Пёс Крэйзи и училка-недотёпа на страже миров

1. Обычное утро очень странного дня

Посвящается моему бесстрашному псу Мише.

Беги по радуге, малыш. Нам тебя не хватает.

– Вероника Владимировна, я жду ответа.

Надо мной нависает крупная мужская фигура в спортивном костюме. Вадик, сын директора школы Светланы Павловны Стародубовой. По совместительству – учитель физкультуры. Вадим Геннадьевич пригласил меня сегодня вечером в кино. Оригинально, что сказать. Только вот согласие из меня он выдавливает слишком уж навязчиво, практически буквально: прижал к стенке, опершись по обе стороны руками, заглядывает в глаза. Между прочим, мы в учительской, и сюда вот-вот может кто-нибудь войти.

Я – Вероника Владимировна Стрельцова, художница-неудачница, что уж скрывать, все и так знают. Моя творческая карьера, да и семейная жизнь, не сложились, так что пришлось идти работать в школу, учить детей основам изобразительного искусства, а если проще, я – училка рисования. Вадим Геннадьевич – не моя голубая мечта, но тут нужно быть очень осторожной, еще напакостничает, что-нибудь маме наговорит, а мне без работы оставаться нельзя, квартира-то съемная. И собака вечно голодная. Угораздило же понравиться директорскому сынку!

В кабинет зашла Зоя Евгеньевна, учительница химии, по пути к столу пробубнила под нос, вроде как про себя:

– Вот до чего же девицы в возрасте бывают назойливы, особенно когда хочется выйти замуж!

Видит же, не я Вадика приперла к стенке, а наоборот, но виноватая все равно. Мне уже под тридцатник, директорский сынок младше меня аж на целых пять лет. Старая дева вышла на охоту. В школе, как известно, с мужчинами положение аховое, так что Вадим – просто великолепная партия. Зоя Евгеньевна, будь помоложе, тряхнула бы завитыми кудрями, и сама ринулась на завоевание натренированного тела физкультурника. А так только шипеть в сторону на других остается.

Стародубов нехотя оттолкнулся от стенки и выпустил меня из своих тисков:

– Жду ваш положительный ответ!

Я спешу в класс, 7В, божеское наказание! Петухов и Авоськин! Их цель – извести меня, как профессионала и личность. Есть подозрение, что скоро им это удастся. На прошлом уроке мальчишки наелись чеснока, как потом выяснилось, еще и натерли чесноком мой стол. Я чуть не задохнулась. Конечно, сама напросилась. Как-то, учуяв чесночный запах, попросила ребят не завтракать чесноком перед моими уроками, поскольку этот запах не выношу, и вот тут же прилетела ответочка. Что они там сегодня выдумают? Даже представлять не хочу.

– Здравствуйте, ребята, присаживайтесь. Сегодня у нас интересное и творческое задание: нарисуйте свое домашнее животное. Но необязательно, чтобы оно выглядел точь-в-точь. Попробуйте изобразить, каким бы вы его хотели видеть.

Это не по программе, но хочется, чтобы ребята включили фантазию, почувствовали, как классно вылить на бумагу симпатию к своему питомцу.

– А если дома только комары? – выкрикивает Петухов.

Конечно, кто бы сомневался.

– Если нет любимца, можете изобразить, кого бы хотели иметь, даже можете придумать свое животное. Как, Алексей, справишься?

Веснушчатый Петухов кивает головой. На миг все затихают, ученики берут акварельные краски, раскладывают кисточки, кто-то задумчиво разглядывает потолок, силясь в нем увидеть образ, который необходимо перенести на бумагу. Я люблю такие моменты, когда вижу, что процесс пошел, дети увлечены и творят.

Чернявый Авоськин тянет руку. Ну да, теперь его очередь:

– Вероника Владимировна, а вы нарисуете своего питомца?

Это вызов что ли?

– Хорошо, Женя, я сделаю рисунок в карандаше. А вы пока тоже работайте.

Беру чистый лист, представляю умные янтарные глаза Крэйзи. Большой черный нос с бликами, он же влажный. Слишком большой нос. Здоровая хищная морда, усы-вибриссы. Уши поменьше, чем у моего пса, одно обгрызенное. На меня смотрит черная пантера. Но глаза у нее родные, моей собаки. Ничего себе, вместо пса большая кошка получилась.

– Вот ребята, посмотрите, как я изобразила своего любимца.

Прикрепляю свой рисунок на доску.

– Вероника Владимировна, у вас дома пантера? – удивленно тянет отличница Захарова.

– Нет, Света, у меня собака, но я же сказала, что можете изобразить любое животное, или каким вы видите своего питомца.

– И как зовут вашу собаку?

– Крэйзи (*англ. Crazy – сумасшедший).

– А он сумасшедший?

– Честно говоря, да. Я его нашла, когда сидел на дереве. Залезть как-то залез, а спуститься боялся.

– Ваш пес по деревьям лазает?

– А как он слез, вы его сняли?

Вопросы так и сыпятся. Сама не рада, что открыла эту тему. Мы тут не мое творчество обсуждаем и не моего зверя. Но ответить приходится:

– Я приложила к дереву широкую доску, чтобы ему было спускаться более полого, и сосиской выманила. Он так сосиску возжелал, что забыл о высоте. Ребята, работаем, до конца урока двадцать минут.

Пошла между рядов, попутно давая советы: здесь тень неправильно прорисована, там цвет неудачно подобран. Ученики ожидаемо изображали собачек, котиков, хомячков, носорогов, пикачу, даже Винни-Пуха. Этим ребята очень порадовали. Больше всего не переношу каких-нибудь птиц с телом льва и хвостом акулы. Мне вовсе не кажется это полетом фантазии, а скорее извращением. Взять куски от существующих животных, сложить, как в мозаике, много ума не надо. Сложнее нарисовать существующее животное, чтобы вышло реалистично. Или уж придумать что-то свое, из собственного мира фантазии.

Обошла всех, вернулась к своему столу, плюхнулась на стул и… почувствовала, как под задницей растекается что-то мягкое. Я испуганно вскочила: кто-то положил на мой стул открытый тюбик с охрой. Завертелась, пытаясь оглядеть свою пятую точку, которая оказалась вымазана в желтом, будто я не удержалась добежать до туалета. Покраснела до корней волос, а класс загоготал гомерическим хохотом. И когда успели! Я же уже сидела на этом стуле.

2. Странный вечер

Пока счастливые обладатели кошек нежатся в теплых кроватках, непоколебимые собачники бредут сквозь пургу и непогоду выгуливать своих обожаемых питомцев.

Снег скрипел под ногами, завывала метель. Я, как обычно, чувствовала себя жалким придатком к гуляющему псу, Крэйзи тянул меня во все стороны сразу.

– Это она, – раздалось откуда-то сбоку.

В испуге оглянулась, вокруг никого. Да и кто в такую непогоду выйдет на улицу по доброй воле, еще и в полдесятого вечера?

Зашла за угол дома, через небольшую проезжую часть – сквер с площадкой для выгула собак. Сейчас Крэйзи по-быстрому сделает свои дела и домой.

– Очень-очень похоже, – услышала снова.

Мерещится?

Моего черного двортерьера с обгрызенным ухом совершенно не заботила температура окружающего воздуха, он морозостойкий. Давай, парень, не задерживайся!

Вдруг по шерсти пса пошли красные искры. Ветер поднялся такой, что верхушки деревьев прогнулись чуть ли не до земли.

Красные искры на шерсти собаки стали более явственными. Затем красным заискрился снег, ветви деревьев. Очертания домов размазались, сквозь них будто проступили каменные своды, снег посерел, затем превратился в каменный пол, вместо уличных фонарей горели светильники на стенах… Искры пробежали по камню в последний раз и исчезли.

Мы оказались посреди хода, который вел неизвестно куда. От нереальности происходящего я должна была упасть в обморок. Но почему-то не упала. Пес же вообще никак не отреагировал на метаморфозу, а сразу уверенно затрусил вперед. Я, мотая головой, словно пытаясь скинуть наваждение, пошла за ним. Во всем происходящем был один-единственный плюс – здесь не было ветра и снега.

Наверное, это сон. Просто такой сон, в котором мне кажется, что все по-настоящему.

Пес тянул, я, по своему обыкновению, болталась на другом конце поводка. А какой у меня выбор? Стук сердца и тяжелое дыхание заглушали гулкое эхо от моих шагов. Хотелось закричать: "Эй, есть кто-нибудь?". Но я боялась призвать кого-то, кого мне совершенно не захочется увидеть.
Под каменными сводами мы шли совсем недолго, вскоре показался дневной свет. Еще несколько десятков шагов – и мы в удивительном месте. Впереди расстилалось поле, приветливо кивающие головками голубых и белых цветов, совсем рядом расположилась небольшая площадка с белыми лавочками, столом, заваленным топографическими картами, старинная беседка из белого камня. Все это было залито солнечным светом, но солнца не было, да и неба не было!

Я подняла голову – и зависла. Сверху находился ячеистый купол. Ячейки были крошечные, но почему-то я явственно видела, что находится за каждой из них: звездное небо, пыльный город, океан, туалетная комната, салон троллейбуса. Вот именно троллейбус показался мне особенно странным. Вроде бы внутри обыкновенные пассажиры: женщина в ужасном желтом пальто, худенький подросток, пожилой мужчина в темных очках, дедушка, державшийся за поручень. Но именно там было что-то не так. Почему только там, ведь в куполе бесчисленное множество ячеек? И как я умудрилась в такой крошечке разглядеть целую картину? Что у меня со зрением? Большинство отверстий предваряли белые жемчужины, лежавшие на розовых подставках, напоминающих раскрытые ладошки. Перламутровые шарики сияли ровным светом. Я точно видела, что этот свет проходил по всему пространству за ними, внося гармонию и умиротворение. А вот перед ячейкой с троллейбусом жемчужины не было.

От созерцания непостижимого меня отвлекло рычание Крэйзи, я вернулась в реальность, ну, если это место можно так назвать. Разгоняя волны ромашек и васильков, к нам неторопливо покачивая отвисшей сероватой шкурой на зобу шел… белый медведь. Он смотрел на меня маленькими фосфоресцирующими зеленым глазами. Так бывает у животных ночью при свете фар, но не при дневном свете. Точно, сон.

Крэйзи поднял уши, встал в стойку, будто готовился к прыжку, глухо рыча. Но я видела, что медведя интересую именно я, а не мой пес, готовый отдать жизнь за свою хозяйку. Сон переходил в кошмар. Я беспомощно начала озираться. Медведь вдруг резво побежал к нам, через мгновение он уже был рядом. За секунду до того, как его клыки вонзились в шею моей бедной собаки, я подняла голову, вновь глянула в ячейку с салоном троллейбуса, и меня утянуло туда, только радужные линии пролетели перед глазами.

3. Оранжевый мир серого цвета

Я держусь за поручень и болтаюсь при каждом повороте троллейбуса, в ногах удивительная слабость, под мышкой что-то теплое и мягкое.

– Садитесь, а то упадете, – кто-то тянет меня за полу одежды.

Послушно сажусь на место, которое мне уступила милая девушка в очках. Вынимаю теплое из-под мышки, кладу на колени. Это черный кот с обгрызенным ухом, смотрит на меня знакомыми янтарными глазами. Но самое страшное – руки, которыми я держу кота: сморщенные, коричневые с желтыми ногтями. У меня не может быть таких рук! А еще в паху точно есть что-то несанкционированное! Скукоженной рукой провожу по груди: впалая грудная клетка, выпирающие, словно на стиральной доске, ребра. Нет! Где мои нежные белые «девочки»? Ору долго и протяжно, но про себя. Вокруг же люди. Блин, когда этот сон закончится?

– Дедуля, вы просили напомнить: вам через одну остановку выходить, – говорит милая девушка. – Будьте аккуратней, там разлом идет через всю улицу.

Дедуля?

– Спасибо, красавица, – отвечаю жутким скрипучим голосом.

Выхожу из салона троллейбуса, оглядываюсь. Людей здесь практически нет, вся жизнь города сосредоточена там, куда направился троллейбус. Хочется броситься за ним бегом. Каким-то чутьем ощущаю, что впереди опасность. Там не горят фонари и ощущение бездны. Небо сереет, скоро станет совсем темно. Но мне надо туда.

А еще тут какой-то чужой воздух. Тяжелый, невкусный, заходит в легкие так, что приходится думать о каждом вдохе.

– Тимофей, не ходи туда. Дом уже наполовину развалился.

Вижу женщину в мохеровом берете, розовые шерстинки стоят дыбом. Откуда-то знаю, что это Нина, бывшая соседка.

– Как Настасья-то, еще не упокоилась? – спрашивает с сочувствием.

Да, просто королева деликатности. Хотя понимаю, она правда не желает зла. Лучше Настеньке было бы умереть.

Бросаю кота на землю, и медленно бреду вперед. Черное недоразумение увязывается за мной. Что ему надо? Это не мое животное, не пойму, как оно у меня оказалось. В теле непривычная слабость: колени поскрипывают при каждом шаге. Я что, правда старый дед? Сон, просто дурацкий сон.
С каждым шагом приближаюсь к пропасти. Холод гуляет по спине, дыхание учащается. Я не вижу разлома, но чувствую, что с каждым шагом приближаюсь к всепоглощающей пустоте. Вот и мостик с деревянными поручнями, слишком хлипкий, чтобы ему довериться.

Стоп! Я – Ника Стрельцова, до смерти боюсь высоты. Я – Тимофей Савельев, никогда из-за высоты не переживал. А сейчас я и вовсе не боюсь никого и ничего. И мне плевать на иномирянку, что поселилась в моей голове и страдает из-за потери сисек.

Я берусь за поручень и иду вперед. Чуть не спотыкаюсь о черного кота, который путается у меня под ногами на шатком мосту. Подо мной такой глубокий разлом, что дна не видно. Сизая дымка поднимается откуда-то из снизу. Кажется, бездна гудит и хочет что-то сказать. Хорошо, что это тело Тимофея, я бы сюда в жизнь не полезла.

Без труда преодолеваю шатающуюся переправу. Теперь до дома рукой подать. Кот продолжает бежать рядом, как послушная собака, мой Крэйзи никогда так себя не вел. Кругом какие-то развалины, в которых угадываются дворы, детские площадки. Навстречу вываливается человек пять совсем еще молодых гопников. «Мародеры», – думает про себя Тимофей. Я внутренне сжимаюсь. Ах, да, я же не синеокая блондинка, а древний дед, авось, пронесет. Нет, не проносит.

– Эй, старый пень! – кричит вихрастый, весь в джинсе, словно вылез из восьмидесятых. – Топай отсюда, это наша территория!

– Я иду к себе домой, – отвечаю то ли я, то ли Тимофей.

– Нету больше здесь твоего дома! Вали обратно.

– Ребята, дайте пройти, – миролюбиво говорит дед.

Но шантропа начинает наступать. Дался им этот старик? Вдруг Тимофей из-за пояса брюк достает пистолет и направляет на вихрастого.

– Пустите меня домой! – старческий голос срывается.

Вихрастый отступает, но потом понимает, что не имеет права упасть перед своим «воинством» лицом в грязь.

– У тебя на курок-то сил нажать хватит? Да и это не настоящий пистолет, так, травмат. Очки-то дома забыл?

– Мальчик иди подобру-поздорову, я – точно попаду, – это уже говорю я, Ника Стрельцова, но голосом Тимофея.

Краем глаза вижу, что двое заходят с разных сторон. Я не имею права позволить им даже тронуть Савельева, он такой старый, что точно сразу развалится. Поднимаю руку и стреляю в вихрастого, который тут же падает навзничь, затем в правого парня, затем в левого, двое последних бросаются наутек.

Прохожу мимо тихо лежащего главаря, плюю. Нет, это уже не я, это дед.

– Нечего притворятся, – говорю, – и наживаться на чужом горе.

Я точно знаю, что стрельнула в него маленьким металлическим шариком, и его жизни ничего не угрожает. Из травмата можно убить, если зарядить в глаз, или в артерию, или непосредственно в сердце, сбив его ритм, но я туда не попала, это я точно знаю. Даром что ли я Стрельцова? На меткость никогда не жаловалась.

Тимофей начинает плакать, но не из-за поверженных бандюганов, он увидел свой старый трехэтажный дом. Здание разрушено с одной стороны, подъезд, где находится квартира Савельевых, еще цел. Старик смело входит туда, а я вот боюсь, что стены обвалятся, но выбора у меня нет.

Тимофей открывает дверь, обшитую клеёнкой, заходит в крошечную прихожую. На входе – деревянная обувница со скамеечкой, чтобы Настеньке было легко обуваться. Старые истертые полы, выгоревшие обои, на стене – часы с кукушкой, далее сервант с нехитрой посудой.

Я чувствую, как старое сердце начинает тяжело ворочаться в груди. Савельев надеялся, что помрет здесь, в родных стенах, вместе со своей ненаглядной Настенькой. А теперь его жена немощная лежит в квартире сына, задыхаясь от напасти, навалившейся на всю планету, а злая сноха еле терпит стариков.

Тимофей прошел в комнату, уселся на зеленый скрипучий диван. Он что, тут помирать запланировал? А как же я? Невесть откуда взявшийся черный кот рыскает по комнате, все обнюхивает, точно что-то ищет, вдруг он срывается и бежит на кухню. Оттуда раздается его радостный вопль. Я встаю с дивана и шаркаю за ним. Кот трется об ноги, затем запрыгивает на табурет, дальше на стол.

4. Умка и Пончик

Я завизжала так, что у самой уши заложило. Медведь приостановился и вопросительно посмотрел на меня зелеными глазами. Откуда-то сбоку раздался свист, и косолапый припустил туда. Только махнул мохнатым задом с собачим хвостом. Это как?

Крэйзи рвался в бой за ретировавшимся противником, я еле удерживала поводок. Глупый, думал, что это он так запугал так медведя.

Белая морда вынырнула из ромашек снова. Только теперь в сопровождении крупного мужчины: вьющиеся, каштановые волосы средней длины, пронзительный взгляд темных глаз. На нем была кожаная коричневая рубаха со шнуровкой, черные кожаные штаны. Весь он как будто вышел из позапрошлого века, ковбой или охотник. Он быстро приближался и, судя по выражению лица, я ему не нравилась.

– Ты откуда здесь взялась? – вместо приветствия спросил он низким, проникающим в самую душу голосом.

Ну вот, а я еще думала, что не умею читать мысли. Он мне тоже сразу не понравился.

– А ты? – спросила в ответ. – Крэйзи, заткнись, – прикрикнула на заливающуюся лаем собаку.

Незнакомец, чуть склонив голову, беззастенчиво разглядывал меня. Я ему что, экспонат на выставке Ван Гога? Честно говоря, привыкла к иной реакции мужчин при первой встрече. Обычно они начинают глупо улыбаться, затем что-то предлагают, обещают. Поняв, что такая схема не работает, оскорбляются, и, чтобы утешить уязвленное самолюбие, называют меня фригидной дурой. А как иначе, раз посмела отшить такого офигенного самца? И так каждый раз. Потому я до сих пор одна, мужичок измельчал, клюет только на внешность. Или они всегда были такими?
А вот этот совсем другой, смотрит на меня так, словно я все еще осталась в теле Тимофея.

Вообще фиолетово, лишь бы помог поскорее вернуться домой. Я так устала от всех этих переживаний и приключений, что просто хочется сесть.

Крэйзи вот мог себе это позволить: уселся на пятую точку и продолжал поскуливать и постанывать, глядя на медведя, прижавшегося к бедру хозяина. Только это был не полярный медведь. Огромная собака породы алабай спокойно взирала на нас, точно не планировала сожрать меня вместе с пуховиком пять минут назад. А еще пес был такой белый, будто его отстирывали в корыте с хлоркой. В отличие от его хозяина в потертой одежде и с нечесаными кудрями.

– Похоже, девочка, тебе пора домой, – сказал «охотник». – И лучше бы забыть, что ты здесь видела.

Хм, а что я здесь видела? То ли медведя, то ли собаку и лохматого грубияна. Я сама бы с удовольствием удалилась, только не знаю как.

Мужчина, словно поняв мои мысли, довольно неучтиво ткнул пальцем в темный ход сзади. Да, наверное, именно отсюда я пришла. А что, если я там заблужусь и останусь навсегда? Я же не знаю, как сюда пробралась. Глянула на мужчину, но ему было абсолютно все равно на мои переживания, он смотрел куда-то в сторону. Ну и ладно. Повернулась к выходу, но Крэйзи вдруг рванул в другую сторону, поводок слетел у меня с руки.

– Ты специально что ли? – прошипел грубиян.

Алабай ухом не повел, также смирно стоял рядом с хозяином, а нам навстречу неслась безумно красивая, шоколадного цвета собака. Мой двортерьер добежал до нее, резко остановился, помахивая хвостом, буквально пару секунд они обнюхивались и понеслись кругами по лужайке, будто так играли всю жизнь. За собакой появился… зефирно красивый парень, на нем был голубой камзол, синие бархатные штаны, темные туфли с пряжками завершали ансамбль. Разве что на белокурой голове не было короны.

– Дэн заявился. У нас сегодня аншлаг, – проворчал «охотник».

Дэн улыбнулся мне, поприветствовал легким наклоном головы и голосом, полным благородного достоинства, произнес:

– Рад приветствовать, прекрасная леди. Наконец-то на стыке миров мы лицезрим даму, что само по себе необыкновенная редкость. Трудно поверить, но долгожданная подмога пришла в лице такого восхитительного создания.

– Ты что, думаешь, что это стрелок? Она ж… женщина! – перебил грубиян.

Последнее слово он и вовсе произнес так, будто лучше бы я была крысой или лягушкой. Ну и ладно, буду разговаривать с «принцем».

– Позвольте узнать ваше имя? – спросил тот, чуть прикрыв черными ресницами синие с поволокой глаза.

– Ника. Вероника Владимировна, – представилась по учительской привычке с отчеством. – Помогите мне вернуться домой, пожалуйста. Я не уверена, что через ход, который мне указал ваш товарищ, я найду дорогу обратно.

– А как вы оказались здесь?

– Красные искры…

Дэн многозначительно посмотрел на «охотника».

– Давай ее испытаем, – нехотя предложил грубиян.

– Дэйв, не слишком ли это жестоко? – спросил принц.

Я сделала шаг назад, они меня что, пытать будут? Два лба с девчонкой справились!

Крэйзи на расстоянии почувствовал смену настроения, бросил свою подружку и помчался ко мне. Алабай глухо заворчал.

– Тихо, Умка, – цыкнул на него «охотник».

Конечно, как еще «белого медведя» назвать! Хотя бы советские мультики знают.

– Его зовут Умберто, что переводится как сверкающий медведь, – сказал здоровяк.

Это я что, свое замечание вслух произнесла? Шоколадная собака подбежала ко мне и ткнулась мордой в кулак. Надо же, все это время я держала левую руку сжатой.

– Пончик, не приставай к леди.

– Пончик – это значит Присцилла или Пенелопа? – спросила я.

– Вообще-то Пончи. А Пончик значит: моя сладкая девочка, – заметил «принц».

Пончи продолжала тыкаться носом в мою руку. Я раскрыла ладонь, на которой лежала жемчужина, раздобытая в квартире Тимофея. Лица мужчин вытянулись, глаза округлились, словно они нашли живительный источник посреди пустыни. Теперь я знаю, о чем фигурально выражаются: «стукнуть челюстью о землю». Только ради того, чтобы увидеть, как два этих брутальных самца смотрят на маленький шарик на моей ладошке, стоило переселиться в тело деда Тимофея и пройти все эти испытания. Мужчины перевели изумленные взгляды на меня. Да, я такая! Не знаю только, чего такого я наделала.

5. Аполлинария

Думаете, на этом день закончился? Как бы не так! Оказавшись в родных пенатах, я рванула домой. Крэйзи, как ни странно, тоже нагулялся, и затрусил в тепло.

Мы забежали в знакомый подъезд, почувствовали запах раскаленных гармошек-батарей, поскакали по чистеньким, выкрашенным коричневой краской ступеням. Тишина, покой. Недолгий. Около моей двери стояла Полина Савельевна, соседка по площадке. Достаточно было взглянуть на ее сине-бордовые губы и хайерскрёб из искусственных волос, можно понять, почему я прозвала её Аполлинария Сопельевна. На ней был тонкий цветастый халат с глубоким вырезом, подчеркивающий аппетитные формы. Жаль, вечно пьяный муж Юра так и не сумел оценить, каким алмазом обладает.

– Дорогуша, – проговорила Аполлинария низким голосом, – имею вам сообщить, что ваш кобель опять весь день лаял и выл под дверью. У меня слабое здоровье, когда я слышу такие ужасные звуки, у меня случается гипертонический криз. Если издевательство продолжится, я буду вынуждена вызвать полицию.

Крэйзи навострил уши, словно понимая, что говорят про него, утробно заворчал.

– Вот видите, даже сейчас он демонстрирует мне свое неприятие!

– Полина Сергеевна, моя собака не воет, он не хаски. А лает только, когда с пятого этажа шпиц Клёпа идет гулять и заливается на весь подъезд. Крэйзи ему отвечает, они так разговаривают.

Я не стала продолжать, что, когда Аполлинария воспитывает своего Юру, шуму значительно больше, да еще прибавляется страшный грохот. Шкафы что ли они там кидают?

– Вот так и думала, что вы меня не поймете, дорогуша. Смотрите, это последнее предупреждение! Как бы вам не пришлось горько пожалеть! – заявила Сопельевна, при слове «горько» сморщившись, будто проглотила пилюлю.

Я зашла в свою квартиру, захлопнула дверь. Все, я в «домике»! Тут меня точно никто не достанет.

Ночь прошла в странных снах. Мне снились Тимофей и седая старушка, я сразу поняла, что это Настасья, и выглядела она бодрой и здоровой. Старики наводили порядок в своей квартире. Жилище, серое и неухоженное при моем посещении, теперь выглядело солнечным, в оранжевых тонах. Старушка с любовью стирала пыль с моей картины с котом и подсолнухами, а Тимофей, до этого подметавший пол, вдруг повернул голову в мою сторону и четко проговорил:

– Спасибо, девочка. Ты нас спасла.

Я удивилась и проснулась.

***

– Крэйзи, сейчас я глотну кофе, и мы пойдем гулять, – сказала я псу, свернувшемуся калачиком рядом с моей кроватью.

Пес даже ухом не повел, ему ли не знать, если я только встала, то гулять пойдем не раньше, чем через полчаса. Пока я не выпью с утра кофе с молоком, я не человек. Жаль молоко кончилось, а вчера было не до похода по магазинам. Открыла холодильник, на автомате достала оттуда бутылку молока. Стоп, когда это я ее купила? Не помню, ну да ладно.

С наслаждением выпила любимый напиток, на свежую голову пытаясь осмыслить что это вчера было? Ничего поясняющего придумать не удалось. Это точно не сон. Очень четко всплывало ощущение пропасти, которую я преодолевала по шаткому мосту на негнущихся старческих ногах. А еще оранжевое пятно – моя картина с улыбающимся котом, словно солнечным зайчиком согревающая душу. Откуда она там взялась? Просто бред.

Кого первым встретишь, так день и проведешь. Первой я встретила Аполлинарию. Никак специально меня по дверью поджидала? Соседка в черной норковой шубе, в пуховом платке с шишкой наверху (хайерскрёб никто не отменял), брезгливо глянула на мой видавший виды пуховичок. Да, мы, училки, не жируем.

Я поздоровалась. Крэйзи потянулся понюхать дохлое животное, что было на соседке, Полина Сергеевна взвизгнула:

– Убери свою черную тварь!

– Он не кусается, вы же знаете, его вон дети на площадке за хвост таскают, а он терпит, – пролепетала я.

Это правда, не выносивший других собак Крэйзи всегда снисходительно относился к людям. Но соседку было уже не остановить.

– Дорогуша, я нашла телефон живодеров. Сейчас мне некогда, я иду на рынок, а как ты пойдешь гулять в следующий раз, я им позвоню, они приедут, заберут твоего пса и сделают из него мыло!

– С чего это они должны отнимать пса у хозяйки? Или они и меня на мыло заберут? – совсем некстати я вступила в полемику.

– Скажу им, что он обоссал все углы в подъезде, – злорадно усмехнулась змеища в норке.

– Это неправда!

Я пошла вниз по лестничному маршу, еще не хватало из-за Аполлинарии опоздать на работу. «Валенок тебе в рот!» – подумалось мне. Сзади раздалось: бу-бу-бу. Повернулась и от ужаса прислонилась к стене. В щедро намазанном сине-красной помадой рту соседки торчал серый валенок, самым носком, хорошо не голенищем. Никогда не забуду ужас в круглых глазах, обведенных жирным черным карандашом. Думаю, в данный момент я выглядела ненамного лучше соседки. Аполлинария вынула валенок изо рта и начала яростно отплевываться. Я с собакой быстро сбежала вниз на улицу.

Утренние прогулки у нас очень короткие, мне же нужно торопиться на работу. На сей раз мы гуляли значительно дольше. Страх, что красные искры вновь утащат меня невесть куда, был менее сильным, чем возможность вновь повстречаться с Аполлинарией. Наконец я решилась вернуться.

Озираясь, протопала по подъезду и нырнула к себе. Ого, похоже я безнадежно опаздываю! Вот еще чего не хватало на фоне всех моих вчерашних косяков в школе.

– Мальчик мой, не гавкай, не нагнетай, я тебя умоляю, – погладила пса по голове.

Он посмотрел на меня умными янтарными глазами и сделал вид, что понял, о чем его прошу.

Выскочила на улицу, добежала до остановки и поняла, что свой автобус номер семь я уже пропустила. Следующий по расписанию приедет только через десять минут, значит, что я точно опоздала. Полезла в приложение смотреть, сколько стоит доехать на такси. Сумма поразила, это мне два дня голодать вместе с собакой. А выбор? Не стоит ожидать, что мне повезет, маршрут выбьется из графика и приедет прямо сейчас. Оторвала глаза от экрана смартфона: к остановке подъезжал мой автобус. Разве так бывает? Салон транспорта был совершенно пустой. Ладно, свезло так свезло. Стоит ли чему удивляться, особенно после вчерашнего?

6. Еще день, хуже предыдущего

В учительской было многолюдно. Но стоило мне войти, как все затихли. Так, значит обсуждали мои вчерашние «подвиги». Разве я виновата, что ученики подложили мне на стул тюбик с краской, а директорский сын воспылал неразделенной страстью? Видимо, да.

Кстати, предмет всеобщего вожделения, Вадим Геннадьевич, тоже был здесь, посматривал на меня с диванчика, делая вид, что копается в смартфоне. Химичка Зоя Евгеньевна, грозно посверкивая в мою сторону очками в золотистой оправе, что-то тихо заговорила учительнице географии, Раисе Ефимовне. Всеобщее внимание почему-то вызвало во мне волну негодования. Нужно скорее уходить отсюда, пока я этому воинству в юбках не высказала все, что думаю. А я ведь могу, я себя знаю. Тогда уж точно вылечу из школы и останусь без средств к существованию.

– Никуся, как вчерашний вечер? – сочувствующий голос "француженки" источал яд. – Я что-то вчера так за тебя переживала. Ты ушла такая расстроенная. Представляю твое состояние, на работе неприятности, а дома даже не с кем поговорить, кроме собаки! Дорогая, ты в таких случаях звони мне, не надо оставаться наедине со своими проблемами.

Кристина поглядывала на Вадима, оценил ли он ее благородный жест и «добросердечие» даже к таким убогим, как я.

Внутри что-то щелкнуло, и случилось то, чего я так боялась: у меня снесло крышу.

– Почему наедине? У меня есть любимый человек. Он очень поддерживает меня в трудных ситуациях, умеет утешить, как никто другой. Честно говоря, я вечером совершенно не вспоминала о неприятностях на уроке с 7-ым В.

Вот последнее точно было правдой, не до этого мне было.

Между тем, Зоя Евгеньевна закивала головой: мол, знаем мы этих «любимых мужчин» у распущенной молодежи.

– И вчера, думаю, не только из-за того, чтобы меня утешить, Давид мне сделал предложение, и мы скоро поженимся! – врать так уж врать.

Вадим забыл, что он, как единственный пингвин на этом острове галдящих чаек, должен гордо впериться в экран. Теперь он смотрел на меня во все глаза и даже вскочил с дивана.

– Давид? – удивленно протянула Кристина Олеговна. – И что же, прямо кольцо подарил?

– Да, конечно, с огромным голубым бриллиантом, – меня уже ничего не могло остановить.

– И где же кольцо? – Раиса Ефимовна вопросительно уставилась на мои голые пальцы.

– Мне неудобно было его надевать, все-таки вещь дорогая, а здесь школа, а не театр.

Кристина Олеговна понимающе закивала головой, я видела, что она мне не верит ни на грош.

– Но оно у меня с собой, вот в сумке.

Я открыла свою красную сумочку. Ради этого полного недоумения взгляда "француженки" стоило полезть со своей ложью в такие дебри. Сейчас пороюсь, а потом извинюсь, что забыла кольцо дома. Вдруг нащупала и вынула на свет синюю коробочку. Откуда это у меня? Я туда точно ничего не клала. Коллеги обступили плотным кольцом, даже Вадим поверх их голов взирал на то, что у меня в руках. Я открыла коробку, сердце и дыхание остановились одновременно. На синем бархате лежал сногсшибательной красоты перстень с голубым, таинственно поблескивающим бриллиантом. Такого чуда ювелирного искусства я никогда даже издали не видела.

– А-ах! – пронеслось по учительской.

Мне захотелоськинуть коробочку подальше и заорать, что я не знаю, что это, и что я ни у кого ничего не крала. Но сдержала признание нечеловеческим усилием воли.

– Он богатый, – расстроенно констатировала Кристина.

– Кто? – автоматически переспросила я.

– Давид.

Хорошо, я не поинтересовалась, кто это.

– Да, он не нуждается. Но мы решили, что я доработаю до конца года, не могу же я бросить детей и школу. Тем более свадьбу решили играть осенью.

Мда, Остапа несло.

– Мужчины падки на внешность, им безразлично, что у женщины внутри, какими душевными качествами обладает их избранница! – изрекла Зоя Евгеньевна.

По-моему, вчера она говорила, что-то про никому не нужную старую деву. Или я ошибаюсь? Теперь её не устраивает мой внутренний мир.

Плотный круг женщин вдруг разомкнулся, и передо мной очутилась директриса Стародубова. Я даже не заметила, как она зашла в учительскую. Женщина заинтересованно разглядывала перстень. От него нельзя было отвести глаз, он обладал колдовской силой. Вечером, если его у меня не отнимут, положу дома под лампу и буду разглядывать все изящные завитки на драгоценном металле, наслаждаться волшебными всполохами внутри камня. А еще буду приговаривать: «Моя пгелесть!»

– Вероника Владимировна, я понимаю ваше желание не выделяться среди коллег, но это помолвочное кольцо, а мы, школа, являемся оплотом традиционных ценностей, а не всяких попрыгушек-поскакушек. Мужчина сделал вам предложение, хочет создать полноценную ячейку общества, семью, мы должны его поддержать в таком стремлении. Я официально разрешаю вам носить это кольцо, и передайте мои добрые пожелания вашему жениху!

После этой речи можно было аплодировать. На что только не готова Светлана Павловна, лишь бы я не зарилась на ее любимого сыночка.

– Надень, надень кольцо, – зашипела Кристина.

Я зависла, а вдруг оно совершенно не моего размера? Дрожащими руками вынула роскошь из коробочки и надела на безымянный палец. Оно село, как влитое, и засияло еще ярче.

– По местам, коллеги! – раздалось громкогласное распоряжение Стародубовой.

Все очнулись и рысью разбежались по классам, звонок на урок уже давным-давно прозвенел.

Рабочий день прошел без особых приключений. Сегодня в моем расписании не было 7В, так что ничего из ряда вон выходящего не предполагалось. Пятиклашки были шумные, причем все три класса, которые друг за другом приходили ко мне на уроки ИЗО, мои уговоры на детей не действовали. «Хочу, чтобы ребята замолкли и внимательно слушали меня», – загадала я. Почему нет, раз уж все мои желания сбываются на раз? Но ничего не изменилось, ученики галдели по-прежнему. Может быть, сбываются только материальные хотелки: бутылка молока, валенок, автобус, кольцо? Надо будет проверить.

7. Верни мне музыку

Повела правой рукой, еле заметными движениями стала отбивать ритм. Острые звуки, издаваемые скрипками, словно иглы впивались в кожу. Большие полукруги рукой, и звук начал нарастать, еще крещендо, еще… Рука пошла вниз, и музыка ухнула в яму, спустившись до полушепота.

Я стояла на дирижерском пульте, огромный оркестр простирался передо мной. Я точно знала, где находятся духовые, а где ударные инструменты. Сзади затаил дыхание огромный зал, взгляд каждого напряженного зрителя ощущался спиной.

Музыканты понимали каждый мой жест, и все они сейчас были единым организмом, головой и душой которого стала я. Это непередаваемое чувство, когда ты имеешь власть над несколькими сотнями людей, которые дышат с тобой в такт, ловят каждую твою эмоцию. Оркестр – проводник моей страсти, публика – огромное ухо, поглощающее мою боль и радость. Сейчас я центр вселенной этого мира.

Музыка расширяется, уходит за пределы концертного зала, обволакивает своей гармонией целый мир. Мне хочется кричать, рыдать, но я не имею права, я держу всю эту планету. Первая скрипка – Вильгельм, умница, мелодия закрутилась, как пурга, когда я впервые увидела красные искры. Во вторых скрипках сидит девушка с каштановыми волосами, она желает меня, но я в состоянии эйфории, я не могу отвлекаться на мирское.

На пюпитре сидит черная крыса, смотрит на меня янтарными глазами-бусинками. И то, что она здесь, рядом со мной, вселяет в меня уверенность, что все правильно, и так и должно быть.

Музыка оборвалась, но я все еще там, в облаках. Несколько секунд кромешной, темной тишины. Я медленно поворачиваюсь лицом к залу. Сотни глаз с восхищением вглядываются мне в лицо. Вот как чувствует себя предводитель, которому подвластно повелевать судьбами. Я коротко склоняю голову, и зал обрушивает на меня свое обожание: крики браво, в меня летят цветы, оглушающая овация.

Но мне надо торопиться, если я срочно чего-то не предприму, этот мир окажется под угрозой, как и тот мир, Тимофея. Здесь нет разломов, но этот мир поглощает другая напасть. Все здесь дышит музыкой, она не умерла, но может исчезнуть, если срочно, если срочно… что я должна сделать?

Я беру крысу в карман и иду за кулисы, не обращая внимания на беснующуюся публику. Я сделала свое дело, дала им глоток гармонии для дальнейшей жизни, здесь пока все.

Ко мне подходит лысый человек, он чуть ли не целует мне руки. Это художественный руководитель театра.

– Пан Влодзимеж, вы великолепны, вы нас спасли.

Он говорит не по-русски, но я понимаю его. Мне хочется побыстрее остаться одной, но кругом восхищенные люди, они благодарят, даря цветы. Наконец, добираюсь до гримерки, плотно закрываю дверь. Но тут мне на шею бросается девушка-скрипачка. Господи, почему я и здесь мужчина?

– Гражина, умоляю, мне нужно побыть одному.

Очень некрасиво выпихиваю ее за дверь.

Так, что было? Я на эмоциях после встречи с Романом добралась до дома, ко мне подбежал радостный Крэйзи, загорелись радужные линии… и вот я здесь.

Дорогие читатели, как вы считаете, какой скрипичный концерт исполнял оркестр?
Жду ваших лайков!

8. Пан Влодзимеж

Внимательно осматриваю гримерку: ни одной своей картины не вижу. Здесь вообще нет картин. Зато есть несколько музыкальных инструментов, некоторые из них в футлярах. Несколько раз обхожу по периметру всю комнату, каждый раз пугаясь отражения в зеркале. Оттуда на меня смотрит худой мужчина с дикими глазами, седые волосы похожи на гриву льва, шикарный концертный фрак. Влодзимеж, помоги мне хоть немного, что я должна сделать? Молчит, как партизан, а еще работник культуры!

Черная крыса, облазав стол, забралась на штору. Похоже, она тоже не знает, что искать.

В дверь стучат. Входит Гражина.

– Влодзимеж, ты меня больше не любишь?

Не до тебя мне сейчас, девушка! Как я могу любить тебя, если впервые вижу? И вообще я не по этой части.

Она меняется в лице, задумчиво смотрит на меня.

– Дорогой, время настало? Пора?

Что пора?

Кажется, я произнесла это вслух.

– Ты просил, если увижу, что ты не в себе и задаешь странные вопросы, отвезти нас на место истины.

Так, дирижер все-таки как-то позаботился обо мне.

– Поехали, – киваю я, – только крысика возьму.

– Зачем тебе такое премерзкое животное? Ладно-ладно, молчу.

Крыса прыгает мне в руку, по-хозяйски взбирается по рукаву в район ворота. Гражина ведет по узким коридорам за кулисами театра, мастерски обходя скопления народа. Я только слышу голоса, но никого не вижу. Наконец мы выходим через служебный вход. Вскрикиваю от неожиданности: дальше идти нельзя. Там, где кончаются мраморные ступени, вся поверхность земли покрыта черной жижей. Это похоже на жидкий гудрон. Здесь нет тротуаров, фонари прикреплены к стенам домов, которые торчат из вязкой субстанции, точно серые редкие зубы неведомого чудовища. Мне даже кажется, что я чувствую запах химикатов. Становится не по себе от безжизненности городского пейзажа, здесь нет улиц, а значит, нет и людей, лишь желтоватые блики от света на черной поверхности.

– А если я туда наступлю, что будет?

Гражина бледнеет:

– Что с тобой? Не вздумай!

– Как же вы здесь передвигаетесь? – спрашиваю я.

– Вы? Ты хотел сказать «мы»? Вот так.

Девушка нажимает кнопку на маленьком пульте. К нам, не касаясь черной поверхности, подплывает транспортное средство. Оно очень маленькое и похоже на полусферическую капсулу с ровным основанием.

– Я поведу? – спрашивает Гражина.

Киваю.

– С тобой точно что-то не так! – констатирует она.

Капсула, кажется, рассчитана на одного человека, кроме того, на сидении уже лежит скрипичный футляр.

– Ты же понимаешь, что я не могла оставить скрипку в театре? Она слишком ценна, – вроде бы оправдывается моя спутница.

Мы утрамбовываемся в пепелац, крысик на плече недовольно попискивает. Девушка всучивает мне в руки скрипку, что-то набирает на экране, нажимает какую-то кнопку, и мы плавно трогаемся. Похоже, набор координат и нажатие пуска здесь и считается вождением.

То ли плывем, то ли летим мы совсем недолго. Унылый городской пейзаж остается позади, перед нами расстилается черное, блестящее в лучах солнца, вязкое море. Выглядит это страшно, бескрайняя равнина мертвой черноты.

– Что это? – спрашиваю я.

Девушка понимает, что с ее Влодзимежем что-то не то, поэтому уже без расспросов объясняет:

– Несколько лет назад появилась темная лужа посреди города. Сначала люди удивились, но посчитали, что это нефть бьет из-под тротуарных плит. Нефть – вещество совершенно бесполезное, но оно есть в недрах планеты. Ученые сделали экспертизу, это не нефть, мы не знаем, что это такое, назвали субстанцию ликварнигра. А она все растекалась и растекалась. После этого начали распадаться оркестры.

– Не вижу взаимосвязи между музыкой и появлением черной жижи, – говорю я, скорее, чтобы просто поддержать разговор.
– Влодзимеж, ты говорил, что станешь задавать глупые вопросы. Поэтому объясняю. Музыка для нас – естественное состояние, они двигает нашу кровь по венам.

– Как сердце…

– Мммм, может быть, музыка нужна нам, чтобы дышать, чтобы понимать друг друга. Вечерами, кем бы не работал человек, продавцом или строителем, он обязательно идет слушать живую музыку, это основа нашего существования. Но музыканты начали сориться, оркестры не строили, профессионалы не хотели слушать друг друга. Твой оркестр – наш оплот, все держится на тебе, Люди считают, что если оркестр Влодзимежа распадется, в нашем мире больше не останется музыки, и черная жижа поглотит нас. Мы до сих пор не понимаем, как ты сумел удержать гармонию нашего мира.

Нежные щеки девушки покрылись румянцем, глаза блестели. Теперь понятно, что она боготворила своего кумира не только за талант дирижера.

Вдали показался остров, мы стремительно направлялись к нему. Но теперь нашему приближению что-то противостояло, мы двигались все медленнее и медленнее. В какой-то момент показалось, что мы остановились, но капсула сделала рывок и приземлилась на твердую землю. Мы вышли, я положила футляр со скрипкой прямо на пожухлую траву. Вся суша занимала всего метров двадцать в диаметре.

– Это последняя земля, что осталась? – спросила я.

– Мы никак не могли добраться до этого острова, что-то не пускало нас. А теперь получилось, – с восторгом заговорила Гражина.

Здорово, мы здесь. И что дальше?

А дальше, я увидела, что мертвая топь под звучным названием «ликварнигра» вдруг подернулась рябью, зашевелилась, ожила. Взглянула на испуганное лицо спутницы – она такого никогда не видела.

Что-то не так. Я быстро поняла, что именно: черная муть начала поглощать остров, сантиметр за сантиметром, медленно подбираясь к нам.

– Гражина, что еще сказал Влодзимеж? – я тряхнула бледную девушку за плечи.

– Он, то есть ты, велел отдать тебе ключ, – медленно проговорила она.

Молча протянула руку. Гражина дала небольшой хрустальный ключ. Скрипичный. Ну, конечно, какой ключ может быть здесь еще?

Я смотрела на хрустальную загогулину и не понимала, где, кроме нотного стана, она может пригодится? Между тем, топь наступала, так и хочется сказать: радостно чавкая, на самом деле, здесь стояла оглушающая тишина, ни вздоха ветра, ни жужжания насекомого.

9. Фига в кармане

– Вот эта девица держит в страхе весь подъезд, – ткнула в меня пальцем соседка.

Можно подумать, тут были еще какие-нибудь девицы, кроме меня.

– Её дворняга кидается на всех подряд, а если сделаешь замечание, то можно схлопотать и от самой хозяйки. Сегодня она запустила в меня валенком, – продолжала Аполлинария, скорчив жалобную гримасу, даже попыталась выжать слезу.

Она разумно утаила, куда ей сегодня угодила любимая обувка наших предков. Крэйзи сидел ровно на попе, повиливая хвостом и навострив уши: слушал, какие небылицы про него плетут.

– Добрый вечер, – сказала я. – Моя собака никогда не кусала людей. А валенок у меня просто нет, не ношу, так что я ничего в вас не пуляла.

– Ты хочешь обвинить меня во лжи! – вскипела тётя.

– Девочки, прошу вас, давайте не ссориться. Нужно разобраться в ситуации, чтобы мы жили в мире, а ваш подъезд получил звание образцового, – оптимистично предложил Владислав Владиславович.

Дядька он был неплохой, только очень активный: летом высаживал во дворе цветочки, зимой чистил снег, помогая дворнику, а уж если видел бычки у подъезда, проводил серьезное расследование и из-под земли доставал виновного.

– Я думаю, ее следует оштрафовать, а лучше посадить на пятнадцать суток, – гнула свою линию Полина Савельевна.

Какие пятнадцать суток? А кто будет собаку кормить?

– На первый раз можно обойтись предупреждением, – сказал молчавший до сих пор участковый.

Что?

– Почему? – возмутилась я. – То есть, априори я виновата? А где доказательства, что моя собака опасна для окружающих?

– Валенок, значит, вы не отрицаете? – спросил полицейский.

– Валенок я видела, но в Полину Савельевну не кидала, он сам угодил ей… – вздохнула в ответ.

– Я же говорила, – торжествующее вскричала Аполлинария, гордо качнув хайерскребом.

Дверь напротив приоткрылась. Оттуда высунулся востроносый, худой мужичонка, муж драгоценной соседки. Юра улыбнулся мне так сладко, хоть чаем запивай:

– Здравствуйте, Вероника! А что вы тут все собрались?

Полина Савельевна вся напряглась, злобно зыркнув сначала на меня, а затем на мужа.

– Закрой дверь! – прорычала она.

Дверь быстро захлопнулась.

Или мне кажется, или дело не только в собаке? Нет, Полина Савельевна, выжить меня отсюда вам не удастся! Тем более я заплатила за квартиру на три месяца вперед!

– Так что будем делать? – вперилась она в участкового, разве что за грудки не схватила.

Тот мялся, подозреваю, на жалобы этой особы приходил уже не первый раз.

– Я знаю, что делать, – влезла я. – Простить и отпустить.

– Не собираюсь никого прощать, – сжала губы Аполлинария.

– Вообще-то, я предложила простить вас. Вы по надуманному поводу беспокоите людей, отнимаете время у сотрудника правоохранительных органов и у Владислава Владиславовича!

Аполлинария вспыхнула, посмотрела так, будто хотела придавить меня взглядом, вдруг дьявольский огонек блеснул в ее глазах.

– Посмотрите, какое кольцо! Да оно стоит миллионы! Откуда у нее такая вещь? Она воровка! Или занимается профессией, которая в нашей стране запрещена.

Участковый и старший по подъезду уставились на кольцо.

Я человек бескрайне терпеливый и немного нерешительный. Но когда моя выдержка подвергается сверхъестественным перегрузкам, я способна на немыслимые вещи. Это мной уже проверено не раз. Кем-кем, но проституткой меня еще никто никогда не называл! Никто и никогда! Все, Аполлинария, ты сама хотела войны.

– Откуда у вас это кольцо? – поинтересовался полицейский.

Если бы у него была ориентировка по пропаже драгоценности, он бы задал этот вопрос в самом начале беседы. Значит, кольцо не ищут, по крайней мере, пока. Пора переводить стрелки.

– Я не крала кольцо, да и тело мое вряд ли настолько может быть переоценено каким-нибудь шейхом, – пока что я ни в чем не солгала. – Господин участковый, я бы с настороженностью относилась к словам женщины, которая запросто носит в одном кармане халата гранату, а в другом пистолет.

Все отвлеклись от моего кольца и уставились на карманы Полины Савельевны. Она автоматически полезла в один из них и вытащила оттуда гранату. Рука полицейского потянулась к кобуре.

– Это не мое! – взвизгнула соседка.

– Осторожно положите на пол! – ледяным тоном приказал участковый, доставая табельное оружие.

Аполлинария держала гранату в вытянутой руке, словно нечаянно поймала за хвост мышь. Жирную мышь-переростка.

– Это не мое! Это она мне подложила, – заверещала она, потихоньку опускаясь на корточки и кладя гранату на коврик около двери.

– Что у вас еще из оружия? – тем же тоном спросил участковый.

Женщина уже более смело достала пистолет и две обоймы патронов, аккуратно уложила рядом с гранатой. Полицейский включил рацию.

– Простите, – вмешалась я, еще не хватало, чтобы он вызвал саперов и эвакуировал весь подъезд. – Это, скорее всего, изделия из шоколада, мы такие в школе мужчинам на праздник дарили. Пока мы с вами беседовали, тут же ничего не рвануло, почему должно взорваться сейчас?

Полицейский тут же отключил рацию. Становиться посмешищем среди коллег не хотелось. Он взял гранату в руки, понюхал:

– Да, шоколад. Но какая реалистичность!

– Я же говорила, она мне это подложила! – вскричала женщина.

– Когда? – спросил Владислав Владиславович, он, наконец, выпал из оцепенения.

– Да вот прямо сейчас!

Старший по дому многозначительно посмотрел на участкового.

– Она же к вам не подходила!

– А откуда она знает, что это шоколад? – прошипела Полина, не сводя с меня глаз.

– При всем уважении к вашей экстравагантности в оценке людей, я ни на секунду не могла подумать, что вы носите с собой настоящее оружие, – спокойно ответила я.

– Я же говорила: все из-за нее! – продолжала женщина с кандибобером на голове.

Посмотрела на полицейского, сложив брови домиком:

10. На чистую воду

Я осела на пол прямо в прихожей. Словесная дуэль с Аполлинарией отняла у меня больше сил, чем спасение целого мира меломанов. Все-таки там я выпала из своей реальности, меня что-то вело, я была сверхчеловеком. По большому счету, до сих пор казалось, что во время всех этих приключений с переселением в чужие тела, я просто проваливаюсь в сон. Здесь же соседка с башней на голове устраивала мне испытание пожестче, чем угроза, поглощающая целый мир. По крайней мере, я воспринимала это так.

Посмотрела на загадочно мерцающее в полутьме прихожей кольцо. Действительно, оно же чье-то и кто-то его ищет. У меня совершенно не было времени подумать об этом, встреча с Ромой, затем более чем тесный контакт с Влодзимежем, затем сразу Аполлинария на мою голову свалилась. Я нашла драгоценность, пусть и в своей сумке, нужно отнести кольцо в полицию. Иначе меня действительно могут обвинить в воровстве. Поднесла бриллиант ближе к лицу, залюбовалась холодным свечением камня. Почему он так прекрасен? Так, решила. Погуляю собаку, посплю, кстати, кольцо на ночь можно и не снимать. Утром схожу на работу, чтобы все коллеги удостоверились, что кольцо при мне и мифический жених существует, а после уроков отнесу драгоценность в полицию. Как я здорово все придумала! Кто молодец? Я молодец!

***

На следующее утро прогуливалась с псом. Надо же, в дверях подъезда столкнулась с Полиной Савельевной. Она круглыми глазами посмотрела на меня, прижалась к стенке и бочком-бочком обошла нас с Крэйзи. Молча!

– Ведьма! – услышала я шепот сзади.

Или мне показалось?

Что ж, есть надежда, что участкового и управдома на какое-то время оставят в покое.

На работу я ехала на кадиллаке. А что стесняться? Вышла из дома, у подъезда стоит шикарное такси бизнес-класса. Открыла дверь:

– Во сколько мне обойдется поездка?

– Присаживайтесь. У нас сегодня акция – первый пассажир бесплатно, – ответил водитель в форменной одежде и фуражке.

Я плюхнулась на заднее сидение и широко улыбнулась: похоже все мои материальные желания сбываются. Ну держись, 7В!

У школы момент моей высадки из кадиллака запечатлела Зоя Евгеньевна, коротко кивнувшая на мое «здрастье» и нервно засеменившая к входу. Теперь будет доложено всему педагогическому составу.

Когда я вошла в класс, поразила напряженная тишина. Ребята встали из-за парт поприветствовать меня без обычного грохота, вздохов и пререканий друг с другом. Я неспеша оглядела свой стул, стол, доску. Ничего вызывающего сомнения обнаружено не было.

– Здравствуйте, садитесь, пожалуйста.

Ученики уселись, глядя на меня вовсе глаза. Что, я так внезапно похорошела? Или наоборот?

– Ребята, прежде мы начнем урок, необходимо разобраться в инциденте, произошедшем в прошлый раз.

Дети просто разинули рты. Конечно, раньше я закрывала глаза на все их проделки и делала вид, что ничего не случилось. Похоже, таким образом, я только поощряла их делать гадости. Все, дорогие мои, у вас теперь совершенно другая учительница рисования.

– Ни для кого не секрет, что мне подложили охру на стул. Во-первых, мне испортили одежду, во-вторых, настроение, а еще мне пришлось отмывать от краски свой собственный стул. Я не могу это так оставить, поэтому виновный остается после урока и оттирает все парты от краски и чернил. Поскольку у нас кабинет изобразительного искусства, мало ему не покажется. Справедливо?

– Справедливо, – соглашается отличница Татьяна Захарова.

Ей легко согласиться, поскольку это точно не она.

– Но вам нужно знать, чьих это рук дело, – весомо добавляет Таня.

– А я знаю это.

– У вас должны быть доказательства, – расплывается в улыбке Петухов, и все его веснушки увеличиваются вместе с растягивающейся кожей.

Кто-то насмотрелся детективов.

– Все очень просто. У ученика, который сегодня будет отмывать парты, в рюкзаке уже лежит замечательный набор: резиновые перчатки, красная тряпочка и пачка соды.

– Ну это вы нас на понт берете! Кто полезет в рюкзак, тот и запалился.

– Леша, попрошу тебя в классе не выражаться жаргонизмами. Мы сделаем все значительно проще. Сейчас все поставят на парты рюкзаки и сумки, расстегиваем их, но не открываем, на счет три все вместе раскрываем и каждый смотрит в сумку соседа по парте.

Ребята с готовностью вскочили и схватились за свои портфели, завжикали молнии, защелкали замки. Для большинства это было игрой. Кроме одного человека. От меня не скрылось, что Женя Авоськин встал с неохотой. Собственно, подозреваемых у меня было всего двое, он да Петухов. Уже на этом можно было остановиться. Но я продолжила.

– Все готовы? Раз, два, три!

Ученики разом раскрыли свои рюкзаки и сумки. Через секунду все ахнули, повыскакивали из-за своих парт и бросились к рюкзаку Авоськина. Поверх пары учебников и тетрадок лежал аккуратный прозрачный пакетик, сквозь который виднелась красная тряпка из микрофибры. Женя раскрыл рюкзак, в надежде, что я просто пугаю, ан нет. Теперь его лицо само приобрело цвет тряпки.

– Это вы мне подложили, – с обидой сказал он.

– Пальцем не трогала. Разве я была в классе после того, как ты зашел? Подходила к твоему рюкзаку? Ладно, тогда скажи, разве это не ты?

– Не я.

– Доставай свои масляные краски.

– У меня их нет с собой!

– А это что? – сунул нос в рюкзак Авоськина его сосед по парте Сережа Разин.

Он ловко выудил коробочку и тут же раскрыл. Все тюбики были на месте, кроме охры.

– Ребята, рассаживаемся по местам. Авоськин остается после уроков оттирать парты. Если у него есть настоящие друзья, они могут помочь ему.

– Я помогу, – ожидаемо сказал Петухов.

– И я останусь, – согласился Разин.

– Вот видишь, Женя, сегодня ты узнал, что ни одна шалость не остается безнаказанной. А еще, что у тебя есть настоящие друзья. Это же здорово, правда?

Авоськин пожал плечами, но промолчал.

– Мы уже делали графические работы. Сегодня предлагаю изобразить городской пейзаж. Напоминаю, что главное средство выразительности графики: точка, линия, пятно. Линия может быть шире или уже, а правильно и к месту поставленная точка позволит вашей работе приобрести совершенно другой вид.

11. Приятного аппетита

После 7В у меня было «окно». Пошла в школьную столовую. Следующий урок уже начался, там не должно было быть аншлага. Весь день я удачно пряталась, забегала в учительскую лишь на несколько минут, в остальное время отсиживалась в мастерской (да, в нашей школе была и такая, но уроки рисования я предпочитала проводить в простом кабинете со стандартными партами).

Только вошла в столовую, тут же захотелось развернуться и пойти обратно. Но это было бы настоящей капитуляцией. Я сделала усилие и направилась вперед. За столом сидели учительница французского Кристина Олеговна, географичка Раиса Ефимовна и звезда брутальности нашего образовательного учреждения Вадим Геннадьевич. Надо же, сколько бездельников без урока. И все в столовой, как будто специально меня поджидали.

– Ника, садись к нам! – замахала рукой "француженка".

Когда это мы стали подругами?

Взяла на поднос нехитрый школьный обед (зато дёшево!). Предвкушая, как мне кусок в горло не полезет, уселась за стол с коллегами.

– Тут говорят, что твой жених – директор завода, – заговорила Крис, не отрывая глаз от моего кольца.

Как говорится, одна маленькая ложь тянет за собой большую. Только не так уж я и скромно совравши, а очень даже... И как теперь из всего выпутываться?

– Какого завода, металлургического или сталеплавильного? – не удержалась от ехидства я.

Стоит нацепить кольцо с бриллиантом, и из учительницы-недотёпы с посредственными педагогическими умениями ты преображаешься в приятного и интересного человека, с которым все жаждут общаться, чья личная жизнь становится предметом исследований всего женского, за редкими исключениями, коллектива.

Кристина ничего не ответила, только приняла позу, как охотничья собака в стойке, наклонившись всем корпусом вперед и вытаращив глаза. А что я такого сказала? Наконец сообразила проследить за направлением ее взгляда. Повернула голову, мысленно ударила челюстью по коленкам, мысленно же вправила ее обратно, но рот так и остался открытым.

К нам, неотразимый в своем мужском великолепии, шел хозяин белого мишки Умберто. Сегодня Дэвид из неопрятного грубияна преобразился в цивилизованного мэна: небрежные каштановые кудри расчесаны, черная куртка на меху расстегнута, под ней вполне себе стильная черная рубашка обтягивает мощную грудь, темные джинсы, дорогие кожаные сапоги. Однако выражение лица ничего хорошего для меня не предвещало. Я сразу поняла, что убежать сейчас вряд ли удастся.

Дэвид подошел, встал рядом, возвышаясь, как скала. Под стол что ли малодушно спрятаться? Вот где эти самые радужные линии, уносящие меня в другой мир, я готова, как никогда.

– Добрый день, – низким голосом произнес мужчина.

Учительницы радостно закивали. Только Вадим недоброжелательно молчал. Вот бы их стравить, а самой ретироваться под шумок. Но это нехорошо по отношению к физкультурнику, да и не соперник он Дэйву.

– Ника, познакомь со своим молодым человеком, – елейно пропела Крис.

– Познакомьтесь, пожалуйста, это мой жених Давид, – произнесла как будто и не я.

Ой, что сейчас будет.

– Приятно познакомиться, – сказал Дэйв.

Да мы джентльмены!

– Дорогая, нам срочно нужно поговорить.

Жестом одной руки он поднял меня из-за стола.

– Про свадьбу? – пискнула Кристина Олеговна.

– Про свадьбу, – уверенно кивнул мужчина, и никто ни на секунду не усомнился, что свадьба будет чуть ли не сейчас.

– Я не доела, – нерешительно глянула на нетронутый обед.

– Покормлю тебя в другом, не менее достойном месте, – ответил Дэйв.

Женщины заулыбались, будто ничего приятнее в жизнь не слышали.

– Иди, иди, сегодня можешь не возвращаться, я тебя заменю на следующем уроке, – опрометчиво пообещала Кристина.

Дэвид взял меня за руку и повел вперед. Беспомощно оглянулась и увидела глаза Вадима. Такой взгляд бывает у нашкодившего Крэйзи, когда он изображает незаслуженную обиду и вселенскую тоску. Похоже, я действительно сильно нравлюсь Стародубову, и не его вина, что он директорский сынок и не умеет ухаживать за девушками. В школе, в окружении женщин, особых усилий прикладывать и не надо. Мне почему-то стало грустно.

Между тем, грубиян-охотник тащил меня, как на буксире, спасибо, хоть дал возможность надеть пуховик и сапоги, ни на шаг не отходя в гардеробе, будто я могу сбежать. На улице он открыл передо мной дверь огромного черного джипа:

– Садись, невеста.

Ваши лайки и комментарии способствуют активному написанию книги. Нажимаете звездочку "мне нравится", и автор счастливее на целый лайк!

12. Кто я?

Мужлан вез меня по знакомым улицам. Неужели этим маршрутом мы доберемся до его пещеры? Или до зала с ячеистым куполом?

Надо было как-то искать общий язык:

– Спасибо, что подыграл перед коллегами.

Он полоснул меня взглядом темных глаз.

– Не за что. Если есть возможность добиться желаемого малыми усилиями, так и нужно делать. Учти это на будущее.

Это он о чем? Лучше соврать и увести меня без особых препирательств, чем перебить всех в школьной столовой и утащить на плече, так что ли?

– Что тебе от меня нужно? – спросила уже с меньшим воодушевлением.

– Скорее тебе кое-что нужно от меня, – ответил он, не отрываясь от дороги.

– Да, наверное. Что со мной происходит? Я стала ведьмой?

Он усмехнулся.

– Все веришь в сказки? Сейчас доедем и спокойно поговорим.

– А где твой Умка?

– А где твой, как его, Блэк?

– Крэйзи. Он дома.

– Вот и Умберто там же.

Мы подъехали к зданию пафосного ресторана. Он что, действительно собрался меня покормить?

Предупредительный официант посадил нас в закрытую зону. Большой сервированный стол, фонтан, обрамленный растениями, с другой стороны окно в пол, выходившее на улицу. Мне протянули меню. Я увидела цены и оторопела.

Дэвид продиктовал официанту свой заказ, коротко глянул на меня и продиктовал блюда и для меня.

– Я столько не съем, – проворчала я. – И ты не дал мне подумать.

– Можешь продолжать думать. У официанта еще не кончился рабочий день, мы можем позвать его в любую минуту, – ответил Дэвид.

Грубиян.

Он откинулся на спинку дивана и принялся нагло рассматривать меня, задержался на перстне, но ничего не сказал. Проницательный взгляд смеющихся карих глаз, высокий лоб, тонкие губы, растягивающиеся в усмешке. Да, в качестве жениха он неплохо смотрелся, очень неплохо. Завтра после сногсшибательных подробностей Кристины Олеговны весь педсостав достанет меня с просьбами показать фотку моего «суженого».

Я сложила руки на груди и поймала себя на мысли, что тоже пристально разглядываю его. Нужно признаться, обретение необычных способностей повлияло на меня, я стала если не понаглее, то однозначно более уверена в себе.

– Ты хотел рассказать что-то, прежде чем начнешь испытывать, или что вы там с Дэном хотели со мной сделать?

– Его-то мы и ждем. Переговорщик я не очень.

– Заметила уже, – фыркнула я.

– Ладно, не будем терять времени. У меня две новости, и обе тебе не понравятся: ты разграничитель миров и жена эмира.

– Чья жена?

– Кольца чужие таскать не надо. Ты не услышала главное: ты разграничитель, чистопородный, талантливый, такой, каких еще свет не видывал.

Все эти комплименты он выплюнул, словно ругательства. Я схватилась за голову:

– Когда уже придет Дэн? Я ничего не понимаю.

– Ладно, попробую объяснить. С чего бы начать? Ты не совсем обычный человек. Вернее, совсем необычный.
– Но, по крайней мере, я – человек? Не лепрекон или Гермиона Грейнджер?
– Глупости не говори. Ты человек, но со способностями разграничителя миров.
Дэвид выжидательно посмотрел на меня, как будто это все объясняло. Поняв, что легче мне не стало, продолжил:
– Ты разграничитель, который может перемещаться между мирами, коих бесчисленное множество. И сперва ты прыгнула в зал транспортаций. Оттуда открыты ходы в любые миры, но ты выбрала самый нуждающийся на тот момент – оранжевый.

– Меня туда твой Умка загнал.

– Это не имеет значения. Ты могла выбрать место поспокойнее, но отправилась на зов проводника.

– Тимофея?

– В каждом мире есть проводники, готовые предоставить свое тело для иномирян, которые придут помочь. Этот ген передается из поколения в поколение, но пробуждается только при настоящей опасности. В этот момент проводник автоматически получает все знания и умения предков, которые помогают вытащить их мир из… Тоже самое и с разграничителями, нас обычно зовут более коротким словечком: эджеры.

– Ты тоже разграничитель? Только, наверное, менее талантливый, – поддела его я.

– Да, я эджер, и очень опытный, – пропустил он мою колкость мимо ушей. – А разве ты раньше не замечала, что с тобой происходит нечто не совсем обычное?

Я промолчала. Конечно, замечала. Шла по улице и видела силуэты других людей, которые проступали словно через дымку. Я четко понимала, что это люди не отсюда, что вижу что-то сквозь слои времени и пространства. А еще иногда на меня нападали чужеродные цвета, зеленый или бордовый прорисовывались на летнем небе, в классе исчезала стена, вместо которой появлялась темно-синяя бездна. Я списывала это все на чересчур разыгравшееся воображение художника. Так что же, я видела сквозь границы миров?

– Граница – понятие относительное, это не так, как на земле: здесь – наши, там ваши, посередине колючая проволока. Граница мира может проявится в любом месте и выглядеть совершенно неожиданно, самое страшное, когда границы размываются, миры начинают проникать друг в друга, тогда более сильный мир поглощает более слабый. Так, например, основа мира Тимофея – оранжевый цвет. Именно его поглощал другой мир, без основы по планете пошли разломы, люди задыхались без света, который дарил им жизнь. Ты появилась вовремя, не знаю, сколько бы еще просуществовал мир Тимофея, может быть лет пятьсот, а может, только год. Но ты точно подарила двум старикам возможность еще какое-то время прожить вместе.

– Я обнаружила там свою картину, "Оранжевого кота", мне кажется, это единственный оранжевый, оставшийся в том мире. Не понимаю, как там оказался мой кот с подсолнухами, ведь я его давно потеряла.

– Скорее всего, ты сама эту картину и отправила, и давно, даже не понимая, что делаешь. Она подготовила Тимофея к твоему прибытию, а для тебя стала подсказкой.

– Поэтому я гениальный эджер?

– Я не говорил, что гениальный. Кстати, сильный мир тоже страдает, потому что получает то, что иметь не должен. Разграничитель попадает в чуждый мир, ищет пути проведения и восстановления границы. Достаточно ее провести, пострадавший мир начнет восстанавливаться сам. До тебя девушка среди эджеров была всего одна, но закончилось все не очень хорошо, поэтому мы с Дэном приняли твое появление несколько настороженно. С другой стороны, обычно эджер задерживается в другом мире на несколько дней, иногда надолго, на год. В оранжевом мире ты была два часа, в музыкальном – три. При том, что не знала, зачем ты там и что должна была сделать.

13. Жена без обязательств

Я попыталась снять кольцо, оно же так свободно сидело на пальце. Но украшение не снималось. Дэйв не отрывал внимательных глаз от моего испуганного лица.

– Что делать? – пролепетала я.

– Могу заверить: варить борщи мужу тебе не придется, он богат. Насколько я понимаю, для русских женщин это является мерилом удачного брака.

– А еще стирка носков, – авторитетно добавила я, но тут же спохватилась, – ты издеваешься? Как мне по-быстрому развестись!

– Вероника, ты еще супруга не видела, а уже истеришь. Эмир Аргам богат, влиятелен, обходителен и очень нравится женщинам.

Это он так меня утешает? Просто садист!

– Если бы вы с Дэном мне сразу все объяснили, разложили по полочкам, а не «испытывали», ничего этого не было. Я же не знала, что беру у других!

– Испытание – обязательный ритуал, чтобы объективно оценить потенциал эджера. Непосвященный он действует чистыми инстинктами, находит свой неповторимый путь. Ты еще не представляешь, как испытывали нас с Дэном, мы тыкались, как слепые котята, и продолжалось это не один месяц. Ты вообще справилась блестяще, нашего вмешательства даже не понадобилось.

Я молчала, но внутри все дрожало. «Охотник» не улыбался, но в умных светло-карих глазах неистовствали веселые чертенята.

– А что тебя смущает? – продолжал утонченно издеваться он. – Ты представила меня своим женихом, значит, задумывалась о законном браке. А тут тебе сразу готовый муж.

Несомненно, этот напыщенный индюк раздражал меня, как три Аполлинарии Савельевны. Прямо захотелось спереть из чуждого мира здоровенную дубинку и уронить ему на голову. Я постаралась взять себя в руки.

– Ясно, значит, у вас нет необходимости в таком таланливом эджере. Буду осваивать роль жены богатенького султана.

Веселые искорки в глазах погасли. Видно, я нашла слабое место в этой груде мышц и тестостерона. Обошлась без дубины.

– Эмира... Нет, ты нам нужна и появилась вовремя. Сейчас ситуация накалилась до предела, мы видим, что устоявшийся порядок рушится, а границы, некогда непреодолимые, истончаются, становятся точно вощеная бумага. Поговорим об этом позже, тебе пока многому нужно научиться.

– У меня же почти медовый месяц! Мне не до ваших проблем. Только я мужа не видела ни разу, – хмыкнула я.

– Скорее всего, никогда и не увидишь, – раздалось над ухом.

Я так расстроилась, что даже не заметила подошедшего Дэна. Он присел рядом со мной, величественным жестом подозвал официанта, сделал заказ, только после этого заговорил.

– Видишь ли, прекрасная Вероника. Мы же на ты, не против?

С манерами здесь было значительно лучше, чем у Дэйва. Но я все равно радовалась, что не Дэн пришел в школу в качестве «жениха», потому что это было бы уже слишком-слишком. Белокурые волосы переливались в дневном свете, темные ресницы и темные брови выдавали породу, а глаза были до такой степени синими, что в них, казалось, нет зрачков, они затягивали, глядя в такие глаза, можно было забыть про еду и сон. Кстати, мне же принесли мой крем-суп. Я схватилась за ложку, как за спасение.

– Ты не вовремя вышла замуж. Мы же только-только обрадовались, что обрели в твоем лице ощутимую помощь. Между тем, нам уже пришел запрос на твою доставку от эмира Аргама. Как ты догадываешься, муж твой находится в другом измерении и эджером не является, о том, кто ты, не имеет ни малейшего представления. Он не знает, что ты и без нашей помощи можешь к нему отправиться, было бы желание.

– А если желания нет?

– А если желания нет, то он тебя никогда не найдет. Только в следующий раз будь поосторожнее с предметами из иного мира.

Фуууух, бальзам на душу, вот насколько Дэн приятнее своего грубого товарища!

– Ты великолепно прошла испытание, Дэвид сообщил тебе об этом? – спросил златовласый «принц».

– Что-то вроде, – промямлила я.

Вдруг до меня дошло:

– А если бы я не справилась? Я бы вернулась домой и забыла об этом всем, жила бы обычной жизнью?

– Такой исход возможен. Хотя высока вероятность, что тебя бы пожрала черная ликварнигра, – пожал плечами Дэйв.

– Это тавтология, просто ликварнигра, «нигра» – переводится как черная, – поправил его Дэн. – Мы бы не допустили этого!

Последняя фраза относилась ко мне, «принц» увидел, как посерело мое лицо, а их филологические изыски меня вовсе не интересовали.

– Ты можешь выбрать себе наставника. Стихийный путь ты проложила, но каждый из нас готов ввести тебя в курс дела, поделиться необходимыми знаниями. Эджеры – товар штучный, никаких академий не держим, нас очень мало. Честно говоря, раньше и работы было минимум, так, залатать небольшую брешь между мирами или вернуть на место вещь или человека, нечаянно стянутого непосвященным разграничителем. Нынешнее положение все больше становится похожим на войны миров. Кому из нас ты доверяешь свое обучение? – спросил Дэн.

– А если я не хочу быть эджером? – пискнула я. – И женой эмира.

– Тогда мы уйдем, а тебя будет стихийно выносить в нуждающиеся миры, также, как ты внезапно слетала к меломанам. И такие провалы будут все чаще и чаще, даже если работать моя очередь или Дэна, – равнодушно проговорил «охотник».

– А у нас, между прочим, есть график, – сладко улыбнулся «принц».

Нет, я хотела график и… зарплату.

– А на что я буду жить? С такими провалами меня из школы турнут.

– Вот если бы у тебя был наставник, он бы тебе объяснил, – продолжал улыбаться Дэн.

– Ладно, я тебя выбираю, – кивнула золотоволосому.

Дэйв отвернулся в сторону. Обиделся что ли? А на что он рассчитывал с таким отношением ко мне?

– Хорошо, едем к тебе и приступаем к обучению прямо сейчас, – согласился «принц».

Ну вот, час от часу не легче.

14. Расширение границ

Мы выбрались из автомобиля Дэйва и направились ко мне домой. Втроем. Охотник сказал, что поедет с нами, потому что у меня дома ему кое-что нужно. Сказал, как отрезал.

Во дворе я начала озираться. Вот самое время встретить Полину Савельевну. Посмотрит на двух «охранников», которые идут чуть сзади, вот уж ее фантазии будет куда разлететься. Но на улице зима, не пасется же она в подъезде и около постоянно?

С опаской открыла дверь подъезда. Аполлинарии не было. Зато был Владислав Владиславович.

– Здравствуйте, – пискнула я и собралась быстренько прошмыгнуть мимо.

– Вероника, ты знаешь, что в нашем недавнем инциденте с участием участкового я за тебя поручился, – произнес старший по дому, снизу вверх глядя на моих сопровождающих.

В его глазах не было и доли опаски. Все-таки подъездный активист – железный мужик.

– А я ни в чем и не была виновата, – ответила, недоумевая к чему могут привести эти манипуляции.

Эджеры слушали нашу беседу с какими-то чересчур заинтересованными лицами.

– Завтра суббота, у нас праздник двора. Мы все выходим, дружно чистим снег, видела, как двор завалило? Потом на площадке будет концерт и сладкий стол, спасибо нашему депутату Кречетову А.О.

Спасибо, конечно, господину депутату. Но оно мне надо? С каких это пор я участвую в праздниках двора? Мне не десять, и не шестьдесят.

– Я не могу. Ко мне двоюродные братья приехали: Дениска и Давик.

Парни переглянулись, и отомстили мгновенно.

– Мы очень любим чистить снег, и от сладкого не откажемся. Почему бы не помочь соседям дорогой сестренки, да, Давик? – нагло ухмыльнулся «Дениска».

– Вообще не вопрос. Завтра будем, – поддержал Дэйв.

У меня разве дым из ноздрей не пошел. Ненавижу!

Владислав Владиславович кивнул, точно другого ответа и не ожидал:

– Завтра в десять.

Зайдя в квартиру, я собиралась устроить кровавые разборки, но не успела. Едва открыла дверь, как ко мне метнулся пушистый вихрь. Крэйзи всегда радовался моему приходу, махал здоровенным хвостом, тыкался носом в руки в ожидании почесываний и поглаживаний. Но на этот раз он подбежал в компании Умки и Пончи. В небольшой прихожей некуда было ступить и шагу: крупные собаки, еще более крупные их хозяева. Умберто в стандартной квартире вообще смотрелся как монстр.

Нет, похоже испытание от этих ребят продолжалось.

– Как вы посмели в мое отсутствие зайти ко мне домой! – прорычала я, отмахиваясь от пушистых морд и хвостов.

– Сестра! Мы же теперь одна команда. Для нас нет границ – привыкай, – сказал Дэйв в наглую проходя в комнату.

В обуви!

– Откуда вы знали, что я соглашусь? – возмутилась в ответ.

– А куда тебе деваться? Иллюзия выбора не есть выбор, – продолжил «охотник». – Ты уродилась эджером, с этим ничего не поделаешь, как и то, что ты с рождения блондинка.

– Вот именно, блондинка я с детства, а разграничителем стала внезапно.

– Да, это неудобно, – согласился Дэн. – Но ты и эджером была, только не понимала. Ничего, мы тебе поможем.

– А еще я могу перекрасится!

– Это не изменит твоей сути. От эджерства тоже можно отказаться. Но устроит ли тебя такая жизнь?

Дэйв открыл следующую дверь в комнате. Но с утра эта квартира была маленькой однушкой!

– Умберто, пошли. Нам еще завтра снег чистить.

И без всяких прощаний скрылся вместе с собакой за дверью. Что это было?

– Расстроился, – посмотрел ему вслед Дэн.

– Из-за чего? Что я выбрала тебя в наставники?

– Ты как появилась, он вообще стал какой-то сам не свой. Все рвался за тобой в мир меломанов. Оранжевый мир-то мы и вовсе упустили, ты там даже не под присмотром была.

– И что же он не пришел побороться с черной жижей? – почему-то в моем голосе сквозила обида.

– Два эджера в одном мире – нонсенс. У нас у всех разные подходы, мы только будем мешать.

– То есть вы за мной просто подглядывали?

– Нет, это невозможно. У нас нет хрустальных шаров или яблочка на блюдечке, транслирующих другие миры. Но если эджер попадает в беду – это мы знаем. Как будет возможность – сразу познакомишься с Айгуль, это по ее части. Она умеет поддерживать связь с любым проводником.

– А откуда же вы в подробностях узнали, что там со мной было? – удивилась я.

– Опять же с помошью Айгуль через проводников. Они же там были с тобой. Кстати, они просили передать тебе свою благодарность, и Тимофей, и Влодзимеж. Пойдем, попьем чаю. Я тебе расскажу о классификации миров.

– Мне взять блокнот?

– Как хочешь, но ты такое вряд ли забудешь.

Мы прошли на кухню, я включила электрический чайник, Дэн уселся за стол. Помещался он тут с трудом. Собаки увязались за нами. Я погладила блестящий, шоколадный бок Пончи. У нее была такая морда, словно она постоянно улыбалась. И с Крэйзи девочка сразу поладила.

– Американский бульдог? – спросила я. – Они вроде бы в основном белого цвета?

– Про собак поговорим на третьем занятии. Сейчас – классификация миров, – ответил Дэн.

Я достала чашку и принялась наливать кипяток. Вдруг радужные линии заплясали перед глазами.

15. Водный мир

Я открыла глаза и в ужасе заметалась – передо мной простиралась толща зеленоватой воды. Вздернула голову: шанс вдохнуть воздуха призрачен. Поверхность где-то очень-очень далеко, да и то определяется серым слабым светом, словно закована во льды. И все равно я рванула наверх, но меня схватили за… хвост.

– Айна, стой! Что на тебя нашло? Там же смерть!

– Отпусти!

Я попыталась вырваться, но держали меня крепко. Тут поняла, что я до сих пор не захлебнулась, как-то функционирую и даже разговариваю. Посмотрела на свои руки и похолодела: они были голубые и с перепонками между пальцев, вместо кожи – мелкая чешуя. Перед носом плавал небольшой черный спрут, смотрел знакомыми карими глазами. Куда меня занесло?

Мой синий хвост наконец-то отпустили: это был бордовокожий русал: черные длинные волосы забраны в хвост, гордый орлиный профиль, широкая грудь оголена, черный хвост совершал плавательные движения.

– Я понимаю, что ты на грани отчаяния, – сказал русал. – Но мы обязаны бороться за жизнь ради народа Аквахеты. Айна, возьми себя в руки!

– Хорошо, Хорст, – ответила я.

Как-то странно мы разговариваем, губы даже не шевелятся. Ну да, здесь же звуковые волны распространяются не так, как в атмосфере, значит, и человеческий речевой аппарат бесполезен. Но я разговариваю и дышу – уже неплохо. Дальше разберемся, я же эджер! Теперь-то я это знаю. И знаю, зачем я здесь.

– Пойдем, нас ждут!

Мы углубились в темноту, ближе ко дну, но видела я все также хорошо. За спиной у меня был объемный кожистый рюкзак, такой же и у Хорста. Мы опускались в темноту, которая пугала своей пустотой и неизвестностью. Вдали показались черные скалы, нам туда. Проводник, в чьем теле я была, молчала. Спасибо, хотя бы в голове всплыло имя моего спутника.

Хорст выпустил несколько маленьких светящихся огоньков. Я присмотрелась: это были фосфоресцирующие рыбки, которые сопровождали нас. Света от них было немного, но плыть стало веселее.

От нависшей громады горной породы, еле различимой в глубине воды, мне стало не по себе.

– Сюда, – поманил рукой Хорст и нырнул в проем между камней.

Я последовала за ним, стараясь не упустить из виду мощный хвост русала. Мы долго плыли по темному туннелю куда-то вверх. Айна, что же ты молчишь? Объясни, зачем здесь? Почувствовала, что рюкзак стал чуть тяжелее, оглянулась. Черному осьминогу надоело плыть рядом, он просто присосался к моей спине, и теперь ехал, как на лошади. Ладно, пусть катается, с этим моллюском мне почему-то спокойнее.

Наконец мы вынырнули из воды. Это была огромная пещера. Я чувствовала страх из-за огромного черного пустого пространства, окружающего нас. Если бы не Хорст – ни секунды не осталась бы здесь.

Русал подтянулся на руках и выбрался на сушу. Я последовала его примеру. Дальше он передвигался очень странно, опираясь на руки и на ту часть хвоста, где у человека были бы колени. А разве у русалок не должны вне воды отрастать ноги? Похоже, не в этом мире. Я отправилась за ним, но такой способ передвижения мне очень не понравился.

Мы добрались до ниши, похожей на мраморную чашу. В ней лежали пористые белые шары, чуть больше бильярдных. Хорст скинул рюкзак, достал оттуда такие же шары, поменял их местами, оставив мне чуть меньше половины. По всей видимости, эта часть принадлежала мне. Я последовала его примеру, стянула рюкзак, а осьминог перебрался мне на голову, одним из щупальцев закрывая обзор. Хорст пристально посмотрел на меня:

– Ты очень балуешь Ноджика.

– Зачем нам эти шары? – не выдержала я.

– Что с тобой, Айна? Неужели и тебя достала болезнь?

– Наверное, объясни мне, что случилось.

В кромешное тьме я увидела похоронное выражение лица Хорста:

– Значит, и у тебя теперь кислородное голодание. Но ты же королева, ты сильнее всех. И здесь кругом воздух.

Так, ясно, я, вернее, Айна – королева, если заболеет и она, то дело Аквахеты совсем швах.

– Может, и не заболела. Просто головой стукнулась о камень, пока сюда плыли, вот память и отшибло, – сказала я. – Напомни мне, пожалуйста, что мы делаем.

Даже в темноте я видела изумление в глазах русала. А что делать, прежде чем решить проблему, нужно понять, в чем она.

– Это шары-накопители, мы каждую неделю приплываем сюда, все это время она вбирают воздух. Мы относим их в город, накопители медленно насыщают воздухом жилища аквахетцев, благодаря чему народ жив, и это продолжается уже два года, моя королева.

– А почему нам не хватает воздуха?

– Поверхность воды закупорена, поэтому вода не может контактировать с атмосферой, поглощать кислород, азот, углекислый газ. А растворенный воздух в воде играет важную роль для поддержания жизни в нашей акватической экосистеме, мы задыхаемся!

Мне показалось, или он отвечает, как будто я спрашиваю его выученный урок?

– А почему бы нам тогда всем не перебраться сюда? Здесь же много воздуха?

Хорст посмотрел на меня, как на умалишенную. Надо притормозить с вопросами.

– Моя королева, нас много, и это место не предназначено для жизни. Как мы будем жить здесь без воды, а туннель слишком узок. Ты устала выполнять свои обязанности по спасению своего народа? Понимаю тебя. Айна, добраться до сюда можем только ты и я. Королевская кровь течет в нас, поэтому мы так сильны. И если ты больше не в состоянии, я буду спасть аквахетцев в одиночку.

– Нет, брат, я просто немного устала. Мы будем тянуть эту лямку вместе.

Откуда-то я знаю, что он мне брат, но неродной. Наверное, двоюродный.

Мы долго плывем обратно, но больше своих глупых вопросов я не задаю. Этот мир на грани краха, я должна его спасти. Но как?

16. Город под водой

Сначала я увидела невнятно поблескивающие во тьме смутные огни. Потом они стали ярче. И вот волшебный город раскинулся перед нами. Полукруглые строения освещались мягким зеленоватым и голубоватым светом, меж ними величественно проплывали морские обитатели, как центр Аквахеты возвышался поблескивающий рубиновыми гранями королевский дворец. Сердце забилось в восторге: такой красоты я никогда в жизни не видела. Я старалась запомнить эту магическую атмосферу загадочно сверкающего в водной тиши нереального поселения. Потом, когда будет время, попробую всю эту красоту запечатлеть на холсте.

Когда мы спустились в город, поняла, что что-то не так. Аквахета была похожа на подводный вокзал, тьма тьмущая экзотических рыб: желтые с рожками кузовки, длинные, как резиновые ленточки, полупрозрачные угри, разноцветные красно-синие мандаринки, с торчащими, как иголки, плавниками оранжевые крылатки.

Айна знала, что эти рыбы не могут находиться в одном месте, но они были здесь, потому что тут сосредоточилась жизнь.

Нам навстречу высыпали русалы и маленькие русалята. У каждого был свой индивидуальный оттенок, от белоснежного сияющего до иссиня-черного. Глаза просто резало от этого буйства красок. Подводные жители выглядели измученными, они каждый день боролись за свою жизнь.

У меня в горле появился ком, который никак не сглатывался.

Мужчины взяли наши рюкзаки и начали раскладывать шары по постаментам, размещенным по всему городу, попутно снимая с них уже отработанные накопители. Хорст щелкнул пальцами, и вокруг поселения образовались прозрачные границы, мы оказались в пузыре, который не позволял драгоценному воздуху выходить наружу.

Маленький русаленок начал крутиться вокруг одного шара на постаменте. То ли он игрался, то ли пытался надышаться воздухом.

Я поняла, что плачу. Разве в воде видно, когда ты плачешь?

Хорст взял меня за руку:

– Пойдем, повелительница, ты устала.

Русал привел меня в крошечный полукруглый домик.

– А почему мы не идем во дворец?

Хорст повернул меня к себе и долго всматривался в лицо.

– Дворец законсервирован по твоему приказу. Ты сказала, что не хочешь, чтобы драгоценный воздух тратился на огромные помещения только для того, чтобы утвердить твое величие, – ответил он наконец.

– И что, больше ничего нельзя сделать?

– Лучшие наши воины пытались добраться до поверхности, но возвращались ни с чем, а некоторые и вовсе не возвращались.

– А я пробовала?

Хорст подошел, коснулся моего лица:

– Ложись спать, Айна, постарайся навести порядок в своей голове. Если мы потеряем еще и тебя – нам не выжить.

Я огляделась. Узкая кровать, небольшой стол, несколько полок, прикрепленных к самой стене. Черный спрутик метнулся на верхнюю полку и обнял небольшой ларец, находившийся там.

– Последний вопрос, Хорст, что в том ларце?

– Моя королева, там символ твоей власти.

– А почему он не в сокровищнице, разве это не ценная вещь?

– Айна, символ власти Аквахеты можешь взять в руки только ты, коронованная властительница. Больше никто не в состоянии этого сделать, где бы он не лежал.

Хорст вышел, не скрывая печати отчаяния на лице. Еще бы! Последняя надежда его народа сошла с ума от усталости и безнадеги.

– Давай сюда! – скомандовала я спруту.

Ноджик без всякого пиетета сбросил сокровище вниз. Ну как, сбросил. Все-таки в воде все двигалось значительно плавнее, и я поймала отделанный малахитом удлиненный ларец. На столе открыла крышку и вместо естественного для Посейдона трезубца увидела короткий меч. Ручка загадочно поблескивала, а по ножнам проходила вязь на незнакомом мне языке.

– Айна, помоги мне хоть чуть-чуть, что тут написано, – сказала я вслух.

Всмотрелась в линии: «и в темноте есть свет», нет, «и наверху есть свет». Странно, слово «темнота» и слово «верх» читались одинаково. Или я настолько безграмотная, что не могу перевести это слово. В любом случае, мне надо плыть на поверхность, это я знала и так.

Я взяла меч в руки, плавно вынула его из ножен. Золотой, красивый, опасный. Не только символ власти королевы. Почувствовала, как сила наполняет меня. Надо направляться наверх и уничтожить то, что приносит беду русалам. Перекинула ремень ножен через плечо, сам меч приладила на бедре. Выплыла было наружу, но проход загородил Хорст. Бордовокожий заподозрил, что с королевой что-то не так.

– Айна, стой, зачем ты достала меч?

Я тут вроде как главная, почему должна отчитываться?

Оттолкнула русала. Ого, а я очень сильная девушка! В ту же секунду маленький спрут присосался к лицу Хорта, а я что есть силы рванула вверх, пробила пузырь, прикрывавший город, воздух пошел наружу. Я должна срочно решить проблему, иначе аквахетцы задохнутся.

Оказалось, что умею плавать со скоростью торпеды. Почему же мы так медленно двигались с Хортом, когда добывали накопители? Наверное, такой суперспособностью обладаю только я.

С разгона врезалась в грань, разъединяющую воду и атмосферу. По-хорошему я должна была вылететь наружу, как дельфин, красиво перевернувшись в воздухе. Но…

Я застряла в слое мусора. Меня окружали бумажные стаканчики, грязные мусорные мешки, очистки. Зажмурилась, опять открыла глаза. Ничего не изменилось, так вот как выглядит настоящий ужас! Забарахталась, но не подняться выше, не опуститься уже не могла. Как жаль, что Дэн не успел мне ничего рассказать! Часто ли эджеры погибают в других мирах, или их все-таки вытаскивают обратно? Но если я вернусь домой, русалы гарантированно погибнут. И очень скоро.

Я вынула меч из ножен, королева я или… или кто? Направила меч вниз, сосредоточилась. Символ власти Аквахеты притянул к себе воду. Она пробила несколько метровый слой мусора подо мной. По образовавшемуся водному коридору мне удалось вернуться вниз, в ласковое лоно измученного бедой моря.

Тут меня уже ждали Хорст и Ноджик.

– Прошу, не мешай мне, – направила меч на русала.