Первый круг Рассвета

1 Глава

Разорвать связь невозможно — смерть одного уничтожает второго.
Руководство для первогодок. Глава 1, статья 1.

Глава 1
Элария

День, когда я родилась, однозначно стал самым смертоносным за последние четыреста пятьдесят лет. Каждый год в день моего рождения все королевство считает должным упомянуть о событии, не происходившем за последние четыре с половиной века. Энтоларское восстание, случившееся почти двадцать лет назад, каждый год заставляет меня задуматься, почему именно в этот день милостивые боги решили доставить столько хлопот моим предкам. Да каких там хлопот — это стоило многим жизни.
Двадцать лет назад наш континент не делился на два разных королевства. Королевство Вальтирин, как говориться в наших летописях, носит символичное название. Вальтирин с ларианского значит «построенное под печатью», причём в прямом смысле. Только под семью печатями связывающие наш щит воедино. После восстания, закончившегося поражением Энтоларцев, хотя, быть честными, не совсем поражением. Среди них оказалось немало тех, кто был связан с Биксби — драконами наполовину свет, наполовину тьма, которые поддерживали чары печатей на нашей территории.
После разрыва связей Биксби и источника семи печатей, печать тьмы ослабла, и от нашей территории откололся кусочек, на котором теперь, живут те, кто предал наше королевство почти двадцать лет назад. В день, когда во время войны на континенте родился единственный ребёнок. Территория, на которой они находятся, носит название Энтолар — Королевство Энтолар.
Поднимаясь по винтовой лестнице в башне в дедов кабинет, уже ощущая его гнев и готовясь к худшему, я стала понимать, почему именно у него - Печать Смерти.
Дойдя до кабинета, я не увидела ничего, что бы отличалось от последних двух моих появлений, кроме ора моего брата. Всё было как обычно: два охранника и стальные непробиваемые двери на распах, которые сейчас были закрыты.
— Ты ведь знаешь, что отправляешь её на верную смерть, посылая туда без печати? — кричал, по всей видимости, на деда Тэон.
— А ты, думаю, прекрасно понимаешь, что выбора у неё нет, как и у других без печатных. Может, ей повезёт получить печать до призыва, — резким и отстранённым голосом сказал дед, который даже не был нам родным. Райнар Кэл, седовласый с чёрными как ночь глазами, среднего для дедов его возраста телосложения, был правителем академии Семи печатей и нашим приёмным дедом. Родители после моего рождения ушли на восстание и пропали без вести, возможно, они даже не были живы.
Два охранника, ростом чуть больше пяти футов, посмотрев на меня с явным призрением, открыли двери, стоя с двух сторон. В кабинете Кэла царила атмосфера явного раздражения и магической отстранённости. Дед украдкой посмотрел на меня и велел брату либо заткнуться, либо выйти вон. Брат не вышел, но рот всё-таки закрыл.
— Здравствуй, Лари, надеюсь, ты собрала вещи.
— Капитан Кэл, так точно, — осмотревшись, сказала я. Кабинет деда не отличался чем-то особенным: стол посреди большого кабинета, книжные стеллажи вдоль стен, под потолком парили волшебные огни – результат малой магии Смерти.
— Что ж, прекрасно. На досмотр ты идёшь через двадцать минут, будь готова к отношению как к безпечатной. Видимо, твоему хоть и не замолкаемому брату в этом плане повезло больше. Печать искры бывает редка, особенно после событий, связанных с твоим рождением, — с укоркой, как и всё в этом мире, собственно говоря, произнёс он, листая какие-то бумаги у себя на столе.
— Так точно.
Выходя с братом в коридор, я обернулась, посмотрев в последний раз на человека, который, как мне казалось, почти двадцать лет моей жизни казался родным. В детстве мы с ним часто смотрели на звёзды с моста и загадывали желание. Моим желанием всегда было найти любовь — безмерную и безграничную, такую, в которой можно утонуть.

×××
Каэль
Жизнь в академии Семи печатей — постоянная проверка, кто первым сломается. Третий курс — значит, ты пережил хотя бы три сезона Отбора. Ты уже видел, как у кого-то несвязанная печать вспыхивала и сжигала его изнутри.
Тэнор, серый как лунная тень и умнее большинства преподавателей, выбрал меня в первый год моего обучения здесь, после того, как я без промедлений убил второкурсника, напавшего на Наэллу, мою девушку.
Мы с ней пережили всё: бессмысленные ссоры, предательство друзей, осуждающие взгляды родителей и профессоров. Она была совершенством, сотканным из света и боли. Просто изумительна. Светло-русые волосы падали на плечи, словно солнечные лучи, запутавшиеся в дыхании ветра. А глаза… глаза цвета расплавленного янтаря, в которых я тону каждый день без попыток выбраться. Её движения сводят меня с ума — я хочу утонуть в ней и никогда не всплывать на берег. Уснуть и не проснуться, лишь бы рядом была она, потому что мир без неё — не мир, а тень от самого себя.
Биксби редко выбирают парную связь, и ещё реже оставляют в живых. Узы Эссенции не возникают случайно: сама магия выбирает, кто этого достоин, а кто нет. Связь с Биксби самая редкая и самая опасная — та, которой можно вершить правосудие, изменять судьбы и рушить миры; та ниточка тени и света, вращающаяся вокруг связанного, который с того момента находится на грани между жизнью и смертью. Когда Биксби связывает себя с человеком, сама магия вокруг замирает, признавая его избранным. С того самого момента он считается неприкосновенным. Но за такую защиту всегда чем-то платят. Магия не даётся даром — за неё всегда нужно чем-то платить.
При проходе сквозь огонь чар человек либо умирает, либо идёт на смерть. В первый год ты учишься контролировать свою печать, если, конечно, её получишь. Те, кто не получают печать, — не студенты, а лишь простая приманка: их либо сжигает огонь при поступлении, либо они становятся слугами при дворе. Во второй год тебя ломают, проверяют на прочность, смотрят, сколько боли ты можешь выдержать, а в третий — ты оружие, ты сталь, что защищает границы чар. Если за всё время обучения здесь, тебе повезёт выжить…
Двадцать лет назад во время восстания мои родители сражались за защиту чар, но участники этого казуса смогли отколоть часть печати тьмы, тем самым отобрав у меня больше, чем жизнь: они отрезали часть души, спрятав мои эмоции далеко за пределами чар, а вместе с тем похоронили кусочки моего мира. Её родители убили моих, отколов не только часть печати, но и часть моей собственной души, где были добро, солнечный свет и яркие эмоции детства, которые сейчас приходят ко мне лишь в кошмарах.
Печать, которая сейчас кажется чем-то очень редким, чем-то забытым много лет назад, тем, чем сейчас вершится правосудие. С той самой ночи, с того самого момента, когда она стала частью моих кошмаров, что видел только я, моя ненависть росла как сталь, закаляясь с каждым днём, проведённым в академии и за столом Совета Судеб, куда ранее входили мои родители. С каждой минутой, проведённой за царскими сводами, в этом году расплата придёт. Этот человек заплатит за грехи своих родителей — какой бы ни была цена, она умрёт. Мечта, что горела во мне столько лет, сбудется.
Если Огонь Чар не сделает своё дело при досмотре — это сделаю я. В нашем мире без печатей долго не живут; те, кто был создан как приманка или слуга, ждёт лишь пепел. Я никогда не видел её вживую — только слышал рассказы: сильная духом, упрямая как родители и брат, та, кто не уступает ветрам и грозам, та, кто поплатится за всё. Но её дух не спасёт её от моего клинка.

×××
Элария
Мы вышли из кабинета деда, и воздух будто стал гуще — натянутый, как струна. Пройдя мимо двух охранников, шаг за шагом спускаясь по лестнице вниз, туда, где, возможно, меня ждёт смерть, а то и приговор, неожиданно брат вдруг остановился и, шагнув ко мне, просто обнял — без слов, резко, отчаянно, уткнувшись мне в волосы. Не выдержав, я обняла его в ответ. Он пах древесным дымом, по всей видимости от сигарет, которые нам запрещено курить кодексом, ярким дневным солнцем и чем‑то таким родным, что сердце сжалось до боли. Он сжал меня так крепко, что я едва не выплюнула лёгкие. Через несколько секунд он слегка ослабил хватку. Я почувствовала на спине лёгкое сжатие моих волос, будто он больше никогда не сможет меня увидеть.
— Обещай, что пройдёшь через него, — прошептал брат, всё так же уткнувшись мне в волосы, не отпуская ни на сантиметр; его голос дрогнул, будто он действительно больше меня не увидит, будто у него пропала надежда.
Я закрыла глаза.
— Ты же знаешь, что я не могу тебе этого обещать, — сказала я тихо, сжимая его ещё крепче. — Но ты знаешь, как сильно я этого хочу.
Я не доставала ему даже до подбородка, но любила его всей силой, на которую могло позволить мне моё сердце. Он был единственным, что осталось от моей семьи; он был моим якорем, моим напоминанием, что я ещё жива. Я очень хотела остаться живой — только ради него. Мои родители развязали революцию, за которую я расплачиваюсь каждый день; за грехи, которых не совершала. Почему именно я — никто не объяснил, просто всучили мне это невидимое клеймо, которое было со мной всю жизнь, просто назначили виновной из‑за того, что в тот далекий день родилась лишь я. Маленький, ни на что не способный ребёнок.
Тэон глубоко вдохнул, будто запоминая этот момент.
— Знаю, но буду ждать тебя на плацу, на построении, вглядываться в каждого, чтобы хотя бы увидеть тебя живой, — сказал он, отступив на шаг и отпустив из своих объятий. Его плечи дрогнули — будто в этот момент он отпустил не меня, не свою сестру, а часть самого себя.
— Я очень надеюсь вернуться, — прошептала я, стараясь не смотреть ему в глаза. — И обнять тебя хотя бы ещё раз.
Я шагнула за ним, отворачиваясь, чтобы он не увидел, как у меня дрожат губы.
Идя бок о бок с братом в мою уже бывшую комнату за вещами, я думала о досмотре, который ждёт через какие‑то там десять минут. Возможно, идя на верную смерть, я в последний раз думала о родителях и о их причинах в этом абсолютно несуразном поступке. Всё своё свободное время я проводила в библиотеке при академии, в сотый раз читая записи того дня; я никогда не понимала причин, почему они подвергли своё государство верной смерти, несмотря на то что у них не было печатей — они смогли устроить хоть и небольшую, но революцию, отколов на небольшое время печать тьмы и убив тем самым всех, у кого она была.
Зайдя в комнату, я осмотрелась: ещё день назад она была заполнена всеми возможными вещами, а уже сейчас превратилась в обычную серую коробку с кроватью возле стены и стеллажным шкафом — на одной из стен стоял рабочий стол, рядом было окно, откуда открывался вид на внешний двор академии. Комната находилась на девятнадцатом этаже, на два этажа ниже кабинета деда. На этом этаже находились комнаты деда, до недавнего времени моя и два года назад — брата. Я смотрела на полные коробки, которые останутся здесь, и возможно при выпуске дед их не сожжёт, хотя если я останусь лишь пеплом от огня чар, то это не самое плохое, что может случиться. С собой я беру лишь рюкзак с основными вещами — не очень тяжёлый, чтобы было проще стоять в ожидании; если я не сгорю, то вещи мне дадут в академии, поэтому здесь одежда на первое время и предметы, значащие для меня слишком много.
— Все вещи взяла? — осматривая мою комнату, спросил брат. Он подошёл к окну, посмотрел и задернул занавески. — Кандидатов опять куча, всем сгореть захотелось? Неужели нельзя было выбрать касту Аскров? — произнёс брат, возвращаясь обратно, просматривая коробки на полу.
В академии существует всего три касты: Каста Аскров — их ещё называют писателями, те, кто пишет исход битв, сохраняют хронику нашего мира, по которой мы учимся в академии. Каста Варанов — люди, что исцеляют. Люди, способные вытянуть другого с самого края света. Они — свет в этом мрачном мире, и именно туда я мечтала попасть всю свою осознанную жизнь.
Но Совет Судеб решил иначе. После восстания, начатого моими родителями, мне дозволено поступить лишь в одну касту — Касту Истоков, самую древнюю и самую жестокую в академии. Туда, где магия не лечит, а испытывает. Туда, где сгорают слабые. Туда, куда два года назад поступил мой старший брат.
— Взяла, как ты и говорил. Всё самое важное и комплект одежды, если он мне, конечно, понадобится, — садясь на кровать, будто в последний раз, сказала я. — Люди, что идут сюда, самые отбитые, — бросила я, надеясь перевести разговор в более шутливую форму. — Если ты, конечно, не заметил. — Брат посмотрел на меня с таким укором во взгляде, что я чуть не рассмеялась; уже еле сдерживая смех, я добавила то, что нужно было услышать нам обоим: — Кроме тебя, конечно. Ты пошёл сюда ради защиты, ради меня, ради тех, кому больше не простят их проступки.
Он опустился передо мной на колени, и мир вдруг сузился вокруг его рук, что сжали мои ладони. Его пальцы были тёплыми, но его голос… голос был холодным, каждое слово будто удар под дых на спаррингах — без выбора выиграть. Я смотрела на него, распахнув глаза в полном шоке, будто видела его впервые.
— Элария, слушай меня сейчас очень внимательно. В академии учится тот, кто не умеет различать чёрное и белое, тот, у кого при одном взгляде на тебя вспыхнет огонь глубочайшей ненависти, — максимально спокойным и отстранённым голосом говорил брат, впрочем, как обычно; за два года обучения в академии он научился прятать эмоции так, что даже я не могла его читать — от того, кто был на лестнице, не осталось и следа. — Я уверен, что он захочет отомстить, и я не всегда буду рядом, чтобы ему противостоять. Люди, что туда поступают, практически всегда уже имеют метки: их огонь пропускает со сто процентной вероятностью. Но ты — не факт, что пройдёшь через него; если огонь тебя пропустит, у тебя будет ровно месяц до призыва. Если твоя метка не проявится, тебя отправят в рабство, туда, где нет помилования, — последние слова он сказал еле шёпотом. — Держись подальше от Каэля Роуна.
Воздух резко вырвался из моих лёгких — это имя…
— Да, того самого Каэля Роуна. Он на выпускном курсе вместе со мной, и он убьёт тебя сразу, как только узнает, кто ты. Ты — самая умная женщина, которую я знаю; не дай манипулировать собой, твой мозг — твоё главное оружие. Обхитри их и не стань тем, чьё имя завтра отправится на надгробный камень, — произнёс он.
— Но ведь печать тьмы убила всех её обладателей в ту ночь, как он выжил? — тихим шёпотом сказала я, надеясь, что он шутит.
— На данный момент он шестой обладатель этой печати. Сама печать не исчезла, но нам она стала являться очень редко; с того дня появилось то самое пророчество, которое никто до сих пор не может понять: «Когда сойдутся первая и седьмая, мир не будет прежним. Больше никогда».
— Лари, скажи, что ты меня поняла. Держись. От. Него. Подальше.
Я попыталась вдохнуть полной грудью, чтобы ответить брату, который всё ещё сидел передо мной, но получился лишь рваный выдох и слабый кивок. Его слова загнали меня в ужаснейший ступор. За все свои девятнадцать лет я впервые не знала, что сказать и что делать.
— Чёрт, ты сейчас опоздаешь на досмотр, вставай, пошли, я проведу тебя до башни, — сказал брат, поднимаясь на ноги, и не дожидаясь, схватил мой рюкзак к себе в руки. — Ты что там, кирпичи сложила? — усмехнулся он.
— Какие кирпичи? — приподняв бровь, вставая с кровати, сказала я. Он явно пытался разрядить обстановку.
— Ну как какие, — он усмехнулся. — Те, что ты собираешь, когда нервничаешь. Сколько уже там? На крепость хватит?
Я фыркнула, забирая рюкзак у него из рук. — Это не кирпичи, это твои советы. Тяжёлые, нагнетающие и всегда не вовремя, — сказала я, открывая дверь, в последний раз смотря на свою комнату.
— Очень смешно, — буркнул он, но уголки его губ всё-таки дрогнули.
Мы вышли в коридор. Каменные стены академии дышали холодом, шаги отдавались эхом, пока мы приближались к внешнему двору на досмотр. Тэон шёл рядом, чуть спереди — его походка была уверенной, как у того, кто знает, чего он стоит.
— Знаешь, — сказал он после небольшой паузы, не глядя на меня, — я бы хотел, чтобы сегодня был обычный день, когда я точно знаю, что ты будешь жива.
— Я улыбнулась, — А я бы хотела не чувствовать, будто сердце выпрыгнет из моей груди.
— Значит, мы оба трусы, — сделал он вывод. — Но ты — моя любимая трусиха, береги себя, Лари. Обещай.
— Ты же знаешь, как плохо у меня с обещаниями, — хмыкнув, сказала я.
Брат посмотрел на меня так, будто испепелит место, где я стою — причём меня вместе с ним. А я смотрела на него и не могла оторвать взгляд: какой бы занозой в заднице он ни был, он был безумно красив. Ростом чуть больше шести футов, его темно‑русые волосы, которые он постоянно оттягивал назад, были явным дополнением к его небесно‑голубым глазам, будто лед над пропастью. Его движения всегда были точными, за гранью существующей уверенности; в каждом его шаге чувствовалась привычка — защитить любой ценой. Иногда, когда он улыбался, казалось, будто на миг рассеиваются все тени вокруг. Но стоило ему отвернуться — и вместе с улыбкой гасло всё пространство; ощущение, что он — единственный луч солнца в этой кромешной тьме, не покидало меня никогда.
Подойдя к дверям, ведущим на внешний двор, он обнял меня в последний раз, держа так, будто не он, а я тот луч света, который так нужен сейчас. Я же в свою очередь обняла его в ответ — так же быстро, отчаянно и без слов, как и он сам.
Разорвав объятия так же резко, как он их начал, мы вышли во двор. Перед нами открылась картина прямого бедствия — причём я говорю на полном серьёзе, который у меня сейчас имеется. Во дворе перед башней третьекурсники проводили досмотр на наличие печатей, деля нас на два списка: Истоки и безпечатные.
Сзади нас люди разных каст спешили в свои корпуса. Я смотрела на учеников Касты Варанов и откровенно им завидовала. Может, сейчас это всё и закончится.
— Дальше я не могу пойти с тобой, я иду помогать нашим в досмотре, — повернувшись ко мне, сказал брат. — Я уверен, что ты его пройдёшь; знай, ты всегда будешь особенной — для меня уж точно. Пройди его и не оставляй меня единственным, что осталось от нашей семьи, — он наклонился и поцеловал меня в лоб, затем отошёл на пару шагов назад.
— Не буду ничего обещать, у меня с ними плохо, и да, думаю, мы встретимся на плацу, а теперь иди, или мы никогда не разойдемся, — просто сказала я, понимая, что если не уйду сама, в конечном итоге он меня не отпустит либо я не уйду с этого места, став вечным столбом.
В последний раз посмотрев на брата, я развернулась и ушла с рюкзаком на плече туда, где вершились судьбы.
Стоя перед аркой — входом в «преисподнюю», — я осматривалась по сторонам в надежде увидеть тех, кто не смотрел бы на меня как на врага.
Со стороны Касты Аскров вышло три человека; в моих мыслях было только одно: «они совсем сумасшедшие». Когда они подошли ближе, я увидела у них печати — у двоих. Один из них был такой же как я – без печатный У девушки, что шла с краю, был высечен знак печати Солнца: диск с восемью волнистыми линиями, находившийся чуть выше её левого локтя. Сама она шла в тёмно‑серой футболке и в чёрных обтягивающих кожаных штанах. У неё была прекрасная фигура, кожа цвета бронзы сияла на ярком солнце; при этом ярко выделялись её тёмно‑карие глаза, и рост — на пол головы выше моего. Мой рост был чуть выше средних полутора метров.
С другой стороны от девушки шёл светленький русоволосый парень в чёрных джинсах и простой серой майке; я не видела его глаз, так как он шёл, повернувшись к девушке, и что‑то увлечённо рассказывал или шутил. У него, как и у девушки, красовалась печать Луны на левом плече — яркая серебристая спираль, уходящая к шейному изгибу.
В центре шёл ещё один парень. Его кожу словно поцеловало солнце, всё его лицо было сплошной россыпью веснушек; у меня тоже были веснушки, но их было не так много, как у него — его же лицо было усеяно ими. Его светло‑блондинистые волосы переливались на солнце, будто были хрусталём. У него, как и у меня, по всей видимости, не было печати.
Тройка встала рядом со мной, громко смеясь и шутя. Девушка посмотрела на меня без презрения во взгляде. Этот факт поразил меня до глубины души: в моей жизни был лишь один человек, который смотрел на меня так.
— Привет, я Сайра Мейлин, — протягивая мне руку, говорила девушка. — Это Нэрис Тал, — показала она на парня с печатью Луны, — а это Тарин Вел, — показала она на светленького парня. — Как тебя зовут?
— Привет, я Элария Вейн, думаю, рассказывать кто я не надо, — со смешком ответила я, смотря на уменьшающуюся очередь.
— Да ладно, та самая Элария, — встрял Нэрис. — Ты правда проклятая?
— Нэрис, что за бред ты несёшь? — ткнув парня в плечо, который переместился так, что теперь стоял рядом со мной.
— Вещественный бред, между прочим, — попытался пошутить он.
— Нет, я не проклятая, я такой же человек, как и все вы, — с явным любопытством спросила я, подходя к троице. — Правда, насколько я вижу, вы уже получили печати; какого это?
— Это реально круто, правда управлять ими очень сложно — что‑то не то, и ты можешь с лёгкостью взорваться, — сказала Сайра.
— Мне этого не грозит, я не получила печать, — с лёгким напряжением в голосе сказала я.
— Лари, не переживай, думаю, вы с Тэром обязательно получите печати до вызова, — проговорила девушка и обошла Нэра, взяв меня под локоть. Я почувствовала такое тепло, ощущая себя как дома, хоть мы и были на улице.
— Я того же мнения, думаю, вы ещё пожениться успеете, гарантирую, — вмешался Нер.
Сайра опять толкнула парня в бок; тот лишь хмыкнул, явно сдерживая смех. Я не смогла удержать смех — плечи начали дёргаться. Не выдержав, вся четвёрка (включая меня) засмеялась.
За разговорами мы подошли к стойке досмотра; за ней стояла рыжая девушка в сером обтягивающем костюме — знак Касты Истоков. Из него виднелись рукояти кинжалов. На её плече виднелся знак печати Искры, а под ним три звезды, означающие третий курс.
— Фамилия, имя, — чётким голосом произнесла девушка.
Моя новая знакомая начала говорить первой. — Сайра Мейлин, печать Солнца.
— Отлично, поднимайся наверх; дальше через мост увидишь, куда идти, — указала путь вратница. — Дальше! — скомандовала она.
Парни представились после неё; Тарина она записала в список без печатных, и все трое стояли перед входом и ждали меня.
— Элария Вейн, печати нет, — произнесла я, смотря на её полный шок; раньше чем она ответила, я добавила: — Да, та самая Элария.
— Все говорили, что ты страшненькая, но ты действительно красива, — улыбнулась она. — Я внесла тебя в список, поднимайся.
Я прошла мимо девушки к ребятам, которые так и ждали меня на ступенях.
— Ты умница, не падай духом, они ещё у тебя прощения просить будут, — прошептала Сайра и обняла; к ней подключились ребята. Я ощутила неимоверное спокойствие.
Через несколько секунд мы все вместе поднимались по винтовой лестнице наверх.
— Боги, сколько здесь ступеней, — впервые за всё время сказал Тэр.
— Около пятисот, — ответила я на автомате, хотя мои мысли были за пределами реальности.
Прошло чуть больше пяти минут, когда мы добрались до моста. Вдали виднелась уйма людей, стоявших в очереди перед огнём чар. Люди, что подписали себе смертный приговор, когда пришли в это место дьявола.
— Мы поднимались быстрей, чем сейчас пройдём эту очередь, — заявил Тарин, отдышавшись.
— Надышись перед смертью, — попыталась пошутить я, хотя у самой сердца ушло в пятки.
Тарин бросил на меня такой взгляд, что я думала провалюсь сквозь землю. Сайра и Нерис засмеялись. Тарин легонько толкнул меня в плечо и добавил: — Я вижу, что ты шутишь, выдохни.
Я даже не заметила, как не дышала.
Всё время, пока мы ждали нашу очередь, мы болтали и смеялись, говоря на абсолютно разные темы. Очередь на мосту будто тянулась вечно.
— Ну что, — спросил Тарин, скрестив руки и глядя куда‑то вдаль на живую очередь, туда, где виднелась сплошная пропасть. — Если кто‑то захочет срезать путь… там кажется нет второй попытки.
Кто‑то спереди громко выдохнул.
Подхватив шутку, я добавила: — Зато очередь сразу станет намного короче. — невозмутимо добавила я,
Пару секунд стояла гробовая тишина. Сайра смотрела вперёд, но её плечи слегка дрогнули, а после она рассмеялась в полный голос, смотря на нее мы все дружно залились громким смехом. И кажется Нерис уловил шутку самый последний. В этот лёгкий как ветер момент, будто всем стало легче. Но всё хорошее когда‑то заканчивается.
Было ощущение, что я нашла семью, и сейчас её теряю. Мои желания, загаданные когда‑то давно на этом мосту, так и не сбылись. Хотя если любовь — это в какой то степени дружба, то сегодня они были на грани исполнения.
Перед нами оставалось человек пять. Мы шли не спеша, двигаясь вперёд, пока я пыталась высмотреть знакомое лицо моего брата, которого, возможно, поставили перед входом в арку Огня чар. Но вместо него, спиной к нам, стояло два парня. Тот, что стоял ближе к арке, был ростом точно больше шести с половиной футов — боги, да я ему и до ключиц даже не доставала. Черные как воронье крыло волосы едва трепал ветер, а на темно‑серой форме виднелась эмблема Первого Круга. Из его ножен на бёдрах виднелись два кинжала, от которых отходили блики на ярком солнце. Он стоял неподвижно, смотря, как парень заходит в арку и через несколько секунд выходит с другой стороны.
Парень, стоящий лицом к нам, у кого, по всей видимости, был общий список всех курсантов, окликнул рядом стоящего, и я забыла, как дышать.
— Эй, Роун, дальше, — проговорил парень, записывая что‑то себе в бумаги.
Парень обернулся, и его «двойные глаза» впились в меня, будто он узнал, кто стоит перед ним. По всей видимости, я ошибалась, потому как он буквально сразу отвернулся. Но его гетерохромия была настолько волшебной и одновременно пугающей, что я споткнулась и чуть было не полетела вниз; благо Нер меня вовремя поймал.
— Что с тобой, влюбилась чтоли? — буркнул тот, отпуская меня стоять на своих двух.
— Упаси боги, просто задумалась, — восстанавливая равновесие, еле шёпотом проговорила я, стараясь не замечать дрожь в губах.
— Лари, не бойся, мы с тобой, ты выйдешь оттуда, — смотря мне прямо в глаза, проговорила Сайра.
Я не успела ей ответить, как она подошла к хранителю списка.
— Имя, фамилия, — максимально устало проговорил парень со списками; по всей видимости, он тоже был из Первого Круга, правда на ранг ниже — командир секции.
— Сайра Мейлин, печать Солнца, — проговорила она, подходя к Роуну. Он, в свою очередь, записав её имя, он уже начал спрашивать тоже самое у Нериса.
Сайра подошла к арке, перед которой стоял Роун, взяв рюкзак за лямку, на которой он висел на плече.
— Рюкзак на две лямки на плечо, спокойным шагом внутрь. Если недостойна, огонь тебя спалит, несмотря на твою метку, — очень отстранённым и бездыханным голосом произнёс Каэль Роун.
Сайра, не ответив ничего, прошла в огонь. Я закрыла глаза, надеясь увидеть её живой; на том конце арки, глубоко вдохнув, я открыла глаза и не увидела её в арке… Сердце забилось с такой силой, готовой пробить пол под ногами. И вдруг я увидела её стоящую на том конце с меткой Солнца в руке. Она смогла. Смогла. Помахав нам, она ушла прочь. Где‑то в глубине сознания, за пределами моих мыслей, я услышала голос: «Следующий», — и мой мир рухнул куда‑то за пределы самого себя. И я ступила вперёд.
— Имя, фамилия, — повторил парень, уже смотря на меня, с ручкой в руке.
— Элария Вейн, — всё, что я смогла вымолвить, было сказано на резком выдохе.
Парень повернулся настолько быстро, что я не успела и вдохнуть. Роун смотрел на меня с подобно огню яростью. Честно, я подумала, он задушит меня прямо сейчас, даже не дав перейти через огонь.