Когда древние ледники заинтересовали научное сообщество, Катя как раз выбирала жизненный путь — и поступила в институт спелеологии, где я вёл занятия. Когда встал вопрос, идти ли ей в аспирантуру, мир сотрясла новость — из вечной мерзлоты извлекли мамонтёнка!
Нужно ли говорить, что девушка загорелась ярче новогодней ели? Выбрала тему для диссертации — «Ледниковые пещеры Арктики как архивы палеоэкологической информации» — и сама выбила у ректора финансирование.
Вскоре мы уже были на дрейфующей полярной станции — огромной льдине с кучкой учёных. После месяца блужданий по океану прибыли к гигантскому леднику, и «пришвартовались» к нему с помощью специальных горелок. Шов от такой сварки надёжный — разрушается только хорошей порцией взрывчатки.
Мы с Катей отправились на обзорную экскурсию, а начальник станции Аркадий вызвался сопровождать.
Удивительно, но ледник оказался удобным для пеших прогулок. Пологий подъём напоминал тропинку, закручивающуюся вокруг горы. Шипы ботинок вонзались в лёд, налобные фонари с урановыми батарейками освещали путь, рюкзаки грели спины. Вскоре Катя развернулась к нам, восхищённо сверкая глазами:
— Пещера! Может, зайдём? Вдруг там мамонт? Или саблезубый тигр!
— Катя, — я нахмурился, — мы не в мультфильме — так легко не бывает. И мы договаривались — сегодня только осмотр.
— Пап, ну пожалуйста!
— Нет, — сказал я так твёрдо, как только мог, и демонстративно пошёл догонять Аркадия.
Через несколько метров понял: что-то не так. Исчез хруст третьей пары ног! «Катька! Вот, погоди, вернёмся домой — такую трёпку задам — не посмотрю, что взрослая!» — думал я, пока подзывал Аркадия и возвращался к пещере.
Но Кати там не было.
— Нетерпеливая, — покачал головой Аркадий. Его лицо не выражало ни злости, ни раздражения — лишь покорное смирение.
Разделяться в таких ситуациях нельзя. И кричать тоже — в пещере крик может стать твоим последним звуком. Пришлось топать вглубь.
Это было странно. Мы шли по идеально ровному тоннелю, прогрызенному в глыбе льда возрастом сотни тысяч лет — и не встретили никаких ответвлений или поворотов. Но был небольшой, едва заметный уклон.
Аркадий хлопнул меня по плечу и указал вперёд — там чётко виднелись следы шипов. Настырная девчонка, притормози!
Уклон становился круче. Если первое время хватало цепкости альпинистских ботинок, то вскоре каждый шаг грозил закончиться сломанной шеей. След из ледяной крошки оборвался — его сменила протёртая полоса, и тут же был вбит кол с намотанной верёвкой.
Аркадий таким же способом приладил свою страховку и покатился вниз. Я последовал его примеру: устроился на пятую точку, обхватил рюкзак и, выдохнув, оттолкнулся. Хотел завизжать, как девчонка на американских горках — но лишь плотнее сжал зубы, чтобы не потревожить хрупкую тишину.
Поездка напоминала падение Алисы в кроличью нору — я даже перестал бояться. Вот только верёвка закончилась раньше, чем спуск. Кати по-прежнему не было видно, однако далеко внизу маячил жёлтый свет. Аркадий, висевший рядом со мной, указал на что-то, и я ахнул — страховка Кати болталась обрезанным концом!
Пришлось снова брать себя в руки: не страшно, в рюкзаке есть двести метров запаса. Крайне осторожно мы вбили новый кол и приладили на ремень новую верёвку. Родительское сердце неустанно подгоняло, а где-то под ним зарождалась колючая паника. Я чувствовал, как в жилах пульсирует кровь. Дышать становилось тяжелее.
После второго скольжения мы оказались в пещере, где со сложенными на груди руками нас поджидала Катя.
— Слава богу! — я не смог сдержать облегчения, но после необдуманного выкрика вжал голову в плечи и прикрыл глаза.
Обошлось без обвалов. Катя, не говоря ни слова, поманила за собой.
По периметру пещеры стояли вертикальные короба с окнами и мягкой голубой подсветкой. Я сразу понял, что это — хоть и сомневался в реальности происходящего. А пол по центру… Вместо него было вмонтировано прозрачное стекло, подходить к которому решительно не хотелось — но Катя подтолкнула в спину.
Там, под стеклом, раскинулся город. Заиндевевшие здания, улицы, площади. Они отличались от привычных нам обтекаемыми формами и полным отсутствием жизни. Я словно взобрался на Mahanakhon SkyWalk — это башня с прозрачным полом и восхитительным видом на Бангкок.
— Это невозможно! — шептала Катя, — На сколько метров от уровня моря мы спустились?
Аркадий восхищённо присвистнул и вытащил из рюкзака фотоаппарат.
— Не думал, что пригодится, — сказал он, усердно щёлкая затвором.
В глаза бросилась табличка, вбитая в углу комнаты. Никаких надписей — только универсальный язык картинок. Левый столбец: человечек заходит в пещеру — стрелка вверх и цветы — большая зелёная кнопка. Правый: человечек заходит в пещеру — стрелка вверх и снежинка — человечек выходит из пещеры.
— Долго им придётся ждать, — озвучил я то, что у всех вертелось на языке. В происходящее верилось со скрипом, однако за спящий в криокапсулах народ было по-настоящему грустно.
Конечно, мы заглянули внутрь — но за матовым стеклом лишь угадывались очертания человеческих фигур. На первый взгляд — совершенно обычных. На второй — показалось, что головы были крупнее наших. Но большего увидеть не удалось.
Закралась шальная мысль нажать на зелёную кнопку вопреки инструкциям на картинках. Но я не знал, к чему это приведёт — проснётся ли вся цивилизация разом или кто-то один, на правах старшего?
На обратной дороге молчали. Когда добрались до станции и встретились с её работниками, не смогли поделиться открытием — словно это было чем-то личным, сокровенным.
Аркадий зашёл в хибару вместе с нами и первым делом включил фотоаппарат, из которого тут же брызнули искры и повалил дым. Втроём переглянулись и разочарованно выдохнули.
— Наверное, из-за перепада температур, — неуверенно протянул Аркадий.
Но ничто не могло по-настоящему омрачить наше настроение. Невероятно! Только что мы обнаружили не какого-то мамонта, а целую древнюю цивилизацию! Это открытие затмит и древних Майя, и египетские пирамиды, и любой репортаж с РенТВ.