За окнами замка бушует гроза. Дождь падает в море, словно пытаясь вытеснить его из берегов.
— Свидетель! — Голос гремит под сводами зала. — Что ещё вы можете сообщить Трибуналу?
Молодой мужчина в отчаянии сжимает кулаки:
— Ничего, ваша честь.
Ничего.
Нет больше слов. Негде взять доказательств невиновности Риты: ни у вытканных рыцарей, равнодушно глядящих с гобеленов, ни у запертого в камине огня.
Все в чёрном, судьи выглядят надгробными памятниками. Лишь тени от свечей пляшут на лицах.
— Подсудимая!
Девушка, заключённая в железную клетку, поднимает голову.
— Суд считает вас виновной в нарушении третьего постулата Стандарта: «Любые оздоравливающие воздействия на человека при состоянии его сущности, близком к терминальному, абсолютно противопоказаны». Вы признаёте свою вину?
— Нет, — тихо, но твёрдо говорит Рита.
— Вам известно, что в случае признания вины вы лишаетесь диплома без права восстановления?
— Да.
— … А в случае непризнания будете подвержены очистительному огню?
— Да! — шепчет девушка и, разжав пальцы, медленно сползает на пол.
«Всего этого не может быть», — думает свидетель.
Гром за стеной извергает проклятья. Море раз за разом штурмует камень, но волны лишь рассыпаются брызгами.
Бесполезно.
— Вы можете изменить своё решение в течение двенадцати часов.
***
Экран ноутбука, будто по ошибке притулившегося на старинном дубовом столе, светится в полумраке кельи.
Молодой представитель Трибунала, облачённый в мантию, передаёт программисту, сидящему за клавиатурой, карточку с данными.
— Дэн, коллатераль на завтра.
— Маргарита… Палладина… — быстро набирает бледный черноволосый Денис, — ей одну?
— А сколько есть?
— С утра будет портал в Ренессанс и в Долину.
— Готовь оба. Я не знаю, какой мир выберет её сущность.
— Может, ещё откажется?
— Исключено, — тихо говорит дознаватель. — Она уверена, что права. Ещё один эссенциалист, считающий себя волшебником, а нас — инквизиторами.
Дэн не может сдержать усмешку:
— Артур, так мы и есть, фактически… А парень — что?
— Свидетель, — вздыхает Артур.
«Жаль. Мог бы пригодиться», — думает программист.
***
Утро тихое и солнечное, будто не было грозы.
Тесный внутренний двор. Костер похож на бутафорский. Разновеликие вязанки хвороста и черный, грубо обтесанный, столб.
Свидетель стоит в первых рядах зрителей, между распорядителем казни и ответственным за пожаротушение.
Рита внешне спокойна, держится. У ног её разложены документы. К блузке прикалывают значок — серебряную паутинку, символ сущности эссенса. С ним Рита сразу выпрямляется и вскидывает голову.
От повторного предложения признать себя виновной девушка отказалась.
…А рядом за стеной два человека напряжённо вглядываются в мониторы.
— Приготовиться! — произносит Артур.
Костер загорается.
Дэн приоткрывает одну за другой обе коллатерали.
Языки пламени мгновенно заглатывают разноцветные бумаги дипломов и сертификатов. Жар доходит и до свидетеля. Рита почти не шевелится. То ли не чувствует боли, то ли уже не ощущает себя живой.
Юбка и волосы давно должны вспыхнуть, но почему-то огонь пока лишь пляшет вокруг девушки безумный танец.
И свидетель не выдерживает. Кидается к ней. Понимая, что шансов никаких, что может лишь усилить мучения, что раньше надо было бороться, что он полный пень...
Но разбрасывает ногами хворост и пытается развязать веревки.
— Что он делает?! — кричит Артур, — портал ему, быстро! Значок на нём?
— Да что я, вижу, что ли?!
Дэн лихорадочно стучит по клавишам.
Свидетель тоже не чувствует боли. Значок на груди девушки блестит и мерцает. Руки молодого человека касаются ладоней Риты, и мир накрывает сетью ослепительных лучей...
— Открываю Долину! Ренессанс — точно не успею!
Денис заканчивает операцию и незаметно для Артура запускает функцию «конвертировать».
Друг друга сменяют картины…
Мегаполис. Многоэтажные дома, мчащиеся машины и здание поликлиники возле чудом уцелевшего островка леса.
— Сомневаюсь, что она выберет современность…
Напряжённо вглядываясь в экран, Артур вытирает пот со лба.
Изображение пропадает. Появляется средневековый замок, лавки мастеровых, подводы с лошадьми…
Во весь экран вспыхивает серебряным изображение паутины.
— Она выбрала Возрождение! Чёрт! Может, можно его туда?
— Как? И на фига?
— Да он же любит её! — вздыхает Артур.
Картинка меркнет, на мониторе вновь появляется современный город.
— Где паутина? Он без значка? Лови его, лови!
— Да блин!
Денис что-то делает, но изображение уже пропало.
— О, нет. Нет! — Артур молотит кулаком по столу. — Мы потеряли такого эссенциалиста!
«А мы — обрели», — улыбается про себя Дэн.
Я войду в каждый лабиринт…
Из клятвы эссенса
ПРОЛОГ
За окнами замка бушует гроза. Дождь падает в море, словно пытаясь вытеснить его из берегов.
— Свидетель! — Голос гремит под сводами зала. — Что ещё вы можете сообщить Трибуналу?
Молодой мужчина в отчаянии сжимает кулаки:
— Ничего, ваша честь.
Ничего.
Нет больше слов. Негде взять доказательств невиновности Риты: ни у вытканных рыцарей, равнодушно глядящих с гобеленов, ни у запертого в камине огня.
Все в чёрном, судьи выглядят надгробными памятниками. Лишь тени от свечей пляшут на лицах.
— Подсудимая!
Девушка, заключённая в железную клетку, поднимает голову.
— Суд считает вас виновной в нарушении третьего постулата Стандарта: «Любые оздоравливающие воздействия на человека при состоянии его сущности, близком к терминальному, абсолютно противопоказаны». Вы признаёте свою вину?
— Нет, — тихо, но твёрдо говорит Рита.
— Вам известно, что в случае признания вины вы лишаетесь диплома без права восстановления?
— Да.
— … А в случае непризнания будете подвержены очистительному огню?
— Да! — шепчет девушка и, разжав пальцы, медленно сползает на пол.
«Всего этого не может быть», — думает свидетель.
Гром за стеной извергает проклятья. Море раз за разом штурмует камень, но волны лишь рассыпаются брызгами.
Бесполезно.
— Вы можете изменить своё решение в течение двенадцати часов.
***
Экран ноутбука, будто по ошибке притулившегося на старинном дубовом столе, светится в полумраке кельи.
Молодой представитель Трибунала, облачённый в мантию, передаёт программисту, сидящему за клавиатурой, карточку с данными.
— Дэн, коллатераль на завтра.
— Маргарита… Палладина… — быстро набирает бледный черноволосый Денис, — ей одну?
— А сколько есть?
— С утра будет портал в Ренессанс и в Долину.
— Готовь оба. Я не знаю, какой мир выберет её сущность.
— Может, ещё откажется?
— Исключено, — тихо говорит дознаватель. — Она уверена, что права. Ещё один эссенциалист, считающий себя волшебником, а нас — инквизиторами.
Дэн не может сдержать усмешку:
— Артур, так мы и есть, фактически… А парень — что?
— Свидетель, — вздыхает Артур.
«Жаль. Мог бы пригодиться», — думает программист.
***
Утро тихое и солнечное, будто не было грозы.
Тесный внутренний двор. Костер похож на бутафорский. Разновеликие вязанки хвороста и черный, грубо обтесанный, столб.
Свидетель стоит в первых рядах зрителей, между распорядителем казни и ответственным за пожаротушение.
Рита внешне спокойна, держится. У ног её разложены документы. К блузке прикалывают значок — серебряную паутинку, символ сущности эссенса. С ним Рита сразу выпрямляется и вскидывает голову.
От повторного предложения признать себя виновной девушка отказалась.
…А рядом за стеной два человека напряжённо вглядываются в мониторы.
— Приготовиться! — произносит Артур.
Костер загорается.
Дэн приоткрывает одну за другой обе коллатерали.
Языки пламени мгновенно заглатывают разноцветные бумаги дипломов и сертификатов. Жар доходит и до свидетеля. Рита почти не шевелится. То ли не чувствует боли, то ли уже не ощущает себя живой.
Юбка и волосы давно должны вспыхнуть, но почему-то огонь пока лишь пляшет вокруг девушки безумный танец.
И свидетель не выдерживает. Кидается к ней. Понимая, что шансов никаких, что может лишь усилить мучения, что раньше надо было бороться, что он полный пень...
Но разбрасывает ногами хворост и пытается развязать веревки.
— Что он делает?! — кричит Артур, — портал ему, быстро! Значок на нём?
— Да что я, вижу, что ли?!
Дэн лихорадочно стучит по клавишам.
Свидетель тоже не чувствует боли. Значок на груди девушки блестит и мерцает. Руки молодого человека касаются ладоней Риты, и мир накрывает сетью ослепительных лучей...
— Открываю Долину! Ренессанс — точно не успею!
Денис заканчивает операцию и незаметно для Артура запускает функцию «конвертировать».
Друг друга сменяют картины…
Мегаполис. Многоэтажные дома, мчащиеся машины и здание поликлиники возле чудом уцелевшего островка леса.
Утром в субботу настойчивое солнце вырвало меня из лап ненасытного Морфея. Я сел на постели, пытаясь нашарить возле подушки мобилу. Вот она, время — 10.30. Ой-ёй, надо шустрее! Вчера (то есть, уже сегодня) еле уснул, всё представлял себе вожделенное рандеву. Рывком поднявшись с дивана, прошлепал в ванную. Вру, сначала — в комнатку рядом. Но затем — точно в ванную. Из маленького зеркальца со стены на меня уставилась всклокоченная, полубезумная на вид физиономия. «Привет, мужик! Эк тебя скрутило!» — поздоровался я сам с собой и принялся намыливать лицо, если это можно так назвать. Минут через пятнадцать я шагал на кухню побритый и зубопочи… ну вы поняли. Мысли посвежели, ясность взора восстановилась. Я с первого раза увидел на столе банку кофе и отработанным движением нажал тумблер чайника. Хлеба…есть! Ну надо же! В холодильнике остался кусок «Маасдама». Вау!
Бутерброд крутился в микроволновке, а я отправился на разборки с гардеробом. С джинсами проблем нет. Посмотрим рубашки…
Клетчатая — грязная, черная — да ну её, бордовая — великовата, а хочется выглядеть получше, остаётся синяя, моя любимая. Тем более что она тёплая, а пиджак не надену даже под угрозой заледенения. Расчёска — в кармане клетчатой, хорошо. Наведя на голове «причёску», я вновь метнулся на кухню, извлёк «завтрак» из печки, чайник как раз вскипел. Ещё несколько минут я метался по квартире со стаканом горяченного кофе в руке, но очков нигде не было. Наконец мой злой младший брат.… Не подумайте, что он такой «по жизни», но я разбудил его бизоньим топотом и призывными воплями — так вот именно он вышел мне навстречу, сжимая в вытянутой руке… очки, одним словом. Поблагодарив его сердечно, я вылетел из дома, остервенело хряпнув дверью. Ничего не поделаешь: привычка. У меня даже оставалась минута в запасе! Если мчаться, как на работу…
Совершив пробег по лесной дороге (предварительно не забыл купить цветы!), я вылетел на высокий берег озера. Внизу у воды — белая будка станции и штук двадцать лодок. Света уже на причале — вылитый котёнок в полосатой кофточке. И, кстати, с букетом в руках! А это кто ещё?!
Медленно спускаясь по тропинке, я таращился на её спутника.
Она ведь пришла на свидание! К кому?! Рядом стоял мужчина в бежевом костюме: высокий, светло-русый, со спортивной фигурой...
— Mama mia! — прошептал я. В этот момент он поднял голову. Сомневаться не приходилось. Я сам искал фотографию. Из десятка вариантов выбрал именно эту.
— Андрей! — сдавленно выкрикнул я.
— Стас, здорово! Ну что ж ты опаздываешь!
Он улыбался, а у меня, наверное, закружилась голова, потому что я споткнулся и чуть не выронил цветы. Потом я снова взглянул на него. Ну да, Андрей, 29 лет, водолей, региональный менеджер.
Возможно ли описать моё состояние?! Я же знаю: этого человека не су-ще-ству-ет! Я его придумал: и биографию, и увлечения и манеру говорить — всё-всё. Не может он стоять здесь и называть меня по имени! Он — фантом!
И вот, этот самый фантом, осклабившись своей «32-нормой», протягивает мне руку, а я её пожимаю! На ощупь — тёплый…
Может, сплю?
— Стасик, привет!
А это Светка… Она мне тоже снится?
— Что с тобой? Ты такой бледный… Андрей, он падает!
Дальнейшее помню смутно. Сознания я не терял, но коленки подогнулись, и, если бы не Андрей, я бы плюхнулся мордой в причал… Причалил бы, как пить дать…
На нас оглядывались мальчишки-швартовщики, и билетёрша выглянула из будки, интересуясь, что происходит.
— Всё хорошо! Пожалуйста, не беспокойтесь, — заверил её Андрей.
С его помощью я уселся на бордюре, Светка махала на меня какой-то тетрадкой. Видимо, выглядел весьма кисло.
— Это, кстати, тебе, — выдохнул я, вручая Свете цветы, про которые успел забыть.
— Спасибо, Стасик! Красивые какие.… Это лилии?
— А пёс их знает…
Зачем цветы? У неё уже есть такие, только белые, а не розовые. Куда я пришёл? Кто этот Андрей с чеширской улыбкой?
— И что дальше? — произнёс я, рассматривая озёрную гладь.
Андрей присел передо мной на корточки.
— Я так понял, у тебя что-то срочное?
— В каком смысле?
— Ну, ты сообщил, что встречаемся в двенадцать. Я написал: «У меня — свидание, давай на полчаса раньше». А с утра Интернет отрубился, и я не смог прочитать, что ты ответил, пришёл к одиннадцати тридцати, а тебя нет…
Это уже перебор, двадцать два.
— Я тебя первый раз в жизни вижу!
— Как…
Он заморгал так натурально, что я снова засомневался в реальности происходящего. Светка всё это время прогуливалась по пристани.
— Слушай, ты кто? — устало спросил я.
— Ребята, не помешаю?
Вылезшее из-за облаков солнце отражалось в зелёных Светкиных радужках.
— Да, — встрепенулся Андрей, вскочив на ноги, — мы забыли о даме, а это неправильно. Какие будут предложения? Может, покатаемся все вместе?
— А что, давайте, здорово! — Света захлопала в ладоши. Вот женщина! Одного ей мало.
***
Лодка скользила.… Как же! Двигалась рывками в водах озера Ангстрем, поскольку на вёслах сидели мы с Андреем. Во-первых, тесно. Во-вторых, его плавные взмахи не сочетались с моими судорожными подёргиваниями (других слов у меня нет). Аккомпанементом служило Светкино хихиканье.
Джером К. Джером отдыхает.
Не буду рассказывать, как нам отвязывали лодку, как Андрей зачем-то проверял уключины (они ж стандартные!). Как в кассе он пытался заплатить единолично, уверяя, что с лучшего друга не возьмёт ни рубля. Естественно, я возмутился, и часть денег ему отдал. Я пришёл на свидание с девушкой. Хотя представлял это себе по-другому.
Ворочая веслом, я пытался собраться с мыслями. Андрей — парень с фотографии? Допустим, он увидел свою фотку в чужом профайле, узнал имя, подобрал доступ (если он модератор сайта, хакер, да мало ли кто ещё) и прочитал мессаги Андрея. На моей странице фотка есть — вроде, похож. Нетрудно узнать, где находится лодочная станция: у нас народ приветливый, отведут в лучшем виде. Но прилетать сюда из Прибалтики, или откуда он, чтоб поприкалываться над моей особой?!
— Чему вы радуетесь? Мы что — все вместе обкурились?
— Стасик, не переживай так.… Пожалуйста!
— Должно же быть какое-то объяснение, — нерешительно сказал Андрей.
— Объясняй! — буркнул я.
Мы дружно вздохнули. Да уж, ситуация! Плыли себе, плыли в черте города средней полосы, до Москвы сорок минут транспортом. И вдруг — нате, здрасте! Горные склоны, поросшие кустарником, снежные вершины в облаках. По берегам тоже кое-где снег. А река сузилась, и течение здесь быстрое. После вялого Ангстрема — прямо Терек какой-то. Пушкин на Кавказе, блин! Нет, я не против красивого пейзажа. И двумя руками за экологию. Просто не люблю ирреальности.
— Стас, может, попробуем причалить? Тяжеловата байдарочка…
— Куда?
Будто назло нам, берега пошли почти отвесные. Едва удавалось рулить в узком тоннеле. «Как в колее», — подумал я. Туманная завеса почему-то не приближалась.
— Быр-быр! — проговорила Света. Я обернулся.
— Мёрзнешь?
— Угу! Холодно! Вот так теплокровные животные и вымерли!
— Надень вон его пиджак…
Всё польза будет от этого подозрительного типа.
— Кто вымер?! — спохватился вдруг я.
— Где — здесь?— растерянно переспросил Андрей.
— Я! Сейчас вымру! Можно, Андрей?
— Вымирать?!
— Пиджак! — Светка глянула на Андрея то ли жалобно, то ли сочувственно.
— А… Конечно, бери!
Света бросила сумочку на скамейку, а я машинально взял у неё букет. Пиджак она просто накинула себе на плечи.
Перепутала теплокровных с динозаврами. Ну что ж, бывает.
— Надевай, как следует. И пуговицы застегни, — сказал я, при этом отметив преимущество мужчин в пиджаках. Хотя Андрею, наверное, не жарко.
Занявшись пиджаком, мы не заметили, как завеса тумана исчезла, а Ангстрем снова стал Ангстремом, а не Арагвой. Будто и не было ничего. Удивительные метаморфозы творятся… Но странное дело, мы возвращались к лодочной станции! С противоположной стороны, как если бы сделали круг. Но ведь мы всё время плыли по течению! А вернулись — тоже по течению…
— Как это возможно? — шептал я, не в силах отвести взгляда от белой будки. Надо ли говорить, что от гор не осталось и следа. Вокруг был привычный город. Хотя…
— А что это?
Глядя на то же, что и я, Света медленно ткнула указательным пальцем в сторону огромного, наполовину стеклянного здания, голубовато-зелёной шайбой возвышающегося по левому берегу. Я давно не был на озере. Но сегодня утром строения не заметил. Хотя, я ведь был так поглощён Андреем… А Светка? Она тут живёт! Тоже не видела?
— А, это? Да аквапарк вроде, — невозмутимо отозвался Андрей, продолжая грести.
Мы молча воззрились на него. Ну да, конечно. Строительство комплекса велось, но когда успели закончить? Пока мы плавали?! Фантастика!
Причалив, мы вылезли на берег и, не сговариваясь, направились к будке. Разговаривать не хотелось. Андрей забрал свой паспорт, отданный в залог — кстати, обычный Российский паспорт.
— Как теперь поступим? — спросил я без особого энтузиазма. Настроение испортилось. Необъяснимые вещи всегда действовали на меня негативно.
— Ребята, вы не обидитесь, если я — домой? Голова что-то болит, — жалобно протянула Света. Что ж, я её понимаю.
— Устала? — заботливо спросил Андрей, — жаль, конечно. Но ничего, созвонимся. У меня твой телефон есть, а вот мой.
Он протянул ей визитку. Света поблагодарила, пряча её в сумочку.
— Стас, держи и ты, я теперь квартиру снимаю. Звони!
Я машинально взял такую же, белую с золотым, карточку. На ней был номер мобильного, а ручкой дописан городской — видимо, в съёмной квартире, начинающийся на семьсот тридцать восемь. «Новый город», — автоматически отметил я и хотел уже убрать визитку в карман. Но в глаза мне бросилась фамилия.
«Латушкин Андрей Николаевич», — гласила надпись.
Дурдом продолжался.
Я сам — Латушкин. И тоже, кстати, Николаевич. Отчество распространённое, а вот фамилия... На весь город — всего двое, я точно знаю. Кроме Станислава Латушкина существует только Латушкин Кирилл, мой брат. Наши родители живут в другом городе.
Я с подозрением взглянул на Андрея, тот, вроде, и не замечал ничего. «Ты что, мой тайный родственник?» — так и подмывало спросить. Но почему-то удержался.
Так мы и дошли до Светиного подъезда. Она попрощалась и убежала. Андрей Латушкин предложил меня подвезти, но я отказался. Хватит на сегодня, сам дойду.
Шагая по лесу, я немного пришёл в себя. В конце концов, ничего же не случилось. Ну, пообщался с фантомом. Ну, покатались на лодке с заездом в некий заповедник. И невредимые вернулись домой. Как говорили зверюшки в одном советском мультфильме: «И никого не встретил». Нормально всё. Фамилия? Да мало ли…
Сейчас приду — спать завалюсь. Нет худа без добра.
Не тут-то было…
Выходя из леса, своего дома я не увидел.
Сначала не понял ничего. Ускорил шаг, вытягивая шею. Наша одноподъездная башня всегда выглядывает из-за верхушек сосен. Сейчас же её просто не было. Страшная догадка осенила меня. Подходя ближе, я всё ещё надеялся, что ошибаюсь. Но вот уже показались развалины…
Боже! Не может быть. Теракт! Взрыв! Там же люди! Кирюха!
Я побежал. Возле останков здания, груд раскрошенного бетона и битого стекла, возились какие-то мужики — рабочие, по-видимому. Один совсем молодой, другой в возрасте, бородатый.
— Что?! Что случилось? — внезапно охрипшим голосом спросил я.
Двое работяг с лопатами абсолютно равнодушно покосились на меня, ничего не ответив. Как же так можно!
— А «чо случилось»? — отозвался третий из кабины бульдозера, — не видишь — дом снесли.
И двинул заревевшую машину прямо на развалины.
— К-как «снесли»? — пролепетал я, лихорадочно оглядываясь. Ни одной «Скорой». Ни милиции, ни МЧС. Только рабочие.
— Как-как! — грубо передразнил один с лопатой, тот, что помоложе, — как по всему городу сносят. По плану.
Всё-таки, в гости иду. Не зарулить ли в магазин? Но всё дело в том, что по магазинам я хожу долго и обстоятельно. Со мной никто не выдерживает. Ну не привык я хватать первое попавшееся, предварительно не обдумав: а стоит ли? А это ли мне нужно? А нет ли чего поинтереснее? А вдруг вон там, через дорогу, в два раза дешевле? Нет, я не жадный. Но ведь в случае меньшей цены можно на одни и те же деньги купить гораздо больше! К счастью, на моём пути была лишь палатка, а не супермаркет. Иначе, проторчал бы до вечера. А так — купил только коробку зефира в шоколаде, двухлитровый пакет персикового сока, две банки «Джин-тоника», связку бананов и большую коробку мороженого со сгущёнкой. А больше там и не было ничего. Путёвого.
Дверь мне открыла Света. Лицо у неё было бледное, глаза казались огромными. Рядом вертелась беленькая кудрявая девочка лет четырёх-пяти. Я не успел поздороваться, как ребёнок звонко спросил:
— Мама, а что это за дядя?
Вот тебе на! А я и не знал, что у неё есть дочь! Думал, может, племянница.
— Это дядя Стасик, — слабым голосом ответила Света.
— Привет! — Я присел на корточки. — А как тебя зовут?
— Катя! — с важным видом ответила кроха.
— А мы сейчас будем есть бананы! — уверенно заявил я, достав из пакета гроздь. Знал бы, что ребёнок — «Киндерсюрприз» купил бы.
Мы дружно потащились на кухню. Я выудил из пакета гостинцы. Катя с одобрительным возгласом сразу же завладела мороженым. Света сидела на табуретке, терпеливо дожидаясь, пока я вымою бананы. Обычно она более деятельная.
— Дай тарелочку! — попросил я.
Она встрепенулась и, шагнув ко мне, достала из шкафчика над мойкой голубую пластмассовую миску и три широких бокала из толстого стекла. Я сам такие люблю: устойчивые и смотрятся хорошо.
Через десять минут Катя, слопав половину зефира и выпив изрядное количество сока, удалилась с бананом в комнату — играть на компьютере в «живое яйцо». Не знаю, что за игрушка — не резался.
Светка до сих пор молчала. И лишь сделав глотка три из банки, произнесла изменившимся голосом:
— Ты видел её?
— Кого?— не понял я.
— Катю!
Света пытливо и, как мне показалось, настороженно посмотрела на меня. Ну, чего уж теперь! Подумаешь, страшная тайна!
— Видел. Милый ребёнок. Сколько ей?
— Вроде, пять.
— Точно не помнишь, да? — попробовал пошутить я.
— Точно не знаю. Она сказала, что ей пять лет.
— Так она тебе что, не родная дочь? — удивился я.
Надо же! Не знал, что в наше время вот так просто усыновляют детей. Светка же молодая ещё, могла бы своего родить.
Я с интересом смотрел на неё. Света встала, походила по кухне. Потом вышла на балкон. Да чего она переживает-то? Из-за Андрея, что ли? Влюбилась уже, планы строит?
Я сразу сник. Как ни странно, меня не смутило неожиданное появление ребёнка. А вот мысль о сопернике моментом выбила из колеи.
Света вернулась и, усаживаясь, подвинула табуретку поближе ко мне.
— Стас, значит, я не сумасшедшая, раз ты тоже видишь Катю?
Я опешил.
— А почему…
И тут неожиданно сообразил. Разрушенный дом… Кирилл, находящийся неизвестно где, но спокойно говорящий со мной по телефону…
— Не хочешь ли ты сказать, что видишь Катю первый раз?
— Вот именно! Когда я шла утром на свидание, у меня ещё не было дочери. А теперь она таинственным образом появилась. Я думала, что мама с Маринкой шутят, что это к соседям родственники с девочкой приехали.
— И что, нет? — заинтересовался я. Да и как я мог не интересоваться, когда такое творится!
— Она у меня в паспорте записана. Как дочь.
Я обалдело смотрел на Светку.
— А ты что, сразу проверять полезла? — только и мог вымолвить.
— Не проверять, — вздохнула Светка, — мне бы и в голову не пришло проверять, я не сомневалась, что мои прикалываются. Просто Маринка попросила карточку на проезд. А я проездной всегда кладу в паспорт — не мнётся, и доставать удобнее, чем из кошелька. Ну вот, я полезла и наткнулась…
— На запись? — зачем-то уточнил я, хотя и так всё было ясно.
— Угу! — жалобно промычала Светка, — какой-то ужас!
Я ничего не понимал. Но ведь ещё классик сказал, что с ума сходят поодиночке, а не скопом!
— Знаешь, а у меня дом рухнул! — сообщил я, чтоб хоть как-то её подбодрить.
— Как?!
Широко распахнутые Светкины глаза раскрылись ещё шире.
— Да вот… Прихожу, а там — бульдозер развалины сгребает. А рабочие говорят: пятиэтажку снесли.
— А! — засмеялась Света. — Я уж испугалась!
— Я тоже. Я же в башне живу, в двенадцатом. Жил, вернее..
— Ой!
Она, поражённая, замолчала.
Некоторое время мы, не говоря ни слова, прихлёбывали Джин-тоник. Тишину нарушал лишь доносящийся из комнаты писк компьютерной игры, да периодические Катины возгласы — возмущённые или довольные. Я понимал, что Света ждёт от меня помощи, поддержки, ответов на вопросы, каких-то действий. Но лишь упрямо рассматривал красноватый рисунок обоев. Блин! Надо же что-то предпринять! Но что?
Я обвёл взглядом крошечную кухоньку, словно пытаясь найти решение. Но ни белый чашеобразный абажур, ни холодильник со множеством прилепленных магнитиков — фруктов, снеговичков, домиков — ни странная четырёхконфорочная плита, ни бархатный фиолетовый бегемотик, сидящий передо мной на столе, помочь мне не желали. Я взял бегемота и чуть встряхнул. Внутри пересыпались шарики силикагеля. Потом вновь посмотрел на плиту. Интересно…
— Свет, а почему у вас плита газовая? — медленно произнёс я.
Сидящая к плите спиной Светка резко обернулась. Потом вскочила, оглядела конфорки, коробок спичек вверху на полочке и висящую на крючке красную кремниевую зажигалку.
— Не знаю… — изумлённо протянула она, встретившись со мной взглядом.
Почти во всём городе плиты электрические. Газ — только в старых кирпичных домах у вокзала. В наших районах его сроду не было.
Полупустой автобус подошёл моментально. Я плюхнулся на сиденье «для пассажиров с детьми» и от нечего делать принялся глазеть в окно. А посмотреть было на что.
Город изменился. Мы ехали обычным маршрутом, и места я узнавал. Но возникало ощущение, будто не был здесь несколько лет. Дома сплошь высотные, нижние этажи заполнили витрины бутиков. Это в нашем-то маленьком зелёном городке! Машин — море, проезжая часть расширилась в два раза. Не видно ни леса, ни прудов, ни сквериков.
Наконец мы приехали. При выходе из автобуса бросился в глаза просторный новенький павильон с красной буквой «М» над входом. Вот, значит, как. Что ж, метро — это плюс.
Институт, в котором наша контора арендовала помещение, торчал на старом месте. Не спеша радоваться, я быстрым шагом вошёл в проходную. Машинально предъявил охраннику пропуск. Он без проблем пропустил меня. Лифт тоже ничуть не изменился — ни снаружи, ни внутри. Лишь когда дверцы закрылись, я осторожно взглянул на пропуск. «ООО Аудит-В». Латушкин Станислав Николаевич. Системный администратор». И моя морда без очков. Что ж, всё как прежде.
Настроение значительно улучшилось. Выйдя из лифта, я увидел нашу обшарпанную дверь с неизменной серой с синими буквами табличкой, приблизившись, сунул карточку в прорезь. Замок сработал.
Внутри громоздились всё те же компьютерные столы, в углу высилась пирамида из неразобранных ящиков с новенькой аппаратурой, на стенах — недавно приклеенные пенопропиленовые панели.
Я закрыл дверь и с наслаждением устроился в кресле. Неужели я наконец «дома», и можно расслабиться?
Побездельничав минут пять, врубил радио — крутилась современная попса — и почти с удовольствием принялся за рутинную работу. Вот, что форс-мажор делает с человеком!
Ковыряясь в недрах харда и софта и чувствуя себя совершенно счастливым, я не заметил, как стемнело. Охранник пришёл выдворять меня из помещения. Такие уж дурацкие порядки в нашей фирме! Основную работу админу удобно делать именно вечером, а то и ночью, когда пользователи ушли по домам. А тут — никакой свободы действий. Выметайся — и точка. Хоть будни, хоть праздники — всё равно. Не то, чтобы меня это очень раздражало, но и восторга не испытывал. Сегодня же мысль о том, чтобы выйти в ночь, в неизвестность, повергла в ужас. Я ведь понятия не имею, где мне теперь жить.
Спускаясь по лестнице — не люблю вниз на лифте — я пытался соображать. Если предположить, что новый мир — а приходилось воспринимать окружающее именно так — принёс с собой все закономерности старого, у меня должны быть какие-то документы. Ордер. Свидетельство о собственности. Договор найма. Да фиг знает что. Но все эти бумажки не таскают с собой. Их держат дома, в коробке из-под конфет. В секретере. В ящике стола. На дне сундука, в конце концов. Только не в карманах! А что носят с собой?
Паспорт с записью о прописке.
Я машинально хлопнул себя по единственному карману рубашки. Мой паспорт всегда лежит там, поскольку никаких сумочек-барсеток я в жизни не носил. Потеряю обязательно. А в пакет документы совать не хочется. Мало ли? Порвётся. Потеряются. Вытащат.
Я почти не удивился, когда на обычном месте паспорта не оказалось. Главное, не могу вспомнить: брал я его утром или нет?
Зато правый карман штанов привычно оттягивала тяжёлая связка ключей.
Я вышел из здания и остановился под фонарём, рассматривая ключи. По крайней мере, четыре из шести я видел впервые. В том числе — плоскую домофонную «пуговицу». Знать бы ещё, «где эта улица, где этот дом».
Что делать? Не болтаться же по ночному городу без документов! Так и в «обезьянник» недолго загреметь. Вот и решится проблема ночлега… Хмыкнув, я сунул ключи в карман. Нет уж, не хочется.
Буду звонить Кирюхе. Конечно, непросто объяснить, почему я не помню нашего адреса. Не знал, не знал — и забыл. Ну, бывает. Договорюсь как-нибудь.
Я позвонил.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», — без эмоций сообщил голос.
Да твою мать!
Я сел на скамейку у метро. Кстати интересно: куда ведёт ветка?
Несколько раз набрав номер брата — всё тщетно — я хотел было уже войти в павильон, как вдруг вспомнил про визитку Андрея. Белый прямоугольник с золотыми буквами был на месте. Возможно, правильнее — звякнуть кому-нибудь из друзей и напроситься в гости. Но это опять вопросы и объяснения.
Я вертел в руках мобильник, не решаясь на безумный и совершенно не характерный для меня поступок. Звонить этому… Да ещё набиваться! Но не к Свете же возвращаться.
Я набрал длинный номер сотовой связи. Андрей взял трубу сразу же.
— Стас! Как хорошо, что ты позвонил, — послышался его радостный голос. Вот идиот!
— Привет! — буркнул я. И замолчал, не зная, как направить разговор в нужное русло.
— Слушай, Стас, — неуверенно начал Андрей, — мне неловко тебя просить, да и поздновато, наверное, но раз уж ты звонишь…
— Да? — Я сразу навострил уши.
— Я тут себе компьютер обновил, а видеокарта не работает. Ты не заглянешь? Заодно посидели бы, отметили встречу! А то сегодня как-то смазано получилось…
Ну вот, как просто всё.
— Диктуй адрес и как доехать! — вздохнул я.
Он нескончаемо долго изливал благодарности, прежде чем смог внятно объяснить, где искать его жильё.
Ну, держись. Я тебя выведу на чистую воду!
Добираться нужно было на метро. Малюсенький город смог вместить аж три станции, которые теперь продолжали замоскворецкую линию от Речного вокзала. Я сел на Крюковской. Андрей жил на конечной — Андреевской. Каламбур позабавил: рядом с новым городом, где обосновался мой «друг», действительно находится посёлок Андреевка. Вернее, он был в том, старом мире. Значит, остался и в этом.
Выйдя из метро, я принялся разыскивать корпус 1645, когда позвонила Светка.
— Стасик…
— Угу?
— Ты просил сообщать, если… что-нибудь важное.
— Ага!
— Не знаю, насколько это имеет значение…
— Сразу после армии мне удалось поступить в медицинский институт. Три года учёбы прошли совсем обыденно, даже нудновато. Но в конце третьего курса появились преподаватели из Академии Эссенс и предложили лучшим ученикам перейти к ним. А я всегда старался быть лучшим, ты же знаешь.
Согласился сразу. Методика, которую они показали, Стас, это... это... Это чудо какое-то, панацея! Всё, чему нас учили раньше... Туфта всё это, Стас. Нет, я ничего не говорю про хирургию, акушерство. И экстренную помощь не отменишь. А вот терапевты... И психиатры частично. Они ведь часто не могут вылечить. Вообще не могут, понимаешь? Не потому, что дураки, или им наплевать. А потому что... Ну не так это делается!
Сущность человека — это лабиринт. Он состоит из множества нитей, поэтому его ещё называют эссенциальной паутиной. Эссенция — это и есть сущность по-латыни. Каждая нить — как штрих к портрету. Цвет волос — штрих. Черта характера — штрих. Даже манера улыбаться — тоже нить. Когда человек рождается, паутина совсем простая. Но в течение жизни нитей становится больше, они удлиняются, переплетаются, и вот тут-то начинаются проблемы. Хотя сейчас у многих проблемы с рождения. Мы занимались взрослыми, а вот нео-эссенсы, которые детишек корректируют, говорят, что почти у всех новорожденных по нескольку узелков имеется. Зато им и помогать легче.
А взрослому, который пришёл к тебе с кучей проблем — ой как сложно. Сначала надо начертить паутину. Она похожа на розу ветров. А прежде, чем чертить, её надо почувствовать. Потом ищешь узелок, «аксель» называется. Это очаг поражения. Распутаешь его — устранишь проблему. Неважно какую — хоть иммунную, хоть психологическую. Можно слух восстановить, можно аритмию убрать. Не всегда, правда. Но в большинстве случаев — можно! Уметь только надо. Но чаще попадаются группы узелков — у нас их «аксельбантами» окрестили. Много узелков — много проблем. Распутывать сложнее. Нити-то одни и те же задействованы, не потянешь так просто. Вот этому нас и учили три года. И ты знаешь — научили! Всех ведь научили! Плохих эссенсов не бывает, невозможно быть плохим! Пока учишься, у тебя самого сущность меняется. Часть узлов убирается, остальное сокурсники разгладят. Правда после академии всё это нарастает снова.
Когда я пришёл работать в эссенциалию — летал, как на крыльях. Молодой был, энергичный, старательный. А главное — педантичный буквоед. Это-то меня и спасло, но я тогда не понимал. Думал, за счёт таланта пробился. В общем, меньше, чем через два года заведующим назначили, мне двадцати девяти не было. А за то время, которое я в этом кресле просидел, кое-что изменилось. Ужесточилась система контроля.
И раньше-то было непросто вести отчётность при таком количестве людей. А тут и вовсе невозможно стало. Но корректоры приспосабливались: оно того стоило. Во-первых, зарплату прибавили здорово. А во-вторых… Понимаешь, Стас, работу сменить невозможно. Это въедается в сущность. Паутина корректора совсем особенная. А пациентов-то меньше не становится, наоборот. Поэтому и стала наша работа похожа на конвейер. Где распутаешь узел, где нет. Где надолго поможешь, а где — видимость одна. Лишь бы отчитаться успеть. Лишь бы на премию заработать, она ведь от количества зависит, а не от качества. Только я всего этого не видел и не слышал, дурак восторженный, пока не появилась Ритка.
Он замолчал, нахмурившись. Я не решался торопить его. Продолжил он уже другим голосом.
— Не забуду то утро, когда она вошла в мой кабинет. Высокая, худенькая, в нелепой розовой куртке, волосы растрёпаны, «Птица фламинго» мы её прозвали. «Можно, Андрей Николаевич? Я к вам».
Рита. Руки тонкие, хрупкими кажутся. Но я-то знаю, сколько в них силы. Как раскроет ладони — белый столб из них рвётся ввысь. Или наоборот — чёрный пламень тянется, вбирают они его. Потом она сразу такой беззащитной становится. Усталой и маленькой, как девочка. Магиня моя. Корректор.
Андрей вздохнул и «поехал» дальше:
— С кадрами тогда уже неважно было, поэтому брали даже приезжих корректоров, вопреки Стандарту. Стандарт — это критерий такой. Как нужно и как нельзя работать. Кому можно помогать, кому — нет. Из-за этого-то Стандарта всё и случилось.
Риту, со всеми её дипломами и сертификатами взяли сразу же. А потом пожалели. Слишком много проблем вышло.
Она чересчур талантливой оказалась. Гордой. И очень рассеянной. Всем стремилась помогать, даже кому нельзя по стандарту, максималистка. Люди же знаешь как? Если поймут, что ты отказать не можешь — идут и идут. И нет им конца. На документацию времени не остаётся, а это в работе недопустимо. Потому что над нами — Трибунал, орган контроля. И при проверке за каждую паутинку дрючат.
Я виноват. Надо было условия труда улучшать, проверять тщательнее всех своих подчинённых, а тем более — её. Заставлять вовремя отчитываться. А я на это забил. Потому что знал, как им работается. И однажды…
Андрей встал и принялся ходить по комнате.
— Я был в тот день на конференции. А к Рите пришёл клиент. Вернее, сначала к начмеду, к Наталье. Мужику почти девяносто было — по стандарту мы не берёмся за такие паутины. Там всё к чёртовой матери порвано и в узлы завязано. Влезать — только вредить. По идее, Наталья сразу его завернуть должна была.
Но дело было к вечеру, она торопилась и, не вникая, отправила к Ритке. А Ритка отказать не смогла. Пожалела, понимаешь? Человека. Взяла и паутину составила. А там — рак последней стадии, вмешиваться тем более нельзя. А Ритка влезла. Узлы не стала трогать, просто нашла причину и попыталась объяснить этому деду, как её самому устранить. Такой способ есть, ауторевебинг. Самопереплетение, короче. Сам себя перенастраиваешь «правильно». Только поздно уже было его использовать.
В общем, на следующий день он умер. Не из-за Ритки, совпало так. Он бы всё равно умер — днём раньше, днём позже. Но родственники стукнули в Управление: отец ни на что не жаловался, а тут в эссенциалию сходил и…
Эскалатор увозил меня вниз. Мимо чередой проплывали рекламные щиты. Пиво, колготки, сотовая связь… Детский праздник на Школьном озере… Надо Катьку сводить. Господи, о чём я думаю!
Не спали всю ночь — «загрузил» Андрей меня по полной. За компьютер так и не взялись. А в половине восьмого позвонил шеф и потребовал, чтоб я срочно примчался в офис! Сервер, видите ли, накрылся. Это неслыханно! В воскресенье! Андрею пришлось влить в меня с пол-литра кофе, чтоб я мог нормально функционировать. Он настаивал на том, чтобы подвезти меня на работу, но хотелось побыть одному — осмыслить происходящее. Да и неудобно: пусть лучше отоспится.
Вроде, нормальный мужик, даже какая-никакая симпатия к нему появилась. Но эта его легенда…
Ещё пару дней назад услышав что-нибудь подобное, я посчитал бы «сказочника» неврастеником с богатой фантазией или обдолбанным в хлам и навсегда забыл к нему дорогу. А сегодня …
Выходя на перрон станции метро «Андреевская», слыша собственными ушами гудок летящего из темноты поезда, вспоминая всё, чему я был свидетелем за прошедший день…
Я уже не могу делать выводы с прежней уверенностью.
А может, и такое бывает?
Вагон был пуст — ну кто в такую рань в воскресенье потащится в метро? Я сел, не переставая рассуждать.
Допустим, всё это враньё. Зачем? Разжалобить меня? И не экспромтом же он всё это выдал. Заранее придумывал? Не вижу смысла.
А если — правда? О-о-о…
В эссенцию я ещё поверю. Предположим, экстрасенсорика какая-то, да и мало ли сейчас шарлатанов развелось, называющих себя магами. А эти, может, и правда помогают. Проверить бы, кстати. А сама организация… Как он её назвал? Трибунал, во. Н-да. Всё равно на тоталитарную секту тянет.
И уж совсем я не понял:
а) Откуда он меня знает? Я по-прежнему уверен, что увидел его на причале в первый раз.
б) Какая, чёрт возьми, связь между ним и образом, который я придумал?
Поезд подъехал к станции.
Полюбовавшись по дороге новенькой мозаикой на стенах, изображавшей белок с гербом города (неоригинально, впрочем), я вскочил на эскалатор и через минуту был наверху. Эх, спал бы сейчас, если б не сервер. Нормальные люди именно этим и занимались, в переходе не было не души. Вдруг из-за очередного поворота возник какой-то бугай и, не говоря ни слова, двинул мне в переносицу.
Кажется, я вскрикнул (ещё бы, больно!) и тут же получил по солнечному сплетению. Дыхание перехватило, я согнулся пополам, и в этот момент треснули сзади по почкам. А ведь я никого не заметил, когда шёл. Ну, тут уж я рухнул, не хуже сервера.
— Держись подальше от Андрея, понял? К нему не ходи. К себе не зови. На звонки не отвечай. Усёк? Телефон под контролем, Интернет — тоже. Уразумел? — зашептал мне в лицо один из мордоворотов. Второй выглядывал из-за его спины.
— Уразумел.
За сим парочка удалилась, а я остался вытирать кровь из носа. Всё произошло так быстро, я и опомниться не успел. «Интернет под контролем»! Это ж надо!
Кое-как, по стеночке, выкарабкавшись на свет божий, я почти упал на ближайшую скамейку. Ну, на работу я не иду. Чёрт бы побрал и сервер, и Андрея. Я иду домой… Так.
По-прежнему ведь не знаю, где живу.
Но недаром говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Лишь бы Кирилл был на связи.
Я набрал номер, на сей раз брат ответил:
— Алло?
— Привет. Слушай! Меня тут побили в метро, — без предисловий начал я.
— Ого! Ты жив? — с интересом спросил брат.
— Не очень. Ты можешь приехать, меня забрать?
— Всё так серьёзно? — пожалуй, некая толика беспокойства в его голосе появилась.
— Ну, не то чтобы, но одному мне несколько стрёмно добираться.
Пусть понимает, как хочет. Не бросит же он родного брата помирать!
— Ладно, ты где?
— Крюковская, на нашей стороне у выхода.
— О, я тут рядом. Через три минуты буду, жди.
Опять, что ли, в компьютерном клубе зависает? Оно и к лучшему, что рядом.
Я позвонил шефу.
— Владимир Петрович! Сервер никак до завтра не потерпит? У меня тут ЧП.
— Станислав, какой сервер? — сонно пробасил начальник. — Чего тебе в такую рань не спится?
— А… разве не вы мне звонили сегодня?
— Окстись! Гуляй до понедельника!
Послышались гудки.
Фига себе…
Воскресное утро, во дворе тишина. Питомцы собачников тактично дарят хозяевам лишний часок сна. Визгливые младенцы, вдоволь поиздевавшиеся над родителями за ночь, сладко посапывают, набираясь сил перед новым ором. Любовники не спешат покидать своих подруг. Подростки, замутившие гулянку по случаю отъезда родителей на дачу, вообще только что разбрелись по кроватям. Даже ретивые автомобилисты вылезут к гаражам немного позже. В ближайшие часы ничто не сдвинется с места.
Серый «Опель-кадет» притулился в укрытии раскидистых лип напротив крайнего подъезда. Молодой мужчина в тонкой водолазке, худощавый и черноволосый, вздрагивает от холода, машинально тянется к бардачку за сигаретами. Печку не включишь: мотор пришлось заглушить, слишком назойливым казалось урчание. А тупое сидение за рулем невыносимо.
Он уже десять раз проклял себя за то, что не послушался шефа, отказавшись послать специального человека. Не терпелось самому начать разговор, подготовить почву, отыскать нужную нить в паутине личности Андрея.
Но слова давно вылетели из головы, хочется чаю и за компьютер. Скорее бы приступить к делу!
А грёбаный админ все не уходит из квартиры. Сколько можно копаться? Звонок с вызовом на работу прозвучал полчаса назад. Чем он там занимается, девица красная? Делает укладку и заваривает мюсли?
Небось, потягивается, долго нащупывает обувь, медитирует в ванной перед зеркалом, бриться неохота и нечем, у хозяина попросить стесняется, с собой пожитков нет. Скребет щетину и решает, что так сойдет.
Включает чайник и ищет заварочные пакетики. Не находит и хлещет пустой кипяток. Тьфу.