь и может вспомнишь. Теперь не мешай мне, ибо если я останусь, то это станет для вас помехой...
-Женщина!
-Сын. Он и мой и твой... Обещай!
Тьёчи посмотрел на младенца. Эпиус щурил от света глазенки, но пристально смотрел на Первого центуриона.
-Да, - кивнул солдат женщине, - я обещаю.
Напрягая все силы она перевернулась на живот и поползла к оврагу и струившемуся в его низине ручью. Воин удивленно смотрел на неё и почувствовал как Эпиус вдруг ухватился за его большой палец своей маленькой ручкой...
 У ручья женщина обернулась к ним и, кивнув на прощанье, опустила голову в воду. Как у неё хватило на это воли, Центуриону не узнать никогда, но в этот момент он понял, что нет ничего в мире сильнее любви Матери к своему ребенку и желания спасти его любой ценой. Он отвернулся от её смерти и пошел назад.
-Командир! - с той стороны оврага Тьёчи окликнули воины - Вот одна их беглых в ручье!!!
-Что там? - он держал маленького Эпиуса под плащём.
-Сдохшая.
-Закопайте тут... под этим кустом.
-Да, Первый!
Центурион посмотрел вверх. Сквозь листья к кусту пробивались солнечные лучи и легонький дождичек стал так тихо накрапывать, будто пел колыбельную своему сыночку.