- Ну и пёс с тобой! – выругался мужчина и, кажется, отказался от своей затеи. Но сделал это с большой неохотой.
Коробка с пирожными лежала на самом верху здоровенной кучи. Но всякий раз, как мужчина делал один-два шага к её вершине, она шумно сползала вниз, увлекая его за собой. И так раз пять или шесть.
Мужчина уже успел раздобыть из этой самой кучи пожухший кочан капусты, связку подгнивших бананов, пару растоптанных яблок, буханку просроченного хлеба и даже молочный коржик – разумеется, тоже просроченный. Настоящий праздник живота! Но на самом верху красовался десерт - пирожные: его любимые «Корзиночки». В прозрачной упаковке.
Душа хотела праздника, но достать сладости никак не удавалось, и мужчина совершенно отчаялся.
- Ну и пёс с тобой! – в конце концов разозлился он, … и провалился.
Василий Васильевич, житель городской свалки и любитель пирожных «Корзиночка» провалился в пустоту, которая образовалась прямо в мусорной куче. Такое бывает. Это как зыбучие пески. Куча пополняется, осыпается, съезжает, движется, как живая, а внутри образуются пустоты. И некоторые довольно большие. И сегодня одна такая образовалась прямо под ногами у Василия Васильевича. Сперва образовалась, потом безжалостно проглотила мужчину вместе с кроссовками – одной с верёвочкой вместо шнурка, другой голубой женской. Прямо в плаще «макинтош» - и он был ровно таким же, какой носил в детективном кино лейтенант Коломбо. Прямо в шляпе - да! Василий Васильевич был человеком интеллигентным по сути – не по моде. А шляпа его была из фетра, с тремя дырочками на полях, что, впрочем, гармонично вписывалась в общий ансамбль.
И хотя у шляпы были другие планы: она наметила свою собственную траекторию падения и должна была остаться снаружи, но поскольку при падении хозяина свалилась с головы Василия Васильевича, тот нечаянно поддел её рукой, тем самым и нарушив траекторию падения, и решив судьбу в целом. Так что Василий Васильевич провалился при полном параде, а шляпа… канула в кучу вместе с ним.
Если ещё кто не понял, Василий Васильевич был человеком без определённого места жительства. Впрочем, почему без определённого? Городскую мусорку можно определить на гугл-карте? Можно! Реальная геолокация! Так что с местом жительства был Василий Васильевич, только без удобств, в привычном их понимании! А ещё без прописки – и это чистая правда! Коренной житель города Н., шесть поколений вглубь веков. Когда-то был уважаемый человек, в институте работал. Потом – не поверите – в цирке! Прямо из института. Решение в своё время принял неординарное, по зову сердца, как говорится. А чем всё это закончилось? Мусорной кучей!
Кислороду Василию хватило на полчаса. В мусорной пустоте, среди банок, пакетов и прочих отходов дышать какое-то время ему удавалось, а потом – всё, как отрезало. Закончился кислород. А без него, само собой, даже такие закалённые люди, как Василий, не справляются. Не стало Василия.
Ровно на одну секунду не стало…
- C'est moi. Je suis là pour toi! (Это я. Я уже с тобой!)
Василий открыл глаза. Огромная вислоухая собака светлого окраса с черными ушами сидела напротив него и смотрела в упор, не отрываясь. В её глазах читалось такое понимание и такое сочувствие, что Василий даже растерялся: что эта незнакомая псина от него хочет?
- Je dis, je suis avec toi (Я же говорю «я уже с тобой»), – послышалось снова, будто ответ на что-то, что было сказано прежде, вот только кем сказано? И почему ответ звучал по-французски?!
Василий оглянулся влево-вправо, потрогал лоб, похлопал ресницами, протёр глаза и полез в карман за платком – промокнуть выступивший пот.
Собака на каждой фразе, которые слышал Василий, шевелила головой, открывала и закрывала пасть и кивала точно, как человек.
- Что она от меня хочет? – подумал Василий. – Говяжьих костей сегодня не попадалось…
И тут он вспомнил о своих пирожных, которые так и не достал, и так и не попробовал, и сглотнул слюну.
- Знаешь что, mon ami(Мой друг), - Василий и сам не заметил, как тоже перешёл на французский, - тут каждый за себя! – решил поставить он точки над «и». – Хочешь питаться, ищи! А на меня не смотри, я тебе не хозяин. Je ne te connais pas (Я тебя не знаю)!
- Это ничего, что не знаешь, давай познакомимся! Селяви! – как ни в чём ни бывало, предложил пёс. Потом добавил, - Prends tes gâteaux, s'il te plaît! (Возьмите свои пирожные, пожалуйста!)
Он услужливо пододвинул носом прозрачную коробку с пирожными «Корзиночка» к ногам Василия.
Василий остолбенел. Впрочем, возможно ли столбенеть сидя – вопрос не риторический, практический. Пожалуй, нельзя! Но. Василий. Остолбенел.
Пёс, говорящий в принципе – это само по себе странно, а пёс, говорящий на французском – это … вообще что-то невозможное! Прямо даже скажем НЕЛЕПОЕ!
- Ну отчего же невозможное? Вот если бы у тебя хозяйка была француженка, ты бы тоже непременно заговорил! – словно прочитав мысли Василия, заявил пёс. Потом добавил, – Впрочем, не совсем француженка. Professeur de littérature française (Преподаватель французской литературы).
Василий шумно выдохнул, снова моргнул, не найдя в кармане платка, промокнул лоб рукавом и … ничего не ответил. Не нашёлся. А что тут ответить? И кому?! Псу?!
«Наверное, я сплю», - подумал он, как подумал бы на его месте любой адекватный среднестатистический человек.
- Tu dors pas! - снова вставил свои «две копейки» пёс. – Здесь никто не спит. Нет необходимости.
Василий пошевелил ногой, задев пирожные, - пластиковая коробка заскрипела. Откуда-то сверху на штанину Василия опустился огромный лист незнакомого дерева, а с него лихо соскочила божья коровка и устремилась по штанине в сторону «Корзиночек». Василий таращился по сторонам, стараясь отвлечь свои мысли от франкоговорящей собаки. Он категорически отказывался верить в то, что слышал, и уж тем более discuter (вступать в дискуссию). Хотя вопросов с каждой минутой становилось всё больше.
- Почему «здесь» никто не спит? И почему «нет необходимости»? И где это – «здесь»?
- Почему le pantalon (брюки), на нём светло-серые с металлическим блеском, хотя с утра были грязно-коричневые с жирными пятнами и мелкой россыпью дыр?
- Почему le chapeau (из шляпы) – она лежала рядом - торчало перо павлина, хотя прежде она была украшена голубиным помётом?
- Je comprends ton scepticisme (Я понимаю твой скептицизм), - не отступал пёс, она оказался на редкость терпеливый и доброжелательный, - но ты сам подумай, о чём ты жалеешь – о старых рваных брюках? Посмотри, как тебе идёт стальной цвет! А перо можно убрать – это так, шалость. Эксперименты с образом. La mascarade. Для настроения. Не нравится?
Василий зажмурил глаза и схватился за голову. «Да что же это такое!? Что за наваждение?!» и … потянулся к пирожным.
- Надо же, свежие! – удивился он, рассмотрев дату изготовления.
- А как же, для тебя теперь всё самое лучшее! C'est la vie! (Такова жизнь!) – не унимался пёс.
«Ну вот и ещё один вопрос: почему «теперь»?», - Василий открыл крышку и аккуратно подцепил пальцами «Корзиночку» - ту, у которой крем был зелёного цвета, изображающий травку или кустик, в середине которого пристроилась крошечная божья коровка из крема.
Василий откусил кусочек и от удовольствия закрыл глаза. Пирожные были выше всяких похвал – Magiques! Célestes! (Волшебные! Райские!)
Пёс удовлетворённо хмыкнул и уложил голову на лапы. Примолк, ожидая конца трапезы Василия.
- C'est bon! C'est délicieux! (Это вкусно! Это восхитительно!) - шептал тот.
- Как всё вокруг! – подтвердил пёс.
И Василий наконец решил присмотреться повнимательнее, где это – «вокруг»?
Предусмотрительно засунув коробку с пирожным в карман, на что пёс добродушно усмехнулся, Василий поднялся на ноги. Да так на этих самых ногах и замер. Остолбенел. Потому что было от чего.
Ну, во-первых, огромная мусорная куча, которая по его памяти занимала несколько гектаров, не меньше, пропала. Совсем. Вообще. Совершенно. Точно растворилась в воздухе.
Во-вторых, на её месте красовались невесть откуда взявшиеся роскошные зелёные поля с какими-то невиданными деревьями и травами.
В-третьих, на деревьях, в траве и везде, куда не кинь взгляд, сидели, бродили или пробегали туда-сюда, как ни в чём ни бывало, словно в этом нет ничего особенного и странного, всевозможные зверюшки. Самые разные. Маленькие и большие. Волки с зайцами. Медведи с белками. Ежи с мышами. Кажется, даже бабочки летали вместе с жуками, держась за лапки.
«Как милое дружное соседство», - подумал Василий.
Никто ни за кем не гнался, никто никого не пытался поймать и съесть. Идиллия – одним словом. Мечта! Ко всему прочему, красота вокруг стояла неописуемая! А воздух так бодрил и освежал, что Василий зажмурил глаза и вдохнул так глубоко, как только мог. Медленно и с удовольствием. Воздух на свалке, где он прожил без малого десяток лет, оставлял желать лучшего, но здесь… здесь воздух был шикарным! Райским! Вкусным! Пьянящим!
- Привыкай, mon ami (мой друг)! – тявкнул пёс, - Здесь всё иначе! C'est la vie! (Это сама жизнь!)
- Да где это «ЗДЕСЬ»?! – раздражился Василий вопросом, но тут же успокоился. Мгновенно. Здешний воздух действительно творил чудеса – кричать и гневаться тут же расхотелось. Да и вообще, какая разница, где – «здесь» или «где-то ещё»?
- Allons-y donc! (Ну тогда пошли!) – пёс мотнул головой, приглашая за собой Василия.
И они пошли. И странное дело, Василий, будучи всегда пытливым человеком, и не подумал спросить, куда? У него даже мысли такой не возникло: чего-то спрашивать. Ну пошли и пошли. Се ля ви!
- Да выброси ты эти пирожные, наконец! – предложил пёс, указав на ближайшую, невероятно изящную урну. Василий таких никогда не видел. С диковинными витиеватыми узорами. Он даже пальцем потрогал – настоящая или померещилось?
– Здесь прекрасные летние кафе, чудесная кухня. Всё свежее! Только что приготовленное! В любой момент можно перекусить, – похвастал пёс.
- Это «Корзиночки», мои любимые! - стал оправдываться Василий. И тут же вспылил, словно и не было того умиротворяющего спокойствия, – И вообще, не твоего ума дела! - и неожиданно для себя размахнулся ногой, чтобы пнуть урну. Но пёс резко остановился, присел ровно напротив Василия, открыл пасть и заявил:
- Viens (давай так): ты перестанешь относиться ко мне, как к собаке, и наша жизнь сразу наладится! Finalement (в конце концов), я уже еле сдерживаюсь, чтобы не обидеться! Et en fait, comporte-toi bien! Tu es dans un endroit respectable! (На самом деле, веди себя хорошо! Ты в приличном месте!)
Василий выпучился на пса, желая чертыхнуться, как следует, но тот его перебил:
- J’ai, bien sûr, passé «un cours de tolérance» (Я, конечно, проходил и «курсы толерантности»), и «уроки позитивного мышления» и даже слушал «лекции о терпимости», но всё-таки, je vais vous demander… (я попрошу со мной считаться). Я не прошу тебя говорить по-французски, au moins... (но хотя бы…)
Василий выпучился ещё больше… но пёс не унимался.
- Я воспитанный, порядочный пёс. Intelligent (Интеллигентный). Французский чистокровный спаниель в седьмом поколении, d'ailleurs (между прочим…), – пёс задумался и сбился с мысли, - Подозреваю, что и больше. Просто нет сведений. Alors, soyez poli. S’il vous plaît. (Потому, прошу быть вежливым. Пожалуйста).
- Слушай, мне бы выпить! - взмолился Василий. – Пустырничка. Или хотя бы валерьяночки.
Он схватился за сердце:
- Понимаешь, ну не готов я разговаривать с собакой! Je ne suis pas prêt! (Не готов!) Психологически! По-русски не готов, не то, что по-французски.
- Vraiment? C'est tout? (Только и всего)? – тявкнул примирительно пёс. – А я-то думал…
- Ты про кафе говорил, - перебил Василий. – Пойдём присядем, потолкуем. Ты мне расскажешь уже, что это за место такое диковинное. Откуда красота такая? А я глаза закрою и буду думать, что ты мой студент, а не собака.
- Voilà! J'ai attendu que tu te souviennes! (Вот! Я ждал, когда ты вспомнишь!) Ты должен был вспомнить! И вспомнил! А ведь чуть было не забыл на этой своей помойке! Своё большое будущее чуть не забыл! Ton grand avenir!
Василий завёл к небу глаза и выдохнул:
- Какое будущее?! Как можно забыть то, чего не было! Слушай, пойдём в кафе!
- Bien, allons-y (Хорошо, идём!) – легко согласился пёс.
Аккуратные круглые столики с индивидуальными зонтиками, изящные стульчики на крутящейся ножке с высокой спинкой, пуфики для ног, подлокотники – Василий никогда в жизни не сидел так удобно. Кафе – вернее то, что пёс называл «кафе», оказалось чудным местом. Большая зелёная поляна, вокруг каждого столика живая изгородь из диковинных цветов и листьев – посетители друг другу не мешают, каждый словно в своей собственной беседке. Уютно, в меру тепло, в меру свежо, в меру интимно.
Василий с интересом уставился, как пёс усядется на свой стул, который по логике был предназначен для человека.
- Специальная ортопедическая спинка по потребностям каждого посетителя, - тем временем прокомментировал пёс, пристраиваясь на стул, который мгновенно поменял форму: только что был круглым, на крутящейся ножке со спинкой, и тут же стал овальной собачьей лежанкой.
- Но мне то спинка не нужна, mais toi, assis-toi (а ты садись-садись!) s'il te plaît, - поспешил пояснить стулофокусы пёс.
Василий пристроился на стул и ошеломлённо оглядывался по сторонам. Живая изгородь вокруг столика создавала удивительно приятное и уютное пространство, и сквозь него хоть немного, но можно было разглядеть других посетителей. А разглядывать было, что! Вернее, кого!!
- Tu te souviens de ton élève préféré (Ты помнишь своего любимого студента)? – спросил пёс, немного полакав из чашки.
Василий нахмурился. Мимо проплыло давнее грустное воспоминание. Большая аудитория, деревянные скамьи, множество студентов и бессчётное количество любопытных глаз. И лишь одни самые милые, самые пронзительные, самые любящие и преданные в обрамлении рыжих кудряшек.
Она носила только лиловое, иногда васильковое и немного зелёного. Всегда душилась «Poison» и не пропускала ни одной лекции зарубежной литературы.
- Это была студентка. Valérie. – после долгого молчания ответил Василий. – Ma Valérie.
Василий закрыл глаза и вновь почувствовал что-то тёплое на своей щеке.
- Ты говорил про какое-то там моё «забытое будущее»! – голос Василия прозвучал громче обычного.
Пёс невозмутимо продолжал лакомиться своим напитком, шумно шлёпая языком.
- Toi, tu as dit (Ты говорил). И? - повторил Василий ещё настойчивее.
- Да пойми ты, нет никакого «прошлого», нет никакого «будущего» - всё одно, всё едино. Все – есть «настоящее». И всё есть – «прошлое» и «будущее» одновременно, – пёс в этих нескольких фразах не произнёс ни одной по-французски, но Василий, к собственному недоумению, не понял ни слова.
- Ton avenir, tu le fais aujourd'hui (Своё «будущее» ты творишь в «настоящем»), а «прошлое» влияет на «будущее», – продолжал пёс.
- Да кто ж спорит, что прошлое не влияет?! Ещё как влияет! Но как можно знать будущее в настоящем? Как можно изменить будущее, если прошлое уже миновало? Зачем мы вообще об этом говорим? Зачем говорить о том, что бессмысленно? – Василий осёкся. Пёс его вконец запутал.
- Временная линия – она вовсе не линия! C'est une spirale (Это спираль)! И прошлое на «спирали времени» – это одновременно и будущее. У тебя могло быть совсем другое будущее, измени ты своё прошлое сейчас, – не унимался пёс.
- Bonne idée! - усмехнулся Василий, - Что же я сам не догадался?! Как! Как я могу изменить прошлое? En ce moment (Сейчас)?! Когда этого прошлого уже давно нет и в помине?!
Конфликт нарастал. Речи Василия становились всё горячее и горячее. А пёс, как ни странно, оставался невозмутимым и спокойным. По всей видимости, «курсы толерантности», или как там он их называл, не прошли даром.
- Mais qu'est-ce que tu gonfles, toi? (Ну что ты распыляешься)? К чему столько эмоций? Прими как данность то, что есть факт. - спокойно осадил он Василия. – Ведь ты же не станешь отрицать, что минуту назад она была здесь, хотя должна была остаться в далёком прошлом?! Настолько далёком, что ты почти забыл её. Tu l’as bien oubliée, toi (Ты забыл её)! - последняя фраза пса прозвучала жёстким упрёком. Василий выронил чашку прямо в траву. Его словно оглушило на мгновение. В ушах зашумело, а в глазах поплыло.
- Je ne l'ai pas oubliée (Я не забыл)! - прошептал он пристыженно и заплакал.
- Les hommes pleurent donc (Мужчины плачут), - сказал пёс, протянув Василию салфетку, - И не верь тому, кто уверяет обратное. C'est la vie!
Вчерашний бомж в новом костюме с початой коробкой пирожных в кармане сидел на пороге РАЯ напротив говорящей собаки, потрясённый воспоминаниями, которые свалились на него, как снег на голову, как лавина на пригорье, как весна в феврале.
Звуки. Запахи. Ощущения – всё, что касалось дня сегодняшнего, перестало существовать. Василий был не здесь. Сейчас он был не здесь. Он чувствовал, слышал, осязал то, что давно забыл. То, что считал ушедшим и потерянным. То, что когда-то сперва сделало его самым счастливым, а после – самым несчастным человеком на свете. Это было нестерпимо больно, и Василий откинулся на спинку стула, замотал головой, отгоняя, запахи, звуки и ощущения. Отгоняя воспоминания.
- Ne chasse pas tes souvenirs hors de ta tête, qu'ils soient avec toi (Не гони, оставь)! – попросил французский вислоухий спаниель – любимый пёс Valérie Romanova (Валерии Романовой), преданный друг и единственный мужчина в её доме в течение нескольких лет. Любимец Селяви.
- Твоя фотография стояла у неё в спальне до самого последнего дня. К сожалению, до самого последнего моего дня, - признался пёс.
- Так это всё ты устроил? Запахи, воспоминания? – Василий неожиданно для себя разозлился, - Ты… да ты…, - он не находил слов, - comment peux-tu le faire (Да как ты можешь)?!
- Moi? – усмехнулся пёс. – Je peux. Elle me l’a demandé (Я могу. Она просила). Потому что она сама меня попросила.
Василий спрятал лицо в ладони и замолчал. А пёс стал рассказывать ещё и ещё:
- Ты помнишь, что она читала? Как декламировала Жан-Жака Руссо в оригинале? Émile ou De l’éducation («Эмиль, или о воспитании»). Как вы об этом спорили? Tu t'en souviens (Помнишь)? Валери тогда пленилась «теорией свободного воспитания», «методом естественных последствий», была очарована этой идеей. А ты говорил, что это «дилетантская чушь» и «fantasmes» далёкая от реальности. Mais as-tu écouté avec plaisir (Впрочем, слушал ты её с удовольствием).
- Её французский был прекрасен! Единственная студентка на курсе, так идеально владеющая языком! – с восхищением предался воспоминаниям Василий.
- А, между прочим, она мечтала…, - перебил пёс и внимательно посмотрел на Василия, - она мечтала о детях с тобой! О том, что у вас будет свой собственный Эмиль. Или Жан, Ян. Или Франсуа. Она мечтала воспитать вашего с ней ребёнка. Свободного и бесстрашного. Счастливого и полезного этому миру. En fait, elle voulait être heureuse avec toi (Она хотела быть счастливой с тобой)! C'est la vie!