Песни в Атлантиде

Вступление

Что кормится в Дерри? Что кормится с Дерри?

«Оно», Стивен Кинг

Милая, сейчас послушай, что я тебе скажу. Мы живем вместе более двадцати лет. У нас две дочери, у нас много общего, и это общее – наше личное пространство, которое касается только нас двоих и больше никого. Но ты ведь знаешь, ты всегда догадывалась, что у меня, кроме личного, есть и еще сокровенное, то, что касается и касалось только меня одного. Ты, большая умница, никогда не пыталась перейти грань дозволенного, оставляя меня наедине с моими демонами, и я тебе за это благодарен. Я люблю тебя и за это тоже. Но сегодня, до боя курантов, я хотел бы тебе открыться. Я хотел бы, чтобы мое сокровенное, стало нашим личным. А уж после ты решай сама, принять это или сдать меня в психушку. Но, наверно, я должен спросить, хочешь ли ты в принципе это услышать?

Хочешь?..

Всегда хотела…

Замечательно. Только позволь мне рассказывать без прикрас: так, как оно было или, точнее, как оно мне виделось. Как говорится, из песни мат не выкинешь…

Итак, слушай. Впервые это произошло двадцать шесть новогодних праздников назад, а начну я, пожалуй, с таких слов: «Хорошо быть юным и безответственным…»

Часть Первая. Первый Новый год

Хорошо быть юным и безответственным. Можно быть откровенным придурком и ни капли не стесняться этого прискорбного факта, совершенно не думать о собственной безалаберности, да и – что там говорить – даже не подозревать о том, что ты откровенный придурок.

Я, мы, все мои друзья-собутыльники были именно такими: юными, безответственными придурками. Наше студенчество пришлось на вторую половину девяностых. Что там было, в этих пресловутых девяностых? Расстрел парламента, война, задержки зарплаты, нищета, дефолт, бандитский беспредел, грязные выборы с продавшимися рокерами и вечно обдолбанный гарант…

Правда? Ну… да, было и было. Мы иногда вскользь даже касались этих тем. Редко. Очень редко.

Потому что наши девяностые были совсем другими: дискачи, попсовая и не очень музыка, песни на сломанных лавках под расстроенную гитару, сомнительное бухло, штакеты забористого плана, угарный отрыв на чьей-нибудь хате, полусознательный перепихон, пьяные разборки и заблеваный толчок. Ну… и тяжелая похмельная сдача сессий между всеми этими благородными занятиями. Почти как заокеанские хиппи с их sex, drugs and rock’n’roll, но только без политики.

Политикой мы не интересовались. Почти. Ну… совсем почти.

Вот спросили бы меня в те далекие и безбашенные времена, чем знаменит 1995 год, к примеру? Да хрен знает, чем он знаменит. В 1995 году группа No Doubt записала свой бомбезный сингл Don’t Speak, а потом в 1996 году, и в 1997 году, и в 1998 году, и далее до самого миллениума и даже после оного это был главный медляк всех столичных и провинциальных дискотек, всех молодежных домашних и дачных тусовок, под который в грохочущей полутьме сосались танцующие парочки.

Именно под эту мелодию я подцепил Маринку и пару недель спустя под нее же пригласил отпраздновать наступающий новый год у Сереги. Почему мы постоянно собирались именно у Сереги? Да потому что у него были новенькие колонки и центр, а родаки частенько сваливали куда-нибудь за город. Вот и на новый год они очень удачно умчали куда-то на целую неделю.

Было весело. Мы успели порядком набраться еще до боя курантов. Медляки и ритмичные «туц-туц», излияния спиртного, поедание салатов и перекуры на балконе чередовались в абсолютно хаотичном порядке. Конченных мудаков и прочего бычья в этот раз не присутствовало. Значит, драк не будет. Это радовало. Все пацаны оказались при делах, пришли со своими пассиями. Кроме Гарика. И это огорчало. Не нас – Гарика. Прямо перед праздниками он рассорился в хлам со своей Светкой, а новую Светку завести не успел. Вот и вынужден был притопать в гордом и сварливом одиночестве. Нам же было очень-очень-очень угарно. А Димон даже периодически подтрунивал над корешом-неудачником. И вот после очередного плотного обжимания, которое по старой укоренившейся привычке называлось медленным танцем, выпустив из объятий захмелевших подруг и пропустив по рюмахе, я и Димон, накинув куртки, ввалились на балкон.

На балконе курил Гарик. Опершись на перила, недовольно морщась, он смотрел куда-то вниз. Внизу посреди детской площадки сидел, потупившись, утопая в полумраке, худощавый парень возрастом, кажется, чуть старше нас. На улице снега не было, но температура стояла минусовая, а парень был одет очень легко. Я присмотрелся. Похоже… кеды или что-то такое, джинсы и легкий свитер.

«Фигасе, морж», – подумал я.

– Гарюнь, – сказал Димон, косясь на меня и подмигивая, – а угадай загадку, может ли такое быть: лампочка горит, а Света не дает, а?

Гарик молчал.

– Ну, чё тебе, пацанам ответить западло, что ли?

Я захихикал, а Гарик пробурчал:

– Тупой, дебильный, старый, как говно мамонта, прикол.

– Ну тебе-то лучше знать, – Димон заржал совершенно по-лошадиному, и в этот миг из комнаты донеслось, наверное, уже в десятый раз за этот день:

«You and me… We used to be together… Every day together… always…»

– Блядь, как же задолбала эта доунт спик! – Гарик со злостью метнул окурок в ледяную тьму. – Что других песен нет?

– Да чё ты, Гарюня, нормуль песня, – подмигнул мне Димон, – моя Даша под нее обожает пороться. Особенно когда певица в конце так «ау-ау!» делает. И Дашка в этот момент так же стонет. Это заводит вааще конкретно. Вот попробуй… ах да, прости…

Я невольно хохотнул. Все-таки мудаки на нашем празднике жизни не перевелись. Уж не знаю в самом ли деле Димон трахает свою Дашку под Don’t Speak, но Гарику он сегодня стопудово вытрахает весь мозг.

«Ну, до драки, надеюсь, не дойдет», – подумал я, а вслух сказал:

– Щас сменим пластинку.

Я заглянул в комнату. Никто не танцевал. Это сильно облегчало решение задачи. Возле музыкального центра суетился Серега – хозяин хаты.

– Серый! – крикнул я. – По-братски, смени мелодию, а! Прошу!

Серега повернулся, расплылся в счастливо пьяной улыбке и, подняв руку, зашагал пошатываясь навстречу.

– Кентяра! – выкрикнул он. – Кентяра, дай пять! Дай пять, кентяра!

Я хлопнул его по ладони и повторил просьбу.

– Без проблем, кентяра! Ща все будет! От души, кентяра!

Я поблагодарил и вернулся на балкон. Гарик снова курил, снова злился. Димон, криво улыбаясь, разглагольствовал о женских сиськах и как, в зависимости от размера и формы, за них лучше браться. Опершись на перила, я зажег сигарету. Взглянул вниз. Странный парень все так же сидел на лавке. В этот момент набивший оскомину хит оборвался на полуноте и заиграла новая мелодия.

Часть Вторая. Второй Новый год (Зима и весна)

Три месяца спустя я и Маринка разбежались. Сейчас я даже не помню, кто был инициатором расставания. Мы как-то очень быстро друг другу надоели. Как-то очень скоро начали собачиться по мелочам и вообще без повода. Как-то резко отдалились. Наверное, мы слишком по-разному представляли себе свою совместную жизнь. Наверное, каждый из нас ничем не собирался жертвовать ради другого. Наверное, мы хотели получать больше, чем отдавать, и никто не шел на компромисс.

На сегодняшний день это кажется далеким и несущественным. А тогда…

Тогда это воспринималось совсем по-другому…